Притвориться, что это в первый раз

      Экко точно не знал, чего стоит ожидать по их прибытии в убежище. Картины счастливого очищенного Зауна, их общей совместной семейной фотографии с Вай, Кейтлин и остальными, спокойные будни, полные обыденностей и разговоров ни о чем вместо постоянного планирования атак и забот о голодных и нуждающихся, так и сплывали перед глазами, но для этого определенно, определенно было слишком рано.              Лицо Джинкс оставалось нечитаемым всю оставшуюся поездку. Казалось, чем ближе стены города, тем сильнее она осознавала последствия принятого решения. Возможно, это была легкая мания, мимолетная идея, которой воля не смогла вовремя воспротивиться, но теперь было слишком поздно отступать. По этой причине или нет, она выбрала самый темный и длинный из предложенных плащей, которые больше подходили под стиль этого города, а не те полупесчаные мешки, которые так любил Билджвотер.              Не сложно было почувствовать общее смятение группы, сразу догадавшейся по весьма примечательному цвету волос, кто является их гостем. Только Шрам самодовольно улыбнулся, завидев их вместе заходящих в общую комнату, словно знал с самого начала, чем все это кончится. У Экко не было идей, как все это объяснить остальным. Официально представить перед всеми? Пустить небольшой слух, который перерастет в самый настоящий скандал?              Экко продолжал над этим думать, проверяя работоспособность ховерборда, припасенного в доках Зауна. Придумывал варианты речи, завязывая глаза Джинкс и остальным, готовясь провести их в логово. Не то, чтобы он не доверял ей в этом плане. Джинкс была сумасшедшей, но не глупой, и таких секретов точно не выдаст, да и некому было. И все же было бы странно, покажи он путь ей, пока ребята, уже больше полугода числившиеся в их рядах, были бы лишены такой привилегии.              Ховерборды не были любимым транспортом Джинкс, что можно было понять по ее особой мании подорвать их как можно больше во время каждой их стычки. И сейчас, девушка в недоверии взобралась на один. Ее недовольно сморщенный нос и хмурые брови были видны даже сквозь повязку. Экко не удавалось сдержать улыбку при виде ее такой, полностью потерянной из-за нового положения. Особенно, когда в основном ее настроение было где-то между «Я хочу покинуть этот мир» и «Неплохо, если этот мир покинут все вместе со мной».       Его тело оказалось аккурат позади нее, пока Экко заводил пяткой двигатель и одной рукой перехватывал ее через талию, прижимая ближе к себе, пускай в этом и не было такой уж необходимости. Но кто ей об этом скажет?              Джинкс уклоняется вбок вслепую, поворачивая к нему лицо и задевая своим носом его подбородок. Хватает за только повязанный на шее алый шарф, притягивая ближе к себе и чуть душа его. Ни минуты спокойствия с этой бестией.              — Начну падать, утяну тебя за собой, так и знай, — за внешней ворчливостью скрываются серьезные страхи. Возвращаться в место, ударившее тебя столько раз, — тяжело, но едва ли она сейчас ищет в нем утешение.              — Не слишком ли быстро смерть разлучит нас? — странная самоуверенность сочится из каждой клетки его тела. Было ли это его возвращение в родные края или его возвращение с ней?              Экко поднимает их в воздух быстрее, чем Джинкс успевает придумать остроту в ответ. Ей плюс, — она даже и не пищит, стоило борду стремительно набрать высоту, а после упасть камнем вниз, влетая в один из миллионов вентиляционных туннелей, паутиной связывающих город. И все же хватка на его шее усиливается, когда ее кисть дважды оборачивается вокруг ткани то ли все же от страха, то ли от соблазна исполнить свое обещание.              — Эта хрень не может летать ровнее? — ее плохо слышно из-за встречного ветра и отражаемого от металлических стен шума двигателя. Экко усмехается, и Джинкс не может не почувствовать этого спиной, за что ударяет его локтем в ребра, случайно дернувшись на повороте.              Ее сердце, несмотря на внешний страх, звучит ровно и размеренно прямо под его широкой ладонью. Экко сжимает пальцы на талии сильнее, прощупывая каждое ребро и наслаждаясь движением ее дыхания под своей кожей.              Джинкс терпит все облапывания, но начинает заводиться, когда их поездка занимает больше ожидаемого времени.              — Уже скоро? — Экко цокает, стоит ей задать этот вопрос уже в десятый раз.              — Напомни, кого ты называла нытиком?              Кончики пальцев дергаются в желании защекотать ее, но он знает, что это превратится в игру на выживание.              — Ты сейчас ноешь, так что все справедливо.              Джинкс полностью заваливается на него, кладя голову на плечо, и запрокидывает подбородок, глядя куда-то вверх, словно может увидеть хоть что-то интересное сквозь плотную ткань. Ее тело мягкое и податливое, повторяет его изгибы, пока она в наглую использует Экко как стенку, к которой можно лениво привалиться. Он мог бы поддеть ее, сострить, но молчит, пожираемый теми же кошмарами.              «Что будет дальше?»              Вопрос остается без ответа и тогда, когда они прибывают ко входу в деревню. Все та же закаленная старинная дверь-щит, уже много лет защищающая их от внешних неприятелей. Чувства раздваиваются, пока радость от скорой встречи с семьей и страх реакции этой семьи на его весьма неожиданное возвращение борются внутри. И все же, первое выигрывает, вытягивая на его лице кривоватую, но счастливую ухмылку.              Непривычно яркий свет режет глаза, вынуждая щуриться и уворачиваться от лучей пробивающегося солнца, но даже так удается увидеть уже собравшуюся толпу внутри толпу.              — Экко! — ликование блещет со всех углов, а десятки рук обнимают его в унисон, хотя он даже и не успевает разглядеть их владельцев. Голоса сливаются в сплошную мешанину, но сносящая с ног радость слышна в каждом из них.              — Да, да, я тоже скучал, — ему удается обнять в ответ пару человек, когда толпа уже отступает на шаг назад, давая ему хоть немного воздуха.              — Какого черта, Экко? — Хэрри, десятилетний мальчуган с недостатком зубов, но наличием безумной смелости, встает прямо перед ним, упирая руки в бока. — Сначала на полгода пропадаешь, мы уже тебя в мертвых зачисляем, а теперь это?              — Воу-воу, не слишком грубо? — Экко не сильно ударяет его в лоб, толкая от себя под общую усмешку людей вокруг.              Он и не подозревал, как сильно скучал по этому месту. Осознал, только когда удалось вдохнуть свежий воздух, пропитанный запахом сочной листвы, и увидеть зеленый свет, льющийся на них буквально отовсюду. Мелкие поджигатели всё ещё летали вокруг, тусклые в лучах дневного солнца.              — Не так грубо как-то, что ты постоянно прикидываешься мертвым, — безбашенный Хэрри, его вообще нельзя смутить ничем, от того и спорить бесполезно.              На словах мальчугана Экко косо оглянулся через плечо, ища глазами подругу, желая только проверить, не успела ли она исчезнуть за то время, пока он был занят друзьями. Все вокруг, хотели они того или нет, проследили за его взглядом. Как и обычно, Джинкс оказалась в самом эпицентре внимания.              Сложно было прочесть ее эмоции, пока лицо было упрятано в тени капюшона, но даже сквозь слои ткани, Экко видел, как напряглось ее тело, а плечи чуть поддергивало от нервозности. Его до недавнего времени гениальная идея возвращения перестала казаться такой уж разумной, но Джинкс не дала ему времени взаправду пожалеть об этом. Она скинула свой капюшон, поднимая лицо на столько, на сколько позволяла ее смелость и гордость. Глаза пристально оглядывали всех, предупреждая, хотя и было в них легко прочесть ее собственную настороженность. Усмешка, толком не коснувшаяся ее глаз, скривила лицо.              — Ну, в этом он не одинок, — первые шаги вперед через расступающуюся молчаливую толпу дались безумно тяжело, но выбора так или иначе не было.              Стояла гробовая тишина минуту. Две. Осознать было сложно, принять еще сложнее. Экко думал, что они простоят так весь день и всю ночь, пока наконец Дина, та самая Дина, лучшую подругу которой самолично убила Джинкс, Дина, с трудом принимающая чужаков, и которой проще общаться с птицами, чем с людьми, вышла вперед.              Джинкс не сдвинулась с места, ожидая, когда девушка подойдет ближе. Пурпурные глаза следили за каждым ее движением, практически не моргая. Экко сам не знал, чего ожидать, ни разу и не видев их стоящих рядом в одной комнате и не зная, какие взаимоотношения выстроились между ними за те полгода, что его не было.              Дина шла медленно, замирая на миг каждый раз перед тем, как коснуться земли ногой, безумно напоминая этим какую-то диковинную птицу. Ее плавные движение тела завораживали всех кроме девушки, стоящей статуей, стоило поджигательнице в маске остановиться в шаге от нее.              Они смотрели друг на друга, оценивая. Было странное чувство, что девушки оказались на своей собственной волне, поэтому Джинкс даже и не дернулась, стоило чужой ладони коснуться ее плеча. Дина потянула маску за птичий клюв, сдергивая ту с головы, только чтобы улыбнуться новоприбывшей. Ее округлые черты лица стали еще мягче, а медовые глаза искренне сияли от радости встречи.              — С возвращением.              Одной этой фразы было достаточно для того, чтобы все пришло в движение. Разговоры полились рекой, и всем, включая Экко, который даже не заметил, что задержал дыхание, удалось облегченно выдохнуть.              Джинкс усмехнулась, приподнимая брови и закатывая глаза.              — Гостеприимству вы за это время так и не научились? — Дина шире улыбнулась в ответ, смущаясь, стоило обеим вспомнить их с Экко прошлое подобное возвращение, когда все избегали их часами, пока не удостоверились, что их лидер — не призрак, а заунитка пришла к ним не с целью всех убить.              Череда разговоров, улыбок и крепких объятий разделяет их на какое-то время, хотя едва ли Экко смог бы оторвать от нее взгляд, держа ее в поле своего зрения каждую секунду. Сердце набирало темп, стоило ему только потерять ее, и тут же приходило в норму, когда голубой мелькал где-то на периферии. Эти американские горки кончились только ближе к вечеру, когда все были пресыщены общением и убеждены, что он больше никуда не пропадет. Джинкс провела все время больше в одиночестве, мотаясь по доступным ей окрестностям, то и дело замирая перед граффити потерянных детей Зауна. Собственное лицо на стене все еще казалось ей инородным.       Она все рассчитывала, как сильно разозлится Экко, если в одну из ночей все же решится замазать саму себя.              Поджигатель нашел ее первым, стоящей на том же самом месте, где и оставил. Джинкс ощущала себя здесь также, как и свой детский портрет, совсем неуместной. Ее доля — глухие темные расщелины, да заброшенные заводы и фабрики. Уютные светлые места, полные теплой еды, дружеского общения, чувства безопасности, были просто чужды.              — Думаю, теперь мой черед проводить экскурсию, — Экко чуть пригнулся, уже по привычке вылавливая ее потерянный взгляд и привлекая к себе внимание. Его улыбка была призрачной, но мягкой, неуверенность скрывалась в самых уголках губ.              Джинкс сначала не реагирует на его слова, только смотрит долго-долго. Этот совершенно сумасшедший парень правда верит, что она приживется здесь? В его аккуратно взращённом саду? Экко видит в ней необычайный, уникальный в своей красоте цветок, возможно, даже и не подозревая, что подобрал самый обыкновенный сорняк, который уничтожит все дорогое, что у него есть.              — Ну, попробуй удивить.              Что ж, если говорить правду, то она была впечатлена. В первый свой приход сюда ей не было дела до внутреннего устройства этого убежища — куда больший интерес вызывали схемы и переработка ее воздушного шара.       Это место было куда больше, чем могло показаться.              Основная часть была выстроена вокруг дерева — общее помещение и большая часть комнат для проживания, внутри же железных стен было множество хитросплетенных проходов и помещений, что ужасно напоминало ей заваленный хламом муравейник. Кухня, общие душевые, складные помещения и дополнительные комнаты для проживания — все тщательно было запрятано внутри, так что с внешней стороны едва ли можно было понять, что здесь кто-то проживает.              — Вы сами здесь все прорубили? — Джинкс обращает внимание на неровный срез стен в проходах, означающих, что многих помещений здесь быть и не должно.              — Приходится идти в глубь. Прибывающих все больше, а снаружи место не увеличишь, да и дерево не стоит сильно перенагружать, — Джинкс кивает понимающе. Несмотря на то, что новые места находятся также в тесных расщелинах, они не напоминают ей Заун. Люди здесь стараются создать наибольший уют, поэтому даже проходя вдоль голых серых стен, Джинкс не ощущает привычного для города удушения.              — В этой части у нас бывают совместные ужины по каким-то значимым событиям: чей-то день рождения, удачная вылазка или просто желание повеселиться, — Экко кивает на пустынный угол на главной площади, который сейчас оказывается полностью пустым. — А так обычно все получают свою порцию еды и запрятываются в комнатах. Кстати, у нас есть дежурства.              Джинкс хмыкает, складывая руки на груди, когда Экко показывает их таблицу для дежурств со всеми расписанными именами и датами.              — Общий вклад в общее дело?              — Что-то типа того.              — Фанатики.              — Ответственные граждане своего общества.              — Я так и сказала, — Джинкс откашливается в кулак, отворачиваясь от него. Экко закатывает глаза, едва сдерживая улыбку и толкает ее в спину, ведя их в последнее место их назначения, на самую макушку дерева.              — Добро пожаловать в твою новую комнату, — дверь открывается нараспашку, запуская их в хорошо знакомое помещение. Джинкс заваливается на стул на колесиках, скрещивая на нем ноги и крутясь вокруг своей оси.              — Это твоя комната, — напоминает она ему, продолжая вертеться на месте и смотря в деревянный потолок, обвешанный множествами макетов дирижаблей, воздушных шаров и бумажных птиц, служивших некогда прототипом для его ховерборда.              — Да… Сейчас свободных мест не так много, а я не думаю, что тебе хотелось бы делить пространство с незнакомцами, — его взгляд быстро огибает комнату, ища любые вещи, которые он забыл убрать и которые могли бы открыть ей шокирующую правду… обо всем. Хотя Экко был уверен, стоит двери закрыться за его спиной, как Джинкс тут же перевернет всех верх дном из обычного, свойственного ей любопытства.              — И тебе твоя комната не сильно нужна? — Джинкс оглядывает его стол, замечая знакомые и рукотворные инструменты, стену, обвешанную пометками, чертежами и просто глупыми рисунками и записками самому себе. Что-то привлекает ее внимание, отчего Джинкс чуть ли не носом утыкается в бумагу.              — Не сильно, я только в ней сплю и проектирую. Первое я могу делать и на диване в общей комнате, а ко второму, скорее всего, не скоро вернусь. Ну, ты знаешь, бандиты, активно ищущие нас, усиление производства мерцания, все дела. Так что чувствуй себя как дома, — смысл своей последней фразы совсем не понял, ведь Джинкс и без этого уже по-хозяйски забросила свой рюкзак с жалкими пожитками под стол и потянулась к стопке его бумаг, выуживая оттуда кожаный ежедневник. Куча книг, тетрадей и листов опасно покачнулась. — Да, здесь есть просто идеи разработок. Можешь рассмотреть на досуге.              Девушка уже не слушает его, облокотившись спиной о стол и уткнувшись лицом в его записи.              Дрожь волной прошлась по телу, застряв где-то внизу живота.       Джинкс сидит на стуле в его комнате. Желтоватый свет лампы мягко падает на нее, скрывая бледность кожи и следы усталости на лице. Деревянная мебель и стены вокруг навевают атмосферу сказки, словно они, просто дети, гуляющие в лесу и собирающие ягоды, забрели в волшебный домик. Глупая мысль о том, что ей идет эта комната, мелькает на самой границе сознания. И эта идея дает ему осознание, как различны их миры. Его комната наполнена личными вещами: открытками, детскими рисунками, подарками друзей и знакомых на разные праздники. Захоти он увести отсюда всю свою жизнь — и дирижабля не хватит. Ее же жизнь умещается в один полупустой рюкзак.              Безумное желание вновь обнять ее, спасти от этого безумного одиночества, на которое Джинкс самолично обрекла себя, порывает его сделать шаг вперед, но быстрый и острый взгляд поверх блокнота, говорит о том, что делать задуманного не стоит.              Экко громко выдыхает, отворачиваясь к распахнутому окну, мимо которого пролетают одиночки-поджигатели, чей зеленый цвет стал ярче в наступивших сумерках.              — Располагайся пока, я навещу тебя утром.              Ответа он не получает, как и какой-либо реакции с ее стороны. Дверь медленно прикрывается за ним, забирая яркие лучи комнатного света, пока замок не защелкивается, и Экко может не боясь прислониться боком к двери. Усталость резко накатывает на него, валя с ног. И почему он думал, что здесь все станет легче?              

***

             Все невысказанные вопросы, возмущения и просто чистой воды ругань выплескиваются на него уже ночью, когда Экко решает созвать экстренное собрание поджигателей. А если точнее, его ближайшего круга. В общей комнате сидело от силы человек десять, но это были те люди, кого он знал годами и мог назвать братьями или сестрами, чья верность не ставилась ни под какое сомнение.              — Ты прости меня, Экко, но это все полнейшая хрень, — Джин нервно расхаживает по комнате, играя тенями на стенах от одной единственной лампы в помещении. — Как это все вообще произошло?              — Ты думаешь, это был мой план? — Экко не выдерживает, откидываясь на диван и запуская руки в волосы, оттягивая отросшие дреды за кончики. Он слишком устал от бесконечной череды одинаковых вопросов, на которые и сам не знает ответа, от того раздражение и переливается через край. — Я был ранен, она меня спасла, все. Я и сам не знал, что она вообще жива и находится в Билджвотере!              — Это мы поняли, — Бэв, грузный мужчина, первый нашедший Экко в полном отчаянии на улицах Зауна после мнимой смерти Вай и остальных, подал голос, поднимая руки, чтобы склонить всех к спокойствию. — Но почему она оказалась тут?              Потому что она моя первая любовь еще с детства. Потому что я провел полгода с ее версией в другой реальности, и снова влюбился в нее, а еще целовался в ней. Потому что без нее здесь я не вижу будущего для Зауна. И для себя.              — Она нужна нам. Она может помочь, — Экко резко наклоняется вперед, опираясь локтями на широко раздвинутые в стороны колени и собираясь с мыслями. Настроение в комнате резко переменилось, и все переглянулись, пододвигаясь поближе. — Химбароны намерены набрать обороты в производстве и настроить торговлю с остальным миром. С Билджвотером это уже началось: там есть заведения полные мерцания. Но у них есть одна проблема, мешающая им действовать смелее, — мы.              — Это мало что меняет, — Джин дергает худыми плечами, складывая руки на груди. Он старается притвориться, что проблемы нет, прекрасно понимая, что Экко не стал бы тревожить их по пустякам. — Мы всегда им мешали, и это…              — Они ищут нас, — поразительно, как много силы в всего трех словах. Поджигатели тут же умолкают, впиваясь в него взглядом. Кажется, даже огонь в камине прямо за их спинами трещит уже не так громко. — Я видел карту. Они уже исследовали около двенадцати точек Зауна.              Дина тут же молча встает, порываясь к старым покорёженным шкафам и выуживая оттуда стопку бумаг. Свернутая в трубку карта города падает к ее ногам, и один из ребят тянется за ней, помогая. Экко чертит кресты, опираясь только на свои воспоминания. Стоит свериться с Джинкс, у него не было так много времени, чтобы тщательно вглядеться в их записи.              — Опять же, мало что меняется. Силко тоже пытался выследить нас, — Джин гнет линию, хотя сам уже выстраивает стратегию по усилению защиты убежища.              — Мы никогда не были его основной целью, — Экко отбрасывает карандаш, откидываясь на диван и издалека оглядывая проделанную работу. Выглядит похоже.              — Не вижу никакой стратегии, — Дина по-птичьи наклоняет голову в разные стороны, словно угол обзора мог сместить точки. Она водит пальцем от одной до другой, но взаимосвязи и правда не видно, словно они сами тыкали пальцем в небо.              — Как бы там ни было, впредь мы должны быть осторожны, — его шея неприятно хрустит, стоит чуть повернуть голову в сторону. За окном стоит уже поздняя ночь, пролетающие мимо жучки сияют зеленым. Этот цвет, некогда служивший им всем надеждой и верой в лучшее, сейчас заставляет только задуматься о том, как на самом деле хрупок так кропотливо созданный мир. — Следите за недавно прибывшими, они не должны вылезать дальше положенной территории. Если услышите чьи-то расспросы о нашем местонахождении, тут же сообщайте мне или Шраму.              Собственные слова звучали так инородно. Экко всегда рисковал этим местом, вслепую приводя все новых и новых людей. Но теперь угроза не эфемерна, он просто-напросто столкнулся с ней лицом к лицу. До сих пор наивно верить, что все сложится само по себе, было бы верхней ступенью глупости.              — Больше не приводим желающих просто так. Ведем список, какое-то время следим за ними. Если ничего подозрительного нет — можно привести. Если же вас что-то смущает… — Последнее слово встает перед ним как непреодолимый рубеж. Он никогда не отворачивался от людей. Даже если у них было перенаселение, даже если эти люди были смертельно больны или не могли работать вместе с остальными. Сейчас же это было необходимостью выживания. — Отказываем.              Если команда и была удивлена, то внешне они этого никак не показали. Все кивнули, соглашаясь с новыми реалиями, возможно, даже легче, чем он.       — И Джинкс…       — Никто вне убежища не должен знать, что она здесь или вообще жива, — Карен, весь вечер простоявшая за углом в напряженном молчании, кивает ему, не глядя. Она была намного старше его, и после всей ее многолетней заботы о нем и об остальных сиротах сложно было не видеть в ней материнскую фигуру. И сейчас, она выглядела знающей что-то, что было в порядке вещей, но едва ли могло быть полезным для него. — Не волнуйся, парень, позаботимся.              — Уже поздно, всем надо отдохнуть, — Экко встает первым, направляясь к двери и выходя на небольшой балкон-крыльцо. Желтые огни гирлянд тускло прорываются сквозь густую листву, давая их пространству небольшое освещение, достаточное, чтобы увидеть друг друга, но недостаточное, чтобы прочесть эмоции на чужом лице.              Ребята уходят один за другим, обнимая или хлопая его по плечу на прощание. Шрам единственный, кто остается, прислоняясь спиной к стене общего дома и ожидая, когда все уйдут достаточно далеко.              Экко опирается руками о перила, смотря вниз и упиваясь прохладой вечернего воздуха. Он совершенно не удивлен присутствию друга, глаза которого не оставляли его после принятых им решений.              — Ну так что? — молчание стало уж слишком невыносимым. Его плечи опустились от усталости, да и просто уже хотелось лечь спать, но планы нельзя было отложить ни на минуту.              — Ты и сам знаешь, — шаги Шрама твердые, громкие, с легким металлическом лязгом ботинок. Экко не поворачивается, стоит другу встать рядом и в точно такой же позе опереться на ограждение.              Вместо того он возводит глаза к небу, легко и быстро находя яркий огонек света на самой верхушке дерева, который едва-едва виден сквозь листья. Она еще не спит, значит. Или же оставила свет включенным, хотя слабо верится, что Джинкс боится монстров в темноте. Сама же любого напугает.              — Я много чего знаю, — бурчит он, уставший от этих вечных намеков и недомолвок. Ему уже хватает одной такой персоны в жизни. Если уж и Шрам начнет вести себя схоже, можно смело прыгать с дерева без ховерборда.              Стоит, кстати, и ее научить ездить на одном. Подниматься и спускаться по всем этим бесконечным лестницам не то чтобы приятно.              — Последняя стычка. Они даже не пытались выкрасть товар, просто…              — Наблюдали за нами… Да, я заметил, — это до сих пор не давало ему покоя. С чем могла быть связана такая резкая перемена в их стратегии? Пытались ли они понять устройство ховерборда или выяснить чью-то личность? Найти слабое звено? Взять кого-то в плен? Вопросов была куда больше, чем ответов. — Я думаю над этим.              — И еще кое-что.              Шрам развернулся к нему спиной и сложил руки на груди. Его мышеподобное лицо приняло то самое напряжённое, хмурое выражение, которое Экко ужасно не любил. Такое лицо было всегда, когда друг решал сказать неприятные новости.              — Ты сказал не доверять новеньким, — зеленые глаза впились в него, кажется, готовясь считать любое проявление эмоций на лице Экко. Большие уши уклонились чуть назад, и парень знает, что точно также делают животные перед нападением. — Что насчет нее? Ты доверяешь ей?              Казалось, мир по странному сузился и расширился вокруг него, оставляя в животе неприятное тошнотворное ощущение. Мысли взлетели, словно потревоженные ветром бабочки, одна за другой ударяясь об его черепную коробку. Дерево под голыми ладонями, которое Экко то и дело сжимал, находя в нем свое успокоение, теперь только раздражало его, да и весь воздух вокруг стал уж слишком густым.              — Ты… ты думаешь, она с ними?              Это была безумная идея, которая за все время ни разу не приходила ему в голову.              Экко резко оттолкнулся от перил, словно пытался также оттолкнуть от себя свои же мысли, выпрямился, сморщив лицо ток, будто ему под нос подсунули нечто ужасно зловонное.              — Просто странное совпадение, — Шрам пожимает плечами, игнорируя метания друга. Тон голоса по-прежнему деловой и ровный. — Сначала она оказалась в доках, вытащила тебя, а потом решила не возвращать нам, хотя могла. А теперь еще и оказалась здесь после того, как сама бежала из Зауна.              — Рана была серьезной, — Экко бездумно повторял ее слова, борясь с доводами разума, пока сердце жутко кровоточило. Ощущалось это практически на физическом уровне. — И она не хотела возвращаться, это я уговорил ее.              Молчание повисло между ними, но не то уютное, что бывает между людьми, знающими друг руга уже много лет и не нуждающихся в извечных разговорах. Это была та тишина, когда все вокруг замирает в ожидании атаки или взрыва. Когда даже не хочется говорить, зная, что тебя так или иначе прервут.              Экко не нравился новый взгляд Шрама на него. Проницательный, осторожный. Было ощущение, что теперь он знает о нем что-то, о чем парень сам пока и не догадывается.              — Я не прошу тебя прогонять ее или запирать в клетке. Просто… — мужчина вздыхает, отталкиваясь и следуя примеру остальных, подходя к лестнице вниз, готовый уйти. — Будь осторожен.              После их ухода опустевшая комната должна казаться просторнее, а воздух свежее, но все происходит ровно наоборот. Ему не сидится на месте, диван ощущается слишком мягким, а огонь слишком горячим. Экко тушит поленья, погружая комнату в темноту, но уже спустя секунду поворачивает бревна другой стороной и вновь разводит огонь. Он выходит на улицу, вскакивает на борд и бездумно наворачивает круги вокруг дерева. Окно его комнаты больше не горит, а будить ее в первую же ночь с расспросами совсем не хочется.              Как и не хочется думать об этой совершенно глупой догадке Шрама, да вот только не выходит. Экко убеждает себя в том, что товарища там не было. Он не видел приют, не видел Джинкс, окруженную детьми и искренне переживающую за них. Но что, если из-за этого Экко и не может мыслить здраво? Что, если это был хорошо продуманный наперед план?              — Да быть того не может, — Экко обратно падает на диван и сжимает пальцами переносицу. Карта перед ним, линии которой едва видны в тихом свете огня, навевает воспоминания. С одной стороны, Джинкс не хотела, чтобы они выслеживали того парня, но ведь сама указала на нужную дверь. И угадала, словно знала. Но зачем ей тогда нужно было приводить его в приют? Отвлечь? Сбить с толку? И у нее была информация по поводу прилета и вылета дирижабля. Ее кто-то информировал. С другой стороны, она сама давала ответы на каждый вопрос, и звучали они вполне правдиво.              И кто только тянул Шрама за язык?              Экко не верит во все это, но и не может перестать думать. Поджигатели — вот его первоочередная забота и ответственность. И он должен делать все для их защиты. С другой стороны была Джинкс. Паудер. Девушка, которая была ответом на все вопросы и с которой он чувствовал себя так, словно смерть ему не страшна. Забавно, что о своем окружении Джинкс говорит ровно наоборот.              Разглядывание комнаты не помогает отвлечься: все те же дощатые кривые стены, общие фото, записи, каракули детей, новоприбывших или уже выросших в этих стенах. Это было первое здание, что он построил, только найдя это место. Одиннадцатилетка среди закаленных жизнью взрослых, который только и может предложить миру свою веру во что-то лучшее. Забавно, с годами мало что переменилось.              Ночь сменяется рассветом, а тот и ранним утром, а Экко продолжает валяться кучей на диване, тупо уставившись на карту, не способный принять нужное решение. Доверять или подозревать. Расспросить обо всем прямо или превратить их отношения в многонедельную слежку.              Он сам привёл ее сюда только вчера утром, а теперь должен оттолкнуть, чтобы выяснить правду. Неужели все отношения такие сложные?              Дела в убежище заполняют его на какое-то время. Круговорот лиц вытесняет ее черты из его мыслей, а уже третий мозговой штурм за день позволяет унять его тягу быть с ней прямо сейчас. И все же, это не мешает Экко находить себя смотрящим в небо, а если точнее, на собственный дом наверху с закрытой дверью и плотно затянутыми занавесками. За весь день он ни разу не замечал ее внизу, и волнение заставляло его взлетать на борде выше нужного.              — Я не смогу снова сражаться с ней, — признается он, стоя на балконе на том же самом месте. Очередное утро не дает ему подсказок, а чувство вины за то, что он вот так просто бросил ее, не позволяет спать или просто есть. — Если окажется, что она за них.              Шрам выглядит удивленным и, вот черт, ему просто смешно.              — Стоит теперь учитывать, каким чувствительным ты стал, — он мотает головой в усмешке и отпивает что-то из своей фляги. Его зеленые кошачьи глаза неустанно следят за землей, где на четвереньках ползает его повзрослевшая дочь. — Я просто продолжил твою мысль, и все.              — Да иди ты, — Экко закипает быстрее, чем сам того ожидает. Пальцы стучат по дереву, пока он успокаивает себя глубокими вдохами. — Ты сам сказал, что она может быть за них.              — Да, но я хотел, чтобы ты не бросался в омут с головой, — его настроение поднимается с каждым нервным движением Экко. — Слушай, ты сох по этой девчонке все эти полгода. Если не всю жизнь. Теперь она здесь, и ты можешь от счастья вообще даже дуло пистолета перед лицом не заметить.              Резкий смешок срывается с губ, стоит Шраму своими словами попасть прямо в цель. Неужто он и правда стал таким параноиком?              — С каких только пор ты такой многословный? — его руки складываются на груди, указательный палец по привычке потирает плохо зашивший шрам от проскользившей по коже пули. Возможно, это был даже ее выстрел.              — С тех пор как ты стал психом, — Шрам поднимает зеленые глаза вверх, и не сложно догадаться, на что он смотрит. — Надеюсь, это не…              Громкий взрыв раздается сверху, эхом отражаясь от металлических стен, так что даже им это бьет по ушам.              — Заразно.