Притвориться, что это в первый раз

Пробуждение было едва ли легче предыдущего. Тело ломило сильнее, а свет казался в разы ярче. Свет. Все такой же цветастый. Ее логово. Джинкс. Паудер. — Это был не сон, — Экко отнял руку от пульсирующих висков и откинулся обратно на подушку. — Уоу, так я прихожу к тебе во снах? — яркие глаза неожиданно возникают прямо над его лицом. Перевернутая вверх ногами ухмылочка пугает больше обычной. Экко вскакивает от неожиданности, но определенно не рассчитывает количество пространства между ними и со всей силы ударяется своим лбом об ее. Оба вскрикивают, отшатываясь и хватаясь за голову. — Черт, Пау, — и без того болевшая голова трещит еще больше. Экко не сразу замечает своей оговорки, но когда понимает, какое прозвище сорвалось с его губ, аккуратно оборачивается. Девушка, кажется, не замечает этой заминки или же просто тщательно делает вид. — И тебе доброе утро, коротышка, — только бурчит она в ответ, поднимаясь на ноги. По высоко стоящему солнцу становится понятно, что утро уже далеко не раннее, и пока он сонно потирает глаза, стараясь сфокусироваться на своем окружении, Джинкс уже вполне бодро скачет вокруг, кажется, и не пытаясь сосредоточиться на одном деле. Неожиданно тяжелая куча ткани летит ему прямо в лицо, вынуждая вновь лечь на спину. — Твоя одежда и разные… другие штучки. Ванная за двумя поворотами направо. Бинты не мочить, в воде не топиться, — девушка салютует ему знаком «мир» прежде чем полностью исчезнуть за тканевыми перегородками, и только ее голос, напевающий все одну и ту же мелодию, продолжал какое-то время отражаться от стен. Экко не успевал поразиться столь стремительной смене настроения, скидывая это на в целом весьма нестабильный характер Джинкс. Вчера она казалась грустной, меланхоличной и чем-то до жути раздраженной, сегодня же светилась и прыгала от внутренней энергии. Ванная была не лучше остальных комнат, ярко изукрашенная от потолка до пола, но все же вполне себе чистая. Казалось, Джинкс намеренно оставляла свои следы повсюду так, чтобы люди не забывали ее. Те же Джинксеры, все еще верящие в свой символ, то и дело находят ее граффити в самых далеких уголках Зауна, куда не сунутся и самые закаленные торговцы темных товаров. Не стоит говорить о том, что Экко всегда является одним из первых посетителей, стоит только слуху о новой метке появится в округе. И зачем только так рвется? Экко впервые за несколько дней видит сам себя, оглядывает в помутневшем от старости зеркале. Что ж, все могло быть и намного хуже. Основной удар пришелся на грудь, но рана и окружающая ее кожа были плотно скрыты бинтами, конечности же и лицо оставались нетронутыми. Его вид можно было назвать помятым, но ярких следов усталости и недомогания он сам у себя не находил. Душ был тем, что нужно. Кипяток сбрасывал последнее напряжение с мышц, а звук воды очищал голову. Закрой глаза и окажись дома, где проблем навалом, но они не сбивают тебя с ног так ошеломительно и быстро. Джинкс жива. Девушка, которую он… Его старый друг, который… Жива. Экко уткнулся лбом в холодный кафель и приоткрыл глаза, долго смотрел как грязь сползает с него, утекая в слив. И что теперь было делать? Повеселиться вместе несколько дней, порадоваться тому, что она жива, а потом вновь отпустить? Притвориться, что ничего не изменилось, что это ничего не значило? Был конечно вариант заставить ее вернуться, уговорить как-то, но не совершит ли он таким образом ошибку? Не подвергнет ли Пилтовер и весь свой дом опасности. Вот бы можно было прожить один вариант, проверить и, в случае чего, отмотать время назад. Забавно, Z-привод пробыл в его руках меньше недели, а он уже настолько с ним сроднился, что до сих пор скучает. — Испугалась, что и правда убиться решил, — ее голос встретил его раньше глаз. Экко пожал плечами, разглаживая на себе одежду, состоящую из обычной белой майки и широких штанов, напоминающих его образ из прошлого. И ведь нашла же ему что-то, как и зубную щетку в придачу. — Переживаешь за меня? — сам не зная зачем, Экко решил подыграть ею игривому настрою. Джинкс только фыркнула, поднимая с пола чемоданчик… первой помощи? — Не хочется, чтобы потраченное добро пошло насмарку. Майка. Экко легко скинул с себя элемент одежды, хотя ощущения это действие вызвало двоякие. — Подожди, э-это ты обработала мне рану? — в голосе не получилось скрыть ярких ноток удивления и неверия. Джинкс не виделась ему тем, кто знал толк в лечении, скорее только в калечении людей. — Тут медиков не водится. Подстрелили, значит, помирай. Так что выбора особо не было, — ее руки ловко расправлялись с бинтами, аккуратно снимая их с его кожи. Последний слой был самым болезненным, когда ткань оторвалась вместе с тонкой корочкой, только-только начавшей покрывать рану. Кровь мелкой струйкой полилась вниз по груди. Экко зашипел, когда Джинкс неожиданно приложила проспиртованную марлю к краям царапины-ожога, прочищая и убирая лишнюю кровь. Черт. Рана была глубокой. Удар пришелся прямо по солнечному сплетению, но кость не затронул. Уже спасибо. Шрам останется тот еще, но уже нечего было делать. Сознание мутнело от боли и внешнего вида своего тела. Экко не был жестоким и едва ли мог выносить обильное кровавое месиво. А видеть его на себе самом было в разы хуже. — Раньше никогда не понимала такой серьезной заботы о своем теле. Всегда же можно заменить испорченный кусок, или выпить сыворотку дока, помогающую, по сути от всех болезней, — Экко сосредоточился на голосе Джинкс, чтобы отвлечься, пускай она и несла полную чепуху только чтобы он не свалился перед ней обратно в обморок. — Одна старая психопатка решила вбить мне, что я не права. Кто же знал что степлера для металла недостаточно для зашивания раны. Ностальгическая усмешка растянулась по лицу, а Экко пробрал холод. Это и правда то, что она делала с собой? Где же был так любимый ею Силко, чтобы позаботиться о названной дочери? — Не смотри на меня, — резко отрезает девушка, ненадолго отвлекаясь от своей работы. Взгляд острый, неверное слово, и голову откусит. — Не нужно меня жалеть. — И не думал, — откровенная ложь, но кому какое до этого дело? Джинкс смотрит долго, пристально. Розовые от мерцания глаза сияют от настороженности. Экко было мало тех семи дней, чтобы разгадать прожитые семь лет. Какие демоны преследовали ее все это время, чтобы она стала той, кем была? Что она сделала с Паудер внутри себя, раз от одного упоминания трясет. Экко нужны были ответы. Ему нужна была она. — Все, — оставшаяся часть работы прошла как в тумане, на Экко оказались новые чистые бинты, и он облегченно выдохнул, когда царапина пропала из виду. — Спасибо, — как и обычно, молчание в ответ. — Куда идем дальше? — Ну, ты же хотел узнать, как поживает старая подруга, — его сердце замирает на секунду от ее улыбки, сияния глаз и от слов. Экко наверняка выглядит ужасно глупо со стороны, улыбаясь как под мерцанием и безумно кивая в ответ, но и это его сейчас мало заботит. Дорога долгая и не самая приятная. Джинкс решила обогнуть центр, рассуждая, что там их легко вычислить. Что ж, от безумной рискованности за это время избавилась, уже неплохое начало. Оставшийся вне центра город слабо чем отличался от места, где они жили. Пустошь. Пустошь. Пустошь. — Люди напуганы, сидят по домам, выходят в случае крайней необходимости. Здесь воруют всё: продукты, драгоценности, детей. Убивают ещё чаще, — голова Джинкс склонена, плащ закрывает полностью все лицо и скрывает большую часть волос. Как много и она успела натворить здесь за все время? Сложно представить место более адовое чем это. Заун был опасен, безусловно. Но детей точно не трогали, как и совсем обнищавшие семьи. По расщелинам можно было гулять, если не лезешь к Химбаронам — тебя не тронут. Но это… — Безумие, — заключает он, видя только заколоченные окна и двери вокруг, представляя как люди за ними жмутся друг к другу в поиске защиты. — Почему не уехать? — Не верят в лучшую жизнь, ха? — голос скрипит, поглощенный эмоциями, и в который раз Экко терзают чувства о том, как сильно он хочет знать мысли в ее голове. — А так многие сбегают, но их быстро находят из-за долгов, а у остальных и денег на билет куда угодно нет. Идеи, мысли, догадки витают перед глазами, то строясь в сложную паутину, то распадаясь вновь. Он хочет помочь, Мальчик-спаситель, как никак. Но чем? — Воу, расслабь лицо, а то глаза скоро выпадут, — Джинкс пихает его рукой в плечо, при этом быстро поднимая голову и оглядываясь. Да уж, спокойной жизни тут не видать. — Я уже думала обо всем этом, но это не родной дом, да и помочь всем невозможно, плюс опасно. Тебе так точно. — Мне? — Экко хмурится в непонимании и одновременном удивлении. Она правда волновалась? О совершенно незнакомых людях? — Ну да, как никак, есть чем рисковать. Не лезь, коротышка. Люди здесь чистой воды маньяки, тот же Ноксус с ними не сравнится. Они не просто воины, которым достаточно копье в тебя воткнуть. Они выследят и подберут для тебя са-а-амую мучительную смерть, — Джинкс тыкает пальцем в его кончик носа так, словно без этого он не сможет понять всю тяжесть ее слов. — Звучит так, словно ты боишься, — Экко ведет плечами, теперь сам бесконтрольно оглядываясь. Здесь они точно легкая мишень. — Я? Точно нет. Повторюсь, мне нечего терять, но я видела, как эти ребята работают. То еще зрелище, — ее походка пружинистая, чуть перекошенная, словно у ребенка желающего шагать по определенным плиткам, что совсем не сочетается с угрозой, просачивающейся в голосе. Джинкс сама по себе беда, и если она предупреждает его о чем-то более опасном, к этому точно стоит прислушаться, хотя и не хочется. Особенно не тогда, когда они покидают и черту города, выходя к тому самому сиротскому приюту. Слова о том, что он находится на скале на отшибе оказываются вовсе не просто словами. Единственный тонкий, железный и уже местами проржавевший мост был единственный дорогой к накрененному зданию, стоящему посреди бушующей воды. — Как они додумались построить его здесь? — детство Экко было тяжелым, но у него хотя бы были места, где он чувствовал себя комфортно, безопасно. Тут же царила сплошная безысходность. — В целях безопасности? — Джинкс сама не верит в свой ответ, просто переданный ей из уст в уста. — Детей здесь часто воруют, вот и решили, что если в здание будет не сильно легко попасть, это хоть как-то обезопасит их. — Тут даже нет охраны, — Экко кивает на приоткрытые ворота, скрипящие под резкими порывами ветра. Все это похоже на ужасную шутку. — А я что могу поделать? Просто передаю тебе информацию. Джинкс ступает первая, шаги уверенные, намного увереннее состояния Экко, не готового так смело идти по полуразвалившимся пластам железа без своего ховерборда, но выбора особо и нет. — Не видел в тебе раньше желания помогать сиротам, — стоило трижды подумать, чем начать что-либо говорить, особенно когда есть время вспомнить их хоть и короткие, но дорогие сердцу диалоги. Джинкс замирает на месте, не готовая к так резко обвалившимся на голову воспоминаниям. Экко прикусывает губу до крови, уже коря себя сто тысяч раз за это. Иша. Три буквы, таящие в себе столько смысла и памяти. Смелая маленькая девочка, каким-то невообразимым чудом открывшая в Джинкс стороны, позабытые с годами. Стороны Паудер, чуткой ко всем, включая животных и людей, особенно таких же брошенных судьбой детей. — Мне жаль. Я не подумал, — его рука тянется к ее плечу, хочется дотронуться, развернуть к себе и так сильно обнять, чтобы все горе вылилось из-за краев. С тех пор обсуждала ли она смерть девочки с кем-либо? Едва ли. Ответа Экко не дожидается, только легкое мотание головой говорит ему о ее внутренней борьбе. Оставшийся путь проходит в тишине, хотя в голове все бесконтрольно гудит. Ровно три стука, и спустя мгновения за дверью слышатся торопливые шаги. Створка приоткрывается едва-едва, так что проглядывает только один ярко-зеленый глаз, настороженно осматривающий гостей. Узнавание происходит ровно за секунду, и дверь открывается полностью. — Джинкс! — женщина радостно улыбается, с объятиями бросаясь на вышеупомянутую девушку. Экко за ее плечом замирает от неожиданности. Что это было? — Хэй, Крисси, — Джинкс неуверенно поправляет слетевший капюшон, скомкано отвечая на объятия, оглядывается в панике и ведет себя так, словно вот-вот сорвется с места, чтобы убежать Женщина этого совершенно не замечает, отстраняясь и беря девушку за плечи. Она ниже ее, наверно, на целую голову, и этот взгляд снизу вверх с легкой щепоткой восхищения в глазах, становится с каждой секундой все более и более щенячьим. — Что-то ты совсем пропала. Ох, ты привела с собой друга! — замечая новую фигуру, женщина сразу же переключает свое внимание, подлетая к парню быстрее коршуна. Экко жмется, не готовый к порции объятий от незнакомки, но у той благо мелькает хоть какая здравая мысль, и Крисси только сильно пожимает ему руку. — Э, да, его зовут Экко, — Джинкс сама не знает, как реагировать на столь бурный фонтан эмоций. Она и не желает знать, какие выводы о них двоих заключила женщина. — Экко! Какое прекрасное имя. Ох, что же вы мерзнете на улице, проходите скорее. Внутри оказывается едва ли теплее. Удивительно, но внутри здание выглядит еще хуже чем снаружи. Дыры и трещины в стенах и потолке, запах сырости и плесени, капли падающие откуда-то сверху, образующие огромные лужи, то тут то там. — Да, с местом нам определенно не повезло, — Крисси улыбается грустно и надломлено, стесняясь собственного положения. — Сколько дыр бы мы не заделывали, всегда образуются новые. — Джинкс! Джинкс! — хор голосов доносится из самых разных уголков дома, топот мелких ножек эхом отражается от стен. Около дюжины детей самых разных возрастов сбегаются к ним, плотным кольцом окружая девушку. Они скачут и счастливо улыбаются, смотря на нее с непривычной теплотой во взглядах. Эмоции такие яркие, светлые, совсем не сочетающиеся с окружающей обстановкой. — Да, да, и я вам рада, — Джинкс играет легкое безразличие, но подрагивающие уголки губ, да едва заметный прищур сияющих глаз показывают совершенно противоположные эмоции. Она натягивает одному мальчику, особенно активному, шапку на глаза, игриво отталкивая его и вызывая смех у всех остальных детей. Грязные, до ужаса худые, но продолжающие смотреть на мир с огнем в глазах. Воспоминания о собственном детстве всплывают сами по себе. Наверняка, он точно также смотрел на Бензо, Вандера, а потом и на Вай. Больше его глаза так не горят. Джинкс необычная, яркая, что уже привлекает к ней кучу внимания, но у детей совершенно другие запросы. Им любопытно, весело, она для них совершенно диковинный человек со странной манерой общения, яркими вечно взрывающимися устройствами и толикой детскости, которой практически все взрослые оказываются лишены. Тот самый мальчик в шапке начинает тянуть ее за руки в сторону чуть приоткрытой двери из коридора. — Порисуем сегодня? Или поиграем в жуковые бои? О, о, ты не принесла пистолет с краской? — вопросы валятся со всех сторон, предложений столько, что хватит на целые дни веселья. Экко послушно идет за ними, молча наблюдая за столь необычной картиной. Зал внутри, видимо, использующийся как общая комната, полностью отличается от остальной серой массы дома. Сразу становится понятно, что Джинкс приложила к этому всему руку. Стены разукрашены во всевозможные цвета, множество вручную сконструированных игрушек кучами валяются по углам, а вдоль стен навешаны гирлянды, но, к сожалению, не горящие. Точно, электричество. — Прости, мелкотня, сегодня я здесь не для игр, — вздохи разочарования прорезают воздух, а общий веселый настрой разом затухает. Джинкс какое-то время смотрит на поникшие лица, прежде чем раздраженно что-то пробурчать и потянуться к заднему поясному карману, выуживая оттуда горстку мелких черных шариков. — На-те, повеселитесь и за меня. Она перекладывает всю горсть в руки детей, а один шарик оставляет себе, прицеливается и бросает в стенку. Тихий хлопок, и на стене появляется новое красное пятно. Дети прыгают и пищат от восторга, разбегаясь в разные стороны и начиная создавать на стенах все новые и новые слои краски. — Ты чудо, Джинкс, — Кесси говорит искренне, и Экко не может перестать смотреть, как девушка тушуется под их взглядами. Он вообще больше не может оторвать от нее глаз, то и дело воровато оглядывая ее фигуру. — Как бы там ни было, я пришла поговорить про это, — Джинкс достает из-за пазухи свой электрический генератор, находящийся во все еще разобранном виде. Оглядывается вокруг одними глазами, высматривая тех, кто может подслушивать. — Ох, это все моя вина, — Крисси хватается за голову и кажется, вот-вот готова расплакаться. Как человек с таким тонким душевным равновесием вообще мог вырасти в этом месте? — Я рассказала знакомой о том, что нам больше не нужно беспокоиться за тепло и свет, а она, видимо, рассказала остальным, а те другим… — И дошло это до кого не нужно, — заключает Джинкс. Взгляд расфокусированный, а нижняя губа зажата между зубами. Она о чем-то усиленно думает, строит планы. Выглядит это, весьма… пугающе. — Я создам еще несколько, постараюсь придумать какой-нибудь способ защиты, но больше никому, Крисси. — Конечно, спасибо тебе, Джинкс. Не хотите пока что еще задержаться? Ответ выходит отрицательным. Обратный путь дается им куда быстрее. Весь оставшийся день, вечер, да и в целом ночь они заняты конструированием, пробами, взрывами, дымом и смехом. Пол обложен бумагами, набросками, мелкими деталями, еще не использованными или уже успевшими отлететь. Они сидят между всем этим барахлом, активно споря или же молча собирая механизмы. Казалось, простая задача, установить код защиты для запуска устройства, но работа слишком тонкая, а подходящих инструментов совсем мало. Как и мало пространства для двух безумных гениев. Они сидят весь вечер непозволительно близко друг к другу и, кажется, что с каждым продвижением в устройстве приближаются друг к другу еще сильнее. Экко ощущает боком тепло ее тела, когда она наклоняется вперед, перекрывая своими лопатками весь обзор. Ее запах, чего-то сладкого, смешанного с гарью и краской, уже давно проник в его легкие, а глаза слепит от голубизны прядей. Они касаются друг друга больше, чем за последние годы и детство. Наклоняются слишком близко, рассматривая схемы и касаясь оголенных плеч друг друга. Пальцы то и дело переплетаются, стоит им одновременно потянуться к одному инструменту, а взгляды пересекаются, когда лица разделяют буквально сантиметры. Этого слишком много. Под конец вечера Экко ощущает себя натянутой струной, вот-вот готовой лопнуть. Джинкс его манит слишком сильно, ее бледная кожа, тонкие пальцы, до неправильного розовые глаза и губы. Безумие. Девушка его мечты сидит рядом с ним, стоит только протянуть руку и он почувствует ее жар. Экко знает, что отходит в ванную уже слишком часто, но не может ничего с собой поделать. Ему то жарко, то холодно, ток проходится по венам, практически выключая его мозг. Еще чуть-чуть и он определенно совершит то, что разрушит их и без того хрупкие взаимоотношения. Вода из-под крана бьет ледяная, и это то, что нужно, чтобы перевести дыхание и вытрясти лишние мысли. Отражение пугает его самого, этот растрепанный внешний вид, сильно расширенные зрачки, словно он вдохнул немалую дозу мерцания. Хотя, если быть честным, это и правда была доза, да вот только и мерцание здесь не то, что сильно ему нужно. Джинкс никак не комментирует его участившиеся побеги, хотя ее пристальный взгляд говорит все сам за себя. Экко не реагирует, игнорирует, надеясь, что вопросов не возникнет и только сам мучается от них. Чувствует ли она хотя бы капельку того, что он? Переворачивается ли желудок от одного взгляда и не покрывается ли кожа мурашками от его выдоха по чужой коже, как у него от нее? Казалось, Джинкс лишена таких душевных терзаний, а только наполнена раздражением от его копошения под боком. — Выглядит многообещающе, — устройство собрано, электричество уже циркулирует внутри, создавая небольшую голубоватую подсветку. Голубой. Снова. — Надо создать еще парочку до завтрашнего утра, — Джинкс тянется и не сдерживает зевка. Небо уже начинает светлеть, а значит, у них осталось не так много времени для сна. Экко измотан как физически, так и ментально. Ему никогда не приходилось так сильно бороться со своими чувствами и реакциями тела, но вот он сидит, уже готовый вырубиться на ледяном каменном полу, лишь бы мысли перестали роиться в голове. — Сначала спать, потом создавать, — Экко идет к импровизированной на широком полу кровати первый, надеясь, что Джинкс не придумает еще дополнительных способов его помучить. — Ха, мальчик-спаситель устал? Наступил комендантский час для геройств? — ее голос скрипит и наполнен чем-то странным, почти истеричным, словно она пытается отговорить его от чего-то, но не хочет показывать этого на прямую. Его наглость наверняка превышает все нормы гостеприимства, когда он, игнорируя все ее острые словечки, заваливается на мягкие подушки и матрасы, утыкаясь носом в тонкую ткань. Даже та пахнет ею, это сводит с ума. Его руки сжимают большое одеяло, обвивая то ногами и руками, прижимая ближе к себе. Он псих. Извращенец. Самый настоящий. Может ли психоз передаваться по воздуху? Определенно нужно подумать об этом на досуге. Вокруг все еще до непривычного тихо. Сны полны зеленых летающих огоньков, детского смеха на фоне, перебивающихся по углам шепота. Его ноги ступают по рыхлой земле у дерева, запах свежести и молодой листвы стягивает что-то в животе. Но кадры размываются, меняются. Синева прорезается сквозь крону, виднеется в глазах окружающих, а детские смешки сливаются в один, задорный и неудержимый. Смех, преследующий его с самого детства. Он все громче и громче, окружает его, с каждой секундой становясь все зловещее и скрипучее. Экко сильно дергается, вырываясь из сна, которым и кошмаров не назовешь, но все тело мелко трясет. Снова синий. Прямо перед глазами и под его кожей. Она лежит к нему ближе прошлого раза, не отгороженная ничем кроме воздуха. Дыхание ровное, острые лопатки двигаются под сплетенной венами кожей. Такая маленькая и на вид хрупкая, а подняла на своих плечах в бой весь Заун. Конечно, он помогал, и все же. Джинкс руководительница восстания, символ. Смешно даже. Ее портретами все еще полон город, а он и глаз поднять на них не может. Синий цвет на улицах, лицах и головах людей, заставляет постоянно спотыкаться и озираться. А не она ли? Но каждый раз не то. А теперь он ее нашел, свою драгоценность, которую придется вновь бросить в океан этого прогнившего мира. Была ли это искренняя привязанность или только детская привычка тащить весь хлам и ломанные вещи в дом, чтобы попытаться починить? Этим же они по сути и занимались вместе. Находили детальки и старались создать нечто прекрасное. Могли ли они сами стать такими деталями? Или их магнитный полюс был полностью противоположен? Его пальцы тянутся к ее синим локонам без какого-либо разрешения, играются с самыми кончиками, запоминая эти ощущения. Ее длинные волосы всегда манили, заставляли задуматься, на сколько же длинными были бы, если их распустить. Что ж, еще одна деталь ее жизни, которую ему не дано узнать. Кажется, Экко подобрался слишком близко. Скорость Джинкс никуда не исчезла, и вот мгновение, как она оказывается практически на нем. Колено больно впивается в живот, а маленькая, но крепкая ладонь оказывается на его шее. Розовые глаза опасно сияют до тех пор, пока узнавание не заменяет тихой ярости. Экко не сказать, что напуган, скорее удивлен, и все же не может не смотреть без опаски на зияющее дуло пистолета прямо напротив лица. И почему ни одно их совместное утро не может начинаться нормально? Эмоции на ее лице сменяются быстро, так что даже мимика за ними не поспевает. Они застывают в моменте, тяжело дыша и смотря прямо друг на друга, наплевав на весьма неудобную позу. Экко в глубине души наслаждается ее прикосновениями, пусть и слегка болезненными, ее ледяной кожей поверх его, но ни за что в этом не признается и сам себе. Розовые глаза сверлят, проглядывают все его лицо, словно видят впервые. А ему так это нравится. Ее свисающая синяя челка, тонкие губы, острые черты лица и очертания тела, нависающие над ним. Нравится, нравится, нравится. Экко кладет свою ладонь поверх ее, обвивает тонкое запястье, но не пытается убрать со своей шеи, пускай и воздуха уже не хватает. Джинкс уводит руку сама, отмирая и оглядывая вокруг, как потерянный котенок. Ей нужны секунды, чтобы прийти в себя и усмехнуться, зажмуривая глаза. Стоит ей их открыть, как взгляд меняется, пропадает та живая искорка, и вновь сломленная обстоятельствами и неудачами девушка вылезает наружу, ухмыляясь. — Голоден?

***

Джинкс определенно было легче общаться с детьми чем со взрослыми или ровесниками. Возможно, это было связано с тем, что от нее не ожидали ничего, кроме легкого безумства, игр и хаотичных идей. То, что было присуще всем детям. Плюс ко всему, они ее не боялись, прыгая вокруг, тяня ее из стороны в сторону, лишь бы улучить капельку внимания, которое она с щедростью давала. Как и Экко, хоть он и не вызывал подобного интереса. Их день в приюте был глотком свежего воздуха после долгой засухи. Установленный электродатчик работал исправно, даруя электричество, а с ним и тепло. Немного, но уже больше чем ничего. Уже вечерело. Экко воровато поглядывал из угла за весельем, вращавшимся вокруг Джинкс, энергия которой каким-то образом до сих пор не закончилась. Он уже делал мысленные пометки и эскизы, как увековечить в истории ту малышку, что открыла в Джинкс новую сторону. Точнее не открыла, я пробудила ото сна. Сделала то, чего не смог он сам. Или же не захотел достаточно сильно. Паудер точно была бы такой, если бы выросла… по-другому. Она и была, хоть и не здесь. Иша. Жаль, что их пути так и не пересеклись. Но, возможно, если Джинкс позволит, он узнает о ней как можно больше перед своим уходом. — Мистер Экко! — что ж, возможно он не был так незаметен, как он думал. Маленькая девочка с ярко-рыжими волосами, заплетенными в две торчащие в разные стороны косичками, подбежала к нему задорно, хоть и с долей смущения. Компания других девочек ее возраста стояла неподалеку в кучке, перешептываясь и смотря в их сторону. Значит, ей выпала роль переговорщика. — А у вас с мисс Джинкс скоро будут дети? Экко не знал, можно ли физически забыть, как дышать, но, кажется, именно это он и хотел сейчас проверить. Лицо девчушки, имя которой он так и не удосужился запомнить среди десятка других, краснело от смущения, но сдаваться она явно не собиралась. Джинкс сидела как ни в чем не бывало среди группы других детей, показывая им какую-то новую игрушку, наверняка такую же кусачую и звенящую как остальные. Помощи ждать не приходилось. — Я… Мы просто друзья, — Экко разводит руками, криво ухмыляясь. Кто бы подумал, что именно дети смогут его так сильно смутить. Девочка грустно вздыхает и поворачивается к подругам, отрицательно мотая головой. Групповой стон разочарования разносится по комнате. Джинкс выглядывает из-за склонившихся к ней разномастных голов и вопросительно склоняет голову. Экко дергает пальцами, скрывая лицо за ладонью, не уверенный, что сможет сдержать эмоции. Это дети, просто дети. Это странное место уже стало ему привычным. Стены не казались такими темными и одинокими, а атмосфера гнетущей. Несмотря на весьма видимое несчастье, люди казались здесь… довольными, радостными. Были ли это они сами или все это создалось силами той девушки, которая сама видит в себе только несчастья. Знала ли она сама, как повлияла на это место? — Ребята, час уже поздний, нашим гостям тоже уже нужен отдых, — голос Крисси несмотря на всю свою мягкость и нежность расстроил детей, захныкавших и бросившихся обнимать Джинкс на прощание. Ее руки в удивлении поднялись над головой, когда вокруг талии и бедер обвились бесчисленные пары рук. Ей понадобилась секунда, чтобы прийти в себя. Едва заметная улыбка запряталась в самых уголках губ, такая же неуверенная, как солнечные лучи в этом месте. Ее ладони мягко опустились на их макушки, успев погладив нескольких из них, до того, как она в мнимой грубости ударила их пальцами по лбу, вынуждая отлипнуть от себя. — Ну и кому нужны эти ваши нюни? Кыш отсюда, — слезы заменились смехом, когда дети в самом что ни на есть искреннем веселье разбежались в стороны, визжа и уворачиваясь от ее рук. Ее черты лица разгладились. Казалось, даже посиневшие от мерцания темные вены вокруг глаз потускнели, делая ее намного лет младше истинного возраста, возвращая в то время, когда главной проблемой было прийти домой, не упав в какую-нибудь помойную яму. В груди все трепетало, сжималось, болело, и было просто невыносимо вот так молча сидеть в стороне, видя, как сияет ее лучшая, чистая сторона. Нужно было поддержать, сказать так многое, что накопилось за последние восемь лет. И все же Экко снова и снова сам выпускал этот шанс из рук, кажется, забыв, что время назад он вернуть больше не может. — Не знаю, какие подобрать слова, чтобы вас отблагодарить. Крисси держит их за руки, чуть ли не накладывая их ладони друг на дружку. Экко чувствует толику чужого тепла против своего, умоляя женщину постоять так еще чуть подольше. — Вы оба такие чудесные! — Джинкс фыркает, беззлобно, но определенно с раздражением. Экко благодарит Крисси за них двоих, все еще не веря, что такой человек может существовать в их мире. Хотя, после всего увиденного за несильно долгую жизнь, мог бы уже и смириться со странностями этой вселенной. — Крис, я серьезно, никому ни слова про это, — Джинкс кивает подбородком в сторону чуть светящегося глубокого кармана спереди платья женщины, где лежали их дополнительные изобретения. — Ох, я знаю, знаю, милая. Все будет хорошо, обещаю. Судя по кислой физиономии Джинкс, та ей едва ли поверила, но времени спорить было мало. Как и в Зауне, ночь была не самым безопасным временем для всего этого города, а путь назад предстоял им долгий. Молчание между ними, двумя гениями своего возраста, изобретателями и просто до странного сплетенными судьбой бывшими друзьями, было мягко говоря странным. Но Джинкс думала, усиленно и серьезно, а Экко не хотел прерывать ее мыслей, наверняка связанных с не самыми хорошими воспоминаниями. — Ты знаешь, а Крисси ведь права, — он не мог так просто отпустить ее, хотя бы не попытавшись убедить в собственной важности. Заслуги людей должны поощряться, кем бы они не были. Джинкс замерла, но не обернулась. Тихий ветер заиграл с кончиками ее отросших до плеч волос стоило ей сбросить с головы запачканный машинным маслом и пылью капюшон. Ее плечи острыми крыльями поднялись, напряженные и готовые к удару. — И в чем же интересно? — голос хриплый, почти шипящий. Верный знак, что нужно сейчас отступить, но когда Экко сдавался? — Ты оказалась чудом для них, Джинкс, — чужое имя хочет сорваться с языка. Так и зовет его, отдаваясь в голове лишь образами и болью потери. — Чудом? — ее голова запрокидывается и волосы касаются голых лопаток чуть выше линии топа. Экко поднимает взгляд к небу вслед за ней. Звезд совсем не видно, ни то что дома. Смешок горький, как первый глоток крепкого алкоголя, заставляет его дернутся. — Я принесу им только беды. А может и смерть. Вот увидишь. — С чего ты… — Думаешь, она правда не проболтается? Думаешь, другие не узнают и снова не придут за устройством, поубивав там всех? А устройство? Вполне взрывоопасно. Разорвет всех на части в доли секунды, — ее мышцы сокращаются без какого-либо контроля. Пальцы дергаются, цепляясь за что-то невидимое, но вполне осязаемое для нее. — Ты не можешь этого знать наверняка. А если это и произойдет, то это уже не твоя вина, — его рука тянется к ее дрожащему плечу, но Джинкс, черт бы побрал ее инстинкты, резко уворачивается, ударяя его по ладони. Дышит загнанно, громко, смотрит исподлобья, глаза опасно сияют, крича, подойдешь — жди беды. — Хватит говорить со мной как с ребенком, — морщины на лице становятся глубже, когда голова резко дергается в сторону как от удара по щеке, а губы шевелятся как при разговоре. Экко уже видел нечто подобное во время их подготовки к налету, но это было… не так сильно, не так явно. Дела становились только хуже, но едва ли Джинкс могла это заметить. Ее взгляд, все еще горящий, но расфокусированный направлен в одну точку, и Экко становится для нее лишь очередным призраком, коих она сейчас видит немерено. — Джинкс, послушай, — опять тянет руку, слова может выдернуть ее как рыбу за удочку из собственных кошмаров и зря надуманных мыслей. — Корабль возвращается через четыре дня, — ее слова звучат как вердикт, неумолимые и ледяные. И когда успела узнать, если они везде ходят вместе? — Лучше подготовься. Ее белесая фигура исчезает в темноте коридора. Измученное желаниями и сомнениями сознание Экко воображает, что она уходит от него сейчас раз и навсегда.