Очисть мою кровь лепестками своего существования

      Вот уже целую неделю Чимин находился в этом новом для него мире, полном света, завораживающей красоты и воздуха. Однако поверить в эту жизнь он до сих пор не мог. Складывалось чувство, будто всё происходит не с ним. Не могла судьба так благоволить ему.       Каждый день он просыпался с опасением, долго не решаясь открыть глаза. Пак неподвижно лежал, вслушиваясь в окружающие его звуки, а сердце в эти мгновения тревожно стучало, едва поднимая и опуская грудную клетку. Страх смерти — сковывал. Но пересилить этот страх удавалось лишь тогда, когда среди дурных мыслей об отце и звуков улицы он слышал тихое сопение рядом. Вот тогда Пак расслаблялся: он всё ещё тут, в этом доме, рядом Чонгук, а значит — никакой угрозы нет.       В окружении этого трудолюбивого молодого юноши неземной красоты Чимин чувствовал себя по-другому. За что бы Чонгук ни взялся, что бы ни делал — всё у него получалось. Чимина это поражало. Он с изумлением наблюдал за Чонгуком, старался многое узнать, а тот с большой охотой рассказывал и показывал то, что умел сам.       Пак смотрел на него и думал: — «Вот тот, у кого я должен всему научиться!»       Чонгук же считал, что юноша, случайно вошедший в его жизнь и пробудивший бурю в его сердце, не иначе как судьба. Всё было будто в сладком сне. И если это действительно сон, то он ни за что не хотел просыпаться.       У него появилась новая потребность — Чимин. Сама необходимость в этом человеке поменяла серое существование на сочные яркие краски. Чонгук ощущал душевное удовлетворение и детскую радость, когда ловил на себе эту таинственную улыбку глазами-лу́нами. Этот глубоко израненный юноша нуждался в нём так же сильно, как и сам Чонгук. Они необходимы друг другу больше, чем кислород. Сильнее, чем физиологические потребности. Выше, чем желание жить.       Это осознание пришло к ним спустя неделю. Всего одну быстротечную неделю.       Она стала для обоих парней самой волшебной.

†††

      Чимин никак не мог привыкнуть к мягкой постели, которую он ощущал под собой каждый раз, когда после тяжёлого дня укладывался спать. Перина была такой мягкой и невесомой, отчего с непривычки по утрам у него изнывало всё тело. К тому же Пак до сих пор чувствовал неловкость, ведь он продолжал занимать хозяйскую кровать. Он не единожды разговаривал с Чонгуком, говорил, что не хочет злоупотреблять гостеприимством, но тот сразу пресекал разговор на корню, отвечая: «Ты не до конца поправился», «Для тебя так будет лучше» и «За меня не переживай».       Сам же Чонгук перестал спать, сидя за столом, и переместился на пол рядом с кроватью. Теперь он находился с Чимином совсем рядом. Они тихо разговаривали перед сном; Чон постоянно рассказывал интересные и даже нелепые ситуации из жизни, чем изрядно смешил Чимина. Однако этот смех Пака не исцелял, а только надрывал его незажившую рану, напоминая о коварном дне на болоте, который он с трудом пережил.       На следующий день Чимин узнал, что такое садоводство. Прямо за домом Чонгук выращивал овощи: сладкий картофель, морковку, капусту и лук. В первый раз капуста Чимину не понравилась. Как только он положил на язык эти бледно-зелёные листья, то сразу же выплюнул всё, что откусил, и, сморщившись, пообещал себе никогда больше не пробовать эту горькую гадость. Чонгук лишь посмеялся над ним, а потом заверил, что капуста, приготовленная на костре с мясом, гораздо вкуснее, чем свежая. Пак отнёсся к этому заявлению скептически, не поверив, что из такой отравы можно сделать что-то действительно вкусное. Но он пообещал попробовать. Когда-нибудь. А пока Чонгук покажет и научит его чему-то действительно необходимому — охоте. Это то, без чего нельзя попросту выжить. — Ну что, как ощущения? — спросил Чонгук, натягивая на босые ноги длинные носки. — Волнительно, но я в предвкушении, — с улыбкой ответил Чимин, взяв в руки одолженную рубашку с длинным рукавом. Он просунул обе руки в рукава и, накинув вещь на голову, неожиданно застрял в его узком вороте. Время шло, однако протиснуться у него никак не получалось. Чонгук это заметил. — Давай помогу, — сказал он, застегнув на брюках пуговицу. — Нет, я сам, — возразил Пак. — Чимин, ну ты же застрял. — Говорю, я вот-вот справлюсь. — Ладно, как скажешь.       Чонгук усмехнулся, но всё равно подошёл к парню почти вплотную. Он с полминуты наблюдал за этими неудачными попытками выбраться, а когда заметил, что причина в застёгнутой пуговице около горловины, с нежным «стой» потянулся к ней пальцами.       Пуговица поддалась и Чимин, высунув голову из воротника рубашки, сразу же встретился взглядом с Чонгуком, отчего щёки предательски запылали, выдавая с потрохами его истинные эмоции. — Так лучше? — спросил Чон. — Намного, — на выдохе произнёс Пак, продолжая неотрывно смотреть в его прекрасные голубые глаза.       Чонгук прикоснулся подушечками пальцев к его бледной коже на висках, убрал выбившуюся прядь чёрных волос за ухо, а потом на несколько секунд задержал ладонь в его волосах на затылке. — Нам нужно идти, — добавил он после минутного молчания и нехотя убрал руку, взяв в кулак всё своё самообладание, чтобы совершить этот жест.       Чимин, до этого момента неосознанно задержавший дыхание, когда пальцы блондина коснулись его волос, нервно выдохнул, ощущая дрожь от каждого прикосновения, которые сотрясли его тело, словно ураган. Сердце едва не выпрыгнуло у него из груди. — Я готов, — сглотнув, пробубнил он, до сих пор пребывая где-то не в себе. — Отлично, тогда обувайся. Я буду ждать снаружи. И не забудь захватить верёвку со стола, когда будешь выходить. — Понял, — Чимин кивнул, провожая взглядом удаляющийся на улицу фигуру.       Оставшись в одиночестве, он несколько раз сделал глубокий вдох, привёл мысли в порядок и сел, принимаясь натягивать на ноги ботинки, которые так любезно ему одолжил Чонгук. Парни направлялись в лес, так что его короткие истёртые полуботинки никак не подходили для такого места. Необходимо было что-то с целой подошвой и более высокое.       Зашнуровав обувь, Чимин встал, потуже затянул на талии ремень, взял со стола толстую верёвку и переступил порог. Чонгук мирно ждал его около воды: он стоял в предрассветных лучах, подперев бока руками, и смотрел по ту сторону реки на густой зелёный лес, ветви которого колыхались от ветра. Туда-то и лежала их дорога.       Чимин остановился со стороны левого плеча и спросил: — А как мы попадём на ту сторону? — Твои предположения? — Возможно, здесь есть какой-то мост?       Чонгук издал смешок. — Нет, подумай лучше.       Чимин стиснул челюсти и огляделся внимательно по сторонам. Через пару секунд он заметил в камышах торчащую заднюю часть чего-то длинного и деревянного. И тут же ахнул: — Мы будем перебираться на другой берег на этом? — указал он пальцем в камыши. — Именно, на этом. Мы поплывём. — А это не опасно, плыть? — поинтересовался Пак, с опаской глядя на неизвестное сооружение. — Нет, что ты.       Чонгук положил ладонь ему на поясницу, тем самым побуждая парня идти вперёд и не останавливаться.       Когда они подошли, он объявил: — Это конструкция зовётся лодкой. — Вот как? — Чимин с интересом разглядывал невиданное ранее средство передвижения.       Чонгук скрестил руки на груди. — Ты так странно реагируешь. Никогда раньше не видел лодок? — Нет конечно, откуда бы? — Понятно. Тогда залезай, прокачу тебя. — Поможешь? — Конечно. Давай руку.       Чимин протянул Чонгуку ладонь и, осторожно перешагивая правой ногой через деревянный бортик, начал испытывать некоторую долю опасения, так как не знал, что такое лодка и как она будет передвигаться по воде. — О-оп, давай. Аккуратно-аккуратно… теперь переставляй вторую ногу, ага.       Оказавшись в лодке, та внезапно начала качаться. Чимин с испугу вытянул в стороны руки, начиная балансировать, чтобы удержать равновесие. Но неуверенный в своих способностях, предпочёл сесть, чтобы избежать неприятностей. Чонгук, оттолкнув лодку от берега, смело запрыгнул в неё, умудряясь не намочить в реке ноги. Взяв весло в руки, медленно начал грести, направляя лодку вперёд, слегка поддаваясь течению. — Ну что, как тебе катание на лодке? — спросил на середине реки Чонгук, шумно дыша от тяжёлой гребли. — Потрясающе! — ахнул Чимин с искрящим в глазах восторгом. — Кто вообще смог додуматься до такого средства передвижения? — Таких подробностей я не знаю. Но вот эту красотку мы собрали вместе с отцом, чтобы я мог охотиться в лесу, а не около болота, где я тебя нашёл. — А как часто ты охотишься? — Летом довольно часто. Зимой — пару раз в месяц, но стараюсь поймать зверя покрупнее. Я делаю подкоп в земле, туда складываю добычу. Там мясо замораживается и хранится до первого потепления. — С каждым таким рассказом твои умения поражают меня всё больше и больше, — искренне восхитился Пак, водя пальцами по поверхности воды. — Брось, — отмахнулся Чонгук, — просто я сообразительный. А если честно, то всё приходит с опытом. — Я бы тоже хотел всё уметь и знать, как ты. — Не переживай, всему научишься.       Чимин на это суждение поднял голову и улыбнулся. Чонгук улыбнулся в ответ.       Совсем скоро лодка причалила к берегу. Чимин, держа в руках верёвку, стоял напротив густого леса и, подняв высоко голову, смотрел на колышущиеся кроны деревьев на самом верху. Он почувствовал себя крошечным муравьём по сравнению с этими высокими и величественными елями и соснами, которые сплочённо стояли друг с другом.       Тёплая ладонь Чонгука легла ему на плечо. Чимин повернул голову в его сторону. — Ну что, идём? — спросил голубоглазый. — Да, я готов, — кивнул Пак, соглашаясь.       Он шёл позади, оглядываясь по сторонам и совершенно не глядя под ноги, с любопытством рассматривая всё вокруг. Постепенно солнце поднялось, и туман в лесу быстро исчезал под натиском солнечных лучей, проникающих сквозь листву. Среди травы виднелись круглые и плоские шляпки грибов. Из-под земли выглядывали могучие корни деревьев. С каждым вдохом парень чувствовал хвойный запах, а на языке ощущалась лёгкая горечь.       Пройдя чуть дальше, внимание Чимина привлёк необычный куст. Среди зелёной растительности он выделялся особенно ярко. Чонгук пояснил, что это «альпийская фиалка». Юноше этот куст показался чрезвычайно привлекательным: яркие розовые цветы высоко поднимались над тёмно-зелёными листьями, размер цветков варьировался от крупных до крошечных, но их оттенок был уникален. Дотронувшись, он ощутил приятную нежность на подушечках пальцев, а тончайший сладковатый аромат вскружил ему голову. Спокойствие, словно мягкое одеяло, укутало его, и захотелось остаться здесь ещё на мгновение, но нельзя, нужно было идти дальше.       Они удалились от куста фиалки примерно на версту. — Остановимся здесь, — объявил Чонгук и скинул сумку с плеча на землю. — Давай верёвку. — Держи, — Чимин протянул её в чужие руки. — Кого будем ловить? — Тут полно лисов и кроликов. Кто-то большой нам сейчас не нужен. Смотри, что я буду делать, и запоминай. Если что-то будет непонятно, спрашивай. — Хорошо.       Открытая местность, не заслонённая густыми деревьями. Идеально. Чонгук решил остановиться здесь не случайно; он пояснил, что это место отлично подходит для привлечения внимания потенциальной добычи.       Из сумки он достал моток проволоки и что-то, завёрнутое в грязную бежевую ткань. Аромат, что исходил от этой вещи, был, мягко говоря, не очень. Чимин поморщился, но ничего не сказал. В ткань оказался завёрнут кусок тухлого мяса.       И тут началось самое интересное.       Чонгук воткнул в землю две опорные палки, растянув посередине проволоку с нанизанным куском мяса. Прямо под приманкой установил петлю из верёвки. Когда животное клюнет на приманку, нужно дёрнуть за верёвку и затянуть петлю на лапе добычи. — А это точно сработает? — шёпотом спросил Чимин, слегка выглянув из куста на ловушку. — Всегда срабатывало, — дёрнул плечами Чонгук. — Ясно, и как долго придётся ждать, пока кто-то попадётся? — Пару часов, а может, и весь день. — Весь день?! — выпучил глаза Пак. — Конечно, а ты как думал?       На самом деле, Чимин предполагал, что всё пройдёт куда быстрее. Но...       Прошло два часа.       Солнце поменяло направление и теперь светило прямо на парней, притаившихся за пышным кустом недалеко от приманки. Чонгук сидел, вытирал капельки пота со лба рукавом, а Чимин тихо изнывал, чувствуя, как ягодицы сделались плоскими из-за долгого нахождения на твёрдой земле. — Как ты сидишь так долго и не шевелишься? Это невыносимо! — раздражённо пробурчал он, чувствуя онемение в конечностях. — Ш-ш! — шикнул Чонгук, подставив палец к губам. — Потерпи немного.       Чимин отвернулся и, нахмурив брови, что-то тихо пробормотал себе под нос. Он уже не мог терпеть. Прошло совсем мало времени, а он понял: «охота» — всяко занятие не для него. Это дело для усидчивых и терпеливых людей, а он точно не относил себя ни к одному, ни к другому типу.       Пересчитав уже каждый листик на кусте, каждую растущую рядом травинку, он повернулся к Чонгуку, чтобы немного поговорить. Эта тишина между ними и вокруг его убивала.       Он придвинулся чуть ближе. — Скажи, — шёпотом начал брюнет, — почему твои родители не могут здесь остаться?       Чонгук заговорил так же шёпотом: — Я уже говорил, что сам не знаю ответа на этот вопрос. Сколько себя помню, я всегда жил один, а родители, — он затих на секунду, — они всегда приходят ко мне только ночью, но чем они занимаются, не говорят. Сказали, что ради безопасности мне не нужно этого знать. Поэтому я не спрашиваю. Думаю, когда-нибудь они обязательно всё расскажут. — А как часто они приходят? — Не больше двух раз в несколько месяцев. Но с твоим появлением они определённо стали навещать меня чаще. — Серьёзно? — удивился Чимин. — Значит, ты обязан поблагодарить меня, раз из-за моего появления родители стали частыми гостями твоего дома, — съехидничал напоследок он. — Ты прав, — Чонгук улыбнулся и легонько пихнул Чимина в плечо, — спасибо тебе.       Из-за куста доносился весёлый хохот.       Их хохот.       Как бы эти двое не распугали всю живность в округе. — А откуда ты столько всего знаешь? Тебя отец всему научил? — Я в одиночку всему учился, пробуя и ошибаясь. С раннего детства сам добывал себе еду. Да, было время, когда не получалось поймать ни рыбу, ни животное, потому как не знал, из чего делать ловушки. Тогда я искал ягоды, — он замолчал, что-то вспомнив, а потом тихо хмыкнул. — Однажды меня очень сильно наругала мама. — Почему? — Я набрал горсть синих ягод в ковшик, принёс домой и поставил на стол, но съесть сразу не успел. Мне тогда было лет восемь. Я поставил ковш и побежал к воде играть, и только потом узнал, что ягоды эти, «маркула», кстати, называются, ядовитые. Ох и влетело же мне тогда. С того дня я на ягоды даже смотреть не смею. — Обязательно покажи мне, как выглядит эта маркула, хорошо? Чтобы в случае голодных времён я случайно её не сорвал. — Разумеется покажу, тем более я заметил, что поесть ты большой любитель. Не приведи господь съешь что-то несъедобное или вообще какую-нибудь отраву, я потом виноват буду, — сказав это, Чонгук тихо засмеялся, за что получил от брюнета кулаком по плечу.       Неожиданно послышался тонкий писк. — Тихо! — резко шикнул голубоглазый, услышав приближение какого-то животного.       Они оба слегка высунули из-за куста головы и увидели, как к их импровизированной ловушке с опаской подкрадывался рыжий лис. «Наконец-то хоть кто-то», — подумал про себя Чонгук.       Зверёк шевелил чёрным носиком, чуя кусок мяса, а его ушки слегка подрагивали, улавливая каждый шорох вокруг. С каждым неторопливым перебиранием лапок он шёл навстречу своей печальной участи. Он не знал, что его ждёт, и даже не догадывался. Жалко ли животное? Безусловно. Но Чонгук живёт по принципу: либо ты, либо тебя.       И вот он подобрался к добыче. Она показалась лису лёгкой. Ещё раз обнюхав этот манящий кусок мяса, лис переступил одной лапкой через верёвку, чтобы совершить укус, и Чонгук, не мешкая, дёрнул изо всех сил, затянув узел и поймав животное в тиски. Лис начал истошно пищать, драть горло, кататься по земле в надежде вырваться. Но парень, передав верёвку в руки Чимину, мгновенно выскочил из-за куста с ножом в руках и быстрым движением вонзил лезвие лису в горло.       Чимин не видел. За секунду до начала кровопролития он зажмурился и, накрыв рот ладонью, отвернулся, не в силах смотреть на это зверство. Сам того не желая, он пропустил через своё сердце все крики и боль этого животного.       Парню невыносимо было его жаль.

†††

— Чимин, ты чего такой? — поинтересовался блондин, свободной рукой убирая пряди волос под головной убор. — Какой? — Печальный, безрадостный. Тебе что, жалко лиса?       Парень кивнул, притянув к груди ноги и обхватив колени руками.       Они сидели около дома напротив разведённого костра. Вокруг давно смерклось. Чонгук освежевал животное и готовил мясо на импровизированном вертеле над огнём. — Чимин, пойми одну вещь, — он взял тонкий прутик и стал нанизывать на него мытые овощи. — Смерть — это часть жизни, часть цикла. Лисы — такие же хищники, как и мы, люди. Ты только представь, сколько зайцев лис убил, сколько птиц съел. Он не настолько невинен, каким ты его считаешь. — Понимаю. Я прекрасно понимаю это, просто он напомнил мне… — Кого? — Себя, — произнёс Пак в глаза Чонгука и, задержавшись в его взгляде на лишнюю секунду, поспешил разорвать контакт. Теперь он снова смотрел на пламя огня. — У него были такие напуганные глаза, а как он пищал… у меня до сих пор в ушах стоит этот крик. — Чимин поник, так что складка от сведённых вместе бровей образовалась на его лбу. Он посильнее стиснул колени руками. — Мой отец… он избивал меня. Очень сильно. Это по его приказу я должен был умереть на том болоте.       Сказав это, Пак тяжело сглотнул. Каждое слово этого страшного признания далось ему с невероятным трудом. — Так все эти раны, это дело рук твоего отца?! — опешил от услышанного Чонгук. — Так ты всё видел… — опустил низко голову Чимин.       Чонгук почувствовал себя виноватым. — Извини, что соврал. На самом деле это я перевязывал твою рану. Я видел весь этот ужас на твоём теле, и сейчас у меня просто в голове не укладывается, как он мог такое с тобой вытворять! Ты ведь его сын! Как у него вообще рука поднялась? — Он считал, что я виноват в смерти мамы, поэтому говорил, что я не достоин жить. — Вот же больной ублюдок... — выругался блондин и от злости желваки запрыгали на его щеках. — Молчи, родители услышат! — Пак быстро глянул в сторону открытого настежь окна, чтобы проверить, не наблюдают ли за ними родители Чонгука. — Мне всё равно. Пускай слышат! Этот монстр не должен безнаказанно ходить по земле. — Мальчики, у вас там всё в порядке? — послышался из дома голос Лауры. — Да, всё хорошо, не волнуйтесь, — поспешил крикнуть в ответ Чимин и, поднявшись со своего нагретого местечка, подсел ближе к раздражённому блондину. — Чонгук, ругательствами сейчас ничего не исправишь. Что сделано, то сделано. Ты спас меня, за что я буду тебе безмерно благодарен на протяжении всей своей жизни. Ты прав, мой отец — не человек. Он не заслуживает ходить по земле безнаказанно. Но я не хочу больше вспоминать о его существовании или даже слышать его мерзкое имя. Мне противно от одной мысли, что этот человек является моим отцом. Ты даже не представляешь, какую боль мне приносят воспоминания о нём... — Чимин замолчал на мгновение, а потом вполголоса добавил: — Раньше я думал, что когда-нибудь смогу его простить. Но теперь, после того, что он со мной сделал, — ни за что. Я никогда не прощу его, Чонгук, ни единой клеточкой своей души. — Вот ты где, сукин сын!       Сердце сию секунду предательски сжалось в груди Чимина. Голос был знаком, он заставлял кровь похолодеть в жилах, а волосы на затылке встать дыбом. Нет, нет, нет... Только не он. Только не отец, пожалуйста!       Парни тут же вскочили со своих мест, а у Чимина земля ушла из-под ног, когда он увидел, кто стоит вдалеке во мраке. Сам того не замечая, он вцепился пальцами в предплечье Чонгука и попятился назад. — Что, выродок, надеялся, я тебя не найду?! — сказал Де Матье и засмеялся мерзким смехом. — Видел бы ты сейчас своё лицо, щегол! Такой напуганный. Что, думал, убежишь от меня, как крыса с тонущего корабля? Нет уж, не выйдет! — Кто вы такой? — громко и твёрдо задал вопрос Чонгук, заведя фигуру Чимина за свою спину. — Я? Кто я́ такой? — смех судьи сделался ещё более омерзительным. — Это ты кто такой, сопляк?! — спросил он и уверенным шагом зашагал вперёд. Но когда свет огня озарил молодое лицо Чонгука, а также его голубые глаза, он резко остановился. Слова застряли в горле, а верить в увиденное никак не хотелось. — Ты... Т-ты... Чистый? Нет, — замотал головой Джон и отшатнулся на шаг назад. — Нет. Не может быть. Как ты выжил? Такое разве возможно?!       На непонятные вопли, доносившиеся со двора, выбежали Сурин и Лаура. Перешагнув порог дома, они тут же остолбенели, ошарашенно уставившись на стоявшего перед ними в сопроводительной свите судью. Его визита никто не ждал. Де Матье, окинув вышедших взглядом, удивился, вместе с тем связав воедино пазл. — Семья Чон? Дьявол, как же я мог не догадаться! Ты родила Чистого и скрыла его, подсунув и мне, и священнику «якобы» мёртвое тело, так? А ну отвечай, паскуда! — гневно заорал в лицо Лауры Де Матье. — Да, мы оставили ребёнка, — выпалил Сурин и обогнул тело жены, подставив собственную грудь под смертоносный натиск. — Неприятно, верно, когда тебе дурят голову столько лет? Однако это не единственное, что ты сейчас услышишь, судья. Запомни, ты никогда не получишь ни моего сына, ни этого юнца! Я пластом лягу, но не допущу, чтобы ты схватил их. Хватит проливать кровь древних, они достойны жизни точно так же, как и мы.       Судья скривил губы. Он терпеть не мог, когда кто-то ему указывал, тем более какой-то жалкий ничтожный гражданин такого же жалкого и ничтожного городка.       Джон, не мешкая, щёлкнул пальцами: один из стражников в секунду оказался рядом и, ловко обнажив меч, вонзил его в тело Сурина. Кровь полилась из его рта ручьём, а тело упало на колени, свесив голову с плеча.       Лаура от неожиданности вскрикнула, накрыв рот ладонью, а когда поняла, что муж перестал дышать, её руки тут же сковали мёртвой хваткой. Она брыкалась, бойко стараясь вырваться из плена сковывающих ей запястья, а Чимин с Чонгуком смотрели на происходящее с ужасом и не знали, что стоит делать. — Бегите. Бегите не стойте! — закричала навзрыд женщина.       Чонгук неожиданно вышел из ступора и дёрнулся вперёд, в надежде помочь матери. Но та вдруг закричала: — Нет! Не смей! — её лицо было красным, а в глазах читался страх напару с сожалением. Блондину было безмерно боязно за мать. — Мам... — тихо сорвалось с его губ. Он не мог смириться с тем, что она не подпускала его к себе. — Бегите, ну же! Не волнуйся за меня, — рвано обронила она, понимая всё по взгляду сына. Ей было больно расставаться, но Лаура осознавала, на какой риск шла. Она приняла свою судьбу в тот день, когда впервые взглянула Чонгуку в глаза. В его голубые глаза, ставшие для неё целой жизнью.       Бежать не хотелось. Но выхода не было.       «Ты знаешь дорогу, сынок. Вспомни, что я пела тебе в детстве перед сном, и ты отыщешь нужный путь».       Эти слова прозвучали так безумно, а после — тихий вопль матери. Последний вопль, сорвавшийся с её губ перед смертью. Он останется с Чонгуком до конца его жизни. Холодный, душераздирающий и мучительный. Ну а пока нужно уносить ноги. И уносить их нужно как можно быстрее.