Очисть мою кровь лепестками своего существования

      Горящие факелы, усеянные по всему периметру незнакомого помещения красным пламенем обдавали тёмную фигуру судьи. Тишину нарушал лишь треск огня. Когда Де Матье переступил с ноги на ногу, Чимин увидел за фигурой отца огромный котёл, подвешенный толстой цепью к потолку. Он висел над костром, а из него, булькая, выплёскивалось что-то тёмно-красное. По обе стороны от котла находились два пылающих факела, а под ними лежали обвязанные верёвкой те самые розги, которыми когда-то в детстве его наказывали. От нахлынувших воспоминаний парня передёрнуло. Чуть правее, у стены, стоял старый деревянный стол. Чимин видел только его край, на котором стояло большое множество прозрачных баночек, наполовину наполненных чем-то мелким и сухим.       «Травы какие-то что ли? Наверное, кто-то готовит из них чай», — предположил он.       К Чимину отец стоял спиной, держа руки в замке на пояснице. Его длинное чёрное платье полностью скрывало щиколотки, пряча похудевшие буквально за последний год ноги. Одни только стопы выглядывали из-под белой кромки подола.       Вдруг раздался скрип двери, и справа, со стороны невидимой части стола, показалась низкорослая сгорбленная старуха в потрёпанной накидке коричневого цвета. Чимин от неожиданности отпрянул чуть назад, прячась за углом. Отец повернул голову в сторону вошедшей дамы. Старуха же, еле волоча ноги, подошла к столу и оставила на нём пучок длинных сухих стебельков. Она долго что-то выискивала, перебирая на захламлённом столе свои склянки, как совсем скоро загадочный предмет обнаружил себя.       В её морщинистых ладонях оказалось нечто большое и круглое. Не забыв прихватить стебельки, она, кряхтя, обернулась и подошла к котлу. Затем отдала тот самый предмет в руки судье. Чимин от увиденного чуть не отдал Богу душу.       «Это что… ч-череп? Человеческий череп?!». — Терпеть не могу, когда ты даёшь мне его в руки, — фыркнул судья, недовольно кривя лицо. — Гляньте-ка на него, какой брезгливый! — прохрипела старуха с издёвкой.       Она встала таким образом, что физиономию её Чимин увидеть не мог. Но это ему и не требовалось. Он по голосу почувствовал, как та ехидно улыбалась. И оказался прав. Когда старуха повернулась, она и правда улыбалась. Так мерзко, широко. Чимин даже успел заглянуть ей в рот, в котором оказалось всего пара зубов: один вверху и один внизу. — На вот, подержи-ка ещё кишочки. — Она забрала череп из рук судьи, а взамен опустила горсть длинной нити в его колеблющиеся от мерзости ладони. — Я их собственноручно добываю. Потрошу гусей, ворон, воробьёв с нашего двора. — Прошу, прекрати! — возразил Де Мать, сморщив лицо ещё больше.       Старуха глянула на него исподлобья с насмешкой, а потом сразу переключилась на помешивание в котле непонятного содержимого, известного только ей. Половник с длинной ручкой неприятно шоркал по стенкам огромной чугунной посуды каждый раз, когда сгорбленная чуть ли не пополам женщина помешивала своё творение, при этом что-то тихо приговаривая. Чимин стоял, смотрел на всё происходящее и думал:       «Неужели ведьма? Да быть того не может… ведьмы только в сказках бывают».       Вдруг женщина резко ни с того ни с сего засмеялась, вырвав парня из мыслей. Он аж вздрогнул. — Я вот тебе удивляюсь, Пак. До чего же ты безжалостное создание! Убиваешь всех без разбора, рубишь головы, заживо сжигаешь на кострах детей, родителей. Смотришь и даже глазом не ведёшь, когда у бедняг внутренности наружу просятся и кровь ручьём хлещет. А потроха птицы пару секунд подержать не в состоянии. — Она забрала у него из рук кишки и кинула их в котёл. — Странный ты человек, однако. — Это совсем другое, — признался Джон, брезгливо вытирая руки белым платком, который вынул из нагрудного кармашка. — Все эти твои вещички ужасно мерзкие.       Старуха снова рассмеялась, да так громко и противно, что умудрилась поперхнуться собственной слюной. Прокашлявшись, кинула в котёл сухие стебельки. — Я чего спросить хотела, может, поужинаем вместе? Сегодня у меня, — она зачерпнула в половник жижу и протянула его судье, показывая: — Гляди: глаза летучей мыши, парочка крысиных хвостов, вороньи кишки, стебли ромашки для аромата. А, ну ещё лапки какой-то чёрной псины. Надеюсь, эта собачка не с твоего двора была, иначе придётся тебе в срочном порядке искать где-то новую сторожилу замка.       От услышанного у Де Матье закружилась голова и, кажется, начался рвотный позыв. Прикрыв рот одной рукой и схватившись за живот другой, он громко возразил: — Ужинать? Ты что, старая, ополоумела? Да чтобы я ел эту дрянь… Ты что, хочешь, чтобы я прямо здесь помер, не дожив до старости?       Ведьма цокнула языком и закатила глаза. — Содержимое котла куда приятнее, чем твоя наглая рожа. Командовать он тут припёрся, чертяка! — Что ты там бормочешь, не пойму? Лучше поделись чем-то умным. — Например? — Да вот хотя бы ответь, ты Черночник уже раздобыла? — Смотрите-ка, какой прыткий! — возразила старуха. Она снова проковыляла к столу и вытащила из стеклянной банки птичью лапку. — Добавлю ещё лапку ворона для кислинки. — Затем кинула её в котёл и глубоко вдохнула аромат супа. — М-м, чуешь? Вкуснотища какая! Точно не хочешь немножко?       «Точно ведьма…» — проговорил про себя Чимин, вытаращив глаза на нечеловечески длинный язык старухи, которым она облизнула свои потрескавшиеся тонкие губы.       Судья посмотрел на ведьму высокомерным взглядом, молча выразив полнейший и окончательный отказ в дегустации сомнительного варева. — Ну, как хочешь. Три раза не предлагаю.       Пренебрежительно хмыкнув, женщина вышла из комнаты. — Тьфу ты, глупая старуха, — тихо пробубнил себе под нос судья, когда той в комнате и след простыл.       Оставшись в одиночестве, Пак-старший вполоборота развернулся, снова по привычке убрав руки за спину, и качающейся походкой медленно прошёл к ведьминому столу. Чимин высунулся немного вперёд, чтобы не упускать отца из виду. А тот, в свою очередь, с интересом разглядывал предметы, что там стояли, но руками ничего не трогал.       Как сейчас выяснил Чимин, отец, оказывается, был человеком брезгливым. Но вот о каких смертях и сожжении шла речь? Парень задумался и чуть было снова себя не выдал, когда отец вдруг резко отпрянул от стола, уловив приближающиеся шаги из соседней комнаты. — Я надеюсь, ты ничего тут пальцами своими не трогал? — прищурив глаза, спросила старуха, держа в руках железную тарелку с ложкой. — Больно надо. Здесь нет ничего интересного. — Судья повёл носом и отвернулся. — Да конечно, — пробормотала та и закатила глаза.

†††

      Вистилия ходила по кухне из угла в угол, искусав себе все ногти на руках. Она без остановки металась туда-сюда, не в силах найти себе места. — Боже, Чимин. Ну где же… где ты ходишь!       В очередной раз присев на табуретку, она подпёрла рукой подбородок, принимаясь еле слышно отбивать ритм пальцами по деревянному столу. Её терпение вот-вот даст трещину. Часы, нарушавшие тишину своим тиканьем, раздражали её ещё больше. Она буквально закипала от неизвестности, а сердце в груди неспокойно колотилось от страха за паренька. — Не дай бог с тобой что-то случилось… Ай-й, будь неладна эта наволочка! Чёрт меня за язык дёрнул послать за ней, глупая дурёха!       Сидя в тёмной кухне, она продолжала ругать себя. — Правильно, сама виновата! Вот сиди теперь и переживай, что с ним! Может, его отец поймал? Да нет! Судья ведь спит давно. А что, если он заплутал в туннелях? Или заснул, решив никуда не ходить? Да. Да, скорее всего, заснул. Иначе бы уже давно пришёл обратно.       Вистилия перевела глаза на часы, окинула взглядом кухню и произнесла сама себе: — Хорошо, подожду ещё немного и пойду спать. — Она уселась поудобнее, уставившись на оранжевые огоньки, видневшиеся сквозь топочную дверцу котла, продолжая раз за разом отгонять из головы дурные мысли.

†††

— Ты не ответила на вопрос. — Я не обязана на него отвечать, — проворчала озлобленная ведьма.       Судья недовольно стиснул зубы. — Ах ты старая… — Он почти было замахнулся на стоявшую к нему спиной старуху, но та, будто предчувствуя нечто подобное, резко развернулась, чем заставила мужчину невольно опустить руку. — Послушай-ка, дружочек, — низким тоном начала говорить старуха, отчего Де Матье ощутил себя мелким тараканом на её фоне. — В твоих же интересах со мной не ссориться. Я ведь могу собрать вещички и уйти, и тогда разбирайся со своими извечными проблемами сам! Но ты ведь прекрасно знаешь, что без меня тебе не жить, верно? Так что будь поласковее! — Ведьма одним лишь взглядом могла заставить Де Матье прикусить язык, что она, собственно, сейчас и сделала. Судья притих, а она разом почувствовала не только свою важность, но и власть над этим мужчиной. Она с победной улыбкой отвернулась и подошла к столу, чтобы зажечь парочку новых свечей. В свете, которого в комнате стало значительно больше, ведьма открыла толстую ветхую книгу и, перелистывая страницы в поиске нужной, добавила: — Чернóчник я, как и обещала, раздобыла. А вот ты. Как продвигаются дела с аппаратом? — спросила, не поворачиваясь.       Судья, всё ещё ущемлённый тем, что ведьма на него накричала, с долей смущения подошёл к столу, облокотившись ягодицами о самый его край. Он скрестил руки на груди и, кашлянув, заговорил: — В кузницу к помощнику Чону я ходил сегодня с рассветом. Он сказал, ему требуется ещё немного времени. — Сколько? — До следующей поставки. Чтобы закончить механизм, ему не хватает кое-каких материалов.       «Что? Какой ещё механизм?» — Чимина всё больше и больше пугал этот странный разговор. — Отлично. Значит, совсем скоро всё будет готово.       На столе, около баночки с сушёными муравьями, лежал тот самый Черночник — цветок, усиливающий действие любого снадобья, зелья, противоядия или яда. Простому смертному его не найти. Такое под силу лишь человеку, обладающему таинственными, противоестественными способностями. Судья взял цветок и начал его разглядывать. У него были чёрные лепестки с жёлтыми светящимися тычинками. Тонкий стебель, рыхлый на ощупь, весь покрыт трещинами. Ближе к основанию торчало несколько маленьких листочков тёмно-коричневого цвета. — Где ты его вообще нашла? — заинтересованно спросил мужчина, продолжая вертеть цветок в руках. — Да у одной колдуньи. Стащила, считай, у неё из-под носа. Давай его сюда. — Старуха забрала растение из рук судьи и подалась в соседнюю комнату, чтобы положить драгоценность в свой тайник. Назад вернулась уже с железной кружкой в руках.       «Интересно, что в ней?» — Чимин закусил нижнюю губу от любопытства. Он продолжал своё тайное наблюдение, совершенно позабыв о том, что на кухне его кое-кто ждёт. — Вот, держи. Как себя чувствуешь, всё так же? — Как видишь.       Мужчина забрал кружку из морщинистых рук и сразу же принялся пить содержимое. Чимин наблюдал, как кривилось лицо отца. Эта мысль натолкнула его на то, что вкус напитка точно не из приятных. Отец аж давился. Только что проглоченная жидкость в ту же секунду просилась обратно наружу, вызывая рвотный рефлекс. Но вопреки всему Джон продолжал пить через силу. Чимин, глядя на отца, сам невольно сморщился. — Фу, сколько лет пью, а на вкус всё такая же дрянь, — простонал судья, отдавая кружку владелице, не забыв вытереть губы нагрудным платком. Ведьма на это заявление громко хмыкнула, ставя кружку на стол. — Это ведь кровь, чего ты от неё ожидал, вкуса древесной настойки?       У Чимина от услышанного пропал дар речи. — Было бы славно. У тебя случайно в тайнике нет никакого подавителя вкуса? — А ещё чего изволите? — Я просто спросил. — Судья поднял руки в жесте капитуляции, не особо желая встревать в какой-то спор с этой весьма вспыльчивой дамой. Ему хотелось ещё чуть-чуть пожить. А также кое-что узнать. Облокотившись о стену на безопасном расстоянии от костра, Джон, опасаясь того, что ведьма воспримет его вопрос как сомнение, всё же набрался смелости его задать: — А ты точно уверена, что придуманный тобой аппарат поможет извлечь то, что нам нужно?       Старуха в мгновение ока оторвала взгляд от прочтения какого-то дьявольского рецепта в своей толстенной книге и подняла на него одну из бровей. — Почему спрашиваешь? Не доверяешь мне? — Доверяю, просто… — Я прекрасно знаю, что́ создала, и знаю, как аппарат должен функционировать, — сурово заключила она, захлопнув книгу и подняв в воздух облако серой пыли. — Нам нужен сок. Сок этого самого Черночника. А чтобы его получить, цветку необходимо пройти стадию переработки. Для этого-то я и придумала этот аппарат, понимаешь? По-другому концентрат не получить. Только после прогонки он получится наиболее сильный и действенный. А это как раз то, что в твоём положении нам так необходимо. — Постаралась она объяснить как можно понятнее. Джон недовольно вздохнул: — И почему эта чёртова кровь перестала излечивать проклятие именно на мне?!       Старуха пожала плечами. — Тут два варианта: либо за столько лет ваш род настолько привык к крови, что попросту перестал её усваивать, либо вас прокляла очень сильная ведьма, которая всё заранее предусмотрела. — К чему ты клонишь? — Боже, Пак, какой же ты глупый! — завопила ведьма и начала пояснять, загибая пальцы: — У всего в жизни есть конец: у людей, у животных, у растений, и даже у проклятий он есть. Тот, кто его на вас накладывал, чётко знал, когда, как и с помощью чего оно будет разрушено. А это, — она указала на кружку, которая недавно была наполнена человеческой кровью, — так, временное баловство. Я веду к тому, что, когда действие Черночника в соединении с кровью усвоится в твоём организме и в организме твоих будущих предков, то проклятие, временно подавленное этим цветком, не прекратится, а только вдвое ускорит своё действие. Проще говоря, весь род Пак будет вымирать чуть ли не сразу после рождения. Так что, пока ты не найдёшь всему этому решение, ничего не закончится. Ты и весь твой род будете страдать.       Де Матье на моменте: «Вес твой род будет страдать», показательно зевнул во весь рот. — Это всё, конечно, интересно, но не имеет значения. Сейчас самое главное — продлить мою жизнь. На остальных мне наплевать. — Заметно. О своём народе ты вообще не заботишься. Не видишь? Люди совсем истощены. — И что? — Неужели неясно? Ещё пару лет, и задаром получать кровь будет не из кого.       Де Матье покачал головой, оскалив зубы, как безумец. — Ты, видимо, не совсем поняла мою позицию. Меня не волнует судьба народа. Умрут люди? Прекрасно! Я найду других! Эти тупые олухи всё равно не заслуживают жизни. Да если б не их кровь, я бы давно всех извёл с этой земли. Жители Финдейта не иначе, чем ресурс для моих грандиозных целей. Я высосу из них столько крови, сколько потребуется. А ты поможешь мне в этом, иначе поплатишься своей умной головушкой, уяснила?       На лице Джона поселилась психически нездоровая улыбка, а вскоре комнату окутал его зловещий смех. Да такой громкий, что с каждой секундой становился непомерно диким.       Чимина от услышанного парализовало. Все эти слова отца, от которых кровь стыла в жилах, крутились вальсом в его мозгу. Стало страшно думать. Слушать его смех. Стало страшно даже дышать.       Внезапно позади пискнула мышь. Юноша вскрикнул и подпрыгнул от неожиданности. Смех отца моментально стих. — А это ещё что такое?! — Де Матье отлип от стены и нахмурился, услышав поблизости знакомый возглас.       Сердце замерло в груди парня, когда он понял, что привлёк внимание отца. — Боже, нет… — еле слышно прошептал он, в панике начиная отступать назад.       Страх быть пойманным усиливался. Чимин, глядя на надвигающуюся фигуру отца, мотал туда-сюда головой, сжимая в руке несчастную наволочку. — Я не понял, ты что, паршивец, подслушивал?! — громко закричал судья. — Нет, что вы, Господин, как я смел… — начал отнекиваться Чимин. Наволочка из его рук куда-то испарилась. Он продолжал пятиться назад, как вдруг почувствовал спиной что-то холодное. Это была стена. Дальше идти некуда. Он весь сжался и зажмурил глаза, когда пальцы отца впились в ворот его рубашки. — Не ври мне! Что ты слышал?! — Ничего… — простонал Чимин, пытаясь разжать кулаки отца. — Живо отвечай! — Ничего, ничего я не слышал… — врал юноша, но он слышал абсолютно всё. — Ну, погоди, ты у меня получишь. Ты сейчас так у меня получишь!       Судья поволок за собой сына прочь из логова ведьмы. Не обращая внимания на брыкания, он с лёгкостью дотащил сына до совершенно незнакомой парню камеры, кинул туда, как собаку, и захлопнул решётчатую дверь, подперев замóк широкой палкой. Выбраться невозможно. Чимин поднялся на ноги, подбежал к двери и, привстав на цыпочки, протиснул голову между решёток. Пальцы с силой сжали стальные толстые прутья. Он несколько раз дёрнул дверь на себя, но та отказалась поддаваться. Закрыта намертво. В растерянности он отступил назад на пару шагов, недоумевающе посмотрел на отца, который стоял по ту сторону двери. — Сегодняшняя ночь будет для тебя последней, щенок. — Но что я сделал? — прокричал Чимин, ощущая, как громко бьётся в груди обеспокоенное сердце. — Что сделал? Засунул свой паршивый нос куда не следует!       Эти слова — последнее, что сказал сыну Джон. Он оставил парня в холодной камере, в которой держали пленных перед днём суда. И ушёл, скрываясь во мраке длинного туннеля.