Я видела Дьявола. Он был мил

Бог верен, а всякий человек лжив.

Рим.3,4

3 года спустя

Частный самолет удачно приземлился на частном аэродроме, спавшую до селя Мирэ, почти незаметными касаниями плеча разбудил Вон. Девушка, сняв повязку для сна, первым делом взглянула в иллюминатор — солнечный Сеул поприветствовал ее. Ким уже чувствовала тоску по дождливому Лондону, с его сурово холодным климатом. Поблагодарив стюардессу и пилота за прекрасный полет, Ким передав сумку в руки Вона, спустилась по трапу вниз. Прямо с полетной полосы их забрала процессия подосланная Чоном. Во главе привычно стоял секретарь Юн в идеально сидящем костюме-тройке, с очками в тонкой золотой оправе и лицом покинутым тенью эмоций. Усталая, с мигренью, не дававшей ей покоя за последние годы, Мирэ откинулась на удобное сиденье салона машины представительного класса. Клонило ко сну, тело будто отяжелело в несколько крат, а тоска тихая червем разъедала внутренности. Мирэ болезненно вяло прикрыла глаза в надежде заснуть. Ее везли в резиденцию отца в столице, хотя изначально Чон планировал прямиком привести ее в свой дом. Подобная идея не пришла по душе Ким, уже огорченной фактом, что ей не попасть в скором времени в родной город, к папе. Чонгук как и обещал не допускал ее к отцу последнее время. Что совсем сводило Ким с ума. Без лишних объяснений, Чонгук желал отлучить ее от собственной фамилии, даже не успев даровать новую, свою. Истощённая постоянной борьбой с женихом, в последствии Ким просто сдалась, став куколкой в руках Чона. Оттого ей отчаянно не хотелось привстать перед женихом в ближайшем будущем. Хоть подобной возможности теперь не стало, когда она была в Сеуле и до свадьбы осталось не более недели. Процессия, преодолев мост Инчхона, пройдя в глубь мегаполиса, застряла в пробке. Ким не отыскав покоя во сне, открыла глаза и задумчивым взглядом уставилась в окошко. Столица пестрила всеми возможными цветами, билборды огромные были вознесены над трассой и на одном из них была изображена брюнетка ослепительной красоты. Мирэ на долго задержала взгляд на ней, почти любовно смотря. Когда машина проехала щит с рекламой, Мирэ с сумочки на коленях достала мобильник. Набрав номер с набора быстрого вызова, она стала ожидать знакомого голоса в ответ. Ее не стали оставлять в томлении на долго, и спустя два гудка женский приятный голос, промурлыкал: — Ми, ты уже в Сеуле? Твой номер корейский! Опустив глаза на сумочку на коленах, в попытке скрыть скромную улыбку на устах, Мирэ тихо ответила: — Рейс пришлось перенести, кое-какие дела появились. — Какие именно, что тебе пришлось прилететь на день раньше? Тебе просто не терпелось встретиться со своим горячим будущим мужем пораньше? — Не в этом дело. Нужно переговорить с юристом по поводу заявки на брокосочитательный процесс. Формально я должна подписать прошение. Завтра увижусь с адвокатом, чтобы в течение недели все совершилось. — Но… мы же планировали встретиться прямо в день твоего прилета. На завтра я запланировала столько вещей. Теперь их придется отменить… — Прости, но боюсь, что завтра я буду занята. — Сегодня? Сможешь приехать ко мне? Я соскучилась по тебе. — Разве у тебя расписание позволит? — Я сегодня себя не лучшим образом чувствую по этой причине попросила менеджера освободить сегодняшний день от съемок. Приезжай и ни о чем не беспокойся. Я отправлю тебе новый адрес. Никаких отговорок. Я тебя жду. И пошли гудки. Ким неуверенно опустила руку с телефоном, улыбка ее ослабла. Хотелось ей поехать к единственной подруге, с которой она не могла видеться долгое время по прихоти Чона, но скорее всего такой расклад мог не устроить того, который ясно распорядился сопроводить ее по прилету в резиденцию отца Мирэ. Оставшись между двух огней, Ким подняла глаза на сидячего спереди помощника семьи Чон. — Могу я узнать, — нейтральным голосом, попросила Мирэ. Сидящий впереди Юн моментально взглянул на нее в ожидании продолжения речи. — Возможно ли изменить курс, я хотела бы навестить одного человека. — Вы имеется в виду госпожу Ка Мун Ен? — не скрывая того, что вся информация о Мирэ располагалась в его руках, в плоть до имени подруги, с которой Мирэ последнее время с трудом связывалась, уточнил Юн. — Да, это она. — Придется в первую очередь оповестить господина Чона. — Разве он не занят делам компании?— припомнив момент, когда секретарь Юн позвонил ей и предупредил, что встречать ее будет он, а не Чонгук своей персоной, сказала Ким. Глаза ее бездонные смотрели с укором, Юн не став испытывать судьбу ответил: — У главы деловой ужин с бизнес-партнером. Но все известья о вас приказано докладывать незамедлительно. Девушка с деланым спокойствием на лице отвернулась к окну, давая понять, что неважно доложит он Чону или нет. Лишь бы в скором времени оказаться рядом с близким к сердце человеку. Пусть даже если ценой встречи окажется очередная просьба. За три года этих неустойчивых отношений с женихом, Ким научилась смиряться с непростым нравом того. Тут попросить, там что-то простить — эта помолвка полностью держалась на ее терпении. Хавала небесам, таковым она была одарена сполна. Ким в целом удивляла эта дикая озабоченность Чона ее передвижением и связями личного характера. Своим устойчивым контролем над ней, Чон оставил ее в полном одиночестве среди людей. С тем невозможно сходить в ресторан, с той не стоит выходить на связь. Сколько поездок и планов подорвалось только из-за подозрительного Чона. Мирэ искреннее не понимала его мотивов. Последние три года Ким не возвращалась на родину, опять же по приказу Чона. Не виделась с Ка Мун Ён, актрисе самой пришлось навещать ее в Лондоне невзирая на плотный график и недовольство агентства. Иначе они не встретились бы. От отца, единственного родного человека на земле, девушка тоже сильно отдалилась. Встречи с ним были сугубо официальные, где-то на светских выходах зарубежом, ровно, как и с самим Чоном. Мирэ оставленная в дичайшем отрешении насильном от всего мира, тосковала по простому человеческому теплу. И понять она не могла отчего Чон лишал ее людей вокруг своим надзором. Видимо, таковы были цены родства с фамилией столичных. Ким чувствовала, как ей придется непросто в браке с таким человеком, если она уже насытилась одной только помолвкой. Юн коротко переговорив с Чонгуком, передал, что ей позволено повидаться с Ка, но лишь на короткое время. На другой исход Ким даже не надеялась. Дав адрес подруги, Ким снова уставилась молчаливо в окно. Апартаменты Ка находились в пригороде столицы, небоскреб с видом на зелень леса неподалеку, виднелся с самой магистрали. Охрана очень долго и копотливо записывали личные данные приезжих, пропустили только главную машину, остальным предложив парковку снаружи. Всех телохранителей одарили пропускными карточками для визитёров и настоятельно просили не снимать ничего внутри резиденции. Проехав внутри территории, машина проехала внутрь сада с подсветками и остановилась в центральном корпусе. Освещение внутри било по глазам, все вычурные детали интерьера показались вызывающими Ким после долгой жизни в Лондоне. В лифте с позолотой она была с Воном и с одним еще телохранителем, новым и незнакомым. Юн остался внизу в фае с телефоном в руках. Без него дела не делались. Оказавшись на последнем этаже, Ким ступая по лощеному мрамору каблуком, шла к единственным дверям в коридоре. Ка ее ждала и даже оставила входную дверь открытой. Порой ее безбашенность в действиях удивляла Мирэ крайне неприятным образом. Несмотря на высококлассную охрану, ее безумные фанаты могли проникнуть внутрь. Чем мыслилась Ка Ким порой не понимала. Заметив подозрительно открытую дверь, Вон уже готовый первым проверить обстановку в квартире, потянулся за ручкой. Но его большую кисть, сжавшую металл с позолотой, Ким накрыла своей и тихо сказала: — Внутри все должно быть в порядке, не беспокойся. Дверь открыта для меня, Ка временами может быть крайне безрассудной. К тому же ты не можешь заходить. Ждите снаружи, пока я сама не выйду. Строго и не оставив ни шанса на возражение, на которых Вон не был способен, девушка самой открыв дверь вошла в просторную квартиру. Яркое освещение ослепляло, отсвечиваясь от белого мрамора под ногами, девушка захлопнула дверь за собой. Замок закрылся характерным механическим звуком. Услышав шорох у входа, откуда-то из глубины квартиры послышались поспешные шаги. — Мун Ён… — не успела Ким договорить, что она пришла, на нее кинулась брюнетка с разбегу. Чуть не сбив ее. На щеке остались невиданными следы губ чужих, а руки самой Ким легли уверенно на талию Ка. Девушки улыбались в объятиях друг друга. — Боже мой, как я соскучилась, Ми… — Твоя тоска не больше моей, Мун Ён. Первым отстранилась Ким с теплой улыбкой заглянув в глаза напротив. И увиденное ее немного опешило. Глаза из-под влажных прядей после недавнего душа были красные с лопнувшими капиллярами, лицо бледное и осиневшее от тяжелой работы и… сколько бы Ким не избегала от догадки, скорее от количества алкоголя и кокаина, принятого накануне ее прихода. Ка зависимостью страдала с подросткового возраста. Именно в этом периоде все дети, ставшие знаменитыми в раннем возрасте, находили покой в веществах и в странных компаниях по-своему свободных людей. Во время продолжительных съемок, к примеру сериалов или ТВ-шоу, Ка оставалась чистой по несколько месяцев, но во время перерывов ее заносило сильно. Точно, как и сейчас, у нее имелись контракты на рекламы или фотосессии, но крупного проекта не было, оттого девушка видимо расслабилась. Заметив пристальный, немного разочарованный взгляд Ким, Ка отошла назад, в стыдливой манере опустив глаза вниз. Ким всегда являлась той опорой, на которою Ка всю жизнь полагалась. Именно Ким вкладывалась во многие проекты актрисы, посылала юристов в случае ЧП или воевала с агентством Ка, готового изморить собственного артиста в попытке нажиться на его имени. Пока оно было звучно в публике. И чего греха таить, приходила на помощь, даже если в ряду виновных находилась сама Ка. Безвозмездно и безусловно поддерживала ее в любых начинаниях и была рядом в трудные минуты. Оттого заимев совесть перед ней единой, Ка узнав, что она прилетела раньше времени, кинулась наводить порядок в квартире, в судорожной агонии пряча все таблетки и порошки, расфасованные по маленьким пакетикам, и проветрив комнаты, ринулась в ванную привести себя в чувства холодным душем. Ким никогда открыто не осуждала Ка, никогда не винила ее в слабости перед зависимостью. Просто Ка сама искреннее не хотела расстраивать единственного ценного человека на земле. — Не впустишь? — немного игриво, сама потянувшись за кистью подруги, смягчив атмосферу спросила Мирэ. — Проходи, детка, — прильнув ближе к чужому телу, Ка зашагала внутрь квартиры не отпуская Мирэ. Интерьер был более сдержан, большое пространство комнат с высокими потолками было пустое, что показывало, как редко Мин Ён бывала в доме. Окна, наглухо прикрытые беспросветными шторами, камеры установленные на каждом углу без единой слепой зоны, на стенах и полках только картины абстрактные, не дающие никакого намека кто может быть хозяин квартиры — такова была жизнь знаменитости. — Я видела рекламный щит с твоим изображением по дороге сюда, — опустившись на белый диван в просторной гостиной, смотря на копошащуюся на кухне в другой половине комнаты подругу, начала разговор Ким. Вполне расслабленно, без показательной вежливости в речи, вычурных манер в жестах, Мирэ расслаблялась при Мин Ён. Последней совсем не приходило по душе, когда въевшееся в личность Ким воспитание и манеры выступали в их с ней общении. Сама необделанная знаниями этикета, выросшая в среде элитной прослойки общества, Ка умела прекрасно преподносить себя людям, но искреннее верила, что это часть актёрского мастерства — а оно заключалось в умении лгать. И дорожащая своей подругой, что была близка как настоящая семья, Ка всячески противилась холоду и отреченности в их отношениях. — Ты про который? — С духами Dior. — Ты про него… Съемки были ужасными, стафф был в бешенстве от капризов фотографа. Этот старый хрыч теребил нервы каждому на площадке, — опустив на журнальный столик в гостиной поднос с фарфоровыми чашками чая, любимого Мирэ, Мун Ён опустилась рядом с подругой на диван. — Результат стоит перенесенных трудностей, — аккуратно положив руку на кисть Ка, с нежностью погладив нежную кожу, отметила Ким. — Она настолько хороша, что ты заговорила о ней? — Мне нравится всё, что ты делаешь… — Не льсти мне. — Зачем мне это, — вяло опустив голову на острое плечо Мун Ён, от усталости или неги от близости закрыв глаза, Ким мирно задышала. Казалось она уподобившись страннику, после долгой и утомительной дороги, таки отыскала свой уголок в мире, где мирно становилось в неспокойной душе. — Выглядишь устало. — Я же прямо с самолета, — оправдание, которому никто в комнате не спешил верить. Усталость ее крылась далеко не в многочасовом перелете. — Когда свадьбу планируете? Ты мне до сих пор не прислала пригласительное, так и всем остальным. — Свадьбы не будет. — Что? Планы поменялись? Почему я об этом не знаю? — в собственной неспокойной манере, быстро заговорила Ка. — Чоны в вечном черном после смерти матери, — не став распахивать ресницы, немного душно от факта, что даже с Ка ей приходилось говорить о Чонгуке, тихо и вяло ответила Ким. — Это неважно, лучше расскажи о сценарии, который ты на данный момент читаешь. — Стой, в смысле в черном? — Их фамилия и дом никогда не станет устраивать пиры или веселья, чтобы навеки нести бремя скорби по госпоже, — коротко, в надежде покончить с этим вопросом по-быстрому. — Но ее смерть каким боком тебя касается? — Говори уважительно, Чоны очень сильно чтят ее память. Чон даже не задерживается на чужих праздниках дольше получаса. К тому же, даже свадьбу Джису, единственную дочь фамилии, не исправляли. Было только венчание в церкви и все подношения столичные отослали обратно всем округам. И моя… То есть наша свадьба будет такой же. — Но как можно не исправить такой важный день в жизни, — расстроенно будто ее собственную свадьбу отменили пробубнила Ка. — Как насчет девичника? Со стриптизёрами? У меня заготовленный целый список… ­— Перестань дурачиться, — устало выдохнула Мирэ, потянувшись за чашкой чая. — Ты должна увидеть голых, вызывающе сексуальных мужчин блестящих от масла, иначе замуж не выходят, — драматично, что было так свойственно ее натуре, продолжала возражать Ка. — Поговорим о твоей работе, пожалуйста. — Ничего интересного в не нет, — с нотками недовольства, видимо среди предложенных к прочтению сценариев не нашлось таких, что пришлись бы ей по душе. Ка вопреки великолепному таланту и опыту за спиной, всегда оставалась актрисой одной роли — красивой и роковой женщины, разлучницы или разведенк с местью. Режиссёры из-за ее неземной красотой не могли рассмотреть нежную и чуткую натуру, что смогла бы сыграть запоминающуюся роль обречённого персонажа. Ка столько билась в истерии, сколько раз проходила прослушивание у неизвестных сценаристов и режиссеров, но положительного отклика она не отыскала. Прошлая ее роль была о писательнице детских рассказов с высшей степенью психопатии, что конечно, принесло колоссальную популярность и бешеный гонорар, но работа была не самой желанной для самой актрисы. Теперь ей усиленно предлагали роль красавицы дочери одного бизнесмена, за смерть которого она будет в дальнейшем мстить соблазнив врага. — Если я соглашусь на этоу роль, то от клейма актрисы одной роли мне не избавиться. — Не хочешь поработать с начинающими талантами? Или двинуться в сторону Голливуда? — Думаешь, Муджин ПД-ним этому позволит случиться. Он лучше со своей женой, чеболькой поднявшей его с колен, разведется, но не отпустит меня с миром. — К чему страх? — открыв серьезные и словно бездонные глаза, смотря ими прямо в чужие, спросила Ким. — У тебя есть я, чеболь не меньшей величины, чем он и его жена вместе взятые. Мун Ён используй меня, — холодно, будто в приказе сказала Мирэ. Ее слова пугали, пускали по спине холодок. — Только скажи мне, и я преподнесу любую роль по твоему усмотрению. — Тогда, придется на моих статуэтках выгравировать твое имя, стерев мое, — опустошённо ответила Ка. Нежностью, затопившей всё пространство, мягко прикоснувшись рукой к скуле девушки, показывая признательность свою. Искреннюю. — Хватит обо мне, Что с тобой, Ми? Почему ты так сильно прячешься? Ты о нем ничего не рассказала после помолвки, я о вас узнаю больше с новостных вывесок, чем от тебя. Ми, откройся мне. — Говорить просто не о чем. Наш брак отличается от остальных. Между нами, контракт в двести страниц и ничего больше, кроме выполнения обязательств прописанных в нем. — Даже если так, разве к нему у тебя нет чувств? Пусть даже не положительных. — Ты же меня знаешь, мне сложно сближаться с людьми. — Да, но он тот, с кем тебе всю жизнь прожить, — волновалась открыто Ка. Она к своим двадцати с лишним успела побывать в объятиях многих мужчин. В начале карьеры ради нового проекта Ка приходилось быть милой с людьми далекими от приятных. Притворство ей легко давалось, она этим себя прокармливала. Женатый или вдовец, старый или юноша, без разницы лишь бы у него в руках имелась власть и деньги. Закрыв глаза на недостатки, Ка притворялась влюбленной дурочкой, если приходилось. Все что угодно, вплоть до поездок заграницей на несколько дней, где она солнца не видела запутавшись, подобно золотой рыбке в сетях, в простынях чистых и не очень, невинно белых или грешно кровавых, желая или противясь, она лежала измученная от секса и касаний. В ответ Мирэ еще больше припала к чаю. Слов было не найти. — Ты изменилась, — тишину разрушила Ка. Она в порыве любви и тоски нежной переплела пальцы с чужими длинными и худыми, прямо как у нее самой. Худоба в случае Ка была оправданной, за подобный вид ей платили бешенные гонорары, а сухость тела Ким была скорее болезненной и неоправданной. — Во взгляде, в речах… Что с тобой стало? — Повзрослела, вероятно, — исходящим от нее спокойствием, нашлась нейтральным ответом Ким — Такой исход всем обещан. — Взрослее ты будто потеряла счастья, девочка моя, — пригладив шелковые волосы в порыве очередной нежности, почти по-матерински сказала Ка. Их разница в возрасте в год никогда критически не ощущалось в их общении. Временами Ким пеклась о ней, будто она нуна тут, порой в переживаниях превосходила Ка. Их отношения никогда не оставались одинаковыми. — В таком случае остается надеяться, что до конца жизни удастся его отыскать обратно. — Позволь мне помочь с этим. — Обязательно, как-нибудь потом. Обещаю. — Смотри, я тебе обязательно припомню твое обещание. Потом Мун Ён прильнула к плечу Мирэ, закрытыми глазами трогательно оставила незаметный поцелуй сквозь материи одежды. Что несомненно отразилось улыбкой на лице Ким. Но почему-то очень грустной и усталой. Что теребило нервы Мун Ён. Позволь ей она бы добровольно забрала бы всю печаль и боль у Мирэ. Но та не привыкшая полагаться на чужих, противилась, скрыв свою боль прочно. — Мне пора выходить, — спустя время с грустью поделилась Мирэ. Ка, которая уютно устроившись на худых бедрах девушки, в удивлении распахнула глаза. — Ты издеваешься? — возмущённо сказала Ка, поднявшись и присев на диван. — Куда тебе? Не прошло и пару часов. — Он меня ждет, наверное, — тихо, не уточнив о ком речь, ответила Ким. — Он в твоей жизни без недели месяц, но ты рвешься к нему оставив меня? — Мне правда надо уходить, — не став поддаваться капризу Ка, ответила Ким. Рука ее костлявая мягко убрала волосы с лица подруги, в конце пронзительно взглянула в чужие глаза. Печаль, грусть и тоска так явственно читались в каждом ее движении, что слезы невольно выступали на глазах. — Ми, — пораженно утонув в глазах напротив, сказала Ка. Руками она упиралась на обивку дивана, а корпус тела был сильно наклонен в сторону Ким. Лицом к лицу, глаза в глаза. Но даже в столь близком расстоянии Ка не распознавала свою любимую Ми. Будто перед ней стояла тень былой Ким. — Что с тобой стало? Нависло молчание. Ким не выдержав столь внимательный взгляд подруги, нелепо улыбнулась краем губ и наклонившись ближе к Ка, оставила невесомый поцелуй на ее щеке. — Все будет хорошо. Не задавайся беспокоящими вопросами, — ложь на которую Ка не повелась, прозвучала крайне уверенно из уст Ким. Мирэ поднялась на ноги, прихватила сумочку и отошла несколько шагов от дивана. Ноги ее облеченные в высокие туфли, встали перед низким журнальным столиком. Она наклонившись немного достала со стола несколько маленьких пакетиков с таблетками и белым порошком, которых Ка упрямо пыталась припрятать под слоем модных журналов. — Эти… Я их заберу. — Они не мои, — уверенно лгала Ка, обреченно расплатившись на диване. Щекой прижатой на диван, одной рукой свисающей с краю, она пыталась выглядеть расслабленно. — Вот и прекрасно, — показательно кинув пакетики в сумку, сказала Ким. — Не стоит провожать, отдохни перед завтрашними съемками.

***

Стоя перед дверьми лифта, с раздражающим золотым покрытием режущим глаза, Мирэ стойко ощущала напряжение Вона и новенького телохранителя. Они, как и подобает в данной ситуации молчали, не высказываясь, но по напряженному стану, запакованного в чёрный костюм, по сжатым челюстям и по глазам не смевших глянуть на нее открыто, Ким догадывалась, что они гложимы чем-то неприятным за душой. И оно как-то было связано непосредственно с ней. Покой и уют, чем одарила Ка ранее, покинули Мирэ как только она переступила порог пентхауса. Теперь находясь в лифте, за мощными спинами двух мужчин, она медленно утопала в жгучем отчаянии и безысходности, что стали ее верными спутниками последние годы, прожитые в жалости к себе. Оказавшись внизу, Ким проверила время. Ее визит к подруге длился не больше двух часов. Наученная опытом, Мирэ лишний раз не задерживалась в местах незнакомых, чтобы избежать неоправданного гнева жениха своего. Которого в край не устраивало, если она выпадала из поле его зрения надолго. Прежде чем сесть в поданную машину, Мирэ обратилась к Юну с просьбой. — Я запамятовала, можете отнести к Ка Мун Ён подарки, привезенные мной? Вон должен знать, где они находятся. Брендированные пакеты знаменитого британского модного дома, постоянных портье королевской семьи, были аккуратно сложены в багаже машины. Ким о тщательно подобранных по вкусу подруги подношениях не забывала ни на минуту, просто Ка еще с раннего детства не принимала от нее лично ни единой вещи. Придумав как избежать недовольного ворчания подруги, Ким каждый божий раз отправляла подарки руками чужими, которым Ка не могла открыто показывать свой нрав. Сидя в салоне машины в молчаливом ожидании, Мирэ поглядывала на телефон в руках. Ей не терпелось набрать один номер, но время было не совсем подходящим для разговора, да и уши, верных доносчиков Чона, тоже беспокоили. —Вон, не возразите если я попрошу вас покурить, пока мы ждем возвращение секретаря Юна? Крытый вежливостью приказ был принят телохранителем без промедления. Вон покинул машину, на ровне с новым человеком в их тесном кругу, и став спереди авто, что его тень растягивалась в свету фар, потянулся за пачкой сигарет, смотря в даль. Ким, выждав несколько минут набрала номер директора агентства Мун Ён. Через короткие гудки, ломанный голос ответил весьма воодушевлённо вопреки позднему времени. — Чем же я обязан звонку столь редкой птицы, госпожа Ким? Или это просто знак уважения самого крупного спонсора моей сверкающей звезды за мой неоценимый вклад? — И вам добрый вечер, директор-ним, — холодно, с бесцветным голосом ответила Ким. — Весьма строго. Аж мурашки берут. Что случилось, что вы сами соизволили снизойти до нас, простых смертных? — Где была Мун Ён вчера ночью? — На съемках рекламной кампании… Вместе с менеджером, — заготовлено отчеканил Минджун. — С каких пор гонорар начали выплачивать запрещенными вещества и галлонами алкоголя, от которых Мун Ён до сих пор не успела отойти? — Мун Ён… — устало, уже сдавшись дальше лгать, выдохнул мужчина на другом конце провода. — Вы с ней встретились? — Директор-ним… — устало, наравне, выдохнула Мирэ в трубку. — Всё-всё, понял. У нее действительно были съемки до полуночи, потом она ушла домой. По крайней мере менеджеру было так сказано. — Увольте его и наймите другого, — имея в виду менеджера. — Вы не справляетесь, директор-ним. Раньше таких оплошностей не допускали, а теперь от сплошных расстройств я не поспеваю отойти. — Госпожа Ким, я знать не знал… — У меня нет времени на ваши оправдания, — заметив, как к машине уверенными шагами подходил Юн, слава Богу с пустыми руками, Мирэ поспешила завершить разговор. — Если история повторится вновь, я не стану снисходительно все прощать, директор. И это отнюдь не предостережение. Выполняйте свою работу должным образом, во благо компании, которую вы столь кропотливо и любовно возносили ввысь. Ведь будет крайне обидно, если она развалится подобно карточному домику из-за пустяков, вроде скандалов связанных с манипуляцией СМИ или неуплат по контрактам артистов, согласны? — Госпожа Ким, послушайте… — Свое я уже сказала, вам остается лишь прислушаться к моим словам, директор. Всего доброго. Отключившись, Ким расслабленно откинулась на сидение машины. Вон и Юн вернулись на свои места, и авто двинулось с места. Вопреки желанию Ким. Женская интуиция нежным голосом нашёптывала, что в конце пути ее ждало нечто устрашающее. То, что носило человеческое имя и одним взглядом из-под густых бровей могло лишать опору под ногами. Уже стояла ночь, когда они прибыли в резиденцию отца Ким, часы уверенно шли к полночи. Резиденция из себя представляла особняк в центральной части города, с высокими каменными заборами и автоматическими воротами, за которые попасть было достаточно сложно. Мирэ мутно помнила, как несколько раз приезжала сюда с отцом в глубоком детстве, когда главы округов устраивали саммит по решению некоторых проблем. Уже в зрелом возрасте Ким останавливалась тут, когда приезжала в Сеул на выставки или на бесконечный марафон шоппинга с Ка. Беззаботные были времена. Теперь смотря на ухоженный сад, беседку в традиционном стиле и на дом из белого кирпича, Мирэ брала печаль и только. Юношеского азарта не было, так и не было достигнуто зрелого успокоения. Оставшись в процессе, нелепо в середине, Мирэ истощённо не знала, как быть. Заметив на мостовой перед самим входом дома череду машин, Ким наконец узрела беспокойство телохранителей. Ее внутри ожидал человек, имеющий колоссальное влияние на людей вокруг Мирэ и на нее саму. Когда машина остановилась у входа, Мирэ глухо заговорила: — Почему меня не известили, что глава в ожидании, — напряженный до предела, весь покрасневший до ушей Вон, привычно молчал смотря куда-то на машину спереди. — Секретарь Юн, — потребовав незамедлительного ответа, назвала того Ким. — Никому не позволено распространяться о месте пребывания главы, — повернувшись корпусом к ней, без эмоции на лице и в голосе, будто говорил с очередной пассией босса, а не дочерью влиятельного дома, ответил Юн. — Вам стоит поспешить, он прибыл давно, — в приказе, что ей делать, словами заткнул ее секретарь. Мирэ задержав мутный взгляд на нем с обжигающей обидой, молчала. Расстроенная, с откровенно испорченным настроением, Ким вышла из салона машины и в сопровождении двух мужчин прошла внутрь. В доме, в холле ее с почтительным поклоном встретили четверо горничных в форме, ни одну из них Ким не припомнила. Чон не только пришел без приглашения в чужой дом, но и притащил своих служанок. Ким не сомневалась, что женщины так показательно выказывающие уважение к ней были направлены сюда одной целью — следить и докладывать. Ким в рассеянности не находила оправдание действиям жениха, которому везде мерещилось предательство, преподнесённое ее руками. Юн уверенно повел ее в гостиную на первом этаже, будто это она гостя в собственном доме. В слабо освещенном коридоре Ким попросила Вона идти рядом, чтобы она могла держаться за его предплечье, чтоб не упасть с грохотом из-за низкого зрения. Вон сопроводив ее до дверей, отступил от нее, пропуская тонкий стан вперед. Юн распахнул двери гостиной для нее, сам не став заходить. Добравшись до хорошего освещения, Мирэ уверенно шагнула внутрь. Под увесистой хрустальной люстрой находился стол, длинный из добротного дуба. Ким, заметив на нем сервис на двух персон и служанок вдоль стола, готовых обслужить их за трапезой, задохнулась в отчаянии. Делить трапезу с Чоном — равнялось самой смерти с самого того ужина со стейком. Превозмогая себя, не дав узреть чужим глазам отчаяние пожирающего живьем, Мирэ с уверенно поднятой головой прошла внутрь. Деланная смелость рассыпалась песком, когда она застала пустые стулья. Чона не наблюдалось за столом, были только горничные и тишина. Ким незаметно вздрогнула, стоило по комнате раздаться густому мужскому баритону откуда-то со стороны. Осмотревшись Ким наткнулась на величественный стан у окна. Чонгук был занят телефонным разговором; всматривался в сад за окном, выкуривая сигарету. Мирэ не став беспокоить чужой диалог, встала бездвижно у накрытого стола. Ее взгляд пронзительный в ярком освещении был направлен на Чона. Тот был одет только в белоснежной рубашке с закатанными рукавами, выставив на показ предплечья в чернилах, и в брюках, неизменно черного цвета. Пиджак скорее был отдан прислуге, уверенно могла предположить Ким. За все те разы, когда ей приходилось сталкиваться с ним, он неизменно был одет официально и без единой лишней детали. Костюм-тройка иссини черного цвета в классическом покрое, белая или черная рубашка под жакетом комплекта, черные кожаные туфли одного бренда. Разнились только аксессуары: запонки из белого золота, галстуки и зажимы к ним, часы из ценных металлов. И только единожды в холоде Лондона Мирэ застала Чона с черными английскими перчатками в тон зимнего пальто. Гардероб мужчины сложно было назвать безвкусным, но однообразие во всем Ким находила скучным. — Проблема должна быть решена в течение суток, — строго, уверительно утверждал он. Ким в попытке не выглядеть как человек, подслушивающий чужой телефонный разговор отвела взгляд от Чон и уставилась ими на паркет под туфлями. Девушка чувствовала непреодолимую усталость, ноги зудели после дня проведенных на каблуках, голова раскалывалась после разговоров с Мун Ён и перелета. Будь важна ее воля, Мирэ опустилась бы сначала в теплую ванную с пеной, следом в кровать, без нежеланного ужина с женихом. — Бухгалтерия вызывает подозрение, либо в старости лет господин Вон осмелел, что посмел украсть мои доверенные ему деньги, либо округи посмелели сжать мою долю. В любом случае, с подобным я не стану свыкаться. За каждую вону я поотрываю кости из плоти этих тварей. Встретимся на порту, Ёль. — Ким в прозвище узнала имя мужа Джису, сестры Чона. И поняв, что разговор крайне важный и не хотелось бы никаким образом быть связанной с этим обещающим Чоном быть кровавым делом, Мирэ решила намекнуть на свое присутствие. Легко кашлянув. И моментально подняв голову, на повернувшегося в ее сторону Чона. Тот чернеющими в темноте ночи посильнее глазами врезался в нее. Выдохнув напоследок сигарету, затушил ее на дно пепельницы на мраморном подколеннике и вальяжно двинулся к ней. Ким судорожно вздохнула, будто перед рывком в бездну. — Не сотрясай воздух понапрасну, — ниже обычного сказал в трубку Чон, свободной рукой коснувшись нежной кожи на щеке Мирэ. Девушка давилась желанием отступиться, но не нашлась достаточной смелостью сделать подобное. — Отзвонюсь по дороге к порту. Жди. Нависнув коршуном над ее мелким телом, положив телефон в карман брюк, неотрывно смотря в глаза напротив, Чонгук улыбнулся уголком губ. Бесчувственно, взглядом, переполненным темными желаниями; рукой на ее щеке, не дававшей избегать столь непосильный зрительный контакт. — Я прибыла, глава. Прошу прощения за ожидание, — несмело, откровенно уязвимо прошептала Ким. То ли близость с хищником столь пугала, то ли усталость отражалась на ней, в любом исходе она не могла спрятаться за маской величия и богоподобной натуры, которой она приручалась в академии годами. Перед ним все трюки и изощрения обворачивались беспомощностью. — Тебе лучше перед ними извиниться, они тут с самого захода солнца. На ногах, в ожидании, — томно, возможно в уничижительной манере, поделился Чон, головой кивнув в сторону горничных. — В таком случае, распустим их? Не стоит более их изводить, — утопая в омутах затмевавшими весь мир вокруг, неуверенно спросила Ким. Запрокинутая голова тупой болью отдавалась в шее, но Мирэ не смела отвести взгляд. — Была бы ты столь прилежна, когда нужно разрешение просить на другие твои желания, — насмешливо протянул он. Отходя немного, убирая кисть с лица. Открыв вид на зардевшиеся щеки. — Они прислуживают тебе, тебе и принимать решение уходить им или нет. С позволения, пусть даже неочевидного, Ким взглянула на девушек у стола, которые всем видом делали будто, слов их не слышали. — Вы можете расходиться по покоям, сервисом стола за ужином займусь я, — чуть громче сказала Ким. Девушки покорно поклонившись на прощание вышли из гостиной одна за другой. Оставшись одна перед чутким взором позабавившегося ее словами Чоном, Ким снова обратила взор на него. Теперь уже в открытом ожидании дальнейших поручений. За последние годы она до самых косточек пропиталась чужой властью над ней и особых надежд на скорое освобождения не питала. Как говорила главная леди, женщинам нужно терпеть куда больше мужчин. — Блюда успели остыть, — встав у помощника, на котором находилось серебряное блюдце с крышкой под которой томились бараньи ребра, готовые к подаче, отметила Мирэ. Взгляда поднимать она не желала, хоть воспитание академии гласило смотреть в глаза собеседника. Рядом с Чоном все писанные и негласные правила уходили в забытье. — Ты голодна? — Час уже поздний, я бы отказалась от ужина, — прощупав почву, в надежде отговорить Чона от этой губительной идеи скормить ее очередной порцией мяса, тихо поделилась она. — Выпьешь со мной, — встречным предложением вступился Чон. Девушка, взглянув на него заметила, как тот доставал бутылку вина из винницы. Внимательно всмотревшись в этикетку, он выдал, — Красное, полусухое, итальянское. — Вполне сгодится, — через силу растянув несмело губы в подобии улыбки, ответила Ким. — Может пройдем в беседку, ночью там приятный ветер и красивый вид на живность. Глаза, вдруг загоревшиеся невесть чем поднялись на нее, Чонгуку видимо ее инициативность пришла по душе. Мирэ доведенная до самого края готова была деланно угождать ему. Лишь бы головной боли стало меньше. Да и сил совсем не осталось показывать зубы, которых раз за разом разламывал Чон в показательной манере. Она сполна выучила преподанный урок. — Тогда, выйдем? — вполне ласково, без удушающей насмешки ответил Чон. И схватив бутылку и бокалы со стола, встал в ожидании, пока она не пройдет первой. Ким, не став затормаживать, ступая по паркету пошла вперед и прошла через высокие двери, ведущие в задний двор особняка. Выйдя на веранду, покрыв расстояние летней столовой они вышли на тропинку, оставленную камнями. На туфлях с высокими каблуками Ким неуверенно шла по тропе, но, когда освещение стало не хватать она обернулась к следующему за ней Чону. Тот остановился, уподобившись ей и темные глаза в тон неба, лишенного света луны и сияния звезд, зыркнули на нее с очевидным вопросом. — Мне сложно видеть в темноте. В ответ Чон смолчал, лишь шагнул вперед, став рядом с ней и вытянул руку, согнутую в локте, чтобы она могла взяться за его предплечье. В тишине ночи звякнули бокалы в его кисти, и девушка по слепому неуверенно коснулась сначала его плеча и медленно спустилась вниз, к открытой коже руки. Мышцы под нежной, предельно женской хваткой ощущались налитыми свинцом, подобно ртути переливались под ладонью. — Готово? — обходительно в темноте, делающей уязвленной Ким, раздался голос прямо над ухом. — Да, — слишком глухо для ответа, почти выдохнула Ким. Теперь оказавшись в столь интимной близости с мужчиной, ей идея давиться мясом не казалась столь уж и отвратительной. Лишь бы сердце наивной девственницы, не познавшей мужских рук и соприкосновения тел оставалось тихим, а не билось в агонии будто предсмертной. Лучше пусть ее всю сведет судорогой ужаса перед ликом Беса привычно и выучено, лучше кровь отпрянет от лица, чем жар непонятного волнения схватит тело и скулы окрасятся в розовый. Тихими шагами ступая по камням, опустив внимательной взор под ногами, в отчаянных попытках не споткнутся, они дошли до беседки. С добротной подсветкой, что было в радость Ким. Она, узрев вновь мир вокруг, отступилась от Чона и выпустила его руку из своих. Будь на месте Чона другой она бы как полагалось по этикету, мило улыбнувшись поблагодарила за помощь, будто тот ей жизнь спас, а не переправил через темный сад. Но перед ней стоял Чонгук, человек немногословный и лишенный чувств светлых, оттого двушка не стала заново заводить разговор. В молчании ей дышалось легче. В беседке бутылка вина была распечатана; разлита по бокалам. Чонгук к алкоголю особо не прилагал, Ким посчитала это из-за скорой обещанной встречи с Чанёлем. Ким тоже из приличия лишь пригубила оного, сидя на скамье отдаленно от него. Дикостью было сидеть с вином на краю сада, без должного сервиса и без подобающих закусок для девушки столько лет мучительно изучавшей бонтон и этикет, а по Чонгуку нельзя было сказать, что эта сцена ему в новинку. Какая же неодолимая пропасть между ними водилась. Тишина была разрушена лишь живностью сада, и редким воем сторожевых собак. И она становилась давящей со временем. — Глава, — тихо позвала Мирэ, спустя некоторое время. Внимательно изучая бокал с красным вином, растекавшимся по стенкам словно змеи. — Вы пожаловали по определенной причине? — Да, — лукавить Чон никогда не пытался, наверно единственное что цепляло в нем Ким. Без лишних слов, без суеты ненужной. Коротко и по делу. Правда другая сторона этой медали заключалась в грубости слов, которыми Ким часто ранилась в прошлом. И эти увечья словно стервятники не отпускали из лап своих пока не доведут дело до конца. Оттого Ким увяла на глазах, подобно весенним цветам под слоем морозящего покрова снега. — В чем же она заключается? — Их несколько, — отложив бокал на стол, он повернулся к ней корпусом. Девушке по неволе пришлось поднять голову. — Первое, хотел спросить, почему ты решила остановиться в резиденции семьи Ким? — В ваш дом я не могу явиться бесцеремонно и без должного приема. Мне там командовать и вести хозяйство в ближайшем будущем, как вы предлагаете мне заиметь уважение подопечных, если я пожалую сама по себе. Я не ваша пассия на время, а наш брак не игра в страсти мимолётные. Между нами, власть и влияние домов, которых мы оба представляем, оттого мы не можем поступать бездумно в порыве чувств непонятных. Войдите в мое положение, глава. — Думаешь, найдутся те, кто станет вопрошать твой статус? — удивлённо, будто самому в жизни не приходилась рвать и метать ради той власти, что в априори принадлежала ему с рождения, спросил Чон. — Не стоит сравнивать удел дочери клана с его старшим сыном, глава, — снисходительная улыбка коснулась ее губ. С каждым сказанным словом пропасть между ними увеличивалась в разы. — Мы должна бороться за всё, что вам, сыновьям, достается по праву рождения. В этом и заключается различие. — Пусть будет как ты скажешь, — будто слова девушки раскрыли ему глаза на тяжелую правду, тихо, что несвойственно его нраву, сказал он. — Какие вопросы еще будут? — Секретарь Юн предложил провести медовый месяц на моем острове, хотел об этом лично сообщить, — вернув твердость в голос и взгляд острый, поделился он. Девушка по формулировке поняла, что они тут не осуждать данное решение собрались. — На каком? — Крошечный, на *** южного моря. Юн уверял, что там благоприятный климат и дом приличный, — уже скромнее в собственной настойчивости сказал Чон. Ким вся такая утомленная и разбитая в конце дня, впервые узрела эту сторону своего жениха. И диалог их впервые на ее памяти вышел полноценным, где обе стороны были услышаны. — Выбор пал на него из-за того, что вы должны быть доступны столице? — Я не смогу отойти от дел, — коротко и без повода на пререкания. — Тогда, остров самый оптимальный вариант, — глухо, скрыв недовольство сказала Ким. Звонок телефона раздался, привлекая внимания Чона. Девушка пока тот был занят разговором отошла на край беседки, положив кисть на ограждение, она позволила себе утонуть в ночной свежести. Мир вокруг сошел на второй план, тихий голос Чона говорящего с Ёлем, слышался совсем отдаленно. Сил даже стоять на ногах не осталось. Мирэ судорожно вздохнула, когда рука Чона легла на ее плечо, частично покрыв заднюю сторону открытой шеи. Ким, медленно отойдя от руки чужой, пугающей, взглянула на Чона. Тот грудой мускул, возвышался над ней и страх неконтролируемый брал от разницы сил. — Простите, я отвлеклась, — нелепо, отступая на еще шаг, будто в дали ее растерянности не станет видно, выдохнула она. — Нужно выдвигаться, — пронзительные глаза будто светили в темноте, девушка находила непосильным оторваться от них. Говорят, не лучшая идея смотреть в очи зверю, того гляди сорвется, а Ким терялась в себе не находя пути отречься от собственного страха и тревоги, чтобы в предвкушении нападения ослабить бдительность и отвести взгляд от Чона. — Я вас провожу, — тихо, почти неслышно ответила Ким. Бесстрастно и лишних эмоции шагнув к выходу из беседки. Тае все это время поджидающий у тропы, ступил после них в беседку и забрав бокалы с бутылкой, невидимой тенью следовал да ними. Пока девушка, цепляясь за сильную руку, с чернилами в рисунках, пыталась отчаянно не сбиться с пути. Верного.