Я твоя не первая

Небо было тяжёлым и серым и таким же тяжёлым и серым было море, оглушительно шумевшее совсем рядом. Совершенно осенние, две эти бесконечности сливались на горизонте, как будто заключая нас в купол, из которого нет никакого выхода. Но мне не хотелось освободиться, лишь подойти ближе к берегу, чтобы ветер развевал мои волосы и бросал в меня ледяные соленые капли. Меня всегда привлекало море и здесь противостоять его зову было особенно трудно. И все же я стояла неподвижно в первом ряду, среди других. Торжественная линейка закрытой школы только для девочек длилась уже несколько минут. Ветер трепал наши излишне длинные юбки, а скопление крикливых чаек угрожало безукоризненности рубашек и мешковатых жилетов. Вообще-то, было бы не так уж жаль. Форма была алого цвета, но из-за общей серости, на удивление, смотрелась мучительно и тревожно, а вовсе не живо и радостно. Директрис почему-то было две. Очень может быть потому, что школа стояла рядом с границей и, хотя была русской, могла принимать к себе жительниц других стран. Русскоговорящих, разумеется. Поэтому, госпожа Боук была как будто директрисой для иностраннок, а госпожа Болитова — для нас. Не знаю, враждовали ли они. Но то ли у них был один вкус на двоих, то ли они соревновались. Может, все вместе. Соревнование начиналось с вопроса о том, кто презрительнее посмотрит на нас, учениц, и заканчивалось на степени старомодности и мрачности платьев. И, безусловно, они соревновались в том, чтобы выглядеть устрашающе. Госпожа Боук была высока и так широка в груди, что, казалось, могла бы закрыть собой солнце и раздавить кого-нибудь в коридоре. А госпожа Болитова вообще стремилась к форме квадрата. Конечно, мои суждения были поверхностны и основаны лишь на том, что я видела сейчас и ещё на собеседовании. И все же, они казались мне верными, во всяком случае, процентов на семьдесят. Но, во всяком случае, сейчас они не пили чай и не стучали чашками о блюдца. Вдвоём, степенно и грозно, они объясняли, что их школа — наше пристанище в холодном, бескультурном мире, переполненном гадкими животными, выдающими себя за людей. Боковым зрением я видела, как презрительно морщила нос стоявшая слева от меня темноволосая девушка. Туго заплетенные косы, собранные в «баранки» на её голове, выглядели почти болезненно. — Поприветствуйте своих учителей, — не давая мне отвлекаться, протрубила госпожа Болитова. Я ждала, что здесь, в женской школе, просторечное «учительниц» будет уместнее, но оказалось, что даже здесь нашлось место мужчине. Невысокий, рыжий, несколько широкий в бёдрах. И с розовым бантом вместо галстука. Он улыбался очень приятной мягкой улыбкой. — Леопольд Львович Котиков, учитель музыки. Смешки, раздавшиеся в ответ на фамилию были легко заглушены громким и оживленным приветствием, какого не удостоился больше никто. Боюсь представить, что творится на его уроках. Рады ему были все, и только все та же моя соседка снова сморщила нос. А другая, справа, белокурая, с мягкими вьющимися волосами, собранными в хвостики, тревожно закусила губу. Море сильнее прежнего ударило о берег. Линейка подошла к концу.

***

Я сама едва ли могла бы сказать отчего, но весь путь от школьного двора до классной комнаты мой взгляд так и цеплялся за ту белокурую девушку, хотя следить за ней было нелегко: её окружали другие, а мне требовалось внимательно смотреть по сторонам. Школа была новая, но из-за тьмы снаружи, её тоже захватила тяжёлая для человеческих глаз серость. Парты и шкафы в классной комнате были, к тому же, чёрного дерева, а тяжёлые шторы закрывали окна, как будто кто-то не хотел, чтобы мы видели солнечный свет. Девушка с «баранками» решительно щёлкнула выключателем и тёплый свет заполнил класс, но как-то тревожно и печально. Но никого, кажется, это не заботило. Да и что они могли сделать? Девушки разошлись по классу и заняли места. И белокурая тоже — за первой партой, рядом с той, с «баранками». Я заняла единственное свободное место: за третьей партой второго ряда, вместе с единственной рыжей, помимо меня самой. Вообще-то, места в классе было много, а парт — мало, ровно под наше количество. Восемь парт, шестнадцать стульев. Странно, но класс не гудел, не шумел и никто почти не вертелся. Все сидели спокойно, ожидая. Наша руководительница вплыла в класс последней и встала перед нами, не пытаясь защититься учительским столом. — Рада видеть всех вас снова, девушки, — спокойным, твёрдым, но все-таки очень приятным и нежным голосом начала она. Приветственный кивок ей в ответ. На время она завладела моим вниманием. Её звали Мальвина Гавриловна, и она казалась мне гостьей из прошлого. Её закрытое платье сочетало в себе чёрный и розовый, но так, что вовсе не вызывало ассоциации с не самым здоровым течением начала двадцать первого века. Она держала спину очень прямо и держалась уверенно. А каждое её движение, но, особенно, движение рук, тонких пальцев, были наполнены изяществом, присущем балеринам. Казалось, идеально и безупречно в ней было все. Кроме волос. Её волосы, аккуратно уложенные, спадающие на плечи волнами, были голубого цвета. Нежного, пастельного, но все же голубого. — Прежде, чем мы начнём, не забудьте поприветствовать вашу новую подругу: Электрону Громову, — она протянула руку ко мне. Я приветственно кивнула всем обернувшимся. Правда, не все они показались мне дружелюбными. Я ощущала, что в меня всматриваются, внимательно и оценивающе. И старалась не думать о том, что имя пришлось немного исказить. — Теперь, пожалуйста, садитесь, — опустились все тоже очень дружно и слаженно. — Я надеюсь, вы с большой пользой провели лето. В этом году вы — выпускницы, а потому, вам потребуется много сил на учёбу. Но я надеюсь, что вы не будете слишком встревожены: вы прекрасные, умные девушки, и я убеждена, что выпускной экзамен лишь докажет, как усердно вы трудились все эти годы. Разумеется, сейчас не следует расслабляться, но для сильного беспокойства нет причин. Как бы убедительно она ни говорила, мои одноклассницы были бледны. Казалось, никто здесь не вернулся из светлого лета. Казалось, серость неба покрасила их и холодность моря — остудила. В конце классного часа Мальвина Гавриловна обратилась к классу снова: — Девушки, пожалуйста, задержитесь. Представьтесь новенькой. Зоя, — все та же самая девушка с «баранками» села ещё прямее. — Пожалуйста, проследи за этим. Обязательно оставьте класс чистым, каким он был все лето. Увидимся с вами завтра. С коротким поклоном, она покинула класс. Зоя же резко встала с места и повернулась к классу. — Хорошо, девушки, — она, кажется, очень старалась походить на нашу руководительницу, но все же казалась слишком острой. — Сегодня праздник, и всем нам нетерпится пойти укладывать вещи и готовиться к завтрашним занятиям, поэтому, пойдём по партам, по рядам. Вначале встаёт тот, кто сидит у окна. И без лишних слов. Я начну. Я — Зоя Кукушкина, староста класса. Можешь всегда обращаться ко мне за помощью. Я снова кивнула, а Зоя протянула руку к своей соседке. Той самой, белокурой. Она поднялась и тоже повернулась к классу. Улыбнулась, но её улыбка казалась мне сардонической. Смесью мучения и смирения. — Майя Светлова, — и мягко села обратно. Майя. Майя. Почему-то это милое имя показалось мне самым подходящим из возможных. Но если в ней и был свет, кто-то очень старался его потушить. Засыпать пылью. Следующей легко и как-то почти артистично поднялась девушка с короткими кудрями, очень светлыми, даже, как будто, серыми. — Виталина Суок. А за ней, медленно, но изящно, встала девушка с точно таким же лицом. Правда, у неё были длинные, темно-красные, наверняка крашенные волосы, и печальное лицо, но в остальном, не было сомнений, что они — близнецы. — Эмилия Туб, — хрустально-тихий голос. И вопрос: почему же у них разные фамилии?.. Но я не спросила, конечно же. Пришёл черёд третьей парты. — Света Круг. Света Круг представляла собой необычное, как будто даже неуместное зрелище в этом классе. Её чёрные волосы находились в немыслимом беспорядке. Но меня смутило не совсем это. «Круг». Профессор Громов говорил о человеке, по фамилии «фон Круг». Тоже ученом, и, кажется, не самом честном человеке. Впрочем, вероятность того, что она имеет к нему отношение, довольно мала. — Алиса Селезнева, — Алиса, в отличие от других, прежде, чем сесть, одарила меня весёлым и хитрым взглядом. Может быть, это означало дружелюбие, так что я улыбнулась в ответ. На последней парте, как будто, возникла заминка, так что Зоя даже успела недовольно вздохнуть. Наконец, встала девушка с неровным каре и выпалила: — Роза Ключина, — и тут же села, кажется, очень смущенная. Её соседка тоже казалась смущённой. — Элизабет Долл, — её большие и как будто бы фиолетовые глаза тревожно блестнули за стёклами очек. За первой партой второго ряда тоже сидели очень похожие девушки. Полные и румяные, обе с коричневыми волосами. Первой встала обладательница длинных мягких кос. — Мила Бубликова. И сразу за ней та, чьи волосы обнимали лицо, делая его ещё круглее. — Лена Яблокова. Они обе показались мне милыми и, вероятно, самыми безопасными в этом классе. Хотя, на такие впечатления никогда нельзя полагаться. Следующей встала блондинка. Её волосы были даже слишком жёлтыми и слишком туго завитыми для естественности. — Мелоди Лонгдрим, — а вот голос оказался воистину чарующим. Высокий, звонкий и мелодичный. Тем больше контрастировал с ним голос её соседки — холодный и резкий. — Герда Сни, — не знаю, чем была недовольна эта Герда Сни, но её недовольство могло бы ужалить не хуже прозрачного щупальца медузы. Кого-нибудь более мягкосердечного, конечно же. Поднялась моя соседка. Кроме того, что рыжая, она, похоже, тоже была ценителем искусственной завивки. — Элинор Каннинг. Оставалась задняя парта, так что пришлось повернуться. Волосы, собранные в хвост, хлестнули меня по спине. — Дороти Гейл, — уже приветливо улыбалась девушка с пышными косами, светлого, как будто выгоревшего коричневого оттенка. И, наконец, последняя. Тоже блондинка, со строгим мрачным взглядом. — Мэри Худ. Я поднялась сама. — Очень рада нашему знакомству. — Слушай, — как будто почувствовав, что теперь свободна от формальностей, протянула Зоя, — а что это за имя такое «Электрона»? Звучит не очень. Но меня не волновало, как звучит моё имя. — Вы можете звать меня Элей. На самом деле, это просто женская версия имени «Электрон», мой отец её придумал. — Ну что ж, Эля, — Зоя чуть натянуто улыбнулась. — Добро пожаловать в наш дружный класс.