Благодарность

Всё ещё холодный, словно бы зима и не кончалась, весенний ветер обдувал нежную кожу, вызывая на ней мурашки и заставлял тело содрогаться от каждого порыва. Минуло несколько долгих, ужасных месяцев после тех страшных событий, что запомнил каждый житель их деревни, и особенно она сама. Сакура до сих пор едва ли могла согласиться, принять произошедшее за реальность. Первое время, ей хотелось верить, что всё это очередной страшный сон или чьё-то сильное гендзюцу, оковы которого она не могла сбросить с себя. Но каждый день тускнеющие при взгляде на неё глаза Изуны говорили об обратном. Обито действительно больше нет. И никто, кроме приближенных к его истории людей, не знал о той жертве, что он принёс в обмен на мирное небо над их головами. Каждый чертов житель, каждый проклятый ниндзя, все они благодарили лишь братьев Сенджу и Мадару за их вмешательство и помощь. А Обито? Или что насчёт Изуны? Никто и не подозревал, как он рисковал собой, сдерживая сына Богини, желавшего воплотить свои грязные планы в реальность. Его благодарили лишь она сама, а после и старший брат, узнавший подробности произошедшего. Судьбой же погибшего Обито никто и не хотел интересоваться ещё долгое время. И только благодаря всё тому же Изуне и его рассказу неприглядная правда всплыла наружу. Сначала узнали все члены их большой семьи и присоединившиеся к ним люди, после история Учихи, героически пожертвовавшего собой ради них всех, пронеслась и по деревне. Мужчину, внезапно появившегося из неоткуда, возводили в абсолют каждый — от малого до великого. И даже всегда хмурому Тобираме пришлось признать существенный вклад выходца из проклятого клана. На каждом углу щебетали о подвиге почившего ниндзя, кичились неподтвержденным знакомством с ним, а также хвастались, что имели с ним «некую» связь. В стороне оставались только ленивые или глухонемые, но даже так, среди всего этого лицемерия, находились те, кто смели осквернять память Учихи своими грязными языками, которые она с удовольствием вырвала бы. И от этого раздражение Сакуры росло в геометрической прогрессии. Оно достигло своего пика, когда, по слухам, к захоронению её друга добавилась вычурная могильная плита, напоминающая мемориал, который устанавливались в Конохе годами позже, и туда повадились ходить все кому не лень. Ей казалось, словно её лишают самого важного сейчас — собственного горя. Он отбил своё прощение и получил признание у жителей Скрытого Листа, как и мечтал в тайне, в этом женщина была уверена. Но какой ценой? Стоило ли жертвовать своей жизнью во имя столь лицемерной деревни, не меняющейся даже по прошествию долгих лет. Куноичи чувствовала себя скверно в любое время суток. Мысли, словно верные псы, вновь и вновь возвращали её в прошлое, принося очередную порцию тупой боли в груди и заглушенных о подушку слёз. Под своими воспаленными веками она каждый раз видела побледневшее испачканное в пыли лицо мужчины, на котором застыла вечная улыбка, что посвящал он ей одной… Изуна же, видя, как его возлюбленная уходит в себя с каждым днем всё больше и больше, перестаёт реагировать хоть как-то на окружающий её мир и на него самого, старался быть всё время рядом. Даже если это означало часами просто лежать рядом и вытирать безостановочные слезы с женского лица, или заставлять съесть хотя бы пару крох рисачерез силу. И сколько бы раз ей не хотелось рухнуть вниз, прямиком с обрыва в пучину собственных страданий, Учиха оказывался рядом и подставлял ей свое плечо. Где-то в глубине души она была безумно благодарна ему за заботу, но произнести вслух эти слова она не могла. Слишком большой была разросшаяся в ней пустота, которую он пытался безуспешно залатать. Бывало и так, что, Харуно, просыпаясь посреди ночи, замечала, как её мужчина сидел на полу подле их кровати и заметно клевал носом. Почему тот не ложился рядом и не спал в столь поздний час она едва ли хотела знать. В тот момент её почти ничего не волновало. Чуть позже, когда живот женщины заметно округлился, и помимо обеспокоенного взгляда Изуны добавился ещё и раздраженный по неясным ей причинам Мадары, младший Учиха предложил скрепить их отношения узами брака. Она сначала отказалась, ссылаясь на не своевременность и своё состояние в целом. Но после долгой промывки мозгов от главы клана, женщина всё же передумала. Лишь бы отстали от неё и оставили в покое ещё на какое-то время. Новопризнанный муж старался выводить её почаще на свежий воздух, безызменно ведя ту под руку и едва заметно улыбаясь. В такие моменты она ненавидела себя больше всего, считая чуть ли не беспомощной старухой, за которой ухаживает слишком позитивно настроенный внук. По обычаю, сил сопротивляться у неё не было. Ещё у него появилось, видимо, любимое занятие, иначе эту его странную привычку она не могла назвать. Ниндзя аккуратно поглаживал живот своей жены, а после долго касался её висками одними губами, тихо шепча: — Я пошёл, — стоило ему уйти куда-то, даже если всего лишь на полчаса. Или же наоборот, стоило ему вернуться с каких-то своих вынужденных дел: — Я дома. Переживания ныне Учихи Сакуры плохо сказывались на её здоровье и беременности в целом. Пугающие своими образами из прошлого кошмары вернулись в её жизнь, и теперь тревожили не только медика, но и её мужа. Мужчина всеми силами старался оставаться рядом со своей женой как можно больше времени, поддерживать её и напоминать, что тяготить себя скорбью так долго нельзя. Хоть он и понимал её мучения и чувства вины в смерти близкого человека, наверное, как никто другой. Хоть она и сама понимала, что подобное поведение отражается не только на ней. Из-за проведённых в круглосуточном стрессе нескольких месяцев, их ребёнок родился раньше положенного времени. Счастливое известие ждало отца в его же день рождения, что не могло не казаться добрым знаком. И, как он и догадывался ранее, на свет появился крохотный, беззащитный малыш с чёрными редкими волосами и темно-серыми глазами, открывшимися через некоторое время и с удивлением оглядывающими этот странный мир, где на него с трепетом глядел его отец и дядя. Сакура же едва ли обращала на радость и счастье мужчины свое внимание, а также лениво оглядывала своего ребёнка, которого тот спешили ей продемонстрировать, будто какой-то удачный выигрыш. Скопившаяся усталость давала о себе знать, потому та провела несколько дней без сознания, наслаждаясь долгожданным отдыхом. Тогда Учихе пришлось взял на себя всю ответственность за него, кутая его в тёплые пеленки и прижимая в баюкающих движениях к своей груди беспокойного сына, что желал, в первую очередь, внимания матери. Но к ним она возвращаться не спешила, всё также проживая свою скорбь, к которой, вдобавок, присоединилось и тревожное чувство вины за раннее появление её ребёнка на свет. Это не могло не остаться без последствий. Чаще всего, такие дети были очень слабыми и часто болели, если выживали. Но заставить себя сделать хотя бы шаг в сторону мужа и сына было для неё слишком страшно и тяжело. Какое-то время, видя их идиллию, женщина ощущала себя третьей лишней и не смела даже приближаться к ним, оставаясь немым зрителем где-то на фоне. Страх, непонимание, терзающие её утрата и бессилие теперь перекинулись на недавно рожденного мальчика. Куноичи, пережившая смерть близкого друга, боялась привязаться, полюбить это крохотное создание и потерять его, ведь теперь она видела только худшие варианты событий. Потому держалась от собственной семьи как можно дальше. Всё вокруг, как ей казалось, окрасилось в тёмные тона, и даже Изуна, всё это время молчаливо, без единого упрека возившийся с их ребёнком, казался беззащитным перед судьбой. Сакуре было боязно, что нелегкая обрушится и на их сформированную, хрупкую чету. Мужчина же мог часами наблюдать за растущим малышом, уделяя ему всё свое время, при этом не забывая про свою жену. Иногда она даже просыпалась посреди ночи от очередного ужасного сна, оборачивалась и видела занятную картину: муж, уснувший на спине, придерживал одной рукой сына, пока тот мирно сопел на его груди и пускал тонкую струйку слюны на одежду Учихи. От этого воцарившегося в ночи зрелища её сердце часто пропускало удары, отбивая свой сбивающийся ритм прямо в ушах. В конце концов, мужчина устал от посеревшего лица жены, лишенного каких-либо эмоций, и решился на разговор, что смог вернуть безутешную жену, казалось бы, к жизни: — Я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Но ребёнок в этом не виноват. Ему нужен не только я, поэтому, прошу тебя, обрати на него хотя бы немного внимания, — вздохнул он тогда, присаживаясь на постель и обращая свой взгляд в сторону светлой кроватки, где спал малыш. Сакура, лежащая всё это время неподвижно и смотрящая в одну точку, никак не реагировала на его слова. — Я придумал ему имя. Может хотя бы это выведет тебя из этого транса… — Какое? — хрипло спросила женщина, не отводя взгляда от интересующего её объекта. Только повыше натянула одеяло, зарываясь в нем по самый нос. Названное Изуной имя заставило женщину только глухо всхлипнуть, а затем едва заметно кивнуть в согласии. — Здравствуй, Обито, — тихо произнесла куноичи, присаживаясь напротив каменной плиты и опуская около неё белоснежный бутон мака, который ей удалось урвать в появившейся недавно цветочной лавке клана Яманака. Прийти сюда, спустя более, чем через полгода после смерти этого Учихи, было для Сакуры большим испытанием. Но та смогла его преодолеть лишь только из-за поддержки и присутствия Изуны, который стоял неподалёку и обеспокоенно наблюдал за ней. Как сказал он сам: — Пришёл мой черёд стать твоей опорой. И за это она была ему благодарна. В какой-то момент, он, наверное, ощутил себя отцом сразу двух маленьких детей, ведь за погруженной в собственное горе Сакурой тоже требовался уход. Благо, ей не нужно было менять пеленки, но вот заставлять поесть хоть что-нибудь — да. Его жена не знала, откуда он взял силы на всё это и как терпел её равнодушие ко всему, но была уверена — сама она так не смогла бы. Смог ли бы так тот же самый Саске, которого ее сердце когда-то выбрало? Точно нет. И Учиха в очередной раз убеждалась в правильности решения связать свою жизнь именно с Изуной. Он, переживший подобное в одиночку, точно знал как нужно себя вести и как будет правильно поддержать человека с такой проблемой. Её монолог шёл трудно. Подступающий к горлу ком не позволял внятно выговаривать слова, грозясь уйти дальше и разлиться очередной порцией обжигающих слез, а подол утеплённого кимоно, которое куноичи так усиленно сжимала своими пальцами, мог разойтись с треском в любой момент. Но Учиха не останавливала себя, позволяя выговориться и, наконец, почувствовать хоть какое-то облегчение. — Ты теперь герой Листа, — с улыбкой произнесла медик, неотрывно глядя на выгравированные иероглифы на камне, что сообщали о личности того, кто тут был похоронен, а также о его заслугах. — Тебя, Обито, наконец-то признали все жители деревни. Ты ведь об этом мечтал в детстве, прямо как и Наруто, да? Шелест едва появившейся травы пронесся мимо, и Сакура едва обратила на это свое внимание. Хоть Изуна и сказал, что та может провести здесь столько времени, сколько понадобится, волнение за самого озябшего мужчину, а также оставленное на попечительство своему дяде ребенке не позволяло ей лишний раз отвлекаться. В будущем, она придёт сюда ещё не один десяток раз, Учиха была в этом уверена. Но именно сейчас, её монолог был самым искренним и живым за последние месяцы. — Изуна предложил назвать сына в твою честь. Говорит, что так к нему будут относиться почтительно, ведь не каждому дают имя в честь героя деревни. Представляешь? — тихо посмеиваясь, сказала женщина, а после, поддавшись неясному порыву, огладила кончиками застывших пальцев начерченный на плите иероглиф с именем друга. — Твоя жертва не была напрасной. Благодаря тебе выжило огромное количество людей в этом времени и в будущем, ведь теперь не будет тех войн… Знаешь, сейчас я бы отдала всё, чтобы поговорить с тобой и увидеться ещё хоть раз. Но, думаю, ты и сам всё видишь. Я продолжаю жить, и буду делать всё возможное, чтобы этот ребёнок стал тем хорошим человеком, каким мог быть и ты, — её голос дрогнул, но она продолжила: — Я живу, но моё сердце по-прежнему остаётся в прошлом, там, где был ты. И одновременно с этим, я наконец начинаю понимать, что ты никогда не вернёшься и это действительно был лучший исход для тебя. Плечи куноичи опустились, начав мелко дрожать. Ей тяжело было сдерживать себя от истерики, накатившей на неё, словно буйство цунами, потому та более не сопротивлялась. Первый, второй всхлип переросли в надрывные рыдания, заставляя голос хрипеть, а глаза гореть о солёной жидкости, что стекала по лицу и капала перебоями на холодную землю. Сакура даже прикусила собственную щеку изнутри, заставляя себя быть тише и не привлекать лишнего внимания, ведь тогда обеспокоенный Изуна точно уведет её. Но происходит обратное. Мужское тело возникло рядом с ней, присев сбоку и развернув к себе за плечи, прижало к своей груди. Этот жест стал для женщины спусковым крючком, вместе с тем заставляя Учиху гладить длинные розовые локоны на макушке одной ладонью, а второй успокаивающе похлопывать по худой спине. Её муж оказался рядом ровно в тот момент, когда был нужен больше всего. Как всегда и было. — Воспоминания всегда будут преследовать тебя, — шепотом сказал он. — Но ты должна научиться жить с ними, ведь теперь у тебя есть семья и нам с Обито будет тяжело смотреть на твои мучения, зная, что всё, что мы можем сделать — просто пообещать, что когда-то всё будет хорошо. О каком именно Обито он говорил ей спрашивать не хотелось и не было нужды. Всё и так было понятно. Без слов. * * * Раннее детство малыша было усыпано множеством весьма трудных препятствий. Обито мог не спать по ночам из-за беспокойства, плохого самочувствия или же режущихся зубов, изматывая молодых родителей. Ещё чаще тот простывал, чем пугал беспокойных отца и мать. Но, к их счастью, это заканчивалось также быстро, как и началось. Позже, пока Сакура часто пропадала в госпитале, мальчик начал пытаться что-то невнятно болтать и учиться ходить. И какого же было удивление Изуны, когда первым словом их ребёнка стало не пресловутое «мама», а «папа». В этом не было ничего удивительного, ведь с наступлением мирного времени, у него поубавилось работы, а миссии стали редким явлением, потому большую часть времени с сыном проводил именно он. На эту новость Учиха даже не обиделась, понимая, что в этом не было ничего страшного. Просто так сложились обстоятельства. Ведь работа для главы больницы Листа всегда найдётся, что нельзя было сказать о поредевшей армии деревни. Большинство из них попросту ушли в отставку, предпочитая открыть какой-нибудь семейный бизнес, как те же Яманака, или заняться тем, к чему их душа лежала на самом деле. Изуна же едва ли мог похвастаться подобным стремлением к переменам, потому продолжал иногда ходить на миссии, хоть те и были сопроводительными или поисковыми, и редко позволяли ему покинуть границы Огня. Чуть позже, когда Первый Хокаге окончательно ударился в семейную жизнь, его сменил младший брат, принесший своим управлением множество реформ и новшеств. Так в Скрытом Листе начало своё строительство Академия Шиноби, а также возникла Военная Полиция Конохи, управление которой доверили им с Мадарой. Всё же, то было правильным решением, так как воинственный дух Учих не мог долго сидеть на месте, а обстоятельства не предрасполагали к новым сражениям. Потому все силы их клана были брошены на улучшение качества жизни мирных граждан, а также установлению порядка среди жителей Скрытой деревни. Всё складывалось именно так, как они оба себе не могли и представить. Их маленькая семья жила в мирное, не постоянными обремененное войнами время, часто болеющий сын с возрастом окреп, и Изуна занялся его тренировками в более умеренном режиме. Подросший мальчишка, вдохновленный образом местной знаменитости, чьё имя он с гордостью носил и называл каждому при малейшей возможности, желал стать таким же сильным и храбрый ниндзя, как и его предшественник. Отец же не смел противиться желанию ребёнка, пока мать надеялась, что эти умения и знания ему никогда не пригодятся. Мальчишка с взъерошенными черными волосами залетел в дом, сияя на лице воодушевленной улыбкой и едва ли не подпрыгивая на месте от собственной нетерпеливости. Следом за ребёнком зашёл высокий мужчина худощавого телосложения и прошёл вперёд, оставаясь спокойным и молчаливым. Выглянувшая из-за угла розовая макушка удивлённо взглянула на двух прибывших горячо любимых ею мужчин, а затем женщина мягко улыбнулась и, вытирая влажные ладони о кремовый фартук, вышла с кухни. Присев перед возбужденным от собственных эмоций мальчиком, женщина с улыбкой спросила: — Ну что? Всё прошло хорошо? — Да, мам! — громко оповестил ребёнок, гордо поднимая голову вверх и корча до смешного самодовольную мордашку. — Дядя Мадара обещал потренировать меня и уже через пару лет, когда Второй-сама отстроит Академию, я буду в её первых рядах! — До этого ещё далеко, — тихо посмеиваясь, ответил за жену Изуна, стягивая с плеч бордовое хаори. — Теперь тренировок будет в два, а то и в три раза больше, если ты не хочешь отставать от своих сверстников. Мадара тебе спуску точно не даст. На это заявление Обито только раздосадовано вздохнул и опустил голову, понурив плечи. Его успехи были весьма посредственными, особенно если сравнивать с другими детьми из их знаменитого клана. Все его многонедельные старания для овладения искусством ниндзя разбивались о приобретенные за два-три дня способности гениев молодого поколения, что не могло не расстраивать маленького Учиху. К тому же, когда те же самые сверстники ехидно посмеивались над ним, упрекая в данном ему имени местного героя, при этом открыто намекая, что Обито подошло бы имя куда по проще. Единственными, кто продолжал улыбаться ему также ярко и поддерживать, оставалась его небольшая семья. И даже пресловутый дядя Мадара был к нему весьма мягок, часто забавляясь с ним, пока родители того не видели. Это был их маленький секрет, который старший брат отца просил хранить и никому не рассказывать, и преисполненный хранением страшной тайны о, на самом деле, достаточно доброй натуре дяди, Обито держал рот на замке. Сама мать, протянув всё ещё чуть влажную ладонь к лицу мальчика, в шутку щёлкнула того по носу, а затем утянула в крепкие объятия. — Ну перестань, мам! Задушишь! — фыркнул мальчишка, упираясь в плечи куноичи и брыкаясь в её руках. — Пап, ну сделай с этим что-нибудь! Эта женщина сейчас лишит тебя собственного сына, точно тебе говорю. На всю эту развернувшуюся трагедию оба родителя лишь рассмеялись. Сакура же поспешила отпустить сына, чтобы тот мигом выскочил обратно на улицу и убежал играть с местной ребятней. — Характером он явно в тебя пойдёт, — усмехнулся Изуна, подходя к жене со спины, как только та поднялась на ноги, и обнимая её, обхватывая кольцом собственных рук. Трепетный поцелуй пухлых губ остался пульсировать в районе тонкой шеи. Следом мужчина спустился ниже, едва заметно оттягивая своими руками одежду с плеча жены и оставляя влажные следы от своих губ уже там. Смущенная же подобным поведением мужа Сакура только посмеивалась и игриво пыталась вырваться из его объятий. Этим же вечером новость о пополнении в их скромной семье шокировала всех. Обито, довольный собой, перепачканный в пыли и невесть откуда взявшейся грязи, стоял на пороге отчего дома и протягивал руки вперёд. Трофей, не иначе, что тот держал перед собой, громко мурчал и шевелил усами. Серо-коричневая шубка животного была также испачкана и свалялась местами, но даже так на фоне всего этого выделялось окрашенное в тёмный цвет единственное ушко кошки и её ярко-желтые полуприкрытые глаза. — К-как ты хочешь назвать её? — не веря своим ушам, переспросила женщина, что несколько секунд назад подавилась рисом. — Рин! Глава их семейства с недоверием оглядел принесенную животинку, несколько брезгливо поморщив нос, а затем изрек: — Тогда ты будешь нести за неё полную ответственность. Кормить, купать, играть, убирать, — сгибая поочерёдно пальцы, Изуна выглядел максимально серьёзным. Но оба члена семьи Учиха знали, что то лишь напускное. На деле же, отец часто баловал своего первенца, чем вызывал возмущения Сакуры, и иногда поддерживал его в маленьких шалостях. Но лишь иногда. — Вас понял, капитан! — протараторил мальчишка, уносясь вместе с кошкой в сторону ванной комнаты, из которой, минутой спустя, донесся протяжный писк, а следом и крик маленького Учихи, которому не посчастливилось попасть под раздачу когтей. — Что тебя так удивило? — тут же задал вопрос мужчина, отпивая из чашки заваренный женой чай. Сакура всё ещё выглядела побледневшей, после названного вслух сыном имени, и это немного беспокоило его. — Рин… Так звали девочку, погибшую на глазах Обито… — прикусила губу женщина, откладывая палочки в сторону, явно теряя аппетит. Изуна лишь промолчал. Когда-то давно, они вместе со взрослой версией их с Сакурой сына, молчаливо приняли решение не посвящать ту в подробности, дабы уберечь её от нежелательного волнения. И подобное совпадение нисколько не удивляло его, ведь он знал кому принадлежало это имя и по кому на самом деле скучала душа их ребёнка, даже спустя года. * * * Изуна, свободное от работы время, часто уделял своему сыну, контролируя его тренировки и обучая того незамысловатым приём. Тайдзюцу, ниндзюцу, даже владение оружием — всё то, чему натаскал его Мадара за это время, глава семьи старался усовершенствовать и показать как будет проще метнуть кунай или же контролировать собственную чакру. Хотя, за уроками по последнему пункту, ему следовало скорее обратиться к своей матери. В общем, старший Учиха старался быть для Обито примерным отцом, лучшим другом и, если совсем чуть-чуть, компаньоном для авантюр, которые тот время от времени желал учудить. И так, одна из их вечерних тренировок за мечтанием уже кунаев, а не сюрикенов, проходила следующим образом. — Не зазнавайся, папа. Я уже скоро догоню тебя в мастерстве ниндзя. И, даже если мои броски не так хороши, я точно превзойду тебя в чем-то другом! — фыркнул мальчик, наблюдая за тем, как нож отца сбил его собственный в мишени, что они с матерью приобрели для тренировок на заднем дворе их дома. Обито, гордо задрав голову и уперев руки в бока, глядел на родителя исподлобья, чем вызывал лишь приступ смеха. — Я в этом и не сомневаюсь, — хмыкнул мужчина, растрепав темную макушку мальчугана. А после, чуть призадумавшись, спросил: — Ты помнишь, что сегодня за день? — поинтересовался он у своего сына, слегка растрепав теперь уже свою непослушную чёлку. — Нет… Просвети, — немного помедлив, сын несмело улыбнулся и почесал затылок. — Сегодня цветение сакуры. И день рождения твоей мамы, — с улыбкой ответил мужчина, подходя к мишеням и доставая из них кунаи. За его спиной тут же раздался раздосадованный возглас Обито: — Забыл! Я забыл! — заметался мальчишка, вызывая тем самым добрую усмешку на лице отца. Тот, перехватив сына за плечи, облаченные в синюю курточку, слегка встряхнул его и посмотрел полными серьёзности глазами на ребёнка. — Мы с Сакурой пойдём на праздник этим вечером, а ты подготовь поздравление для своей мамы, понял? Вечером тебя заберёт Мадара, думаю, он что-нибудь сможет придумать. Не оплошай, Обито. — Есть! — отсалютовал Обито, до смешного копируя серьёзность отца на своём лице, а затем пулей умчался в сторону дома. Сакура, воодушевленно оглядываясь по сторонам, держала руку мужа и крепко сжимала её, ощущая, как тот поглаживает кожу её ладони большим пальцем. Мерцающие отовсюду огни на этом фестивале, сама атмосфера, приятные обонянию запахи местных угощений и любимый мужчина рядом — радовали её, заставляли чувствовать себя едва ли не самой счастливой женщиной на свете. Для полноты картины не хватало только ощутить небольшую ладошку всё ещё маленького сына в своей второй руке, но Обито не любил шумные праздники, в отличие от матери, предпочитая проводить свои вечера дома, в кругу семьи или компании любимого дяди, балующего его также усердно, как и сам отец. Если те искренне считали, что она была слепа к подобному, то Сакуре оставалось только посочувствовать этим мужчинам. Ей не нужно было обладать особыми глазами, по типу Шарингана или Бьякугана, чтобы знать что происходит с её ребёнком. И, не смотря на то, что первый месяц в его жизни, особого участия она и не принимала, за последние пять лет она восполнила своё отсутствие сполна. Хоть воспоминания всё ещё продолжали жить в ней, а данное Изуной имя их сыну отдавало тупой болью в груди. Но Сакура продолжала жить и радоваться семейной жизни, отдавая всю себя уже не чувству утраты по близкому другу, а мужу и ребёнку. — Красиво… — прошептала женщина, наблюдая за выстроенной деревянной платформой, что служила сценой для развернувшегося спектакля и была обвешена десятками горящих во тьме желто-красных фонариков. Будучи ещё совсем малышкой, родители не часто, но всё же выводили её на устроенные Хокаге и его администрацией праздники. И потому сейчас, будучи уже совсем взрослой, та всё также продолжала удивляться красоте, которую способны были создать человеческие руки. Даже раскинувшееся над ними звёздное небо казалось частью представления, и Учиха, замирая сердцем, наблюдала и тихо восхищалась происходящему. — Да… Красиво, — согласился Изуна, неотрывно глядя на свою жену, что осчастливила его много лет назад одним своим появлением, а потом подарила ему то, о чем тот несмело, но мечтал — семью. Изуна любовался светящимися в огнях ночной деревни изумрудными глазами, что замечали всё и одновременно что-то одно, а после того, как куноичи перевела на него свой взгляд, и вовсе потерялся в своих мыслях. Сакура, слегка продрогшая от сквозящего даже через толпу ветра, прижалась к мужчине, заглядывая в ониксовые глаза и прижимая прохладные ладони к его бледным щекам. Счастливая улыбка, озарившая её губы, не могла остаться без ответа. Тем более сейчас, когда все их проблемы разрешились, а будущее лежало буквально на его ладони, Изуна не мог не ощущать себя настолько… Счастливым? Да. Именно так. — Сакура… — тихо позвал он, но так, чтобы его услышала только она. — Да? — В этом отвратительном мире, ты всегда будешь моим спокойствием, — прошептал Изуна, накрывая любимые губы лёгким поцелуем. И женщина не смела ему сопротивляться. Ведь всё остальное не имело никакого значения, пока у неё была своя собственная семья, ждущая её возвращения каждый вечер домой. Ведь всё время они оставались близки друг к другу, независимо от расстояния и времени, пока слова не могли быть куда более искренними. Даже привычное «люблю» казалось чем-то обычным, не способным выразить чувства этих двоих. А остальное было и не важно.