Удел человеческий

В этой жизни умирать не ново,

Но и жить, конечно, не новей.

      Серые грязные брызги дождя влажными точками остаются на сыром асфальте. Жалкий лоскуток солнца заволокли огромные пласты туч. И вновь в Париже дожди поселяют приторную меланхолию в ноющем сердце. Потоки черной воды струятся по переулкам, унося с собой окурки в узкие решётчатые пасти ливнёвок, капли замирают и, секунду-другую кружась в пустоте, ускользают в темноту.        Зябко кутаясь в легкое весеннее пальто, потуже затягивая мягкий, вязаный матерью шарф, зарываясь кончиком носа в воротник в тщетных попытках хоть немного согреться, женщина тихо проклинала непостоянство погоды и лживость синоптиков. И как же она могла так промахнуться? Указала не тот адрес: ошиблась спросонья в названии и вот, улица Бретань, где офисные планктоны, мокрые и усталые, выглядели со спины ещё печальнее. Немного постояв под куполом автобусной остановки, с такими же несчастными, застигнутыми врасплох погодным ненастьем, она бросила взгляд на циферблат часов. Тяжёлый вздох вырвался из груди, привлекая косые, но понимающее взгляды; пол восьмого утра, а это значило, что она опаздывает на двадцать минут. Смахнув пальцем с экрана телефона жирную дождевую каплю, вздохнув очередной раз, вышла навстречу дождю. Решив, что терять ей больше нечего, путь шёл через парк. Укрывшись под кронами листвы, в полном молчание, она закурила, прислушиваясь, как мелодично стучались об листья капли, как шипела тонкая сигарета от влаги и приятная пустота в мыслях, унимала пульсацию в висках. Промозглый ветер толкал в спину пробирая до костей, заставляя неосознанно ускорить шаг. Перед выходом из сквера, женщина увидела выглядывающую из-за ворот, грязно-коричневую кирпичную кладку здания. Потушив сигарету об кованый бортик мусорки, инспектор поправила сбившийся на правую сторону шарф, и подумала о том, что с каждым днем расследование становится все опаснее и сложнее. Мало того, что ей приходится экстренно выезжать на бесполезные переговоры с акуманизированными, стараясь смягчить ситуацию или хотя бы выиграть время до появления юных героев, так ещё и расследовать дело почти десятилетней давности с невнятными мотивами и уликами, вступая в схватку с одним из сомнительных, однако влиятельных личностей - Габриэлем Агрестом. И нет, она не жалуется. Если с первым, Гроссо справляется с переменным успехом, и Париж терпит минимальные убытки, по крайней мере, ей казалось, а вокруг доверенные коллеги, то несмотря на колоссальную ответственность становилось чуть спокойнее, когда все шло по сценарию: полиция сдерживает натиск, геройский дуэт возится, шумит, но побеждает, репортеры и журналисты с камерами на перевес готовят материал на вечерний выпуск новостей. А со вторым же какая-то изоляция от внешнего мира. Все произошло так неожиданно, что Гроссо даже не успела возразить, как высшее руководство выдало короткий, но неточный указ "Возбудить дело о пропаже Эмили Агрест". И все пошло прахом. Изначально. Поиски улик, взявшийся из неоткуда избитый наркоман, рвавший глотку, что знает о Грассете больше, чем нужно, заставлял офицеров напрягаться и шевелиться, но внезапная пропажа этого голодранца ввела отдел в истерику, а после утренний звонок и труп в 17 округе, обнаруженный в затопленном подвале жилого дома. Череда страшных событий прекратилась, но и национальная полиция встала в тупик на долгие пять лет. Агата уже была готова выдохнуть и забросить дело в пыльный дальний ящик, и забыть про это расследование, как про утренний хрупкий сон, когда в одно солнечное безмятежное утро к ней в кабинет ворвался комиссар Севиньи, огромный мужчина, который закрыл собой дверной проём, и оглушая сладкими шумными речами, размахивал руками так, что чуть не разбил нос проходящему мимо лейтенанту. – Инспектор, радуйтесь! – широкая улыбка озарила до странности детское лицо комиссара. Гроссо отрывается от бумаг и растерянно смотрит на него, не понимая: – Зло повержено, и теперь я, наконец-то, ухожу в отпуск? – слабо улыбается, а внутри все напрягается, профессиональное чутьё бьет тревогу и Гроссо нервно перебирает волосы у уха. Собеседника распирает тявкающим смехом, от которого, кажется дрогнула сама Преисподняя. – Что? Нет-нет, у нас теперь есть, – заговорщически подмигивает – Иностранный информатор с которым вы будете работать вместе. – комиссар вздыхает и сбавляет тон, прикрывая дверь. – Не знаю, что случилось, но теперь дело о пропаже мадам Агрест ведётся без лишних ушей. Поэтому, инспектор, привыкайте. – Но... – Ставка будет выше на 800 евро. Звучит, солидно, не правда ли? – Нет, – Гроссо нахмурилась и холодно возразила. – Нет, это дело совершенно не по моему профилю, найдите другого специалиста и пусть этот ваш информатор работает с ним. – возмущение внутри кипело, но женщина не без труда, но совладала с этим чувством. – Комиссар Севиньи, пожалуйста, не поймите меня неправильно, но боюсь у меня не получится совмещать в себе роль переговорщика, и следователя, и... Лицо мужчины исказилось в презрительной гримасе. Старался говорить спокойно, хотя вздутая темно-синяя вена на лбу выдавала его бешенство: – У вас нет выбора. Вам сказано сделать, вы сделаете. Поэтому, при всем моём уважении к вам, выполняйте свою работу. – он морщит лоб и до зуда трёт переносицу и невозмутимо продолжает – Информатор, с которым предстоит сотрудничать, тот ещё тёмный тип с сомнительными методами, но и других вариантов нет. Нет никаких данных о том, откуда он на самом деле, настоящий ли у него паспорт, и не подделка ли документы об образовании, поверьте, всем будет плевать на это, если вы вдвоём раскроете дело, то обещаю, Гроссо, вас и наградят, и пенсию выпишут и в звании повысят. Так что привыкайте друг к другу. Он должен с вами связаться в скором времени. Хлопнула дверь, а вместе с ней разрушились самые нежные надежды на спокойную семейную жизнь, которой итак было до безумия мало.

***

       – И все таки, он был прав. – с отвращением отбросив папку на стол, женщина хмуро оглядела, утопающий в солнечный лучах, кабинет. Невнятное чувство стыда прожигало затылок, а колкое ощущение на кончике языка раздражало. Пригубив холодный эспрессо, чтобы хоть как-то успокоить разбушевавшиеся эмоции, Гроссо медленно встала из-за стола, заваленного бумагами: – Надо бы разобрать все это. – рассеянно пробормотала женщина и подойдя к окну, наблюдала за группой молодых стажёров. Всего трое: две девушки и один молодой человек, которые невозмутимо курили Мальборо в неположенном месте, что-то оживлённо и шумно обсуждая. Парень, окрылённый компанией прекрасных дам, неожиданно жестом потребовал тишины и довольный произведённым эффектом, под покровом любопытных взглядов, достал три сигареты и невозмутимо закурил, посильнее втянувшись выпустив из себя клубы дыма, под восторженные восклицания и переливы смеха. – Если Клаус это сейчас увидит, то этому ходячему кальяну придётся несколько месяцев бычки из задницы вытаскивать – тяжело вздыхает – Вот и лёгок на помине. – отвернувшись от ещё не начавшегося представления, Агата слышит, как низкий баритон оглушает тренировочную площадку. Женщина уже не слушает, хватает папку, опираясь спиной на стол, остервенело перелистывая страницы, ей хотелось понять, что же так зацепило и не хотело отпускать? Изучает пронзительный, колкий взгляд, который на цветной фотографии, казался если не зловещим, то чувство беспокойства вызывал, а спокойные, но строгие черты лица вводили в заблуждение. Мельком просматривает скудную информацию, и вновь остаётся ни с чем. Ни каких домыслов или озарения.       И инспектор прекрасно понимала, что она не маленький бельгиец с шикарными усами, или безумный английский детектив, которого боялся весь Скотланд-Ярд, ей, в отличие от них, никто не пропишет такой сюжет, где обязательно дело будет раскрытым, а главного героя только и ждут на пути страстные любовники, перестрелки и боссы мафии. Все это прекрасно, когда видишь это на бумаге или в фильме, хочешь быть таким же, мечтаешь о карьере полицейского или на худой конец детектива, а потом что-то случается. Неожиданное, страшное, но всегда дремлющее рядом – смерть. Воспоминания медленно, цепко, когтисто уносят за собой в мимолётное забвение в поисках утерянного времени.

***

      Нагретая аудитория встречает душным запахом строительных материалов, едким запахом мужского пота в перемешку с дешёвыми спиртовыми духами. Сердце выбивается из груди, когда очередной лестничный пролёт остаётся позади, Гроссо влетает в коридор, ощущая стойкий мерзкий привкус крови во рту. Опаздывает, черт возьми, ещё и к злющему преподу по криминалистике – сержанту Лапорт, болезненно худому мужчине с заметной серебристой искрящейся сединой в рыжих волосах, отсылающих к древним ирландским корням, небритому, но до странности переменчивым характером и невероятной любови к абсенту. Перед занятием для сержанта было обычным делом пропустить один стакан для «бодрости», второй для «поднятия духа», а третий для «морального укрепления». После свершения обряда с Лапортом, который сам по себе безобидный, происходила жуткая метаморфоза, он становился раздражительным, до отвращения придирчивым к каждой мелочи, а за любую провинность словесно унижал в самых вычурных ругательствах. Агата вбегает в кабинет, бросает хриплое «извините» под тихий смех будущих коллег, падает на пластиковый стул, чувствуя, что что-то не так. Поднимает голову и с удивлением осознаёт, что кафедра пуста. «Повезло» – пронеслось в голове, и она с облегчением вздохнула, переводя сбившиеся дыхание откинулась на спинку стула. Прикрыв глаза, рукой ощупывает шейные позвонки остро выпирающие из-под кожи, захватывает пальцами треугольник напряжённых мышц и давит до характерного хруста, так что перед глазами вспыхивают искры. В коридоре раздаются шаги и бормотание. Класс встает, когда входит сержант Лапорт, а вместе с ним стойкий запах перегара, заставляющий близкие к сержанту парты, скривиться в рвотном позыве. Традиция вставать, когда в помещение входит старший по званию, кажется слишком военной и архаичной, но они в разнобой встают. Лапорт предлагает аудитории сесть, и, с облегчением для всех открывает окно. Опускаясь на стул, Гроссо вспоминает, что сегодняшнее занятие посвящено трупам и предсмертным запискам. Мерзкий холодок проходит по спине, ведь она еще никогда не видела мертвых. Конечно, были окровавленные тела в фильмах и размытые очертания трупов в новостях, накрытых черным полиэтиленом, но в жизни смерть обходила стороной. Преподаватель покачиваясь прижимает к себе зелёную толстую папку, взъерошив пальцами и без того запутанные волосы, думает о чем-то очень важном, вдруг неожиданно прерывает тишину: – Уважаемые стажёры, сейчас вы разделитесь по группам по три человека. Папка с фотографиями в порядке очереди. – в голосе прорезалась нотка брезгливости – Поэтому постарайтесь не замарать рвотой и прочей составляющей вашего желудка кабинет. Если чувствуете, что не можете терпеть, просто покиньте аудиторию. В любом случае, убирать вам. – громко хлопнув папкой по ближайшему столу, сложил руки за спину и сел на место, иногда бросая встревоженный взгляд, когда слышал чей-то судорожный вздох. Видимо, он несмотря на свои странности, может и не совсем искренне, но волновался за будущих офицеров, ведь это занятие очень редко, но для кого-то становилось последним. Наконец, очередь дошла и до группы Агаты, большая часть аудитории поникла и совсем затихла осмысливая увиденное. Внутри все сжалось, а в горле застрял неприятный горький ком, когда первая страница была открыта. На фото мужчина. Старый и толстый. Он в полусидячем положении, спиной прислонен к стиральной машинке обрызганной кровью, одет скромно: старый серый джемпер, мешковатые стёртые джинсы, на ногах чёрные резиновые тапочки. Чуть левее правого лёгкого из груди торчит большая черная рукоятка ножа. На лице и руках глубокие резанные раны. Он защищался. Струйка темно-коричневой крови течет из уголка его рта на пол. Глаза стеклянные, рот широко открыт, оголяя ряд кривых зубов, а на лице застыла гримаса ужаса. В нижнем правом углу страницы приведена краткая информация: «Лиам, Рэ, 58 лет. Убит собутыльником на почве ревности» Агата молча сглатывает слюну и морщится. Читает имя вновь. Ни массовка, ни манекен. Это был настоящий человек. Чья-то судьба прервалась резко и безжалостно. Сердце бешено колотится, но она держится, она молодец. Холодный пот предательски выступает на лбу, но Гроссо этого не замечает. Вытирает влажные ладони об брюки и взглядом спрашивает, одногруппники кивают и она переворачивает страницу. Листает и листает. Фотография за фотографией. Смерть за смертью. За чьими-то разрушенными судьбами. Следующая страница встретила сюжетами от которых резко защемило сердце. Гроссо сдержано повернула голову в сторону окна, а парень сидящий рядом, мелко задрожал, вскрикнул что-то нечленораздельное и выбежал из аудитории, чем напугал Лапорта, который с грохотом уронил крышку от замазки, и кажется протрезвел. – Вот и ещё одна муха улетела. – сержант вскидывает кустистые брови в удивление и медленно подходит к группе побледневших стажёров. Заглядывает в папку, одергивая рукав замусоленного пиджака – А-а-а, – тянет он задумчиво. – Ясно. Да, мертвых детишек мало кто выдерживает. Ещё когда и в таких красках и не по естественным причинам, а с помощью кого-то. – закрывает альбом. – Вот и все, думаю на сегодня достаточно. Занятие окончено. Хорошего дня. Позже Агата узнает, что на глазах у того парня отец убил младшего брата и тот в порывах острого чувства справедливости и горя поступил сюда. Быть может, чтобы отыграться, а может заглушить боль. Ещё чуть позже они познакомятся и это будет любовь. Красивая для чужих разговоров, но больная и жестокая для них. Долгие восемь лет персонального ада. Но это будет потом.

***

Она открывает глаза. Перепалка за окном давно утихла, лишь шум трассы отголоском раздавался в ушах. Часы показывают 19:30, через пять минут инспектор Гроссо поедет домой, быть может заедет в кондитерскую по дороге, переступит порог родной квартиры, снимет надоевшую за день форму и обнимет дочь. Или хотя бы попытается поговорить. Все переломилось после развода, стало каким-то ненастоящим, зыбким, непереносимо холодным, кошмарно чужим. Город любви соединял много любящих сердец, но еще больше разбивал. Нужно брать себя в руки, как бы тяжело сейчас не было. Хвататься за осколки разбитого семейного тепла, распарывать об них пальцы, но не отдаляться от дочери. Быть примером. Оставаться примерным сотрудником, когда вся твоя жизнь летит к чертям, а паскудные перешёптывания за спиной отравляют душу. Да, в отделе она известна, как одна из самых лучших переговорщиков за спиной которого тридцать две антитеррористические операции, где всего три прошли неудачно. И коллеги с восхищением смотрят ей в глаза и пожимают твердо руку, а начальство с уверенностью в сердце подкидывает сложные дела, не забывая похлопать по плечу. С другой же стороны за глаза её называли "неуравновешенной старой стервой, которая напала на своего мужа и пыталась посадить его за домашнее насилие". Стажёры и курсанты, прознавшие про это старались при встрече с ней быстро и неуверенно свернуть диалог, смущённо отводили глаза и под различными предлогами исчезали из поля зрения. Те, кто по старше в звании с некой ноткой скрытого призрения, шли на контакт, но очень неохотно и по обязательству. Но когда наступала явная проблема, все как один сложено и уверенно шли навстречу опасности, жертвуя собой. Что-то она слишком много думает. Мысли навязчивы, тревожным терновым венком обвивают голову и безжалостно стискивают. – Уф, – Гроссо приглаживает волосы и медленно встаёт из-за стола, разминая ослабевшие ноги, сминает бумажный стакан из-под кофе и выбрасывает в мусорное ведро. – Пора домой. – неторопливо тянет руку к пальто и с удовольствием отмечает, что то полностью сухое, накидывает его на плечи и расслабленно выдыхает.

***

Небо потемнело и окрасилось в нежно-фиолетовые оттенки, однако ближе к востоку оно сохраняло ослепительную чистую голубизну. Тёплые порывы ветра несли за собой древесную дубовую свежесть с Булонского леса. В воздухе пьянит и витает аромат молодой листвы, тело обволакивает нежная дымка тепла. Все проблемы исчезают на какое-то время, чувство приятной расслабленности разбегается по телу. Странный свист раздаётся над головой и инспектор недоуменно смотрит вверх, как и многие удивлённые прохожие. – Что это было? – озвучил кто-то вопрос в толпе, но никто не ответил. Все напряжённо разглядывали небо. Тротуар покрывается трещинами, а земля начинает неистово дрожать. Гроссо устало закатывает глаза и разворачивается к полицейскому участку. Ругательства почти соскакивают с языка, но она держит себя в руках. Почти сразу же загудели системы оповещения и под общую панику и суету, женщина укрылась в курилке. Крепко закурив шестую по счёту сигарету, выдыхая дым, она ждала звонка. Дождалась. – Добрый вечер, инспектор. Как вы себя чувствуете? Очень жаль отвлекать вас от отдыха, но поймите, нам нужно ваше присутствие. – голос на той стороне монотонный, усталый. – Добрый-добрый. У меня все прекрасно, вот только недавно распрощалась с любовником, – язвительной парирует. – А теперь на всех парах спешу к вам. Как скоро подъедет машина? – Вы как всегда в ударе инспектор. По подсчётам операторов, то через две минуты, может позже. Движение на дорогах очень затруднено. Ждём вас. До встречи. – До встречи. Гроссо задумавшись слюнявит фильтр сигареты, пустым взглядом цепляя машины. Из всех выделялся серый поддержанный фольксваген, который гнал, не обращая внимания на знаки. Водитель ослепил неоновыми ядовитыми фарами на мгновение, но этого было достаточно, чтобы яркие круги поплыли перед глазами. Женщина жмурится, но терпеливо молчит. Автомобиль тормозит возле Гроссо, у пассажирского переднего места опускается стекло. Пара голубых глаз весело искрят теплом. Агата добродушно кивает и выкидывает недокуренный бычок в урну. В салоне приятно пахнет вишнёвым ароматизатором, как только женщина садится, рычит мотор и они несутся по трассе под вой полицейской сирены. – Что-то известно о новом террористе? – К сожалению пока ничего. Он обосновался во втором округе, на бульваре Капуцинок. Там уже наводят порядок GIGN. – Жандармы? Эти парни, хоть и выхолощенные, но дело своё знают. Я тебя перебила, Бастьен? Прости. – Ничего, все хорошо. – мужчина устало улыбается. – Только вот мне непонятно... – он замялся. – Впрочем, неважно, забудьте. – М-м-м? Что такое? – Контрразведка. Вот что странно. Обычно они вмешиваются, когда все очень плохо. Ведь ещё ничего неизвестно, а они уже на месте. Женщина пожимает плечами и приспускает окно. Воздух врезается в лицо и жёстко треплет волосы. – Если разведка там, значит что-то они знают, а нас если посчитают нужным введут в курс дела. – Опять наощупь? – Да. Опять.

***

Бронетранспортёры колонами подъезжали к осажденному торговому центру. Притаившись за щитами выглядывали спецназовцы, ожидая в любой момент сорваться на штурм. Улицы опустели, тысячи людей замерли у телевизора или утыкаются в телефон, напряжённо наблюдая за новостными лентами и обновлений ждут ежеминутно. Мозговой центр уже обустроился в небольшом кафе под названием "Le plaisir". Все столики убраны к стене, и почти всё готово к операции: связь защищена и налажена, камеры взломаны и подключены к мониторам. Гроссо опускает плечи. По какой-то причине ей не нравится это помещение. Может из-за противных жёлтых стен цвета мочи, а может из-за того, что мало места, а если придётся застрять здесь, то запах немытых полицейских распространится очень быстро. Отбросив ненужные мысли, которые разрывают на части и бросают из крайности в крайность, она садится на жёсткий стул, придвигаясь ближе к микрофону, надевает наушники и сковано выдыхает. Пальцы мелко дрожат, она унимает нервозность отбивая ритм по столу. Сердце стучит в такт удару. Теперь спокойнее, однако очень хочется курить. – Через две минуты выходим на захватчика. Приготовьтесь! – доносится звонкий голос из динамика звукооператора. Приятная из себя смуглая девушка сосредоточено смотрит в экран, поднимает правую руку вверх и все замирают в режиме готовности. Резким рубящим движением рассекает воздух и выдохе произносит: – Начали! – Добрый вечер. – тон спокойный ничего не выдает волнения или тень беспокойства. – Как вы себя чувствуете? На той стороне шипят помехи и весит тягучее молчание. Инспектор напрягается и бросает взгляд на звукоаналитиков. Те, жестами показывают, что все в порядке. – Привет? – детский напуганный голос щебечет в трубку, а в полицейском укрытии у всех проходит холодок по спине. Ребёнок? Ребенок мать вашу! – Привееет? – повторяет девочка с меньшей надеждой. – Здравствуй, милая. Ты в порядке? Если плохой человек рядом, то я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечать да или нет, хорошо? – Да, мэм. – Отлично. Он рядом с тобой? – Да. – голос дрожит, слышится хныканье и хлюпанье носом. Гроссо сжимает ручку так сильно, что пластик начинает гнуться. – Тише-тише, все хорошо. Давай продолжим. Он нас слышит? – Нет, он... – Только да или нет, дорогая, пожалуйста, только так. Ты молодец, ты маленький настоящий герой, помни об этом. – инспектор прикрывает на секунду микрофон рукой и беззвучно ругается. – Успокойся, солнышко, можешь передать этому дяде телефон? – Да, конечно, мэм. Все затихает. На фоне слышится мужской голос и отдаляющийся топот детских ног и вновь повисает удушающая тишина. – Здравствуйте! – динамик затрещал и инспектор инстинктивно хватается за уши. – Здравствуйте, молодой человек. – Гроссо потирает лоб и пробегает недовольным взглядом по камерам наблюдения. Он стоит в безвкусном гротескном костюме, вызывающий лишь смех. И Агата посмеялась если бы не 80 человек, оказавшихся в заложниках и один недоумок, решивший испортить вечер. – Что вам нужно от меня? – Я хочу поговорить с вами. Ведь каждый человек должен быть услышан, вы согласны? – Да, вы правы. Но вы ничего не добьётесь. – парень захохотал. – Ни-че-го, слышите?! – Быть может, вы правы, но давайте продолжим. Что вы будете делать сегодня вечером?

***

Крыши мелькали одна за другой, огни превратились в цветастый хоровод. На небе рассыпались звёзды. Холодный ветер обволакивал тело и подбивал вперёд. Хватаясь йо-йо с характерным звуком за уступы зданий с каждой минутой она приближалась к цели. Сзади не отставая, гибко и ловко на шесте преследовал Кот Нуар. Вот и бульвар Капуцинок. Красно-синие огни били по глазам, заставляя их слезиться. Оцепленный, больше похоже на сцену боевика, чем на культурное место. – Ого, – воскликнул Кот выглядывая из укрытия. – Снова что-то серьёзное. – Надеюсь, что это не так. Честно говоря, полиция только мешает. – Леди Баг оглядывается по сторонам. – Должно быть акума там. – жестом указывает на торговый центр, который уютно уместился среди исторических домов. – Миледи, как вы смотрите на то, чтобы после победы попить кофе? Это будет просто замурчательно! – Нуар делает шаг вперёд и наступает на что-то тёплое и твердое. Это что-то испускает тихое "блять" и переворачивается на живот. Снайпер. Лица героев вытягиваются то ли в ужасе, то ли в удивление. Немые взгляды пересекаются. Мужчина прижав винтовку чуть сдвигается и бросает многозначительный взгляд на подростков. – Извините, пожалуйста. – первой в себя приходит Леди Баг. Чувство неловкости душит ребят, но мужчина даже звука не издаёт в ответ. – Лучше ему не мешать, – шепчет Кот и они перепрыгивают на другую крышу, предварительно осмотрев её на наличие всяких лежачих граждан. – И что мы будем делать? – Ну, чего ты, Котёнок? У меня есть план. Значит, слушай...

***

Огромная серебристая луна повисла на Парижем. Холодные звёзды игриво мерцали на мрачном небе, играя друг с другом. Сорвавшись упала одна и в этот же миг не сказав прощай, кто-то покинул этот мир навсегда. Вновь город любви дрожит от липкого страха, вновь не может вдохнуть спокойно, вновь разбиваются чьи-то надежды на мирную жизнь. Все застыло, будто в медленной съёмке и ждёт продолжения.