Вопросы к небу

      Действующие лица:

Чжуаньсюй — небесный император. Шоушань Хуан-ди — ушедший на покой государь, прадед Чжуаньсюя. Гаосинь — брат Чжуаньсюя, воспитанник и помощник ушедшего на покой государя. Лю-лан — слуга Хуан-ди. Воцюань (Янь-ди) — прежний владыка Юга, лекарь и травник. Цуй Вэньцзы — ученик Янь-ди.       

***

      После восстания Ди-цзюня Чжуаньсюй больше не заговаривал о дальних походах, сосредоточившись на делах Поднебесной и тех земель запределья, которые покорились ему. Он не перестал испытывать мучительную жажду, но уже понял, что война и власть не утолят её. Он боялся даже гадать о том, утолит ли её хоть что-то из того, что он знает.       Стоило ли обратиться к Великому Владыке? Но каждый раз, подходя к этой распахнутой настежь двери, Чжуаньсюй замирал в нерешительности. Готов ли он? Отказывается ли от прежнего пути, признаёт ли, что был неправ? Каждый раз, когда он обращался назад и видел, сколько жертв принёс своему пути, каждый раз, как после смотрел вперёд и видел ослепительный свет царства Великого Владыки, Чжуаньсюя охватывал ледяной ужас. Он не мог ступить и шага вперёд, и вновь отступал назад, в привычную тень, во мрак потерянной дороги, в сумерки своих сомнений и холодное одиночество.       Вызвать шуфу и признать перед ним свою неправоту он тоже не мог. Не потому, что сомневался в его понимании. Напротив. Он боялся этого понимания и тепла. Он не был к ним сейчас готов. И стоя перед дверью в сады Великого Владыки, Чжуаньсюй лишь устало повторял: «Подожди… подожди ещё».       Все мелодии, сочинённые им в эти дни, были путаными и смятенными, точно вьюга над морем Бэйхай, сплетающая снежные нити в тугой узел, сбивающая ледяные волокна в ком колючей пеньки. Здесь как раз хорошо звучали дополнительные струны, придавая смутным модуляциям метели ещё большую выразительность, изливая в её пении без начала и конца растерянность и недоумение, ведь ветер не знает, откуда и куда он дует, зачем поднимает мелкую снежную пыль.       Так шли месяцы между залом заседаний и гуцинем, и ни там, ни тут государь не находил утешения и покоя.       

***

      В последнее время Шоушань Хуан-ди часто стал чувствовать недомогание. Приступы болезненной слабости цзэнцзуфу парализовали волю Гаосиня. Страх — вот всё, что он мог чувствовать в эти дни.       Войдя в спальню прадеда, Гаосинь поклонился.       — Гао-эр, — мягко заговорил с ним Хуан-ди. Гаосинь ненавидел эту фальшивую доброту, но сейчас даже злость и ненависть не могли привести его в чувство. — Приготовь мне новое лекарство. Недавно владыка Тайхао прислал рецепт: он лежит в шкатулке из куннингамии на столе в кабинете.       Гаосинь вошёл в кабинет цзэнцзуфу и сразу заметил шкатулку из куннингамии на полке над столом. Открыв её, он убедился, что в ней хранились бамбуковые дощечки с различными рецептами, однако все они были старыми, уже хорошо известными Гаосиню. Он поворошил их, ища новый рецепт, и внизу, на самом дне шкатулки, нащупал шёлковый свиток. Гаосинь поспешно развернул его, уже подозревая, что это не присланное Фуси лекарство, и обнаружил схему человеческого тела, с проведёнными меридианами и различными точками, отмеченными красной краской.       Гаосинь, отвлёкшись от цели своего прихода, погрузился в изучение найденного свитка. «Схема обновления и замены», — гласила надпись на нём. Гаосинь поспешно пробежал глазами столбцы знаков и осознал, что этот свиток повествует о том, как существу, продлевающему жизнь за счёт других живых существ, а потому утратившему цельность души так же, как и здоровье тела, восполнить недостаток и восстановить потерянные элементы при помощи полного поглощения и усвоения другого существа. Гаосинь не стал вчитываться в этот текст и поискал ещё. В шкатулке было двойное дно, и в тайнике лежал черепаший пластрон, на котором излагался способ создания и выращивания родственного существа в яйце.       Сначала Гаосинь не всё осознал до конца, но быстро сложив полученные сведения и знания о собственном происхождении, он похолодел. Торопливо вернув на место все обнаруженные записи, он принялся за поиски другой шкатулки из куннингамии, и нашёл её на столе, прикрытую краем шёлкового свитка с картой Поднебесной.       Хотел ли цзэнцзуфу, чтобы Гаосинь узнал о его планах или это была лишь случайность? Он подумает обо всём чуть позже.       Гаосинь развернул новый рецепт и стал поспешно подбирать ингредиенты для лекарства. Едва он закончил, как в кабинет заглянул Лю-лан:       — Господин удивлён, что вы так задержались, — заметил он, внимательно вглядываясь в лицо Гаосиня. Не он ли накрыл стоявшую на столе шкатулку и поставил на видное место другую такую же? Обычно в комнатах цзэнцзуфу прибирался именно Лю-лан. Значит, он знал, что именно нашёл Хуан-ди в библиотеке чернозубых, но только сейчас у него появилась возможность показать это Гаосиню?       Гаосинь взглядом дал понять слуге, что видел свиток.       — Я долго подбирал травы для лекарства, — объяснил Гаосинь. — Мне показалось, что аир и борец недостаточно свежие. Думал: где-то хранятся травы лучшего качества.       — Нашли? — коротко переспросил Лю-лан.       — Да, благодарю. Ты содержишь кабинет цзэнцзуфу в прекрасном порядке, — кивнул Гаосинь, подтверждая догадку Лю-лана. — Я уже приступаю к приготовлению отвара. Пусть цзэнзцуфу не беспокоится и потерпит ещё немного.       Лю-лан ушёл, а Гаосинь принялся готовить лекарство. Перетирал травы, кипятил воду и думал, думал. Убить нельзя, убить нельзя, но можно же как-то ослабить? Души, заключённые в теле… А если их выпустить? Но кто в этом мире имеет такую власть? Кто, как не великий наставник — дух горы Сююйшань? Необходимо посоветоваться с ним.              Гаосинь перелил лекарство в чашку, задумчиво помешал его ложечкой, подул.       Вызвать Ди-тая как можно быстрее и навсегда покончить с этим кошмаром? Но эта мысль упёрлась в непреодолимую преграду необъяснимого страха. Бросить бы камень в крысу, да боязно поколотить посуду. Гаосинь скривился. Не сейчас. Он не готов. Ещё немного подождать.       Он вошёл в покои прадеда, подал ему чашку с отваром.       — Гао-эр, почему так долго? — недовольно спросил Шоушань Хуан-ди.       — Простите, цзэнцзуфу, шкатулка была прикрыта картой, я не сразу её увидел, а потом долго подбирал ингредиенты, — Гаосинь посмотрел на цзэнцзуфу самым ясным, самым честным своим взглядом. Шоушань Хуан-ди, кажется, успокоился. Возможно, он не так уж и боялся разоблачения своих тайн, полагая, что Гаосинь не сможет ничего предпринять. Неужели он прав? Неужели Гаосинь обречён идти к своей гибели, ничего не пытаясь сделать? Что мешает ему действовать сейчас? Почему он тянет, почему откладывает решение? Гаосинь не понимал.       — Подложи мне под спину подушку, — велел Хуан-ди, присаживаясь на постели. — Я отослал Лю-лана к Гунгуну. Мне не нравится, что Гунгун в последнее время сидит так тихо: верно, что-то задумал. Пока он ничего не натворил, нам нужно что-нибудь предпринять, предотвратить его возможные действия.       — Что предлагает цзэнцзуфу? — Гаосинь подложил ему под спину подушку и почтительно поклонился, ожидая ответа.       — Пока он сам толком не придумал, что хочет совершить, надо подбить его выступить против отца, — отозвался Хуан-ди, оставляя чашку. — Огонь боится воды, а вода — сильного огня. Гунгун утроит в Поднебесной потоп. Заодно и все ненужные люди погибнут. Сразу станет тихо, спокойно, хорошо и чисто.       — Цзэнцзуфу мудр, — согласился Гаосинь. Кем только тогда править, если людей не станет?       — Этим займётся Лю-лан. А тебе задание попроще. Возьми в моём кабинете шкатулку из аквиларии и отправляйся на гору Хуайшань к старичку Воцюаню. Просто отдай ему шкатулку: он сам разберётся, что делать.       Гаосинь отыскал на полке нужную шкатулку и, конечно, не преминул в неё заглянуть. В шкатулке лежал цветок цинмэн — лазурный сон. Что за старичок Воцюань и кому Гаосинь несёт сегодня смерть? Загадка на загадке. Поразмыслив немного, Гаосинь пришёл к выводу, что этот Воцюань должен быть связан с Янь-ди. Кто, кроме Янь-ди, мог знать про лазурный сон? Гаосинь собрал все составляющие для второго яда. Нет, он не был готов к тому, что цзэнцзуфу получит сейчас пилюлю смерти. Там прадед, глядишь, и до него доберётся. Нет-нет, слишком рано. Надо ещё потянуть время. Ещё немного, ещё совсем немного.       Гаосинь явился на гору Хуайшань, когда Воцюань, он же Янь-ди, в одиночестве перебирал травы. Цуй Вэньцзы отправился в селение к больному.       — А-а, вот и ты, — проговорил Янь-ди, не оборачиваясь, едва Гаосинь вошёл в хижину. — Я ждал.       — Меня? — удивился Гаосинь. — Вы точно ждали именно меня?       — Да, мой дорогой. Уже много-много лет я жду тебя, — Янь-ди посмотрел на Гаосиня. — Я ведь выяснил тогда, кто подарил яйцо твоей матери и что это было за яйцо.       — Я чудом недавно открыл это, — хмыкнул Гаосинь. — А вы столько лет знали и даже не попытались сообщить мне. Ждали, говорите?       — Это не имеет значения, — отозвался Янь-ди. — Ты до сих пор не готов действовать, а что было бы, узнай ты всё раньше? Ты собой владеть-то не умел. Как бы ты со всем справился?       Янь-ди взял шкатулку из рук посетителя и, покачав головой, спросил:       — А сейчас что? Цветочек принёс?       — Я хотел просить вас не использовать его, — ответил Гаосинь.       — Не могу. Тебе же первому это и навредит.       — А разыграть смерть?       — От твоего прадеда ничего не скроешь. Думаешь, он не догадается? Не станет меня искать? Не найдёт снова? Только отправит ко мне кого-нибудь другого, не тебя. Ты и не узнаешь. А действовать-то надо очень быстро. Зря ты тянешь время, очень зря.       — Господин, — сказал Гаосинь серьёзно. — Вы ведь Янь-ди?       — Да, да, — закивал тот головой. — Послушай, мальчик мой, тебе лучше поторопиться. Я-то приму два яда, и твой прадед не сможет использовать моё тело, но у него ведь есть ещё один цветок.       — А уничтожить его?       — Я не знаю, кто ещё ему помогает, и не знаю, не разводит ли кто-нибудь в Юду для него лазурный сон. Потеряешь его доверие, и ничего больше не сможешь предпринять. Конечно, Поднебесная не погибнет, но ты этого уже не увидишь.       — Господин, — взволнованно проговорил Гаосинь. — Неужели вы ради меня готовы умереть? Неужели?       — Я так долго жил, — улыбнулся Янь-ди. — Так долго жил… Я передал свои знания не одному ученику. Великий Владыка встречает меня. Он ждёт от меня этой жертвы ради тебя, потому что всё ещё надеется, что ты обратишься к Нему. И будет искать встречи с тобой до твоего последнего вздоха. Потому я беспокоюсь о тебе.       — Благодарю, господин, — Гаосинь поклонился.       — Благодари Великого Владыку, дитятко, — мягко ответил Янь-ди. — Давай сюда, что ты там ещё принес.       Гаосинь достал мешочек с травами. Янь-ди заглянул внутрь, понюхал и улыбнулся:       — Всё правильно, всё хорошо подобрал, молодец.       — Мне жаль, что вы хотите умереть, — вздохнул Гаосинь.       — Все мы смертны: даже великие духи. Даже нас настигает конец, — Янь-ди погладил Гаосиня по плечу. — А тебе надо поторопиться. У прадеда есть ещё один цветок, и это угроза для кого-то, кто тебе знаком. Не тяни время, мой тебе наказ.       Гаосинь поклонился и вышел. Янь-ди озадачил его, но всё же он не мог спешить. Какой-то иррациональный страх сковывал его разум.       Тем временем Цуй Вэньцзы возвращался на гору и, уже подходя к хижине, увидел нехороший ледяной свет, уходящий столбом в небо. Он пустился бежать, спотыкаясь о корни и камни, и, выскочив, наконец, на полянку, закричал:       — Учитель! Учитель, вы где?       — Да здесь я, здесь, — Янь-ди не спеша вышел на крыльцо. — Что ты так перепугался?       — Кто здесь был? — с тревогой спросил Цуй Вэньцзы.       — Так, один трусишка, — Янь-ди со вздохом покачал головой. — Великий Владыка всё управит к лучшему. Глянь-ка, что он мне принёс, этот заяц, — и Янь-ди раскрыл перед Цуй Вэньцзы шкатулку из аквиларии.       — Что это за цветок?       — Лазурный сон. Очень ядовитое и редкое растение, родом из Юду. Если увидишь когда-нибудь такое, уничтожай его, не колеблясь.       — И для чего вам его передали?       — Чтобы я умер, — просто ответил Янь-ди.       — Учитель! — в ужасе воскликнул Цуй Вэньцзы.       — Ты не волнуйся зря, — Янь-ди, успокаивая, погладил ученика по руке. — Ты уже всё знаешь и всё умеешь. Сам можешь брать учеников. Пора тебе двигаться дальше, Вэнь-эр.       — Опять учитель меня бросает, — горько вздохнул Цуй Вэньцзы.       — Это потому, что нельзя всю жизнь цепляться за своих учителей, — покачал головой Янь-ди. — Но послушай: похоронишь меня, и сразу уходи в Минъюань. Поживи у господина Бэйфа некоторое время. Не оставайся здесь.       — Учитель! — взмолился Вэньцзы. — Неужели так обязательно принимать этот яд?       — Сейчас тебе предстоит уникальный опыт, — вдруг оживился Янь-ди. — Ещё никто никогда не наблюдал за смертью духа от яда цинмэн. Я надеюсь, никому и не придётся наблюдать, ох, как я на это надеюсь, но опасаюсь, очень опасаюсь…       — Учитель!       — Цыц! — Янь-ди погрозил ему пальцем. — Приступим.       Он достал цветок из шкатулки и занялся приготовлением яда. Цуй Вэньцзы сразу стал помогать ему, записывая действия на бамбуковых дощечках. Потом Янь-ди приготовил ещё один яд из множества редких ингредиентов, объясняя ученику по ходу дела, что это, где найти, как использовать и как подобрать противоядие.       — Этот яд тоже очень сильный, очень действенный, но, как ты понял, его можно обезвредить. Однако с лазурным сном они дают потрясающий эффект. Сначала я приму лазурный сон, и несколько дней ты понаблюдаешь за мной, — деловито пояснял Янь-ди. — А потом я выпью второй яд, и ты проследишь, за какое время наступит смерть. Всё запиши. Не дай Великий Владыка, пригодится.       Цую Вэньцзы только и оставалось тяжело вздыхать да тихонько постанывать: «Учитель! Учи-и-итель…»       Однако он был очень послушным, трудолюбивым и любознательным учеником, так что поступил по велению учителя, с болью наблюдая, как уходит из жизни дорогое ему существо. А необходимость вести наблюдения и записи отрезвляла его, придавала силы и ясность уму. Он подробно описывал всё, что видел: пульс, симптомы отравления, цвет кожных покровов, состояние слизистой оболочки и ещё многие другие показатели.       Наконец, учитель испустил последний вздох. Цуй Вэньцзы, всё ещё продолжая выполнять распоряжения учителя, похоронил его и отправился в Минъюань. И по дороге его накрыло горе. Он почувствовал, что теперь на земле остался совсем один, что у него больше нет никого, к кому пойти за советом и утешением. Что он лишился очень дорогого и близкого существа, с которым хотел бы прожить всю жизнь, помогая и получая помощь. Цуй Вэньцзы шёл по тропинке, вытирая рукавом слёзы, а восходящее солнце возвещало о новом дне, о продолжении жизни, в которой ему всё ещё предстояло принимать участие.       Через несколько дней Шоушань Хуан-ди в сопровождении Лю-лана и Гаосиня наведался в хижину старичка Воцюаня, надеясь найти его и забрать. Но ничего не нашёл, кроме свежей могилы.       — Этот пройдоха перехитрил меня, — усмехнулся Хуан-ди. — Ничего, у меня есть ещё один вариант. И он даже лучше, даже ещё лучше. А то, что Янь-ди наконец-то отошёл в мир иной, долгожданная радость. Как там дела у Гунгуна, Лю-лан? Ты следишь за ним?       — Да, господин, — поклонился слуга. — Он готов приступить к задуманному.       — Что ж, ваше величество небесный император, — Хуан-ди с улыбкой посмотрел на небо. — Ещё одно действие твоей великой оперы, несколько красивых танцев, несколько эффектных поз, и тебе пора будет уходить со сцены, дорогой заносчивый правнук. Я помню-помню твой взгляд, — он тихо рассмеялся. — Я уступил тебе два раза, но никогда не забывал об этом. Вот и увидишь, кто сильнее: тот, кто идёт напрямик, или тот, кто выбирает иные пути.       У Гаосиня от его смеха мурашки побежали по спине, даже Лю-лан, кажется, вздрогнул, хотя Гаосинь не переставал восхищаться выдержкой этого духа. Они невольно переглянулись, только друг в друге сейчас ощущая опору, наверное, лишь в этот миг окончательно став союзниками.