Вопросы к небу

Действующие лица:

Чжуаньсюй — небесный император. Юйцян — двоюродный дядя Чжуаньсюя, дух воды, один из военачальников императорской армии. Чигоу — тайвэй, командующий императорской армией, военный советник императора. Гаояо — третий сын Шаохао. Бэйфа — четвёртый сын Шаохао, лекарь. Бань — пятый сын Шаохао, лучник. Бо-и — шестой сын Шаохао. Тайтай — седьмой сын Шаохао, дух воды. Фэн-бо — бог ветров. Тай-ян — сын Ди-цзюня, старший из духов солнц, шурин Чжуаньсюя. Гу-цзюнь — сын дракона Чжулуна, после смерти превратившийся в злую птицу-цзюнь. Циньпэй-юй — друг Гу-цзюня, после гибели ставший страшной птицей-рыболовом-юй, насылающей на мир бедствия и войну. Аиойна — божество айнов, считалось, что он сотворил людей. Пасе-камуй — главное божество айнов. Тай-камуй — божество землетрясений у айнов. Ундзи — богиня огня айнов. Другие духи и боги айнов упоминаются.

***

             Проведя на полуострове два года, в начале лета армия императора отправилась дальше на восток: там, вдали, не видимые пока даже Юйцяну, парящему в небе, маячили восточные острова, которые императору не терпелось узреть и принять под свою руку.       Благополучное плаванье почти подошло к завершению, но едва императорский флот приблизился к островам, как подул ветер, сгустились тучи, поднялись волны: злые божества ветров, хозяин штормов Руясибенитнеп и гигантская рыба Тай-камуй — божество землетрясений, способное сотрясти землю, едва взмахнув хвостом, вступили в битву с небесным императором.       Весь мир затрясся, море заходило ходуном. Корабли сталкивались, переворачивались… Ни Юйцяну, ни Тайтаю, ни всем объединившимся водяным духам не удавалось победить Тай-камуя. Император отдал приказ Юйцяну взять на себя хозяина штормов; Фэн-бо, Чигоу и их подчинённые сражались с духами ветров; Тайтай и другие водные духи пытались спасти флот и войско. Сам же Чжуаньсюй, дождавшись, когда на поверхности моря среди валов показалась спина Тай-камуя, вонзил в него меч, вложив в удар божественную силу, иначе тот и не почувствовал бы его присутствия, и, управляя им при помощи истинной ци, увёл дальше от кораблей, давая возможность наконец всему стать на свои места.       Заметив исчезновение государя, тайвэй Чигоу с особенной яростью накинулся на сумасшедших духов ветра, и вскоре они отступили. К тому времени и Юйцян одолел своего противника. Волны улеглись, духи воды спасли всех, кого было возможно. Два десятка кораблей уже не подлежали восстановлению, другие, разбитые и покорёженные, духи воды направили к берегу. Больше сотни духов в этой схватке были ранены, были и погибшие, пропавшие без следа в пучине моря.       Пристав к берегу, войско небесного императора принялось за устройство лагеря. Оценивая потери и повреждения, Чигоу и Юйцян не могли не беспокоиться о пропавшем императоре.       — Я отправлюсь на поиски, — сказал наконец Юйцян. — У меня душа не на месте: вдруг с ним что-то случилось…       — Ступай, я разберусь с остальным, — отозвался тайвэй Чигоу.       Юйцян, обернувшись птицей, поднялся над морем, высматривая своего племянника и господина. После шторма море было светлым и тихим, так что он без труда обнаружил крошечную фигурку, скользящую по лазурной водной глади. Из поднебесья великий император казался маленьким и беззащитным. Юйцян опустился рядом с ним.       — Ваше величество!       — А, Юйцян… хорошо, что ты меня нашёл, — откликнулся Чжуаньсюй устало. — Боюсь, я не смог как следует позаботиться о том чудовище. Убить его невозможно. По крайней мере, мне точно не хватило бы сил. Я оставил у него в спине свой меч. Так жаль. Мой Шоусыфан… — Чжуаньсюй вздохнул. — Но иначе я не мог им управлять. Мой Шоусыфан… — с горечью повторил он.       Помолчав, Чжуаньсюй добавил:       — Придётся взять Ганьцзян.       — Вам удалось подчинить этого монстра?! Государь… — Юйцян был потрясён: его маленький племянник оказался могущественнее, чем он сам — великая рыба-кунь, великолепная птица-пэн.       — Я не уверен… что надолго, — Юйцян едва успел подхватить потерявшего сознание государя.       Утром, едва Чжуаньсюй проснулся, в шатёр вошёл Бэйфа, как всегда собранный и серьёзный. Молча проверил пульс, подал лекарство. Чжуаньсюй поморщился, качнув головой, мол, незачем, но Бэйфа строго заметил:       — Ваше величество, вам необходимо быстрее восстановить силы.       И нехотя добавил:       — Я обещал отцу заботиться о вас.       — Ради твоего отца, — хмыкнул Чжуаньсюй, выпив отвар.       — Ваше величество, — тихо сказал Бэйфа. — У меня к вам просьба.       — Говори.       — Прекратите этот поход. Эта война слишком опасна. Пора возвращаться.       — Война всегда опасна, цунтанди, — холодно отозвался Чжуаньсюй. — Я не собираюсь прекращать поход в самом начале.       — Вот именно, что в самом начале лучше его и прервать. Только начало, а уже столько жертв, государь! — возразил Бэйфа. — Даже вы подвергли свою жизнь опасности!       — За меня-то ты как раз можешь не переживать, — Чжуаньсюй подал знак слуге, чтобы подал умываться.       — Ваше величество, — мрачно ответил Бэйфа. — Если с вами что-то случится, как я скажу отцу?       — Так вот о чём ты печёшься, цунтанди, — повёл бровью Чжуаньсюй, встав и давая возможность слугам себя одевать. — Чтобы не пришлось выслушивать упрёки отца?       — По правде сказать, мне жаль каждого воина, который уже пострадал или может пострадать и погибнуть. Но увидеть, как расстроится отец, узнав о беде, постигшей ваше величество, для меня страшнее всего.       — Нет. Ни ради кого я не отступлюсь, — твёрдо проговорил Чжуаньсюй. — Пришли мне отчёты о пострадавших во вчерашней битве.

***

      Они простояли лагерем ещё несколько дней, оправляясь от потерь, собираясь с силами, настраиваясь на дальнейший путь. Затем, оставив у кораблей Юйцяна и Тайтая во главе отряда водных духов, император повёл свою армию вглубь острова.       Государь посылал к Юйцяну духов-птиц, сообщавших оставшимся на берегу о продвижениях армии и по возвращении докладывавших государю о делах на побережье. Юйцян и Тайтай сумели выстроить надёжную защиту для кораблей, так что ни ураганы, ни поднятые духами моря волны высотой с гору не могли навредить судам. Их подчинённые — водные духи — днём и ночью поддерживали защитное заклятие и обещали, что смогут продержаться так ещё несколько лет. На горе Саньпиншань, похожей на три вазы, потому так и названной Тайтаем, они нашли небесные врата и основали город Саньпинчжоу. Они также нашли прекрасное место, подходящее для земледелия. Это была равнина Юньчупинъе — Равнина, вышедшая из облаков. Любознательный Тайтай так назвал её, потому что, когда туда добрался, туман над долиной рассеялся, и путник увидел с холмов, как из белых облаков появляется прекрасная долина. Там в конце восьмого месяца они собирались сеять озимую пшеницу. Так что об оставленных на побережье отрядах император мог не беспокоиться и уверенно стремиться вперёд, покоряя неизведанные земли Восточного запределья.       Несколько дней войска государя пробирались вдоль реки в настороженной тишине: будто всё живое вокруг вымерло, даже птицы и звери затаились, сосредоточенно изучая пришельцев. Молчание леса, натянутое как паутина, сковывало движения, мешало шевелиться — томительное, тяжёлое, сплавленное с липкой, влажной жарой. Даже ветер почти перестал колыхать листву, даже насекомые затихли — все, кроме ненасытных москитов, неизменно вьющихся над императорской армией, сколько ни пытались их уничтожить духи огня, одним взмахом рукава воспламенявшие целый рой.       Воины императора измучились ожиданием и тревогой. Лишь на десятый день похода сзади раздались крики, шум, началась сумятица: на отряды арьергарда напали. В то же время дозорные из передового отряда донесли о замеченной ими засаде у небольшой речки, к устью которой как раз приблизились передовые части армии императора. И одновременно на обозы набросились шайки дикарей.       Воины замыкающих отрядов сумели перегруппироваться и дать отпор нападавшим, те скрылись в зарослях. Засаду впереди лучники осыпали стрелами, но за древесными завалами ничего не было видно, и, измотанные напряжением последних дней, воины императора бросились на штурм. В безжалостной, безмолвной резне они выпускали на волю затаённый страх, гнев, ненависть к странному, дикому, непредсказуемому миру, в который попали. Вода покраснела от крови, мёртвые тела валялись на отмелях, запрудив реку. Казалось, этой бойне по колено в воде не будет конца: местные духи, отчаянные, вольнолюбивые, гордые, бешеные воины стояли за свою свободу до смерти, предпочитая гибель плену. Изнемогая от ран, не в силах держать оружие, они всё ещё пытались сопротивляться. Желая дорого продать свою жизнь, притворялись, будто сдаются, но прежде чем отдать оружие, отчаянным рывком, старались убить или хотя бы ранить того, кто не пожелал убивать их. Один из этих головорезов ранил самого государя, собравшегося пленить вражеского воина. К счастью, император предвидел подобный исход и успел увернуться: рана была неопасной.       И хотя нескольких духов удалось взять в плен, они отказывались идти на сотрудничество, не собираясь становиться проводниками завоевателей в этом краю лесов и гор. Император велел их казнить, оставив лишь того, который мог сам передвигаться. Похоронив павших воинов, выжившие отправились дальше, вброд, через красные от крови волны реки, отныне отмеченной на карте императора как Сышуй — Реки смерти.       Отойдя на приличное расстояние от реки и подыскав источник воды, армия императора встала лагерем на лесной прогалине.       Утром, как всегда, в шатёр государя явился Бэйфа сменить его величеству повязку на руке. Бэйфа был расстроен, подавленность сквозила в каждом его движении, как ни старался он скрыть свою печаль за обычной строгостью. Чжуаньсюй делал вид, будто не замечает его настроения, однако, закончив с перевязкой, Бэйфа опустился перед государем на колени и поклонился в пол.       — Ты снова хочешь просить о возвращении? — спокойно спросил Чжуаньсюй.       — Умоляю, государь! Прекратите этот поход! Остановите кровопролитие! Вернитесь в Поднебесную!       — Нет, — холодно ответил Чжуаньсюй. — Вставай, цунтанди. Бесполезно меня просить.       Но Бэйфа не поднимался с колен и повторял:       — Государь, велите войску возвращаться!       — Я должен был бы наказать тебя за упрямство, — вздохнул Чжуаньсюй. — Но не стану этого делать. Об одном лишь тебя прошу, заметь, не приказываю, а прошу: ни с кем не делись своими опасными мыслями.       — Государь, я не посмел бы…       — Вот и прекрасно, — кивнул Чжуаньсюй. — И пусть отныне ко мне с отчётами приходит кто-то другой.       — Ваше величество!       — Ступай, цунтанди. У тебя много хлопот.       Бэйфа поднялся с колен и, выйдя из шатра, чуть не столкнулся с Бо-и, щебетавшим о чём-то с длиннохвостой синицей.       — Брат, ты чем-то огорчён? — спросил Бо-и, отпуская свою собеседницу.       — Государь совсем не хочет меня слушать.       — Не принимает лекарство? Не хочет лечиться?       — Нет, тут он послушен, но…       — Ты смеешь говорить с ним о чём-то ещё? — изумился Бо-и.       — Я отвечаю за жизни доверенных мне людей, как я могу не беспокоиться о них? В последней битве… — Бэйфа покачал головой. — Столько жертв… И ведь это лишь начало! Император останется без армии. Что тогда он будет делать здесь, на этом диком острове?       — Вообще-то государь очень могущественный, — заметил Бо-и, кланяясь в сторону императорского шатра. — Он сумел покорить даже этого безумного духа в океане.       — Но разве это спасёт от гибели остальных?       — Брат, — Бо-и похлопал Бэйфа по плечу. — Просто не думай об этом. Император, как судьба, ведёт нас нашим путём: кто погибнет — так тому и быть. Кому суждено выжить, тот выживет и вернётся.       Они постояли молча, потом Бо-и, оживившись, сказал:       — Знаешь, о чём мы болтали с той птичкой?       — О чём же? — грустно улыбнулся Бэйфа.       — Она говорила, что животные не на стороне здешних жителей. Просто выжидают и отсиживаются, пока не пройдёт императорское войско. В конце концов, им даже лучше, если здешних духов и людей станет меньше: на зверей никто не будет охотиться.       — Ты рассуждаешь, как маленькая бестолковая птица, — печально заметил Бэйфа.       — Ну я ведь такой же глупый! — расхохотался Бо-и. — Брат, пойдём завтракать: ты наверняка ещё не ел сегодня.       — Кстати, об этом, — вздохнул Бэйфа. — Провиант закончится, тогда твоим зверям не поздоровится.       — Да, местные жители вряд ли захотят делиться с нами своими запасами, — согласился Бо-и. — Хорошо ещё, мы, духи, не такие немощные, как люди, и долгое время можем обходиться без пищи.       — Да, такие, как ты, могут насыщаться птичьими трелями, — насмешливо откликнулся Бэйфа. — Но больным и раненым пища необходима.       — Брат, ты такой унылый сегодня! — огорчённо протянул Бо-и. — Не иначе как оттого, что голодный, — он схватил Бэйфа за локоть и потащил в шатёр.       Там их уже ждали Бань и Гаояо.       — Где ты бродил, Бо-и? — спросил Гаояо, перебирая пальцами зелёную шерсть сечжая, к боку которого привалился спиной.       — Так, болтал с одной птичкой, — беззаботно отозвался тот.       — Что выяснил? — коротко бросил Бань.       — Ничего, — махнул рукой Бо-и и принялся накладывать себе кашу. — Разве что она сообщила, что духи-звери не собираются пока вмешиваться. Надо бы встретиться с кем-то из них. Может, государь переманит их на свою сторону, — он помешал палочками в своей плошке. — В этой каше каких-то кореньев больше, чем проса. Такая жидкая: палочками вообще есть невозможно.       — И это только начало! — с отчаянием вставил Бэйфа.       — У тебя, брат Бэйфа, какое-то мрачное настроение сегодня, — заметил Гаояо.       — Он уговаривает императора возвращаться! — вставил Бо-и. — Сумасшедший.       — А ты помалкивай, — резко заметил Бань. — Ешь кашу и не привередничай.       — Да я ничего и не говорю. Каша-то вкусная, — пожал плечами Бо-и. — Эти корешки…м-м… сладкие!       — Это пастернак, — сказал Бэйфа.       — А вот это что? — Бо-и подцепил палочками какой-то белый кусочек.       — Болотница сладкая. Водяной каштан.       — Интересно, а зимой здесь холодно? — Бо-и выловил из тарелки Бэйфа корешок и засунул в рот.       — Скоро узнаешь, — ответил Бань, стукнув брата палочками по руке. — Не смей лазить в чужую еду.       — Ай! — Бо-и отдёрнул руку. — Но братец же не против…       — Если хочешь ещё, — сказал Бэйфа, подвигая ему плошку. — Можешь доесть. Мне не хочется.       — Нет, ешь, — попросил Бо-и, возвращая плошку обратно. — Ешь, пожалуйста. Это просто была проверка, — он смущённо улыбнулся.       — Я правда наелся, — ответил Бэйфа, вставая. — Пойду к раненым.       — Ладно! Я доем, — Бо-и увернулся от подзатыльника, который хотел отвесить ему Бань, и поспешно принялся за кашу.       — Брат Бэйфа, — с упрёком проговорил Бань. — Ты ему слишком много позволяешь.       — Он же младший, маленький, — мягко улыбнулся Бэйфа, потрепав брата по макушке.       — Маленький! — хмыкнул Бань. — На голову тебя выше.       — Дело же не в росте! — возразил Бо-и, вскакивая на ноги и ловя пущенную в него братом подушку.       — Братья… — вздохнул Бэйфа. — Берегите себя.       — Я присмотрю за ними, — сказал Гаояо, а его сечжай согласно заблеял и заворчал.

***

      Передвигаться с обозом раненых было неудобно, и Чжуаньсюй искал место, где обосноваться на некоторое время. Близилась осень, пора было думать о зиме, воины устали от неуверенности в завтрашнем дне, от зыбкости этого опасного леса, этих гор, скрывающих смертоносные стрелы и копья, от рек, таящих в глубинах коварных водных духов, готовых губить пришельцев, посягнувших на их землю, на их свободу. Истерзанные постоянными набегами местных духов и людей, объединившихся в борьбе с иноплеменниками, воины впадали в уныние. А здешние духи и ночью не давали покоя: могли налететь в темноте, поджечь лагерь, убить всех, кто не успел защититься, разорить шатры, привести в смятение войско. Измученные, воины начинали роптать. Бэйфа, вопреки запрету, каждое утро являлся в шатёр императора и, стоя на коленях, умолял прекратить это безумие.       Бо-и каким-то чудом удалось договориться с духами-волками — огромными великолепными животными с быка ростом. Они обещали предупреждать о набегах и помогали охотиться на оленей и косуль, получая за это треть добычи. К тому же советникам императора удалось понять, как поймать и истребить диких духов. Сильнейшие божества — подчинённые Чжуаньсюя — сумели создать небесную сеть — духовное оружие, способное растягиваться на десятки ли и, накрыв собой всё вокруг, запереть врагов и убить их. При очередном нападении Чигоу активизировал сеть, и бешеные духи забились в ней, как рыбы в неводе. Но никто из них не сдался, никто не согласился рассказать, какие пути, какие горы, какие врата есть на этом острове. Их всех пришлось убить из-за их упрямства. Бесполезные…       После той битвы в течение некоторого времени злобные духи не беспокоили армию государя. Но идти наугад было так неразумно! Чжуаньсюй прекрасно это понимал, потому просил Бо-и поговорить с птицами и зверями, с насекомыми или рыбами — да с кем угодно, лишь бы узнать, как отыскать небесные врата. Ведь на полуострове в первый год император основал Тяньчжоу, а здесь всё никак не находилось подходящего места — горы, которая имела бы сообщение с небесами.       Армия императора уходила всё дальше вглубь острова в поисках достойных врат в небесную столицу островов.       Наконец войско государя вышло к озеру. Взлетевшие над озером Гу-цзюнь и Циньпэй-юй оглядели местность, как следует, и, вернувшись, нарисовали государю очертания водоёма, похожего на лютню-пипа. Потому его так и назвали Пипа-ху.       А на противоположном берегу огромного озера виднелась гора, на вершине которой находился вход в верхний мир. Замечательное место для того, чтобы основать Дунтяньцзин.       Поскольку гора являлась небесными вратами, император отметил её на карте как Бижуйшань — Гора тех, кто следует мудрым.       У подножия горы располагалось небольшое селение рыбаков, охотников и собирателей — людей неприветливых и жестоких. Пока строилась небесная столица, они постоянно беспокоили государевы войска, расположившиеся на горе и у её основания. Постоянные набеги, воровство, убийства быстро надоели подданным Чжуаньсюя. Они и сами, подражая здешним дикарям, стали совершать стремительные налёты на их поселение, грабя и убивая всех подряд. Они захватывали в плен девушек, делали их своими служанками и наложницами. Пусть самые строптивые сбегали или убивали себя, но большинство смирялись с такой участью, подкупленные красивыми подарками, яркими лентами и пёстрыми безделушками. Лишённые постоянного наблюдения и поучений со стороны своих племенных старейшин, девушки довольно быстро привыкали к новой жизни.       Присутствие молодых женщин изменило атмосферу в лагере, однако пока обстановка не выходила из-под контроля, император допускал вольности, ведь имея при себе женщин и детей, воины знают, что им защищать, заведя семью, они закрепятся на этой земле. Конечно, лучше было б духам заключать браки с духами, но в сложившейся на острове обстановке годились и смертные. К тому же женщины, привязавшиеся к своим мужьям и господам, готовы были сражаться наравне с мужчинами против своих соплеменников.       Пока строился город, отряды императорской армии, возглавляемые Гу-цзюнем и Циньпэй-юем, совершали картографические экспедиции, изучая окрестности озера.       Они нанесли на карту несколько рек: Я-шуй — Утиную реку, приток реки Гуй-хэ(Реку коричного лавра), впадающую в свою очередь в реку Дянь-шуй — Синюю реку. И получили многие другие полезные сведения.       Ни зимой, ни в новом году жизнь императорской армии не стала проще. Местные духи, объединившись с людьми, продолжали донимать пришельцев своими внезапными нападениями, грабежами, убийствами. Императору на руку было лишь то, что единства во вражеском лагере не было: злые духи, добрые божества и люди никак не могли договориться, в общем доме орудуя копьём. Как говорится, на четыре разделились, на пять разорвались. Нападая вразнобой, они или не достигали результатов или несли большие потери. Время от времени из Дунтяньцзин отправлялись карательные экспедиции, которые на самом деле были такими же дикими набегами на неприятельские лагеря и селения местных жителей-айнов.       Весной подчинённые императора засеяли просом, пшеницей и ячменём долины к северу от столицы, посадили овощи, — словом, обосновались прочно.       Хозяйственные дела здесь, решение задач по обороне столицы и поселений, исследование новых земель, связь с оставшимися на побережье Юйцяном и Тайтаем — всё это занимало Чжуаньсюя полностью.       Он работал, набросив на плечи звёзды, увенчав голову луной. Наверное, он чувствовал себя довольным: ему некогда было сомневаться, голод его души насыщался новыми знаниями, ежедневными заботами, непростыми вызовами и свершениями.       Местное население продолжало беспокоить государевы поселения, которые приходилось ограждать магической защитой. Впрочем, не все люди и не все духи были враждебны к пришельцам: Аиойна, занимающийся обустройством островов и почитающийся айнами как создатель людей, Пекончикорогуру — божество воды и Сирикорокамуй — владетель земель, а также божества растительности прислали своих послов и договорились с императором о мире и сотрудничестве. Это радовало и вдохновляло государя: он искал условия, выгодные для себя и для тех, кто решился довериться ему. Хотя не все последователи пришедших с миром божеств согласились пойти под руку императора, но древесные духи-ивы, духи-орлы и трясогузки вступили в союз с государем и многие породнились с пришедшими из Поднебесной духами.       В четвёртую луну в дворцовом саду, выращенном за полгода древесными духами, цвели померанцы, на вершине сосны кричала кукушка. Чжуаньсюй сидел в своих покоях и, оторвавшись от бамбуковых табличек с донесениями, смотрел в окно. Яркий аромат цветов уносил мысли далеко в прошлое, ветер, ворвавшись в покои, качнул занавеси, тронул рукава Чжуаньсюя, будто приглашая его взять в руки цинь и сыграть ту давнюю мелодию, о которой говорят померанцы и поёт кукушка. Чжуаньсюй качнул головой, стряхивая наваждение. Доклады и отчёты, хозяйственные дела и военные заботы, новые знания — вот, что утоляет всё разрастающийся голод. Вовсе не старые песни, от которых веет печалью несбыточного, давно оставленного позади.       Слуга доложил о приходе Бэйфа. Войдя, Бэйфа поклонился в пол, приветствуя государя, протянул ему отчёты. Чжуаньсюй бегло просмотрел их: к счастью, с тех пор, как был заключён мир с частью местных духов, нападения на поселения и отряды императорской армии стали реже, о многих готовящихся налётах командующих предупреждали союзники, и больших жертв удавалось избежать.       — Я ведь уже неоднократно говорил тебе, цунтанди, что тебе не нужно являться ко мне с отчётами лично, — заметил Чжуаньсюй, откладывая принесённые братом таблички. — Ты снова хочешь о чём-то просить? О возвращении?       — Подданный не смеет, — Бэйфа склонился ещё ниже.       — Встань, цунтанди, — мягко сказал Чжуаньсюй. — Ты ведь неспроста пришёл сегодня сам. Что ты хотел?       — Государь очень много работает в последнее время… — ответил Бэйфа, вставая. — Я всего лишь принёс укрепляющие пилюли, — он с поклоном протянул Чжуаньсюю склянку. — Больше ничего. Съешьте сразу две.       Чжуаньсюй вытряхнул на ладонь два тёмных шарика, пахнущих хвоей и мятой, положил их в рот, и вкус мёда, мяты, тимьяна и хвои унёс его куда-то далеко, в просторную комнату, сквозь зелень сада освещённую утренним солнцем.       — Ты много тренируешься в последнее время, чжицзы. Ты сейчас растёшь: хорошо, если станешь принимать эти пилюли. Тут всего лишь травы и мёд: они придадут тебе сил и бодрости, — Шаохао подал племяннику склянку с пилюлями — тёмными ароматными шариками со вкусом мёда, хвои и душистых трав… — Съешь сразу две, — улыбнулся шуфу.       Чжуаньсюю даже показалось, будто он услышал, как там, за тем далёким окном, прокуковала кукушка… Он качнул головой, прогоняя наваждение. Что с ним такое сегодня? В белоснежном ледяном огне его жажды как будто проклюнулся тёплый росток, затрепетав золотым язычком пламени. Душу Чжуаньсюя волной залила печаль, отхлынув, она оставила после себя холодные валуны страха. Страха, что избранный путь не приведёт к единственной в мире цели. Что никогда ему не приблизиться к великолепному совершенству, которое одновременно внушает восторг, любовь, благоговение и сладостный ужас от понимания того, насколько милостив и снисходителен, щедр и открыт для своего творения обладающий безграничной властью Великий Владыка.       Бэйфа молча наблюдал за погруженным в раздумья императором, не смея шевельнуться. Он чувствовал, что в сердце государя происходит важное, сокровенное, и трепетал от того, что присутствует при тайной встрече Великого Владыки и небесного императора. Он опустился на колени и склонился до земли.       Краем глаза увидев его движение, Чжуаньсюй наконец вышел из задумчивости и, вздохнув, проговорил:       — Наверное, я и вправду немного устал. Очень рассеян сегодня. Благодарю за заботу, цунтанди, ты можешь идти: у нас ещё много дел, — он улыбнулся холодно. — Соберём урожай и выступаем в поход. Двинемся дальше на восток, вперёд, к Небесной столице Тайшэньюй. Я хочу потягаться с великим Пасе-камуй, лжецом и хитрецом, присвоившим себе заслугу сотворения мира.       Бэйфа с тяжёлым сердцем покинул покои государя.

***

      В конце седьмого месяца императорская армия двинулась на восток, туда, где на горе Фушишань — Горе превосходных мужей — располагались небесные врата и вход в небесную столицу Кара-камуй-мосири. Следить за порядком в Дунтяньцзин государь оставил своего троюродного брата Гаояо, заслужившего особенное уважение местных жителей за свою справедливость, но больше даже, пожалуй, за великолепный облик его духовного зверя-сечжая.       К войскам государя присоединились воинственные союзники под предводительством Аиойны, вероятно, претендовавшего на небесный престол островов. Император ничего ему не обещал, но и не отрицал для него возможности возвыситься. Аиойна вообще был недоволен небесным правлением, потому что когда он долго возился людьми на земле, другие боги презрительно кривились, встречая его, жалуясь, что от него разит человеком. И хотя императору Аиойна тоже был неприятен из-за дикости и грубости, тот всё же не мог себе позволить отказаться от поддержки Аиойны: люди его уважали, многие духи, живущие на земле, были в союзе с ним.       Благодаря союзу с Аиойной императорская армия добралась до Фушишань почти без потерь, несмотря на то, что демоны под предводительством Нитатунарабе — богини болот и трясин — всячески препятствовали небесному государю. Духи-змеи, обитающие в траве, духи, вызывающие камнепады, во главе с Хонпокикеушем, демоны, выходящие из тумана, принимающие различные облики, кричащие в ночи дикими птицами и злоумышляющие против людей и духов — все они вышли против императорского войска. Но Аиойна и его помощники, прекрасно зная нравы врагов и местность, помогали избегать ловушек и засад. К началу зимы армия императора подошла к подножию Фушишань и приготовилась к длительной осаде. Горные духи, перешедшие на сторону императора, утверждали, что подниматься на Фушишань зимой и весной опасно из-за непредсказуемой погоды. Лучшее время для штурма — с шестого по восьмой лунные месяцы.       Что ж, государю можно было и не спешить.       Пасе-камуй и Синисерангуру сумели объединить вокруг себя добрых духов и договориться с демонами о поддержке. Они прекрасно укрепили столицу, и захватить её просто так, прямой атакой, было невозможно. Осаждённые имели великолепный обзор со смотровых башен, помимо городских стен вокруг были вырыты рвы и нагромождены каменные завалы, были оборудованы удобные места для лучников и метателей камней. Чтобы взять на приступ этот город, нужна была хитрость или везение. Или просто время.       Осадив гору Фушишань, государь стал искать способы сократить время осады и избежать больших потерь при штурме. Армия императора пресекала все попытки осаждённых вырваться из окружения, как по земле, так и по воздуху. Сами же пришельцы основали поселение у подножия горы и приготовились вести хозяйство по уже заведённому порядку: весной сеять зерно и сажать овощи.       Голодные духи осаждённой столицы, хоть и перессорились за полгода в стенах города, но сдаваться не собирались и мирное посольство не приняли. Раз никаких лазеек не появлялось, в начале шестого месяца, как только установилась хорошая погода, государь дал приказ идти на приступ.       Первый удар был направлен на южную смотровую башню, нависавшую над самым удобным — самым коротким — для подъёма склоном. При помощи метательных орудий её закидали камнями с наложенными на них заклятиями взрыва. Но отчаянно отважные защитники удержали башню. После осаждавшие с ужасом и мрачным восторгом пересказывали подвиг одного из защитников башни, которому камнем оторвало руку по локоть, и оторванная часть, болтаясь на сухожилии, мешала ему сражаться.       Тогда он наступил на кисть и, перерубив мечом жилу, избавился от помехи. В тот день отряды императорской армии вынуждены были отступить.       Через несколько дней, оправившись от поражения, воины государя снова пошли на штурм. Усилив разрушающие заклятия и выпустив вперёд отряд под предводительством Гань Цзяна с сокрушающим горы мечом Мосе, наступающие сумели разрушить башню и часть стены, похоронив под обломками всех храбрых защитников южной стороны крепости, так и не покинувших своего поста.       Метательные орудия подтянули на вершину и приготовились к продолжению штурма на следующий день. Однако на следующий день возникла заминка с переправой через рвы и каменные завалы под дождём стрел и градом камней, летящих со стен города. Понеся больше потери, передовые отряды императора вынуждены были отступить, ничего не добившись.       Попытки провести переговоры с осаждёнными ни к чему не привели: чувствуя свою силу, они не соглашались ни на какие уступки. Однако положение в Кара-камуй-мосири было тяжёлым и, по правде сказать, безнадёжным. Впрочем, несмотря на то, что стрел не хватало, что было множество раненых и недостаточно продовольствия (уже несколько месяцев духам приходилось обходиться без пищи), дух осаждённых не был сломлен: они приготовились стоять насмерть, и никакие посулы со стороны осаждавших не соблазняли их. Императорские войска подошли ещё ближе к столице и закрепились на безопасном расстоянии почти у самых стен, откуда принялись забрасывать камнями город, разрушая башни, ломая ворота.       Новый приступ принёс-таки государю нелёгкую победу. Огненные духи поджигали дома, в которых притаились защитники с луками, готовые осыпать стрелами воинов государя. Но даже мирное население отчаянно сопротивлялось: женщины и дети бросались на захватчиков с ножами и острыми камнями, ища смерти, они кидались вниз со стен и обрывов, лишь бы не попасть в плен. Пока эти обезумевшие духи безнадёжно сражались с армией небесного императора, Пасе-камуй и его основные союзники смогли покинуть столицу и скрыться в окрестностях Фушишань.       Хотя за ними были посланы отряды Аиойны, отлично ориентировавшиеся в местности, поймать беглецов не удалось. Однако в плен захватили Синисиранмат — жену Синисерангуру, правителя столицы, и госпожу Ундзи — богиню огня.       Ундзи была девушкой горячей и чуть было не сбросилась со стены, однако оказавшийся рядом Тай-ян удержал её, крепко прижав к себе. Дева — огненный дух подпустила жару, но Тай-ян и сам был сильнейшим солнечным духом: его лишь позабавила прыть Ундзи. Вспыхнувшая золотым огнём, она была хороша, и Тай-ян не преминул покрасоваться перед ней, явив свой истинный облик, осиянный белым ослепительным пламенем, столь ярким и горячим, что Ундзи вынуждена была зажмуриться и попыталась высвободиться из объятий Тай-яна, полыхая всё жарче. Но его невероятный огонь поглотил её медно-жёлтое пламя, и оно померкло, как огонь светильника при свете дня.       — Кто ты такой? — прошептала девица, поднимая на Тай-яна янтарные глаза. В этот миг она была прекрасна. Тай-ян, недолго думая, взял да и поцеловал её в губы. Ундзи зло забрыкалась, желая высвободиться, но хватка Тай-яна была железной — даром, что он дух солнца.       Впрочем, таких девушек, как Ундзи только силой и можно завоевать. Тай-ян сгрёб её в охапку и потащил к государю во дворец. Император сидел в личных покоях разорённого при отступлении дворца Пасе-камуй и принимал доклады. Только что потушили пожар в главном зале и здесь, в покоях государя, сильно пахло гарью. Тай-ян — дух простодушный и непосредственный — втащил свою пленницу в зал без доклада и, опустившись на колени перед государем, радостно сообщил:       — Ваше величество! Смотрите, кого я нашел!       — Да, — милостиво улыбнулся император. — Девица хороша. Кто такая?       — Ты кто? — вполголоса спросил свою пленницу Тай-ян, но Ундзи не поняла ни слова, да и вообще отвечать не собиралась. — На самом деле, я понятия не имею, ваше величество. Какой-то дух огня. Чуть со стены не спрыгнула, но я вовремя подоспел.       — Прекрасно, нейсюн, — Чжуаньсюй кивнул. — Что будешь с ней делать?       — Государь! Позвольте мне на ней жениться!       — Буду рад повеселиться на вашей свадьбе, — отозвался Чжуаньсюй. — Смотри, приглядывай за ней получше, а то удерёт ещё.       — Не беспокойтесь, государь! Мы с братьями за ней приглядим.       И действительно, выбрав счастливый день, они сыграли свадьбу в едва отстроенной столице Тайшэньюй-цзин.       Зиму на начало весны государь провёл на горе Фушишань, занимаясь делами правления, приводя в порядок разорённые войной окрестности, устанавливая на новоприобретённых территориях закон и справедливость. Соглядатаи доносили о происходящем на острове и о продвижениях беглеца Пасе-камуя с приверженцами. И в конце второго месяца император пожелал отправиться в путь, преследуя бежавших из столицы богов и демонов. В Тайшэньюй-цзин государь оставлял Аиойну под присмотром солнечных духов и их небольшого войска. Половина воинов Аиойны должны были сопровождать государя на север, где, как следовало из донесений, обосновался Пасе-камуй. Не сказать, что Аиойна был доволен своим положением, но решил пока не лезть на рожон. Тем более духи-солнца ему очень пришлись по нраву.       А Пасе-камуй обустроил себе крепость в горах Бэйшандишань, на самой высокой из северных вершин горе Цзаочифэн — пике Утренней чаши.       Подготовленные им укрепления немного походили на укрепления столицы, но такого большого города с высокими прочными стенами на севере у этого божества не было. В середине осени небесный император подошёл к горам Бэйшанди и осадил засевшие на пике Цзаочи отряды неприятеля.       Осада продолжалась до начала зимы и, возможно, продлилась бы и дольше, если бы не предатель, проведший в крепость воинов, переодетых местными жителями, якобы заплутавшими в горах. В условленный час те подожгли поселение, перерезали стражу, открыли ворота и впустили войска государя. Однако Пасе-камуй и его приспешники снова сумели сбежать потайными тропами и, сев на подготовленные заранее лодки, отправились на другой остров.       Но император призвал Тай-камуя, и тот не посмел ослушаться приказа. Взмахнув хвостом, он потопил ненадёжный флот беглого божества, выловил из воды и Пасе-камуя, и Синисерангуру, и Нотиерангуру, и Урараэрангуру, и Нупорикуро-камуя… И злых духов тоже вытащили из ледяных волн и заключили под стражу.       С демонами государь разобрался быстро, отправив их всех в нижний мир Тейне-покла-мосири и наложив запретную печать. Зимовать пришлось в наскоро обустроенном поселении приверженцев Пасе-камуя. Сам Пасе-камуй всё это время сидел под арестом.       Ближе к весне Фэн-бо сумел договориться с демонами-ветрами, заявив, что, если они послужат государю, их выпустят из нижнего мира на волю. Таким образом, Фэн-бо возглавил экспедицию на другие острова, осмотрев их и выяснив, что населены они лишь дикими людьми и животными, которым дела нет до того, кто стоит у власти, лишь бы рыба ловилась да дичь не переводилась. Ветры легко и быстро облетели окрестные острова и вернулись к государю уже в начале третьего месяца. Армия Чжуаньсюя как раз собиралась покидать север и двигаться к столице на горе Фушишань, где государь намеревался провести ещё полгода, улаживая дела, прежде чем пуститься в обратный путь на юго-запад.       В Тайшэньюй-цзин государя встретили торжественно чередой празднеств и пиров. Теперь император был правителем не только Поднебесной и Северного запределья, но и Восток ему покорился.       В делах и заботах о новых назначениях и распределении должностей государь провёл остаток осени и зиму. С наступлением нового года он засобирался в обратный путь. Ему словно не терпелось вернуться в Тяньцзин и поразить всех своими великолепными победами.       В старой столице на горе Фушишань оставался править Аиойна. Под его надзором находился Пасе-камуй, по-прежнему считавшийся самым главным, но на самом деле утративший былое влияние, как и прочие божества, не принявшие власть небесного императора. Но и Аиойна обязан был ежегодно отчитываться перед действительным правителем островов — Тай-яном, поселившимся со своей женой в Дунтяньцзин.       Что касается Тай-яна, то у них с Ундзи родилась дочка Тяньчжао — Небесное сияние. Эта своевольная девица впоследствии отреклась от своих истинных родителей, придумав себе иную биографию и связавшись со смертными из народа ямато, пришедшими на острова с материка и вытеснившими коренных жителей. Нельзя сказать, что победы императора не подготовили почву для подобного хода событий, но, когда всё это произошло, ушедшего на покой государя уже мало печалила судьба покорённых им некогда островов.       Государь провёл на острове ещё год, прежде чем наконец покинуть эти земли и отправиться сначала к полуострову, и лишь затем вернуться в Поднебесную. Преодолев все трудности, решив множество сложнейших задач, потеряв и оставив на местах половину своего великого войска, Чжуаньсюй, взволнованный успехом, возвращался в Небесную столицу. Восточное запределье лежало в его руке вызревшим сладким плодом. Он надкусил его, и свежий сок слегка пьянил вкусом беспредельной власти в поднебесье. Он станет вторым после Великого Владыки. Его можно будет именовать Великим владыкой, тогда как Творца мира называть Величайшим. Чжуаньсюй подойдёт к Его престолу и сможет встать рядом — несокрушимый, мудрый и справедливый. Второй владыка мира после Творца.       В общем, Восточный поход небесного императора длился около восьми лет, за которые в самой Поднебесной ничего особенного не произошло. Те же урожаи и неурожаи, те же набеги кочевников на приграничные земли Западного предела, мелкие ссоры ванов, подчинённых земному государю Поднебесной, мелкие шалости духов, похищающих девушек и пугающих стариков и детей, и бесконечные жалобы смертных на их притеснения…