Вопросы к небу

Действующие лица:

Чжуаньсюй — небесный император. Шаохао — внук Хуан-ди, двоюродный дядя Чжуаньсюя, владыка Западного предела. Шэньфэнь-ши — вторая жена Чжуаньсюя. Лаотун — старший сын Чжуаньсюя и Шэньфэнь-ши. Чуньюй —младший сын Чжуаньсюя и Шэньфэнь-ши. Ханьлю — отец Чжуансьюя. Чию — друг Ханьлю. Юйцян — дух воды, двоюродный дядя Чжуаньсюя. Юрюнг-айыы-тойон — верховный правитель Северного запределья, якутское божество. Седна — покровительница морских животных, правительница северного нижнего мира.

***

      Едва Чжуаньсюй оказался в Небесной столице, и все дела Центра перешли в его руки, как он с необычайным рвением принялся за подготовку к военному походу на север. Небесные чиновники, узнав о его намерениях исследовать земли, лежащие за Северным пределом, были потрясены. Они недоумённо переговаривались между собой, обсуждая это невиданное дело. Двинуться за границы положенного небесами Северного предела? Да скорее на железном дереве распустятся цветы, чем армия переправится через море Бэймин! Маловероятно. Трудноосуществимо!       Тем не менее, ослушаться небесного императора не решался никто. Нет, он не был жесток, не карал сурово за неповиновение, но неповиновение просто было невозможно: его величество приказывал так, что никто не мог и слова поперёк сказать, никто не смел усомниться в правильности его приказов. Всеобъемлющая мощь его намерений поражала всех. Постепенно и военачальник Чигоу, и советник Чжи, и Фэн-хоу, и Хоу-ту — все приближённые и советники императора принялись восторженно обсуждать великие замыслы небесного владыки. Покорить север, запад, восток, юг — весь мир за пределами Поднебесной! Если этот мир существует… Но может ли он не существовать, если земля сотворена Великим Владыкой, власть которого простирается дальше, чем у небесного императора? Мог ли Он ограничиться пространством между четырьмя морями? Небесный император был уверен, что нет.       Чжуаньсюй так был занят подготовкой к походу, что не придал значения просьбам Шэньфэнь-ши отпустить её в Чжунбэй в связи с предстоящими родами. Он отмахнулся от неё, сказав, что лучшие лекари Небесной столицы позаботятся о её благополучном разрешении от бремени.       — Прости, у меня сейчас нет возможности отправить тебя так далеко. К тому же, это опасно для тебя в подобном положении, — сказал Чжуаньсюй, когда Шэньфэнь-ши сама явилась к нему с прошением. — Иди, не беспокойся. Всё будет хорошо. Не отвлекай меня по пустякам.       Однако упрямая дун-гун всё же собралась в путь, и ей даже удалось покинуть небесный дворец, но одна из служанок, боясь и за себя, и за госпожу, доложила императору о бегстве жены. Шэньфэнь-ши вернули и с тех пор не спускали с неё глаз, а Чжуаньсюю пришлось очень хорошо с ней поговорить и велеть сидеть во дворце смирно.       В начале третьего месяца в столицу прибыл Белый владыка, чтобы поздравить своего племянника с восшествием на престол. Он привёз свежий чай, собранный до цинмина: Дунхай цинъянь — Лазурную дымку Восточного моря, — присланный с Острова птиц. По правде сказать, Шаохао сильно беспокоили расползшиеся по Поднебесной слухи, будто небесный император собирается осуществить какой-то невероятный, грандиозный замысел и покорить под свою руку мир, лежащий за пределами Поднебесной. Шаохао смертельно боялся за своего чжизцы: за потери и разочарования, которые неизбежно постигнут его на этом пути. Потому, придумав ничтожный повод, он устремился в столицу.       Его появление в небесном дворце случилось в неудачное время. Накануне дун-гун скончалась после тяжёлых родов. Чжуаньсюй был растерян. Жало вины сидело в его сердце: как тут ни посмотри, он был не прав — поступил с женой не по справедливости, не оказал ей милости. К счастью для себя, император был слишком занят осуществлением своих чаяний, и чувство вины не терзало его чрезмерно. Что касается траура, он решил ограничить его облегчённым, трёхмесячным сыма, чтобы исполнение предписанных ритуалов не слишком отвлекало и государя, и подданных от подготовки к походу. В конце концов, Шэньфэнь-ши не была государыней.       Явившись во дворец и немного сориентировавшись в происходящем, Белый владыка просил аудиенции у государя. Тот принял его в своём кабинете, не отрываясь от столь увлёкших его дел. Шаохао опустился на колени, приветствуя императора.       — Встань, шуфу, — небрежно бросил Чжуаньсюй. — Здесь никто не видит нас: эти церемонии ни к чему. У тебя какое-то дело ко мне?       Шаохао поднялся с колен и проговорил:       — Я слышал, умерла вторая супруга государя.       — Да, но это не самое главное, что меня занимает сейчас, шуфу, — отозвался Чжуаньсюй, ставя торопливые пометки на лежащем перед ним свитке. — Если ты хотел пожалеть меня и выразить своё сочувствие, то не стоило просить о личной встрече. Мне это не нужно.       — Простите непонятливого подданного, государь. На самом деле, я пришёл по другой причине, но не мог пренебречь приличными случаю словами… — Шаохао немного растерялся. Он знал, что Чжуаньсюй сам выбрал Шэньфэнь-ши в жёны, что любил слушать её пение, что её сын, наконец, был любимцем Чжуаньсюя. Шаохао не ожидал встретить такое безразличие племянника. Тем не менее, собравшись с мыслями, он продолжил:       — Я понимаю, что государь сейчас поглощён другими заботами, ведь его величество собирается в поход…       — Да, шуфу, — подтвердил Чжуаньсюй. — Что ты там стоишь? Иди сюда, сядь рядом со мной.       — Я не…       — Я всё ещё твой маленький племянник. Ты не должен так меня бояться, — усмехнулся Чжуаньсюй.       И, похлопав рукой по стоящему рядом сиденью, он добавил:       — Садись, я жду твоих наставлений.       В простоте Чжуаньсюя, как бы он ни старался казаться прежним, больше не было непосредственности и непринуждённости. Милость правителя мало походила на искренность родного человека. И всё же Шаохао не имел права закрываться, бояться, прятаться. Он присел на сиденье и бесстрашно заявил:       — Твоё предприятие безумно.       — Почему же? — Чжуаньсюй приподнял бровь.       — Потому что в походе за пределы Поднебесной нет смысла.       — Это не объяснение, — возразил Чжуаньсюй. — Растолкуй мне, шуфу, почему ты считаешь мою цель бессмысленной и безумной. А я объясню тебе, в чём ты не прав.       — Во-первых, чжицзы, признайся, зачем тебе это нужно?       — Овладеть миром и познать его. Познать мир, подчинить его своей воле и таким образом познать себя.       — Не вижу связи между познанием себя и присвоением целого мира, — возмутился Шаохао.       — Разве познание не есть присвоение?       — Пусть так, но при чём тут весь мир? — недоумевал Шаохао.       — При чём тут весь мир? — переспросил Чжуаньсюй задумчиво. — Творение — отражение Творца. Вглядываясь в себя или глядя вокруг, имеешь равную возможность приблизиться к истинному пониманию сути вещей.       — Силы небесные! Что ты несёшь?! — всплеснул руками Шаохао. — Как ты познаешь суть вещей, если будешь просто глазеть по сторонам? Суета лишь отвлекает!       Глядя на раздосадованного дядю, Чжуаньсюй испытал нечто похожее на умиление. Его хотелось обнять, как ребёнка, возмущённого глупостью взрослых, которые не понимают неразборчивый младенческий лепет. Он тихо рассмеялся и вдруг подумал, что уже и не помнит, когда смеялся в последний раз:       — Шуфу, шуфу, не кипятись. Разве ты сам не говорил мне, будто Великий Владыка каждого ведёт своим путём к единственной для всех цели? Пути могут быть разными.       — Но, чжицзы, война и кровопролитие — это заведомо неверный путь! — Шаохао смягчился, увидев улыбку племянника.       — Кто говорит о войне и кровопролитии? — Чжуаньсюй невинно посмотрел на Шаохао и, позвонив в колокольчик, вызвал слугу. — Принеси чайную утварь. И чай принеси тот, что привёз Белый владыка.       — А разве можно присвоить мир, избежав кровопролития? — спросил Шаохао, проводив слугу взглядом.       — Надо попробовать, — улыбнулся Чжуаньсюй.       — Может быть, не стоит ловить руками тигра и переходить реки вброд? — Шаохао покачал головой. Чжуаньсюй подвинул к нему короб с чайной утварью.       — Я привёз её из Северного предела, — сказал он. — Столько лет, а всё не привыкну к дворцовой роскоши. Этот набор шуфу прислал мне в подарок на первый Новый год в Северном пределе. Сразу после войны.       — Столько лет прошло! Ты до сих пор пьёшь из него чай? — Шаохао был тронут.       — Только в самых особенных случаях. Берегу как яркую жемчужину в ладони изящные чашечки бинле, — он наклонился к жаровне, прокаливая чайную плитку.       — Чжицзы, — с горечью проговорил Шаохао, возвращаясь к разговору. — Нет ли всё-таки возможности избежать этого?       — Похода? — переспросил Чжуаньсюй, помахивая чайным блином, чтобы он быстрее остыл. — Не пытайся отговорить меня, шуфу. Я решил всё уже много лет назад.       — Но зачем, чжицзы? Зачем? Я так и не понял, зачем тебе это нужно! — Шаохао с отчаянием посмотрел на Чжуаньсюя. — Разве не ты говорил когда-то, что даже исправление искажённого мира не стоит жертв, так почему же… — он запнулся и беспомощно глянул на Чжуаньсюя.       — Тогда я был молод и простодушен.       — А сейчас ты повзрослел и изменился? — с горечью проговорил Шаохао. — Но всё же почему ты считаешь, будто кто-то другой должен платить за твою прихоть кровью?       — Шуфу, — серьёзно ответил Чжуаньсюй. — Они должны, потому что это — я. Моя цель — не прихоть. Я мог бы говорить тебе о величии, как говорю всем, но не хочу лукавить с тобой. Достижение цели — лишь утоление жажды. Мою душу сжигает ледяное пламя. Ему нужна пища, оно постоянно требует пищи.       — Чжицзы, милый мой чжицзы, я так хочу тебе помочь! — проговорил Шаохао с болью. — Но ты не там ищешь пищу для души.       — Откуда тебе знать? — Чжуаньсюй положил остывший чайный блин на подставку и стал разбивать его молоточком.       — Чжицзы, поверь мне, я знаю! — Шаохао коснулся пальцами его плеча.       — А я нет, — Чжуаньсюй поднял взгляд на дядю и улыбнулся невесело, пусто. — Мне надо проверить, шуфу.       Шаохао покорно кивнул.       — Береги себя, чжицзы. Пожалуйста, береги себя, — умоляюще проговорил он. — Тебе нельзя погибнуть на неверном пути.       — Почему, шуфу? — хмыкнул Чжуаньсюй, подавая ему тёрку.       — Потому что я люблю тебя, — смущённо проговорил Шаохао, насыпая листья в тёрку и начиная катать колёсико. — И хочу, чтобы ты был счастлив.       Чжуаньсюй вздохнул и, достав фильтр, налил воду в котёл, поставил на огонь.       — Я хочу, чтобы ты был счастлив, — повторил Шаохао уверенно. — Чтобы ты нашёл свой путь к Великому Владыке.       Чжуаньсюю вдруг почему-то стало страшно. Но это была не липкая жуть из-за своего бессилия перед неотвратимым, а великий ужас перед неведомой, несокрушимой силой, совершенным великолепием.

***

      Как ни была неприятна Шаохао Небесная столица, теперь, когда на престоле восседал его племянник, он никак не мог её покинуть. Суета, напряжённое ожидание, повисшее в воздухе, трёхмесячный траур, накрывший небесный дворец, — всё это не мешало ему, не отвлекало от Чжуаньсюя. Он ловил любой миг, клочок свободного времени, чтобы пройтись по саду, перемолвиться парой слов.       Как-то раз, прямо-таки подкараулив Чжуаньсюя у дверей кабинета, Шаохао увлёк его в заросли цветущих керрий.       — Шуфу, что ты делаешь? — снисходительно улыбнулся Чжуаньсюй.       — Прости, чжицзы, — отозвался Шаохао, беря его под руку. — Государь так занят теперь. Но его величество ведь сам сказал, что он по-прежнему мой маленький чжицзы и ждёт моих наставлений?       — В чём же дело?       — Уже почти месяц, как я живу в столице, но до сих пор не видел твоего порфирородного сына. Как ты его назвал?       — Сына? — Чжуаньсюй на мгновение задумался. — Я ведь и сам его ещё не видел.       Так император посетил восточный флигель, посмотрел на младшего сына и предоставил Шаохао честь наречь младенца. Шаохао дал мальчику имя Чуньюй, с отсылкой к выражению «Прекрасен он, как чжуншаньская яшма».       Когда они покинули восточный флигель, Чжуаньсюй сказал дяде:       — Увидев, как ты радуешься этому ребёнку, я подумал, что будет лучше, если ты возьмёшь его на воспитание. Здесь, в столице, вряд ли можно научиться чему-то хорошему. Моего внимания мальчику будет не хватать: слишком много забот. К тому же, мне предстоят далёкие походы: я редко буду появляться в Тяньцзин. Сомневаюсь, что Чуньюй вырастет похожим на Лаотуна. А ты… ты легко найдёшь в своём сердце место для ещё одного ребёнка. Если мальчик будет подавать надежды, отдай его на воспитание Ди-таю. Пусть из него вырастет добрый дух.       — Хорошо, чжицзы, я позабочусь о нём.

***

      В начале лета войско императора двинулось из Небесной столицы к Северному пределу. В отсутствие императора в столице делами Поднебесной занимался старший сын Чжуаньсюя и Маньюэ по имени Чжун. В помощь ему на небесах остались советники Чжи, Фэн-хоу и Хоу-ту.       К тому времени как армия Чжуаньсюя прибыла на север, Лаотун обустроил в окрестностях Бэйцзин лагерь для императорского войска, подготовил и загрузил припасами необходимое в путешествии по морю число кораблей.       Чжуаньсюй был рад увидеться с Лаотуном. Мальчик, которого он оставлял в Северном пределе, возмужал и стал настоящим владыкой: на Севере все его обожали. Придворные с благоговением говорили о нём, смотрели с восхищением. Народ молился на своего правителя.       Едва после торжественного приёма и пира, уместных при трауре, гости разошлись, Лаотун пробрался в покои отца и, пренебрегая приличиями, заключил государя в объятия.       — Отец, я так скучал по вам! Мне так не хватало ваших наставлений!       — Мы же недавно виделись в столице, — мягко отозвался Чжуаньсюй, обнимая сына в ответ.       — Тогда нас всех занимали похороны матушки. Вы были озабочены подготовкой к походу, а всё свободное время проводили с Белым владыкой. Я и подойти к вам не смел, — улыбнулся Лаотун.       — Для тебя смерть матери — потеря тяжёлая и невосполнимая. Я совсем не проявил чуткости, не уделил тебе времени, — спокойно сказал Чжуаньсюй. Может быть, его мальчик хотел услышать что-то в этом роде?       — О нет, отец, вы и не должны… — уверил его Лаотун. — У меня к вам просьба очень личного свойства…       — В чём дело? — улыбнулся Чжуаньсюй, видя его смущение. — Говори, не стесняйся. Отец выполнит любое твоё желание.       — На самом деле, у меня две просьбы, — ответил Лаотун. — И я даже не знаю, с какой начать, потому что обе они не очень обычные, хотя…       — Лаотун, ты никогда прежде не волновался так, если хотел о чём-то меня просить. Твои желания всегда были разумны. Разве я когда-то отказывал тебе? Чего ты боишься?       В полумраке комнаты, освещённой несколькими светильниками, стало видно, как мудрый владыка Севера залился краской. Чжуаньсюй потрепал его по волосам, прижал голову к плечу. И ему в плечо, всё ещё странно робея, Лаотун пробормотал:       — Словом, отец, я хочу взять жену из страны Чжунбэй, как матушка.       Чжуаньсюй рассмеялся: всего-то? Сам он никого не спрашивал об этом.       — Ты можешь взять себе в жёны кого угодно, и тебе совершенно не обязательно спрашивать моё согласие. Женитьба — дело личное.       — Благодарю, отец.       — Ну а вторая просьба?       — А вторая совсем не удобная, — улыбнулся Лаотун. — Я бы хотел прогуляться с отцом по морю Бэймин, как в детстве. Только не знаю, найдёт ли отец время.       — Найду, — уверил его Чжуаньсюй. — Если хочешь, пойдём прямо сейчас.       — Если отец не устал…       — Устал сидеть просто так. Конечно, пролететь по волнам моря Бэймин — чудесное дело. Тем более вместе с моим прекрасным хэйчжу.       И они понеслись к морю Бэймин, где под звёздами и луной таинственно мерцали чёрные волны, белые льдины сочились матовым светом, прозрачно поблёскивала пена на гребнях волн. Ветер от бездны Бэймин нёс смешанную со снегом студёную тревогу надежды. Там, за морем, что ждало государя?       Чжуаньсюй и Лаотун скользили молча, наслаждаясь безмолвным пониманием, связью, не нуждающейся ни в каком подтверждении.       Проводив отца в его покои, Лаотун перед расставанием вдруг спросил:       — Кого отец назначит правителем Северного запределья?       — Ещё рано говорить об этом, — вздохнул Чжуаньсюй. — Могу поручить это дело тебе. Формально земли, находящиеся за Северным пределом, можно подчинить Чёрному владыке. Ты сможешь назначить туда своего наместника. Подумай кого. Но если они покорятся сами, я оставлю править там тех, кто правил до сих пор. Их покорность нужно будет поощрить.       — Я понимаю, отец, — Лаотун поклонился. — Спокойной ночи.       — Спокойной ночи…

***

      Оказавшись в Северной столице, Чжуаньсюй не удержался от посещения Чию и Ханьлю, которых так давно не видел.       — О, сам небесный император почтил нас своим визитом, — едко заметил Ханьлю, даже не приподнявшись для приветствия, тогда как Чию опустился перед государем на колени.       — Шушу, вставайте же! — с упрёком проговорил Чжуаньсюй, помогая ему подняться.       — Оказывается, я очень скучал без вас, государь, — сказал Чию, поднимаясь. — Хэйчжу, конечно навещал нас, но он совершенно другой. Задушевности меж нами не возникло.       — Это он говорит о задушевности между тюремщиком и заключённым, — хмыкнул Ханьлю.       — Мне, похоже, тоже вас обоих не хватало, — покачал головой Чжуаньсюй с улыбкой. — Мне, впрочем, казалось, что Лаотун гораздо более приятный собеседник, чем я.       — Возможно… — отозвался Чию, расставляя чайную утварь. — Видимо, нас с государем сближало то, что мы прошли через одну войну, а Лаотун… Лаотун — это дитя.       — Я отправляюсь в поход, — сообщил Чжуаньсюй не без некоторого самодовольства, беря в руки тёрку для чайных листьев.       — Ты всё-таки не выбросил из головы эту безумную идею, — раздражённо бросил Ханьлю, подавая Чию соль. Тот поставил ёмкость для соли на столик и, налив в котёл воды, тихо проговорил:       — В Северном пределе вода очень хороша.       — Годы правления Поднебесной только разожгли во мне жажду идти как можно дальше, — Чжуаньсюй особенно яростно принялся катать колёсико тёрки по желобку. Какое-то время они молчали, слушая только звук колёсика, трущегося о керамический желобок, и лёгкий гул закипающей воды. Вдруг Чию, заметив, с каким рвением его величество растирает чайные листья, с улыбкой забрал у него тёрку.       — Вы всё ещё продолжаете с кем-то спорить, — заметил он, пересыпая измельчённые листья в мельницу. — Неужели с собой?       — Как тебе удалось преодолеть сопротивление небесных чиновников? — с любопытством спросил Ханьлю, подавая Чию сито для просеивания чая.       — Думаю, государю это было несложно, — улыбнулся Чию, насыпая соль в закипающую воду. — Гораздо сложнее самому поверить в то, что это поможет, не так ли, ваше величество?       Чжуаньсюй молчал. У него испортилось настроение. Чию был слишком умным, слишком хорошо изучил его за годы их общения. Но в нём не было любви Шаохао, который никогда ничем не выдавал своих догадок о его сомнениях, никогда не намекал на то, что знает о его слабости, всегда доверял его решениям… Чию помешивал щипцами чай в котле, поднимая прозрачную лёгкую пену. Свежий аромат тёк лёгкими волнами по воздуху.       — Я огорчил государя, — вздохнул Чию. — Право, я не хотел. На самом деле, я действительно очень переживаю за ваше величество. Вы не заслуживаете того, чтобы блуждать во тьме.       — О небо, и вы говорите об этом, шушу! — Чжуаньсюй покачал головой.       — Кто-то говорил с вами об этом? Белый владыка? — переспросил Чию.       — Шушу, вы не могли бы вести себя деликатнее с государем? — едко улыбнулся Чжуаньсюй. — Его величество может разгневаться.       Ханьлю расхохотался, а Чию налил черпаком чай и с поклоном подал чашку Чжуаньсюю.       — Да неужели государь для вас как сорная трава? — наигранно удивился Чжуаньсюй. — Никакого уважения не испытываете?       — Какое уважение можно испытывать к своему тюремщику? — скривился Ханьлю.       — Этот подданный очень уважает великого государя, — ответил Чию. — Пейте чай, ваше величество. Я от всей души желаю вам найти то, что вы ищете.

***

      Эти слова стали для Чжуаньсюя напутствием.       Однако Север разочаровал императора, несмотря на то, что море Бэйхай и бездна Бэймин кишели дикими необузданными духами. Злобные косатки-хуцзин с пастями, полными острых зубов, моржи-хайсян и тюлени-хайбао, похожие на людей со сросшимися ногами, огромные киты-цзинъюй, подобные рыбе-кунь, беловолосые синие демоны-махаха с длинными когтями, синеголовые карлики-рэккены с крабьими клешнями — все они готовы были бороться до последнего с вторгшимися на их территорию войсками Чжуаньсюя.       Однако, как свирепы ни были эти духи, они были глупы и бесхитростны, действовали вразнобой, на четыре разделились, на пять разорвались. Армии императора потребовалось совсем немного сил, чтобы напугать и покорить их. Пусть даже духи-хайсян привели свою повелительницу безжалостную Седну — сильнейшую из злых духов. Хоть ей и удалось потопить пару кораблей, Юйцян и его братья легко расправились с демоницей, заставив её бежать и спрятаться под землёй.       Битва на воде не стоила упоминания.       Тюлени-хайбао подчинились первыми и, приняв власть небесного императора, готовы были ему служить. Они рассказали, что за бездной Бэймин лежит бескрайняя ледяная пустыня, в которой никто не живёт, лишь изредка злой дух смерти Улу-тойон спускается туда со стылых облаков и поднимает метель, несущую болезни и гибель. Там охотились огромные десятилапые медведи, гигантские волки-амароки, порой туда забредали великаны-тунииты, преследуя свою добычу. К западу в море находился остров Нгэрм, откуда приходят холод и мор и где обитают люди-тени. А к юго-западу и югу простиралась бесконечная тундра, и что было за её пределами, духи-хайбао не ведали.       Через несколько дней корабли причалили к берегу в том месте, где, как указали хайбао, находился вход в их Небесную столицу. Чжуаньсюй отправил на гору посольство, и на закате к нему спустились шестеро божеств судьбы, посланные здешним владыкой Юрюнг-айыы-тойоном. Они поклонились великому императору и пригласили его посетить Облачную страну, чтобы он мог побеседовать с владыкой и обговорить условия мира: Айыы-тойон готов был принести покорность государю.       Мудрый Белый старец понимал, что пришельцы не задержатся на севере надолго, и едва они уйдут, жизнь потечёт по-прежнему. Так стоило ли тратить силы и зря проливать кровь? Не лучше ли воспользоваться их военной мощью, чтобы ослабить Улу-тойона и его абаасы, Седну с её демонами-туурнгаит и демоническое племя нижнего мира Арсан Дуолая? Если их удастся сокрушить, Айыы-тойон ещё долгое время сможет жить без забот, и люди будут лишь его почитать и лишь ему приносить жертвы.       Бороться со строптивыми демонами? Достойная задача для небесного императора: покорить новые земли и установить там порядок — вот зачем прибыл сюда великий государь. Тем более демоны не собирались мириться с пришельцами: они собирали силы и готовились напасть. Айыы-тойон тоже созывал своих подданных. Поначалу лесной бог Баай-байнай не хотел присоединяться к ним, но демоны, разъярившись из-за сопротивления, оказанного им Айыы-тойоном и императором южан, выплеснули свой гнев на подданных Баай-байная. Объединившись, поднебесные духи смогли противостоять демонам, и те были побеждены.       Однако, опасаясь, что они восстанут, а также желая закрепить своё влияние на Севере, Чжуаньсюй остался в Облачной стране ещё на год. Лишь через год, уверившись в верности Айыы-тойона, в начале пятого месяца Чжуаньсюй и его армия отправились в обратный путь. Император взял в заложники юного сына Айыы-тойона по имени Эйэни-кэтээн, но оставил покоиться в чужой ледяной земле сотни духов, пришедших с ним на Север…       Впрочем, государь был удовлетворён: его Северный поход оказался успешным. Айыы-тойон принял подданство и присягнул на верность небесному императору, а также обязался ежегодно выплачивать дань пушниной и рыбьим зубом. Братья Юйцяна обещали проследить за этим.       Император был доволен. Но голод его становился лишь сильнее: теперь его ждали края за пределами Восточного моря.