Исход 0.1: черепа, обрамленные кровью.

— Порядок? — спрашивает Соуп, когда видит паникующую Селину, и прячет пистолет обратно под пиджак. Он ухватывает девушку за руку и усаживает на кровать, чтобы та, не дай боже, не грохнулась на пол от переизбытка эмоций. — Его лучше связать, капитан.       Прайс кратко кивает, пока Мактавиш всё суетится, ходя около брюнетки. Исход шумно выдыхает, когда пробегается по комнате взглядом. Соуп, словно читая её мысли, перенимает рацию у капитана и держит ту в руках с секунду. Взгляд глаза в глаза — почти лучшее, что девушка могла сейчас себе позволить. И, как ей показалось, это был первый раз, в который Мактавиш отнёсся к ней с пониманием.       Селина не знала, было ли это шагом к их нормальным отношениям, ведь весь сегодняшний вечер мужчина не возникал лишний раз и им даже удалось спокойно поговорить — роскошь самая настоящая, не иначе. А теперь он присаживается рядом, и кровать под Мактавишем несильно прогибается, вынуждая брюнетку податься назад; он держит рацию в руках, что свисают у коленей, и устало выдыхает, переводя на неё взгляд. О, Мактавиш даже не делает это через силу — сейчас, когда им впервые пришлось сотрудничать и, как-никак, работать вместе, отношение его вместе с подорванным доверием и каплей вязкого, едкого характера куда-то испарились. Так, словно и не было, как в сказке про золушку: даже так Исход точно знала, что к утру, когда вся галантность и покорность Джона пройдёт, карета обратится тыквой и вновь появится заносчивый, по-детски вспыльчивый Соуп, которому вряд ли будет рад кто-то, кроме Гоуста.       Его палец скользит к кнопке на рации: под монотонное дыхание мужчины капитан Прайс на заднем плане усаживает Маркоса на стул и привязывает его руки, чтобы не вырвался. Темнело.       Свежий воздух пробирался в комнату сквозь открытые двери на балкон — оттуда же обилием звуков лился отборный испанский мат, остатки музыки из клуба напротив и сигнализации машин. Селина тяжело вздохнула, прикладывая холодные пальцы к обожжённым укусами-поцелуями участкам кожи на шее, и мельком оборачивается к прикроватной лампе, что сейчас являлась единственным источником света.       Соуп смотрит безотрывно, считывает её состояние. Знает, что ей нужно. Кто. — Лейтенант, — выдыхает мужчина в рацию, идеально помещая ту в пространстве меж ними двумя, поворачиваясь к девушке. — Как там обстановка?       Сердце пропускает пару ударов. Предвкушение, в котором она ждёт его слов, раздражает и не нравится — наравне с сильнейшим боевым ранением или раковой опухолью, случайно обнаруженной врачами. Это огорошивает почти так же, как и она — когда тебе, всему такому жизнерадостному, сообщают о херне, которая растёт в твоём теле и паразитирует, медленно тебя убивая. Тяжёлый вздох. — Всё чисто, — говорит он привычно спокойно, холодно и, судя по неровному дыханию в конце, хочет сказать что-то еще. — Как скоро вы закончите? — Лейтенант, — зовёт Селина, прерывая Соупа, и подаётся вперёд. Так, будто бы на уровне сознания рация могла заменить его образ в голове. — Вы придёте к нам? Мактавиш кратко вскидывает брови. Ему-то всё давно понятно. — Нет, — парирует эмоциональный всплеск Саймон, и тепло в груди ощущается почти как разорвавшийся в теле снаряд. Отставить. — Капитан Прайс тебя защитит, если ты всё ещё боишься этого. Нет никакого толку от моего присутствия.       Селина вспыхивает, тут же отводя взгляд от лица Соупа, в которое всматривалась неосознанно, и не знает, как справиться с нарастающим чувством гнева. Может быть, условия и ситуация вовсе не обязывают что-то испытывать и какой-никакой конфликт на фоне особенной любви Райли к едким замечаниям станет непозволительной ошибкой, но сдержаться Исход не может — годы тренировок и обучения погибают с трагическим треском. — Я уже говорила, — её пальцы сами зажимают кнопку на рации. — Мне не нужна твоя защита. И чья-то ещё — тоже.       Загорается где-то в горле. Селина сглатывает, и это зажигает маленький огонёк в лёгких и грудной клетке. Съязвить хочется, скорее, от бессилия. — Поэтому тогда ты… — Пошёл к черту. Он смеётся.

***

      Когда Маркос приходит в себя, его обступают сразу трое: капитан Прайс, Газ и Родольфо. Мактавиш, оставшийся на кровати, принимается рассматривать фотографии. — Можно было обойтись и без выстрела, — выдает Лобо хрипло, и голос его словно льдинками растекается по комнате, поражая грудную клетку. — Больно, всё-таки. В тебя вот когда-нибудь стреляли?       Прайс остаётся бесстрастным даже в такой ситуации, почти молчаливо реагируя на каждую его выходку. Оно и понятно: у капитана в прошлом тысяча и один допрос, его всеми этими разговорами бестолковыми не возьмёшь, не отвлечёшь и не развлечёшь. Особенно, когда дело в который раз касается гадёныша Макарова. Газ же, напротив, обходит Маркоса кругом и поправляет собственную кепку с флагом США. — Стреляли, — выдаёт Селина, чудом вернувшая себе самообладание после недавней беседы с Райли. Даже вспоминать об этом не хочется: раздражительность расплывается по крови ядом. — Скажешь, что не ожидал подобного исхода, — я не поверю.       Маркос лыбится во все зубы, растягивает уголки губ почти до ушей, когда кончиком языка проходится по нижней и слизывает уже запёкшуюся кровь. Мерзость, ей-богу. Диалог с ним почти невозможный, особенно если учесть, что они так давно не виделись. — Я уже сказал, — он кивает, насколько это позволяет его положение. — Ты — скорпионье отродье. Сама-то знаешь, к чему идёшь?       Селина не ответила. Капитан Прайс, разводя руками, дал полную свободу воли, и, может быть, об этом можно было пожалеть. Пара шагов до прикроватной тумбы, где лежали дорогие сигареты, — как раз те, которыми перебивался Лобо в перерывах между работой всякий раз, когда выдавалась свободная минутка и тело не ломило от усталости. — К Эскилю, очевидно, — бросила она через плечо не очень-то внятно, но Маркос всё понял и спустя чёртовых пять секунд перестал улыбаться, когда понял, что именно она хочет сделать. — Который сегодня был у тебя, но слинял, а мы его так и не поймали.       Зубы зажимают взятую сигарету, пока Селина притупленным взглядом ищет в полутьме зажигалку и, находя, чиркает пару раз — этого оказывается достаточно для того, чтобы кольцо дыма спустя несколько секунд поднялось к потолку и рассыпалось в аромат табака. Она обернулась, поправила низ платья и снова двинулась к мужчинам, изящно отводя руку с сигаретой в сторону. — Плохо старались, — шепчет мужчина, когда брюнетка опускается перед ним. Поддерживать зрительный контакт в таком состоянии — очень тяжело, особенно если учесть постепенно обмякающее тело и усталость. — От меня-то ты что хочешь? Вы все давно выросли, я больше не нянька для детей Осириса. И для Эскиля — в том числе.       Селина перекатывает дым по языку, выпускает изо рта, в моменте прикрывая глаза. Она не любила курить и в принципе делала это лишь тогда, когда позволяла ситуация — после тренировки с Маркосом, как в старые добрые, например. И сейчас он, вероятнее всего, всё ещё слепо верил в то, что этот перекур — не более, чем милая традиция, но Исход, кажется, думала иначе. — Мне ведь было очень больно, знаешь, — вдруг задумчиво начала она, опускаясь ещё ниже — к мужским коленям. Рука в полупрозрачной перчатке коснулась его лодыжки. Кровь от выстрела шла медленно, намекая на то, что никакой важный отдел не был задет, но некоторая пульсация от ткани всё ещё чувствовалась. — Я так много раз объясняла тебе, что не люблю, когда ко мне прикасаются. Рассказывала, почему и даже приводила аргументы, но твоё желание погубило не только наши с тобой отношения, но ещё и твой рассудок. Мне очень жаль, ведь, — девушка несильно сжала ткань, болезненно отлепляя её от раны, — мы правда могли стать сильным дуэтом. — То, что Астор таскал тебя с собой по всем пыткам, не позволяет тебе надеяться, будто бы я всё расскажу от того, что ты нажмёшь на правильное место, — он ведёт плечами, скидывая с тела болезненную усталость, и демонстрирует поистине героическую выдержку. Такую, что Соуп вместе с Прайсом переглядываются, наблюдая за всей этой картиной.       Вообще-то это даже забавно — то, что во всех делах, касающихся Осириса, одна Селина имела право голоса. Нет, капитан и остальные Браво, конечно, принимали участие, но большинство допросов она вела самостоятельно. Это не вызывало восхищения, но вот уважения — запросто. — Может быть, я не хочу выпытывать из тебя информацию, — брюнетка склоняет голову вбок, всё ещё поддерживая зрительный контакт с мужчиной. — Я хочу, чтобы ты понял, как ощущаются твои прикосновения. Попробуем, да?       Маркос смеётся — гортанно, глубоко, хрипло, вместе с тем как-то нервно, запрокидывает голову назад и шумно сглатывает. До него наконец доходит, какая взаимосвязь у его раны и тлеющей сигареты в женских пальцах, и от этого, если честно, тошнит. Когда рыжий уголёк приходится аккурат в пулевое ранение, он сжимает зубы что есть силы и жмурится почти по-детски, вместе с тем издавая непонятное шипение. — Ты, блять, зациклена на чувстве мести, — он снова смеётся, захлёбываясь воздухом, и вместе с тем давится запахом жжённой плоти, когда Селина отводит руку в сторону. — Но каждый раз, когда я говорю об этом, игнорируешь. Скажешь, я не прав?       Селина не отвечает — только прижигает ещё раз, и, когда сигаретный бычок напрочь напитывается его грязной кровью, девушка поднимается, откидывая его в сторону. Нет смысла спрашивать что-то ещё, когда язык у Лобо уже развязан от боли, так что брюнетка решает оставить это дело полностью на Прайса.       Она отходит обратно к кровати, потирает ладони вместе с попавшими на перчатки каплями крови и глубоко вздыхает — дыхательные упражнения как никогда кстати помогают вернуть себе стабильное спокойствие и холод, которые Исход может выдавать бесконечное количество раз. Соуп, вдруг оказавшийся рядом, что-то шепчет — Селина его не слышит или мастерски игнорирует, думая о чём-то другом. Были ли слова Маркоса правдой?       Порча был человеком, не знающим эмпатии, зато слово «месть» он вспоминал каждое утро и заучивал на всех языках мира. Его воспитание пробило брешь в собственном характере, когда Селина в пятнадцать поняла, что адаптация — единственный способ, чтобы выжить. Если тебя ломают и уничтожают, проще вовсе не сопротивляться и гнуть свою линию дальше — проще сломаться, а потом собрать себя заново, но с тем запасом знаний и опыта, что удалось приобрести за всю свою жизнь. — Может быть, ты не замечаешь, но, — вдруг выпалил Маркос, вновь вырывая девушку из собственных мыслей. Прайс, склонившись над ним, чуть подался в сторону, — ты всё больше становишься на него похожа.       Ложь. Селина отрицательно качает головой, но даже так не находит в себе сил сказать что-то против. — А насчёт Эскиля, — он хмурит брови, успешно подавив дрожь во всём теле. — Я бы на твоем месте обратился к родословной своего щенка. Он у тебя породистый. Не считаешь, что пора вернуть его на место?       Селина тут же подаётся вперед, когда слышит, как именно Маркос в который раз называет Матео, но Соуп, вовремя выставивший руку, блокирует эту попытку разжечь очередной конфликт. Исход сводит брови к переносице, недовольно окидывает взглядом комнату, прежде чем Родольфо, подошедший к двери, не разворачивается обратно. — Что такое? — спрашивает капитан, поворачиваясь к источнику шума. — Шаги. Кто-то быстро приближается. Думаю, нам лучше убраться отсюда. — Картель, — улыбается Маркос, вскидывая брови, и смотрит куда угодно, но только не на Селину.

***

      В баре было удивительно тихо. Хотелось выпить чего-то крепкого и вместе с тем не пить вовсе; Исход кратко вздрогнула, когда на её плечи лёг пиджак. Соуп стянул его слишком спешно, когда заметил несколько косых мужских взглядов в её сторону, и теперь аккуратно похлопывал женское плечо, поправляя элемент одежды так, чтобы тот полностью закрывал все открытые участки её тела.       Селина кивнула в знак благодарности, касаясь изрезанными пальцами стакана с виски. Нельзя было сказать, что от Маркоса они ушли чудом: солдаты картеля едва бы пошли следом, потому как были призваны лишь для испуга, нежели для чего-то более убийственного.       У барной стойки четверо: Прайс, Газ, Родольфо и сама Селина. Удивительнейшим образом места за и без того мелким столиком хватило ещё и на Соупа с лейтенантом; они, правда, пристроились чуть поодаль. Женские босые ноги едва касались прохладного пола. Туфли стояли рядом.       В момент, когда единственным решением для того, чтобы покинуть казино, оказалось спускаться с балкона, от каблуков пришлось отказаться. Как, впрочем, и от причёски: её волосы завились, а заколка лежала рядом. Селина тяжело вздохнула, опустошая стакан с янтарной жидкостью.       Когда Браво осознали, что преследования нет, капитан Прайс почти силой затянул весь отряд в первый попавшийся бар. Тогда он сказал, что нет ничего лучше алкоголя: обещал, что это поможет думать и даже даст им возможность по кусочкам собрать новый план. Селина, как и Соуп, верила в это с трудом, но выбора не оставалось.       Взгляд Саймона она чувствовала переферийно, чуть подрагивающими от прохлады плечами: когда его нерушимый лёд становился самой настоящей убийственной лавиной, Селина не хотела быть крайней. В моменты, когда лейтенант позволял себе испытывать что-то кроме спокойствия — в частности, едкое раздражение — становилось не по себе, ведь холод его, и без того болезненный, пробирался дальше и впивался в тело самыми острыми иголками.       Ещё один глоток алкоголя, дерущего глотку. Следом ещё — и после него Исход, кажется, готова разговаривать на любую тему.       По мере того, как сгущался сигаретный дым в пыльных уголках бара, по тому, как воздух становился тяжелее, становилось понятно: разговор, если он и будет, предстоит тяжёлый. Неудачи всегда отзываются в теле неприятной дрожью, а тут сразу две за такой короткий промежуток — по тому, как в моменте между глотками капитан заламывает брови, становится понятно: он тоже едва находит в себе силы для того, чтобы снова прокрутить в голове весь сегодняшний день.       Отчасти поиски Макарова с дальнейшим преследованием — это как игра в покер. Тяжело, кропотливо, а в случае, если вдруг вытянешь не ту карту — наткнёшься на неправильного человека — тебя ждёт банкротство — смерть. Соуп, прочищая горло, начинает первый. — Итак… — тяжелый вздох дополняется резвым глотком алкоголя и опустошением стакана залпом. — Что мы имеем? — Ни черта, — подаёт голос Газ, давно стянувший кепку: та бесполезно лежит на деревянной стойке, прикрывая его пустой стакан. Капитан Прайс с его словами не согласен, но демонстрирует это несколько лениво, поворачивая голову к брюнетке.       Она вплетает холодные пальцы в собственные волосы, тянет пряди у корней, жмёт виски, прощупывая собственный пульс. Когда приступ мигрени кажется почти невыносимым, Исход отрывается и протягивает стакан бармену с немой просьбой повторить заказ. Только теперь Селина поворачивается к капитану, скользит пальцами по пиджаку Соупа и жмёт тот ближе к груди в попытках согреться. — Он говорил о Матео, — кивает девушка, смотря из-под едва прикрытых век. Куда угодно, только не на Саймона: желания сталкиваться с его леденящим душу взглядом совсем не хотелось.       А ему — хотелось. Настолько, что лейтенант, будучи дико собранным и наблюдательным, вмиг от этого отказался, буквально просверливая дыру в девушке. Ни на секунду, блять, глаз не отводил, всё смотря и смотря. Будто бы от такого тщательного наблюдения что-то изменится. — Где он, к слову? — вдруг вмешивается Мактавиш, беззлобно протягивая руку, чтобы чокнуться хрусталём наполненных стаканов с капитаном. — Когда мы ещё были на судне, я застал ваш диалог, и, кажется, он должен был приехать через пару дней.       Селина покачала головой; когда взгляд метнулся к Райли, она замерла. Он плавил весь её жар, всю головную боль, мигрень и нарастающее чувство паники, но не убирал — лишь временно снимал симптомы и чуть облегчал ощущения. Немой диалог закончил сам лейтенант, отворачиваясь обратно к стойке, и почти мастерски делал вид, что рассматривает виды алкоголя, стоящие за спиной бармена. — Здесь опасно, а Лана с Сантьяго — единственные, у кого я бы могла оставить Матео, — тихо шелестит брюнетка, касаясь губами стакана. Язык начинает жечь. — Не знаю, где он сейчас. С момента, как мы вернулись на сушу, я не связывалась с ним. Будет хорошо, окажись он завтра утром у Баррера, но тогда я, кажется, поверю в Бога.       Недолгий рассказ о родителях Матео занял около десяти минут. Исход не знала, какое именно сложилось у Браво мнение об Осирисе, но сейчас точно была уверена, что оно скакнуло в плохую сторону. Оно и неудивительно: кому действительно понравится история о том, как ребёнка хотели продать, будто бы тот являлся бездушным товаром? К чёрту. Ещё глоток. — Я не уверена в этой информации, но слышала, что его настоящий отец поднялся, — Селина едва нахмурилась, заглядывая в пустой стакан. Желания пить больше не было: тело и так постепенно становилось удивительно ватным, даже несмотря на все её слова о ядах. — Кажется, после смерти Астора его картель начал работать на казино. — Но ведь Маркос был прямым участником конфликта, из-за которого у них забрали ребенка, — пробасил Прайс, поджимая губы. — Но не казино. Это в любом случае прибыльно для самого картеля, и к тому же Лобо тогда не ходил под Порчей, так что, думаю, конфликт был замят, — она пожала плечами, поправляя чуть сползающий пиджак. — Суть в другом. У Макарова тесная связь с мексиканскими картелями. — Неудивительно, — хмыкнул Соуп, лукаво улыбаясь. — Картели — дорогая рабочая сила, но тем не менее влезают в самые грязные дела без оглядки на совесть. Селина кивнула. — Где Макаров, там и Эскиль. Нам нужно найти его как можно быстрее, правда? Значит, обратимся к родителям Матео. — Подожди, — снова встрял Мактавиш, разводя руками и жестикулируя. Эта привычка у него появлялась всякий раз, когда в организм попадала капля алкоголя: Селина выяснила это ещё на острове. — Хочешь сказать, мы просто заявимся на порог к лидеру чёртова картеля и скажем: «Эй, ваш ребёнок у нас, заберите, но взамен дайте нам информацию?» Исход мягко кивнула, а Соуп беззлобно рассмеялся. — Это имеет значение, если, скажем… Отец Матео блещет умом и поймёт, что ему нужен сын. Ты же понимаешь, насколько это опасно в плане реализации? — Прайс склонился чуть ниже. — Понимаю. Это всё ещё сырая заготовка, а не цельный план. Отрицаете — предлагайте, капитан. Мне казалось, у нас не так много вариантов, — Исход прикусила губы, мягко соскальзывая с барного стула. — Это лучше, чем ничего, — вскоре поднялся и Прайс, а за ним и все остальные. — Что конкретно нам нужно делать? — Мы с лейтенантом и Мактавишем завтра отправимся к Баррера. Сантьяго поможет мне найти хоть какие-то дороги, ведущие к картелю. Если Алехандро даст добро и подскажет, где искать, — будет хорошо, попытайся вы узнать что-нибудь у обычных людей. — Всё остальное утром, — кивнул мужчина, следуя к выходу. — Теперь нам всем нужно вернуться в отель и хорошенько отоспаться.       Бар покидают четверо: Прайс, Родольфо, Газ и Соуп. Селина, признаться, дожидается, пока выйдет и Райли, но тот остаётся на своём месте до тех пор, пока она не опускается, чтобы поднять туфли с пола.       Она не могла толком понять, какие именно чувства смешались в единое неприятное месиво и сейчас не позволяли что-то сказать. Исход молчала больше от бессилия, и теперь, когда Саймон направился к ней, как-то бестолково опустила голову.       У него даже аура была сильная — то, что Селина называла присутствием. Его всегда ощущалось особенно тяжело и тягуче — как будто бы прячешься за огромной стеной и одновременно вулканом, что вот-вот начнёт извергаться.       Она слышит, как он дышит, видит, как поднимается его грудная клетка. Райли приподнимает её руку в перчатке за запястье: держит, аккуратно проводя самыми подушечками пальцев по неглубоким царапинам после экстремального побега через балкон. Селина поднимает голову — он почти как Астор, от которого не знаешь, что ждать. Но это даже не пугает ни капли, и чёрт его знает, дело в привычке или в том, что это Гоуст. — Запачкаешься, — разрывает тишину Исход, когда Саймон ведёт по коже пальцами. И плевать ей хотелось на то, что кровь давно остановилась и теперь представлялась разводами. Дело было далеко не в этом. — Плевать, — басит Саймон в ответ, вновь устанавливая зрительный контакт. — Я и сам грязный.       Селина чётко отслеживает его взгляд: лейтенант смотрит аккурат на ранку от зубов Маркоса на её шее, и в глазах его, в двух янтарных льдинах, вдруг прогорает недовольство. Его собственные эмоции захлёстывают и Исход — она кратко вздрагивает, чуть подавшись назад. — Извини, что послала тебя к чёрту, — выдаёт она полушёпотом, искренне надеясь, что такое неудачное извинение останется без внимания, но Саймон слышит даже то, как она дышит. Пальцы его аккуратным движением вытягивают из кармана пластырь и наклеивают его на небольшую ранку. — Будет неудобно, — предупреждает мужчина, опуская руки, и желание податься ему навстречу растёт с каждой секундой. — Но заживёт скорее. Ты никогда не носишь их с собой, так что, как придётся менять, дай знать, и я дам новый.       Селина шумно сглатывает, сводит брови к переносице в непонимании и чувствует, как болезненные спазмы сжимают грудную клетку. Нехорошо, очень нехорошо; когда Райли разворачивается, она вдруг хватается за его бронежилет, останавливая, и впервые не смотрит в глаза. — Знаешь, я… — её слова тонут в скрипе входной двери. Гоуст, конечно, был весьма проницательным, но восьми лет было слишком мало для того, чтобы разгадать главную её загадку. — Вы идёте? — перебивает Соуп, возникший в дверном проёме, и Селина неловко отворачивается.

***

      В стеклянной вазе стояло несколько веточек фиолетовой маттиолы. Некоторые лепестки опали, другие же полумёртво свисали с высохшего стебля. Рядом, в осколках, лежали свежие цветы, совсем недавно срезанные с клумб на заднем дворе. Селина глубоко вздохнула, шагая в большую залу, и едва сощурилась от солнечного света.       Мактавиш самым любезнейшим образом позволил ей оставить пиджак, так что теперь её плечи были прикрыты не только рубашкой, но и частью его одежды. Весьма комфортной, к слову — даже несмотря на то, что параметры у них с Соупом разные: это чувствовалось только в грудной клетке и ширине рукава, так что те пришлось чуть подвернуть, чтобы узловатые пальцы и тонкие запястья не тонули в ткани.       От неё тянуло терпкой оливой и хвойными; Саймон, подбирающийся сзади, точно не мог понять, откуда в её собственном запахе взялись новые нотки. Исход едва обернулась, встречаясь с мужчиной взглядом — сегодня он позволил скользнуть к своей грудной клетке ладонями вновь, но лишь для того, чтобы поправить накинутую сверху куртку и замок. По крайней мере, так он сказал самой Селине, но знал, что дело было в другом.       Она смирилась, что Гоуст был её второй тенью и с момента, как они начали работать вместе, не позволял себе отойти слишком далеко. Неприкрытое ничем чувство защищённости расплывалось по телу едва ощутимым теплом, и это было единственным, что сейчас хотелось чувствовать. Селина прикрыла глаза, когда услышала приближающегося издали Соупа. Он, променявший костюм, галстук и рубашку на привычную футболку, выглядел донельзя довольным. — Мы весь дом обошли, а их нигде нет, — выпалил мужчина, останавливаясь близ стены, и вдруг уставился на брюнетку, скрестившую руки у груди. — Ты вообще предупреждала свою подружку о том, что приедешь? — Да, — кивок. — Потерпи ещё пять минут, скоро Лана придет. Ты голоден? — Хочешь приготовить мне завтрак? — хрипло смеётся Мактавиш, и уголки его напряжённых губ расплываются в улыбке. — С твоими-то умениями… — Прислуга Баррера приготовит, — брюнетка пожала плечами, явно демонстрируя то, что эта недалекая шутка её ни капли не задевает. — И кофе, в случае надобности, тоже.       Селина едва клюёт носом, и её состояние в очередной раз намекает Саймону на то, что она не спала. Или, может быть, не могла уснуть — по крайней мере ночью он не слышал ни единого звука, что напоминал бы очередной её уход из отеля, так что логический ряд сокращался до одной вполне себе очевидной причины. И Райли бы рад об этом поговорить, только не знает, как: судьба научила его стрелять, убивать, скрываться, но вовсе не разговаривать на задушевные темы и пытаться понять свои чувства.       Через полчаса обнаружить Баррера и правда получилось. Лана, как оказалось, гуляла с собаками на заднем дворе в лабиринте, а Сантьяго засел в мастерской за изготовлением очередной выкройки. Селина не говорила слишком много: когда принесли кофе, что подарил чуть-чуть бодрости, объяснять и складывать слова в предложения стало проще.       На пользу ещё шёл и свежий воздух с приоткрытого окна; Сантьяго учтиво пригласил всех в свой кабинет с большими окнами, которые не побоялся открыть. Ему, правда, вовсе не нравилась заторможенность Исхода, но когда она дошла до части с Маркосом, рассказывая всё в мельчайших подробностях, как попросила Лана, всё сразу встало на свои места. Сантьяго просто слишком хорошо знал Селину. Достаточно для того, чтобы уяснить, что после каждой такой стычки с необязательными, но очень болезненными прикосновениями она держится увядшей подобно цветку. Потому теперь, когда в его кабинете собралось пятеро, он позволил Селине сесть, но та учтиво отказалась, говоря, что совсем потеряет бодрость, если присядет. — Плохи дела, — пробурчала Лана, поджимая пухловатые губы, и отвела взгляд. — Но у тебя ведь есть план?       Селина качнула головой, устало прикрывая глаза. Саймон недовольно вздохнул: ей бы отдохнуть пару дней от спешности происходящего за все восемь лет — впрочем, это ведь действительно не его дело, а Селина слишком упрямая для того, чтобы послушать кого-то, кроме себя. — В теории — есть, — она ведёт по поверхности стола ладонью. Колет. — Но он никому из вас не понравится.       Сантьяго хмурит брови. Его умение видеть людей подсказывает все её мысли ещё в тот момент, когда в диалоге проскальзывает имя Матео. Он тяжело вздыхает, усаживаясь за компьютер, и крутит в руках ежедневник с кожаной обложкой. Гоуст видит кардинальные различия меж братом с сестрой и не понимает, действительно ли они родные.       Сантьяго — синоним к слову «строгость», весь такой из себя сдержанный и ответственный. Кабинет его в тёмно-коричневых тонах ощущается тяжело-тяжело, а на столе все ручки колпачок к колпачку сложены. Ни пылинки, ни одной бумажки, что лежала бы не на своём месте. Мельком Саймон, не чувствуя гласа совести, заглянул в его раскрытый ежедневник: даже там царствовал строгий порядок и педантичность. Да и выглядел он почти так же: чуть сведённые к переносице тёмные брови в вечном напряжении, идеально гладкая кожа лица без малейшего намека на щетину и всегда идеально уложенные назад кудрявые волосы.       Лана же, наоборот, казалась полной его противоположностью — взбалмошная, вся в своём озорстве и непокорности. Её обителью являлась мастерская, где она, подобно фее-крёстной, сшивала лоскуты ткани во что-то непременно дорогое и достойное. Там царил хаос, творческий беспорядок и гранатовый аромат. Но было у них, всё-таки, кое-что общее: брат с сестрой оба были утончёнными и изящными в каждом своём движении. Даже если бы Селина не дала понять, что это выходцы знатного рода, Райли бы догадался сам.       Селина тяжело вздохнула ещё раз, самостоятельно перелистывая страницы чужого ежедневника, пока кончик пальца не уткнулся в имя, написанное на жёлтой странице. Красивые буквы, но сколько грозности за ними стояло. — Вот. — Ты не можешь просто так заявиться на порог к родителям Матео и… — Да чёрт с ним к родителям! Ты не можешь просто так заявиться на порог к лидеру одного из самых крупных картелей Мексики и сказать: «Здравствуйте, у нас ваш сын», — перебил Сантьяго, вскидывая две полоски тёмных бровей, и подался вперёд, не отрывая взгляда от брюнетки. Саймон кивает в подтверждение. — Я тоже так сказал, но она же упрямая как баран, — заладил Мактавиш, скрещивая руки у груди. — Бесполезно что-то объяснять. Всё равно не поймёт и не примет во внимание.       Исход оборачивается, смиряя сержанта почти гневным взглядом, и сжимает челюсти до играющих у скул желваков. Начинается небольшой внутренний спор, в ходе которого сражаются желание бросить всё это к чертям и, в противопоставление, продолжить бороться до самого конца. Последние восемнадцать лет Селина взывала ко второму варианту, не позволяя себе раскиснуть даже тогда, когда на руках умирали товарищи. Может быть, дело действительно было в непогашенном чувстве мести? — Есть другие варианты? Если ты, Соуп, вдруг забыл, то Макаров теперь угроза не только для своей страны, но и для твоей, — проговаривает Селина, не сводя взгляда с мужчины. — Разве это не значит, что нужно что-то делать, а не сидеть сложа руки? — Это не значит, что нужно теперь идти на собственную смерть. Это самоубийство, ты понимаешь? Последнее, что помнит Сол о тебе, — так это то, что ты была с человеком, что отнял его ребёнка, — вмешался Сантьяго, закрывая ежедневник. — Он прикончит тебя, как только увидит лицо. — А Малика — нет. Женщины мягче мужчин. Тем более — она, — кивнула брюнетка, выдыхая. Вариант и правда был далеко не идеальным и до одури рискованным, но это лучше, чем ничего. Идти на подобное не хотелось, но выбора не было. — Я когда-нибудь подводила?       Баррера одновременно отрицательно мотнули головами. Саймон ещё раз недовольно выдохнул, и Исход поёжилась, чувствуя его взгляд спиной. — У Браво и Осириса заключён контракт, — выпалил мужчина, переводя взгляд на Мактавиша. Тот, казалось, вообще не врубается в тему разговора и даже не хочет в этом всём разбираться. — Несмотря на то, что идея — полный бред и, возможно, уничтожит всех нас, деваться некуда. Да и капитан с ней согласен, так что… Пусть будет так.       Селина кивнула в знак благодарности и мельком коснулась пластыря на шее. Утром, когда в коридорах отеля ещё было пусто, они встретились у дверей и Райли наклеил новый пластырь. Это было необычно и непривычно, но спорить с таким мужчиной не хотелось, потому Исход промолчала. — Значит, тебе нужна моя помощь, — прохрипел Сантьяго, касаясь рукой компьютерной мышки. — Скажу сразу: Сола нет в Мексике. И Малики, вероятнее всего, тоже. — И Матео. Вы ведь связывались недавно? — Да. Он всё ещё на судне.       Всё было просто: через семью Баррера проходило слишком много людей. Достаточно для того, чтобы составить целую рабочую базу и обзавестись связями. Сантьяго хмурит брови несколько раздражённо, когда дело касается поиска. — Учти, что это займёт время, — предупреждает мужчина, поворачиваясь к брюнетке. — До конца недели, вероятнее всего. Поиск людей — это всегда долго. Но мне нужно, чтобы вы остались до вечера. На случай, если я что-то найду. Пока можете пройтись с Ланой.

***

      Исход отказалась от общей прогулки. Ей не особенно хотелось в очередной раз проходиться по заднему двору или всему большому дому целиком, но и оставаться здесь казалось идеей глупой и неправильной тоже. Не хотелось сидеть без дела. Усаживаясь на один из диванов в гостиной, Селина скрестила руки у груди, всматриваясь в картины.       Интересно, как там дела у Прайса и Алехандро с Родольфо? И ведь не позвонишь: телефона у неё не было по причине ненадобности, а все переговоры осуществлялись только по специальным каналам связи. Взгляд метнулся к мужчине, вошедшему в комнату.       Гоуст двигался медленно, осторожно, и в конце концов уселся рядом. Исход мельком повернула голову, поймав его взгляд, и устало выдохнула. — Мы с Соупом могли бы отвести тебя обратно в номер, если ты правда устала и хочешь отдохнуть, — пробасил мужчина, когда чуть расстегнул куртку. — В случае с тобой, скорее, нужно не спрашивать, а делать. — Не хочу, — она отрицательно машет головой, откидываясь на спинку дивана и почти растекаясь по нему, не перестывая шумно дышать.       Райли прекрасно знал, что это за состояние и как оно устроено. Ещё лучше он знал, что никакой пользы от переработок не будет, потому если есть возможность отдохнуть, лучше ею воспользоваться. Но теперь, когда Исход едва прикрыла глаза и грудная клетка её судорожно дернулась, он, наконец, понял, в чём дело: вовсе не в обычной физической усталости, а в другой. — Три года поисков, и так мало результатов, — вдруг начала она тихо-тихо, не поворачиваясь к лейтенанту. — Цель не оправдала средства: я слишком много всего потратила для того, чтобы теперь узнать, что Макаров собирается избавляться от Осириса.       Дорога раздваивалась, а Селина ненавидела выбирать. Обычно, если дело касалось этого, выбор делал Матео, но сейчас его не было рядом. А ответственность, что легла на её плечи, нависала жутко большой планетой, которая из-за массы и величины своей вот-вот поломает все кости и уничтожит её без остатка. Пальцы скользят к собственным вискам, в которых пульсом выстукивает беспокойство — Исход гасит его в стиснутых челюстях и терпит изо всех сил, лишь бы не стягивать собственную маску.       В момент, когда она пропускает первую трещину — схема та же, что и на льду — становится страшно. Гоуст, сидящий совсем близко, шумно выдыхает, и Селина почти становится пятой стеной, когда он тянется в карман собственной куртки. Воля её почти нечеловеческая — он это знает, но есть что-то, что может эту силу удвоить, утроить до бесконечности. — В тебе достаточно упрямства для того, чтобы повести людей за собой, — басит Саймон шёпотом, когда незаметно касается её руки. Пальцы касаются женской ладони, когда он аккуратно, почти бережно вкладывает в неё цепочку. Селина чувствует что-то тяжёлое. — И достаточно для того, чтобы добиться своего. Есть одна проблема: ты считаешь, будто бы должна справляться с этим самостоятельно, но это далеко не так.       Она вспыхивает, когда опускает взгляд на собственную руку и тянет её ближе, сжимая пальцы до побелевших костяшек — так, чтобы через боль вытравить всю свою слабость, так, чтобы через уничтожение вывести себя к спасению.       Исход поворачивается к Райли моментально — он смотрит непоколебимо, лечит холодной сталью взгляда. — У меня плохое предчувствие, Гоуст, — признаётся брюнетка, когда прячет кулон с цепочкой в карман. Нет, не сейчас. Не время к этому возвращаться. — Астор был убит, но мне всё ещё кажется, будто бы он где-то рядом. — Надпись на судне была проделкой Михаила, — он кивает, склоняясь ниже. — Кошмары должны оставаться кошмарами. Я понимаю, что то, что он сделал, несёт неминуемые последствия, но Порча больше не угроза. Для тебя. — Ты не знаешь, о чём говоришь, — нервный смешок. — Я точно знаю, что мы с ним ещё встретимся.

***

      Ближе к вечеру Мактавиш находит их в той же комнате и не хочет будить, особенно когда впервые видит, чтобы Селина спала в чужом присутствии, да ещё и склонив голову к плечу лейтенанта. Тот, судя по спокойному дыханию, тоже задремал. Правда, когда Сантьяго входит в комнату, проснуться всё-таки приходится, и тогда и Селина, и Саймон уходят в отрицание, не понимая, как умудрились уснуть таким образом.       В кабинете Сантьяго тусклый свет очерчивает профиль её лица. Он рассказывает всё то, что нашёл за такой короткий промежуток времени, и этого кажется катастрофически мало. Впрочем, Райли не теряется — напоминает Исходу про флешку, переданную Маркосом пару дней назад.       Просмотр её содержимого становится самой главной ошибкой, после которой Селина в очередной раз убеждается в достоверности собственного чутья, а Гоуст — жалеет о том, что не смог посмотреть на ситуацию с совсем другой стороны. — Здравствуй, Исход, — привычно-змеиный тон холодит кожу и заставляет проморгаться в надежде на то, что это всё — иллюзия и неправда. — Давно не виделись, правда? С экрана на них смотрел Порча — живой и невредимый, вальяжно сидящий на стуле в своей привычной золотой маске.