Ирония войны

      Иссушающий летний зной незаметно уступил вечерней прохладе, но еще был слышен веселый смех, плескающихся где-то недалеко ребятишек.       По волнам бурной речушки, бегущей прямо под селом, рассыпалось миллион розовых блесток от исчезающего за лесом солнца.       Света обняла плечи, пожалев что не взяла платок. Но возвращаться в администрацию, где царила всеобщая тревога и нескончаемые разговоры, не хотелось.       Они придут. И это неизбежно. Причем теперь положение сельчан было абсолютно обреченным. Красная Армия гнала немцев практически в их сторону, а с другой — новая угроза, о которой рассказала молодая мать, сбежавшая с соседней деревни.       Было бы глупо бросаться на эшафот. Но Коля…       — Глупец… — тихо прошептала Света, идя по каменистому берегу в сторону дома.       Сейчас Ивушкин был среди единомышленников и как никогда уверен в будущем. Он оказался в той среде, куда мечтал попасть много лет: на свободе, на родине. Т-34 был почти восстановлен, сегодня скорее всего он доведет дело до конца. И Коля без сомнения намерен дать бой. Возможно, ценой своей жизни.       Чувствовала ли страх за него? Наверно, да. Готова ли уговаривать его не совершать глупостей? Однозначно — нет. Он — взрослый человек, который давно сделал свой выбор.       Здесь общение с ним почти подошло к нулю. Ведь, еще тогда, у ночного костра, Коля обещал, что их пути разойдутся как только дойдут до своих.       Так и случилось.       Но все чаще к ней стала приходить та, что лишила его жизни. Приятного в этом было мало, но и резкого раздражения к ней уже не испытывала. Света прекрасно понимала, в какой момент отношение Ярцевой изменилось к ее персоне.       Между тем вдалеке показался знахарский дом, в окнах которого приглашающе горел желтый свет. Вечернее спокойствие сельской речушки убаюкало всякий счет времени.       Света ускорила шаг.

***

      — Что-то не так… — тихо заключил штандартенфюрер, рассматривая карту местности, обставленную черно-красными метками. — Чего ждет «Центр». Их до единого необходимо стянуть сюда.       Основные части вермахта, которые можно было использовать здесь, сконцентрировались в тысячах километров от белорусского фронта.       — А что именно вас насторожило? — поинтересовался оберштурмбаннфюрер Кейлиц.       — Слишком тихо здесь. — Ягер указал на пустые местности. — Где ближайшая железная дорога?       Кейлиц, находящийся здесь намного дольше, ориентировался прекрасно.       — Около сорока километров от нас, — он указал на черную линию. — Эта железная дорога нами не контролируется.       — А здесь кто? — внимание Ягера привлек населенный пункт, расположенный на пути к этой линии.       — Лазутчики вчера передали, что красноармейцы освободили эту территорию. Только мирные жители.       Клаус тихо усмехнулся. О «мирных» жителях в этих краях можно забыть.       — Выдвигаемся.       — Маршрут?       — Напрямую… — Клаус провел пальцем по полям, изображенным на карте.       — Саперов вперед?       — Зачем? Распорядитесь об установке тралов. Держитесь за нами… — сказал он и уверенно вышел из штаба. Оснащение немецких танков улучшалось каждый год. Тяжелые противоминные дополнения к танкам были доставлены как раз вовремя.       Довериться лазутчикам слишком рискованно. Учитывая то, что только недавно красноармейцы контролировали этот населенный пункт, опасность была слишком явной.       Время выдвижения выбрано не случайно. Ночной налет дарует немцам эффект неожиданности. А значит и меньше проблем, подумал Ягер.       Как только вошел во двор дома, который здесь служил временным пристанищем, к штандартенфюреру торопливо подбежал Ханс. Безукоризненная исполнительность и понятливость молодого роттенфюрера пришли Клаусу по душе. Теперь парень был всегда рядом.       — Герр штандартенфюрер, вам письмо! — офицер протянул конверт и добавил: — Как вы и распорядились, хозяйка уже накрывает на стол.       Ягер молча выхватил письмо и направился внутрь.       — Скоро выдвигаемся, подготовьтесь! — бросил он открывая дверь дома.       — Понял, герр штандартенфюрер! — выпалил Ханс и ретировался.       В нос ударил приятный аромат домашней еды. Женщина средних лет, вовсю суетилась у стола. Ягер, по своему обыкновению, оставил хозяйку дома в качестве обслуги. Она всегда молчала и изо всех сил старалась угодить. Под страхом смерти…       Слухи о том, что в ее дом поселят эсэсовца, звание которого выше чем у всех, кто когда либо прибывал в их село, привело ее в ужас. Ведь, уже не первый год жила под гнетом немцев и знала с чем предстоит столкнуться. Детей пришлось на время раздать по родственникам. Муж погиб в самом начале войны.       Умыв руки в медном тазу, немец сел за стол. В мгновение ока женщина, имени которой он не знал, да и впрочем и не собирался узнавать, поставила перед ним тарелку с жареной картошкой. Тут любили ее готовить и умели это делать вкусно.       Хозяйка торопливо отошла на кухню, украдкой поглядывая на нациста, внушающего на всех неподдельный страх. Высокий чин, многочисленные медали и вспыльчивый характер говорили о нем даже красноречивее того, какое впечатление оставило его появление в деревне. Специально к его приходу на центральной улице были выстроены шесть пойманных партизан. Судьба бедолаг была решена безотлагательно. Эсэсовец собственноручно расстрелял их на глазах всех жителей.       В момент публичной казни на исполосованном лице не дрогнул ни один мускул. Ни тени сожаления. Лишь суровое равнодушие.       После содеянного нацист преспокойно направился в штаб в окружении немецких офицеров, явно воздающих ему всякие почести и благоговение.       Местные старались не встречаться глазами с мрачным взглядом штандартенфюрера. Однако, сегодня в селе прошел слух, которого женщина ждала все эти дни: в самое ближайшее время он, а вместе с ним и вся танковая дивизия, покинет село.       Сейчас же офицер казался абсолютно спокойным. Прежде чем приступить к трапезе, Клаус вскрыл запечатанный конверт, отправленный ему канцелярией лагеря Тюрингии. Письмо было немногословным, в нем лишь говорилось о том, что его вещи, а также вещи его «племянницы», направлены в Вайльбург, в дом его матери.       Штандартенфюрер нахмурился. Зачем он брал с собой юную кузину в такое место?       Чем больше времени проходило с момента выписки из госпиталя, тем больше вопросов возникало касательно стертого из памяти куска жизни. Некоторые воспоминания казались ему настолько неправдоподобными и непохожими на него самого, что это все казалось ошибкой или продуктом воспаленного сознания. Он бы никогда не повез свою любимую племянницу в такое место. К тому же, сам факт того, что он самолично покинул восточный фронт и направился в концлагерь казался полным бредом.       Отгоняя бессмысленный на тот момент поток мыслей, Клаус попробовал второе на вкус и отпил освежающе холодный компот. Как всегда приемлемо и, что немаловажно, сытно.       Немец бросил беглый взгляд на середину стола и изумленно застыл. Там, где обычно располагалась ваза со свежим хлебом, стояло широкое блюдо, на котором были аккуратно сложены блины с начинкой.       Странно знакомое, но совершенно непонятное воспоминание всплыло в голове. Он взял один из них и неуверенно надкусил. Начинка из мяса с рисом озадачила еще сильнее. И дело было не во вкусе, хотя и он был идеален. Чертовски приятное ощущение разлилось теплом по всему телу, заставив невольно улыбнуться. Выражение лица, похороненное еще в госпитале…       Ни образов, ни голосов, а только лишь чувство домашнего уюта и спокойствия. То самое чувство, которое было забыто так беспросветно давно.       — Герр Ягер, ваша походная форма! — прервал ход его мыслей, возникший в дверях, Ханс.       Штандартенфюрер молча кивнул в свою комнату. И парень послушно отнес камуфляж куда нужно.       Наспех нахватавшись блинов, Ягер встал со стола и подозвал к себе Ханса.       — Заверни это с собой.

***

      — Она далась тебе большой ценой, — тетя Лиза шумно отпила травяной чай.       Знахарка любила пить его обжигающе горячим в самый зной. Больше всего когда был собеседник. Так жизнь казалась не такой одинокой.       — Она? — Света непонимающе округлила глаза.       Хозяйка дома была женщиной доброй и приятной в разговоре. Но иногда казалось, что витает в облаках. Разговор мог уйти далеко за пределы понимания окружающих.       Веснушки на загорелых щеках расплылись в загадочной улыбке.       — Девчушка будет, — тетя Лиза кивнула на живот.       Девчушка. Доченька… От этих слов стало невообразимо тепло. Света, потеряв дар речи, положила руку на живот.       — Как я догадалась? — Лизавета вдруг перешла на шепот и ответила сама себе: — Ты мне снилась прошлой ночью. И снилась ты мне не одна, а с мужчиной.       Радостное выражение лица тут же помрачнело. Сердце остановилось. А тетя Лиза тихо и не спеша продолжила, мечтательно вглядываясь в уже потемневшее окно:       — Видела я тебя и дочь твою краси-ивую как ангелок, а подле вас мужчина. Голубоглазый такой, высокий, статный. А дом у вас будто такой, знаешь… ладненький. А рядом не река, не озеро. Что-то… совсем другое. Как будто — море… Ой, а что не так?       — Нет, нет… — Света вытерла слезы, которые появлялись каждый раз при одной только мысли о Клаусе. Именно поэтому она старалась не думать о любимом на людях.       — Вещие сны мне снятся не часто. Я знаю, о чем говорю.       — Но ведь… — девушка резко запнулась и закрыла лицо руками, стараясь пересилить нахлынувшие эмоции.       — Что?       — Да нет… — отпила чай, кое как проглотив подступивший к горлу ком. — Я пожалуй лягу. Вечер был тяжелый.       Лизавета понимающе погладила ее за руку и проводила многозначительным взглядом. Девушки на сносях чересчур эмоциональны. Да и, верно, утомилась за день! Женщина осталась допивать чай, погружаясь в беспокойные мысли о будущем. Сегодняшнее событие было на устах у каждого жителя. Кто-то уже покинул село в поисках своего спасения в соседних хуторах и деревнях. Часть мужчин отправились к танку.       Но большинство все же осталось дома в надежде, что и в этот раз оккупация пройдет более-менее спокойно.       Не спалось и Свете. «А ведь, ты так и не услышал от меня признание в любви…» Она перевернулась на другой бок. Доски под матрасом, из которых был сделан лежак, жалобно заскрипели.       Утопическое пророчество знахарки не выходило из головы. Голубоглазый мужчина, конечно, Клаус.       В темноте сверкнула тоскливая улыбка. Может быть Лизавета увидела их на том свете, где они наконец воссоединятся?       «Там нам будет спокойно…», — подумалось ей, прежде чем сновидения унесли ее на незнакомый берег моря.       Тем временем, почти вся деревня погрузилась в ожидание неизбежного. Никто не знал, коснется ли их губительное наступление эсэсовцев. И если да, то какая участь была уготована нацистами для них, не мог знать никто.       И уже через пару часов, нарушая неспокойную тишину, вдалеке послышался гул многочисленной техники.