Ирония войны

      Часы проходили невыносимо долго. Дни — бесконечную вечность.       Идти. Идти. Все время идти. Леса, окрестности поселений, крестьянские хозяйства, поля усеянные пшеницей и овощами…       Света не считала время. Сколько они шли? Неделю? Месяц?       Шли медленно, осторожно, иногда делая длительные многодневные перерывы, скрываясь от преследования. Мозоли на ногах и тянущие боли в низу живота казались теперь вечными, мучительными спутниками. Света привыкла к ним, не представляя свое обычное самочувствие без них.              Она больше не пыталась бежать, перечить, сопротивляться. Будто приняв наконец свою судьбу и то невообразимо темное, что ожидает ее в родных краях.       Что было впереди? Людское осуждение. Жизнь в презрении. Неизлечимая боль в душе.       В действительности же, все это уже не имело никакого значения, не вселяло страха. Освобождение ли это? Зачем? Куда она пойдет? Если будущее не сулило ничего светлого, что ж… так тому и быть.       Делая каждый шаг и лишь изредка прислушиваясь к разговорам, Света снова и снова прокручивала в голове воспоминания. В тот вечер им с большим трудом, и не без помощи какого-то невероятного «везения», все же удалось выбраться из небольшого кольца оцепления. Однако, не всем из них. Потери русских ограничились одной жизнью. Богдан навсегда остался в тех густых зарослях. Его было жаль. Но не более чем…       Не утихала гнетущая боль потери близкого человека, которая превратившись в давящую пустоту, заполняла сердце изнутри. Это было с ней каждую секунду, каждый день. Даже когда отвлекалась ненадолго на события происходящие вокруг.       Сложнее всего беглецам пришлось в первые дни. Преследование не прекращалось до самой границы. Что же до внутренней атмосферы вновь зарожденного «коллектива», произошли изменения.       Коля, немного растерявший былую дерзость, но все еще демонстрирующий невероятную живучесть, больше не доставал бывшую возлюбленную, полностью отдавая всего себя горячо желанной цели — добраться до своих.       Он поставил точку в их призрачных отношениях. Тогда, когда почти ударил ее. Когда услышал ее слова, ранившие в самую душу, задев самолюбие. Призраки прошлого исчезли, растворившись в тихом презрении. Между тем, к его чувствам теперь было примешано сочувствие. Она потеряла его. И он видел результат. Ее опустошенный взгляд говорил красноречиво — за ним ходила лишь ее молчаливая тень.       Аня же теперь была его помощницей. Что бы ни говорил Коля, что бы он не делал, куда бы ни шел, она следовала за ним. Безоговорочно соглашалась с каждым принятым решением.       Замечая его безразличие к Свете, она была наконец спокойна. Тем не менее, Ярцева прекрасно понимала и чувствовала на себе её ненависть.       Ненависть немую, затаившуюся где-то в глубине задворок души. Ненависть, которая почти никак не проявлялась.       А будет?

***

      — Если мы там, где я думаю, то к завтрашнему вечеру встретим своих… — задумчиво сказал Коля, отрывая ломоть зачерствевшего хлеба, добытого в последней деревушке несколько дней назад.       Слова были сказаны почти шепотом и предназначались скорее самому себе.       — Даже не верится, — Аня продолжала смотреть в искры, отлетающие от тлеющего на костре бревна. — До сих пор не могу поверить, что у нас это по…       — Не радуйся раньше времени, — перебил ее Коля.       — Но их не видно и не слышно уже давно! Будто и забыли о нас вовсе! — в глазах переводчицы блеснул огонь.       Преследование, действительно, прекратилось. Их путь больше не нарушали рычания моторов немецких военных машин, не было видно блокпостов на границах деревень, не встречались на пути люди в форме. Как будто после смерти Ягера беглецы были постепенно забыты.       В груди больно защемило. Света закрыла глаза, теплее кутаясь в пушистую шаль, найденную недавно в охотничьем домике.       Это сейчас, когда она потеряла его на своих глазах, сжимая в собственных объятиях, ловя последнее его дыхание, начинала понимать, что сама его убила. Он действовал уверенно. Ради нее и их будущего. Он должен был выстрелить в цель, забрать ее. Если бы только она не помешала ему… Все было бы по-другому.       Сразу после были моменты отчаяния. Закрадывались мысли о мести. Но они медленно ослабевали. Разве есть в мести смысл?! Даже если удастся убить Ивушкина собственноручно, что ее ждет? Света находилась на чужбине, которая была теперь абсолютно везде. Даже на родине.       — По моим прикидкам, мы почти у границы. — заключил Ивушкин, устраиваясь поудобнее.       Он мечтательно уставился в звёздное небо. Верно представил себе эту «великую» встречу? Света не заметила как ухмыльнулась, но что-то неприятно кольнуло в груди. Так ли сильно она ненавидит этого человека?       Перед ним лежал Коля… тот самый Коленька.       Тот, кто дарил очаровательные лохматые букеты из полевых цветов, тот дерзкий сердцеед, чьи глаза ловили в темноте театров ее взгляд, чья безупречная и до безумия уверенная улыбка вызывала в ней целый спектр самых приятных эмоций. Нет. К ней не вернулись чувства, которые испытывала к нему так непроглядно давно… Отнюдь. Все было по другому. Но сейчас, сидя тут, после всего, через что пришлось им пройти вместе и, что немаловажно, пережить врозь, ей пришло осознание всей невообразимой иронии.       Он подарил ей самые счастливые годы юности. Что греха таить, он ее любил и был любим. И это была не слепая любовь к какому-то конченому «козлу» из известной пословицы. Нет. Он, совершенно точно — хороший и замечательный. Коля был «книжным», самым идеальным и правильным «принцем». Он красив и сложен хорошо, он смел и силен, он был честен с ней и с самим собой. Несомненно, он наделен всеми добродетелями, которые человечество привыкло считать достойными. И она его любила.       Она видела его своим будущим супругом, отцом своих детей. Она мечтала о спокойной семейной жизни именно рядом с этим человеком. Она ждала его с фронта, переживала за него каждую минуту…       Но все пошло не так. Их пути неминуемо разошлись.       Наступили темные времена. Жизнь не только ее одной, но и почти всего человечества, четко разделилась на «до» и «после». И сейчас, вспоминая свою первую встречу с Клаусом, Света понимала, что в этой новой жизни ей встретился тот, кто перевернул все с ног на голову, бросив сначала в отрезвляющую реальность, жестокую и беспросветную.       Темнота тех времен, словно окутывала разум, давая редкие просветы в моменты их нежности, но делая «ее военное время» только мрачнее.       С ее мрачной любовью.       После все стало только хуже. Ее кидало и разрывало, бросало в грязь, из которого почти невозможно выползти, но каким-то чудом ей это все же удалось. Время, о котором ей не хотелось вспоминать, словно стерлось с памяти, оставив лишь мрак в душе и тянущие тревожные мысли, которые хочется отогнать подальше, подумать о чем-то другом. Ведь как же хитро устроен человеческий разум… Он стирает травмирующие сознание воспоминания напрочь.       Но отдельные обрывки все же остались.       Отчий дом, в котором выросла, стал тюрьмой и пыточной, таким же концлагерем, с которого сбежала с русскими. Мысли об этом вызывали у Светы лишь тошноту с привкусом крови. Похотливые, дребезжащие от выпитого алкоголя голоса и звенящая душевная боль… Такая, которая самым точным образом может описать саму войну. Она — убивает в человеке все. Убивает всякую любовь и желание жить, уничтожает ценности, к которым был привязан. С таким же мерзким упиванием Война стирает любое светлое восприятие настоящего. Ведь, только в этом вся ее суть.       И в этот самый мрачный период своей жизни встретился другой. Нет, снова он, но совершенно другой Клаус.       Он медленно и шаг за шагом вернул ее к жизни. Он был нежен и учтив. Оберегал и защищал. Кому Света была нужна такая? Родине? Коле? Она и себе-то была безразлична.       Только не ему.       Он не торопил и не спешил. И именно это ей помогло.       С ним она прошла свои неуверенные шаги к реабилитации израненной души. Собирала по крупицам осколки вкуса к жизни. Вернула забытые эмоции. Укуталась в привычную когда-то женственность и полюбила себя, но… полюбив его.       С ним она пережила свою войну. Войну за свою жизнь. Прошла топкую дорогу. И хоть его смерть вызывала в сердце невыносимую боль, и будет вызывать всегда, но в голове маячило понимание того, что наверно так и должно было случиться.       Даже если бы шальная пуля не коснулась его и любимый остался жив, он уехал бы воевать. А вернуться вряд ли…       Иногда, следуя за своими земляками, Света могла по долгу молча думать и представлять, как могло все сложиться. Какой была бы жизнь, случись все иначе? Что если бы она осталась с ним в лагере, а после они вместе поехали бы в его родной город. Наверно, он сделал бы все, чтобы Света чувствовала себя не «чужой» среди его родни. Он это мог.       Он был именно таким.       Она родила бы ему сына. А может дочь? Вспомнилась его нежная улыбка под тем безумным закатом. Он хотел бы дочь.       Но его больше нет. А эта боль не пройдет никогда. В ней была его частичка. Тот, чьи глаза всю жизнь будут напоминать ей о нем.       И ради этого стоило жить. Света нежно провела рукой по низу живота. Неуловимая улыбка коснулась засохших губ. Она не знала, сможет ли выносить дитя, хватит ли сил рожать, как это будет происходить и, если все же получится, в каких условиях будет жить с ним.       Несмотря на боль утраты и страх перед неизвестным будущим, она уже твердо знала, что именно ребенок станет целью ее жизни. Потому что только это в ее жизни теперь вселяло светлую надежду.       Костер почти догорел, а рядом с ним, укутавшись в теплые вещи посапывала Аня. В своих раздумьях Света не заметила, что Коли успел отойти. Ребята решили дежурить поочередно, не вовлекая в это ответственное дело «пленницу». Один спал пол ночи, второй охранял их сон. Затем охранники сменяли друг друга.       — Ты как? — тихо послышалось прямо за спиной. Голос звучал почти дружелюбно, но неуверенно тихо, будто не хотелось проявлять заботу о ней перед Анной.       — Сон не идет, — только ответила Света, без труда промолчав о ноющей спине.       — Слушай, — голос стал ближе. Коля вышел из сумрака и присел рядом. — Нам особо и таить друг от друга уже нечего. Мы оба знаем, что все осталось в прошлом. Впереди большие перемены.       К чему это он? Света вздохнула, представив все о чем была наслышана. Вернувшиеся из вражеских территорий уже не были товарищами для своих сограждан. Попав в плен они автоматически превращались в «предателей», которым была уготована особая судьба. И Коля будто понял ее мысли.       — Знаю, будет трудно… — снова начал монолог. — Нам придется доказывать свою правду. Нас будут обвинять в недостойном поведении.       Ивушкин провел в лагерях не один год и подобные слухи до него безусловно доходили.       — Но безвыходных ситуаций не бывает…       Тихий голос звучал спокойно и твердо. В серых глазах отражались не только тлеющие угольки, но и прежний огонь и уверенность.       Удивительно, как он смог сохранить в себе это? Коля продолжал говорить о своем плане, о близости конца войны, о примыкании к белорусским партизанам, о том, что несмотря ни на что им нужно будет помочь родине. Приложить все усилия для приближения победы. И не важно, что будет потом…       С каждым своим словом он словно скидывал с себя тяжкий груз. Как будто был уже там, плечом к плечу с солдатом Красной армии, боролся за жизнь своих соотечественников, мстил за смерть каждого погибшего. Он не боялся обвинений и порицаний в свой адрес, потому как не чувствовал за собой вины. Он был честен сам с собой, за все годы заключения не предав своих.       — И ты будешь с нами? — вдруг спросил он, взглянув на нее строго.       Что ж… В отличии от Коли, ее правда и честность скорее закуют Свету в кандалы и отправят гнить за решетку раньше, чем она доберется до дома.       — Не думаю. — коротко ответила она. Коля же не дурак и должен понимать последствия. — Странно, что ты так уверен, что я настолько глупа и жажду оказаться там. Дома…       Он был удивлен. Возможно, ожидал продолжения молчаливого смирения. Но Света продолжила, повернувшись к нему лицом.       — Думаешь, я должна буду нагло врать им? — посмотрела ему в глаза уже уверенно.       Коля ждал продолжения мысли. У Светы же в голове — лишь мысли о маленькой жизни, зародившейся внутри нее.       — Думаешь, я буду строить из себя ту, которой не являюсь? Или, по-твоему, я обязана чистосердечно признаться, что завела роман с врагом? И чтобы уж точно не сомневались в моих словах, доказать это своей беременностью?!       Коля остолбенел от ярости, с которой она говорила с каждым словом повышая голос. Он привыкал реагировать на ее эмоции по-новому. Сейчас все было по-другому. Ягер мертв, соперник уничтожен. Входить в ее положение стало проще еще и потому, что он теперь не видел продолжения их любовной истории. Ее уже не вернуть. Чувства остыли. И обида тоже.       — И все это я должна им сообщить во спасение нашей любимой родины?! — ее будто прорвало за все дни, но слез по-прежнему не было, лишь дрожащий голос. Она видела как Коля изменился в лице, но пытаясь сохранить самообладание, продолжила, еще громче , не замечая шевеления у костра, которые были видны ему. — И это говоришь мне ты, который буквально разрушил мне жизнь? Потащил меня за собой, хотя мог войти в мое положение! Вам удалось сбежать — хорошо! Но… Ты мог отпустить меня, оставить там…       Крепкая ладонь уверенно, но не грубо накрыла рот. Все, что могла сделать Света в ответ - схватиться за его руку. Да и сил бороться не было.       — Даже не думай… — строго прошептал Коля. — Ты идешь с нами. Как и что говорить и в чем признаваться — решай сама! Отныне мы крепко связаны…       Не сказать, что его реакция была неожиданной. Света знала его. Коля всегда был принципиален. Но… Он в замешательстве осмотрелся, будто ища подсказки на дальнейшее решение. Вокруг шелест ночного леса. У костра продолжающая спать Аня.       — Хорошо… — вдруг прошептал он после раздумья. Было видно, как ему неприятно это говорить, но после недолгой паузы продолжил, — О себе можешь говорить другую версию. Но подыграть тебе я вряд ли в силах.       Глаза девушки округлились. Как он себе это представляет? Они идут вместе. Попадут к своим вместе. Будут рассказывать свои истории — тоже вместе. Или нет?       — Как только увидим своих — расходимся. — тихо заключил он, осторожно убирая руку. Она была готова слушать. — Ты была в лагере, а когда началась заварушка — увязалась за нами. Ранее мы… Мы были — не знакомы.       Глаза парня бегали, он сам был не совсем уверен в своих словах. Как это будет происходить? Будут их допрашивать? Каждого по отдельности? А может все пройдёт не так уж плохо.       В любом случае, в оставшееся до «великой» встречи время нужно будет обдумать детали ее истории. К тому же, с ними была Ярцева, которая мягко говоря, не испытывала симпатий к его бывшей и могла выкинуть пару словечек против Светы. Но, возможно, ради Коли она сможет пойти на встречу и скажет все как надо.       И в заключение Коля кивнул сам себе, соглашаясь со своими мыслями, подтвержденными молчаливым согласием Светы.

***

      Как только первые лучи солнца коснулись крон деревьев путники продолжили дорогу. Сначала она пролегала сквозь километровые леса и небольшие речки, через которые приходилось переправляться вброд, а иногда и вплавь. Как правило, мост на каждом из них был взорван или разрушен.       К вечеру пейзажи лесной жизни сменились совершенно иной картиной. Чем ближе к родине, тем больше след войны.       Судя по обгоревшим обломкам на некогда цветущих селениях, было ясно — вступили на родную землю. Туда, где проходила ожесточенная война. Проливалась кровь. Обрывались тысячи людских жизней.       Сомнений не было, скоро встретятся им советские войска.       — Ань… — Коля решил начать разговор, который так или иначе прокручивал сегодня в голове. — Скоро мы встретим своих…       Ярцева остановилась и вопросительно взглянула на него. Света же присела на ближайший валежник и прислонилась к рядом стоящему дереву. От усталости в висках стучала кровь, ноги ватные. Ей тоже были важны эти переговоры, но тянущие боли в низу живота становились все сильнее. Она устало закрыла глаза, пытаясь внимательно слушать разговор.       Коля тоже сел, протирая вспотевшее лицо руками.       — И как бы там ни было, рано или поздно с нас спросят — кто мы, откуда идем, где были… — продолжил он медленно.       — Да поняла я, — перебила его Аня, покосившись на бывшую соперницу. — И надо ее как-то обелить?       — Нуу… Правда доведет ее до тюрьмы. — как же не хотелось быть организатором сговора, но надо было непременно склонить девушку на сторону Светы. — И в наших с тобой силах, чуток недосказать о некоторых фактах, чтобы Света смогла идти дальше. Без нас с тобой.       Надо же как правильно подобрал слова. Именно так, как может полюбиться Ане.       — Ну хорошо, — задумчиво протянула переводчица. Ей нравился такой вариант развития событий. — Что будем говорить?       — Знаем только имя и откуда она. До побега… Мало что знали друг о друге, — начал Коля оценивая реакцию девушек после каждого нового факта из «ее легенды». — Беременность наступила в лагере. Отец ребенка — русский. Погиб при побеге. С тех пор она молчит.       Наступила тишина. Все переглянулись. Самой Свете эта версия показалась вполне логичной. Она родом из родного города Коли, поэтому он ее и взял с собой. На месте Богдана вполне мог быть предполагаемый отец ребенка. И его смерть стала причиной молчания, которое может оградить заговорщиков от лишней лжи. Меньше врешь — меньше греха на душу берешь.       — Что ж… — Коля откашлялся и решительно встал. — Значит все согласны. Продолжим путь!

***

      Без остановок шли до самого заката, пока не вышли на железную дорогу. Решили идти вдоль нее. Рано или поздно есть шанс выйти к населенному пункту.       Не прошло и получаса как вдалеке послышались звуки самолетов. Коля ускорил шаг. Прямо сейчас здесь шли бои, и не хотелось терять время. В подтверждение этому, где-то еще дальше — глухие взрывы.       — Так, девчата… — он резко остановился, озираясь по сторонам. Те послушно застыли, уставившись на своего предводителя. — Надо быть осторожнее. Неизвестно на кого наткнемся…       Он повел их на опушку леса, скрываясь в чаще леса. Сейчас они совершенно точно находились на подступе к селу или городу на территории «республики-партизанки» Беларуси. Там, по рассказам пленников-соотечественников были оккупированы почти все крупные города.              Но он еще не знал, что движется прямиком в сторону немецкого фронта, куда была переброшена танковая дивизия СС «Мертвая голова». Ведь, Красная Армия уже многие месяцы наступала, все дальше вытесняя фашистов к границам Союза.       Боясь разгромного поражения, рейхсфюрер направил тысячи эсэсовцев для пополнения своей чудовищной дивизии…