Песок времени рассыпали ладони

••• Весь день в академии он избегал Матео. Тот словно взбесился, мотаясь по территории в его поисках. Гарри подумал, что вряд ли дверь его каморки цела, но за Хэнка не переживал, старик мог скрутить не только Матео, но и еще парочку таких же великовозрастных лбов. Хотя, к своему спокойствию, Гарри не афишировал их приятельские отношения, и Матео к его соседу точно бы не полез. Мия успела его поймать выходящим из административного корпуса уже к вечеру. Она выглядела свежей и отдохнувшей. К его радости, девушка спешила по своим делам, иначе бы он не отделался обещанием встретиться на ближайших выходных. Мия успела вручить ему новую коробку с кнопочником и заставила пообещать, что он будет им пользоваться, отвечая на ее на звонки. Следующим у выхода с территории его подрезал Джастин, милый и застенчивый парнишка-пианист, и Гарри вернулся с ним обратно в академию, чтобы помочь с композицией, которая первокурснику совсем не давалась. Сколько бы Гарри не отнекивался, мальчишка был уверен, что Гарри сможет и показать, как сыграть отрывок лучше, и подметить, где именно сам Джастин ошибается, отчего мелодия получалась не такой, как надо. Гарри решил помочь не из-за широты души, а за весьма неплохое вознаграждение: кто откажется, когда перед носом машут целой двадцаткой баксов за каждый потраченный час? Стоило найти свободное фортепиано в пустом классе, как туда влетел Матео с совершенно диким взглядом. Гарри едва успел пробормотать первогодке, что занятие отменяется, как Матео сгреб его в охапку, приложив затылком о стену. Парнишка побледнел и сверкнул не только глазами, но и пятками. — Как ты смеешь? — зашипел на Гарри Матео, распластывая его на стене Его глаза из обычных бледно-голубых стали черными, превращая радужку в тонкое серебристое кольцо. Кулаки сминали и выкручивали одежду, больно щипая в хватке кожу. Толстовку Гарри успел скинуть и теперь сильно об этом жалел, растерявшись от такого напора. Он почти висел, скребя по стене пятками и хватаясь за широкие плечи в кожаной куртке, потому что Матео не жалел силы, вздернув его перед собой и не давая отстраниться. — Ты мой, Бель, слышишь? Ты мой, и ты не смеешь… Ты не смеешь даже смотреть ни на кого, кроме меня. Только на меня. Смотри на меня, шлюха! Лицо обожгла пощечина. Гарри понял, что парень перед ним слишком сильно не в себе, и любой протест прямо сейчас может закончиться для них обоих гораздо худшим, чем в прошлый раз, результатом. Отвечать на удар он не стал, но определенно запомнил: они сочтутся. — Твой… твой. Тео, слышишь? Успокойся! — монотонно, с показательным смирением повторял Гарри, пытаясь разглядеть в этих глазах проблеск разума. — Мой, — рявкнул тот, сминая рот в жестком калечащем поцелуе, — мой! Матео расслабил руки, позволяя Гарри стечь по стене. Он целовал его неистово, не давая вздохнуть: до кружащихся пятен перед глазами. Рот болел, а губа успела лопнуть от злого укуса, наливаясь болезненным отеком. Матео разорвал на нем рубашку. Пуговицы с тихим стуком рассыпались по полу. Джинсы сдернуть оказалось сложнее, и Матео раздраженно заворчал, с силой дергая ремень. Гарри не сопротивлялся: сегодня в шторм стоило шагнуть, пропуская это безумие через себя. Они толком не разделись: сам Гарри так и остался в одном из ботинков, когда Матео подхватил его и прижал к стене. Он держал парня за плечи не потому, что желал контакта с этим нависающим над ним мускулистым телом, а чтобы удержаться самому, когда тот, закинув его колено себе на локоть, потянулся вниз рукой, разминая неподатливое кольцо мышц желанного входа влажными от смазки пальцами. Ее этот мудак носил с собой постоянно, как и защиту, и это было единственным, что устраивало Гарри в этих отношениях. — Видишь, Бель, я готовился, — шептал он горячим дыханием обдавая ухо, — я не причиню тебе боли, не в этот раз. Не в этот. Я не буду торопиться. Скажи, что ты мой. Скажи это еще раз. Мне нужно это услышать. Прошу тебя… — Твой. Твой. — В голосе Гарри слышалась только усталая обреченность. Как он закончит с… этим? Разве что заобливиэйтить или улететь самому хоть на северный полюс. Мягкое податливое тело не стремилось к близости, но Матео не желал этого замечать, его устраивали слова. Хотя бы слова. Гарри говорил их так редко, что хватало даже малости, чтобы сменить дикий гнев на лихорадочную жадную потребность обладать. — Скажи это, — снова потребовал он, настойчиво растирая его там, внизу. — Пошел ты на хуй, мразь. Хватит с тебя, — фыркнул Гарри и ойкнул, Матео снова укусил его за губу, наказывая за строптивость и едкие слова. Он намотал на кулак волосы, забранные в хвост и потянул, выворачивая голову и открывая тонкую белую шею с изгибом острых скул. Его пальцы запутались в отдельных прядях и дергали их, причиняя боль — зря Гарри поленился заплестись этим утром. — Сам сейчас пойдешь. Ты всегда ко мне готов, да? Ждешь значит? — он облизывал ему ухо, и Гарри задрожал, желая отстраниться. Что за глупость он несет? Просто эти чары Гарри наловчился накладывать быстро и незаметно, часто заранее предугадывая дурную привычку Тео подлавливать его в академии. Уж подобной плотской грязи он не потерпел бы — ему и моральной хватало. Он старательно держал лицо безразличным, скрывая усталую брезгливость. Эта эмоция точно сорвала бы и так стертую резьбу слабого наркоманского разума его недобровольного… Гарри всегда затруднялся, подбирая, кем они друг другу приходились: ни любовники, ни друзья, ни враги, ни знакомые, ни посторонние. Ведь порой он сам искал этого тягостного взаимодействия. Гарри поморщился, когда внутрь проникли настойчивые пальцы в попытке его растянуть. Толку. Он никогда не был готов, если не физически, то морально. Да он и не хотел, чтобы «это» приносило удовольствие — не так, не сейчас и не с придурком Матео. Он терпел все по иным причинам и давно уже начал сомневаться, что потом для него что-то изменится: слишком неприятным был опыт вхождения «во взрослую жизнь». А раньше? Он не помнил, когда испытывал полноценное сексуальное возбуждение — со стрессом и проблемами в той жизни ему всегда как-то было не до того. Позиция, которую выбрал этот здоровенный лось, не была удобной — Гарри слишком зависел от Матео. Ему пришлось обхватить его за шею, ощущая как тот проникает и трахает его, перехватив под коленями и впиваясь в худые бедра всеми пальцами. Он прижимал его к стене так сильно, что вдохнуть было удачей. И деваться от Матео ему было некуда. — Я так это люблю. Твою горячую…. — снова шептал тот, не умея сдерживать себя в дурмане очередной смеси. — Заткнись, — Гарри костяшками кулака проехался по чужим губам, но без приложения силы, просто показывая, что ему лучше молчать. Матео касался его боков, гладил ягодицы, цепляясь за них сильными хваткими пальцами, подбрасывая при каждом толчке. От этого спина саднила все больше, проезжаясь тонкой рубашкой по грубой штукатурке. Гарри ненавидел, когда Тео пытался трогать его член, и тот, зная об этом, просто притирался животом плотнее и сопел в ухо, срываясь на бессмысленные стоны наслаждения. — Бель, о Бель, ты такой хороший для меня, ты мой! — шептал он сбивчиво снова, и Гарри с силой прихватил зубами за мощную, в бисеринках пота шею, услышав эти глупости, так легко слетающие с чужого языка. — Мой сладкий мальчик… — Беспринципный ты мудак, Матео. Я тебе не сладкий мальчик, — Гарри не выдержал и разъяренно выплюнул слова ему в лицо, отталкивая от себя и пытаясь вывернуться из неудобной позы — Матео его окончательно достал. Вырываться было бесполезно, скалу и то сдвинуть казалось реальнее. — Беллами… — Матео яростно стиснул его бедра, вжавшись носом в нежную кожу, которая белела в разорванном вороте рубахи и шумно вдыхая. К счастью, с другой стороны от пластыря. — Молчи! «Укус его, ублюдка, не тревожит! Если бы думал, что там засос, давно бы пластырь сорвал! Получается, знает… — полыхнул злостью Гарри, — вампиры его, значит, не бесят, а вот подарок Мии и мелкий тщедушный пацан вывели из себя? Тварь ты тупая и ревнивая…» Он уперся затылком в стену и закрыл глаза, пережидая, когда Матео успокоится и наконец кончит — наркотики, бродящие в его крови, не давали сделать это быстро. Его руки вяло цеплялись за воротник чужой куртки. Гарри стал вспоминать все известные ему проклятия, сортируя их в голове по курсам и времени знакомства с ними. Следующими пошли бы чары и зелья, но вдруг он почувствовал, как чужая рука обхватила… нет… обхватила то, чего не должна была касаться! — Руки убрал, мразь, — Гарри зашипел, распахивая злые глаза с влажными острыми иголками ресниц, — не смей меня так трогать. Ты права не имеешь! Его трясло, — и совершенно не от желания. Матео крепко сжал его, с силой ворвался, раз, другой, прижимая к стене и протяжно застонал, дергаясь всем телом и навалившись так, что дышать стало невозможно. — Да…. — обмяк он, упираясь лбом в стену за чужим плечом. Гарри подождал немного, чувствуя, как внутри становится пусто и неприятно. Его перестали удерживать чужие руки, и он сполз по стене вниз, чувствуя, как кружится голова и ведет тело. Он неуверенно стоял на ногах, упираясь в стену и отталкивая несопротивляющегося партнера от себя, желая получить поскорее нужное ему пространство. — А теперь вали отсюда. — Бель… я… — Получил, что хотел и вали, — Гарри помотал головой. Он медленно, шипя сквозь зубы и матерясь, наклонился за висящими на щиколотке джинсами, подтянув снятую штанину и кривясь, пока носком поддевал отброшенный в сторону ботинок. Матео уже успел убрать в карман все смущающие следы их случки и застегнуть штаны, одернув дорогую рубашку — он не заботился о своем внешнем виде. С его лица не сходила эта бесячая слишком довольная улыбка, за которую Гарри хотелось размазать его по стене. — Приезжай ко мне, Беллами, прошу тебя. Я сделаю все, как надо. Тебе будет хорошо со мной, — Матео звучал немного отчаянно, как и всегда после спонтанного дикого секса в неподходящем для этого месте. — Что, снова видосик мне на большом экране покажешь, да? Чтобы промотивировать, — хмыкнул Гарри, пытаясь застегнуть пуговицы на одежде непослушными пальцами, — или кровать засыпешь дурацкими вянущими лепестками? Придурок ты. Ненавижу тебя всей своей жалкой душой. — Но ты меня спас! Там, в усадьбе. Ты спас меня, не бросил! — Матео был уже у двери, разглядывая Гарри и пытаясь обнаружить в его лице хоть крохи приязни, но не найдя, с деланым равнодушием заключил. — Все равно. Плевать. Ты и так принадлежишь мне. И всегда ко мне возвращаешься. Он распахнул дверь с ноги, ударяя обоими створками о стены. — Я и дворнягу под забором не брошу, глупостей не говори, — Гарри устало присел на ближайшую парту, откидываясь к стене, спину он ощущал как один большой синяк, да и сидеть было некомфортно, — но так и быть, заеду на выходных, поговорим. Его тон был странно деловым и будто обдумывающим что-то. Поэтому он не сразу заметил, что стоило Матео скрыться, как в проеме мелькнула светлая вихрастая макушка тоненького Джастина, а Ван Арт, слегка его подвинув в сторону, с невозмутимым видом зашел внутрь. «Бляя, свидетели позора нашлись. Кого бы другого малыш притащил…» — Гарри мысленно и с тоской выругался, наклонив голову к плечу и наблюдая сквозь опущенные ресницы и растрепавшуюся челку за новыми лицами этой идиотской трагикомедии. Быстрый взгляд на слишком спокойное лицо Виктора дал понять: мужчина явно знал и скорее всего слышал, что здесь происходило. Ответный взгляд вампира был острым и слишком внимательным. Гарри закрыл глаза на пару секунд, собираясь с мыслями, а потом плавно сполз со стола, аккуратно и методично застегивая рубашку на несколько чудом уцелевших пуговиц, надел поверх толстовку и перевязал волосы, все так же искоса поглядывая на Виктора, который стоял у приоткрытого окна спиной к нему и молчал, сложив руки в карманах серых джинс. Он выглядел статуей, настолько неподвижным казался. Гарри перевел взгляд на Джастина, все так же мнущегося в дверях и смущенно на него посматривающего. Плакала после такого его подработка. — Спасибо, Джастин. Со мной все хорошо, не стоило беспокоиться, — самым беззаботным тоном сказал Гарри, направляясь к выходу. «Что такого?» — убеждал он себя. Ведь он и сам сталкивался с парочками, которые обжимались по вечерам в пустых аудиториях. В академии было заведено, что студенты могли посещать большую часть тренировочных классов после занятий для отрабатывания игры и заучивания композиций. Особенно перед экзаменами и запланированными концертами. В общежитиях, что логично, играть было негде. Паренек смущенно кивнул, поправляя сумку на плече, и скрылся в одном из гулких широких коридоров. Его шаги затихли, дробно простучав по каменным плитам. — Задержись, Беллами, — попросил Виктор задумчивым тоном, и Гарри не смог понять, какие эмоции за этим скрывались. Отвращение, презрение, неодобрение? Или того хуже, жалость? Он показательно уронил на сиденье рюкзак, вжикнув застежкой до самого подбородка, укрываясь за ней, будто за броней, и аккуратно присел на стол, на самый краешек. Мерзавец Матео снова был небрежен. А может, что бы он не делал, Гарри все равно без боли этого процесса и представить не мог. Но сейчас хотелось растечься прямо на полу и лежать пластом несколько часов. В голове его назойливо билась мысль о том, что он сам это выбрал. Сам. И не Виктору заставлять его чувствовать себя неловко. Это уж точно не дело вампира, лезть куда не просят. Разве как преподавателя, да и то, здесь все давно совершеннолетние, хотя место, и правда, с точки зрения администрации явно неподходящее. Он скрестил руки, привычно пряча ладони подмышками и ожидая, что ему скажет слишком спокойно стоящий у окна вампир. Чая тут не заваришь для душевной беседы… — Беллами, — начал Виктор плавно, будто собираясь с мыслями. — Так сложилось, что мне небезразлично то, что происходит с тобой. Это случается, когда совсем не метафорически держишь в собственных руках хрупкий угасающий пульс чужой жизни. Весьма отрезвляющее осознание даже для вампира. Я… Гарри хотел было сказать, что как раз для вампира это вполне привычно, особенно учитывая их ночной рацион, и удивлять или шокировать уж точно не должно. Слова едва не пролились ядовитым туманом, но он удержался из последних сил, чувствуя себя уязвленным и странно уязвимым. И зачем только глупыш Джастин позвал именно его? Что за нелепость, стоять здесь и слушать. Наверное, такая же, как стоять здесь и говорить то, что требует от тебя слишком широкая чувствительная натура. Наверное, вампир клянет свое необдуманное решение опекать такое «убожище», но не знает, как правильнее отойти в сторону. — Мои дела не стоят твоего беспокойства, Виктор, — решил положить конец своим мыслям и чужим мучениям Гарри, — я знаю, что делаю и чему позволяю происходить. И все, — я подчеркну! — все находится под моим контролем. Я понимаю, что тебя может беспокоить то, что ты невольно узнал, но это касается только меня. И Матео. Находиться в аудитории рядом с этим мужчиной было невыносимо. Вампир был идеальным, Гарри — жалким. И эта правда резала его изнутри сильнее, чем безумие с Матео. Он закинул рюкзак на плечо и замер у открытой двери, оглянувшись на недовольного Виктора. Видимо, вампир не любил, когда его перебивали, не позволяя вести беседу самому. Что ж, это малое из всех неудобств в такой нелепый момент. — Раз у нас минута непрошенных советов, то мой звучит так: спасать того, кто не жаждет быть спасенным, — гиблое дело, а спасать весь мир — утомительное и бесполезное занятие, обычно порицаемое всеми спасенными. По опыту скажу, не стоит, — напоследок добавил Гарри и вышел за дверь, только через пару пролетов позволяя себе расслабить жесткую от напряжения спину. Ему вдруг резко захотелось плакать навзрыд, совершенно по-детски. Жаль, что не мог, хотя веки привычно начало печь. Он проморгался, сглотнул застрявший в горле ком и быстро как мог сбежал по ступенькам. Это было нелегко, но привычка отключать боль его снова выручила. Идти в комнаты Виктора не хотелось. Отчего-то он совсем нерационально боялся, что тот снова придет его перевязывать и затронет опять стыдную тему, от обсуждения которой у Гарри сводило зубы. Ему нужно было подумать, поэтому парень, накинув на себя согревающие чары, направился к озеру. С Матео нужно было расставаться. Это аксиома, которая не требовала подтверждений и оттягиваний. Но сегодняшние события показали, что имея такую зацикленность на нем, тот не успокоится и не примет ни отказа, ни разрыва. Устраивать дичайшие разборки посреди кампуса или еще хуже учебных классов Гарри претило до ужаса. С Матео станется начать срывать с него одежду прямо на глазах у всех. А итог ужасно громкого и очевидного для всех расставания был неизбежен. Один Джастин сегодня чего стоил: напугали первокурсника до белого лица и горящих от смущения щек. А про Виктора и вспоминать не хотелось. Одна мысль, что вампир обо всем догадался, увидел… ощутил всеми своими вампирскими чувствами, угнетала так, что Гарри хотел раствориться в мироздании на атомы. Матео. Что делать с ним Гарри знал, но оттягивал, боясь за рассудок обоих. Опять же, этого рассудка у них были крохи. Выжечь в приступе гнева мозги наследнику миллиардного состояния из-за приступа внезапной ярости? Он знал, подозревал, что увидит в свернутой идиотской башке. Значит, Обливиэйт отпадал. Легиллименцию применять на нем Гарри остерегался: слишком трудно мастерски вычистить из мозгов все их общие встречи, стычки и секс. Включая тот первый, на вечеринке, когда Матео вообще не соображал ничего. Ни он, ни кто-либо другой. Да он и сам не пойми что творил. Кого винить? Самому Гарри тот день являлся только в кошмарах, искривленных объятым наркотиками сознанием. Если бы не видео, которое снимал какой-то криворукий придурок под резкую оглушительную музыку, Гарри едва бы помнил, что там происходило. Флешку определенно нужно забрать. На чем этот придурок хранит материал? В телефоне, что ли? В интернете? Гарри слишком плохо понимал технические магловские разработки, в отличие от прекрасно разбирающегося в этом Матео. Держать Матео под Империо Гарри тоже долго не мог. Сил было откровенно мало. С вампирами ему невероятно повезло, и Гарри до сих пор не знал, было ли то его странной шальной удачей или стечением независящих от него обстоятельств. Многие из вампиров были ментально одарены, и могли не поддаться чужому внушению. Часть неповрежденного ядра рассчитывалась гоблинами скрупулезно, когда они настраивали на нем ограничители и отсекали здоровое от больного — чуть больше десяти процентов для использования. Браслеты сдерживали трещину, раскол, излом — не важно, как это называлось, но срасталось это место очень медленно, хотя Гарри надежды не терял. Время показало, что шансы на восстановление есть: в первые месяцы он даже Люмос не мог вызвать, не то что Акцио, зато теперь его хватало на кучу мелких заклинаний и на несколько крупных курса до пятого, плюс все бытовые. Эмоции усиливали эти крохи, позволяя Гарри иногда колдовать так, как он и не надеялся, но чрезмерные — они задействовали его поврежденный резерв, и тогда возникали только проблемы. Здоровая активная часть восстанавливалась быстрее, поврежденная — сильнее реагировала на эмоции, набрасывалась и доводила почти до комы, стоило ее бесконтрольно опустошить, но опять же, здесь ему помогали ограничители. Они магию накапливали, сдерживали, перераспределяли, как могли, собирали ее и помогали циркулировать, осторожно вливая тонкими ручьями в здоровую часть, чтобы «озеро» не превращалось в «болото». Организм начинал наполнение ядра именно с поврежденной части, иначе ее состояние без притока магии ухудшалось, отмирало, медленно убивая этим самого мага. Не существовало магов без магии. Маги не становились сквибами, они умирали. Иногда медленно, иногда медленно и мучительно. Старики угасали как раз потому, что первыми их покидала магия, сначала замедляясь, а потом истощаясь окончательно. Поэтому некоторые и в двести выглядели на шестьдесят, а некоторые в восемьдесят — казались двухсотлетними. Поэтому у молодых, из-за проблем, болезней и проклятий, когда ядро рушилось: сначала происходили выбросы, стихийные неконтролируемые всплески, потом угасание и смерть. Дальше Гарри не сильно понимал в объяснениях гоблинов — уж они магию видели и понимали куда глубже, чем волшебники. У него к трещине в ядре добавилась чрезмерная реакция магии на эмоции, когда дикая энергия ранила и его, и всех окружающих. Крайний случай этого — появление обскура. Им он бы не стал: он не враждовал со своей силой, просто она не полностью ему подчинялась. Точнее подчинялась — но болела так, как и он весь, с его разумом, душой и телом. Неполноценный маг — неполноценная магия, нарушенный разум — разрушенное ядро. Лечение могло быть только комплексным, а он этого не только не мог, скорее подсознательно и сознательно не желал. Вот и получалось то, что получалось. Браслеты следовало беречь, излишки неиспользованной силы — сливать, раз затратных заклинаний он выполнять не мог. Главное, чтобы и авроры не поймали, заперев в застенках как опасную неконтролируемую «живую бомбу», перекрывая в нем все магические потоки. Важно было людям не навредить, и редкий артефакт сохранить как можно дольше, себя при этом не угробив. Благодаря истощению из-за Матео, поездка в горы оттянулась почти на две недели. Удачно Виктор договорился об отпуске — Гарри как раз хотел открыть новую локацию, ту, где еще не бывал. Гарри почесал бровь, проводя пальцами по знакомым неровностям шрама. Всего-то требовалось преодолеть несколько сотен миль на юго-восток в соседний штат магловским транспортом. Парень повеселел, меняя направление не только мыслей, но и шага. Карта дорог у него была, пора было вспомнить, как он путешествовал автостопом. Время, целая свободная неделя оказалась огромной удачей! Как раз вернется к выходным и не будет переживать, что разорвет и Матео, и весь его роскошный городской особнячок ко всем чертям. И наконец поставит точку в этих изматывающих и уже пугающих его отношениях. Идея, посетившая его, требовала немедленной реализации. Он заглянул к Хэнку, написав новую записку и просьбу прикрыть его дня на два, если он не успеет вернуться. Просто на всякий случай. «Мию надо предупредить», — мелькнула мысль, и он набрал ей слегка туманное, но убедительное сообщение. Засунул телефон в карман и наконец выбрался на трассу за академией. Ловить попутки было самым неприятным занятием: даже если попадался приятный человек или милая дама, ему приходилось плести кружева лжи и держать лицо легкого в общении свойского парня, безобидного и простого, чтобы не топать километры пешком. Чаще всего его снова принимали за девушку, и вопросы звучали совсем другие, что утомляло еще больше. «Не хочет ли он замуж и детишек?» — что отвечать, чтобы нелепый разговор заглох? Хуже были только рассуждения о том, что рожать — не так уж и страшно. Поездка выдалась совсем выматывающей. Два дня с легкостью превратились в три, и начался уже четверг, когда он наконец прибыл в каньоны. Здесь, у большой воды, где магия рассеивалась легче, он достал крошечную метлу, вытащенную из сарайчика Хуч перед последней битвой. Старая, потрепанная, она не могла сравниться с его разломанной молнией или даже с нимбусом, но исправно выполняла свою работу, довольствуясь крохами личной магии, что несказанно радовало. Теперь он вполне мог сесть на метлу, не вспоминая одного рыжего мудака — магия уже успела подлечить все его мелкие травмы. Людей здесь ночью было не найти, а значит, можно было не переживать, что чары невидимости в какой-то момент слетят. Он оставил ее с остальными вещами в укромном, но доступном месте, и уже оттуда пошел пешком, трансфигурировав из веток себе временную обувь. Выбранное сверху место было таким же неприметным, и всего в паре миль от найденного схрона. Теперь он был куда умнее, чем раньше. Гарри вспоминал все свои оплошности в прошлых путешествиях: то едва не застрял, свалившись так, что без метлы не выбраться, пока не смог наколдовать чарами липучки на руки и взобраться почти по отвесной скале на плато; то устроился среди скал, и потом четверо суток ждал, когда магия вернется, и он чарами растащит камни, его завалившие, то пришлось перерыкиваться с горной пумой — как только сил хватило после выброса? После того случая он как раз и начал подозревать, что однажды и сам уже превращался во что-то подобное. Тренькнул мобильник. Связь, к его удивлению, ловила неплохо. Гарри раздосадованно вытащил устройство из кармана штанов и застонал. Он идиот и это не лечится! Он должен был оставить подарок среди вещей, но забыть то, чем не пользуешься слишком легко. Мия расстроится, когда он снова его спалит. Стоит, наверное, купить такой же? То, что ему звонили, было непривычно — Мия, что ли? Так он ведь ей все написал. Номер был незнаком. Но резкое сообщение сразу показало, кто был встревожен его отсутствием. Мыслей о Викторе Гарри старательно избегал после того неловкого разговора. Он забыл о нем, просто не подумал предупредить. Виктор, наверное, пришел его перевязать, а Гарри в комнатах не было уже три… нет, четыре дня и ночи. Кстати, Гарри совсем забыл о бинтах. Хотя это вряд ли ему поможет: стерильности здесь ожидать было глупо. Наверное, сеть появилась недавно, потому что сообщения пошли одно за другим, — сразу три. Галочки показали Виктору, что те прочитаны. Гарри постарался отвлечься от чувства вины, которое заворочалось под ребрами. Некрасиво вышло… «Беллами, ты пропал без предупреждения. Надеюсь, ты не забываешь менять бинты. В», — сухо и по делу. «Твое молчание не добавляет мне уверенности в том, что ты — взрослый и сознательный человек» и последнее «Надеюсь, мое беспокойство о тебе не оскорбляет тебя до такой степени, что ты по-детски игнорируешь меня, сбежав на другой конец страны». Виктор явно злился, когда не понимал, что происходит. Гарри закрыл глаза, думая, что ответить. Нужно объяснить, но не оправдываться — последнее, слабая и глупая вещь. Но, как показывал опыт, любые объяснения всегда остальным казались неуверенными оправданиями. «Виктор, я забыл тебя предупредить: мне нужно было уехать. Искренне прошу прощения за беспокойство. Вернусь и все расскажу. Беллами». «Безусловно» — совсем краткое. Это огорчило. Обидеть вампира в намерения Гарри не входило совершенно. И так разговор вышел слишком острым. «До приезда буду не в сети. Постараюсь появиться к выходным, если все пройдет удачно — в субботу. Еще раз извини. Я не игнорировал тебя сознательно. Так получилось», — это сообщение показалась Гарри лишним, но не написать его он отчего-то не мог. «Убежден в этом. Поговорим в квартире: я войду». Гарри понял, что по-настоящему задел Ван Арта своим показным равнодушием. Он ведь как-то получил его номер? А значит, видел Мию или Хэнка, но последний номера не знал. Значит, его дала Мия. Если он был у обоих, то понял бы, что их Гарри предупредил, а его — нет. Такое обидело бы и самого Гарри. Небрежность, равнодушие, безучастность к заботе и наплевательское отношение. После разговора и этих мыслей Гарри стало особенно плохо: он давно так не косячил, задевая тех, кто был к нему добр. Ладно, это сейчас он не решит — не писать же полотна текста по телефону? Может, позвонить? Нет, нужно дать им обоим время остыть. Гарри царапнул себя, сдвигая самый край повязки, чтобы получить каплю свежей крови из многострадального пореза, размазал ее привычным жестом по поверхности обоих браслетов и произнес активацию — с тихим щелчком на них появились застежки. Теперь их можно было снять, но Гарри не стал — скоро здесь будет локальный рагнарек, и все вокруг придет в негодность или потеряется. Обычно, после выброса на нем не оставалось ничего, кроме этих браслетов. Он уперся ладонями в землю, стоя на коленях и направляя забурлившую магию вниз. Она вырвалась наружу невидимым озоновым вихрем, потрескивая разрядами искр. Земля под ним задрожала и начала мелко трескаться. Толчки становились сильнее, так, что он уже заваливался боком в красную аризонскую пыль, все еще вжимаясь пальцами в попытках удержаться. Целые пласты песка взвесью поднимались в воздух, начиная кружить вокруг него небольшим торнадо. Глухие толчки под землей усиливались, вихрь крутился, изгибаясь над ним и вокруг него, забивая лицо и крепко зажмуренные глаза пылью. Одежду трепало ветром. Почва начала осыпаться и лопаться сильнее. Гул под ним звучал сотней глухих толчков и ударов. Вибрации ширились, и вскоре затряслись скалы даже в отдалении. Под ним все рухнуло, и он оказался в глубокой воронке, разорвав контакт ладоней с землей. Гарри изо всех сил вцепился в себя, сворачиваясь клубком, привычно пытаясь замедлить поток, зациклить его на себе и поймать ускользающий образ следующей стихии, в которую могла воплотиться его магия. Он давно просчитал лучшие комбинации и последовательности, но в момент выброса его разум сильно туманился, и на переключение, как и на удержание силы требовалось время, когда магия, не находя, куда выливаться, рвала на нем одежду и оставляла на коже мелкие царапины и ожоги. Опустошение ядра по частям, как правило, его поврежденной части никогда не проходило без травм, его здоровая часть — защищала, больная — ранила. Так было с самого первого раза, но происходило все куда травматичнее из-за недостатка опыта и почти граничного состояния разума. Почти обскур. Почти, но не совсем. Дождь ливнем пролился над ним, прибивая всю пыль к расколовшейся, покрытой трещинами и бороздами земле. Смыл всю грязь, превратив почву в топкое болотце и тут же застыл ледяными иглами. Температура упала мгновенно, вымораживая все вокруг. Теперь вокруг Гарри крутилась снежная вьюга, скрывая сжавшегося парня в центре, от которого начал подниматься пар. От него полыхало жаром, и лед вокруг начал подтаивать. Следующими взметнулись языки пламени. Они растапливали лед и пытались поджечь все, что только могло гореть. Задубевшая от мороза одежда стремительно высыхала, быстро тлела и сгорала, рассыпаясь пеплом, но бледная кожа оставалась странно нетронутой, краснея только отблесками от света окружающего ее пожара. Стихия огня была самой быстротечной, и вот, Гарри уже лежал среди сажи и пепла, хрипло вдыхая раскаленный воздух и надсадно кашляя. Магия его чуть не убила. Магия его защитила. Разница была в тонком значении слова "почти". Он был настолько обессилен, что окружи его авроры, он даже не пошевелился бы. К счастью, любые сигналы о стихийных магических катаклизмах волшебники обнаруживали не сразу, а уж отследить могли и того позже. Главное было забраться в такую глушь, что даже птица-гром там не летала, подальше от волшебных краев и населенных маглами мест. В этот раз он снова справился. Сегодня все прошло даже легче, чем иногда бывало. И травм вроде оказалось поменьше. Спустя время Гарри с трудом встал на четвереньки, потом, шатаясь, поднялся на ноги и побрел в сторону. Он призвал плащ, и тот появился, упав на плечи. Здесь, среди каньонов, ветер гудел и свистел разными голосами, завывая будто целый хор призраков. Воронку и его следы уже заметало песком, — еще минута, и о его присутствии здесь никто не узнает. Каньоны, как и океан были самым безопасным местом для обнуления ядра. Но посреди океана провернуть такой сброс излишков было нереально. Спать после выброса хотелось так сильно, что никакие неудобства не могли этому помешать. Нагим, в одном плаще, и бесконечно усталым, он свернулся клубком под защитой отвесных скал и вырубился с мыслью о том, что он предпочел бы быть оборотнем, чем тем, кем он стал. Он не знал, сколько прошло времени, пока он спал. Босиком идти было неудобно, ноги ранили острые грани камней среди толщи нанесенного ветром песка. К вечеру он остыл, поэтому холод пробирал до костей даже несмотря на плащ. Вещи были на своем месте, идти к ним было не так далеко, но чтобы привести себя в порядок, потребовалось время. Чарами он почистил кожу, наспех залил раны антисептиком и перемотал руку завалявшимся в рюкзаке бинтом. Носки согрели ноги, а кроссовки, почти новые, но вполне удобные добавили комфорта, как и свежая одежда. Толстовка, шарф и куртка сделали его обычным современным парнем, а расческа сотворила чудо с его волосами, правда, после трех особых заклинаний. Шоколад поднял настроение и как всегда согрел изнутри. Гарри, прихрамывая, направился к сторону крупной дорожной развязки. К первым лучам солнца магии хватило и на полет, и на скрывающие чары. Даже воды наконец-то напился. На шоссе поймать машину удалось быстро. Исключительно благодаря какому-то невероятному везению, он сменил только две попутки на трассе, и добрался в кампус еще до шести вечера. Хэнка он встретил у ворот. — Тебя один парень искал, — поприветствовал его шеф, оглядывая с ног до головы, но не комментируя увиденное. — Рыжий? — на всякий случай уточнил Гарри, чтобы сразу отмести худший вариант. — Нет, профессор наш, — голос Хэнка был весел, будто Гарри нашел себе закадычного друга, — с музыкального. — Он сильно сердитый был? — не удержался Гарри. — Я тут ворота красил, когда он мимо проходил. Он поинтересовался, когда я тебя последний раз видел. Я сказал, что ты мне записку оставил, что на неделю уезжаешь. Больше ничего. Гарри понял, что Виктор получается обошел обоих его знакомых, а значит, мог злиться на него с полным на это правом. По недомыслию самого Гарри, а вернее по стечению обстоятельств предупредить его он не мог. Не стал. Хотя он мог бы оставить такую же записку в квартире, как сделал для Хэнка. Это было бы вежливо. Больше Гарри решил не задерживаться, по пути поправляя на себе одежду, чтобы не выглядеть совсем усталым заморышем. Такие поездки всегда награждали его синяками под глазами, новой худобой и усталостью. Гарри только надеялся, что Виктора еще не будет, и он успеет принять душ и одеться во что-то более приличное — все нормальные вещи находились как раз там. Но вампир обнаружился в гостиной с чашкой чая. Он сидел в кресле, скрестив ноги и облокотившись на один из подлокотников и смотрел на огонь в небольшом уютном камине. Гарри даже не замечал его наличие. Он снял куртку, вешая ее на крючок и скидывая рюкзак на полку у входа. — Огонь живой приятнее, чем электрический свет, не находишь? — голос Ван Арта звучал спокойно. — Как прошла твоя поездка? Виктор окинул его взглядом, не упустив ни единой детали: — Садись сюда, я проверю твои раны. Мне кажется, ты не озаботился делать себе перевязки. Про лекарства даже спрашивать не стану. По твоему виду, ты не только их не пил, но и не ел ничего за эти дни. Гарри покраснел, не найдя в себе силы оправдываться. Он молча присел рядом, скидывая толстовку и шарф прямо на пол и оставаясь в белой тонкой футболке. — Аризона? — уточнил Виктор, разглядывая, как песок с тихим шелестом сыпется почти из всех складок одежды. «И откуда столько набралось?» — с тихим неудовольствием подумал Гарри, смотря куда угодно, только не на мужчину перед ним. Вампир протянул руку и отодвинул часть ткани. Широкий вырез открывал не только ранки от укуса, но и желтоватые синяки, оставленные Матео. Виктор осматривал его без всякого выражения на лице, только на миг сжались челюсти и пальцы дрогнули над расцвеченной поверхностью — чего сам Гарри заметить не мог, старательно отвернув лицо в сторону и разглядывая все, что их окружало, и понимая, что пульс у него бьется слишком часто для показательной невозмутимости. Рана от небрежности пострадала не так сильно, как он боялся. Слегка воспалилась по краям. Виктор очистил кожу и нанес мазь, плотно забинтовав ее снова. Гарри смотрел на пламя камина, не отрываясь, как еще угомонить слишком бурную реакцию его тела? Виктор поставил на стол между ними стакан с водой и пластинку таблеток. — Пей, твое безрассудство или скорее безразличие к собственным травмам может привести к нагноению вопреки моему бесполезному, судя по всему, беспокойству, — снова нарушил тишину вампир, садясь в кресло напротив. — Итак, я тебя слушаю. Голос Виктора был сухим и колючим, как и взгляд, от которого хотелось поежиться. — Огонь не всегда лучше. Предпочту свет лампы, — неожиданно для себя произнес Гарри, вспомнив все случаи, когда стихия вырывалась из-под контроля. Что говорить, он до сих пор помнил, как его тело облизывает пламя, не сжигая только благодаря той крошечной живой части ядра, которая его берегла, отдавая свои силы на защиту. Это звучало странно, но именно так он все ощущал. Гарри вздрогнул, с трудом отрывая взгляд от камина. Как бы не было опасно пламя — оно завораживало. — Виктор, мне жаль, что я не приложил усилий, чтобы поставить тебя в известность о своем внезапном отъезде. Наша случайная встреча… — Гарри замер, ругая себя за то, что упомянул об этом сам, но раз решил быть честным, то… вперед, — сбила меня с толку больше, чем я думал. Мне действительно требовалось уехать по делам. И я сказал об этом только Хэнку — он три года меня приучал не пропадать без уведомления, и Мие — только потому, что обещал ей встречу в воскресенье. Я не подумал, что тебя мое отсутствие обеспокоит. Он засунул ладони под мышки, утыкаясь спиной в кресло как можно глубже. Он бы с ногами туда забрался, если бы ему для этого не требовалось расшнуровывать кроссовки. — Сейчас же… суббота? Или еще пятница? — Ты не помнишь? — Дни слились в один бесконечный, я боялся, что прошло намного больше, — сознался Гарри, тяжело вздыхая и откидывая голову на мягкий округлый верх спинки. — Поездка была успешной? — повторил вопрос Виктор. — Бывало тяжелее, но прошло вроде без лишних проблем, — тихо ответил Гарри. Виктор поставил перед ним чашку чая, и Гарри привычно засыпал в нее положенные четыре ложки. — Это травяной чай. Его пьют без сахара, — не выдержал мужчина, наблюдая, как Гарри движением пальца размешивает в ней сладость. — Я любой чай пью именно так. Сахар неплохо стимулирует выработку магии в истощенном организме, как и шоколад, — тихо пояснил Гарри, — впрочем, дело даже не совсем в этом. Я привык его пить так с детства. — Уверен, родители такого бы не одобрили, — с усмешкой сказал Виктор. Наверное, он немного оттаял, осознав, что Гарри действовал необдуманно, но не со зла и без намерения задеть. Его поза стала более расслабленной, а в голосе появились новые чуть снисходительные нотки. Сон в непригодных для этого местах еще неделю мстил ему непроходящей головной болью. Гарри потер виски и потянулся за чашкой, которая влетела ему в руку сама. После глотка горячего душистого чая он решил ответить более откровенно, будто заглаживая этим допущенную ранее грубость. — У моей подруги родителями были стоматологи, ей сложно было привыкнуть, что среди волшебников не существует проблем с кариесом и налетом на зубах. Все чистится или чарами, или зельями. А если возникают проблемы, всегда можно вырастить новые зубы. Виктор изогнул бровь, с легким весельем принимая новую информацию. Его заинтересованность не вызвала в Гарри желания быстрее заткнуться, наоборот ему нравился их тихий разговор у потрескивающего камина и легкое не обязывающее молчание в паузах. — Мои же родители… Виктор. Могу сказать, что определение «шекспировские страсти» не описывает даже унции того, что окружало меня с детства. История моей жизни… Смотря с какой стороны смотреть — и триллер, и драма, и трагикомедия. — С какой стороны смотришь ты? — Виктор спросил очень тихо, нарушив долгую паузу его молчания. — Сумасшествие, идиотизм и вероломство — три столпа моей реальности… Итак, сахар. Мы же говорили о нем? Мои родственники, которые меня воспитывали, — не заботились. Волшебник никоим образом не вписывался в их обычную нормальную жизнь. Так что... в сахаре меня не ограничивали. Потом я попал в волшебный мир и узнал, нас в Англии сотни, если не тысячи. Дальше были новые открытия и безумства, — он усмехнулся, скрыв эмоции за ресницами, — но это уже истории для других дней. — Я принесу еще чая, — проронил Виктор, забирая небольшой чайник. Гарри подозревал, что в посудине еще плескался напиток, но кто он такой, чтобы упоминать очевидное? Наверное, не стоило касаться таких щекотливых тем. Нормальным людям такое слышать было неприятно, даже если он говорил об этом легко и вскользь. Настроение немного испортилось, как всегда портилось, стоило ускользнуть какой-то мелочи или рассказать о себе. Это было излишне? Гарри никогда не мог понять, где проходит черта обычных разговоров от «мои родители планируют отпуск в Италии» и «дедушка купил мне хомячка» до того, о чем даже вскользь упоминал он. Новая чашка чая была не хуже предыдущей. Но этот чай был черным и насыщенным. А еще на подносе оказалось несколько плиток очень дорогого шоколада. — Ешь, — сказал Виктор, — мне кажется, твоей магии сейчас он будет полезен. В больнице у тебя, как я понимаю, тоже было истощение волшебного характера? — Да, — улыбнулся Гарри, разворачивая новое угощение. У него никогда не хватало денег, а позже смелости потратить их на такой шоколад. Он прикрыл глаза, наслаждаясь насыщенным вкусом, который слегка горчил на языке. Идеально. — Попробуй чай без сахара вместе с ним, — предложил Виктор, подвинув к нему чашку. Гарри послушался без тени сомнения. Ему хотелось попробовать что-то новое. После шоколада, почему нет? Насыщенный терпкий чай уравновешивал растекающуюся во рту сладость и не казался просто подкрашенной водой. Пить его без сахара было необычно, но не неприятно. Угощал его явно тонкий знаток и ценитель с бонусом долголетия и опыта. Гарри обидел его своим невниманием, а Виктор продолжал о нем заботиться. Это обезоруживало и приводило в растерянность. А если вспомнить про этот глубокий бархатный голос… Гарри был в смятении от слишком разных, обуревающих его ощущений. — Сегодня суббота, — ответил на его давний вопрос Виктор. И Гарри вдруг вспомнил. — Мне, наверное, стоит тебя предупредить, что я через пару часов уйду ненадолго. — Не забудь выпить антибиотики, их прием нежелательно пропускать, — посоветовал Виктор. — Мне не стоит волноваться, если ты снова пропадешь на неделю? — Не думаю, — покачал головой Гарри. — Всякое может случиться, и причины всегда, к сожалению, веские. Но не стоит беспокоиться, обычно у меня все в порядке. Удача — мое второе имя. Говорить о том, что первое — «катастрофа», он не стал. Виктор посмотрел на него с непередаваемым выражением лица, будто мог прочитать мысли. Владели ли вампиры легиллименцией наряду с гипнозом? Вопрос на сотню галеонов. — Главное, чтобы ты помнил о данном мне обещании. — Я стараюсь свои обещания держать, — Гарри ответил серьезно без тени улыбки в голосе и во взгляде, — мне нужно закончить одно дело, надеюсь, я справлюсь быстро и вернусь уже сегодня. Твои апартаменты удобнее, чем выделенная мне комната, и я благодарен за гостеприимство, хотя искренне не понимаю его причин. Виктор промолчал, не став прояснять завуалированный вопрос.