Песок времени рассыпали ладони

•••

Мия нашла его сама, случайно наткнувшись на центральной аллее кампуса, когда он возвращался в каморку. И как только узнать смогла? Гарри в академии одевался серо и невнятно — в широкие рубашки, джинсы, безразмерные кофты с капюшоном или бейсболки, натянутые на лицо, чтобы слиться с сотней-другой студентов. Она стояла с подругами, держа в руках стаканчик кофе. — Беллами, стой, Бель, — нагнала его девушка, тронув за рукав. — Привет, — он обернулся и замер, разглядывая ее блестящие радостные глаза, как у веселого кучерявого спаниеля. Сравнение с собакой вырвалось из-за ее очевидного воодушевления, на контрасте с собственной усталостью. — Я рада, что нашла тебя здесь. Ты не собирался со мной говорить о… — она замялась, подыскивая слова. — Собирался, но вчера я слишком сильно устал, а потом мне нужно было работать, — он смотрел на ее термокружку, от которой шел невообразимо вкусный запах качественного, а не столовского кофе. — Да, конечно, я понимаю, — смутилась девушка, — конечно, отдыхай. Поговорим вечером, да? — Хорошо, — кивнул Гарри и предложил сам, — заходи часам к восьми. Корпус одиннадцать, комната девять. — Ты сотрудник? — Ага. Но заранее предупрежу: у меня скромнее, чем ты можешь представить, поэтому, если хочешь, можем поговорить завтра в одной из аудиторий, там будет просторнее и светлее. — Нет-нет, все в порядке. Я к тебе зайду, — решительно мотнула головой Мия. — Ты никому не говорила? — испытующе посмотрел ей в глаза Гарри. Отчего-то этот взгляд показался Мие слишком тяжелым и каким-то пронзительным. — Нет, мы же договорились! — обиделась она почти натурально. «А может, и правда, обиделась», — он отпустил ее из плена прищуренных глаз. Гарри не нашел в ее памяти ничего, что она хотела бы от него утаить на заданный вопрос, как и образов, где она делилась чем-то важным с подругами — легкое поверхностное сканирование ничего не дало, а глубже он не лез почти никогда. — Ладно. Увидимся, — он кивнул и ушел, резко оборвав разговор. Разбудил его стук в дверь. Гарри встал, беспорядочно проводя руками по растрепанным волосам, поправил одеяло, по пути глянув в окно. Вечер. Мия. И распахнул дверь. — Привет, я тут купила немного пирожных, надеюсь, у тебя есть где заварить чай? Гарри замялся. Это теперь уже он научился кипятить воду прямо в кружке магией, поэтому никаких чайников ему нужно не было. «Ах, так Мия и так в курсе», — вспомнил он и кивнул. Она огляделась, пристраивая сумку на кровать, выложила из пакета угощение и села на стул в самом углу. — Тут… — замялась она, — миленько. — Ага, — кивнул он, — скромный уютный чуланчик, — да? — Да, — согласилась она, и они вместе рассмеялись. — Кем работаешь? — Уборщиком, на самом деле. Ночью привожу в порядок аудитории, где вы днем учитесь, — признался Гарри, разводя руками. Он достал с полки две чашки: свою и Хэнка, и заварил чай, наколдовав рукой воду и разогрев ее за пару секунд. — Ааа, — зависла Мия, завороженно глядя на эти, явно привычные для него манипуляции, — ты… — Что… — в той же интонации с легким подтруниванием протянул Гарри. — … почему решил работать уборщиком, — она попробовала пальцем край кружки, будто решила удостовериться, что глаза ее не обманывают, и чай действительно горячий. — Они предложили, где жить, а я оказался на перепутье в очень плохой для меня день, — решил быть откровенным Гарри. — Я рада. Рада, что ты здесь оказался, — уточнила она, чтобы он не подумал, что обрадовать ее мог его плохой период, — хм, твой плохой день закончился? — Нет, — немного уничижительно признался Гарри, — стал еще хуже, но мы ведь говорим не об этом? — Почему, — встрепенулась девушка, — и об этом тоже. Если ты, конечно, хочешь об этом поговорить. — Определенно не хочу, но предупредил заранее, если мои слова, поведение или реакция покажутся тебе чрезмерными или грубыми. Бывает, что у меня слишком мало терпения и вежливости. Мия кивнула, рассматривая его как-то по-новому. — Угощайся, — кивнула она на пирожные и сложенные в контейнере бутерброды. — Знаешь, как подарить парню хорошее настроение, — хмыкнул Гарри и цапнул один из них, устраиваясь на постели, — что? — недоуменно спросил он на выражение удивления на ее лице. — Ах да, ты решила, что я девушка… — Я старалась не предполагать, — честно призналась она. — Значит ты первая, кто так старался… — с еще большим удивлением произнес Гарри, — обычно не все так деликатны в этом вопросе. — Значит, ты встречал очень грубых и поверхностных людей, — заключила она, выбирая пирожное с кремом. — Определенно, — принялся за угощение Гарри, — итак о том, что ты видела. Смотрю, тебя распирает любопытство. Кстати то, о чем мы сейчас говорим, не должно выйти из этих стен. И не потому, что может навредить мне, эта информация снова станет тайной, а вот твои мозги могут пострадать, и ты все забудешь — в лучшем случае. — Ты можешь повредить мне память? — Мия отодвинулась от него, вжимаясь в стул. — Нет, конечно, но есть волшебники, которые могут подчистить концы, ты же не думаешь, что наши тайны никогда не всплывали на поверхность? — Ты волшебник? — выцепила она важное из его объяснений. — Да, я волшебник, и вампиры, насколько могу судить, о нас тоже не знают, как вы, обычные люди, не знаете о них. Мы весьма закрытое и консервативное сообщество. Гарри вспомнил, что когда-то читал о разнице жизни в Штатах и Британии. Или Гермиона об этом говорила. В любом случае, МАКУСА пошли по другому пути, защищаясь от вампиров, чем британцы — они просто выдвинули их за границу волшебного мира и постарались максимально избегать, оградив от них свои волшебные территории. Маглы их сильно не интересовали, да и сами вампиры обычно старались не устраивать массовых кровавых пиров, чтобы их не раскрыли. Система незнания была довольно шаткой, но срабатывала с маглами, и по-видимому, как-то работала и с вампирами. — Даже так! — протянула Мия, широко раскрывая глаза. — Так, — согласился Гарри, — поэтому ты уж постарайся сдержать свою журналистскую хватку — это нельзя обнародовать. Итак, слушай. Да, волшебники и магия — реальны. Мы такими рождаемся. В одиннадцать или около мы идем в волшебную школу и учимся контролировать свою магию. Наши миры разделены не случайно, и так должно оставаться, потому что наш мир очень опасен, особенно для вас. — А оборотни тоже существуют? — И оборотни, и драконы, и кентавры с русалками, однако это не Ариэль из мультиков, и не Смауг — в кино он был более разумен… — с легкой улыбкой стал перечислять Гарри, — хотя вот гоблины у нас банками заведуют, например, а где-то эту нишу заняли как раз гномы. — Ох, — Мия удивленно замерла, забыв сделать глоток чая, — ты сейчас серьезно? — Ага, — Гарри откинулся на стену за кроватью, — вопросы? — Даже не знаю, с чего начать… А волшебники, и все они… Это я хожу по улицам, и даже их не замечаю? — Нет, магические расы предпочитают жить отдельно, а волшебники редко выбираются на ваши улицы. Далеко не все, ты уж извини, любят и терпят обычных людей. Вспомни Инквизицию. Жить нам лучше порознь. — А ты здесь, разговариваешь со мной, живешь с простыми людьми… — наклонив голову, выделила последние слова с показательным неодобрением девушка. — Эй, не обижайся, — поднял руки Гарри ладонями к ней, — я не страдаю снобизмом, а просто объясняю, как обстоят дела. И кстати, я как раз воевал, чтобы вас не трогали. — Воевал? — Мия широко распахнула глаза. — Было такое. — Гарри рассердился на себя, что затронул эту тему. — Эта тема за границей обсуждения, Мия. Итак, я сейчас здесь, живу обычно, почти не использую магию. Вернемся пока к вампирам. Гарри снова стал серьезным и внимательным. — Они опасны, быстры, сильны, живут неизмеримо долго. Пьют кровь, легко убивают людей, но для питания это не обязательно, насколько я знаю. От них лучше держаться подальше и не попадать на глаза. Понимаешь? Это тебе не известные киноистории и книги о таинственных и печальных. Большинство из них хищники, и гордятся своей природой. А мы — добыча. Но пока, как я вижу, баланс сохранен, и в массе своей они нас не преследуют. — А если они станут убивать людей? — Они это делают веками. — Но что я могу сделать? Я же не могу стоять в стороне? — Можешь, конечно же. А что ты предлагаешь? — максимально терпеливо ответил Гарри. — Не знаю, — растерянно произнесла девушка. — Но что-то же надо? — У тебя есть особые способности? Ты в силах справиться с вампиром? — задавать вопросы казалось эффективнее, чем убеждать в очевидном. — Но ты же справился? — Если ты об этом, я тех четверых не убивал, — терпеливо сказал Гарри, — ты же не предлагаешь мне стать охотником на волшебные расы, которые потенциально способны навредить людям? — Нет, но… — Вот если ты узнаешь, что вампиры устраивают кровавые многочисленные побоища, тогда поговорим, но ввязываться в чужие беды я не стану. Извини, но я этим сыт по горло, Мия. Больше никогда. — Ты уже ввязывался? — блеснула догадкой Мия, закусив губу. — И я абсолютно не в порядке. Поэтому даже меня следует обходить стороной, — с жестокой откровенностью признался Гарри, — я не из доброй детской сказки вышел. Как и все… сверхъестественное. Пиши про инопланетян и… не знаю… про гномов с эльфами. Я о Толкиене, если что. — Ох, а их значит не существует, — с показательной печалью вздохнула девушка. — Мия, ты о зеленых и глазастых существах в космических круглых тарелках? — развеселился Гарри. — О них, о них… — Мия тоже засмеялась. — Но если я узнаю, что вампиры кусают и убивают людей, я об этом обязательно напишу! Я не могу говорить о ком-то с некоторыми неизвестными мне способностями… — выразительно произнесла она, — но я буду делать то, что могу сама. Гарри вздохнул, сведя брови и глядя в потолок: — Убедить тебя не лезть в это дело я не смогу? — он спросил это почти риторически. — Покусали, это еще не трагедия… Он коснулся шеи и вздрогнул. — Определенно, нет, — автоматически кивнула девушка и тут же без перехода воскликнула, — Беллами, тебя укусили?! — Они быстрые, — он развел руки, — ты же помнишь? А я не всемогущий Мерлин. И как видишь, пока ничего страшного не произошло. — Пока, — многозначительно произнесла Мия. — Пока, — согласился Гарри. — И еще, Мия. Я с тобой откровенен, но мы — не друзья. Договорились? Я о том, что если я не хочу встречи, не готов говорить или избегаю тебя, а это мое обычное состояние, то ты — не ищешь меня, не забрасываешь вопросами и ничего не требуешь, потому что я тебе ничего не должен. Я ясен? — Вполне, — дернула плечами девушка, — я помню. Твой плохой день стал еще хуже. — В точку, — он слабо улыбнулся, радуясь, что смог ей это донести без обид и вопросов. — Это я тебе должна. За спасение. — Забудь, — махнул он рукой. — А… — Мия замялась, — я могу тебе позвонить? Ты всегда можешь отказаться мне отвечать, я понимаю, но все же… Я бы не хотела становиться совсем посторонней. Понимаешь? — Вполне, — Гарри кивнул, задумавшись. — Дашь номер? — У меня нет телефона, — признался он с обезоруживающей улыбкой. — Вам, волшебникам, не по статусу? — хмыкнула Мия. — Я бы сказал, именно так, но причина в другом, — поделился Гарри, — в месте, где закручивается много сырой магии, или там, где магия копилась веками, техника, особенно такая чувствительная и современная… или сгорает, или не работает. — У тебя она коротит, что ли? В руках взрывается? А как ты здесь живешь? — поразилась она. — Не все так трагично, как ты выдумала, — засмеялся Гарри, — скорее, если у меня собирается приступ — в общем, есть некоторые закономерные проблемы с магией, я стараюсь уходить туда, где выброс силы никому не повредит. А телефон… Я могу не уследить, и он испортится. Деньги на ветер. — Ох, как сложно с тобой… — вздохнула Мия, — но я что-нибудь придумаю. — Попробуй. — Бель, а вы встречаетесь с Матео? — Пошли личные вопросы… — недовольно протянул он. — Я же не спрашиваю о таком тебя? Трахаюсь я с ним по взаимной договоренности, — и ничего больше. — Оо, — Мия покраснела, — просто я видела его… Ну, с другими девушками и… — … и это прекрасно, — обрубил Гарри. — Вот, правда, Мия, держись от него подальше. — А можешь показать немного волшебства? — набралась храбрости Мия с покрасневшими щеками и по-детски горящими глазами. Вместо слов Гарри сложил пальцы, делая взмах, и пустая чашка в ее руке задрожала, превратившись в шевелящуюся черепашку, которая вытянула голову и задвигала лапками. Мия осторожно поставила ее на стол и почти уткнулась носом, рассматривая. — Она живая? — Нет, это трансфигурация. Преобразование. Скоро она снова станет чашкой. — А ты что угодно можешь наколдовать? — Пуговицу в стейк — нет, а ее же — в носорога — вполне, но это не имеет большого смысла, как и умение превратить мартышку в кактус. Мия засмеялась. Гарри махнул рукой и чары развеялись: чашка снова стала собой. — Мне пора уже, поздно, — посмотрела на телефон Мия и встала, поднимая сумку. — Увидимся, да? Гарри кивнул и снова завалился спать, стоило за девушкой захлопнуться дверям. ••• Матео избегал его месяц, видно, выдерживал паузу, выполняя его желание. Но Гарри понимал, что вскоре они увидятся или он сам к нему поедет, в небольшой особнячок на тихой улочке, который парень снимал недалеко от академии. Он тянул, ощущая, как магия плавится у него под кожей, как подергиваются рябью эмоции, как сильнее и яростней становятся его кошмары, едва не разламывая кровать в каморке, и руны эту стихию едва ли удерживают как и браслеты, обжигая кожу под ними до ран. Его зверски штормило от перепадов настроения, будто снова и снова выбрасывало на берег, слабого и обессиленного, но продолжая при этом в моменты затишья выкручивать внутренности, словно он сам был на тяжелых колесах самой жесточайшей зависимости. Давление внутри нарастало, а кожа чесалась от колких иглок танцующей будто электричество магии, даже пальцы сводило так, что играть было некомфортно. Иногда ему казалось, что его внутреннее неизбывное желание наказать себя, уничтожить и сломать брала на себя его магия, выполняя неосознанные приказы свернутого набекрень мозга. И Матео… он был ему нужен, чтобы выжить. С его злостью, с его обидой, с его садистским удовольствием и желанием медленно выворачивать Гарри болью, пропуская через собственную ненависть и ярость. Но после маскарада тот был слишком мягким, что ли… Слишком виноватым? Это было неудовлетворительно: Гарри молча бесился, не желая стыдливо прятать глаза и поддаваться ему первым. Матео должен был прийти к нему сам. Они долго играли в эту игру, и Гарри знал, на что он обязательно поведется. Он стал больше появляться в коридорах в учебное время и выполнять свою работу до того, как все расходились, позволял себе иногда улыбаться на подтрунивания, перебрасываясь словами. Не то, чтобы он как-то старался привлечь внимание, просто не уклонялся от того минимального контакта и взаимодействия с людьми. Он не делал ничего особенного, что давало повод для ревности или яростного собственничества, никогда не заговаривал первым, не улыбался первым и не касался никого. Он вообще не любил прикосновения. Никакие. Но Матео следил за ним коршуном, сам искал его, наблюдая, как люди пытаются с ним шутить или просто замечают его без привычной кепки, натянутой на глаза. Молча поджимал губы. Щурил глаза и продолжал делать вид, что они незнакомы, но потом яростно зажимал в пустых классах, шипя от ревности. Сильно стискивая запястья, ударяя его о стены и показывая, кому он на самом деле принадлежит. Гарри наблюдал за ним с легкой насмешкой и молчал. Поэтому это всегда была битва, всегда противостояние в том, кто сдастся, признавая, что нить накрепко связала их обоих. Странная, мучительная, ранящая и разрушающая их потребность. Жалким был тот, кто приходил первым. Пока наконец, они снова не сходились в болезненном соитии, искря как оголенные провода. Гарри плавился, окунаясь в боль, получая немного облегчения, которое отгоняло его призраков и заставляло магию стихнуть. Он оставался с синяками и ссадинами, но штормило его меньше. Правда после он, как тот оголенный провод, болел, ощущая давление всего мира почти физически. Вес, его тяжесть, шум и суету, отчего хотелось забиться в самый дальний никому не ведомый угол и тихо там умереть. Себя он тоже чуствовал странно никчемным и исковерканным, но чувство стыда было лучше вины и боли. С ним он мог справиться, как справлялся с самого детства. В такие периоды он снова скрывался от Матео, но тот его находил, снова и снова, и Гарри просто не сопротивлялся, не желая с ним ссориться и не находя на это силы. Сейчас же Гарри ждал, когда тот появится, сердитый и сверкающий глазами, сам в ломке странной нужды к нему, оттого еще более агрессивный и жестокий. Матео подавлял свою тягу иначе, наркотой, или наоборот, именно наркота и его разгульная свобода привели его к этой странной зависимости-притяжению, где свет сошелся клином на белых волосах, ледяных глазах и кривящейся насмешливой улыбке худощавого парня, которого хотелось покорить, подмять под себя, раз приручить по-хорошему не удалось. Матео объявился в конце дня в одной из дальних, почти неиспользуемых уборных, медленно защелкивая расшатанный замок на двери. Он ухмылялся и злился, потому что сегодня слабость проявил он. — Здесь я трахаться не буду, — мотнул головой Гарри, уже зная, что слова ничего не решат. Удаленная от всех центральных проходов комната-уборная была просторной, с приятной кремовой плиткой и белой сверкающей его трудами сантехникой. Гарри нравилось здесь сидеть на широком подоконнике и смотреть на лес с третьего этажа. Даже озеро было видно, впрочем, в этих краях холмы и озера не были редкостью. Просто здесь редко кто бывал, и эта обособленность Гарри нравилась. Он приложил руку, чтобы сделать ее по-настоящему уютной, а Матео не нашел иного места, чтобы его подловить. Гарри же просто не хотел портить это место их грязью. — Ты уверен, зайчик? Забыл, кто здесь главный и что у меня есть на тебя? — Кроме необъяснимого самомнения и… весьма скромного… — он взглядом указал на промежность, зная, как взбесит этот намек его персонального мудака. Матео в два шага преодолел расстояние между ними и схватил за волосы прямо на затылке, где они были собраны в конский хвост — Гарри поленился заплетать косу. — Дерзишь, мелкая мразь? — он выплевывал слова ему в лицо, выгибая ему шею, — знаешь, что я приду к тебе и дразнишься. Ты стал моим ядом, который отравляет меня, мучит меня, — и смеешь мне в лицо бросать гадости? Посмотрим, кто сегодня будет на коленях, слышишь? Я тебя сломаю, как ты каждый день ломаешь меня. Я даже из мыслей тебя не могу выбросить, а ты надо мной смеешься?! Он водил по коже языком, кусая между словами и оставляя красные пятна по всей шее. Целовал так, что губы начинали болеть, пальцами впивался в бедра, и даже джинсы вряд ли защитили бы от россыпей глубоких синяков. — Только от меня зависит твоя репутация. Стоит мне нажать кнопку — и одно очень занимательное видео увидит каждый в этой академии и за ее пределами. Ты слышишь? Только от меня зависит твоя безопасность от тех, кто давно облизывается на твою милую задницу, ты их помнишь, да? Только я стою между ними и тобой. — Твоими стараниями, — прошипел в ответ Гарри, уводя лицо в сторону. — А знаешь, засунь себе этот компромат в жопу! Слышишь, мудак? Матео вжал его спиной в окно так, что рамы затрещали. Стекло холодило затылок и лопатки. — Сейчас засуну только тебе. Ты уж потерпи, язва. Специально надеваешь такое? — Матео рывком дернул за шлевки, успев расстегнуть пару верхних пуговиц. Они не поддавались. — Знаешь же, я не люблю тратить время. А нам неплохо вместе, да? Иногда даже слишком хорошо. Ты же сам знаешь, Беллами. Я могу быть нежным и ласковым с тобой. Но тебе ведь не это нужно? — Ты ни на что не любишь тратить время, — сквозь зубы выдохнул Гарри, сознательно пропуская последние слова, а потом зашипел, когда чужая рука сильно сжала ладонью пах, а наглый рот снова укусил шею, — ты вообще сколько времени тратишь, чтобы трахнуть девушку? Минуту, две… пять? — в словах Гарри звучала очевидная издевка. — Ради тебя постараюсь продержаться подольше, — зло выдохнул Матео и рывком его перевернул, вжимая в стекло лицом. Гарри понадеялся, что на щеке не останется длинного синяка от рамы. За стеклом шумел лес. Успокаивало то, что здесь, позади академии, их вряд ли увидят с улицы. Матео умелым захватом выкрутил ему руки, и теперь они болели в суставах, начиная затекать. Другой рукой он возился в чужой ширинке, цепляя пальцами тугую пуговицу, и джинсы Гарри свалились к щиколоткам. — Ноги шире. Шире я сказал, — сначала резко скомандовал он, а потом пожаловался уже совсем другим голосом, — ты точно их носишь специально. — Ага, — меланхолично подтвердил Гарри, — в отличие от тебя я ненавижу эти быстрые перепихи там, где нас могут увидеть. А ты ведь иначе не можешь, да? Тебя и хватает только на пару минут. Говорил же, — колеса до добра не доведут, скоро совсем не встанет! Ай! Он взвизгнул, когда Тео резко вставил в него пару пальцев, размазывая слюну и быстро растирая тугой вход. — Не надейся, Бель, на тебя у меня всегда встает, — мрачно рыкнул Дорджиа, выгибая его в пояснице на подоконнике, — рот закрой, мне он пока не нужен. — И не соглашусь, — тихо буркнул Гарри, — никогда тебе не сосал и не буду. Вместо ответа Матео толкнулся внутрь, сразу начиная двигаться рывками. Он отпустил ему руки, ухватившись крепче за бедра, и Гарри уперся запястьями в подоконник, чтобы удержать равновесие. Было больно. Очень. Даже с той смазкой на каких-то модных дорогих кондомах, что тот использовал, не желая и сам терпеть неудобств. Но он позволял это сам. Позволял сам. Не хотел бы — терпеть бы не стал. Наверное, это стоило повторять себе почаще, потому что ощущение беспомощности и мерзости внутри все равно не проходило. — А это терпишь, — с удовлетворением в глазах сказал Матео, — ненавидишь меня, ненавидишь это, но терпишь. У кого еще не стоит... Гарри зашипел, кусая губы до крови. Дорджиа был прав. После ему будет легче. Он станет идеальной маской, пустой оболочкой, бесчувственным и холодным призраком. Унижение было куда проще, чем вина, сожаление и глухое разрывающее душу отчаяние. Магия переставала жечь, будто насытившийся его страданиями зверь, утробно урча, она засыпала внутри, сворачиваясь тугими кольцами, отпуская. Отпускал и он: чувства, память, себя — он даже смотрел на себя со стороны, паря где-то вне тела, которое с таким упоением трахал Матео. Его не трогало ни острое жжение от вторжения, ни пальцы, которые впивались когтями в тело, ни зубы, которые оставляли следы на шее и плечах, ни язык, гуляющий вдоль позвоночника. Он уже не ощущал этого, отдаляясь и почти растворяясь, легкий и невесомый. «О да, Гарри, продолжай, — голос в его голове сочился сарказмом, этот его внутренний обвинитель иногда просыпался, комментируя любые его отчаянные поступки, и сейчас он снова говорил в почти пустой бессмысленной голове, — ты же мастер жить жизнью, которую ненавидишь. Слабак. У тебя не хватит ума и силы жить лучше, а не хуже!» — Заткнись! Заткнись! — зажмурившись, зашептал он сухими потрескавшимися губами, внезапно возвращаясь в тело, — заткнись!!! — Бель, о Бель, — Тео тяжело дышал, самозабвенно двигаясь к своему оргазму, а Гарри вмиг захотелось исчезнуть отсюда, исчезнуть из отражения зеркал, которые без прикрас показывали ему его лицо. Хорошо, хоть молчали. Еще немного. Терпи. — О Бель, — протяжно застонал парень позади, навалился на него, упираясь ладонью в стекло, а потом отодвинулся. — Все-таки ты нечто. Он скинул кондом в урну под раковиной, включил в ней воду, омылся и вытер пах дорогущей тканью пиджака, не заботясь, отчего Гарри пришел в невообразимое бешенство. Однажды эта избалованная богатая мразь выдумала целую историю, в которой именно Гарри якобы испортил ему один из его модельных пиджаков, и должен был оплатить чистку и загладить свою вину, доставив этот очень важный предмет обязательно к нему домой. Гарри шумно вздохнул, сузив глаза. Ему хотелось заорать, ударить это самодовольное лицо и бить его затылком об стену так долго, пока тот не свалится кровавым месивом. Стоп. Гарри закрыл глаза, упираясь лбом в ледяное стекло. Руки дрожали, впиваясь пальцами в край подоконника. Дыши, идиот, пока не взорвал тут все к мерлиновой матери. — Я тебя сильно порвал? Гарри оторвался от окна, оглянулся, со стоном наклоняясь и подхватывая штаны. — Слюна — не лучшая смазка, — пожал он плечами, а потом вгляделся в лицо Матео, — ой, ты еще тут на колени встань, убожище. — Бель, я же не всегда такой… злой… — Тео облокотился о край раковины, не удосужившись застегнуть штаны и скрестив руки на груди. — Ты полный и беспросветный мудила, — чуть громче сказал Гарри, — ты мразь конченная. Или ты забыл, обдолбыш, кто и как впервые показал мне все «прелести» диких поебушек? Матео дико злила манера Беллами выражать мысли. С ним он всегда был как яд, тягучий, насыщенный и жгучий до слез. Но слез этот мальчишка от него не дождется! Парень сжал челюсть, собираясь сказать какую-то ответную гадость, но его уже качнуло в обратную сторону слезливой жалости и вины. Что бы ни думал Беллами, ее Тео чувствовал и по сей день. Гарри испытующе рассматривал расширенные и сейчас зрачки Матео, его лихорадочный румянец и немного дерганные жесты. — Поцелуй меня, а? — неожиданно плаксиво попросил Дорджиа, — Бель, поцелуй, а? Сам. Ты никогда этого не делал. Я буду нежным с тобой. Ты же знаешь, что я могу. — Мы так не договаривались, — устало произнес Гарри, прикрывая глаза, будто мог исчезнуть отсюда в мгновение ока, — ты мне на хер не сдался, Дорджиа: ни ты, ни твои шелковые простыни, ни цветы с айфонами. Ни твои слюнявые поцелуи. Я тебя не для того завел, ублюдок. — А для чего?! — снова резко взъярился Матео, хватая его за плечи, — ебаться в грязных уборных? Тебя только так устраивает, да? — Туалеты — твои предпочтения, тем более, что у себя дома ты устраиваешь всякую романтическую дурь, будто ты мне любовник! — Кто я тебе, Бель? Кто?! — «Любовник» от слова «любить», придурок, а мы ненавидим друг друга, — Гарри покачал головой, — ты, Матео, свалил бы уже отсюда. Тебя последнее время все тянет на какую-то глупость. С дамами иди милуйся, сколько там их тебя никак не удовлетворит — две, три? — Хочешь, я тебе отсосу? — резко сполз на пол Матео, вцепившись Гарри в штаны и пытаясь их заново снять. — Нет, — так резко вскрикнул Гарри, отшатываясь от него с безумными глазами, — не смей меня так трогать! Слышишь? — Я сделаю тебе хорошо, Бель, позволь. Только позволь мне! — Встань с колен, жалкий ублюдок, — Гарри поморщился, отодвигаясь. — Тогда ты мне отсоси! А то ломаешься как девка! — вскочил Матео. — Давай ты! Ты никогда мне этого не делаешь! Никогда не позволяешь! Бель, сделай это для меня! Его будто заглючило на этой дикой идее. Он знал, как задевает Бель это сравнение. Ему хотелось причинить ему боль, в отместку, чтобы аж дыхание перехватило, чтобы увидеть в этих бездушных усталых глазах хоть какие-то чувства. Даже ненависть там была редкой гостьей. А еще хотелось увидеть что-то хорошее. Хоть каплю теплоты. Невозможной. Он даже представить ее для себя не мог, но отчаянно хотел. То, что Бель никогда не делал в их связи, стало вдруг слишком важным: будто сделай он это сейчас, что-то изменится. Здесь не было логики, только дикая яростная жажда сломать, заставить, получить то, что никогда не было возможным. — Давай прямо сейчас! Гарри отшатнулся от него, почти залезая на подоконник — такой Матео его пугал. Одержимый, дикий, с полностью расширенными зрачками, он вцепился в него, пытаясь за волосы стащить обратно на пол. — Прекрати, — заорал на него Гарри, — я не буду! Никогда не буду! Он был вне себя. От страха, от накативших тошнотных образов измененного сознания. Его начало колотить еще больше, чем сильнее Матео его пытался прижать к полу. У него дрожали руки, а спина обливалась потом. Даже боль от их секса перестала быть важной, уже не заставляя быть осторожным в движениях. — На колени, — шипел Матео, за волосы утягивая его вниз, — давай, открой рот! Не ломайся, Бель! — Успокойся! — орал в ответ Гарри, сам сходя с ума и вырываясь, — не буду я! Не буду! Их обоих замкнуло в тупике, когда мозг не может думать шире одной короткой мысли, будто за ней — пропасть. — Нет! — они не замечали, как вокруг гудела магия. — Сделай это! Ты никогда… — голос Матео срывался, — ты никогда не… — Не буду! — плитка начала крошиться, обрастая на глазах мелкой сетью трещин. Накал эмоций был такой силы, что магия Гарри сошла с ума, наконец вырвавшись коротким сильным выплеском вопреки обжигающе горячим браслетам. Матео откинуло, выбив им дверь, а самого Гарри прямо спиной вынесло из окна с градом звенящих осколков. Голоса доносились сквозь вату. Чей-то визг взрезал барабанные перепонки. Он поморщился, с трудом поворачивая голову, и увидел темные пятна, которые двигались к нему. Мигнула вспышка. Другая. Третья. «Люди и их телефоны. Смешно», — Гарри прикрыл глаза. Казалось, что стеклянное крошево забралось и шевелится под тяжелыми веками. Щека была мокрой, прижимаясь к наждачной поверхности асфальта под ним. Лежать было жестко, и тело начало неметь. Ног он уже не чувствовал. Кто-то осторожно приподнял его голову, стряхивая с лица мусор. Ладони были прохладными и твердыми, а само лицо Гарри на контрасте странно горячим. «Интересно, как там Дорджиа? — сонно подумал он, вздыхая. Под ребрами немного кололо, — я его не убил там?» В ушах шумело, а может это были сигналки? Он попытался встать, но ему не дали. Те же ладони прижали его к твердой земле. Он приоткрыл слезящиеся глаза и увидел темные глубокие туннели, смотрящие на него. — Иначе бездна посмотрит на тебя, — прошептали непослушные губы. «Вампир», — наконец определился Гарри, вспоминая собственные размышления, и отключился.