Песок времени рассыпали ладони

•••

Он ждал Матео перед кампусом среди осенних клумб на краю парковки. Дорога до поместья Арлингтонов занимала по лесной трассе почти час, но водить Гарри не умел. Его уже злило, что придется полагаться на своего спутника, если, конечно, не вспоминать, что он все-таки еще волшебник. Вечер обещал быть долгим и неприятным. С Матео просто не бывало: они могли сцепиться из-за сущей ерунды. Колдовать в таком состоянии становилось опасно, а Гарри уже был зол — он как всегда не думал… не вспомнил… не обратил внимание, поэтому по-глупому согласился отмечать в какой-то мерлином забытой усадьбе чертов Хэллоуин, а не просто дурацкий бал-маскарад. И несмотря на все сомнения, он продолжал стоять и ждать, уже предчувствуя, что вечер превратится в катастрофу. — Мог бы одеться получше, — вынес вердикт Матео, стоило ему появиться. «Моднее», — перевел Гарри, но его злило не мнение, а то как тот обходил его по кругу, будто выставочную кобылу осматривал. Подцепил пальцами выбившуюся прядь волос, заплетенных в сложную косу, провел носом вдоль шеи до самой кромки волос, приложился влажными губами за ухом: — Не хмурься, Бель, ты даже в лохмотьях будешь милашкой. Гарри сморщил нос, как морщился каждый раз, когда Тео намекал на некую женственность его облика. Сам Гарри себя таким не видел, считая обычным парнем, но в головах некоторых он сталкивался с понятием «андрогинность» при взгляде на него. К его большому сожалению, с девушкой его путали регулярно, поэтому он не мог не признавать эту черту как присущую ему. Порой он ловил в обрывках мыслей что-то про «гибкую фигуру» и «охрененные глаза»… Последнее, конечно, было лучше, чем та валентинка на втором курсе с «… его глаза хоть видят слабо, но зеленей, чем чародея жаба…» Волосы теперь тоже были не «чернее грифельной доски и тоски», но проблем это оставляло ему не меньше. В любом случае контраст слишком белых волос и льдисто-синих глаз под длинными, как у девушки, ресницами (тут Гарри скривился, вспоминая, сколько раз звучало это выбешивающее «как у девушки» у тех редких встречных, кто относил его к правильному полу или пристально его рассматривал после исправления), был запоминающимся для маглов, но вполне типичным для любого магически одаренного чистокровного волшебника. Выразительные и гармоничные черты были отточены в череде договорных браков целыми поколениями чистокровных предков ради лучшей и мощной магии. Это не было случайным выигрышным билетом генной лотереи. И мать, и отец у него выглядели потрясно. До всего. А предки — кого там только не было: магия витками возрождалась и слабела в каждом новом поколении. На это влияла масса факторов: неприятие маглов и магических рас, глупость и недальновидность, прозорливость, широта души и взглядов — влияли. Если последнее способствовало обновлению крови и магии, то за узколобостью следовало жутчайшее вырождение, результатами которого становились или ментально инбредные слабосилки, или сквибы. Сильные маги из древних чистокровных родов часто были сколь могущественны, столь красивы. Среди маглов они не появлялись, поэтому привычные для волшебников смешения ярких черт и контрастов во внешности здесь были редкостью, а потому привлекали взгляды. В мире маглов выделялись бы любые Блеки, где родственная схожесть читалась вопреки их цветовому разнообразию: блондинка Нарцисса, медноволосая Андромеда и жгуче-черная Беллатрикс были похожи несмотря на магию, окрасившую их в столь яркие цвета. Уизли всегда были рыжими, а Малфои, как и Лавгуды — блондинами, кто бы ни входил к ним в род. Среди магов встречались редкие цвета зеленых глаз от нежно-травянистой зелени с желтизной почти волчьей до цвета холодного изумруда. Брюнеты с теплыми ореховыми глазами, рыжие — с медово-карими или фиалковыми. Магия проявлялась через свои сосуды так или иначе, привлекая взгляды тех, кто не был ею одарен, может, оттого в Средние века легко находили всех, кто выделялся, пытались сжечь на костре любую красивую девушку или юношу? Чистая и сильная магия добавляла яркости глазам и гармоничности лицам. Ее вырождение тоже было видно. Это подтверждали наследники родов Креббов и Гойлов, Паркинсонов и Принцев… тех же Гонтов… Гарри подозревал, что мать Снейпа Эйлин и Меропа Гонт были не только умны, но и отчаянно храбры, раз осмелились против воли семей удариться в бега за привлекательными магловскими парнями, чтобы обновить волшебную кровь, магию и внешность уже своим детям. Им это удалось, ведь даже Снейп был красив какой-то резкой мужской красотой, и его внушительный, перебитый в нескольких местах нос, характерный для потомка Принцев, не особо его портил. Гарри тоже помнил, как его пинали за слишком яркие зеленые глаза нормальные во всех отношениях Дурсли. Даже краснеющий шрам на лбу так не раздражал Петунью, как глаза, «доставшиеся ему от матери» и непокорные волосы Поттера. Его новая внешность оказалась еще более «ненормальной» чем прежняя, и не было большой разницы, какой длины волосы он носил. Как бы он ни одевался, как бы не прятал лицо под капюшоном или под козырьком бейсболки, как бы ни скрывал фигуру в безразмерных толстовках и джинсах, всегда находились те, кто не мог обойти его стороной, не заметить, не зацепить словами или действиями. Оттого он и посещал вотчину академических художников только в плаще, чтобы они не затаскивали его в свои студии. «Породистый аристократизм…», мерлина им за бороду! Себя он красивым не видел — угрюмый взгляд, хмурое лицо — что они вообще в нем находили? Тот же Матео прилип пиявкой, когда вокруг были симпатичные и открытые улыбчивые девичьи лица. И Бет, и Тэсс, и все остальные из кожи лезли, чтобы задержать его внимание на себе. «Милашка…» Гарри кипел, стоило ему услышать это слово. Матео намекал только на внешность или подтекст был глубже? Как бы то ни было, Гарри категорически не нравились подобные подколки. Любой сексуальный выпад на некую его «женственность» был неприемлем, заставляя злиться еще яростней. Он попытался поймать взгляд этого ублюдка, чтобы понять, нарочно ли он его изводит? Но тот будто чувствовал, рассматривая его всего, но не давая поймать мимолетные поверхностные образы в сознании. Глубже в разум Матео он лезть остерегался. Гарри искренне боялся свернуть ему мозги в порыве ненависти от того, что мог там случайно обнаружить. И после считал бы уже последней мразью себя. Может, лучше и не знать пока, сдуру так «шутит» Матео или вспомнил в своем очередном приступе скудоумия вечеринку в загородном доме, с которой все покатилось под откос? Гарри оказался там случайно и только потом понял, что Матео все подстроил. Заехал буквально на минуту по глупому, надуманному поводу, чувствуя себя виноватым, и задержался из чувства приличия на бокал, чтобы «уладить перемирием их разногласия». «Только вино» оказалось с подвохом, и не совсем осознающий себя Гарри повелся и проигрался в карты на желание. Ему пришлось напялить на себя женские тряпки и петь похабные знойные песни, которые отчего-то считались просто популярными. А потом… Конечно, во всем виноват был он сам, но любой намек терпеть было мучительно больно. Сейчас, к сожалению, ругаться было не ко времени, иначе их злобная перепалка закончилась бы типичными травмами — Гарри тоже умел кусаться, ломать ребра и бить в табло — две из десяти их встреч заканчивались именно так. И внутренний бессильный гнев они изливали друг на друга оба: каждый по своим причинам. — Может, ты с Тесс замутишь снова или с Фелицией? — с усилием, но вполне миролюбиво предложил он, решив не устраивать драку. — А я с ними и не расставался, как и с Бетти, — поиграл бровями Матео, сделав пару непристойных жестов, от которых Гарри мысленно скривился, — но не надейся, что сам соскочишь. Ты, Бель, у меня в особом списке: ты — мой, и знаешь об этом. Он прижал его к себе, забравшись широкими ладонями под рубашку. — Поехали уже, а то опоздаем, — Гарри вывернулся, едва найдя пристойный повод это прекратить. Реагировать на бессмысленное утверждение о принадлежности было смешно, поэтому он пропустил его мимо ушей, как игнорировал большую часть вещей, что говорил ему Матео. — Не торопись, Бель, — сощурил глаза тот и прикусил за шею, тут же зализав покрасневшее место. Гарри вздрогнул, ощутив на коже чужие зубы: он не любил неожиданную боль. Матео, мстительный ублюдок, знал это и улыбался, ожидая его реакции. Гарри поправил шейный платок, пока тот, отстранившись, его пристально рассматривал. — Готов отмечать Хэллоуин? — Тео вяло изобразил руками то ли зомби, то ли упившегося вампира и попытался снова приложиться к шее, но Гарри отодвинулся, едва теплое дыхание коснулось влажной кожи. — Маску нацепи, — Матео словно не заметил маневра, сунув ему в ладонь объемный конверт с приглашением, — кем, кстати, будешь? Гарри выразительно закатил глаза и наклонил голову — в белых волосах сверкнули черненым металлом две заколки: крошечные полупрозрачные крылья летучей мыши были единственным тематическим акцентом, если не считать графитово-черный плащ с глубоким капюшоном. — Все, закончили прохлаждаться. Идем, а то опоздаем, — Матео подчеркнул снова, кто главный в их странных отношениях, и направился к машине, припаркованной слишком далеко от кампуса. Гарри снова промолчал, привычно решив не собачиться по пустякам. — Чертовы студенты заняли всю парковку, — шипел Матео себе под нос, пока они шли, — мне пришлось ставить машину почти на соседней улице! — Ты не живешь тут, зачем тебе место? Голос Гарри показался ему странно довольным, отчего в Матео разгорелось еще большее раздражение: он не упустил, как неохотно Беллами сегодня терпел его рядом. Машина резко выехала на дорогу, сразу набирая предельно допустимую скорость. Гарри внутренне напрягся, стоило им вывернуть на трассу — он не привык к скорости, находясь внутри. Деревья мелькали, проносясь мимо, навстречу неслись такие же жестяные коробки смерти. Метла была безопаснее, и ее контролировал только он сам. — Пристегнись, — бросил Тео, кидая недовольный взгляд на слишком притягательного и слишком равнодушного ко всему, а особенно к нему парня. Иногда он думал, что никогда не сможет увидеть теплоту в этих глубоких ледяных озерах. С Бель его темная и жестокая сторона приобретала неконтролируемый размах и силу. Будто капризный трехлетка, он ломал и сминал все, что не давалось ему в руки охотно, а этот видимый и скрытый протест в Беллами только раззадоривал его, цеплял до самых печенок, и Матео боялся, что когда-нибудь он не удержится на грани и уничтожит того, кто ему никогда не будет принадлежать. Никакие подарки, нежность или проявления заботы не исправили бы ничего — для них было слишком поздно. Поместье было увито плющом. Фонари вдоль дороги были тусклыми, но темно-вишневый и обтекаемый бентли даже в скудном освещении казался хищной и модной игрушкой. Кованые ворота распахнулись, позволяя подъехать сразу к парадному входу. Величественный особняк с рядом высоких толстых колонн светился десятками окон и блестел огромными многоярусными люстрами. Переливы высокого женского смеха и гул мужских голосов изнутри настраивали на беззаботное времяпровождение. Гарри одернул рукава белой рубашки с крохотными рюшами, как и на высоком воротнике-стойке. Ее вместе с бархатным пиджаком он нашел на распродаже, обновил чарами и теперь был вполне доволен своим видом — по крайней мере на него никто не стал бы глазеть как на оборванца. Наряд был вполне стильным и вписывался в окружающую роскошь начала прошлого века, и конечно же, ничем не напоминал и не сочетался с костюмом Матео. Поэтому он при встрече был недоволен? — Эти брюки обтягивают тебя слишком заманчиво, — шепот Тео заставил его вздрогнуть, — не могу не думать о… Кажется, Тео продолжал упрямо думать, что если в тысячный раз начнет с ним заигрывать, Гарри решит на это ответить. «Что за идиот!» — едкая саркастичная усмешка пробежала по губам. Матео нахмурился, с силой захлопнув дверцу машины и бросая ключи человеку в форме. На своего притихшего спутника он не смотрел. — Идем, — он прижал к себе Гарри, подводя их к дверям, — мы уже опоздали. Это невежливо. Гарри дернул плечом в твердом хвате, будто желая скинуть чужую руку, но промолчал, и этот жест, явное подтверждение мыслям самого Матео, разозлил его, заставляя сжать плечо еще сильнее, уже намеренно причиняя боль норовистомy спутнику. Он знал, как легко на белой и тонкой коже появляются безобразные лиловые синяки — неоспоримые метки его обладания. — Веди себя прилично, Бель, иначе я за себя не ручаюсь, — прошипел Матео, на мгновение задерживаясь в дверях и сканируя взглядом присутствующих. Некоторых он явно знал. — А то что? Оттрахаешь в очередном туалете? — хмыкнул Гарри с легкой насмешкой. — Не зли меня, и не теряйся, — бросил Тео и оставил его спустя десяток минут молчаливого блуждания по залам. Видимо, он имел в этом приглашении какой-то свой интерес, иначе непременно бы торчал рядом и сверлил любого, кто приближался к Гарри на расстояние вытянутой руки. Гарри разглядывал гостей с каким-то исследовательским интересом: так ли проходили вечеринки в гостях у Малфоев? Он посетил их особняк вынужденно, и впечатления от этого визита остались прескверные. В остальном все было похоже: роскошные залы с арочными проходами, просторный холл с широкими лестницами, плитка на полу с причудливыми узорами, которые лучше всего смотрелись с высоты лестницы. Ступени были покрыты коврами, на стенах висели массивные кованые подсвечники и картины. Гарри казалось, стоит забыться, — и они начнут привычное движение, зашелестят тихими или наоборот вздорными голосами, навещая друг друга между рамами. Он прошелся по первому этажу, сжимая в пальцах длинную ножку бокала с напитком, желание пригубить который у него не возникало. Гости в масках не отличались воображением: более половины прикидывались вампирами. Кто-то слишком явно, кто-то изысканно — без клыков напоказ и не в такой роскошно-вычурной одежде, как на старинных гравюрах. Среди присутствующих Гарри заметил одну из студенток академии. Он запомнил ее, потому что девчушка выглядела как юная Лили Поттер с увлеченно горящими глазами — не та, с кем он столкнулся в кабинете Дамблдора, уставшая, с легкой виной в глазах женщина средних лет, а как на одной из фотографий, любезно предоставленных Хагридом. Взрослая Лили больше напоминала знакомую ему с детства Петунью. Девушка посещала факультет журналистики и часто сидела в парке с подругами между парами со стаканчиком кофе. Они кормили лебедей и смеялись. Сейчас она что-то втолковывала парню в толстовке на пару размеров больше, который сильно выбивался из общего ряда приглашенных гостей. Он флегматично жевал жвачку и крутил в руках фотоаппарат с громоздким объективом. Единственным намеком на то, что он пришел сюда осознанно, была аппликация в виде когтистой лапы, рвущей паутину и надписи «Берегись, или Фредди разобьет твое сердце!» Гарри не знал, о каком Фредди шла речь, но подозревал, что дело было не в оборотнях. Он отвел взгляд и пересек гостиную, скрывшись в другом зале. В услышанном разговоре упоминались интервью, и Гарри искренне не хотел снова связываться с журналистской братией. — Ты не выглядишь увлеченной, дорогая, — вкрадчивый голос, обращенный к нему, вывел из мыслей. Ему вторил другой, но обращался явно не к нему: — Она кажется немного усталой. Не мешай бедной девочке наслаждаться праздником, Стелла. Мужчина в черной маске обсуждал Гарри с девушкой в красной. Говорить о нем, как о мебели, было грубо, но худшим было, что его снова спутали. Может, обрезать волосы и стать как Хэнк? С татуировками или пирсингом? Он дал обет, который выполнить было уже нельзя. Нарушить или ходить как есть — размышление было не для этого вечера. В любом случае, сколько бы он ни бегал, не пытался подтягиваться или отжиматься, его вид не становился брутальнее. Мускулы под одеждой видны не были. Гибкий и поджарый, он скорее мог показаться гимнастом или танцором, чем мастером штанги. К слову, за свои танцевальные навыки он теперь не переживал: академия и здесь дала нужный минимальный опыт, хотя танцевать он все равно не любил. — Молчать невежливо, разве ты не знала, красавица? — спросил мужчина из навязчивой пары. С ним еще разговаривали? Гарри настолько ушел в мысли, что забыл, где находится. Снова. Зачем им он? Старые приятели, которые успели друг другу надоесть? Друзья, которые развлекаются, доставая незнакомцев? Гарри успел заметить, что большинство из присутствующих друг друга так или иначе знало. — Билли, дай девочке привыкнуть к роскоши, что услаждает ее провинциальный взгляд. Гарри усмехнулся. Видимо, ее цепляла его раздражающе яркая внешность. Эта Стелла казалась его антиподом: женщина с короткой стрижкой и с по-мужски угловатыми чертами лица и фигуры. — Уже заскучала? — перехватил нить беседы ее спутник. — А вы предлагаете развлечься? — изогнул Гарри бровь, едва не фыркнув. Разговоры казались странно шаблонными, будто его собеседники произносили давно заученные и приевшиеся им реплики. Они что отыгрывают в этом готическом особняке викторианской эпохи какую-то вампирскую сагу? Все гости здесь явно были слегка навеселе, поэтому обрывки образов и мыслей в головах создавали далекий бессодержательный шум, и Гарри пришлось сознательно от них отгораживаться — пьяные умы генерировали совсем готическую претенциозную чушь. Видимо, тематика вечера и окружающий «вампирский» декор начал влиять на их мысли сильнее, чем следовало. Отсекать толпу требовало больших усилий, чем отдельных собеседников. Он не любил ловить чужой бессодержательный ментальный фон. Девушка поправила красную маску и снисходительно осмотрела его еще раз с ног до головы. Хм. Пронзительный взгляд мог бы заставить его понервничать, но тело наоборот пронзил заряд адреналина, заставляя кровь бежать быстрее и наполняться весельем и странным предвкушением. Они будто пытались втиснуть его в известные им рамки, а он никак не поддавался. — Что в меню? — не удержался Гарри, растянув последнее слово. Глаза обоих насмешливо сверкнули. Он потер браслет под манжетом, привычным успокаивающим жестом. Интуиция встопорщилась, заставляя нервничать. — А в меню у нас, красавица, все, что будоражит кровь, — многозначительно поиграл бровями мужчина и облизнулся, медленно и выразительно. — Тогда воздержусь, — решил Гарри, — моя кровь не нуждается в допинге: не настолько я стар. Он так же показательно обвел взглядом собеседника и развернулся со скучающим видом. Словесные игры надоедали быстро. — А может, ты вытянешь карту, чтобы узнать, кем ты сегодня станешь — жертвой или охотником? — тоном заправской гадалки произнесла Стелла, удержав за край плаща. — Я не полагаюсь на жребий, чтобы решать, кем мне быть, — это прозвучало отчего-то мрачнее, чем ему хотелось. Гарри вывернулся из ее хватки и ушел. — Какая пылкая горячая девчушка! — донеслось до него, заставляя скривиться. Это давно успело ему наскучить. Гарри так и не решил, как реагировать на подобные ошибки, чтобы избегать, а не множить проблемы. Убеждать встречных, что он мужчина? Более глупого разговора придумать было сложно. И по опыту — чревато. Поэтому он чаще молчал, позволяя случайным собеседникам заблуждаться на его счет и дальше. Удивительно, но так выходило безопаснее для него. Те, с кем он общался на постоянной основе: Хэнк, секретарша в приемной знали. И этого было достаточно. Гарри расстроился, вспомнив сколько странных комментариев, неприятных реакций он получил, когда не следовал этому правилу. В одной из комнат он задержался перед камином. Потрескивающее тепло напомнило приятные вечера в замке. Думать о Хогвартсе обезличенно, без привязки к событиям едва ли получалось, но Гарри старался. Он долго смотрел на пламя, засунув ладони в карманы брюк. Когда-то Снейп бился над ним: «Очисти разум! Не думай!» Сейчас у Гарри это получалось непроизвольно, и парень активно этим пользовался, выметая из головы все неприятные мысли. Как чужие, так и свои. К сожалению, те имели свойство проскальзывать обратно, но в целом, такая практика позволяла большую часть времени не задумываться о важном или тяжелом, живя каждый новый день, как единственный: без планов, без ожиданий, без целей. Рутина становилась благом. Часть окон была открыта, заставляя ежиться от сквозняка, но вид с балкона был по-осеннему завораживающим, позволяя в тусклом свете фонарей рассмотреть ухоженный сад с рядами высоких многоярусных клумб и газонов. Цветов не было. В темноте белели разнообразные садовые композиции и скульптуры явно мифического толка — нимфы, фавны, дриады, русалки, оборотни и вампиры, даже кентавры были, а вот домашних эльфов он не нашел, как и волшебников. Знал ли хозяин дома о волшебном мире? Дом казался обычным. Величественным, роскошным и просторным, но ни единой мелочи не напоминало знающему о магии. Камины не были подключены к сети. Это чувствовалось. Сейчас он находился на верхнем этаже в самой высокой части между двух башенок. Отсюда, с широкого балкона террасы вид открывался самый удивительный, особенно в сочетании со звездным небом и тусклыми шапками света вокруг тонких черных фонарей. Гарри увидел огромный лабиринт из зелени, прямо как в Хогвартсе. Он раскинулся на просторах поместья со стороны, примыкающей к лесу. Вдалеке трасса пересекала насквозь тонкой светлеющей полоской лесной массив. Глаза блуждали по извилистым дорожками, тупикам и спиралям, отмечая ритмичный геометрический узор. Забавно, оказывается у этого лабиринта были свои секреты. Стекло за спиной дрогнуло, в комнату кто-то вошел. Гарри мельком глянул в освещенные прямоугольные створки прозрачных дверей позади и вернулся к созерцанию умиротворяющего ночного пейзажа. Луна была яркой, даже фонари не давали столько бледного холодного света, теряясь на ее фоне. Из открытого окна справа долетали голоса, и если прислушаться, можно было уловить отдельные слова. Голос девушки-журналистки он узнал. Она стояла с высоким стройным мужчиной среди книжных шкафов и что-то спрашивала. Гарри вернулся к изучению окрестностей. Если бы он мог с такой высоты видеть лабиринт в Хогвартсе, возможно, он успел бы добраться до кубка раньше Седрика, и он бы не погиб, согласившись на наивный детский жест — разделить победу. Но там лабиринт скрывали чары. Смерть Седрика, как оказалось, не тревожила никого, кроме родителей мальчика. И его. Мысли едва коснулись трагических событий, как Гарри отбросил их в сторону, повторяя себе как мантру: «Я ничего не мог сделать. Все произошло слишком быстро». Этот лабиринт отлично помог переключиться, занимая разум своими закономерностями. Они повторялись. Повторялись? Гарри теперь на зрение не жаловался, и многое мог разглядеть издалека. Казалось, статуи были разбросаны хаотически, но что-то не давало думать именно так. Гарри понял и едва не расхохотался: ну и затея! Именно статуи своими жестами, поворотом головы, руки, хвостом или взмахом копья указывали на выход — самый короткий и без блужданий в его петлях и извилинах. Подсказка для хозяев. Гарри, довольный собой, еще раз осмотрел дорожки из белого песка, оценил простоту замысла, перепроверил догадку и решил вернуться в комнату: он окончательно замерз — плащ легко продувался ветром. Он вышел, и к нему обернулись двое — журналистка и ее спутник в серебристо-серой маске с темными внимательными глазами. «Прошу извинить, я не хотел вас отвлекать», — кивнул он обоим и вышел. Газета, которую журналистка представляла, называлась «Сверхъестественное сегодня». Гарри услышал об этом пару минут назад. По газетам он скучал, но вряд ли это издание было именно волшебным, скорее там собирались новости и статьи о том, что маглы считают таковым. Логичнее было бы заказать «Пророк», чтобы знать о том, что происходит в родных краях, но Гарри отказался от любых напоминаний о прошлом, не желая привязывать себя настоящего к тому, что решительно отверг и не мог влиять. Иногда ему до зуда хотелось узнать, что делает Дамблдор и Поттеры, как себя ведет его «оригинал», кто близок к Мальчику-который-выжил, поддерживает его, кто наоборот охладел. Чем живут его бывшие друзья: Рон, Гермиона, Невилл, Луна, Дин с Симусом и остальные? Казалось, что ему станет легче, узнай он, что кто-то помнил именно его, заметил подмену, но в реальности такое знание в фокусе внимания Дамблдора было бы опасным для любого его одноклассника. Ему не стоило ворошить то, что его теперь никоим образом не касалось. Пусть они живут там, без него, а он разваливается здесь — все равно, он не тот, кем был раньше. Тень, призрак, почти сквиб и жалкое подобие самого себя. Конечно, он хотел узнать о судьбе Малфоев, Снейпа… Они оказались последними, о ком он успел позаботиться после битвы. Будто чуял, что времени не осталось. Снейпа он с Кричером отправил в Мунго еще из хижины. Домовик ворчал, но Гарри знал, что тот исполнит: его он отчего-то любил больше, чем Сириуса. Стоило Волдеморту пасть, когда дым пожарищ еще клубился в небе, Малфоев едва не разорвали в ярости чувств. Гарри не хотел, чтобы Драко пришлось сидеть в кандалах перед полным залом Визенгамота, как сидел когда-то сам Гарри, а ведь его проступок был смешным — колдовал в присутствии кузена-магла. Ругаться с теми, кто в воинственном настроении кидался на «мерзких Пожирателей», пока заключенных уводили стражи правопорядка, было глупо, поэтому Гарри аппарировал в Министерство, поймал такого же измученного Кингсли и выложил ему все, что знал — о роли Снейпа и помощи ему Малфоев, Драко — в поместье, Нарциссы — на поляне. Даже провал Люциуса приплел в Отделе тайн: кто поверил бы, что группа хорошо обученных боевиков всерьез не навредит обычным школьникам, провалив задание Волдеморта по собственной глупости? Оставил Шеклботу воспоминания: и свои, и Северуса. Перед последним он чувствовал особую вину, ведь злился он на зельевара всерьез, настойчиво игнорируя всю его помощь за годы учебы. Злился и ненавидел даже когда понимал, что сам он не прав. Отчего-то он искренне не желал видеть слизеринских подростков в Азкабане рядом с дементорами. Ни боящаяся армии Волдеморта Панси, ни бледные Нотт с Забини или сестры Гринграсс не заслужили судов и приговоров. Слизеринцев ненавидели и до того, а после — масштабы гонений и неприятия он побоялся вообразить. И Гарри поспешил в Министерство, решив, что суды вряд ли будут справедливыми и беспристрастными на волне народного гнева. А может на него повлияла собственная смерть или жуткая и бессмысленная смерть Кребба? Они тогда чуть не погибли в Выручайке. В любом случае он хотел еще хоть на что-то повлиять: что-то «к жизни», а не «для смерти». Он был сыт по горло тем, что от него ожидали только последнего. Малфою он вообще тайно сочувствовал еще с шестого курса, противопоставляя их, двух запутавшихся мальчишек на разных сторонах весов взрослого изматывающего противостояния. Он и следил за ним больше из-за того, чтобы узнать, что тот на самом деле думает и чувствует, как сам относится к происходящему в его доме — внутри, а не напоказ. Гордится, хочет участвовать или страшится, желая исчезнуть, как и сам Гарри? Сны Гарри о поместье и буднях Пожирателей иногда были весьма яркими. После Сектумсемпры, его собственного постыдного срыва, он начал чувствовать тонкую нить ответственности за судьбу слизеринца. И называть его Пожирателем, как Рон, он больше не мог. Он будто сам держал еще живое и бьющееся сердце Малфоя, отчаянно зовя хоть кого-то в тот залитый водой туалет и отчаянно желая, чтобы в этот раз смерть прошла стороной. Снейп оказался рядом, и Гарри повезло, что он снова не стал убийцей. Поэтому, чувствуя дичайшую вину за свой проступок, он, наверное, делал все, что от него зависело, чтобы тот выжил и дальше. И был удивлен, что Малфой, как оказалось, не желал ему зла в ответ, не узнав сначала в поместье, а потом отдав без борьбы палочку своей матери в битве, выручив его на поле боя. В любом случае он был обязан его матери и симпатизировал ее отчаянному желанию спасти сына. Он стряс с Кингсли клятву о честном непредвзятом суде для проигравшей стороны и вернулся в Хогвартс, только желая сообщить друзьям об отъезде и скрыться на Гримо до скончания веков — настолько разбитым он себя чувствовал. А еще он боялся, что ни Рон, ни Гермиона не одобрят его живейшего участия и помощи врагам. Оказалось, в замке его ждали очень даже живые и радостные покойники. После беседы из кабинета директора вышел совсем другой человек. Гарри, тот, кого знали его друзья, умер прямо там. На этот раз окончательно. Теперь искорка интереса порой вспыхивала, взгревая желание узнать, что творится в родной Британии и как сложились судьбы тех, кого он знал, но быстро тухла. Бессмысленное тяжелое знание. Гарри покачался на носках, разглядывая вереницы длинных коридоров — пора уходить отсюда. Обстановка вокруг слишком напоминала ему о Хогвартсе, о роскоши малфоевского менора и заставляла вспоминать то, что он предпочел забыть. Он быстро спустился по лестнице в поисках Матео, чтобы уговорить его закончить вечер: они провели здесь достаточно времени, и их уход не будет грубым. Гарри надеялся, что его спутник устроил свои таинственные дела, но Тео нигде не было. Пришлось снова бесцельно бродить по залам, уклоняясь от любых разговоров с незнакомцами. Больше с участием в игре к нему не приставали, но он видел, что она незаметно началась. По крайней мере пары «охотников» и «жертв» уже нашли друг друга и увлеченно зажимались по углам, целуясь и слишком рьяно вылизывая шеи. В воздухе плыл специфический расслабляющий дымок от курительных смесей. Гарри решил выйти наружу, на свежий воздух, но у входа случайно столкнулся с рыженькой репортершей, отчего девушка неловко упала. Он тут же извинился перед ней, помог встать и даже успел устыдиться, что его сознательное нежелание с ней взаимодействовать привело к обратному эффекту притяжения. Действительно вышло крайне неудачно. Он пропустил ее вопрос, и это тоже было невежливо: нельзя засовывать незнакомых людей в рамки своего негативного опыта без веских оснований. — Вы уже уходите? — повторила она. Он помолчал несколько секунд, решая, готов ли к диалогу, и понял, что на самом деле — не яростно против. — Собирался, но пока ищу своего спутника. Он где-то затерялся. — Давайте я помогу вам его искать, — оживилась девушка, — а вы составите мне компанию, потому что это слегка неловко: Саймон уехал, а мне одной здесь не вполне привычно не в рабочем контексте — никого из присутствующих я не знаю. И не все здесь уже адекватны, не хотелось бы ходить одной и привлекать внимание тех, кто излишне скучает. Девушка вздрогнула, что-то вспомнив. Гарри кивнул, соглашаясь, и протянул ей локоть, чтобы было удобнее держаться. — Как он выглядит? — уточнила она, деловито оглядываясь. Гарри, наклонив голову, замер: неловко было признаться, что он совершенно не помнил, в чем был Матео и какого цвета была его маска. Он цвет своей не знал, как-то не было интереса ее изучить — сразу надел. А еще он поймал неуловимое чувство дежавю: рыженькая сильно напомнила ему Гермиону с ее желанием вписаться в новый мир, первым порывом которой было найти жабу Невилла. Неужели он сейчас выглядел таким же растерянным? — Рыжий, как ты, — ляпнул Гарри и мысленно скривился: он слишком давно не общался с девушками, которым его манеры могли показаться чересчур резкими. В глазах ее читался вопрос: рыжий как единственная характеристика мало помогла бы в поисках — к маскараду все вырядились очень живописно. Гарри еще немного подумал. — Выше меня на голову. В зеленом, — последнее было сомнительным предположением: Матео знал, что в зеленом и синем выглядит выигрышно, но следовал ли он своим вкусам сегодня, Гарри не помнил. — Кстати, я Беллами. Беллами Блэк, — он увел ее с шаткой темы. — А я Мия. Мия Тейлор, — засмеялась она, но Гарри не понял, что ее развеселило. — Беллами Тейлор Блэк, — добавил он, найдя совпадение весьма забавным. Здесь, в Штатах, его часто ставило в тупик это смешение имен и фамилий так, что он никогда не мог угадать правильный вариант обращения. Мия снова засмеялась. — Свое второе имя я называть не буду — не люблю его, — призналась она, вертя головой по сторонам, — идем искать твое спутника, мне все равно заняться здесь нечем. — Ты не играешь в игру, которую предлагали? — Вначале попробовала, но что-то правила там слишком расплывчаты: моя роль вампира никого не впечатлила, а пару к своей карточке я хоть и нашла, но что делать дальше, было слишком неясно. Мы немного поговорили и все. — А остальные, — Гарри усмехнулся, — как я понял, разбились по парам и страстно вылизывают друг другу шеи как настоящие вампиры. — Ой, бррр, — передернула плечами девушка, — я как-то не расположена так быстро кидаться в столь тесные отношения. Мы с моим визави только обменялись несколькими фразами и на «жертву» он совсем не был похож. Да и какой из меня вампир? Странная игра. Они перемещались по залам, изредка переговариваясь. Танцевать не стали, как-то молчаливо согласившись, что для этого у обоих не хватает заинтересованности. Гарри гадал, сколько пройдет времени, прежде чем она станет уточнять, кто ее новый знакомый — парень или девушка. Самое долгое ожидание выдержал, как ни странно, Матео, он спросил через месяц преследования, но Гарри полагал, это оттого, что ему в принципе было неважно, кого трахать. — Ты учишься или работаешь? — уточнила она после того, как рассказала о себе, учебе и недавно появившейся работе. Последней она была увлечена и немало воодушевлена, желая раскопать таинственные и удивительные вещи, потому что писать, как подозревал Гарри, ей удавалось весьма неплохо. Он только надеялся, что его новая знакомая более стойких моральных качеств, чем Скиттер, но для таких выводов ему следовало сначала ознакомиться с ее творчеством. — Работаю, немного учусь, — кратко ответил Гарри, — я о себе говорить не люблю, как ты отметила, поэтому с удовольствием послушаю твои истории. — Ладно, о тебе мы поговорим в другой раз, — легко согласилась Мия, предположив, что они продолжат знакомство, в чем Гарри откровенно сомневался. Девушка была юная и легкая — полная его противоположность, несмотря на близкий возраст. Он здраво решил, что станет ее избегать, чтобы не привнести в ее жизнь свое разрушительное влияние: он был сейчас в том самом темном месте, где только портил любые общения и способен был вызывать в людях только худшее. Гарри снова подумал о Матео. До знакомства с ним тот не казался настолько откровенным ублюдком и самолюбивым говнюком. Наверное, единственный, на кого Гарри хватало, чтобы не уничтожить все светлое и доброе — был Хэнк. К тому же он сознательно прикладывал усилия, чтобы быть с ним мягким, и не общался в самые плохие свои дни. С Мией так поступать не хотелось — она была слишком светлой и жизнерадостной. Ее не коснулись жизненные невзгоды, которые портили характер и добавляли цинизма. Кинется ли она «спасать его» от самого себя? Гарри проверять не хотел. Он вспомнил Гермиону в ее первые годы — да, девушки такого склада ума могли проявлять опеку, о которой не просили. Неожиданно взгляд Мии округлился. Они проходили по широкой галерее с вереницей портретов по обеим ее сторонам. Она недоуменно свела брови и посмотрела ему через плечо. Гарри оглянулся и оторопел вместе с ней, сразу же переосмысливая все, что знал про эту вечеринку. Красная маска увлеченно слизывала струйки крови с шеи очень бледного, но возбужденно постанывающего парня, который полулежал на кушетке в отдельном эркере. Все точки сошлись моментально. Гарри только диву давался, отчего он настолько заржавел в своих личных ментальных блужданиях и сразу не понял, что именно настораживало его в этом неволшебном — дери его мантикора! — особняке. Тут на самом деле обитали вампиры. Это же Америка! И дромарогу ясно, что здесь магические расы ведут себя совершенно не так, как в пуритански-строгой, застегнутой на все пуговицы сюртука, консервативной и замшелой Британии. Там волшебники настолько преследовали магические расы, что завели их в подполье, не давая шанса жить без притеснений и опутав цепями законов и клятв. Гарри почувствовал себя полным остолопом. Он дернул замершую в полном шоке Мию в сторону, набросил на них чары отвлечения внимания и потащил к выходу самыми короткими, но пустыми коридорами. — Мия, — он взял ее за плечи и внимательно посмотрел в растерянные голубые глаза, — ты все поняла правильно. Это вампиры. Здесь опасно. Очень и очень опасно. Пожалуйста, умерь профессиональное любопытство и уезжай отсюда побыстрее. — А ты? — немного заторможенно уточнила девушка. — А я найду Матео, и мы тоже уедем, — сказал Гарри, — ты как сюда приехала? — На такси. — Нет, вызывать его сюда — не вариант. Слушай, я выведу тебя к воротам, там недалеко проходит трасса. Это безопаснее, чем торчать здесь. Гарри кивнул сам себе, размышляя, пока быстро девушку уводил дорожками окружающего их сада. — Беллами, вампиры? — Мия едва за ним успевала на своих каблуках, — ты уверен? Это же… это же невероятно! Как о таком никто не знает до сих пор?! — Мия, такое… — Гарри повторил ее акцент на этом слове, — никогда не выйдет за пределы узкого круга посвященных, а все, кто представляет угрозу разглашения, долго не живут. Я надеюсь, что тебя не тянет обратно, чтобы исследовать потрясший тебя феномен. Или я ошибаюсь? Он снова развернул ее, выискивая в глазах тот возбужденно-восторженный огонек, который прекрасно знал — годами видел такой в карих глазах Гермионы. — Пожалуйста, скажи мне, что ты не желаешь сейчас в этом разбираться, — почти взмолился он, не зная, как уверить в обратном человека, ставшего на след приключению. Гарри давно перерос детскую уверенность, что приключения увлекательны и созданы для него. Хогвартс оказался отличной школой, которая убедила его в обратном: приключения — это полная хрень с кучей сопутствующих проблем, и может принести только неприятности, огорчения, несчастья и уничтожить тех, кто их ищет. Мия молчала. Она пока еще не поняла, что испытывает, открыв для себя настолько неожиданную сторону знакомого ей мира. Говорить, что она кинется узнавать о вампирах из первых рук, было глупо: она не самоубийца, но уйти сейчас, едва посмотрев в замочную скважину? У нее не хватало решительности задернуть шторку в неизведанное. А еще ей не хотелось так внезапно оставлять Беллами здесь одного. — Мия? — снова встряхнул ее Гарри, — Мия, если хочешь, я расскажу тебе, что знаю, при следующей встрече, если ты уйдешь прямо сейчас! Он был готов пообещать встретиться с ней позже, наступая на горло своему решению больше никогда ее не видеть, лишь бы она послушно вышла за ворота и убралась отсюда подальше. Гарри стремительно думал, как подтолкнуть ее в правильном направлении, и не аукнется ли ему этот выбор позже. Но решил, что ее жизнь того стоит, а ее спасение хоть на время приглушит удушающую его вину. Он достал из кармана свою сокровенную тайну — мантию-невидимку, и сейчас судорожно раздумывал, доверять ли случайной знакомой столько, зная, что потом придется рассказать куда больше, чем он собирался. Конечно, он всегда мог применить Обливиэйт, если бы ошибся с оценкой ее характера. Практика показывала, что спонтанные решения грозили обернуться еще большими проблемами, а не решением существующих. Тем более, что он категорически не любил залезать в чужую голову и что-то менять, уважая неприкосновенность разума значительно сильнее, чем тела. — Я не хочу оставлять тебя здесь, — ответила Мия, выбрав вполне вескую причину задержаться, и ее выбор тут же повлиял на его ответную откровенность. — За меня не переживай. Вампиры — не единственные сильные существа. — Ты оборотень? — воскликнула девушка, оглядывая его по-новому. — Нет, отчего ты так решила? — растерялся Гарри. — Ну, они самые явные соперники вампирам, как принято в фэнтези… — Хм, сравнительные характеристики реального и выдуманного мы проведем позже, договорились? — Гарри снова подпитал чары сокрытия и отвлечения внимания. Мия кивнула. Она видела, что происходящее сильно насторожило этого спокойного флегматичного парня. Или девушку? Она так и не определила пол своего спутника, склоняясь то в одну, то в другую сторону ответа. Слишком утонченный для мужчины, но и девушкой, такой как Триша, он не выглядел, не жеманился, не хихикал украдкой. Прямые, но не лишенные аристократической легкости жесты, спокойный голос, безразличные ко всему глаза, быстрая по-мужски ясная реакция, и в то же время притягивающие взгляд правильные черты выразительного лица. Глаза, синие омуты с серебристыми искрами в окружении темных и длинных ресниц, скрывающих настоящий цвет в тени даже при ярком свете множества роскошных люстр, — вот что завораживало, стоило начать их рассматривать. «Если это парень, — подумала Мия, — то он красивее любой девушки». Улыбка и мягкость ему шли больше нарочитой мрачности и острого настороженного взгляда, но они явно были редкими гостями на этом лице. Она не подошла бы к нему, если бы не случайность, их столкнувшая. Мгновенное изменение его лица, проскользнувшая растерянность и огорчение, с которыми он нагнулся, подав ей руку, дало смелости задержаться рядом дольше. Мягкость голоса, обращенного к ней, развеяли ее опаску. Парень… или все-таки девушка, оказался приятен и отзывчив более, чем выглядел со стороны. Сейчас он был живым, а не безучастным как изящная старинная кукла в кружевах и шелках. Его щеки горели нежным румянцем, тонким розоватым налетом на белоснежной коже, повторяясь в росчерке мягких чувственных губ, отчего маска на лице казалась черной кляксой, превращая строгие глаза в глубокие встревоженные туннели с необъяснимым шквалом эмоцияй, поднимающихся из глубины. Но отчего-то боялся он не за себя, а за нее. — Итак, Мия, — решительно сказал он, — ты журналист, и это сигналит мне красным флагом, что я не должен посвящать тебя глубже в мир, о котором ты не подозревала. Это опасно и слишком важно, чтобы выставлять на потеху публике. И если ты скажешь, что общественность имеет право знать, я больше не только не скажу ни слова, но и не дам этого сделать тебе. И сейчас я не о вампирах — они пусть сами разбираются со своими косяками. Итак, решай. — Я ни слова не скажу никому о том, что скажешь мне ты, — пообещала Мия, оставив факт существования вампиров за кадром этого обещания. Беллами же сам сказал, что их разговор вампиров не касается, так ведь? — Хорошо, — кивнул сам себе Гарри, закусив губу, — я дам тебе очень важную для меня вещь. Не только из-за очевидных ее свойств, но и как память. Если ее заберут у тебя, я буду… огорчен. Он подыскал мягкое выражение, за которым скрывалось что-то куда более угрожающее и резкое, и Мия поняла, что «покусившимся на чужое» в этом случае — не позавидуешь. И ей действительно не стоит пользоваться им небрежно. — Я буду осторожна, Беллами, можешь мне довериться. — Этот плащ — волшебный. Он, — Гарри развернул серебристую ткань и накинул на девушку, — как ты видишь, сделает тебя невидимой для любого, скроет твой запах и биение сердца, но ходить в нем стоит тихо: я не уверен, приглушит ли он шаги так, что обманет чуткий нечеловеческий слух. Эта вещь не для изучения особняка, полного вампиров, а для того, чтобы безопасно добраться домой. Я заберу ее у тебя завтра, никому ее не показывай и не делись ничем, что узнала сегодня от меня, договорились? — Хорошо, — кивнула Мия, погладив ладонью легкую струящуюся ткань. — А ты как без него обойдешься? Я не хочу, чтобы ты пострадал, иначе… Она слабо улыбнулась. — Иначе кому мне потом его отдавать, а? Гарри ответил вымученной улыбкой. Он не был рад своему решению, уже успев пожалеть, что поддался спонтанному порыву. Но не забирать же плащ и не дурманить голову Конфундусом? — Конечно. — Ты обещаешь, что будешь в порядке и что завтра ты расскажешь мне обо всем этом, — она взмахнула рукой, показывая в сторону поместья. Из окна неподалеку раздался резкий смех, потом вскрик и стон. И еще один. — Там… — Мия запнулась, — там кого-то убивают? — Не думаю, — прислушался Гарри, — скорее занимаются сексом. Я не уверен, но укус вампира не всегда приносит боль, возможно, дарит удовольствие. Мне кажется, тут зависит от намерения самого вампира… Он пояснил, а потом фыркнул от абсурдности ситуации: в месте, кишащем вампирами, он объясняет девушке-магле об укусах, о которых и сам знал понаслышке. — Ты обещаешь не возвращаться туда? — Гарри дернул подбородком в сторону особняка. — Обещаю. — Тогда уходи отсюда, а я найду Матео, и мы тоже покинем это гостеприимное, — он выделил это слово интонацией, — место. А завтра я найду тебя в кампусе. Я тоже там живу. Он подтолкнул девушку в сторону виднеющихся в темноте ворот и исчез на тропинке в тенях ветвистых кустарников, надеясь, что девушка сможет позаботиться о себе сама. Мия поежилась, кутаясь в удивительный плащ, и направилась к выходу.