В объятиях Бонтен

Омега с зелеными глазами стоял около сгоревшего цветочного магазина. Он с каким-то ступором смотрел на то, как пожарные заливают водой когда-то прекрасный магазинчик, всё что осталось, это обугленные, почерневшие от сажи кирпичи, в воздухе витал едкий, выжигающий воздух запах жженного пластика. Оконные рамы теперь напоминали зев какого-то страшного монстра, там, где раньше стояли горшки с прекрасными астрами, гибискусами, колокольчиками, хризантемами, теперь была обугленная смесь. Пожарные все смыли водой при тушении, а что не смыли то растоптали, превращая всё в грязь. Вон там, в левом углу около окна стояли мягкие кресла, в которых утопало тело, рядом был кофейный столик на витых ножках, теперь этот столик как и кресло превратились в пепел. Раньше, когда покупателей было мало, он и Такемичи любили развалиться в кресле и медленно потягивать кофе, разговаривая о цветах, звездах, о том, что конференция во в Франции в этом году обещала быть интересной, ведь эти французы вывели новый сорт лаванды… Они мечтали вместе съездить на неё и Чифую в душе надеялся, что именно там, стоя у подножия Эйфелевой башни на фоне огней признается в своих чувствах и может быть они могли бы быть вместе. Все надежды рухнули. То, что Такемичи больше не вернется сразу стало понятно, но в душе еще жила надежда, жалкая, обманчивая, но такая сладкая. Он знал, что значат знаки ханафуда на горле одного из альф, кто же не знает отличительных знаков «Бонтен», а точнее её верхушек. Но то, как в тот день Такемичи уверенно с ними говорил, то как жестко отдавал приказы вселяло надежду на благополучный исход. Ничего не вышло. Словно в доказательство этого, они сожгли то единственное, чем дорожил Такемичи Ханагаки.

***

Ему снились цветы, море цветов, нежные ромашки, алые розы, яркие, пахнувшие солнцем подсолнухи, гипсофилы, колокольчики… Сухая морщинистая рука касалась его щеки, теплый имбирный чай сдобренный чайной ложечкой мёда, удобные кресла и такие же синие глаза напротив… губы старушки шевелились, но Такемичи не мог разобрать и слова, внезапно лицо женщины стало хищным, скулы заострились, глаза стали темнее переходя в черный цвет, она словно дикая кошка подскочила и схватила его за лодыжку, боль была оглушающей… боль… боль… Боль. Такемичи казалось, что он пронзен тысячами игл, каждая клетка его тела билась в агонии, моля о спасении. Веки были налиты свинцом и никак не хотели открываться, он боролся. Боролся с самим собой но проигрывал, омега был словно ввязкой субстанции, что не отпускала из своих объятий. В сознание он приходил долго и тяжело, когда ему казалось, что он вот-вот прорвет эту пелену, и веки практически поднимались, кто-то неумолимо клал руку ему на глаза, затем следовала боль в плече и сознание уплывало. В этот раз ему повезло? Он не понимал, просто в один момент его словно что-то толкнуло в грудь и он очнулся, медленно открыл глаза, в нос тут же ударил знакомый запах миндаля, он едва не закричал от удивления. — Майки? — просипел он едва слышно, казалось, что Такемичи пытался набить себе в рот песка, или же он очень сильно и долго пил крепкий алкоголь, иначе как объяснить то, что его горло сжимала когтистая лапа не давая нормально сделать вдох. Он осторожно попытался подняться опершись на правую руку и… упал. Рука не выдержала веса тела, прострелив такой болью, словно через него пропустили волну тока, на глаза тут же навернулись слезы. Точно, ему же свели тату самым ублюдочным способом из всех возможных вариантов. Стало противно, от своей беспомощности. Неужели Такемичи такой слабак? Неужели он не мог дать отпор? С каких пор, он позволяет этим соплякам так с собой себя вести? Неужели эти ублюдки имели над ним власть? В груди нарастал жар, он словно готов был взорваться от возмущения и не справедливости по отношению к себе. Эта злость на себя на свою беспомощность заставила двигаться. Омега сжав челюсти так, что вся кровь отхлынула от лица вновь оперся на правую руку сжав ту в локте для большей эффективности он согнул в локте и левую руку, приподнимаясь верхней частью тела над кроватью, голова была прижата к груди, пот огромными каплями стекал по впалым щекам, очерчивая заостренные скулы, вниз, к выпирающим ключицам. Такемичи словно пес потряс головой, смахивая соленые капли с лица, выпрямил руки и поднял голову пытаясь осмотреть обстановку. Комната ему была совершенно не знакома. В комнате было темно, шторы были плотно задёрнуты, не многочисленная мебель обрисовывала контуры. Было слишком темно. — И долго ты будешь мучить себя? — раздался властный голос с нотками веселья. — Отвали Сано. — практически выплюнул Такемичи. Он пытался прийти в себя, какая-то мысль билась в истерическом припадке на грани сознания, но он был слишком зол, дезориентирован и не желал контролировать поток яда, который выливался из его уст. — И Какуче говорил, что ты изменился. Твоя игра такая. — Такемичи уловил краем глаза, как в темноте плавно покрутили кистью. — Что вы сделали со мной? Почему ты в моей постели? — Тебе не приходило в голову, что это моя постель… — Что я делаю в твоей постели и какого хрена я вообще тут? С каких пор у нас такие отношения, что бы совместно лежать в кровати? — Такемичи всё еще продолжал опираться на вытянутые руки, но с каждой секундой ему было сложнее удерживать вес своего тела. Он должен держаться. Должен. — Ты как всегда. — кровать скрипнула и силуэт растворяясь во мраке исчез. — А! — вскрикнул Такемичи зажмуривая глаза. Их резанул резкий электрический свет, который залил светом всю комнату. Слезы с новой силой брызнули из глаз. — жалкий… — донеслось до Такемичи. — хмм, даже если я ни хрена не помню, что тут блядь произошло? — Такемичи все же поднял свои ярко синие глаза на альфу, который стоял прислонившись к дверному косяку и странным взглядом смотрел на него. Майки видел перед собой того Такемичи, сильного духом, не сломленного, влажные темные ресницы обрамляли морскую синеву, которая сверкала всепоглощающим гневом. Влажные от пота волосы слиплись, словно прирастая к шее, хотелось сжать в кулак их, почувствовать влагу пота и шелковистость черных словно предрассветная тьма волос, даже эти ужасно впавшие щеки не умоляли красоты омеги. Так сладко. — Даже не знаю. — альфа пожал плечом. — Ты в очередной раз устроил переполох. Перепугал весь персонал. Свалился с лестницы и сломал лодыжку. — Майки прошел в глубь комнаты, открыл шкаф, что стоял около стены и порывшись достал белую футболку, натянул её на себя, прошел к столу, открыл ящик, достав сигареты и зажигалку, закурил. — знаешь. — альфа выпустил первые клубы дыма. — твои истерики они как бы, — он помахал рукой в воздухе, словно ища подходящее слово. — выматывают. Нам уже надоело возиться с тобой. Каждый ебанный раз, ты выкидываешь свои блядские штуки. Посмотри на свое ебаное плечо, оно в ожогах, а всё из-за того, что накинулся на горничную, когда та несла горячий чайник. — ты втираешь мне какую-то дичь. Это сделал Такеоми и Хайтани! — прорычал омега. — Ты опять? Тебе не надоело вечно обвинять кого-то? Ты думаешь я лгу? — глаза альфы опасно сверкнули. — Да. — и зачем мне это позволь узнать? — я не знаю. — А я вот знаю. Ты псих. Наркоман и к тому же из-за твоих увлечений ты потерял память. Ты то ведешь себя с нами словно ласковый котенок, то набрасываешься на нас словно бешенная псина. Может мне в следующий раз просто пристрелить тебя? Так вроде поступают с бешеными собаками? Дым разъедал глаза, в горле горело, слова давались Такемичи с трудом. Он ни за что в жизни не поверит, что это он псих. Стоп. А что он вообще помнит? Такеоми с Хайтани его пытали, но Майки говорит, что этого не было. Опустив глаза, он посмотрел на ногу, которая была в гипсе. Этого он не помнил. Когда он успел сломать ногу? Как давно? — Ну и чего затих? — дай воды. пожалуйста. — выдавил из себя Такемичи. Он рухнул на кровать, вновь ложась на живот. Сил не осталось, казалось этот маленький диалог высосал из него последние остатки сил. — Я бы с радостью, но ты опять попытаешься швырнуть его в меня. Такемичи не видел, как губы Майки разъезжаться в мерзкой улыбке. Он даже не догадывался, что это был план. Запутать. Напугать. Даже доза была подобрана идеально. Майки вовсе не спал, когда омега очнулся. — я не сделаю этого. — тихо прошелестел омега. — что-то не вериться. В прошлый раз ты так говорил Какуче, но в итоге нам пришлось лечить ему порез на плече. — Конечно порез был, правда он был получен в драке, неудачное покушение. Майки все же подошел к прикроватной тумбе, взял стакан и стал наливать воду из графина, всё было подготовлено заранее. Его сильные пальцы зарылись в мягкие кудри, сжимая их на затылке, приподнимая голову. Губ коснулось холодное стекло, вызывая иррациональное желание, вырвать стакан и… — спасибо. — прохрипел Такемичи, всеми силами стараясь не смотреть на гребаный стакан, который можно разбить и самый острый осколок вонзить прямо в венку, что билась на шее у альфы. — наверно сегодня что-то сдохнет, раз ты меня поблагодарил. Подумать только, собственная пара ведет себя как пара, а не мерзкая тварь. — я не чувствую себя твоей парой, Манджиро. — как можно мягче произнес Такемичи. — ты всегда так. Воспользовался мной как заменой брата. Конечно ты не чувствуешь себя моей парой, это стыдно говорить, но мы даже не разделили постель. Ты предпочитаешь других. Мочи, Такеоми, наверно тебе радостно отдаваться бывшим друзьям и знакомым у меня на глазах. Так ты чтишь память моего брата? — я правда… — Что правда? Ты правда что? Пользуешься моим влиянием? Тратишь мои деньги? Вертишь своей тощей задницей и снюхивая наркоту, которая в радиусе твоей досягаемости. — жестко припечатал его альфа. Боже. Такемичи трясло, неужели он и в правду такой? Он и в правду наркоман с проблемами? — прости… мне жаль, я ничего такого не помню. Последнее, что я отчетливо помню, это когда мы сорились? Ты был моложе, о чем мы черт возьми говорили? — Такемичи сжался в комок на постели, он вздрогнул, когда кровать просела, а тяжелая, холодная рука альфы легла на его голову, слегка поглаживая и зарываясь пальцами в волосы, аккуратно массируя голову. — Я просил тебя вернуться. Перестать творить херню. Ты тогда правда пошёл по наклонной, Мичи, если ты позволишь, я буду заботиться о тебе. Мы все же стая. — Но я псих? Как же мне жить дальше? Я по твоим словам плохой. Манджиро Сано оскалился, все шло именно так, как ему нужно. Он знал, что у Такемичи обостренное чувство справедливости и тот крайне предан тем, кого считал своими. Не так трудно внушить дезориентированному, накаченному наркотой человеку мысль, о том, что тот ненормален, особенно если память отшибло напрочь. — Мы всё исправим. Правда, ты же мне веришь? — Майки осторожно лег рядом с Такемичи, зключая его в свои объятия, он осторожно чмокнул его в макушку, вызывая у омеги табун неприятных мурашек по телу.