В объятиях Бонтен

Они стояли в комнате на коленях, образовывая круг, было восемь зажжённых свечей, каждый из присутствующих держал в левой руке свечу, а в провой держал нож. Только один держал в руке свечу и кубок. Мужчина с розовыми волосами встал на одно колено, он тихо и монотонно произносил в слух текст:

господин наш, создатель

прими нашу жертву

В темноте комнаты блеснул металл, на широкой ладони образовался порез, алые капли упали в кубок. Все остальные шестеро как по команде сделали тоже самое. Надрез ладони, капли крови сцеживаемые в кубок.

мы молим тебя о милости,

наше подношение — наша душа

теперь вы властитель наших судеб

вкусите же наш дар.

Молодой мужчина с белоснежными волосами встает на ноги, его темные глаза внимательно всматриваются в лица, на которых не было сомнений. Он поднимает кубок и залпом осушает его. Зрачки моментально расширяются, а комната наполняется феромоном миндаля, который выжигает у остальных присутствующих в легких воздух.

раздели с нами твою силу,

даруй нам своё покровительство,

поклянись, что не отринешь нас

— Клянусь! — рычит молодой мужчина, оскаливая окровавленные клыки. Он хватает розоволосого мужчину за шею и вонзает свои клыки в феромонную железу. От чего альфа едва ли не урчит от удовольствия, боль, что тот испытывает, не идет ни в какое сравнение от осознания, что этот альфа никуда от них не денется. Альфа подходит к следующему участнику ритуала и все повторяется. Когда процедура закончена и альфа описал круг вернувшись на свое место, прозвучала оставшаяся фраза.

отныне ты наш господин,

мы всецело будем повиноваться тебе

предателей же ждет только смерть.

Сколько времени прошло с тех пор? Майки уже и не помнил, он тогда сделал это из-за назойливости Санзу, но и в правду верность его подчиненных не знала границ. Интересно, а с Такемичи такое сработает? Возможно ли привязать омегу к себе не одной цепью, а замотать его в железный кокон, не давая даже призрачной надежды на побег. Альфа сам не знал чего больше хочет, растоптать омегу, смешать его с грязью или же все же получить любовь? Как же просто было, когда был Шин. Но если бы брат остался, то омега обязательно досталась бы брату. Сано в раздражении дергает головой, сейчас у него одно желание, пойти и зарыться носом в мягкие волосы, ощутить нежные прикосновения, почувствовать столь желанный запах. Он долго не борется с самим собой. Он никогда не мог отказать себе в чем — либо, поэтому альфа порывисто встал и направился в комнату к омеге.

***

— Ты прекрасен… — шепчет альфа, он кончиками пальцев проводит по обнаженной спине, он хмурится когда его взгляд натыкается на ожог. Нежно розовые неровные края выглядели так, словно кто-то по прихоти отрывал кусочки кожи, на ране уже начала образовываться пленка, а под ней собиралась мерзкая субстанция, тут же захотелось ткнуть в неё ногтем и разорвать. Пришлось сжать пальцы в кулак. Рана даже не самая жестокая, его парни любят развлекаться по жестче. Обычно всё заканчивается чьей-то смертью, но не в этот раз. Омега распят на кровати, на его тонких запястьях красуются надежные, сделанные из кожи крепежи, каждая рука прикована к тонким витым ножкам просторной кровати, омега лежит на животе, пождав одну ногу под себя. Так по домашнему. Сано словно окунулся в то время, когда Такемичи спал у них на диване, он так же поджимал ногу под живот, клал руку под голову вместо подушки… Его прекрасные кудри слипались от пота и обрамляли лицо. Маленького Майки этот вид приводил в восторг. Он частенько злоупотреблял доверием омеги, приходя ночью и делая несчастное лицо, говоря, что ему страшно. Тогда Такемичи его обнимал, крепко прижимая к себе и выпуская феромоны, что бы успокоить ребенка. Знал бы он… Знал бы он… что дети не так просты. Что они не глупы. Что дети способны на любую хитрость, лишь бы получить желаемое. Именно тогда альфа всё решил для себя… Ну а потом всё слишком завертелось и это было больно. Они оба пытались справиться с потерей, каждый заполнял пустоту по своему. — Когда же ты покажешь мне искренность? — тихо спросил Майки, гладя спину омеги, его глаза были слишком темны, казалось, что вся пустота и тьма собралась именно в этих глазах. — слишком поздно? В ответ была лишь тишина. Такемичи накачали легкими наркотиками и снотворным. Санзу настоял на том, что к обезболивающему слишком быстро привыкаешь. Майки уже не ребенок. У него совершенно другие желания. Взрослые. Самые темные и самые отвратительные. Поэтому его пальцы спускаются ниже, чуть задерживаясь на очаровательных ямочках внизу спины, ногти едва царапают кожу, оставляя красные полосы. Пальцы скользят еще ниже, красная полоса не прерывается, заставляя мягкие ягодицы покрываться россыпью рубиновых капель. С каждой линией, что альфа проводил по ягодицам, бедрам, тонкими, изящными, на вид хрупкими пальцами. гнев внутри него возрастал. — Как ты посмел! — шипит разъяренной змеей готовой броситься в атаку, глава «Бонтен». Его черные зрачки сужаются, превращаясь в маленькие щелочки, ноздри трепещут чуя легкий запах молочного шоколада, металл крови оседает на языке, придавая пикантный вкус. — Посмел смотреть на меня этим взглядом! Разве я для тебя никто? — когти покрытые кровью сжимаются на белоснежной щиколотке. — Может мне сломать тебе ноги? Или же мне их просто выдрать их? Отвечай! Манджиро Сано сейчас совершенно не волнует, что омега не в сознании, что она погружена в сон и не может из него выпутаться, даже если альфа причинит ему боль. Наркотики затуманили разум, а снотворное не выпустит из своих стальных объятий. Но главу «Бонтен», это совершенно не волнует. В нём кипит гнев, который перемешан с разочарованием, обидой, страстью. Да, самое опасное, что испытывает Сано по отношению к Такемичи, это страсть, та, из которой вытекает одержимость. Эта страсть копилась годами, он пытался её заглушить правда, но проблема была в том, что к сожалению Майки, а позже Манджиро Сано, обманывал себя этими попытками, что и попытками то не были. Что у него было в жизни? Нескончаемая череда тел в его постели, были и те, кто клялся ему в любви, были и те, кто был им одержим, были и те, кто ради него сердце себе голыми руками вырвал. Тот же пес к примеру. Но эти чертовые синие глаза, что так врезались ему в душу преследовали его каждую ночь, смотря с нескрываемым презрением, отвращением и… Хрусть… Омега дернулась всем телом замычав от боли и заметавшись по кровати, так и не приходя в сознанием. Альфа чувствовал, как под его сильными пальцами часто-часто забился пульс, как температура тела стала повышаться. Он подушечкой большого пальца погладил выпирающую косточку на щиколотке, которая тут же погрузилась чуть глубже. Тяжелый вздох. Телефонные гудки. — Санзу, живо в спальню к Такемичи и прихвати с собой доктора. Черные глаза смотрели с любовью. Пальцы разжались, аккуратно кладя сломанную ногу на кровать. Альфа наклонился к метавшемуся от боли омеге, его горячее дыхание опалило шею и тот тихо, почти ласково прошептал на ушко: — Когда ты очнешься, лучше бы тебе не вспоминать прошлое. Но если ты будешь ласков со мной, то я положу весь мир к твоим ногам, тебе даже не понадобятся ноги, я буду носить тебя на руках. Если ты продолжишь упрямиться, то я вырву эти ноги, отрежу тебе руки и запру в подвале. Я буду трахать тебя и заставлять рожать, а когда ты родишь каждому из нас, я отправлю тебя в бордель. Клянусь. Дверь комнаты отворилась, на пороге стоял высокий розоволосый мужчина с безумными глазами, его рука держала не высокого бету за шкирку, того словно котенка пихнули в комнату, так, что тот споткнулся и едва не упал. Бета стал низко кланяться. — осмотри. — голос Майки звучал холодно и отстраненно, огонь в его глазах потух, взгляд вновь стал отстраненным и скучающим. — король… — на грани слышимости прошептал Санзу. Его сердце трепетало от восторга. Он на мгновение увидел прежнего Майки, у которого не было такого скучающего выражения лица. Эта смесь из ненависти, нетерпения и желание дойти до самого ада и вернуться. В нос ударил резкий запах миндаля. феромоны главы, он практически их не чувствовал тая ярко после ритуала и вот сейчас, альфа мог вдыхать полной грудью любимый аромат… — у него сломана нога… точнее лодыжка, ему нужен рентген и гипс… — мужчина переминался с ноги на ногу. — Ну так в чем мать его проблема? — резко раздался голос Хитто, который стоял в проеме двери. — везите его на третий этаж, там все оборудовано. Я правильно распорядился, глава? — Какуче сверлил взглядом Сано. — а я думал, что ты уже и не спросишь моего мнения. — холодная усмешка ядовитой змеей заползла на мертвенно бледные губы. — Как я могу. Поклон. — Ну знаешь, я тут подумал, а не слишком ты сильно переживаешь за него? — окровавленный палец указал на омегу. — Он теперь наш, — подчёркнуто вежливо произнес Хитто. — Это естественно заботиться о том, что принадлежит нам. — Да? — Да. Я поклялся вам, глава. — Какуче встал на колени и уперся лбом в пушистый ковер. — Моя жизнь — ваша. Ничто не может сломить мою клятву вам… — Но? — глава «Бонтен» внимательно смотрел на своего преданного генерала. — Он — слабая омега. Сейчас мы все можем начать с начала. Он примет нас. Он просто не много пугается неизвестности. Прошу… — Замолчи. — раздался резкий голос Майки. — я же знаю, что ты тоже желаешь сломать ему ноги и вырвать язык. Привязать его к постели и трахать до исступления. Разве я не помню, как он разбил тебе сердце. Как долго ты сможешь сдерживаться. — Манджиро Сано с мрачным удовлетворением смотрел, как на лице его генерала играют желваки, как глаз цвета вина стал темнее, как сильные пальцы сжались в кулак. — Я прощу его… — хрипло произнес Какуче. — Я тоже. Встань. — альфа смотрел как другой альфа встает с колен, но не поднимает взгляда. — Посмотри на меня. — взгляд, в котором глава прочитал решимость. — Хочешь играть с ним в любовь, играй. Хочешь заботиться, заботься. Все же мы едины. — едины. — эхом повторили в след за главой альфы.

***

Санзу с интересом смотрел, как глава легко и просто разгадал Какуче. Милый дурачок. Простачек. Они все знают, что у каждого есть темная сторона. Просто Хитто как обычно отыгрывает роль хорошего парня. Это въелось бедняге под корку ещё со времен банд. Тогда в те смутные времена, Хитто был тем пряником, который подслащивал горькую пилюлю. Заботливый, внимательный, понимающим. В принципе он таким и был, до отказа Такемичи. Все они натыкались на эту стену. Сейчас всё изменилось. Они не дети. Он даже не подростки. Они больше не верят в силу любви. Они верят в оружие, силу, деньги, страх, отчаянье, боль… Да, всё именно так, сейчас они верят только в силу страха, но с радостью сыграют в игру, под названием «Любовь», это будет весело. — так думал Санзу неся Такемичи на руках в медицинский кабинет.