В объятиях Бонтен

Тонкие словно ниточки руки безжизненно свисают с края кровати. Пустые топазы направленны в потолок, он не двигается, ему сейчас хорошо? Плохо? По замершему и не издающему ни звука омеге ничего не понятно. Его грудь едва движется, показывая, что кислород в легкие все же поступает. Санзу вот уже четвертый час наблюдает за столь интересным эффектом. Неужели он все же переборщил с дозировкой? Альфа еще раз внимательно рассматривает металлический передвижной столик, на котором лежат в ряд шприцы с различной дозировкой наркотика. Вроде нет. Он же учел всё: рост, вес, мышечную составляющую тела, болезни. Ну в первый раз может всегда такой эффект? Бешенный пёс «Бонтен» тихо вздыхает, он в несколько шагов преодолевает расстояние до омеги, поднимает его за ворот рубашки и отвешивает звонкую оплеуху. Такую, что даже у него в ушах зазвенело. Ничего не поделать. Такемичи уж сильно сопротивлялся, ругался, кусался, пинался, а когда понял, что у него не выйдет освободиться попытался себе откусить язык. Чем порядком разозлил пса. Ну надо же быть таким устойчивым сукиным сыном! Ему пришлось прибегать к более серьёзным действиям. Связать и колоть специальным выведенным наркотиком, за основу была взята формула амфетамина, химики там что-то намешали, теперь это была вещ похлеще экстази, она поднимала настроение, заставляя забыть про боль и усталость, правда некоторым память отшибало на пару часов, но это и нужно было. Зрачки резко сузились, а потом вновь расширились, омега что-то прохрипела. Пес кинул на кровать омегу и подошел к столику и открыл бутылку. — Пей. — Санзу протянул Такемичи бутылку, но та попросту выпала из ослабевших рук. — Черт, с тобой столько мороки. — альфа подобрал бутылку, осторожно схватил омегу за затылок, стискивая пропитанные потом и кровью волосы, держа таким образом голову в нормальном положении и стал осторожно наклонять бутылку. Изумрудные глаза с интересом наблюдали, как омега с жадностью давясь глотает воду. — спасибо… — тихо прохрипел омега. — Что? Санзу опешил от такого. А где же: «Я убью тебя ублюдок! Жаль, что ты не сдох еще во младенчестве! Таких ублюдков как ты нужно четвертовать и скормить бешенным псинам. А нет! Не псинам, их жаль.» — спасибо Хару, — Такемичи тепло улыбнулся, затем нахмурил тонкие брови, словно силясь что — то понять. Он откинулся на подушку и стал сверлить потолок. — что-то я ничего не пойму. Почему ты так вырос и прокрасился в розовый? — М- да? — это всё, что мог выдавить из себя опешивший альфа, неужели это очередная игра, для того что бы выбраться? — я что, в больнице? — Такемичи повернул голову и поморщился, казалось что его мучает боль. Он медленно поднял руку, что сейчас напоминала хрупкую сухую ветку, нахмурился. И было от чего хмуриться, его вены были исколоты. — нет. — Санзу все же сумел овладеть своим лицом и эмоциями. — ты сейчас у нас, в «Бонтен». — Никогда о таком не слышал. — произнес Такемичи, внимательно смотря на Санзу. — Да? И о Майки тоже? — Ха! Манджиро так и не избавился от этой клички. Шин всегда смеётся, говорит, что она чем-то напоминает кличку пса. — губы Такемичи растянулись в улыбке, а на глазах выступили слезы. — Шиничиро умер. — тихо произнес Санзу. — Что? — Такемичи подскочил с кровати и тут же рухнул на колени, разбивая их в кровь, но он совершенно не обратил на это внимание. Синие глаза смотрели на Санзу с надеждой и мольбой. — пожалуйста! Пожалуйста, скажи мне что ты пошутил! — омега мертвой хваткой вцепилась в штанину. — уже очень давно. Ты сошел с ума, Такемичи. Периодически ты впадаешь в истерику и поэтому мы закрываем тебя тут и лечим. — пес присел на корточки, беря трясущийся подбородок двумя пальцами и заставляя скулящую у его ног омегу взглянуть на себя. На его лицо сама собой заползла ухмылка. Двое суток с половиной, он практически непрерывно бил омегу током, не давал спать, обкалывал наркотиками, и вот результат. — ты лжешь! Шин не мог! он не мог! — слезы градом катились из топазовых глаз. — а как же мы без него?! Как Вака и Бенкей?! — они тоже погибли. Думаешь почему мы держим тебя в подвале? Ты периодически вырывался, бегал и искал их. — Санзу хотел ещё что-то сказать, но двери отворилась и на пороге стоял Майки. — ну как? — это все что произнес босс самой опасной группировки. Его мертвенно-черные глаза безучастно смотрели на скулящую омегу, в груди что-то зашевелилось. Что-то темное, захотелось схватить омегу, вывернуть ей запястья и… — Майки?! Манджиро это ты? Это правда ты? Майки смотрел на то, как омега с расширимся от удивления глазами смотрела на него. — что тут происходит? — он кажется потерял память. Вот только сейчас узнал, о смерти Шина. — Санзу был спокоен, если он перестарался, то он с радостью и гордостью примет своё наказание. Он готов. — да? — Сано по новому посмотрел на Такемичи, что сейчас сидел в ногах пса. Это было не приятно, если омега и будет сидеть в чьих-то ногах, то это должны быть исключительно его ноги. Он присел на корточки и словно маленького ребенка, погладил Такемичи по голове. К удивлению тот не отшатнулся, а прекрасное лицо не исказила гримаса боли и отвращения. — мне жаль, что так вышло с братом. — как же… — тихо произнес омега. — как же так вышло… ничего не помню, тут так пусто…- руки прижались к груди. — а чем же я занимаюсь? У меня есть занятия? Увлечения? Сколько мне лет? — Такемичи схватился за голову и стал раскачиваться из стороны в сторону. Ему казалось, что этой ситуации вообще не должно быть, тело ни как не реагировало на прикосновения, только легкая дрожь прошла по телу, когда Манджиро его коснулся. — не удивительно. Тебя ведь лечат.- Майки разговаривал с ним словно с ребенком, он полез во внутренний карман пиджака, достал ключ и открыл замок. Цепь с тихим звяканьем ударилась о кафельный пол. — ну-ну, не расстраивайся. с тобой постоянно такое происходит. — альфа поднял омегу на руки, та в поисках защиты прижалась к крепкому телу, вдыхая запах миндаля и ландыша? — Манджиро, у тебя есть омега? — Такемичи с особым усердием принюхивался к альфе, щекоча шею своим дыханием. — нет. — руки альфы напряглись. — но ты пахнешь омегой. Не будет ли твоя пара возражать, что ты носишь меня на руках? — в голосе Такемичи так и сквозила забота и озадаченность. — Ты моя пара, — Майки остановился около лифта, ожидая когда пес приложит ключ-карту. — наша пара. — поправился он. — у меня стая. — стая? Такое вообще еще практикуют? Разве это не запретили из-за высокой смертности? — Такемичи нахмурился. — мы- особенный случай. Ты мне веришь? — Майки буквально впился цепким взглядом в лицо омеги. — ну да? — растерянно произнес Такемичи, — ты так вырос и этот цвет. Повторяешь за Изаной? — он тоже мертв. — сухо обронил альфа. — Боже! Да что случилось?! Почему все это произошло?! Как я мог такое забыть?! Он же был таким милым несчастным мальчиком!!! — Такемичи закрыл ладонями лицо и зарыдал. Его обнаженные плечи мелко тряслись, тихие всхлипы разносились по кабинке лифта, что несся вверх. — ну не плачь. Это пройдет, сейчас Коко организует нам поесть, мы укутаем тебя, всё будет как обычно. — голос Майки был необычайно мягок, он сильнее прижимал омегу к своему телу и если бы Такемичи сейчас не заливался горькими слезами, а поднял свой взгляд, то увидел бы, как Сано Манджиро хищно оскалился, а в его глазах отражалось торжество.

***

Такемичи ощущал себя мягко говоря не в своей тарелке. Его принесли в шикарную спальню, что состояла сплошь из мягких бежевых тонов, ни каких красок, ни какого кричащего мазка. Всё слишком прилизано? Дверь отворилась и на пороге появился Хаджиме Коконой, Такемичи помнил его маленьким, щуплым, с вечно хмурым лицом, никогда не улыбающимся. И у него были черные волосы. Так почему сейчас у Коко цвет волос белее снега на горных вершинах? — привет! — как-то преувеличенно радостно произнес Коконой, почему-то оглядываясь по сторонам. — Манджиро и Хару вышли. — тихо произнес Такемичи. Он испытывал дикий дискомфорт, это было похоже на ноющую занозу, это как шип от розы, что попал под ногтевую пластину и не давал житья. Стоп. Откуда он знает, какая боль бывает от шипов роз? В носу тут же ударил запах хризантем, кофе и дыма сигарет? Внезапно захотелось закурить, так, что у него даже челюсть заныла, а руки привычным и движениями похлопали себя по бедрам в поисках пачки сигарет и зажигалки. — Что ты делаешь Мичи? — спокойно спросил Хаджиме. — Хочу закурить, так бесит, честно. Чифую наверно опять воду не поменял, засранец этакий. — произнес Такемичи продолжая хлопать себя по бедрам, словно он был в джинсах, словно он не был под одеялом. Это пугало Хаджиме. — Такемичи, ты о чём? — О чем? -послушно повторила омега и тут же нахмурилась. — хмм… не знаю, я правда не знаю, просто появилось стойкое ощущение, что сейчас я должен находиться в другом месте. Хаджиме, а я курю? — это плохая привычка, мы пытаемся бороться с этим. — Хаджиме подошел, сел на край кровати, его черные словно смоль глаза сверлили омегу. Эта линия плеч, молочная кожа, красные засосы, что бутонами расцветали на коже. Ноздри затрепетали, он тут же почуял запах молочного шоколада. Его словно отбросило на многие годы назад. Когда он и Инуи приходили в магазин Шиничиро Сано и сидели там в плоть до закрытия. Он помнил, как Такемичи приходил в мастерскую, ибо с его приходом становилось слишком шумно, смех звучал громче и радостнее, становилось уютно. Такемичи приносил с собой термос с теплым, вкусным какао, маленькие бенто, в которых были милые сосиски в форме осьминожек. Всё это вручалось им, под неодобрительное ворчание альф, что окружали омегу. Тогда он завидовал этим, казалось взрослым парным, тогда он завидовал, но мечтал о другом. Только после трагедии, он ушел в другой мир и больше не смеялся. Единственным светлым мятном на детском воспоминании, был этот дрожащий и ничего не понимающий омега. Так даже лучше, это хорошо, что Такемичи потерял память, они создадут ему новые воспоминания, заполнят его мир своими красками. Прошлое стоит отбросить.