В объятиях Бонтен

В разноцветных глазах сейчас отражается по-детски живой интерес, молодой мужчина вытягивает шею и смотрит через плечо громиле. Он вновь ощущает себя маленьким, слабым и щуплым ребенком, что вечно прятался за своего друга. Такемичи. Впервые Какучо увидел Такемичи, когда он и Шин пришли к ним в приют, тогда Изана ушел с братом, а оставив их вдвоем. — Привет? — синие глаза смотрели вопросительно, в них плескалось веселье и странное тепло. Хотелось вот прям сейчас все выложить. Всё, что тяготило маленького Какуче. Наученный горьким опытом общения со взрослыми Какуче отвернулся и засопел, всем видом показывая, что чужаку здесь не место. — прости, не умею я общаться с детишками. — я не ребенок. — пробурчал Какуче, он весь сжался, и хотя на дворе было лето, его внезапно пробил озноб. Неужели этот странный парень вот так уйдет? Он посчитал его не интересным? Грубым? На глаза тут же навернулись злые слезы обиды. Какуче не был плаксой, он даже не плакал на похоронах своих родителей, от чего родственники посчитали его странным и никто не захотел брать к себе такого ребенка. — прости. — мягко произнес Такемичи, — хочешь шоколадку? — а можно? — Какуче развернулся смаргивая крупные слезы и размазывая сопли по лицу. — угу… — синие глаза искрятся смехом. Какуче внимательно наблюдал, как Такемичи достает из карманов спортивных штанов небольшую молочную шоколадку, аккуратно берет ладонь ребенка и вкладывает её в руку. Шоколад еще сохранил тепло чужого человеческого тела. Такемичи пахнет домом, мамой, уютом, на глазах снова слезы. Внезапно его заключают в объятия, осторожно гладят по спине, ничего не говоря. Громкий и отчаянный стон боли приводит Какуче в себя, он смаргивает наваждение, в нос ударяет тяжелый запах наполненный болью, отчаяньем, страхом… — Как он? — спрашивает Какуче, на его бесстрастном лице не дёрнулся ни один мускул. Ясно же, омега всеми силами пытается подавить феромоны, подавить свою сущность, ломая себя изнутри. Это обидно, это ломает альфу, неужели омеге настолько не приятно? Это действительно стоит всех страданий? Все же было хорошо, Такемичи же их всех нянчил, он был их детством, юностью. Раньше все было проще и легче, что изменилось? — Он мучается и не подпускает к себе. — плечи Мочи опускаются, он устал, под его глазами явные черные мешки, глаза впали, щеки осунулись, а его фирменная аккуратная бородка сейчас топорщилась и больше была похожа на щетку не первой свежести. Сильные, увитые мышцами и венами руки были исцарапаны в кровь. — Просто пусти меня. — Такеоми появился словно изнеоткуда, в зубах его была не зажжённая сигарета, грудь часто вздымалась. — нет. — челюсть Мочи напрягается и Какуче понимает, что это уже не первый их разговор. — Это приказ Майки, ты не можешь ослушаться. — правый уголок рта Такеоми ползет вверх. — Тварь! -не скрывая ненависти и злобы шипит Мочи, его мощный кулак впечатывается в стену. — он тебе не принцесса, а ты не дракон её охраняющий. Очнись уже. — голос Такеоми дребезжит от ненависти, злобы и Какуче не понимает откуда такие сильные эмоции у советника главы. — Он и тебя ненавидит, просто ты еще не знаешь этого. Мочидзуки Канджи не был идеалистом, он не был человеком, что борется за справедливость, честь и свободу. Он был жесток ко всем, кто представлял угрозу для него и банды. Но он был всегда уважал людей, что смело отстаивали свои интересы, тех кто мог в лицо сказать правду. Такемичи Ханагаки был таким, прямым и честным. Он сразу обозначил свою позицию и сейчас борется за право жить как свободный человек. И поэтому скользкий Такеоми был тварью, которую стоило придушить еще в колыбели, но против приказа Майки ничего не поделаешь, поэтому он скрипя зубами отошел от входа в спальню, дверь перед его носом захлопнулась. — Мне нужно выпить. — Мочи развернулся на пятках и пошел, не следя идет ли за ним Хитто, знал, что идет.

***

Омега утопала в роскошных шёлковых простынях, она терялась на огромной кровати. Такеоми затаив дыхание приблизился, внутри него узлом все скрутилось, он весь подрагивал от нетерпения и возбуждения. Все его тело покрылось мурашками, глаза расширились, а ноздри затрепетали. Если бы он только был альфой, он бы насладился букетом эмоций полностью, он бы вдохнул полной грудью отчаянье, злость, страх, и теплый молочный запах ебаного шоколада. Вот он, Такемичи мать его Ханагаки. Гордый, надменный, всегда смотрящий с высока на Такеоми. Сейчас валяется практически на грани полуобморока. Его прекрасные волосы спутались, прилипли к лебединой шее, которую хотелось украсить багровыми цветами. Этот надменный ублюдок всегда вызывал у старшего Акаши противоречивые чувства, только хорошенько накурившись однажды, он понял, что хочет намотать волосы на кулак, и выебать Ханагаки до кровавых слез. — Ну что, теперь ты не такой уж и надменный. Жалкая омежья шлюха. ты наверно перед всеми ноги раздвигал. — зловеще прошептал Такеоми, его крючковатые пальцы, словно когти грифа, вцепились в лодыжку и потянули тело омеги на себя. Гриф, это птица падальщик. Что только и может делать, что жрать пищу, оставленную более крупными хищниками. Вот и сейчас, Такеоми Акаши, собирался измываться над тем, что любезно предоставил ему его хищник и уж он то постарается. — Как тебе должно быть было весело, водить меня за нос? — Такеоми жадными движениями скользил ладонями вверх, оглаживая нежную бархатную кожу, наслаждаясь каждым прикосновением, его мерзкие пальцы приближались все ближе к паху. — раздвинь и для меня ножки. Слабый пинок был ему ответом, омега заскулила чувствуя опасность и пыталась оттолкнуть от себя угрозу. — не хочешь? А для других ты с радостью это делал? Это все потому что я бета? весело было меня дурить? Все знали, что ты сраная омега, никто меня не предупредил! — Такеоми резко раздвинул руками ноги, его пальцы не церемонясь проникли в девственную дырочку Такемичи, тот выгнулся, глухо застонал. Его ослабленные руки попытались схватить мучителя и не дать начать двигаться внутри. — .ти… — тихо, на грани слышимости шептали обескровленные губы Такемичи. — прекрати… прошу… — о, сейчас ты со мной решил заговорить? — Такеоми жадно всматривался в столь желанное лицо, ловя каждую эмоцию, впитывая их, словно он был пьяницей, которого привели в подвал наполненный бутылками высококлассного алкоголя. — прошу… — назови моё имя! — потребовал Такеоми, его пальцы легко скользили внутри, смазку омега выделала обильно, шея не прекратила кровоточить. Повинуясь странному желанию, он припал к феромонной железе. Он мог уловить только отголоски феромонов, но даже и так они сводили с ума. — так вот что чувствуют альфы? — завороженно прошептал мучитель. Член Такеоми уже набух и болезненно упирался в брюки, которые показались такими тесными. Он уже не мог терпеть. Правда. Вид обнаженного и беззащитного Такемичи приводил в неописуемый восторг. И как Мочи держался? Определенно тот был импотентом. В воспаленный мозг Такеоми даже не пришла мысль о том, что Мочи был уж не таким ублюдком как он. Расстегнув ширинку и вывалив свой член наружу, Такеоми достал пальцы из растянутого омеги, провел рукой по своему члену, собирая на пальцы свой предэкулят, таким образом он смешал обе жидкости. Навалился всем весом на хрупкое тело Такемичи, вгоняя свой член сразу, на всю длину, заставляя омегу раскрыть широко глаза, и задохнуться в немом крике боли. Рукой, что он провел по своему члену, он закрыл рот Такемичи, а затем просунул пальцы внутрь, доставая до самого горла. — ну как тебе вкус? Это наш любовный сок. — говоря это, Такеоми двигался рывками, он был словно неопытный девственник, который засунул свой член внутрь другого человека, а как двигаться не знал. ОН дергался, хрипел, размазывал выделения по лицу омеге, заставляя того содрогаться от боли, отвращения. Пару раз Такемичи даже стошнило, но так как тот ничего не ел, из его рта непрерывным потоком текла слюна. Воспаленный мозг Такеоми принял это за акт проявления удовольствия. Дернувшись еще пару раз, он кончил внутрь.