Забавы ради

***

      Я вздыхаю, не понимая, почему он так странно смотрит на всё вокруг, а на меня в особенности.       — Что же с ним не так? — переведя взгляд на меня, Калюка приподнимает брови.       Он и вправду устал ненавидеть.       — Забудь, — покачав головой из стороны в сторону, решаю сделать вид, что ничего не говорил.       В принципе, Влад быстро подхватывает эту мысль и забывает об этом. Ком вновь забирается в горло, не давая произнести и звука. Влад садится в машину, я запрыгиваю на пассажирское сидение напротив. Он постепенно продавливает педаль газа, никуда не спеша. Калюка не смотрит, не говорит первым и выглядит так, будто его подменили. Если в итоге у него обнаружится ещё один брат, на этот раз близнец, я буду к этому готов.       — До конца декабря осталось всего две недели, — резко выдаёт Влад. — Уже придумал, как сам будешь развозить товар?       — На машине, — пожимаю плечами, удивившись столь внезапному вопросу.       — Ты не умеешь водить, — заявляет Калюка с напряженным выражением лица.       — С чего такие утверждения? — безразлично переведя на него взгляд, остаюсь непоколебим.       — По тебе видно.       — Я похож на женщину?       Повисшее молчание с моей добивающей шуткой стучит по нам обоим. Влад изо всех сил старается согнать лезущую на лицо улыбку, но только делает себе этим хуже. Отвернувшись, он прокашливается, пока я, не стесняясь, заливаюсь смехом. Кажется, проезжающие мимо авто начинают сигналить, ведь отвернувшийся от дороги Калюка подзабывает, что находится за рулём. Когда я успокаиваюсь, он так же бессловно поворачивается обратно и, выровняв машину, корчит серьёзное выражение.       — И прав у тебя, разумеется, нет, — забыв, про что была моя шутка, строго произносит он, и я вновь срываюсь на безудержный хохот.       Я уже готов бить по всему подряд от того, как старательно он пытался замять ситуацию, однако в итоге своими словами сделал с точностью до наоборот.       Влад, блять, теперь у меня в голове закралась мысль, что ты — гений, покрывающий всё толстым слоем иронии. И если эта догадка верна, матерью клянусь, ты самый смешной человек на планете, зашедший так далеко только ради прикола.       — Нет, прав у меня нет, — отсмеявшись, с заминкой проговариваю я. — Ты не подумал об этом, когда сулил вручить мне машину по истечении времени?       — Неа, — многозначительно выпаливает Калюка.       — Весело.       — Не сильно.       Всё-таки он не конченый изверг. Он мог заставить меня таскаться с коробками по всему городу, не жалея моего времени, но решил подогнать мне машину, чтобы я ездил на ней. Либо он просто не хочет лишнего внимания и проблем, которые я буду собирать на ходу, двигаясь с грузом по району пешком. Да, второй вариант кажется более правдивым.       — Мне их никто и не выдаст, — продолжаю эту тему с правами.       — Тебе есть шестнадцать, — перечит Калюка. — В этом штате нет строгих правил для вождения.       — Мне нет «здравого ума», — передразниваю его. — В этом загвоздка.       — Звучит как исключительно твоя проблема, — он посмеивается, осматривая заднюю часть дороги в зеркале сверху перед тем как свернуть на шоссе.       — Сбив я пару-тройку живых кеглей на твоей машине, это всё ещё будет моей проблемой? — протягиваю я.       Я не умею водить и не хочу учиться этому. Лучше уж буду растаскивать грузы пешком за километры от своего дома, чем попытаюсь быть серьёзным. Я люблю только кататься, а не рубить деревья, пилить их, сколачивать и изготавливать из них санки.       — Разговор бессмысленен, я уже поставил тебе задачу, — отзывается Влад, раздражённо вздыхая.       — Я не буду сгибаться ради водительского удостоверения по твоему приказу.       Сам не понимаю, зачем противлюсь как последняя истеричка. Видать, страх потерял. А может просто хочу извести Влада до изначального состояния, в котором он нравился мне больше.       — А я не собираюсь нянчиться с тобой, — произнеся последнее слово с явной брезгливостью, Калюка запускает одну руку в волосы, проводя пальцами по чёрным прядям. — Напоминаю, я у тебя в инструкторах только до конца декабря.       — Значит попрошу возить себя кого-то другого.       Сам не понимаю, как проговорил это вслух. Кажись, я хотел только об этом подумать… И зачем-то выдал эту мысль ему, причём достаточно надменно.       Влад зависает на короткое мгновение, закусив губу. Он кладёт свою руку обратно на руль и перемешивает в себе несколько противоречащих друг другу эмоций.       — Валяй, — спустя долгую минуту Калюка пожимает плечами. — Главное, выбери кого-то проверенного, и того, кто ни о чём не проболтается и не потребует своей доли.       Это предложение слетает с его уст со злостью. Он подразумевает, что я не смогу найти такого человека? Да, помимо этого, он опять считает меня проблемой. Мразота редкостная, сам же меня к себе привинтил, а теперь требует всего на свете, да чтоб всё ещё и идеально было!       Нет, Влад, как ты хочешь, не будет.       — Тогда, выбираю тебя, — несколько секунд рассматриваю шрам на правой ладони, а после перевожу взгляд на Влада. — Условия соблюдены, что тебе не нравится?       — Ты знаешь, я ненавижу повторять дважды, — он начинает заводиться на моих глазах.       — Мне всё равно, у меня нет других вариантов, — честно признаюсь я, вдавливая Калюка в сидение своим саркастичным тоном.       — Вышел.       Вмиг, Влад останавливает машину. Благо, успев пристегнуться минутой ранее, меня лишь слегка откидывает вперёд. Нахмурив брови, решаю, что мы уже на месте. Влад вновь перекладывает пистолет себе под куртку, пока я, отстегнувшись, выскакиваю из машины и злостно хлопаю дверью.       Погодите-ка. Это не тот скейт парк, в который мы приезжали раньше.       Обернувшись, натыкаюсь на кулак, прилетевший мне в челюсть. Не успев опомниться, отшатываюсь к ближайшему столбу. Мы где-то посередине безлюдного шоссе, окружённого редкими фонарями, проглядывающимися через пустошь. Боль разливается по всему телу, но страха более не появляется. Да, я понятия не имею, что творится в голове у Влада, он всё такой же непредсказуемый и на голову поехавший. Вот только я ничем не хуже.       Поправив сползшие с лица очки, замахиваюсь и лечу на него с размаху. Он первый начал.       Сузив глаза, Влад хватает меня за запястья и уже хочет отшвырнуть в сторону, как я заезжаю ему коленом по яйцам. Я не стану клясться, что это вышло случайно. Таков был первоначальный план.       — Блять, — проскуливает он, согнувшись вдвое.       В этот раз я пробиваю ему кулаком чёткий удар чуть ниже виска.       Забавно вышло. Как только я подумал о том, что он стал относиться ко мне иначе, то сам же сразу стал нарываться, и вот мы уже подрались. Только вот, ему на зло, я уже понял, какие у него основные приёмы: Влад всегда хватается за все части тела противника и старается его обездвижить, при этом нанося повреждения по торсу. Как он не подумал о том, что делая так, он сам оставляет себя беззащитным? Идиотище.       Влад сваливается на асфальт после удара по голове за считанные секунды. Приподнявшись, он стоит на коленях, я подхожу ближе без лишних мыслей. Если я отрублю его — сделка сорвётся, тогда он сольёт всё матери. Если продолжу стоять на своём, но больше не буду бить — он придёт в себя и точно убьёт меня. Да, второй вариант однозначно лучше.       Но я опять не могу думать слишком много, когда злюсь. Особенно, когда меня вырывают из спокойного состояния так резко.       Проведя указательным пальцем по своей челюсти, замечаю осколки зуба на нижней губе. Белые частицы скрипят на дёснах, приоткрыв рот, с ужасом притрагиваюсь к левому клыку. Цел, фух, блять, цел! Но неплохо так осыпался. И стал острее.       Сжав кулаки, прикусываю губу и, оставив зуб в покое, хватаю Влада за волосы. Он, всё ещё отходя от двух самых болезненных ударов, с помутнением поднимает на меня свой взгляд, когда я притягиваю его наверх. Сжав чёрные пряди сильнее, задираю его голову к небу и с нескрываемым бешенством всматриваюсь в силуэт улыбки на чужом лице. Ровно до тех пор, пока не натыкаюсь на своё отражение сквозь очки в его отливающих голубым глазах.       Я не похож на себя, это, блять, это не я!       Убрав от него свою руку, отхожу на шаг назад. Это взгляд матери, не мой взгляд! Тогда почему я смотрю абсолютно так же?       Проебался. Я опять крупно проебался, но почему стал проёбываться так часто?       Мои веки подрагивают, когда я судорожно пытаюсь отвести глаза от своего отражения в чужих. Сняв очки, кладу их на капот машины и подхожу обратно.       — Ударь меня, — произносится мной на автомате. — Посильнее.       Влад, будто бы только и ждущий этой команды, тотчас же встаёт и, разогнувшись, вмазывает мне по скуле возле глаза. Когда я грохаюсь на заснеженную землю подле машины, он начинает смеяться. Кажется, я постепенно схожу с ума, ведь подхватываю его хихиканье. И пока с его стороны смех становится всё тише и тише, я наоборот прибавляю громкость тону, начиная трястись как последний наркоман, оставшийся без дозы. Однако, замолкаем мы одновременно. И как бы сейчас не хотелось проснуться где-нибудь на набережной Невы, забыв всё это как отвратительный сон, перед моим лицом лишь чужая ладонь, предлагающая на неё опереться. Она возникла слишком внезапно, почти не оставив время на размышления.       Успокоившись, пару раз моргаю. Всё расплывается, я плохо вижу. Случайно всхлипнув, смахиваю рефлекторно выступившие из-за боли слёзы и отворачиваю голову в сторону, будто передо мной никто и не стоит.       — Пришёл в себя? — монотонно спрашивает Калюка.       — Не знаю, — случайно усмехнувшись, спешу закрыть рот.       Это полнейший бред, стыд, позор, сука, что угодно, но не реальность. И я в корне не ебу, почему Влад опять не добивает меня, а отступает. Нет, не просто отступает, а предлагает помощь!       — Вставай, — сыпется приказной тон сверху.       Повернувшись к нему лицом, переваливаю вес вперёд и отряхиваю исцарапанные руки. Поджав под себя колени, так и не встаю на ноги, откатившись обратно на задницу. Мне не неловко, мне, блять, пиздец как больно! Слабость переливается на каждую мышцу организма, подкашивая не только конечности, но и середину тела. Поэтому даже когда Влад, не выдержав, хватает меня за плечи и пытается поднять, я выскальзываю из его рук и стукаюсь копчиком уже об асфальт неподалёку.       — Мне оставить тебя здесь? — негодующе вздыхает Калюка.       — Наверное, — апатично шепчу я.       Но перед этим, Влад, будь добр, сотри с лица земли всё, что имеет свойства зеркал. Они мне не нравятся.       — Нет, давай, поднимайся, — отказывает мне Калюка, вновь протягивая руку.       Я опять сказал что-то вслух? Да и поебать.       Не знаю, о чём думаю, хватаясь за его руку. Тёплые пальцы проходятся по моим запястьям, я закусываю щёку изнутри, нехотя принимая помощь. Встав, отряхиваю одежду и, посмотрев в лицо Владу, понимаю, что что-то опять изменилось. Он никогда не помог бы мне после того, как мы подрались. Он не разглядывал бы моё лицо с жалостью сразу после приступа агрессии. Он бы не выглядел так странно, глядя на меня в принципе.       — Ты как? — наконец отпустив мою ладонь, он случайно проводит пальцами по шраму.       Влад бы не спрашивал как я.       Недоверчиво сузив глаза, я лишь приподнимаю брови. Кажется, что его странность передалась мне, ведь я веду себя максимально неадекватно. Я вновь не понимаю, что, зачем и почему творю. Хочется спать, улететь в другую реальность и, для начала, хотя бы не быть собой.       — Не молчи, — абсолютно серьёзно произносит Влад, вновь приковав к себе моё внимание.       Но я молчу и, взяв очки с капота машины, надеваю их, оглядывая Калюка под тусклым светом холодного фонаря. Всё то же лицо, тот же равнодушный высокомерный взгляд с чем-то нечитаемым внутри. Снег падает на его чёрные волосы, мгновенно тая при соприкосновении с кожей. Я устал.       — Отвези меня домой, — приказываю, отведя взгляд.       — Нет.       — Пожалуйста, — без какой-либо эмоции прошу я.       Теперь молчит уже Калюка. Видимо не понимает, куда делась моя прежняя уверенность и настойчивость. Всё просто: они исчезли, стоило мне увидеть своё отражение, а потом сквозь туман своего лица заметить там взгляд матери. После такого не то, что язвить не хочется… После такого жить неохота.       — Садись в машину, — хладнокровно отзывается Влад и, вздохнув, отходит в сторону.       Открыв дверь, сажусь сзади и запрокидываю голову к багажнику. От коробок за спиной сильно пахнет мылом и шампунями. Этот запах раздражает нос, но глаза закрываются сами по себе. Сквозь узкую щель между своих век я вижу курящего Калюка. Зажав сигарету между зуб, он садится в машину и о чём-то думает, а мне становится не по себе. Я не могу заснуть в его присутствии как прежде, как в тот раз на вечеринке. Тогда он тоже курил, а мне было смешно. Может, веселье пропало из-за того, что я понял серьёзность ситуации? Нет, оно бы не испарилось так быстро. В чём же дело? В разгоревшемся интересе, заставляющем задумываться всё чаще? Хер его, блять, знает.       И всё-таки, дышать становится тяжелее. Я пытаюсь повернуть голову, но повисшее на лице жжение от недавнего удара в скулу позволяет лишь сморщиться.       Нельзя спать. Мне нужно ещё разгрузить коробки, получить свою долю, быть высаженным посередине случайной дороги и добраться оттуда домой.       Еле достав из кармана телефон, мельком прохожусь по экрану с осознанием, что я хер знает где, ведь сигнал пропал. Мы не едем в скейт парк, Влад точно не отвезёт меня домой, тогда куда мы двигаемся?       — Я перенесу сделку, — монотонно шепчет Калюка, выкидывая выкуренную сигарету в окно.       В машине вновь повисает аромат табака и мужского одеколона. Смешиваясь с запахом мыла, он создаёт приторно противный застой в воздухе. Я открываю окно, вдыхая пару снежинок носом. Когда снег перестанет идти, всё уже будет хорошо. Осталось вытерпеть, дождаться…       Стоп, чего нахуй?       — Почему? — взволнованно выдаю я.       — Перехотелось ехать куда-то, — пожав плечами, Влад непринуждённо зевает.       Подхватив зевоту, отвожу взгляд к окну. Сидя сзади, пользуюсь возможностью и выпрямляю ноги полностью, завалившись боком на дверь машины. Приложив голову к стеклу, несколько минут думаю, как бы начать говорить.       — Возможно, мне просто правда надоело, — с прекрасно различаемой грустью в голосе посмеивается Калюка.       — Соглашусь, — отчаянно протягиваю я.       Медленно, Влад съезжает на обочину и останавливается, заглушив машину. Я долго всматриваюсь в его отражение в маленьком зеркальце сверху, проглядываясь через кресло спереди. Почему-то именно сейчас я жалею, что рядом со мной никого нет. Никто не поможет мне советом, не поддержит словом, не вытащит из этой грёбаной машины и не отнесёт домой на руках.       Но мне опять не нужна любовь, ведь я справлюсь со всем сам. И я вновь стою на своём как упёртая тварь, не смея противоречить себе. Если я изменю свои принципы, то начну ошибаться, а я не хочу этого делать. Из этого вылезут ещё большие проблемы. Мне они не к чему.       Но с губ так и рвутся слететь ужасные слова.       Я тоже устал ненавидеть, я заебался закрываться в нервозном смехе от опасностей, я просто мечтаю жить спокойно. Жить без Влада, который за считанные месяцы успел перевернуть мою жизнь с ног на голову. Без его заморочек, приказов и порывов злости в свою сторону. Однако, как бы я не отрицал тот расклад событий, в котором мы можем быть друг другу никем, мне херово от того, что проскакивает в голове, когда я оставляю мысли подсознанию.       Я не хочу целовать его.       Стокгольмского синдрома не существует, Вова, эту херь выдумали безмозглые идиоты, чтобы романтизировать любовь к психопатам дальше.       Кого угодно, но не его.       Это полный бред, я вымотался, это пройдёт, нужно просто переждать, лечь в кровать, поспать и забыть.       Хочу поцеловать его.       Молча отведя взгляд от чужих глаз, строго смотрящих на меня, сглатываю накопившуюся слюну. Надеюсь, он не читает в моём лице этих странных, чуждых даже мне размышлений. Мы только что подрались, он самый худший на то кандидат. Я не хочу. Хотел бы. Нет. Хочу. Нельзя.       В тишине каждый шорох становится громче гудящего самолёта, волнами отскакивая от гладких поверхностей несколько раз. По коже проходит дрожь, становится страшно без причины. Я не в себе, Влад всё правильно сказал. Как бы не было стыдно признать, сейчас он мне ближе, чем кто-либо ещё. И мне нужно прийти в себя, чтобы это навязчивое желание исчезло.       Он был спокоен, пока я не начал специально подначивать его. Он разозлился, мы подрались и впервые успокоились без чужой помощи. Нет. Не впервые. Ещё тогда, когда я хотел пробить ему голову стеклом, он решил отступить и не убить меня в отместку. Почему? Не знаю.       Даже закрыв глаза, чувствую на себе чужой мучительный взгляд. Он, словно жжение, перетекает с одной части лица на другую и останавливается на моём рту. Неосознанно, я облизываю пересохшие губы и сразу же прячу язык обратно. Стараясь сфокусировать внимание на новом заострённом клыке внутри, случайно шмыгаю носом. Поправив очки, пытаюсь унять сошедший с ума пульс, что отбивает мне секунды по задней части шеи.       Мне всё равно, изверг Влад или нет, мне не понравится он такой, какой есть в данный момент. Помимо животного желания, разгоревшегося на фоне стресса и жажды приключений в самом начале моего пребывания здесь, меня к нему ничего больше не тянет. Мне интересно, но этот интерес больше смахивает на детскую любознательность, нежели на романтическую заинтересованность. А поэтому надо выбросить этот бред из своей и без того замученной головы и забыть как страшный сон.       В крайнем случае, я найду себе кого-нибудь. Не только на зло Владу, который уверен, что я не смогу этого сделать, но и для себя самого. Это добавит проблем и обязательств, но если ситуация на то меня вынудит, я сделаю всё, чтобы получить желаемое.       — Прогуляемся?       Я распахиваю глаза, удивившись внезапному предложению. Нет, это скорее приказ, как обычно, но чересчур необычный.       — Где? — разжав зубы произношу я.       — По городу, — на удивление совершенно нормально отвечает Калюка, не став даже подмечать, как его раздражают вопросы.       — Я хочу домой, — честно говорю я, опять отведя взгляд.       — Мне всё равно.       Он заводит машину и, отвернувшись к дороге, начинает движение.       Да, это прежний Влад, которого легко можно вывести из себя, если слегка постараться. Или каким-то боком чувствовать в нём все точки нажима и продавливать именно их. В любом случае, на моё мнение ему как всегда наплевать.       Влад подтягивает свой телефон из подстаканника и начинает кому-то писать. Наверное, переносит сделку. Это опасный и необдуманный ход для того, кто хочет заработать как можно больше. Это пиздец как скажется на его репутации как торговца. Тогда, в чём же смысл? Он опять жалеет меня? Жалеть меня не надо.       Но за окном всё больше начинают мелькать отголоски города. Мелкие строения крупнеют, всё чаще сквозь стекло слышны чьи-то пьяные выкрики из глубин редких парков. Вскоре поблизости появляются высокие небоскрёбы. На домах неподалёку налеплены огромные вывески, одна налезает на другую. Американцы гуляют по ночным улицам, звонко смеясь и не стесняясь раздавать незнакомым людям свои комментарии. Проезжая мимо, я улавливаю эту дружескую атмосферу, погрузившуюся на всё вокруг. Этот город живёт. В нём есть люди. Они не так уж и плохи, как я думал. Возможно, всё не так ужасно.       — Есть хочешь? — вопрошает Влад, заезжая на парковку.       — Нет, — отказываюсь я, не понимая, почему он в принципе спрашивает у меня такое.       Мы не друзья.       — Прекрасно, — произносит в пустоту он.       Вытащив ключи, Калюка проверяет свои карманы и, запихнув в один из них телефон, выходит из машины. Лениво потянувшись, отправляюсь за ним. На нём длинная, чёрная, лёгкая на вид кожаная куртка, брюки и оранжевый свитшот. Во мне нет и живого места. Медленно переступая с ноги на ногу, я снимаю очки и протираю их рукавом тёмной толстовки перед тем как надеть обратно. Калюка обходит машину сзади и, остановившись возле меня, достаёт сигареты. Закурив, безмолвно разворачивается в сторону дороги перед небольшим баром. Перебежав её, оборачивается на меня. Я следую за ним, плюя на правила дорожного движения, ведь пешеходного перехода нигде рядом не виднеется.       — Если хочешь что-то сказать, говори, — сонно настаиваю я. — У меня нет желания бродить здесь без смысла.       А ещё у меня нет желания поцеловать его без причины. Я на то надеюсь.       Отведя глаза от чужих губ, сквозь которые просачивается сигаретный дым, недовольно вздыхаю. До дома самостоятельно я уже не дойду, мы слишком далеко, а автобусы вот-вот перестанут следовать по маршрутам, уехав на стоянку. Придётся засунуть гордость куда подальше и спросить, переступив через собственное чувство важности.       — Что у тебя на уме? — я подхожу к нему вплотную, коснувшись своим плечом его руки.       — Ты, — без задней мысли выдаёт Влад.       Отшатнувшись в сторону, издаю нервный смешок. Смешно наблюдать за тем, как его переламывает. Он ненавидит пидоров всей душой, желая считать себя нормальным, но с каждым разом всё с большей злостью натыкается на отголоски своей латентности и теряется, не соображая, что делать. Жаль, что если я скажу это вслух, он опять начнёт всё бешено отрицать.       — Ты только обо мне и думаешь? — усмехнувшись, опускаю испуганный взгляд на укрытый снегом асфальт.       — Ненавижу, — он затягивается, беря паузу. — Это.       — Понять можно, — цокнув, смято улыбаюсь.       Влад не признает, что запутался, пока не пьян. А я слишком заебался вытягивать из него информацию на сухую. Возможно, это слишком личное предложение, но терять мне всё равно нечего.       — Давай напьёмся.       Он смотрит на меня несколько протяжных минут, пока я поглядываю на шумный бар позади него. Я слышу, как мой телефон разрывается от сообщений в кармане, но игнорирую данное явление. Я жду отказа, который почему-то следует так долго.       Резко, Калюка выкидывает докуренную до фильтра сигарету, разворачивается ко мне спиной и шагает в сторону бара. Я срываюсь за ним мигом. Спустившись по ступенькам, поздно соображаю, что ни ему, ни мне нет того возраста, с которого можно потреблять алкоголь в этом штате. Когда передо мной выскакивает фигура мужчины, проверяющего удостоверения личности, нервно закусываю губу, но стоящий спереди Влад быстро достаёт из кармана смятые купюры и по-дружески впихивает их в руки охранника. Кажется, они уже знакомы.       Быстро проскочив мимо верзилы, я следую за Владом до мигающих огней. Посередине танцуют подвыпившие ребята, громкая музыка врезается по сердцу, заставляя то биться ей в ритм. Это не простой бар, это полноценный клуб.       Аккуратно, Влад усаживается на круглый стул возле стойки. Подозвав к себе тоненькую рыжую барменшу, он шепчет той что-то на ухо и приветливо улыбается. Понятливо кивнув, она поправляет убранные в хвост заколкой волосы и берёт в руки несколько бутылок. Когда та кладёт их на стол по очереди, я присаживаюсь рядом с Калюком и с интересом продолжаю наблюдать. Закинув цветную мешанину по маленьким стаканам, девушка радостно напевает себе под нос раздающуюся из динамиков английскую песню. Закончив свои махинации, она ставит на прозрачную барную стойку несколько лимонных настоек и холодные закуски. Тонко нарезанное мясо отливает золотым под светодиодами, отражая от себя огни сверху.       — Я вычту это из твоей доли, — наклонившись, проговаривает Влад мне на ухо.       Вздохнув, зачем-то глупо улыбаюсь. Взяв в руки настойку, закидываю ту в себя разом. Прошедший по горлу холод отбивает желание спать. Я набираю воздух в лёгкие и запихиваю в себя половину мясной тарелки. Вкусно.       Повторив за мной, Влад потирает нос рукой и поворачивается ко мне лицом. Широко расставив ноги, он просто смотрит. Прогулка по городу заканчивается на этом моменте.       Калюка заказывает ещё одну порцию, потом ещё одну, потом что-то другое, но выпиваем мы всё на одном уровне. Я не уступаю ему вместительностью желудка, он и не думает давать слабину, посчитав, что у нас соревнование «кто больше выпьет».       Меня уже неплохо так мутузит из стороны в сторону, а он тяжело дышит с покрасневшими губами как последняя пьяная тварь. Мы всё ещё не друзья и не хорошие знакомые, но и не враги, потому что ненавидеть устали. Тем более, я прекрасно вижу, что больше всех Влад ненавидит только самого себя. Зачем же ему мучать себя ещё и мной?       Вдох, выдох, яркий свет.       — Давай начнём всё сначала.       Я резко поворачиваю голову в его сторону, округлив глаза. Музыка вокруг затихает, оставляя лишь едкий звонкий шум. Где-то в атмосфере застрял аромат алкоголя и табака. Влад смотрит на меня совершенно серьёзно. Я начинаю злиться.       — Тогда сотри всё, что имеешь на меня, — как можно спокойнее произношу я.       — Если пообещаешь работать на меня дальше.       — Если будешь платить.       — Договор, — он протягивает мне руку, я вяло пожимаю её с брезгливостью.       — Отныне мы просто партнёры по делу, — выкидываю я, быстро отпустив чужую ладонь.       Мне всё ещё нужно помнить про Лизу и остальных. Нельзя думать только о себе. Когда Влад удалит данные, я вернусь к началу. Оттуда у меня останется всего ничего до побега, нужно будет успеть наладить всё. Значит нужно будет много работать. Сука, ещё и этот семейный ужин под Новый год! Блять.       — Не хочешь со мной сдружиться? — вызывающе простанывает Влад прямо мне на ухо.       Помотав головой, улыбаюсь ему в лицо.       — Нет. Зачем мне это?       — Ты мне, — начинает Влад.       — Замолчи, — перебив его, чётко процеживаю я.       На танцполе не видно ни потолка, ни пола. Все сливаются друг с другом воедино, прижимаясь всеми частями тела к первым встречным. Я достаточно устал для того, чтобы обмякнуть в чужих руках. И я впервые хочу окунуться в то пьяное состояние, когда готов переспать с кем-угодно, лишь бы забыться. Потерять девственность со случайным красивым американцем не кажется столь плохой идеей в данный момент.       Поэтому, встав со стула, я отправляюсь в самую гущу. Чувствуя чужой взгляд, утыкающийся мне в спину, проскальзываю через слой людей, добираясь до середины. Здесь тесно и нечем дышать, но намного лучше, чем рядом с Владом. Пока я не знаю его намерений на мой счёт и не могу понять все эти резкие смены настроения, перетекающие из желания навредить мне к желанию дружить, я буду держаться на расстоянии. Так долго, как смогу. Он уже знает обо мне всё, кроме моего отношения к нему. Пусть это будет конечной точкой. Я буду думать самостоятельно, не давая ему ничего осознать, а потом выскребу из него всю информацию. Тогда он и поймёт, что отрицает здесь всё только он.       — Русский?       Я дёргаюсь от внезапно возникшего возле лица сладкого голоса. Какой-то высоченный парень с длинной русой чёлкой улыбается позади меня, закинув мне руку на бок. Родинка возле носа, белоснежная водолазка, горлышко которой упирается ему в кадык, тёмные штаны с множеством карманов. Краем глаза я вижу, как он медленно покачивается из стороны в сторону, стараясь положить свою голову мне на плечо.       Ладно, возможно, я переоценил свои способности, решив, что готов с кем-то заигрывать. Мне стыдно и неловко.       — С чего вы это взяли? — сдержанно отвечаю я, сбрасывая с себя чужую руку.       — У тебя на толстовке российский флаг, — проскользнув мимо моего плеча, парень оказывается прямо передо мной.       Нас разделяют считанные сантиметры. Я чувствую, как прохожусь по его бедру парой пальцев, когда сзади меня толкает какая-то девушка. Мгновенно отстранившись, пытаюсь отойти на приемлемое расстояние, но вокруг все стоят вплотную друг к другу, не давая и шевельнуться.       — И то верно, — посмеиваюсь я, стараясь скрыть смущение.       Уже не знаю, чего мне хочется. Я бы жестко поебался с кем-то, как всегда и представлял, дроча в ванной. А может, просто поговорил бы с тем, кто ничего обо мне не знает. Или сделал бы и то, и другое.       — Смотри, — русый парень указывает мне взглядом на Влада, сидящего над стаканом выпивки. — Тот, с кем ты сюда пришёл, уже еле живой сидит.       — Обычно тем, кто следит за мной, я пробиваю коленом между ног, — отвечаю я, отвернувшись от настойчивого взгляда Калюка.       Я знаю, чего мне хочется. Хочется опять сделать что-то ему на зло. Всё равно мы не друзья. Тем более, он пообещал, что удалит всё, если я буду на него работать. Значит больше нас ничего и не связывает. Так почему бы мне не уединиться с первым попавшимся, раз меня ничего, кроме его взгляда, не сковывает?       — Просто ты очень красивый, — протягивает парень, закинув руку на моё плечо.       В этот раз я не сбрасываю её с себя. Выше меня на голову, неизвестный оголяет ровные зубы и широко улыбается. В отличие от меня, он не пьян, я вижу это по глазам. И смущаюсь как скотина от обычного комплимента. Мне их не так часто уж и делают! А в особенности редко я получаю их от тех, кто привлекателен мне.       — Спасибо, — закусив щёку, поправляю сползшие с лица очки.       — Не за что, — с добротой в голосе, парень пожимает плечами.       Он не выглядит как кто-то отрицательный. Он не похож на нарика или пьяницу. Он не нажигает, не пристаёт и не лезет туда, куда не просят. Он абсолютно нормальный человек, ищущий себе компанию на вечер.       — Ты тоже неплохой, — совсем тихо произношу я.       — Не расслышал, — с фальшивой серьёзностью отвечает парень.       Всё он прекрасно услышал.       — Ты тоже неплох, говорю, — отзываюсь я уже громче.       — Как тебя зовут? — придвинувшись чуть ближе, смотрит, можно ли.       Можно.       — Вова, — положив ладонь ему на плечо, прохожусь по чужой белой водолазке юрким прикосновением.       — Ваня, приятно.       Кажется, я начинаю забывать про Влада, мониторящего меня всё это время. Мне плевать, что он хотел сказать. Наверное, я просто пресёк очередную попытку насмешки, мне нет до этого дела. Я ему не нравлюсь и не понравлюсь, я раздражаю его, он мне так же противен.       — Зачем пришёл сюда? — вопрошает Ваня, когда я случайно перекладываю свою руку на его шею из-за толчка под бок.       — Поговорить с, — я запинаюсь и, улыбнувшись ему в ответ, продолжаю. — Уже неважно с кем.       — Надеюсь, это не твой парень.       Иван переживает за свою жизнь. Все, кроме меня, скорее всего, тоже переживали бы, если б подумали, что кто-то вроде Влада может начистить им ебало.       — Не дай Бог, — помотав головой, ухмыляюсь ещё раскрепощённее.       Мне уже не так стыдно, скорее, слегка неловко от смущающих действий русоволосого, переложившего свои руки мне на талию. Медленно покачиваясь, он заставляет не стоять на месте и меня, от чего мысли ходят кругом.       — Прогуляемся?       Я ловлю флешбэк от слов Калюка, но не подаю виду.       — Вернее, проедемся, — поправляет себя Ваня.       — Если отвезёшь меня домой, — в шутку зарекаюсь я.       — Без проблем.       Отпустив меня, Ваня подаёт мне руку. Совершенно нежно, без принуждения или наставлений. Он не причиняет мне боль, но мне почему-то всё равно хорошо. Это приятное чувство надавливает на горло, заставляя выкинуть пытки одиночества куда подальше. Лиза, может, и не была права, когда сказала, что я прекрасный человек, но теперь я вспомнил, что тоже могу быть кому-то интересен в этом плане.       Подав ему свою руку, крепко сжимаю её в своей и поддаюсь, когда меня тянут на себя. Оказавшись к нему вплотную, соприкасаюсь с ним грудной клеткой. Когда он пропихивается через людей, выводя нас с танцпола, я хватаю свою куртку на выходе и весело следую за ним.       Когда глаза Влада утыкаются мне спину, забываю про всё, что окружало меня прежде. Я не сильно пьяный, так что смогу о себе позаботиться. Тем более, Ванёк не отдаёт ароматом поехавшего маньячеллы. От него пахнет ягодным кондиционером для белья, нотками жасмина и сладкой ваты. Не той, что забивает рецепторы своей приторностью. Скорее бархатной, воздушной и шёлковой.       — Вкусно, — протягиваю я ему на ухо, когда мы поднимаемся по ступенькам наверх.       Теперь смущается уже он, чуть не споткнувшись на выходе из клуба. Наши лица загораются одновременно. Даже если это встреча на одну ночь, мне всё нравится.       В спокойном темпе, я дохожу до его машины, держась с ним за руки. Такое же белое, как и его водолазка, небольшое авто встречает меня маленькими лампочками и светлым кожаным салоном. Ваня открывает мне дверь, я надеваю куртку и сажусь на пассажирское, пока он запрыгивает на водительское.       — Куда хочешь поехать? — спрашивает русоволосый.       Ему точно не нужен секс, что меня ни капли не расстраивает. Потеряю девственность не сейчас, а днём позже, без разницы. Хорошо проводить время можно и не только выплескивая из себя сексуальные желания.       — Оставляю это на твоё усмотрение, — мягко улыбнувшись, чувствую себя лучше некуда.       Никто не кричит, не беспокоится и не требует. Возможно, я веду себя как снятый проститут, но мне на то с высокой колокольни. Пусть и с незнакомцем, но мне весьма уютно. И я перестаю параноить, боясь за свою жизнь. Если меня убьёт кто-нибудь такой красивый, то я не буду против.       — Совсем рядом есть большой парк, — начинает Ваня, положив руки на руль.       — Значит туда, — добро посмеявшись, пристёгиваю ремень вслед за ним.       Наверное, это и есть мой типаж. Мне нравится прямолинейность, лёгкость на подъёме, спонтанность и отсутствие ненависти ко мне. Мне нравятся те, кому нравлюсь я. Мне нравится, когда меня бьют, но, кажется, ещё больше мне симпатично обратное.       Мы проезжаем мимо машины Влада, когда мой телефон вновь начинает с постоянной периодичностью звенеть от приходящих на него сообщений. Достав его из кармана и поняв, что те пришли не от матери, со спокойной душой вырубаю звук. Артём был точен, говоря, что мне нужен кто-то, чтобы отвлечься. Если мы встретимся с ним вновь, я обязательно извинюсь за свои слова.       И вправду, уже через несколько минут мы оказываемся возле огромного фонтана, отключенного на зимнее время. Весь парк неподалёку в снегу, но каменные тропинки вычищены до блеска. Выскочив из машины, я рассматриваю всё вокруг с энтузиазмом.       Когда ко мне относятся нормально, я никогда не начну агрессировать. Так же, как я буду абсолютно спокоен и уравновешен, пока меня не ровняют с дерьмом, огревая брезгливым взглядом. Я становлюсь добрее, когда получаю хорошее отношение к себе.       — Вот теперь прогуляемся, — возникший со спины силуэт кладёт мне руку на талию.       Ваня уже в красной куртке, видать, взял её на заднем сидении своей машины. Этот цвет на нём меня не раздражает, как на Владе.       Я начинаю самостоятельное движение не сразу, прождав так и не совершившегося толчка в свою спину. Когда всё происходит по согласию, мне становится непривычно.       Но Ваня никак меня не подталкивает. Дождавшись, пока я начну идти, он лишь медленно ступает следом, аккуратно придерживая меня за талию. Это странно, ведь после такого обычно все хотят секса, но русоволосый просто нежится и, обойдя меня спереди, берёт мою вторую ладонь, засовывая себе в карман. Будто мы знакомы давно, хоть и видимся впервые.       И мне нравится. Чётко, без упрёков и нерешительности, он делает то, что хочет, когда видит, что я не против. Из-за этого появляется чувство комфорта, и я неосознанно начинаю повторять за ним, прижимаясь ближе.       — Сколько тебе лет? — спрашивает Ваня с мягкой интонацией.       — Семнадцать, — отвечаю я, неловко перебирая чужие пальцы.       Я никогда ещё не находился с кем-то в такой непринуждённой близости. Это, блять, первое свидание?!       И пусть сейчас мне не страшно допустить какую-то ошибку, ведь всё и так вышло спонтанно, всё равно не хочется сделать что-то не так.       — Я старше, — говорит Ваня, наблюдая за падающими снежинками вокруг. — Мне почти двадцать.       — Похуй, — весело отзываюсь я. — Видать, в тот клуб все попадают незаконно.       — Ну, я ближе к разрешённому возрасту употребления алкоголя в этом штате, чем ты, — отшучивается он.       — Тоже похуй, — рассмеявшись, вынимаю одну руку из чужого кармана и снимаю очки.       Стёкла испачкались из-за снега, видеть что-то в них почти невозможно. Так что лучше дать глазам отдохнуть.       — Как тебя вообще сюда занесло?       — А что, район плохой? — проговариваю я, поджав губы.       — Нет, но ты сильно выделяешься, — указывая на мою толстовку с флагом России, произносит Ваня.       — Это так ужасно?       — Ни капли, — приобняв меня, отвечает он. — А тот человек, с которым ты пришёл? Твой друг?       — Давай не будем об этом, — чересчур строго откликаюсь я. — Прости.       Я стал извиняться чаще. Возможно, потому что стал мягче. А может, потому что нашёл людей, перед которыми искренне извиниться — не смертный грех.       — Не надо, это нормально, ну, выставлять границы разговора, — без единой доли сомнения отвергает мои извинения он.       — Спасибо, — я смотрю в его светло-зелёные глаза с короткими чёрными ресницами и ощущаю, как расплываюсь.       Мне этого не хватало. Мне правда этого не хватало! Как же, сука, классно! Я просто беззаботно говорю с кем-то, не задумываясь о лишнем так много! Это невероятно, блять, это просто потрясающе!       И не совсем так уж и важно, что я в нетрезвом состоянии… Если ещё перед этим примять тот факт, что я сел в машину к незнакомцу и уехал с ним Бог знает куда.       — У тебя всё на лице написано, — со смешком произносит Ваня.       — Я впервые гуляю так с кем-то, — честно, ну, не подумав, лепечу я.       — Мне казалось, всё наоборот.       — Выгляжу слишком уверенно?       — Ага, — со вздохом отвечает он.       — Я, нет, ни капли не уверенно, — решаю вылить ему свою душу. — Мне пиздец нервозно, не держал бы ты меня сейчас, я б трясся как осиновый лист.       — Но я же держу, — проведя пальцем по моему шраму на правой ладони, Ваня опять улыбается. — Так что всё хорошо.       — Всё хорошо, — зачем-то повторяю его последние слова.       Это, кстати, одна из фишек аутистов.       Рассмеявшись от этой мысли, поздно ловлю на себе задумчивый взгляд собеседника.       — Точно? — вопрошает он и, вытащив наши руки из своего кармана, проводит ими по моей скуле.       Становится стыдно. Перед матерью было бы страшно, перед Владом наплевать, перед Лизой совестно, а сейчас… Именно стыдно. Хочется как-то оправдаться, но это бесполезно. Расплывающиеся по лицу ссадины не прозрачны.       — Это связано с тем человеком, с которым я пришёл в тот клуб, — с непонятными эмоциями выдаю я, встав на месте.       Мы усаживаемся на лавочку, стоящую перед большим деревом, и Ваня всеми мышцами тела подаёт мне сигналы, что будет готов выслушать, если что.       — Он не мой друг и не мой парень, но мы знакомы, — пытаясь рассуждать, запутываюсь в терминах.       — Тебе не нужна помощь? — обеспокоенно протягивает Ваня, всё так же держа мои руки в своих.       — Нет, не, не в этом плане.       Помощь мне не нужна, сам справлюсь!       — Там достаточно странная ситуация, — отзываюсь я после минуты молчания.       Я смотрю на всё вокруг нечётким взглядом. Без очков я не могу увидеть всего, что меня окружает, но уверенный взгляд человека напротив отрезвляет.       — Это не сильно важно, поверь, всё норм, — мысленно махнув рукой, улыбаюсь. — На самом деле я просто подозреваю, что ты психолог и сейчас заставишь меня заплатить за этот сеанс.       Последняя шутка выезжает из меня на автомате. Я всегда начинаю нести хуйню, когда не понимаю, что говорить дальше.       — Надеюсь, всё образумится, — серьёзно настаивает он.       — Обязательно, — принимаюсь как можно быстрее переводить тему. — Лучше расскажи о себе. Ты где-то учишься?       — Да, все будни провожу в кампусе за изучением программирования, — быстро перенимает инициативу Ваня. — А по выходным, как видишь, провожу время в поисках собеседника на одну ночь.       — То есть, я у тебя не первый? — с сарказмом произношу я.       — Такой сложный, первый, — прямолинейно долбит Иван. — Обычно все, кого я так вытаскиваю, пытаются отсосать мне уже на этапе подхода к машине.       — Не знаю, не хотел бы, — пару миллисекунд думаю, стоит ли договаривать. — Хуй сосать.       — И на том спасибо, — отчаянно вздыхает русоволосый.       — Но если ты не ищешь секса, почему ты зависаешь именно в клубах?       — Чтобы найти кого-то как ты. Это может показаться странным, но мне интереснее говорить с людьми, нежели их трахать, — шутит, выгнув одну бровь.       — Действительно странно, — суживаю глаза, согревая свои ладони в чужих.       — А в таких заведениях обычно сидят интереснейшие люди в мире. Я всегда вытягиваю тех, кто выглядит уныло: они самые занимательные собеседники с уникальными историями.       — Ты больше смахиваешь на совратителя, нежели на слушателя, — выдаю первое, что пришло в голову.       — Ладно, я просто боюсь секса с незнакомцами как огня, — Ваня посмеивается, а потом становится серьёзнее прежнего. — Зато я не боюсь с ними целоваться.       Кажется, я где-то уже слышал первую фразу. Но перед тем, как спросить, нужно ответить на прикосновения.       Чужие руки отпускают мои, перемещаясь мягкими поглаживаниями на спину прям под мою куртку. Я неловко обвиваю ладони вокруг его шеи и, вздохнув поглубже, задираю голову к небу. Прикрыв глаза, улыбаюсь луне, пока Ваня прижимает меня ближе к себе.       Я уже целовался с друзьями, девушками, собаками, блять, да с кем я только не целовался… Так что, сейчас просто поцелуюсь с кем-то ещё разок.       И всё-таки, это невероятно непривычно. Мне не хочется его целовать, но в то же время я и не против. Это приятно и неприятно одновременно.       Когда мягкие губы накрывают мои собственные, я опускаю голову и аккуратно облизываюсь. Наверное, мне было бы приятнее, если бы было больно. Нет. Не знаю. Не уверен.       Было бы приятнее, если б целовался я с Владом?       Отстранившись, мягко улыбаюсь. Да, поцелуй был хорош, но, сука, чего-то не хватает.       Влада?       Я притягиваю Ваню ещё раз, целуя его настойчивее. Я закусываю ему язык, прохожусь своим по чужому нёбу, исполняю фокусы с руками на его шее, но так и не достигаю от этого деяния пика удовольствия.       Я опять думаю не о том в самый неподходящий для того момент.       Закрыв глаза вновь, представляю перед собой Калюка и с ужасом отодвигаюсь от ничего не понимающего Вани. Стерев со своего лица тревогу, миловидно улыбаюсь, чтобы он не представил ничего лишнего.       Теперь, когда мы поцеловались, пора задавать вопросы. Боится секса с незнакомцами как огня и ищет кого-то для простых бесед, подлечить душевные пробелы, значит. Догадка глупая, но если я попаду, клянусь, до конца жизни буду помнить.       — Ты знаком с Артёмом Калюкой?       — Да ты прямой как рельсы, — смеётся, отвернувшись от меня, Ваня.       — Так и знал, сука, — с досадой поглядываю в сторону. — Это он тебя подослал?       — Скорее сориентировал, — признаётся Ваня. — Я не подставной агент, и, если что, всё, что я сказал, правда, — он берёт долгую паузу, но, не выдержав моего настойчивого укоризненного взгляда, продолжает. — Артём просто рассказывал мне о тебе, я узнал тебя по описанному образу и решил познакомиться.       Я пару минут думаю, врезать ему или нет. Особой причины на это у меня нет, тем более, он… Неплохой.       — Дай мне его номер, — приказываю я.       — Секунду, — достав телефон, Ваня ищет контакт и протягивает мне мобильник.       Вытащив из кармана свой, я забиваю туда точный номер Артёма Калюка. Есть. Сука, есть!       Но спасибо я ему всё равно не скажу.       — Зачем расспрашивал про Влада, если уже всё знаешь? — вопрошаю я.       — Да в том то и дело, что не знаю! Я только имя твоё помнил и внешность, — он запинается. — Что у вас там за тёрки с братом Артёма, я не в курсе.       — Так и быть, оправдан, — встав со скамейки, ещё раз оглядываю его целиком.       Он всё так же привлекателен, но опять не тот, кто ничего обо мне не знает. Из-за этого всё настроение скатывается в ноль.       — Довезешь меня до дома, — командую я, застёгивая куртку. — И никому не слова, что встречал меня.       — А иначе? — пытается пошутить.       Приоткрыв глаза шире обычного, угрожаю ему молчанием.       — Понял, — пожав плечами, он встаёт с места.       Мы доходим до машины в абсолютной тишине. Какая ж Земля всё-таки круглая, мать её. Меня хоть где-то перестанут встречать люди, которые уже наслышаны обо мне? Я порядком заебался.       — Почему ты поцеловал меня даже тогда, когда уже понял всё? — сев в машину, спрашивает Ваня.       Я ставлю перед ним телефон с навигатором на свой район, чтобы он понимал, куда меня везти.       — Хотел отвлечься на мгновение, — отведя взгляд к окну, отвечаю я.       — Получилось?       — Не до конца.       Всё-таки меня слишком тянет к Владу. Это не выбить из бошки, как я сейчас убедился, даже при поцелуе с тем, кто меня привлекает. Теперь я понял, что он имел в виду под зависимостью и не способностью от меня отвязаться. Потому что испытываю то же самое.       — Ты мне правда понравился, — когда мы уже выезжаем из города, протягивает Иван.       — Спасибо, — более сдержанно, чем раньше, отвечаю я.       Я больше не хочу рассказывать обо всём направо и налево, зная, что он дружит с тем, кто находится близко ко Владу.       — Даже не дашь мне своего номера? — грустно протягивает русоволосый.       — Только если ты перестанешь считать меня незнакомцем, — даю ему прямой намёк.       Не нужны мне эти ебучие разговоры по душам и нежности, толку от них нет. А вот переспать с кем-то, ибо, прочувствовать что-то новое, так это я не против. Может, хоть так Влада из своей заткнутой головы выбью.       — Ты прямо как он, — неосознанно выдаёт Иван.       — Как кто? — с безумным взглядом поворачиваюсь на него я.       — Влад, судя по рассказам, — честно продолжает он.       Закусив губу, решаю лишний раз не срываться. Я сам уже долблюсь в задницу с этой мыслью прилично, неудивительно, что это подмечают другие. И пора бы перестать это отрицать, иначе правда стану как Калюка старший.       — И чем же мы похожи? Судя по рассказам Артёма.       — Всем, — пожав плечами, произносит Ваня.       Я замолкаю, отвернувшись к окну. Нельзя продолжать думать, что мы полные противоположности. Но в то же время, слышать это слишком обидно. Я не считаю Влада хорошим человеком, он отвратителен и… Ровно так же я думаю и про себя.       — Понятно, — шепчу я, надевая очки обратно.       Вымою их уже будучи дома.       — Наверное это было лишним, — произносит Ваня, сворачивая уже на знакомое мне шоссе.       — Поебать, — отмахиваюсь я.       Он вновь берёт меня за руку, но я случайно откидываю ту от себя. Посмотрев на Ваню, извиняюсь взглядом и беру его за руку самостоятельно, просто чтобы отдохнуть хоть пару минут.       Но время течёт слишком быстро, не давая расслабиться. Я вижу, что мы уже подъезжаем к моему району, когда вытаскиваю свою ладонь из чужой и прохожусь взглядом по шраму на другой своей руке вновь.       — Захочешь свидеться, я всегда буду готов, — Ваня всё-таки протягивает мне свой телефон, чтобы обменяться номерами.       Не хочу ему отказывать.       Выключив навигатор, вбиваю его контакт и убираю мобильник себе в карман. Поймав счастливую улыбку, устало моргаю.       — Напиши, когда будешь готов потрахаться, — последнее, что я произношу перед тем как выйти из машины.       Покинув авто, аккуратно захлопываю дверь и, отойдя на бордюр, жду, пока Ваня уедет. Решив, что обошёлся с ним слишком плохо, мгновенно разворачиваюсь и, подойдя к водительскому месту, наклоняюсь. Осмотревшись по сторонам, жду, пока он опустит стекло, а после внезапно просовываю свою голову внутрь и целую его в губы на прощание. Вот, так уже лучше.       Слава Богу, Ваня не оказывается поехавшим сталкером, сразу же двинувшись с места после того, как я отошёл. За это ему спасибо. Скажу. Когда-нибудь.       Вытерев собственные губы, ещё раз оглядываюсь. Никого вокруг нет, окна родителей сюда не выходят. Я чист и невинен.       Дойдя до дома, прислушиваюсь к миру по другую сторону сквозь щель в двери. Родители не спят, но всё равно не обратят на меня внимания: они опять ссорятся на втором этаже, швыряя на лестницу случайные вещи. Значит всё хорошо.       Разувшись, снимаю куртку и, закрыв дверь на замки, прохожу в свою комнату. Здесь серо и неуютно, как и всегда. Проверив распиханные по носкам ключи, перекладываю их на раковину. Сбросив с себя одежду, наконец залезаю в душ. Нет настроения ни дрочить, ни плакать. Можно только порадоваться тому, что ящик теперь в безопасности. Ничто не угрожает моему побегу… Кроме молчащей матери, почему-то не бегущей сейчас вниз доканывать меня по поводу пропажи её железного врага. Ну, и кроме Влада. Даже если он удалит всё, что у него на меня есть, не дай Бог подумает выкинуть что-нибудь ещё.       Руки щиплет. Маленькие царапины на ладонях саднят под тёплой водой, но от того мне только спокойнее. Когда мне больно, я могу почувствовать себя живым. Так что, пока мне херово, всё тоже нормально. Чем хуже, тем лучше, ёпт, ну а как иначе?       Помывшись, вылезаю из ванной. Закинув себе на голову полотенце, выгребаю из ящика чистые вещи и влезаю в них. Развесив постиравшееся, закидываю новую порцию стирки. Вымыв очки, вытираю их насухо. Рутина под конец дня добивает, но без неё я не смогу двигаться дальше.       Наконец завершив все свои дела, перепрятываю ключи и, взяв телефон в руки, заваливаюсь на кровать. Открыв сборник непрочитанных сообщений, оглядываю те без всякого интереса. Лишь новость Лизы о том, что у неё уже меньше чем через две недели будет день рождения, поднимает настрой. Сквозь миллиард сообщений, я рассматриваю лишь одно. Лиза: Сможешь прийти ко мне двадцать шестого декабря? Планирую закатить уютную вечериночку в честь дня рождения!       Я ставлю положительную реакцию на сообщение, переходя в другой чат. Здесь, после угроз и посланий с местом и временем, висит тройка одиноких вопросов, где я. И последнее… Слегка настораживающее. Влад: Ты просто сбежал?       Я хмурюсь, не понимая, с какой интонацией мне стоит его прочесть. Это претензия, намёк на нелучшие последствия? Как это вообще трактовать?! Вова: А обязан был остаться?       Ответ приходит незамедлительно. Влад: Значит мне тебя не ждать?       Я отвожу взгляд от мобильника, удивлённо прикрыв глаза. За окном идёт снег.       Он всё ещё там?       Влад же мог посмотреть, где я, у него есть всё, чтобы меня отследить. Или он правда стёр всё это уже сейчас?       Напечатав сообщение, слишком долго думаю перед тем как его отправить. Оно выглядит странно. Вова: Не жди.       Ответа не приходит ни через минуту, ни через час.       Я ложусь спать с открытыми глазами.

***

      Утро туманное, тревожное и не предвещает множества событий за день. Я встаю с кровати на автомате, сразу же подойдя к заряжающемуся телефону. От Влада нет новых сообщений.       Расчесав спутавшиеся волосы, понимаю, что чёлка слишком сильно отросла. Взяв косметические ножницы, подхожу к зеркалу в ванной. Обработав руки, забиваю на шипение мелких ран, окутанных пеной. Не вижу себя, но это не проблема.       Поднеся ножницы к волосам, несколько секунд думаю перед тем, чтобы отстричь осветлённую прядь. Светло-русые корни волос переливаются под бледным больничным светом в ванной, за окном валит снег, всё вокруг слишком тёмное.       Взмахнув ножницами, наблюдаю за тем, как первые отстриженные волосы слетают с головы в раковину. Я не буду состригать их коротко, просто приведу в порядок. Ещё дюжину отстриженных прядей спустя, наконец убираю ножницы в ящик. Теперь я выгляжу так же, как в первый школьный день в Америке, если не считать отросших натуральных волос, смешавшихся с осветлёнными снизу. Отстригу их тогда, когда буду стричься в следующий раз.       Прогулявшись до кухни, нахожу дом в полумёртвом состоянии. Всё раскидано по углам, мусор на улице валяется мимо бака. Этот ебучий минимализм, смешанный с беспорядком, раздражает, но убирать его лень. Мать, как образумится, встанет и приведёт это всё в порядок, если отец быстрее не закажет уборку.       Подойдя к холодильнику, радуюсь, ведь еда в последнее время всегда на месте. Закинув в себя таблетку от боли в голове, запиваю её чаем и сразу же заедаю жареной колбасой. Наевшись до отвала, пытаюсь добраться до дивана, чтобы позависать на нём, гипнотизируя стену, но ноги ведут меня обратно в комнату.       И вот я опять стою над телефоном, не наблюдая новых сообщений. Я захожу в мессенджер по сто раз за минуту, мониторя аккаунт Калюка, но безрезультатно. Он прочитал моё последнее послание и больше ничего написал. Почему он ждал?       Подойдя к шкафу, натягиваю на себя тёплую одежду. За ночь в комнате стало холоднее прежнего. Я уже всерьёз задумываюсь над тем, чтобы наплевать на всё и зарубить встречу с Ваней, возле которого было так тепло вчера. Но быстрее этого мои пальцы опять находят контакт Влада и пишут ему. Вова: На какую дату ты перенёс сделку?       Выдумав неплохую причину, почему я ему пишу, пытаюсь оставить телефон в покое. Я отхожу до одного края комнаты, но возвращаюсь к противоположному, никак не пересиливая себя. Заглядываюсь на шкаф, переполненный чистой одеждой, вспоминаю все запахи, с которыми столкнулся вчера, однако в голове намертво повис лишь аромат табака и мужского одеколона.       Влад не отвечает, куда бы я не смотрел и чем бы себя не отвлекал.       Значит, нужно перестать валять хер и заняться тем, чем должен. Писать Лизе и спрашивать, как у неё дела, если быть точнее. А ещё лучше, наконец ответить друзьям из России, потому что я не гнида конченая, бросившая их без новостей. Вова: День рождения — ахуенная тема, только что тебе подарить?       Это сообщение летит в чат к Лизе. Вова: Пиздец, у вас там так всё снегом замело, что даже фрагменты Финского залива с набережной не видно?       А это в общую группу с друзьями. Вова: Зачем ты ждал?       А это Владу.       Пиздец.       Задумавшись, не понимаю, как опять пишу ему. Ответив на все утверждения друзей, но так и не дождавшись ответа от Лизы, я, видать, попутал берега. Удалять уже поздно, Влад всё равно с лёгкостью может просмотреть историю через каких-нибудь ботов, я уверен, он знает об этой функции.       Я дёргаюсь от резкого звука пришедшего сообщения. Влад: Думал уехать вместе.       Чего, нахуй? Вова: Ты бы всё равно не отвёз меня до дома. Влад: Могли бы поехать до моего.       Нет, это, блять, неправда. Это мне либо снится, либо я уже умер, обдолбавшись чем-то в клубе вчера. Он не написал того, что написал. Я не прочитал того, что он отправил. С чего бы ему везти меня к себе? Поиздеваться? Ну, сука, спасибо, не стоит. Вова: Зачем? Влад: Поговорить. Вова: Мне кажется, мы уже всё друг другу сказали. Влад: Тебе кажется.       Секунда, вторая, и я срываюсь с места. Чуть не надев поверх толстовки ещё одну, влезаю в тёплые штаны и надеваю вторую пару носков, запихнув в них ключи. Не знаю, что сейчас делаю, да и поебать. Мне слишком интересно.       Чуть не начав грызть ногти по дороге к выходу, опасливо впрыгиваю в ботинки. Да, подрываясь к Владу с желанием встретиться без намеченного ранее времени или плана, я творю полнейшую хуйню в данный момент.       Но как же прекрасно, что в это мгновение меня нагоняет надобность выпасть из реальности, ведь, открыв глаза, я уже стою перед его домом, не помня ни как сюда дошёл, ни о чём думал всё это время.       Стараясь не затрястись, стучу в дверь и поправляю свою задравшуюся куртку. Он распахивает дверь мгновенно, будто ждал.       — Ты тупое ебланище, — здороваюсь я с порога. — Но я не уйду, пока не узнаю, о чём ещё ты хотел проговорить.       — Больше не скажешь мне замолчать? — с претензией цокает Калюка.       — Смотря что скажешь мне ты, — я снимаю обувь и, оттолкнув Влада, ступаю на порог.       — Всё то же, что и вчера, — недовольно протягивает он, закрывая дверь позади.       Я прохожу внутрь дома, своевольно вешая куртку на крючок. Пройдя на кухню, осматриваю всё то же помещение ещё раз. Мраморные столешницы, тёмно-красный деревянный стол, широкие белые стулья на тонких ножках. Ничего не изменилось с нашей прошлой встречи с этим помещением. Кроме того факта, что сейчас мне нужна быстрая доза информации. Срочно, сука!       — Так, о чём побеседуем? — вызывающе протягиваю я.       — Я перенёс сделку на сегодняшний вечер, — отвечает совершенно не на тот вопрос Влад. — То же время, как и всегда.       — Что-то ещё?       — Ничего нового.       Он будто не желает повторять те слова вслух, заставляя меня жалеть, что перебил его тогда. Скотина ебаная, пытается вызвать во мне чувство вины перед ним? Да ни в жизнь.       Я открываю рот, чтобы начать говорить вновь, но Влад опережает меня, начав предложение первым.       — Ты переспал с тем парнем?       Приподняв брови, ухмыляюсь. Я еле сдерживаю повисший в глотке смешок. К чему вообще этот вопрос?       Однако позабавиться охота.       — Да, — вру в желании посмотреть, насколько Владу станет мерзко.       Но тот держится, отходит от меня к столешнице, прикладывая несколько пальцев к подбородку. Пока я сажусь на стул, думает о чём-то, всё равно хмурится, но больше злится и негодует, чем испытывает отвращение. Бедняга, влюбился, что ли?       — Шутка, — смеюсь, заглушая своим хохотом повисшую тишину. — Тебе-то какое дело?       — Интересно, — признаётся Калюка.       И вот я опять смеюсь, в этот раз более нервно, чем обычно. В данный момент, без лишних мыслей, нужно говорить всё, что приходит на ум. Так я, судя по опыту, всегда добиваюсь больших результатов.       — Хочешь быть друзьями? — в язвительной манере вопрошаю я. — Докажи, что удалил всё на меня имеющееся.       Тогда, может, я пересмотрю парочку аспектов в ненависти к нему и смягчу приговор. Или вспомню, кого вчера так сильно хотел поцеловать.       Влад, нацепив на лицо лёгкую улыбку, выходит с кухни с последним же произнесенным мной звуком. Возвращается он уже с ноутбуком и флешкой. Поставив его на стол передо мной, он втыкает флешку в разъем и открывает файл. Вмиг, перед моим лицом проскакивает море скриншотов переписок с друзьями и подобных снимков экрана с геолокацией не только моего дома, но и особняка родственников недо-отца. Одёрнув себя, опять натыкаюсь на мысль, что Влад всё это видел и читал. Особенно пугает огромная по весу папка с именем Лизы. Эту переписку он отслеживал строже всего.       Внезапно, Влад совершает пару махинаций и стирает всё с флешки подчистую. Я вижу смятение на его лице, перерастающее в негодование и досаду. На его месте я тоже был бы расстроен, удалив столько накопленной на меня информации. Без неё, как-никак, у меня будет больше времени в случае чего.       Но это не повод расслабляться. Если Влад взломал меня однажды, ему не составит труда проделать то же самое вновь. А значит, мне просто дали отгул на то время, пока Калюка будет проделывать всё это опять. Если, конечно, у него нет копий этой флешки, и он сейчас не ссыт мне в уши.       — Доволен? — монотонно вкидывает он.       И я слишком заигрываюсь с ролью главного. После того, как я начал узнавать про Влада то, чего не знает никто другой, жить стало проще. Так, я тоже могу его шантажировать, так у меня будет возможность вертеть его туда, куда надо мне. Как я когда-то и подумывал делать… Пусть манипулировать и сложнее, чем я предполагал. Ну а что вообще, связанное с Калюком, может быть простым?       Это самая оптимальная опция.       — Да, — произношу я, но сразу натыкаюсь на одну крупную несостыковку.       Это я, только что, согласился, сука, быть с ним друзьями?       Округлив глаза, поздно понимаю, что натворил в попытке всё разрулить. Зависнув на месте, молча перебираю в голове все возможные варианты ближайшего будущего, но ни один из них не кажется правдивым.       — Это всё? — только чтобы не молчать говорю я.       — Хочешь обыскать мой дом? — недовольно посмеивается Калюка.       — Спасибо, обойдусь.       Поднявшись со стула, понимаю, какую глупость и подвиг одновременно совершил. Теперь столь сильно ненавижу только я его, нежели он меня.       Влад и вправду остыл, один я не могу успокоиться. Не хочу думать о том, кому из нас сложнее. Но и не могу сказать всего того, что хотел бы, даже сейчас.       Я просто молча разворачиваюсь и, стерев эмоции со своего лица, иду к выходу. Всё-таки без плана двигаться страшно.       — Ты мне интересен.       Оглянувшись, встречаюсь с отрешённым взглядом голубоватых глаз. Влад сказал это без каких-либо намёков или посылов, просто озвучил факт. Однако в его поведении всё равно заметна доля неуверенности.       Это то, что он хотел сказать вчера в клубе?       Кажется, в разум наконец приходит осознание. Запутанный, ненавидящий, ничего не понимающий — вот настоящий Калюка. Он не изверг, не моральный урод и не поехавшая гнида, его можно понять и оправдать. Влад делает всё ради собственной безопасности и достижения своих целей, но из раза в раз заходит в тупик, когда дело касается меня или его хороших знакомых.       Возможно, с таким Владом всё ещё можно вести разговор.       — Взаимно, — выбрасываю из себя я сразу перед тем, как, надев куртку и обувшись, выскочить из чужого дома, словно ужаленный.       Я не знаю, как всё будет развиваться в таком ключе. Ненависть медленно утекает из нас обоих, оставляя неприятные воспоминания, долгие взгляды и злость, перетекающую из нас друг в друга по очереди. Калюка всегда будет с брезгливостью смотреть на меня, вот только что-то подсказывает, что так же он смотрит и на себя в зеркало.       Как и я.       Продвигаясь по дороге домой, зачем-то останавливаюсь на пересечении улиц.       Будет весело, если начну продавливать эту тему? Скорее всего, он убьёт меня или разорвёт всё с корнем. Зато больше не сольёт ничего моим родственничкам. Способен ли он принять самого себя или, хотя бы, попробовать разобраться? Не думаю.       Такие как Влад не меняются.       Сузив глаза, с подозрением оглядываюсь и, на удивление, обнаруживаю стоящего в дверях Калюка. Пододвинув очки ближе к глазам, пытаюсь всмотреться в его лицо, но, поняв, что нахожусь слишком далеко от его дома и рассмотреть ничего не получится, поджимаю губы. Лишь этот силуэт повисает в голове.       Развернувшись, наконец выхожу из его поля зрения, свернув на уже выученный маршрут.       Теперь мы с ним названные друзья.       Я опять останавливаюсь, думая, куда пойти. Уже через несколько часов нужно будет вернуться сюда и поехать по делам. Есть ли смысл шагать до дома? Не хочу туда. К Лизе? Надо спросить.       Достав телефон из кармана, нахожу её контакт и решаю сразу позвонить. Гудок, третий, она поднимает трубку.       — Алло, — удивлённо произносит она из динамика.       — У тебя ещё остался тот чай? — с безэмоциональным лицом и радостным тоном интересуюсь я.       — Да, — растягивает последний звук Лиза.       — Тогда найдётся на меня пара часиков? — напрашиваюсь, пытаясь нацепить на лицо улыбку.       — Найдётся, — весело проговаривает синеволосая, спеша продолжить. — Родители как раз только что уехали.       — Уже бегу.       — Жду!       Повесив трубку, убираю телефон в карман и, укрывшись капюшоном от вновь начавшейся метели, утыкаюсь глазами в асфальт. Так на лицо попадает меньше снежинок.

***

      Я просидел у неё так долго, как смог. В отличие от предыдущих посиделок, когда я сваливал чуть ли не сразу, почуяв, что в моей голове пахнет жаренным, сегодня я остался с ней чуть ли не допоздна. Я должен был быть у Влада уже ровно как минуту. Ровно минуту назад я попрощался с Лизой и написал Калюку, что задержусь, и, что очевидно, не получил ответа.       Не хочу идти к нему, потому что не понимаю, что будет. Не знаю, как себя вести, не знаю, как он поведёт себя сам. Я вижу то, что есть в нём, и опять страшусь не иметь при себе чёткий план действий. Но как, блять, его можно придумать тогда, когда всё день за днём спешит переворачиваться с головы на ноги и обратно по сто раз за час?       Дорога до его дома вновь вся в бреду: на каждом шагу ненужные мысли, под стопами неоправданные переживания.       Придётся прибегнуть к полному игнорированию проблемы, находящейся прямо перед лбом.       Достав телефон из кармана, нахожу чат с друзьями. Стук в чужую дверь, Дане улетает первая шутка. Дверь распахивается, я улыбаюсь кружку Дениса. Влад молча кивает головой, пряча пистолет себе под куртку, Илья присылает голосовое сообщение, и я подношу мобильник к уху, чтобы его прослушать. Взяв коробки, которых явно не было в моё прошлое появление здесь, кладу поверх них телефон и зажимаю значок микрофона, чтобы начать записывать свои несвязанные слова. Сложив груз в багажник, смеюсь громко и несдержанно над какой-то бредятиной, присланной в чат тем же Ильёй. Садясь в машину, не смотрю на Влада — отвечаю на вопрос Данила. Вру, что помогаю одному из ново-приобретенных знакомых перетащить вещи для переезда. Я не оглядываюсь по сторонам, пристегнув ремень, лишь протягиваю несколько гласных, прижав динамик прямо ко рту. Отправив свой странный звук, пожимаю плечами и вновь начинаю высасывать темы из пальцы. Такие, чтобы не показались Владу незначительными, такие, чтобы друзья не поняли, что я пишу им лишь для того, чтобы отвлечься. Такие, которые не имеют ни малейшего смысла и обязательно будут сниться мне в страшных снах, ведь я обсасываю каждое предложение раз за разом, перевирая факты. Я строю из себя глупца нарочно ровно до тех пор, пока Калюка не доезжает до скейт парка. Тогда, распрощавшись с друзьями из России, я наконец убираю телефон и, стерев с лица остатки чувств, выхожу из машины.       Влад подтягивается за мной.       По тому же маршруту, как обычно, мы перетаскиваем и те коробки, что были загружены в машину вчера, и новые, не имеющие никакого запаха до уже знакомого пикапа, отдаём их всё той же весёлой девушке, Влад получает деньги, сразу вручает мне мою долю и, когда я пересчитываю её и понимаю, что он так и вычел из неё сумму за напитки, купленные мне вчера, всё-таки неосознанно вздыхаю.       Я не могу так. Не могу!       Но с Владом всё в порядке: тварь молчит и даже не подышит лишний раз.       Когда девушка удаляется на своём старом автомобиле, грожусь потерять равновесие и от усталости сесть на скамейку, сделанную из старых деревянных досок, будто стыренных и сцепленных вместе где-то на пилораме.       — Выглядишь хуже некуда, — подмечает Влад, остановившись рядом со мной.       — Спасибо, — отрезаю я, всё-таки падая на скамейку.       — Ты состриг волосы?       — А ты зачем-то сказал это вслух, — протягиваю я ответ.       Он садится рядом и, пока я, сгорбившись, рассматриваю мерцающий под ногами снег, достаёт сигарету. Приподняв брови, всё ещё испытываю чувство дискомфорта. Мне непривычно просто болтать с ним, понимая, что в нём так резко изменилось и почему он решил отпустить остатки ненависти так быстро. Устал. Забавно, как он пытается что-то наладить и склеить, хоть ничего серьёзного между нами больше не происходит.       Я приподнимаю уголки губ, отведя взгляд в противоположную от Калюка сторону.       Такое смягченное поведение обычно свойственно тем, кто хочет покончить с собой. Да и хер с ним, умрёт, меньше проблем будет.       Однако я думаю об этом уже не на серьёзе. Я больше не желаю Владу смерти, замечая, как он может быть сентиментален. В нём есть положительные качества, просто страха и злости в нём больше, чем чего-либо ещё. Это осознание мешает мне слепо ненавидеть его так же, как прежде.       — Нельзя долго оставаться на месте проведения сделки, — вдруг строго объявляет он и, встав, ждёт, пока поднимусь и я.       — Нельзя указывать тому, кому ты предлагаешь быть чем-то наподобие друзей, — продолжаю повторять за ним, всё-таки сползши с места.       Пошатываясь из стороны в сторону, наблюдаю за тем, как он опять курит. И опять меня тем бесит. Думаю, дело даже не столь в курении как таковом, как в том факте, что это делает именно он. Та же самая ситуация, как с красным и оранжевыми цветами и высоким ростом.       — Пойдём, — перестаю упираться.       Всё равно сиё занятие смысла в себе не несёт, а прожать гордость я смогу и в другое время. Ну, не тогда, когда я настолько вымотан.       Дойдя до машины, сажусь на заднее сидение. В прошлый раз мне понравилось откисать именно тут. Так я буду вне зоны доступа Калюка, если ему приспичит как-либо мне напакостить. Хотя, думаю, он извернётся, но всё равно меня заденет, если уж сильно того пожелает.       Сев на водительское кресло, Влад поджимает губы. Я знаю, о чём он хочет поговорить, просто смотря ему в глаза. Странное ощущение, но, наверное, я просто прочитал его мысли по случайности.       И нет, я не буду учиться управлять машиной.       — Ты, — начинает Влад.       — Нет, — сразу пресекаю его попытку я.       И довольствуюсь его терпимостью. Нет, не терпимостью, а покорностью. Мне нравится. Пусть эта мягкость из него никуда и не уходит.       — Придётся, — поняв, что я знаю, о чём он хотел попросить, продолжает Калюка.       — Я уже нашёл того, кто сможет меня возить, не переживай за своё время, — прислонив голову к стеклу, отрешённо проговариваю я.       Никого я не нашёл, никто в здравом уме… Кроме Дани. На такое бы не согласился. Тем более, помимо Влада у меня больше нет друзей с машиной.       Влад же пожимает плечами, смахивая с себя обязательства. И вновь обращает глаза ко мне, не разворачиваясь. Пусть в этом маленьком зеркальце сверху я не вижу себя, но его я тоже ненавижу, ведь через него проходит взгляд Влада.       — Следующая неделя последняя, — монотонно выбрасывает он.       — У нас каникулы? — интересуюсь я, почёсывая шею.       — Да, две недели учёбы отменили из-за погодных условий, а дальше праздники, — нехотя бормочет Калюка.       — Получается, завтра не нужно в школу.       — Чем будешь заниматься?       Я отмираю на секунду, начав учащённо моргать. Мониторю его взгляд несколько долгих мгновений и усмехаюсь. Никогда не привыкну слышать простые человеческие вопросы от него, и никогда не перестану молчать в ответ на них. Теперь Влад даже не наорёт на меня за это, так что я ничего не потеряю.       — Понятно, — приподняв брови, Калюка наконец заводит машину и пристёгивается.       Пару махинаций спустя, авто начинает движение. Тишина, снег и чувство погружения в неизвестность — то, что в данный момент окружает меня, когда я нахожусь рядом с источником проблем. Желание сбежать, досада и чёткие цели — то, что поможет мне вырваться из этого всего.       И Ваня, у которого, как я только что вспомнил, есть машина. Но ему точно придётся всё объяснять… Он из тех, кто задаёт вопросы. И, при всём этом, не стесняется этого делать. Тем более, мы совершенно не знаем друг друга, и я успел навалить ему всякого про «потрахаться» и «когда перестанешь считать меня незнакомцем»…       А если я скажу, что буду с ним нормально беседовать или целоваться, то серьёзной болтовни о делах можно будет избежать? То есть, если я воспользуюсь тем, что ему приглянулся, он станет помогать?       Кажется, я опять думаю о том, как наименее мерзотно бы поступить. Но самый отвратительный поступок, на который я пойду, уже случится через четыре с лишним месяца: остатки декабря, январь, февраль, март, семь дней после него до моего дня рождения. Совсем скоро я сбегу.       Эта мысль подогревает изнутри. Когда представляешь что-то, сразу можешь прочувствовать всё то же самое, что испытывал бы, будь твоя фантазия реальной.       Я закрываю глаза.       Мне будет невероятно радостно. Я заберу свои документы из школы, дождусь, пока мать, прихватив своего кавалера, как обычно свалит на мой день рождения куда-нибудь далеко, ведь у неё самой дата рождения отличается от моей лишь тридцатью годами разницы и двуми днями вперёд от седьмого апреля. Так вот, я совершеннолетний, девятое апреля, день рождения матери, в который она обязательно куда-нибудь улетит, я хватаю свои вещи, забираю ящик, запихнув всё содержимое в один единственный рюкзак, еду в город на автобусе, переваливаю всю наличку на Данин банковский счёт, предварительно сказав ему о своём плане и получив от него доступ, бронирую на сайте билеты, приезжаю в аэропорт, подтверждаю запись, прохожу все обряды охраны, прохожу в чистую зону, жду своего рейса в Россию, неважно, прямого до Москвы, Санкт-Петербурга или Сочи… Я доберусь до родного города из любой точки России, лишь бы попасть туда. И вот, я сижу в самолёте, за окошком огромный океан, после пересечения которого я перелечу почти всю Европу и окажусь на территории любимой, единственной милой мне страны, в которой останусь до конца жизни. Там я встречусь с друзьями, первое время я буду снимать квартиру напополам с одним из них, а может кто-то разрешит мне остаться у них бесплатно. Я устроюсь на работу, предъявлю в какой-нибудь университет, не требующий хорошей сдачи единых государственных экзаменов, свой аттестат с прекрасными оценками, полученный здесь в Америке, подготовлюсь и пройду любые вступительные испытания, лишь бы поступить и получить высшее образование, и заживу. Наконец заживу полной жизнью. Я могу стать кем угодно, если буду там, где мне и место. Я хочу открыть собственный ресторан, пусть и не умею нормально готовить, зато легко нахожу язык с людьми и знаю, что им нравится больше всего. Тогда, отучившись где-то на факультете менеджмента или экономики, я соберу накопившиеся деньги или возьму кредит, сначала сниму маленькое помещение под забегаловку, а после разовьюсь и перееду уже в большое здание под именем собственного бренда. А может, пойду офисным работником или начну развиваться как комедиант на сцене, озаряя лица незнакомцев своими колкими шутками. Планы на эту жизнь я составлю уже на ходу. В любом случае, рядом с друзьями у меня всё получится. Главное, до них добраться.       — Чему так мило улыбаешься? — вырывает меня из фантазий чужой голос.       Распахнув глаза, нахожу себя в машине. Влад уже приехал куда-то, остановившись возле небольшого здания. Мы в городе? Не знаю, не видел.       — Разному, — отвечаю я, стерев с губ улыбку.       Не смотрю на него в ответ, не желаю лишний раз портить себе настроение. Влад выходит из автомобиля почти сразу после моего ответа, я отправляюсь за ним следом. С неба вновь падает снег, ложась на землю третьим слоем. Вокруг нас печально выглядящая заброшка, подле которой в далеке виднеется подмёрзшая речка. За ней пара таких же нежилых на вид зданий, редкие деревья и поле, усыпанное сугробами. Гул железной дороги на самом горизонте, где-то за тем полем, еле доходит до ушей. Мы точно не в городе, но я чувствую, что мы неподалёку от того места, где живу я сам. Или жил раньше. Не знаю, всё выглядит знакомым, но чужим одновременно. Наверное, в областях Санкт-Петербурга была похожая местность, которых там море, скорее всего, я гулял на подобных заброшках ещё в детстве с друзьями, поэтому мне приятно находиться здесь. Возможно поэтому я не сразу задумываюсь над тем, зачем Влад привёз меня сюда.       — Надеюсь, мы сейчас будем искать закладки, — подшучиваю я, но, обернувшись на Влада, замолкаю.       Пистолет в его руках опять не спешит подкинуть мне положительных впечатлений от происходящего. Своими длинными пальцами он сжимает его и, на удивление, не наставляет на меня. Закутавшись в куртку, прячу ладони в рукава и ловлю от него кивок головы, обозначающий просьбу последовать за ним. Калюка закрывает машину и на несколько мгновений с подозрением оглядывает заброшенное здание перед нами. Оно намного выше, чем показалось мне, когда я сидел внутри. Разрушенное кирпичное строение с металлическими балками и опорами напоминает школу, больницу, офисный центр и чей-то дряхлый гараж одновременно. Через несколько метров от дороги стоит небольшое крыльцо с чёрной, выпачканной в саже дверью, под которой валяются куски ткани. По всем признакам — это следы пожара. Поднявшись по раскрошенным бетонным ступенькам, Калюка с грохотом отворяет дверь, приложив немало силы. Кажется, она вот-вот слетит с петель и грохнется на меня, пока я быстро пробегаю внутрь за Владом.       — Не споткнись, — произносит Калюка, указывая мне на валяющийся под ногами огнетушитель.       — Я больше боюсь того, что меня раздавит обвалившейся крышей, чем упасть на пол, — шепчу я, разглядывая абсолютно чистые стены.       На них ни одного граффити, ни одной нацисткой символики и ни одного намёка на то, что здесь помимо нас кто-то был. Однако Влад проходит в огромное помещение с высоким потолком абсолютно непринуждённо, словно он уже столетие расхаживает тут, зная наизусть каждый лежащий пред ним камешек. В этой большой полупустой комнате лишь отсутствующие стёкла в пробелах стен, валяющийся деревянный стул без одной ножки, море огрызков ткани и следы от пуль на одной единственной серой бетонной колонне, которая находится как раз между двух широких прямоугольных оконных рам.       Откуда Влад знает об этом месте? Зачем он привёз сюда меня? Он выбивает информацию из людей в этом помещении? Сейчас убьёт меня тут же, сыграв в примирение и обманув меня?       Нет, он резко возникает за моей спиной и хватает мою правую руку, перекладывая в неё пистолет.       — Держи крепче, — наказывает он мне на ухо и, схватив мою левую ладонь, так же перекладывает её на оружие.       Послушавшись, сжимаю пистолет изо всех сил, пока он перекладывает мои пальцы своими на, наверное, верные места. Влад отщёлкивает предохранитель, опуская тот вниз.       — Всегда стреляй, держа обе руки на нём, — сыпится мне на ухо тихий голос. — Так быстрее, безопаснее и легче.       Запоминая чужие слова, натыкаюсь на запах табака, исходящий от Калюка, и нервно сглатываю. Он не собирается ударить меня, он, по всей видимости, учит меня стрелять. Но почему из-за этого по телу всё равно проходит рваная дрожь, эпицентром которой становится то ли низ живота, то ли что-то чуть ниже лёгких? Эта близость настораживает, но мне не так неприятно, как могло бы быть. Вот это настораживает больше всего.       — Теперь расслабься, — мягко взяв мою правую руку своей, он на время убирает сжатый палец с курка и сдвигает верх пистолета на себя, издав щелчок.       Воздух застревает в горле, я издаю нервный смешок, смотря на то, как Влад ставит наши руки в изначальное положение. Тёплые пальцы медленно проходятся по моим, ещё раз проверяя их позицию, горячее дыхание покрывает шею, его тело вплотную к моему. Влад стоит совершенно непринуждённо, прислоняясь своими ногами и торсом ко мне, лишь слегка сдвинувшись влево. Он подталкивает меня, чтобы я поставил стопы на нужном друг от друга расстоянии, и своим локтем опускает мои плечи. Выпрямившись, я на автомате задираю челюсть, но тот сразу же надавливает своей головой на мою, застав ту встать ровно.       — Целься, — указав мне своим большим пальцем на небольшую прорезь на верхушке конца пистолета, произносит Калюка.       Закрыв один глаз, сам не зная зачем, я прицеливаюсь в стену, в одно из уже виднеющихся там углублений.       — Стреляй, — резко выбрасывает Влад низким тоном.       Чуть не дёрнувшись от странной интонации, попавшей мне прямо в ухо, я спокойно выдыхаю и, сосредоточившись, нажимаю на курок. Звук выстрела мгновенно рассекает воздух вокруг, меня почти не отдаёт назад, зато пуля поражает бетонную стену в намеченный мной ранее отрезок, чуть не пробив ту наполовину. И всё-таки, спустя секунду осколок выскальзывает из стены и падает на пол, отдавшись звонким эхом по всему строению. Меня передёргивает следом, пока я все ещё окутан Калюком со всех сторон.       — А сейчас сделай как запомнил, но уже сам, — с читаемой через его тон улыбкой проговаривает Влад.       Он отпускает меня, а на руки падает вес пистолета. Тяжёлый, странно тикающий при малейшем покачивании. Вновь выпрямившись, я с опаской оглядываюсь на отошедшего в сторону Калюка. Не знаю, недавно ли, но помню, думал, что точно захочу пристрелить его, если мне перепадёт такая возможность. Но стрелять в него уже нет такого сильного желания. Разве что слегка повредить или для профилактики пульнуть ему в ногу.       Влад же стоит абсолютно серьёзно с еле заметными приподнятыми уголками губ. Титан, высокий, грубый на вид, но не собирающийся меня поторапливать. И этим, как в самые первые школьные дни здесь, он опять подогревает во мне интерес совершить какую-то пакость. Исключительно забавы ради.       Развернувшись, я поднимаю пистолет на него, спрашивая взглядом, приятно ли. Жажда ли это мести или момента, когда он, аналогично мне, прочувствует тот же страх? Нет, скорее простая насмешка, указывающая на моё недоверие к нему, которое не пропадёт никогда.       И Влад расслабленно улыбается, чуть ли не разводя руки в стороны. Это призыв стрелять? Нет, бля, он просто поехавший.       — Нравится? — прикрикивает он только для того, чтобы я точно его услышал.       — Весьма, — сквозь зубы процеживаю я.       Я не имею плохих намерений, так что мне, скорее, весело, пусть угрожать ему и приятно. Он не говорит мне не целиться в людей, потому что сам так делал, что ещё смешнее.       — Ты и вправду осмелел, — произносит Влад, убирая вылезшую чёрную прядь со своих глаз.       И абсолютно точно этой фразой напоминает мне не только о том, что происходит сейчас, но и о моей выходке с перекрашиванием его головы в тёмный оттенок.       Я убираю палец с курка, отводя взгляд в сторону. Я б пристрелил его прям в данное же мгновение, но какая теперь с этого будет выгода? Он, по ощущениям, станет преследовать меня даже во снах. А с живого Влада можно будет содрать деньги… С живым Владом у меня будет их постоянный источник, живой Влад обеспечит меня средствами для побега.       Прикрыв глаза, опять вдыхаю морозный воздух.       — Кто бы не был смел с оружием в руках, — говорю слишком многое в одном предложении, вкладывая в него всё разом.       — Тот, у кого его легко отобрать, — возникшая сзади фигура вновь хватает мои руки своими, поворачивая нас обратно к стене.       Открыв глаза, опять теряю бдительность, задумавшись о нём. Я уже ввёл себе это в привычку, которая на бессознательном уровне выпитывает из меня эмоции, заставляя терпеть и не делать странные, в край сомнительные вещи.       — Тебя слишком много, — надменно причитаю я и не пытаясь вырваться из захвата.       Калюка лишь смеётся, отпуская меня. Опять отходит в сторону, но на этот раз уже не так далеко. Стоит и смотрит. Гнида.       Сам не понимаю, как опять выстреливаю в стену, в этот раз оставив там совершенно новую марку. А потом стреляю еще раз. И ещё один. И так, пока, прицелившись, не попадаю в то же место, что в самый первый раз. Пуля застревает в стене, свист и хлопки, повисшие в ушах, наконец начинают отходить.       — Я же знал, что ты быстро схватываешь, — гордо подчёркивает Калюка.       — Но говорил совершенно другое.       Влад вновь подходит ко мне, показывая, что нужно делать после того, как больше не собираешься стрелять и, взведя пистолет на предохранитель, забирает его из моих рук. Показывает мне, как вставлять магазин, как удобно носить его у себя под курткой и как доставать наиболее быстро и действенно, рассказывает про то, что нужно делать в случае того, если в меня кто-то решит стрелять в ответ, вновь повторяет правильную позицию рук и алгоритм действий… И замолкает, окончательно убрав пистолет к себе.       Его глаза светятся голубым, а чёрные волосы, в совокупности с бледной кожей, мерцающей под яркой луной, позволяющей нам видеть хоть что-то всё это время, делают из него подобие внеземного человека. Я не могу разглядеть его выражение лица, как бы близко к переносице не подтягивал очки.       Красивый, хоть эта мысль и не верна, хоть я и не скажу её вслух даже под дулом того же пистолета.       И чтобы эта мысль не въелась мне в разум глубже и не принесла эти чуждые мне чувства, нужно поскорее начать говорить.       — Это незаконно, — протягиваю я, стараясь сделать незаинтересованное лицо. — Как и все, чем ты занимаешься, — замолкаю, не зная, почему так хочется произнести остаток предложения. — Мы. Занимаемся.       — И тебе, как и мне, тоже нет двадцати одного, чтобы владеть им законно, — Влад усмехается и, прокашлявшись, продолжает. — Но меня же никто не словил.       — Значит не должны словить и меня, — неуверенно шепчу я себе под нос.       — Если не будешь размахивать им во все стороны и стрелять в кого попало при ментах, то ничего плохого не произойдёт.       Кивнув головой, отхожу от него ещё дальше. На улице уже совсем темно, зашедшая за облако луна перестала освещать и мизерные уголочки мира. Врубив на телефоне фонарик, я аккуратно переступаю через следы пожара, улавливая носом нотки гари, исходящие от определённых объектов. Я бы хотел находиться здесь с кем-то другим. Я бы взял его под руку, улыбнулся и был бы собой, наслаждаясь спокойствием. И я вновь натыкаюсь на тот факт, что безумно хочу вступить с кем-то в близкие отношения, наполненные не оскорблениями, недопониманиями и вечной агрессией с попытками задеть друг друга, а умиротворением, заботой… Наверное, и насилием. Хотя, не знаю, так ли мне уже приятно попадать под удар. Это стало чем-то привычным, потом понизилось до нуля, а сейчас вовсе пропало. И без этого я вполне себе зажил, пусть иногда так и хочется, чтобы кто-то красивый и харизматичный прописал мне с вертухи. Ну, так, чисто для профилактики.       Жаль, что Влад рядом. Возможно, причин ненавидеть его уже не так много, но я никогда не забуду его угрозы и не прощу его за это. Всё ведь было бы иначе, будь он не тем, кем является. Но он зачем-то развил в себе все эти плохие качества, спрятав хорошие куда подальше. Чтобы сосредоточиться и перевезти всю свою обманутую, как я помню, семью обратно в Россию? Да, верно. А меня он «завёл», потому что терпеть не может таких как я. Помню. Жаль, что всё помню.       — Не буду, — более пасмурно, чем прежде, произношу я.       Ощущая чужой взгляд на себе, наклоняюсь и подбираю с пола какую-то бумажку. Обгоревшие чёрные края, подтёртый текст. Мне непонятно, что на ней написано, но это явно обрывок какого-то письма. Кто здесь жил? Кто своей рукой выводил чернилами буквы? Это могли быть чьи-то последние слова.       Нет, я опять думаю не о том. Мне нужно. Что мне нужно? Я не понимаю, я не знаю.       Тело охватывает волна переживаний, дрожь проходит по спине, выступая холодными каплями пота на шее. Паника резко учащает пульс, сердце бьётся быстрее, я выпрямляюсь, пытаясь подавить неугодные эмоции. Я не должен переживать, особенно я не должен показывать частички себя перед тем, с кем я ничего общего иметь не желаю.       Перед глазами мутнеет, белые пятна медленно переливаются с брошенной мебели на стены, огромное помещение дышит собственными лёгкими, грозясь вырвать из меня последний воздух. Тревога заставляет натянуть на лицо нелепую улыбку, которая точно бы выдала меня, стой Влад хоть метром ближе.       Я всё знаю! План, деньги, побег, разговоры, восстановление отношений. Я не хочу быть собой. Возвращение домой, встреча с друзьями. Я не могу оставить, не могу потерять, я не должен был заводить две жизни одновременно, пытаясь преуспеть во всём, я не должен был вести себя так легкомысленно, я не должен был помогать никому, кроме себя. Я должен был остаться один. Так, как начинал, так должен и закончить.       — Отвези меня обратно, — приказываю я, слыша, как чужое лицо меняет выражение.       Калюка тоже о чём-то думает. Меня не волнуют его переживания. И всё-таки, повисшая в воздухе недосказанность утомляет. Он точно хочет мне что-то сказать, но что бы спасло его от моего засевшего внутрь отвращения к нему? Извинение? Раскаяние?       Ни в жизнь. Все его слова, я уверен, были бы неискренними, а пропитанная фальшивостью и насмешливостью беседа мне не нужна. Влад не смог бы за считанные дни переосмыслить все и «свернуть на дорогу добра». Я не устану это повторять: такие, как он, не меняются. И как бы он не смотрел на меня сейчас, он никогда не станет мне ни хорошим другом, ни чем-то большим.       И мне того не хотелось бы.       — Окей, — безэмоционально выкидывает Калюка, пожав плечами.       Он делает шаг, другой, быстро проходит мимо меня, принеся собой слабый поток ветра, встрепенувший мою подстриженную чёлку. Я разворачиваюсь, переступая через обломки. Отвожу взгляд, неосознанно хмуря брови, и вот уже еду в его машине на заднем сидении, отвернувшись к окну. Молчание, дорога обратно к жизни, ощущение так и не произнесённых вслух фраз, тлеющее где-то в далёких переулках разума. Влад едет как никогда сосредоточенно, не отрывая от дороги взгляда. Он высаживает меня на другой стороне улицы, прямо через пару домов стоит и мой. Я молча сижу внутри несколько долгих секунд перед тем, как понять, что всё равно не хочу его ни за что благодарить.       Я выхожу из автомобиля весь подрагивая.       — На каникулах я хотел бы побыть собой, — произношу себе под нос, когда Влад уже растворяется в ночи районов на своей машине позади. — Не понимаю, с тобой ли.

***

      Не знаю, можно ли назвать то, что происходит сейчас, игрой в молчанку. Прошедшая неделя подбрасывает мне в голову именно эту странную ассоциацию, пусть никто из нас с Владом и не молчал.       Помню, как пришёл домой в тот день и сразу же лёг спать. Помню сон, состоящий из громких всплесков агрессии ссорящихся родителей. Помню, что весь следующий день переписывался и созванивался с Даней, Денисом, Ильёй и Колей. Мы долго болтали чуть ли не сутки, а потом, когда все мои друзья выдохлись и пошли спать, я остался один и наконец начал думать. Тогда от Лизы мне пришло сообщение. В нём она говорила, что лучшим подарком ей на день рождения будет моё неискалеченное тело, которое не сопьётся в первые же часы и не полезет драться со всеми, кого она пригласила. Я ответил ей, что такое вообще не про меня, потом вспомнил ту вечеринку, на которой обнаружилось их с Владом расставание, зачем-то подумал о Владе и о нашедшем меня следующим утром Антоне и понял, что легко забываю про тех, кто пытался помочь мне. Тогда я съел половину холодильника, чтоб уж точно не заснуть сразу, и долго думал про то, как мне поступить с Лизой. Я не хотел бы предавать её, не хотел бы признавать, что так много врал ей, но ситуация подбирается к невозвратности всё ближе.       А во вторник я уже получил неожиданное предложение о встрече с Владом и Антоном вновь в доме первого. Я встал, сходил в душ, быстро проскочил мимо матери и попал под метель, еле дойдя до места назначения живым. Влад отстранённо сидел на кухне, закуривая сигарету одну за другой, он странно смотрел на меня и говорил слишком спокойно. Антон слегка пугал своей чёткостью, но рассказал море полезностей, которые мне предстояло начать соблюдать после Нового Года. Он напомнил мне про те старые часы, распиханные в заброшенных классах. В них они хранят наличку, передаваемую каждому члену их команды. Оказывается, после каждой сделки Влад переносил туда всю сумму, а после каждый самостоятельно брал оттуда свою долю. Калюка сказал, где брать отвёртку, объяснил, что я должен делать, как только получаю деньги. Должен сразу отписываться ему, чтобы он обозначил мне мою часть, забирать её себе, а следующим днём приносить оставшуюся сумму и укладывать её в часы по классам, откуда, опять же, каждый заберёт себе своё. Ну, и чтоб я не смел воровать. Я и не планировал. Совсем скоро же эта обязанность перейдёт мне. Уже под конец декабря, когда Влад меня оставит.       Забавно, помню, за то время, пока длился мой испытательный срок, я почти не заходил в кабинет на третьем этаже. Я был там только для того, чтобы быстро обсудить план с Лизой, если в нём просвечивались какие-то изменения… Теперь же это надоедливое тиканье будет бить по ушам с размаху. Помню, как Антон говорил держаться от заброшенных кабинетов подальше, а синеволосая однажды перегородила мне путь собой, когда я планировал приблизиться к часам. Теперь я знаю, что Лиза ещё тогда была в курсе обо всём том, чем занимается Влад и его приближенные. Все были о всём осведомлены намного раньше меня. И теперь мне нужно вновь делать вид, что я не знаю и этого, не уличая девушку в недосказанности, иначе спалюсь сам.       В среду я наконец написал Артёму с извинениями. Я начал с простого, я сказал ему, что мне и вправду не стоило так отзываться о его брате в его присутствии, и закончил большим параграфом о том, что был не прав. Калюка ответил мне сразу же, пояснив, что рад тому, к чему я пришёл. А потом извинился и сам, сказав, как боялся мне написать, думая, что я злюсь на него. Он объяснил мне, что пропал потому, что весь погряз в учёбе и из-за этого даже перестал ездить к Владу. Я сказал ему, что был бы не прочь встретиться, когда он освободится от всех своих дел, и он отправил мне смайлик с поднятым вверх пальцем. Уже вечером позвонила Лиза, несколько часов болтающая про то, как же ей скучно. Тогда я почувствовал себя одиноким мусорным баком на берегу моря в ночи, который был никому никому не нужен, поэтому мазолил глаза проходящим, а потом наступит утро, когда все пошли купаться, и я оказался им полезным. Ночью мне приснился кошмар, в котором я порвал какую-то важную бумажку, и меня выперли ото всюду.       Уже в четверг я наконец отнёс недавно заработанные деньги в ящик, спрятанный на Данином участке, естественно предупредив его об этом заранее, и вновь встретился с Владом, решившим закатить не состоявшуюся в понедельник посиделку. Все снова собрались у Антона дома, китаец начал молоть баллады на своём родном языке, все долго хмурились, пытаясь перевести его галдёж на русский, но быстро поняли, что он вновь ругается на какую-то компанию, выпускающую «недостаточно хорошие игры», и положили на это дело болт. По телевизору шёл хоккей, Влад не сбежал на второй этаж, в этот раз сам хозяин присутствовал там и несколько раз пытался завести со мной беседу. Я отнекивался, запивая чужие слова сидром, а после сам не понял, как пьяные «Сбегай мне за водой» со стороны Влада сменились на «Вовка, принеси воды», более игривые, чем надменные. Он веселится по-своему, как решил я в то мгновение. Тогда, к чертям объёбанный и забывший, кто я для него, пьяный Влад был невероятно тактилен. Он, не соображая, так и грозил положить мне руку на плечо или приобнять, сам не понимая, что творит. И далеко не трезвый я не мог ничего с собой поделать, кроме как поддаться. В тот момент я думал, что скорее всего он не вспомнит этого, и то было к лучшему. Тогда я лишь спросил его, почему он употреблял. Влад ответил, что ему было весело, а на моё «Уничтожать себя?» отвернулся и, стерев со своего лица улыбку, выдал резкое «Пытаться сбежать от реальности». Сидя на том же подоконнике возле него, уже не видящий границ я облокотился на его плечо и посоветовал побывать в моём теле хоть денёк. Тогда ему не было бы столь весело.       Пятничным утром я изо всех сил очухивался в ванной, лёжа в нескольких метрах от сопящего Калюка. Помню, как наконец поднялся, проверил свои запрятанные по носкам ключи, врубил свет, умылся и неторопливым шагом побрёл от всего подальше. Странное чувство раз за разом воспламенялось внутри, когда я задумывался о том, что мы почему-то стали вести себя как друзья. Я на него работаю, а он исполнил мою часть договора. Я знаю о нём то, чего не знает никто другой, он знает обо мне всё, кроме моих размышлений. Примерно тогда меня и осенило: Влад делает всё ради своей стабильности, а я пытаюсь контролировать хаос, в который втаскиваю себя сам же. Днём того же дня я уже гулял с Лизой, объявившей, что Валера наконец вышел из больнички и, полный сил, планирует какой-то сюрприз к её дню рождения. Вечером, попрощавшись с Лизой, я позвонил Дане и в приливе нежностей поблагодарил его за всё, что он делает для меня.       А уже в субботу мы поехали в город всей его компанией. Даша на своих высоких каблуках гонялась за парнем, сказавшим, что маска Беляша выглядит глупо, я кидался мелкими камешками в того же индивидуума, решившего высказать своё никому не нужное мнение, Даня пытался остановить нас обоих от умышленного убийства. Тогда мы все взяли себе по длинной булке с котлетой, салатом и кисло-сладким соусом, Беляш оплатил за всех счёт, сославшись на то, что ему приятно, как мы его защитили. Помню, как мы пошли к большому парку с широким замёрзшим озером, спустились под мост и никто кроме меня так и не решился встать на лёд. Чуть позже Даша отчитывала меня за то, что я «жизнью своей не дорожу», а Беляш показательно выдавливал из себя высокий женский голос, пародируя её ругань. И всё-таки кончилось это тем, что Даня поскользнулся на ровном месте и упал с громким криком. Я уверен, он сделал это специально, пытаясь отвлечь нас от перепалки, и у него получилось. Все рассмеялись, я искренне улыбнулся вновь начавшейся метели, засунул руки по карманам, укутался в воротник и подумал, что всё налаживается.       Вечером я пришёл к Владу счастливым. Калюка открыл дверь, вновь спросил меня о планах на каникулы, я ответил, что был бы не прочь просто отдохнуть. Он приподнял брови и хмыкнул, явно захотев что-то мне предложить, но я поспешил быстрее взять коробки в руки и погрузить их в машину. Пока мы ехали, Влад впервые за долгое время подрубил радио, заглушив мои мысли. Какая-то песня, как было объявлено, из какого-то нового альбома какой-то девушки, у которой началась какая-то новая эра, сняла мои переживания на миг. Молча доехав до скейт парка, мы вышли и разгрузились на скамейку. Подоспевший короткостриженный паренёк, смахивающий то ли на нарика, то ли на певца начала двухтысячных, сам помог нам перенести груз в свою тачку. Он отдал Владу деньги, а я подметил след от капли крови на одной из купюр, доставшейся мне вместе с моей долей уже с рук Калюка. Мне не было интересно, чья эта кровь, не было и страшно узнать, чья она, я лишь заботился о том, признают ли эту купюру действительной, когда я решу расплатиться ей в аэропорту.       Ночью на воскресенье я опять относил деньги в ящик, а по дороге домой написал Ване. Простая долгая беседа, наполненная рассказом о себе с двух сторон. Я извинился за то, что был столь импульсивен с человеком, который желает мне добра, он вновь сказал, что всё в порядке. Мы проговорили с ним несколько часов подряд, и я наконец спокойно выдохнул, почувствовав себя не таким одиноким. Я мельком затронул взаимоотношения с Владом, на что получил не совет, не утешение, а просьбу беречь себя. Его манера речи сдержанна, но не коротка, он расставляет всё чётко по своим местам. Он рационально оценивает все опасности, не шутит про полную аморальщину и адекватно смотрит на жизнь. Ваня действительно клёвый… Наверное. Пусть и не похож на меня.       Мы договорились встретиться сразу после Лизиного дня рождения. И того, планов на каникулы резко прибавилось. Во первых: нужно было пережить ещё один понедельник, который я проведу по-старинке в компании Калюка дома у Антона. Во вторых: уже на следующий день Лизе стукает… Не помню сколько. В третьих: наутро нужно будет уже прийти в себя и поехать в город для того, чтобы встретиться там с Ваней. Дальше пойдёт перерыв в три дня мнимого спокойствия, а потом уже тридцать первое и Новый Год в кругу «семьи».       И сейчас, ко мне медленно приходит осознание, что об отдыхе можно было бы забыть. Не знаю, где я, не помню, как выпал из реальности, осознаю лишь тот факт, что провёл целый день в состоянии овоща, так и не подготовив достойный подарок для Лизы. Просрал время, блять, опять проебал его просто так, пяля в стену без особой на то причины. И вот бы эта серая тварь напротив отплатила мне честной монетой за те часы, которые я потратил, упираясь в неё взглядом! Было бы действительно неплохо.       Но стена платить мне не желает, а время уже переваливает за полночь. Понедельник. Опять, ебучий его в рот, понедельник. И сон вновь не идёт, как бы усердно я не переворачивался с одного бока на другой в кровати. Очередное закрытие глаз не предвещает ничего хорошего: становится темно, в уголках проскакивает яркий луч света, я приоткрываю веки и жмурюсь. Становится только хуже. Кажется, бессонные ночи вернулись ко мне, смешавшись с кошмарами. Что может быть лучше? Не знаю, может, карлик с щетиной, померещившийся мне рядом с дверью в ванную?       Когда-нибудь это обязательно закончится.

***

      Утро понедельника второй недели каникул отзывается громким криком отца из офиса сверху. Отчёты, сроки, мясорубка из документов и сделок на кануне Нового Года, ужас, да и только. И мне не жаль его. Не жаль мать, проснувшуюся аналогично мне из-за ора. Мне жаль лишь наших соседей, вынужденных слушать всё это. Надеюсь, они глухие, и наша «семья» не портит им жизнь своим существованием.       Поднявшись с кровати, подхожу к окну и долго смотрю на переливающийся под светом снег. На улице серо, словно кто-то подложил мне жёлтые линзы в очки и заставил посмотреть на голубое небо сквозь них. Густые облака перебираются с одной стороны улицы к другой, оставляя после себя небрежные разводы. Зима почему-то чувствуется тёплой, как бы не иссохла моя кожа на руках от мороза. И чрез это окно, в которое совсем недавно влезал уже не столь посторонний мне человек, виднеются последствия долгой метели, кажущиеся мне не такими уж и чуждыми. Ужасно, как человек адаптируется ко всему, чтобы себя защитить.       Ужасно опять выпадать из реальности на день, не понимая, не помня ничего, не ориентируясь в своём же доме.       Держа в руках вилку, пытаюсь вспомнить хоть что-то из своего огромного потока мыслей, накатившего меня с последним рассуждением, но бесполезно. Еда не такая вкусная как прежде. Идеи не такие, которые могли бы понравиться хотя бы мне. Рутина, из которой уже не высечешь забав. Я мог бы, если бы я постарался, придумал что-нибудь, я обязательно извлёк бы хоть сотню приколов для себя, но желания почему-то нет. «Всё из-за плохого сна» — продолжаю твердить себе я и моргаю вновь, оказавшись уже в своей комнате.       Слабое тело никак не хочет отлипать от пола, я сижу на коленях перед только зарядившимся телефоном. Развешенная на вешалках одежда в открытом шкафу навеивает приятный запах свежести и чего-то морского, перед глазами мутнеет. Вмиг всё угасает, я дотягиваюсь до переключателя и выключаю в комнате свет. Здесь нет зеркал, но перед глазами вылезают странные надписи, смахивающие на жалкие оправдания, которыми я в скором времени буду пытаться прикрыть правду. Я чувствую как собственные очи смотрят на своё отражение, не понимая, сижу я с закрытыми глазами или нет. Кажется, будто внутри всё гноится и растекается по всему вокруг, оставляя грязные пятна на каждой гладкой поверхности.       Так странно.       Я не заперт, но всё равно пытаюсь найти выход.       Взяв телефон в руки, бесконечно проверяю уведомления. Ничего нового, в старых ничего не поменялось, никто не написал, писать мне некому.       Всё чувствуется нереальным, и я впервые сталкиваюсь с таким состоянием в трезвом виде. Это не приступ паники, не желание сделать что-то, лишь бы сделать что-то, всё, как и с утра, отдаёт теплотой, но теплотой отнюдь не приятной. Скорее жаром, расходящимся за пределы моего организма, вечно побуждающем на что-то необдуманное. Но я не хочу вершить великие дела, у меня нет сил на это! Я лишь хочу поскорее оказаться там, где меня примут таким, какой я есть. Где люди будут знать меня такого, которым я и являюсь, без лжи, попыток что-то скрыть и ненависти, запрятанной где-то глубоко внутри.       А время всё течёт, напоминая, что уже совсем скоро я сбегу и оставлю всё позади. Пора раскрыть карты Лизе. Я обязательно признаюсь ей во всём, когда Влад придёт в себя.       Я поднимаюсь с пола, хватаю телефон, надеваю на себя широкую тёмную толстовку, длинные носки, запихиваю в них ключи и выхожу из комнаты как ни в чём не бывало. Родители вновь куда-то уехали.       Беру ключи, пишу короткое сообщение, вижу, он прочитал его и сразу исполнил просьбу, скинув место встречи. Обуваюсь, надеваю куртку, не застегнув её, выскакиваю наружу и, закрыв дом на ключ, мчусь до автобусной остановки. Хочется зарыдать, послать всё к чертям и подохнуть где-нибудь под мостом, но я лишь накидываю капюшон толстовки и ускоряюсь, завидев последний автобус в город.       Вокруг кристально белый снег, покрывшийся толстой обледеневшей плёнкой. Расчищенные улицы создают образ магического города, в котором всё выглядит до нелепости идеально.       Зима всегда должна нести в себе сложные думы, угасание всего на свете, но я чувствую, что перед этим огромным затишьем вот-вот произойдёт что-то сильное. Я достаточно натерпелся, пока шли метели, пора наконец признать свои ошибки и перестать смотреть в отражение на стекле, винящее меня за глупости.       Запрыгнув в автобус, вываливаю из карманов несколько монет со статуей свободы водителю в смешной мягкой серой кепке и падаю на одно из свободных сидений. Свободны они все, но я забираюсь именно на самое дальнее от всех место, рассматривая снежинки, прилипшие к моей обуви.       Я был не прав, я и вправду не справляюсь один, и, скорее всего, не справлюсь. Поэтому, рассматривая пролетающие мимо дома, пока автобус неспешно движется вдаль, я думаю о том, как быть кому-то близким человеком. Я не знаю, хочу ли я отношений, своих верных друзей рядом со мной, способности открыть всю подноготную или любовь всей жизни. Я пытаюсь понять, что любят другие, чтобы определиться самому.       Лиза любит подолгу фотографировать себя в зеркале, мечтать и действовать ради своих мечт. Даня любит глупо улыбаться помогая другим, ходить в спорт зал и на дополнительные кружки, защищать всех на планете и вступаться за каждого, с кем несправедливо обошлись. Валера любит шутить с армейским подтекстом, быть адекватным человеком, действовать никогда не смотря на мнение окружающих, следуя лишь здравому смыслу и своим убеждениям, которые с ним перекликаются. Даша любит курить сигареты средней ценовой категории, красиво улыбаться, поправлять свои волосы, быть энергией и светом для остальных. Беляш любит свою маску забавного чёрно-белого человечка, ходить по нелепым выставкам и откровенно угарать с них в душе, строя умный вид снаружи. Артём любит защищать честь брата, людей, которые уважают других, изображать из себя умственно неполноценного и смеяться с самого себя. Антон любит быть несерьёзным у всех на виду, маленькие коллекционные машинки, которые я случайно обнаружил у него в его комнате, забредя туда по-пьяне, простые разговоры и неяркие вещи. Ваня любит говорить с запутавшимися людьми в нерабочее время, объективно оценивать каждую ситуацию и делать выводы, подталкивая остальных людей поступать так же. Максим любит всё, что связано с мировой индустрией фильмов, игр, мультиков, каждое сообщество и свою девушку, которая в своё очередь тоже любит это всё и его самого. Илья любит радоваться, ярко светиться у всех на глазах, получая улыбки окружающих, шутить, своих друзей и посиделки с ними, когда он отрубается либо первым, либо самым последним, но всё равно оказывается лежащим на полу рядом с Денисом, который любит прикалываться, подстраивать свой голос нейросетям и вечно придумывать что-то оригинальное, удивляя всю нашу компанию своими гениальными идеями. Даня любит старую фотографию, спрятанную у него в первом ящике стола, не показывать её другим и закрываться ото всех, когда кто-то спрашивает его рыжую голову о ней. А Влад любит ненавидеть себя, контролировать и быть напуганным собой же, понимая, что его действия неправильны в корне.       И из всех них, думаю, про меня больше всего знают только последние два человека. Кашин не идиот, он отличается от всех тем, что видит всё и везде, даже если ты не говоришь об этом и не подаёшь виду. Даня видит, потому что сам скрывает слишком многое, а когда часто прячешься, начинаешь замечать, как стараются прятать что-то другие. Этим он похож на меня. Так же не желает раскрывать кому-то свою душу, считая, что наладит всё сам, и так же страдает в одиночестве, будучи окружённым людьми со всех сторон. Единственному ему я точно расскажу всё, что происходило со мной здесь в Америке. Я не уверен, расскажет ли мне он что-то в ответ, но он точно поймёт и поможет забыть.       Говоря про Влада, с ним мы похожи тоже. Нет смысла перечислять все схожести, всё сразу видно и было обдуманно мной не раз.       Но ни к одному из них я не еду прямо сейчас, поглядывая на вывеску с остановками. Мой путь лежит к тому, кто знает обо мне уже прилично, тому, кто приятен мне внешне и подарит чувство безопасности этой ночью, пусть я знаю его совсем недолго.       Я выхожу из автобуса и сразу же встречаюсь с мягкой улыбкой, плывущей мне навстречу. Зелёные глаза под синим светом, исходящим от уезжающего транспортного средства, отдают голубо-ледяным, широкое пальто в большую неяркую чёрно-белую клетку сидит на нём нараспашку, его волосы будто примёрзли на свои позиции. Абсолютно безветренная погода заставляет меня замереть на мгновение, спутав это всё со сном, в котором я попал в снежную сказку. Мигающие огоньки города рядом остаются лишь мелкими частыми вспышками, еле улавливаемыми боковым зрением.       — Ты состриг волосы, — льётся приятный мужской голос напротив, пока чужие глаза упираются в моё лицо.       Ваня наклоняет голову набок, по-доброму приподняв брови. Я подхватываю его улыбку и пожимаю плечами. Это совершенно другое. Здесь комплимент не идёт после ряда оскорблений, не перетекает в перепалку, и кулак не летит мне в рожу, спеша сломать очки.       — Тебе идёт, — произносит Ваня, когда мягкий ягодный аромат, исходящий от него, постепенно начинает улавливаться моими рецепторами.       — Спасибо, — завороженно наблюдая за каждой эмоцией парня, я нехотя отворачиваюсь в сторону города.       Прямо под небом продолжают мигать огоньки, я делаю шаг вперёд, сразу подхватив чужой темп ходьбы. Движение за движением, и вот мы уже отошли от автобусной остановки на несколько метров. Совсем скоро та исчезает из поля зрения в принципе, а я перестану оглядываться, пытаясь отыскать путь обратно.       Я хочу, чтобы кто-то взял всю мою неуверенность и превратил её во что-то стоящее. Во что-то, с чем я был бы счастлив. Это могут быть чувства, может быть влюблённость, это должно быть чем-то, с чем я почувствую себя живым. Это не боль, которая так нравилась мне раньше. И если я не могу отвлечься от мыслей о Калюке, значит я навяжу себе такие же мысли о том, кто больше для того подходит.