Восходит солнце над автодромом

Бесконечная зима, которая всех уже затрахала своим ебанным холодом, наконец-таки сменилась более или менее терпимым мартом, который, за здравие и за упокой, решил ебнуть минус сорок напоследок. Чтоб жизнь раем не казалась, хотя куда там. В худоотапливаемой квартире Антона, где батареи были едва ощутимо тёплыми стояла вечная мерзлота. Иногда он думал, что даже температура в морге для трупа куда ниже, чем у него. И Антон всерьез начинал опасаться не проснуться утром, во сне откинув коньки от холода. И приходилось греться, кто как горазд. Оксана, укутывая тремя слоями одеял Тимура, жаловалась с утра до ночи: — Я им напишу, пидорасам! Твари, совсем обнаглели! Экономить вздумали на тепло, нелюди! — И Антон верил, дойдёт. Только побыстрее бы, пока они не окоченели тут все разом окончательно. Единственный умный человек в их подъезде — баба Варя, и Антон стал чаще захаживать к ней. Исправно готовился к парам, как прилежный студент (потому что ещё одной такой сессии он бы не вывез, увольте), а та рядом читает большой том с жёлтыми страницами, кутаясь в пуховую шаль, пока обогреватель грел их ноги. В такую погоду им даже занятия отменили. Шаст подозревает, это потому, что никто бы не пришёл. И работа у него накрылась. Вернее, с ним связался Арс и разрешил остаться дома. Вот и сиди в четырёх стенах с бабулей и вой от тоски. Хоть бери и тоже книжки умные читай. И Антон читает. Берет себе одну и, грея внутренности травяным чаем с бергамотом, читает. Она про космос. Заебись. Нихуя не понятно, но то, что надо. Потом притащился скучающий Гошак, позвал посмотреть у него матч, пока мамка пропадает на работе. Антон, конечно, не отказывается. А в квартире уже полный диван подростков с пивом, которые ссорятся из-за чипсов, смотрят футбол и орут что есть мочи на кривоногих футболистов, душой и телом находясь внутри пикселей, там, на трибунах среди ярых болельщиков… И не с первого раза слышат, как в дверь кто-то агрессивно ломится. Потому что звонок, нахуй, сломан. Гоша с недовольным лицом выглядывает из двери, встречаясь с хмурым лицом Оксаны. Прекрасно зная, что последует дальше, без лишних слов берет из её рук укутанного Тимку, потому что: «баба Варя уже не в том возрасте»; потому что «я пашу как лошадь день и ночь, в отличие от вас, дармоедов»; потому что «памперсы, знайте, какие дорогие?!». И прямо перед носом закрывает дверь, мол, уйди, женщина, разберёмся с твоим ребёнком. Тимку принимают тепло. Тот уже совсем взрослый, правда, тощий до ужаса. Смотрит карими большими глазами так же, как и подростки, в экран — сосредоточенно вникает. Ему этот футбол — мультик, и орёт вместе со всеми, когда их команда проигрывает или забивают гол. Просто чтобы поорать. Тим уже начинает произносить отдельные приметивные слова. Правда, в таком окружении его первыми словами были: «еб твою мать», а не «мама», но тут Окс сама виновата, ибо нехуй оставлять своего ребёнка со всякими сомнительными личностями. Всё бы зашибись, если бы не: — Кто, блять, шептуна пустил?! — разъяренный голос и характерная вонь. — Не я. — И не я, честно-пацанское. И тогда все пары глаз уставились на единственного самого молчаливого из них, слишком уж спокойно сидевшего на коленях Шастуна. Тот незамедлительно заглядывает тому в панперс и видит характерные черкаши, поднимает голову и прискорбно заявляет с постным лицом. — Пиздец. — Бляяя, — с чувством тянут другие. — Братан, — серьёзно обращается к ребёнку Гоша (который не терял надежды отучить его от этого), и тот внимательно на него смотрит, — это не дело. Не по-пацански. Кончай срать в панперс, — и ребёнок выглядит так, словно всё понимает, словно сейчас ответит ему: «бля, братан, сорян, не подумал. Больше не повториться». Быстро, на кнб, решают, кто в этот раз будет мыть его задницу, и когда Гоша проигрывает, облегчённо шумно выдыхают, возобновляя просмотр. — Уебаны, — тихо рычит на них Гоша и берет Тима, таща его в ванну на вытянутых руках, а пацанам плевать, им быть хоть хуесосами, только бы не теми, кто сейчас идет менять подгузник малышу. А потом опять быстро решают на «кнб», кто сгоняет за пивом, а кто платит. И эти двое несчастных от невезухи подерутся, оттачивая друг на друге свои новые боевые приемы, пока Гоша не накричит, чтоб они, блять, не разъебали его квартиру, потому что хрен их мать ещё раз пустит. И те угомонятся. Помоют даже посуду, в знак признательности хозяевам. И быстро растворяются из виду, когда время близится к возвращению хозяйки. Ближе к вечеру, Антон слышит странные звуки из квартиры дяди Васи. Недолго думая, он идёт к нему чтобы выяснить их причину. Дверь оказалась не заперта. Сосед практически никогда ее не запирал. И застывает на месте. Дядя Вася, его добродушный дядя Вася, который изрекался допотопными фразами и буянил ночами под дверями, сейчас был готов превратить свою квартиру в щепки. Он крепко сжимал в руках веник, от которого практически ничего не осталось и неистово колотил им стены, кровать, пол, стол, холодильник, вопя нечеловеческим голосом с отвращением: — Уйди! Уматывай, мохнатый! Ну же! Антон впервые сталкивается с подобным и он жутко расстерян. Глядя на открывшее перед ним безумие, он думает лишь об одном: как он может это предотвратить. — Дядь Вась…— осторожно зовёт он мужчину, но тот был так занят тем, что колотил все вокруг, что совершенно не услышал и не замечал его. Мужчина внезапно направил удары на себя, дерганно извиваясь, бегая по комнате, словно хочет скинуть с себя таракана, который бегает по его телу. — Сними его! Сними. Прощу тебя, снимите его с меня, убейте его! — умолял он, не жалея нанося удары по себе тем же веником. Антон бы снял, но проблема в том, что он НЕ ВИДЕЛ ничего на одежде дяди Васи. Он не мог просто стоять и смотреть как человек себя избивает, поэтому, в мгновение разделив расстояние между ними, он встаёт перед мужчиной и хватает за рукоятку веника, решительно настроенный на то, чтобы выдернуть его из рук. Веник не подался. Зато Василий обратил на него внимание. И это было...жутко. Во взгляде пожилого мужчины в эти секунды не отражалось ничего от прежнего дяди Васи. В них было лишь страх, отвращение, помешательство и...желание избавиться. Антон сглотнул и сделал шаг назад. Судя по глазам и напрягшимся мышцам на руках, сжимающие веник — в нем видят угрозу. Мужчина поднял свое оружие, замахиваясь. Определенно, в Антоне видят угрозу. Просто: твою мать. Антон подрывается с места до того, как угрожающие ветки со свистом пронизывают воздух в том месте, где он был секундой ранее. Василий был не намерен останавливаться. Поудобнее обхватив бытовой предмет уборки, он угрожающе наступает на парня, не сводя с него глаз. Антон, выставив перед собой руки, пятится спиной вперёд, боясь выпустить его из виду и попутно пытаясь достучаться до него: —Дядь Вась, мужик, посмотри на меня, это я — Антон, твой сосед! Дядь Вась, все хорошо, слышишь...ай.— На этот раз цель была достигнута. Антона задело. Его явно не слышали. Мужчина выглядел решительным. И агрессивным. Второе заставило Антона поднажать и вылететь из квартире стремительнее ветра и налечь на дверь, тяжестью собственного веса держа её закрытой. Но, учитывая, что вес его граничел на отметине изнеможения, то простоять он долго так не мог. — Оооокс! — Его вопль отскочил эхом от стен и достиг не только до слуха адресата. Он упирался ногами в пол, спиной и плечами держа дверь, из которой рвался дядя Вася, громко неся неразборчивый бред и активно галлюциназируя. Женщина появилась практически сразу. И вопросительно уставилась на него. — Звони в дурку. Дядь Вася допился. Оксана, на то и медсестра, что понимала сразу и не задавала лишних вопросов, сделав верные выводы и действовала молниеносно. — Алло, скорая? Долго Антон не продержался и мужчине все же удалось вырваться наружу. Парень отскочил с его пути. Оксана быстро укрылась за дверью своей квартиры, обрисовывая ситуацию диспетчеру. Мужчина вновь стал обороняться от невидимых врагов, шумя и крича. Вскоре подоспели на шум неравнодушные жители дома. Особенно были в боевой готовности "стражи". Вооружившись кто чем, они растерянно стояли и смотрели, как один из жителей готов разнести в щепки их дом. — Ну всё, Васильич, до чёртиков допился. А говорили же ему! — незамедлительно заметила баба Люся, соседка глухой Любы. Другие старушки согласно закивали, поддерживая её. — Держите же его! — закричал на них Антон, видя как мужчина проскочил мимо старушек по лестнице вниз. — Не выпускайте его из подъезда! Он замёрзнет на улице до смерти! — Господи, боже.. — Упаси господь.. — Весеннее обострение, точно вам говорю. Бабки на то и бабки, причитать горазды, а как дело касается догнать и остановить, то каждая хромой, глухой и слепой оказались. Мужчина выскочил на улицу без тёплой одежды. Антон, который выскочил следом в резиновых шлепках ощутил на себе всю суровость сибирской весны. Он хотел прокричать соседу чтобы остановился, но почувствовал, что не стоит этого делать на этом жутком холоде. Морозный воздух ледянил не только лёгкие. По ощущениям все внутренности вымораживало вместе с очередным вдохом, который нихрена не согревался должным образом в полости носа. Кровь стыла в жилах. Но дядя Вася, совершенно не чувствуя холода, бежал по двору, пока Антон гнался за ним, не давая убежать с него далеко, чтобы потом не искать. Шастун не знал, сколько прошло времени: может минуты три, или вовсе секунды тридцать, но он не чувствовал уже пальцев на ногах и руках, когда наконец послышалась долгожданная сирена. Два здоровых мужика явно знали что делать. Один настиг соседа Антона в три шага. Заломил ему руки, пока второй одним точным быстрым движением вогнал шприц через штаны в бедро и ввел содержимое внутрь. Совсем скоро дядя Вася в их руках обмяк и они беспрепятственно потащили его в машину. И все это было так...быстро, просто, буднично. А Антона ждал строгий выговор от Оксаны, пока он парил ноги в тазике и шипел. Но мысли его были далеки от собственной отмороженности. — Окс, он будет в порядке? Женщина пожала плечами. — Хуй знает. У него делирий, белая горячка по простому. Скорее всего релашку ему поставили. В дурке "загрузят" его всякими седатиками, ноотропами, промоют и проверят его на галлюцинаторную готовность. Короче, жизнь покажет. Антон тяжело вздыхает. Да, зависимости умеют убивать и калечить. Он далек от праведника, но такие случаи, как ничто другое отбивают желание употреблять. К счастью, период саморазрушения остался в прошлом.

***

— Ну как прошли выходные? — интересуется Серый. В городе стало теплее и Антон вышел на работу. А Сергей привязался, явно позавидовав его пару дней безделья. — Да ничего особенного: ловил дядь Васю, который ловил чёртиков. Матвиенко удивленно поднял брови: — Я так понимаю, это типичные будни Могилевского гетто? Антон неопредленно пожал плечами. Рассказывать о своём районе он не слишком любил. Серый понял, что ему не ответят, переключился на другую, ещё более безнадежную для Антона тему: — Кстати... у нашего глубоко уважаемого Арсения завтра день рождение. Юбилей. Антон непонемающе уставился на него, отвлекшись от работы. И что ему прикажете делать с этой информацией? Ему с Арсом было…сложно. Словно ступаешь по тонкому льду замершего водоема весной, в разгар отепели. Прекрасно зная, что в любой момент лёд может тронуться и ты пойдешь под воду. А Антон совершенно не умеет плавать. — Было бы неплохо ему устроить праздник, не находишь? Конечно...он не любит свой день рождение. Учитывая что у него их два... — Два? — заинтересовался Шастун. Но Серый не стал развивать эту тему. — Я, как человек, которого он более или менее ещё терпит, возьму на себя организацию вечеринки. — Вечеринки в гараже? — уточняет со скептицизмом в голосе Антон. Матвиенко смотрит на него как на дурака. — Нет конечно. На кой ему сдались остальные? Я планирую его отвезти в одно место, которое мы одинаково обожаем, но куда он бы ни за что не поехал вновь в одиночестве. — А на кой я сдался? — искренне спрашивает Антон, заинтригованный. — Арс будет не против твоего присутствия. — Сомневаюсь. Антон припоминает ему его прошлые слова о том, что Арсений ему всё расскажет о своем прошлом, но этого так и не произошло, так стоило ли доверять его словам теперь? — Ты ему нужен, — тихо проговаривает Сергей, анализируя чужую реакцию. И видит на лице Антона вопрос: с каких это пор? — Если бы я не был в этом так уверен, я бы не позвал тебя с нами. Поверь мне. Антон коротко выдыхает. И чистосердечно признается: — Я на мели. — Не парься — я угощаю, — отмахивается Матвиенко и у Антона практически не остаётся причин, чтобы ему отказать.

***

Антону всё ещё любопытно. Арсению всё ещё похуй. Сергей молчит. Они собираются втроём. Неожиданная троица. В этот раз водит Сергей на своей тайоте — как непьющий человек. Рядом на пассажирском Арс, что-то печатает в телефоне, а сзади Шастун, который чувствует себя пиздец как одиноко, неловко и странно. А разве иначе можно? Можно. Он делает пару глубоких выдохов и вдохов, расслабляя мышцы, откидывается на сиденье и прикрывает веки. Пошло всё к черту. Он повеселится. То, что он умеет хуже всего, но попробует. — Это то, что я думаю? — как гром среди ясного неба раздается недовольный и напряженный голос Арсения. Антон заинтересованно прислушивается, стараясь слиться с сиденьем. — Я подумал, что ты скучал по этому месту. — Голос Серого вразрез арсово звучит слишком спокойно. Шастун смотрит из лобового стекла на приближающееся невысокое здание, где вместо вывески с названием висел светящийся трафорет машины. Парковка была полна спорткарами самых разных марок, цен и возможностей. Здесь явно тусили мажоры. Или гонщики. Или все вместе. Сергей находит место и паркуется. Скользит по ничего не выражающему лицу Арса взглядом и оглядывается на Антона с пояснениями: — Здесь собираются разные гонщики нашего города. Иногда присоединяются байкеры. Арс в свое время тут был постоянным клиентом и звез... — Завали, — коротко бросает ему Арсений и первый выходит из машины. Остальным ничего не осталось сделать, как последовать за ним. Даже если Арсений и был немного сбит с толку и совсем не ожидал, что его привезут в это место, то внешне ни чем это не выдавал. Глубоко засунув руки в карманы и подняв подбородок, он уверенно двигался вперёд. — Подожди... это же Арс? — вдруг доносится до Антона вопрос одного молодого парня к своему другу, курящему рядом, когда они проходили мимо. — Спятил? Он же... — Что хотел сказать парень Антон уже не разобрал. Арсений открыл дверь и оттуда донеслась клубная музыка, в которой потонули слова. Внутри заведение было обустроенно как клуб. Сбоку огромная барная стойка, в центре маленький танцпол с цветомузыкой, а в другом конце, немного подальше, были разбросаны столики с уютным с виду диванчиками. А на стене висела плазма. Не смотря на то, что автосезон ещё не был открыт, людей собралось достаточно. Парни затерялись в толпе. — Блять, трезвым я этого точно не вывезу, — шипит Арсений и сразу направляется к барной стойке. Антон смотрит на Сергея, который кивает ему вслед Арсу, а сам идёт искать лишний столик в отдалённой зоне. Шастун двинулся за Арсом. — О, мужик, здорово! Давно тебя не было! — приветсвует того бармен с длинной бородой и пирсингами. Арс отнюдь не выглядит радостным от встречи. Он быстро делает заказ на троих и отворачивается к подошедшему Антону. Тишина между ними не кажется неловкой, она кажется очень громкой и многословной. — Только не говори, что у тебя в планах набухаться вусмерть, потому что я этого точно не вывезу, — сообщает ему Антон, наклонившись к уху. — С нами Серый, расслабься, — отвечает ему тот. Выпивать с этим человеком — это то, что Антон боялся больше всего на свете. Вскоре бармен поставил коктейли на поднос и поймал взгляд Антона. На миг его глаза расширились от шока и он вымолвил: — Ты...? И Шастун удивляется, как Арсений умудряется удержать в руках поднос с напитками и одновременно толкнуть его вглубь толпы, чтобы тот расчистил ему путь к столику, который занял для них Серый. Они расселись вокруг стола. Сергей с одной стороны, Арсений с Антоном с другой. Шастун пристально всматривался в свой бокал, и пока Арс не толкнул его в бок, не сделал глотка. Коктейль на вкус был неплохим и очень крепким. Поэтому, он потягивал его очень медленно и дозированно. Арсений выглядел напряжённым. Было видно, что место вызывало в нем смесь неопредленных чувств и эмоций, которые он не спешил обнародовать. Арсений допивает второй стакан и уже не кажется таким хмурым. Грустным — безумно, но хмурости больше нет. Есть патологическое стремление танцевать. И он уходит. Арсений умеет двигаться, ловит ритм в басах, качает бёдрами, ведёт широкими плечами, улыбается даже, а то, что в глазах, никто не увидит… темнота скроет, а цветопрожекторы искажат. Взгляд Антона против его воли намертво приклеился к его фигуре. Очень внимательно ловя каждое его движение, понимает, что не моргает и не дышит, и обращение Серёги тоже не слышит. — Что? — отрывает он наконец взгляд от парня. — Тебе добавить? В глазах Антона вопрос капсом: и ради этого стоило меня отвлечь? — Можно, — и ему не нравятся насмешливые глаза Серого. Но сейчас куда интереснее то, что происходит на танцполе. Арс полностью в музыке, забылся, растворился, стал ее частью и… — Может, присоединишься к нему уже? …почему Серый так надоедлив? — Я не танцую, — отрезает. — Он тоже. Антон вопросительно выгибает брови. Сергей просто говорит: — Посмотри на него. И Антон, отбросив всё, что знает и что думает об Арсении Попове, смотрит на молодого парня… который слишком уж потерянно двигается. Уверенно, дерзко, сексуально — но, блять, с надрывом, словно кричит в вакууме. Словно его мозг парализован, сознание в отключке, и каждое движение — это попытка оживить себя. Раз два три — разряд. Тишина. У этого парня этой ночью день рождения. 25 лет. Юбилей. И он совершенно один. Без родных, близких, друзей. Кроме Сергея, который рядом только потому, что главный пилот их команды и его споттера. — Он не всегда был таким, — как сквозь вату доносится до парня спокойный и слишком безчувственный голос Серого, — они были звездами вечеринок, любимцами девушек... только им никто не был нужен. — Парень делает глоток, морщится и дожидается, пока внимание Антона полностью не сконцентрируется на нем. — Я помню, как смотрел на них — таких ярких, энергичных, живых, до ужаса харизматичных, и тихо завидовал их дружбе. Поражался, как они дополняли друг друга, как они заряжали друг друга, подпитывали и были готовы вместе завоевать весь мир, покорить его… гонки они покорили, дальше — не успели. Они никого и ничего не боялись. Кидали вызовы судьбе, не боясь проиграть, может поэтому всегда выходили победителями? И да, черт возьми, им подражали… хотели быть такими же крутыми. Но рано или поздно, это должно было закончиться. Боги словно завидуют таким союзам. Они отобрали у него Антона. И что теперь от него осталось? Жалкая тень. Копия от оригинала. Скомканная, с надрывами, с отпечатками от грязных пальцев тех, кто собирал его тело, засунул обратно душу и заставил продолжать жить. — На несколько, бесконечно долгих секунд между ними воцаряется молчание. Потом Сергей продолжил, уже более увереннее, — он в миг растерял и себя, и стремления, и кайф жизни вместе с ним. Ты его, пиздец, как напоминаешь внешне. Даже именем. Если бы верил в перерождение душ или в… ещё какую-то хуйню, подумал бы, что… Хотя неважно. Важно лишь одно, Тох, ты сможешь его спасти. У Антона в глазах сомнение. В глазах Серого полная уверенность. — Ты ошибаешься. Судя по его поведению, ему никто не нужен и тем более не нужна никакая спасательная операция. — Насколько сильно он отталкивает людей, настолько сильно он в них нуждается. — А чем я-то могу ему помочь? — Просто… будь с ним рядом. — Серый, прекрати нести эту хуйню. Я ему сразу не понравил… — Разве? — перебил его тот. Антон вопросительно уставился на него, мол, поясни. Тот тяжело вздохнул, словно ведёт диалог с ребёнком. По сути, так и было. — Кто с тобой поехал из всей команды выпить, этим дав тебе шанс показать себя, раскрыться? А потом дал добро Стасу на твою кандидатуру? Если бы он от тебя отказался, твоего духу бы не было на следующий день в гараже, уж поверь мне. Кто из команды отвозил тебя домой, когда ты задерживался? Он мог бы запросто оставить тебя замерзнуть в гараже. Кто отдал тебе зарплату из своего кармана, хотя ты и месяца не проработал? Думаешь, откуда на тебя взялись бы деньги? Рабочего места у тебя не было. Ты просто студент, которого надо ещё всему научить. Антон зажмуривается и низко опускает голову. Он хочет, чтобы Серый заткнулся. Каждое слово пробивает его насквозь. — А что насчёт инцидента с мотором? — Антон резко помотрел ему в глаза. — Он поверил тебе. Не Тамби, с кем бок о бок проработал несколько лет, а новенькому сопливому пацану. И когда ты ушел, он не мог успокоиться, пока не докопался до правды. Он вышвернул Тамби и отдал его место тебе, а мог бы выбрать хорошего опытного специалиста. Но нет же, Антошеньке нужна работа… мы пашем за ту же зп целый день, когда ты приходишь только ко второй половине дня, потому что: у Антоши учеба, он же студент… — Прекрати. — Что, больно? Не нравится то, что слышишь? Это ещё даже не половина, на что он идёт ради тебя. У Антона нервно пульсируют жвалки. У него только один вопрос, и он задает его хрипло: — Почему? Сергей молчал долго, пристально разглядывая его. — Это ты должен спросить у него. Антон смотрит на Сергея лишние три секунды и подрывается с места. Его трясет. Алкоголь начал действовать. Перед глазами все плывет, замыленная картинка, но стройная фигура Арсения чётче, чем при качестве 1080р. В голове в висках ударами пульса отзывается эхом: «спасти, спасти, спасти, спасти». Антон не знает, что делать, он неловко рядом топчется, пока его не замечают. Арсений смотрит на него странно. Потом неожиданно, раскрепощенно и свободно скидывает на его плечи руки, притягивает к себе и утягивает в что-то плавно-медленное. Запрокидывает голову и в глаза смотрит, — и Антон в этих голубых реках, глубоких и заледеневших, безоговорочно тонет, барахтается и задыхается. Его в детстве не предупреждали, что заплывать за буйки запрещенно. Он не знает, какая там его стережет опасность, но манит — пиздецки. До дрожи в коленях, до зуда в подушечках пальцев, которые несмело тянутся к талии Попова и притягивают к себе робко. До спертого дыхания между ними и неуловимого, но такого ощутимого напряжения, словно воздух наэлектризовался до предела и они эти электроны поглощают не в силах оторваться друг от друга и избавиться от наваждения. В ушах звук прибоя и крик чаек вместо бессмысленного набора электро-техно-музыки. Шастун из танцпола их выводит, где людей меньше и не так все шумно и не давит на сознание. — Антошка… — лепечут ярко-алые губы (снова их кусал, дурак) ему в шею, дыхание щекочет кожу, разгоняя мурашки вдоль позвоночника. Арсений прижимается к Антону теснее и того прошибает. Знает, что не его зовут, не его имя повторяют и произносят так...с подтаенной любовью и болью. — …я знал, что ты меня не оставишь. Ну конечно, давай, добивай, контрольным в голову. Антон прикрывает веки, выпрямившись и замерев в танцующей толпе, и рвано дышит, пока Арс прижимается к нему, не оставив между ними ни миллиметра пространства. Он ощущает его всеми органами чувств. Осязание уже опасно обостренно. А потом эти блядские изящные пальцы с тонким запястьем с красной ниточкой вокруг него обжигают шею, затылок и запутываются у него в волосах. Другая ладонь накрывает его щеку. Пальцами ведет по плотно сжатой челюсти и пухлым губам, мягко подушечкой большого пальца проводят по ним изучающе... Антона кроет.....матом собственное сознание. Он сможет его спасти, про себя как мантру повторяет, но какой, блять, ценой? — Я… — куда внезапно делся голос и что это за жалкий шепот? — Я не он. Арсений замирает. Каменеет. Быстро моргает. — Знаю, — тихое, сломленное, выстраданное в ответ. — Это не изменить, Арс. — Антон осторожно убирает с лица его ладони. В глазах напротив исчезает пелена. Он понял и… задыхается. — Ты сводишь меня с ума, — хрипло выдаёт Арсений и лбом своим ко лбу Антона прижимается, прикрывая глаза. Позволяя себе проявить эту слабость. Ему это необходимо. «Взаимно» — остаётся неозвученным. — Он настолько для тебя важен? — вместо этого вылетает против воли вопрос. Непонятная тоска крутит кишки в животе. Так ведь не должно быть, правда же? Ему не нужен ответ. Сам прекрасно понимает — ещё важнее. Вместо ответа Арсений отстраняется и слишком стремительно для пьяного, двигается в сторону барной стойки. Антон, неожиданно для самого себя, решает вмешаться. Не так давно он имел дело с последствиями хронического запоя и не намерен просто стоять и смотреть как Попов перебарщивает с дозой. — С тебя достаточно, —он преграждает ему путь. Арсений на это заинтересованно поднимает бровь и смотрит с любопытством. — Правда? — склоняет он голову набок. — Да. — А что, если я так не думаю? — Достаточно того, что так думаю я. — Забыл вкус боли? Антону плевать. Давай, распускай руки. Антону не привыкать. Он это вытерпит. Но только не смотри так… Как никто и никогда на Антона не смотрел. Он ведь и привыкнуть может. А это нежелательно. — Арс, прошу, остановись, — просит Антон, в глаза льдистые заглядывая и несмело касаясь плеч. Сжимает. Арсений позволяет. Шастун его тянет к выходу. — Отпусти меня, Антон. Пожалуйста. И парень замирает. У него мысли — что речь идёт о чем-то куда глубже, чем эта ситуация. Он удивлен тем, что скрыто за холодностью Арсения. Арсения, с невозможным характером. Который отталкивает своим холодом, не подпускает, скрывает, ранит быстрее, чем ты сообразишь, как это произошло. Не ограничивает себя в словах и может ударить, когда что-то идёт не так, как ему хочется. Он же долбанный псих, социопат, мизантроп и невозможный человек. Несносный, грубый, неотесанный… Но, сука, смотрит прямо в душу и тебя разрывает. Но Арсения не хочется жалеть. Он сам выбирает быть социальной колючкой: не пускает никого в душу, замыкается в себе, отталкивает холодным взглядом и с полным равнодушием смотрит на попытки завести с ним разговор. Смотрит всегда так, словно ты уже до смерти надоел, хотя и не сказал и пары слов. Он не улыбается людям, не интересуется, как у них дела, не играет роль дружелюбного парня. Он просто… есть. И всё. Но в то же время, когда он перебирал с дозой алкоголя, попадающей в его кровоток, он начинает поразительно меняться. Становится… мягче, чувствительнее, ранимее…уязвимым. Обнажает свои чувства, которые все же у него имеются. И улыбается всегда так надломленно, когда глаза выражают полный пиздец. Сергей подходит к ним и кладет им руки на плечи, тем самым заставляя выдохнуть и отвлечься друг от друга. Смотрит на них с пониманием, которое бесит Антона. Когда он сам решительно не понимает, что творится вокруг, с ним, с Арсом. Однозначно, этот мир ебнулся, а он просто не успел это сделать вместе с ним и теперь мучается и ждёт, пока изменит эту опошлость. — Давайте уберемся отсюда куда подальше, — подталкивает их к выходу Матвиенко.

*

Антон сидит на заднем сидении тайоты и уже не уверен ни в чем. Арсений сидит впереди и курит через открытое окно машины, запуская в салон холодный ночной воздух. Сергей странно тихий. Антону интересно, жалеет ли он, что привёз Арса в то старое место, где его заживо похоронили под собой былые воспоминания, или все же он доволен собой и этой проделкой? Они в каком-то дорогом районе. Сергей останавливается возле подъезда элитной многоэтажки современной архитектуры. Как понимает Антон, они приехали к дому Арса. — Антон, иди с ним, — тихо приказывает Сережа сидящему сзади парню. Арсений резко разворачивается к нему. И пускай Антон и не видит его лица, но отчетливо представил себе их выражение и вопрос на нем: какого черта? — Арс, ты все еще немного пьян. От тебя в таком состоянии можно ожидать что угодно. К тому же, мне еще слишком в падлу ехать в район Антона. Да и боюсь туда въежать ночью, мало ли что, да и устал я так-то… — быстро, сбивчиво начинает лепетать Матвиенко так, словно он пил больше всех. Арсению, с виду, абсолютно поебать. — У тебя все условия для гостей. Даже отдельный диван есть, и никто жертвовать собой для удобства другого не обязан, — продолжал распинаться Сергей, смотря на Арсения умоляюще, но вместе с тем и изучающе, словно пытается понять, как тот относится к такому повороту событий, но у него, ожидаемо, ничего не выходит. Антон гулко сглотнул, поражённый поступившим от их лидера команды предложением. Сергей переводит глаза с Антона на Арса и ждет его вердикта: — Не прогоняй его, Арс. Молчание затянулось и давило на нервы. Арсений, затягивается сигаретой и молча смотрит в окно. Он выглядел безразличным, но то, как он часто подносил сигарету к губам, задерживал дым в себе и размеренно выдахал, говорило о том, что он что-то тщательно обдумывает в голове. Он кидает быстрый взгляд на Антона, едва заметно морщится и коротко кивает, давая свое согласия на то, чтобы тот остался с ним. Видимо, вспомнил, как Антон его самого пьяного у себя приютил. Пришло время отплатить той же монетой. Сергей, довольный собой, теперь Антон уже был в этом уверен, уезжает. И они остаются одни во дворе глубокой ночью. Арсений кидает на него короткий взгляд и молча направляется внутрь, приглашая за собой. Они вдвоем поднимаются на 16 этаж на лифте. Попов мучается с дверью, пока Антон решительно не забирает у него ключи и открывает дверь. Навстречу парням ринулся пушистый белый комочек чистого восторга. Заприметив человека, который стоял рядом с хозяином, котёнок притормозил передними лапками и, вздернув шёрстку, выгнул спину. Голубые глаза смотрели недоверчиво и настороженно. Антон раньше слышал, что домашние питомцы поразительно похожи на своих хозяев, но не думал, что настолько. Сиамский кот был явно тотемным животным Арса. Та же настороженность на мордочке, и то же подозрение в голубых глазках, и та же аристократичность в повадках. — Ты ему не нравишься, — доносится до Антона голос Арса со спины. Он оборачивается на него через плечо. Тот стоит, скрестив руки на груди, подперев плечом косяк, и насмешливо наблюдает за ними. Антон прищуривается. Животных он любил. Даже когда они не нуждались в этом. Он оборачивается к нему всем корпусом и чуть склоняет голову влево, стоя немного ближе, чем на расстоянии вытянутой руки: — На что поспорим, что понравлюсь? — спрашивает с вызовом и смотрит так, словно речь шла вовсе не о котенке. Арсений, чьи глаза опасно блеснули, голосом, лишённым всякой эмоции, отвечает: — Вряд ли. А потом делает шаг, сокращая между ними имеющееся расстояние. Больно ткнув указательным пальцем ему в грудь, начинает двигать его вглубь квартиры. Антон, передвигаясь спиной вперед, старательно смотрит под ноги, чтобы ненароком не наступить на котёнка. Но тот, предугадав их маршрут кинулся на кухню, выпрашивать еду. Антон с каким-то сложным выражением лица наблюдает, как Арсений буднично сыпет кошачий корм в миску. А потом стелет Антону на диване в гостиной. Тот оглядывается. Двухкомнатная квартира — не слишком ли шикарно для одного молодого парня? Но он так и не задает этот вопрос. Антон падает и, несмотря на усталость, не может заснуть. Мысли не дают покоя. Кто же такой этот Арсений — ты-ему-нужен— Попов? Каким образом он потерял своего друга? Что с ними произошло? Что он скрывает и что его сделало таким? И каким образом Антон может его спасти? Да, мысли выводили. Неожиданно Антон чувствует, как он больше не один. На него запрыгивает белое лохматое животное. Он сначала весь подбирается, не поверив своим глазам. Может, это… белочка в виде кошака припёрлась? И чтобы убедиться, что он не допился до горячки, решил обратиться к хозяину квартиры. — Арррссс, — тихо, почти шёпотом зовёт парня Антон, не смея лишний раз пошевелиться на этом маленьком диванчике. И, видимо, он добавил достаточно отчаяния в шёпот, чтобы тот пришел спустя секунд пять. Он замирает в проеме, когда видит, как на груди Антона по-хозяйски расположился Симон. Тот самый котёнок, который при первой с ним встрече угрожающе шипел на него. — Он так напряжен… — хрипит Антон, стараясь изо всех сил не смотреть на морду кота у себя перед носом, чтобы ненароком не поймать его взгляд. У Антона складывается впечатление, что кот в любую секунду может выцарапать ему глаза, если он посмотрит в его. Пауза со стороны Арсения затянулась. Он смотрит в его сторону и еле сдерживает себя, чтобы не засмеяться в голос. Потому что тогда его грудь и живот будут ходить ходуном, и котёнок может свалиться. Поэтому он сильно прикусывает нижнюю губу, но уголки все равно предательски поползли вверх. Арсений выглядел, мягко говоря, расфокусированным, растерянным и потерянным. Столько новых оттенков эмоций от Арса, что Антон невольно запоминает каждую, впечатывает в мозг и хранит в особом ящике в отделе своей памяти. — Что в тебе такого? — спрашивает он и ловит его взгляд, не отпускает. Антон тушуется. — Ничего. Вы с ним одинаковые. Холодные и гордые. А во мне он почувствовал то, что никогда в полой мере не сможешь дать ему ты. — И что же это? — Арсений мрачный. И голос его низкий. — Любовь, — просто отвечает Антон.