Восходит солнце над автодромом

Когда Антон приходит в гараж, Арсений уже был там. Помятый, с лёгкой щетиной, растрёпанными волосами, огромными синяками под глазами и жутким похмельем. Шастун, который все утро извелся от нетерпения его увидеть и посмотреть как он будет реагировать на него, после того, что между ними произошло, остался разочарованным. Арсений явно ничего не помнит и на его присутствие обратил абсолютно никакого внимания. Антон привык, что с ним не считаются. Привык к пренебрежению со стороны окружающих. Привык, в конце концов, к равнодушию мира к жизни. Но никак не мог заставить себя привыкнуть к холодности Арсения. Его безразличие задевало. Неужели так трудно обернуться к нему и произнести это чёртово «привет»? Неужели так трудно заметить его? Кто действительно не скупался на внимание и мог с лёгкостью расходовать свою энергию на взаимодействие с людьми — был Серёжа Матвиенко. Который слишком пристально смотрел на его подбородок и вдруг выдал полуудивлённо: — Кота что-ли завёл? Откуда эти укусы и царапины? Арсений находился поблизости и не мог их не слышать. Антон переводит взгляд на него. Тот старательно игнорирует его. Но щеки предательски порозовели. Ого. Тут, оказывается, кому-то может быть неловко? Получается, этот кусок льда тоже можно смутить? — Да, — чуть помедля отвечает уверенно он, не отрывая взгляда от Попова, — бешенного. И добивается наконец внимания со стороны коллеги. А в нем все-таки после прошлой ночи что-то поменялось… взгляд его стал другим. Стал более осознанным, что ли… В крапинках, где столько времени хранились айсберги, об которые неумолимо разбивались все попытки Антона к нему подобраться, кажется, дали течь. Иначе Шаст не мог объяснить, почему ему мерещится теплота во взгляде Арсения Попова. Может, зрение пора проверить, после травмы-то? Но что действительно ему не мерещилось, так это подтаенная боль, с которой он смотрел на него. В бездонных зрачках килотонны мрака, загадок, тайн и мук. Он словно заставлял себя не отвести глаза и смотреть в ответ через силу. Антон прерывает зрительный контакт первым. Если Арсу нужна эта холодность, чтобы не распадаться на части, то бог с ней, Антон перетерпит. Он же вовсе не барышня какая-нибудь. Стас перехватывает парня на полпути к Диме и Лехе и мягко подталкивает в сторону Арсения. — Думаю, он сегодня нуждается в твоей помощи больше. Антон еле слышно вздыхает, набираясь смелости. Очевидно, помощь страдающему от похмелья человеку действительно не помешает. Он молча подходит к нему, занятому своей машиной, и тот так же молча принимает его, позволяет быть рядом и помочь. Антон не верит своим глазам. У него, без шуток, сердце прихватило, да так, что вдохнуть было больно и страшно. Он вперёд сгибается и держится за левую половину груди. У него к Арсу масса вопросов. Но тот вряд-ли ответит хоть на один. Когда они случайно соприкасаются руками при передачи инструмента, Антон испуганно вскидывает взгляд к глазам Арса. И прежде чем тот хоть как-то на это отреагирует, быстро проговаривает: — Вчера я трогал тебя столько раз, что можно прямиком в реанимацию госпитализировать. Серый, который проходил мимо них в этот момент и услышал его слова, заржал. А Арсений, кажется, смутился. Или это опять у Антона галлюцинации на фоне недосыпа? Попов кинул быстрый, хмурый, как осеннее небо, взгляд на Матвиенко и отвернулся, видимо, не захотев это обсудить перед ним. Зато у Антона появилась идея. Поэтому на следующем перерыве он направляется прямиком к Сергею. Матвиенко был единственным из команды, с кем Арс ещё более или менее нормально контактировал. Он находит его одного в зоне отдыха, попивающего чай с печенюшками, такого уютного и комфортного. — О, Тох, присоединяйся. Я тут накупил всякого, а эти черти все куда-то подевались… Антон садится рядом с ним и пытается как бы невзначай начать разговор об Арсе, но никак не может решить, с чего начать, но, к его облегчению, начал Серёга. — Что с Арсом? И Антону бы удивиться этому вопросу, но его удивляет то, что он знает, что с ним. — Похмелье, — решает он озвучить очевидное. — А с тобой? — Не выспался. И Сергей больше не спрашивает, понятливо кивает. — Почему… Арс такой? — тихо интересуется Антон и прикрывает веки, опустив голову, словно задал риторический вопрос. — Он не всегда был таким. Антон не поднимает глаза с кружки с теплым чаем, грея об неё замершие пальцы. Этой зимой ему постоянно холодно. Поэтому он не замечает изучающего взгляда Матвиенко. — Что произошло? Серый пожал плечами. — Он тебе скоро сам всё выложит. Антон резко вскинул взгляд на него, не поднимая головы, смотря исподлобья. — Что вылупился-то? Расскажет. Жди. Когда он кого-то берет с собой, чтобы нахуяриться, это значит, что в этом человеке он полностью уверен. У Антона много вопросов. — Да и ты-то… Уж больно прошлое ему напоминаешь: внешне, повадками, именем… — Сергей оборвал себя, — Он расскажет. — Матвиенко вдруг опустил взгляд на его подбородок и тихо рассмеялся. — Со мной дело до укусов не доходило. Антон вспыхнул и отвернулся. На этом Серый откидывается на сиденье дивана, видом показывая, что не намерен продолжать эту тему. А у Антона теперь вопросы: насколько Арс был близок с тем Антоном. Очевидно, так звали его прошлое. После перерыва он идёт к Арсу с этим роем в голове и пытается, ключевое слово, «пытается» незаметно приглядеться к нему повнимательней. — Что? — ожидаемо не выдерживает тот после минуты. — Ничего. — Поэтому ты прожигаешь во мне дыру? — Что, так заметно? — виновато опускает глаза Антон. — Раз заметил, значит, заметно. Антон чувствует себя дураком. Желание выкинуть из окна, словно там внизу море (как пелось в последней песне, которую он слушал), обострилось. Но не сейчас. Надо срочно что-то придумать, пока Арсений вопросительно смотрит на него изо всех сил стараясь не опускать взгляд ниже. Но неожиданно сдается и ворчит, отворачиваясь: — Так сложно было заклеить пластырем? Антон ухмыляется. И в голову приходит совершенно дурацкая мысль. — Думаю, ты мне задолжал триллион нервных клеток. — Арсений поворачивается к нему и с интересом смотрит на него, склонив голову набок, удивлённый и заинтригованный таким смелым и прямолинейным заявлением. — Я требую конпенсации. — Антон неосознанно наклоняется ближе к парню. Тот вопросительно поднимает бровь и тоже слегка подаётся вперёд. — И чего ты хочешь? — Голубые глаза предательски опустились на губы. «Он смотрит на след от своих зубов» — вторит себе Антон, но против воли в животе завязался узел и дыхание стало тяжёлым, а в ушах зашумел собственный пульс. Чего он хочет? — Помоги мне сдать экзамен. — ▪︎▪︎▪︎▪︎▪︎

***

Парни в колледже мало походили на прилежных студентов. Их можно разделить на три типа: те, кому просто пофиг, те, кому пофиг, но им нужна стипендия и те, кто забыл куда он поступил. Антон относился ко второму. Поэтому, весёлая пора под названием «сессия» внушала ему вселенский ужас. — Ну что, Тоха, тебя можно поздравить? — С чем? — С отчислением! — Не каркай, а? Серый давил на больное. У Шастуна завтра с утра экзамен, а он все пропадает в гараже, когда время уже глубокий вечер. Но с парнями уютно, и никто не спешил расходиться по домам, попивая пиво после загруженного рабочего дня. — Не дрейф, всё у тебя получится, ты же умник. — Ага, сам уже шины меняешь. Антон смотрит на них с прищуром, издеваются же откровенно, весело им, собакам. Не их же ждёт завтра жесткий экзамен у лютого препода, которого не купить, не убить… Складывалось ощущение, что препод готовит их к ракетостроению, а не работать в СТО. — Завтра трудный экз, и мне бы со стипухи не слететь, — тяжело вздыхает он. Чтобы не говорили, но Антону правда дороги эти 457 рублей и 60 копеек в месяц. Они как раз оплачивают его тариф, который он тратит в большой мере на учёбу. — Хороший мальчик, на четверки учится, — ржёт Леха, — посмотри на Димона, никогда нигде не учился, а гений. Мужики стали вспоминать свои студенческие времена, а к Антону под шумок подошёл Арс, протянул бутылку пива и ненавязчиво оборонил: — Думаю, я знаю, как тебе помочь. Антон смотрит на него с деланным удивлением, а тот невозмутимо пьёт из горла и смотрит на него с легким прищуром. — Интересно узнать как. Потому что я без понятия, что делать. Прослушка не катит… Списывать не варик, подкуп тем более… Черт, надо было просто учить. — Правильные мысли всегда приходят с опозданием. Антон кивает, соглашаясь. — Предлагаю сорвать экзамен. Шастун не перестаёт удивляться. — Это правда ты предлагаешь? Арс равнодушно пожимает плечами, словно не ему одному в голову приходит подобное. — Есть план? — хватается за единственный шанс Шастун. — А то, — подмигивает ему Арсений и зовёт к ним Серого.

***

Антон не выспался. Ночь была насыщенная. Голова кипела. Но отнюдь не от количества знаний. Этим он себе жизнь не усложнял. Внутри всё дрожало. Студентусы толпились около двери в аудиторию. На полу и подоконниках — разложенные конспекты. Они повторяли про себя заученный материал, молились, обращались к покровителю несчастных и убогих, обещали, что больше такого не повторится, но, увы и ах, повторялось ведь всегда. — Засунь обратно, идиот! — шипит староста на своего друга, который в рюкзаке держит бутылку водки и уже изрядно поддатый и расслабленный, готов на любые испытания судьбы. Алкоголь мощный транквилизатор. Только надо знать меру. Антон кусает губы и смотрит на часы. Он сегодня особенно дерганный и нервный. Их план в утреннее время суток уже не казался таким гениальным и простым, коим казался ночью. Но уже отступать было некуда. Да уж. В этом мире только риск и двигает прогрессом. Когда пришло время заходить, он быстро отписался в телефоне и сдаёт его вместе с допотопными в корзину, направляясь на гнущихся ногах к столу с билетами. — О, а кто это явиться соизволил?! Бог мой, это же сам Шастун, неужели глобальное потепление уже сегодня?! Антон криво улыбается мужчине с цепким взглядом и тонкой чёрной бородкой. Козьей. Геннадий Владимирович Жук был из тех преподавателей, которые были уверенны, что на пять их предмет знает только Бог. Конечно же они относились к нему со всей серьезностью и особо не терпели тех, кто прогуливал их часы. Антон из-за травмы отсутствовал всего месяц, но за этот период пропустил половину занятий по его предмету. Естественно, этот мужик неравнодушен теперь к нему. — Ну-с, господин Шастун, тяните билет, а не кота за хвост, — круглое лицо светится радостью от своего остроумия. Антон послушно тянет и тихо про себя матерится. Была надежда на то, что ему повезет с билетом, но и она пропала. Он послушно диктует номер и садится на первую парту. Как назло, других мест не было. И приступает считать минуты: раз, два, три, четыре… Дверь в аудиторию с грохотом открывается. В проёме оказывается Сергей в классическом стиле одежды, а за ним — Гошина орава с ним во главе. — Так-с, дети, а это у нас экзамен по машиностроению. Проходите. — Это ещё что за… — недоуменно смотрит Жук на то, как дети рассасываются по периметру. — День открытых дверей, — сообщает с важным видом Сергей, подходя к нему ближе, пока Гоша незаметно фотографирует билет Антона и кидает свою чёрную шапку тому под парту. — Какие, к чёртовой бабушке, дни открытых дверей! Он был месяц назад! — Наша школа запоздала. Знайте, столько заведений обойти надо было, кошмар… — светским тоном начал Матвиенко. — У вас как там, связь с полушариями налажена? Вы понимаете, что тут экзамен?! Все вон из кабинета! — Парни так же стремительно, как и проникли, так и вышли, не став перепираться. Что ж, первая часть прошла. — Безобразие! Надо пойти к ректору, что он себе там думает! — Преподаватель был справедливо возмущён, но это не мешало ему видеть, что происходило вокруг. — Гусев, я всё вижу. Вы смешны. И не косите так глаза. — Вошёл он в свой обычный режим. Антон ради приличия что-то написал на листе, как понимал, зачитал, понял, что это максимум на два или на три, если бы препод был бы не Жук. Парень сидит и наблюдает, как один за другим садятся к преподу люди, дрожат, лепечут что-то себе под нос. И уходили, забив встречу на пересдаче. У него мелко дрожат пальцы, кажется, это называется лёгкий тремор, бывает при болезни Паркинсона, у хронических алкоголиков и у невыспавшихся студентов на экзамене. — Ну-с. Шастун, вам не кажется, что вы засиделись? Шастуну так не кажется. Но вслух он об этом не сообщает. Он ловит панику, как раздался спасательный стук в дверь, и в проёме показывается темноволосая макушка. — Добрый день, — очень вежливо поздоровался солидно выглядевший в классическом костюме Арсений, — могу ли я поговорить с Геннадием Владимировичем? — Молодой человек, не видите, у нас тут как бы экзамен?! Арсений равнодушным взглядом голубых глаз окатил всю аудиторию, остановился на Антоне и вновь обращается холодно к преподавателю, понизив голос на тон: — Это не терпит отлагательств. — А я ещё раз повторяю, что у меня экзамен и… — что хотел добавить мужчина, уже было не суждено никому узнать. Потому что Арсений сделал шаг вперёд и вошёл в аудиторию. Встал напротив преподавателя, закрывая своей широкой спиной обзор на Антона. Он кладет тому тяжелую руку на плечо, предотвращая попытки Жука встать и, доверительно к тому наклонившись, повторяет, чеканя каждое слово: — Не терпит отлагательств. Разве иначе я бы к вам пришёл во время экзамена? В это время в аудиторию врывается Гоша. — Простите-извините, — шумит он, — шапку забыл, я возьму и мигом уйду. Как бы, дело житейское. Но настолько тупое, что преподаватель на несколько секунд теряет дар речи. Одногруппники Антона, не веря в происходящее, активно пользуются течением обстоятельств. Гоша, воспользовавшись заминкой и тем, что Арсений стоит перед глазами Геннадия, быстро кладет исписанный корявым почерком листок на три вопроса перед Шастуном, взяв его исписанный себе и спрятав за шапкой, которую предварительно оставил под партой. — Это что ещё за проходной двор вы тут устроили!!! — Все же встает со своего места преподаватель. И был он, мягко говоря, опешавшим. — Всё-всё, дядь, ухожу уже, — поднимает руки Гоша, в одной из которых зажата чёрная шапка и он машет ею как белым флагом. — Меня мамка убьет, если я вернусь без неё. — Да плевать мне на это! — кричит ему вслед Жук. — А вы, собственно, вообще кто такой?! — обращает он внимание на Арсения, стоящего непреклонной скалой перед ним. — На каком основании вы врываетесь в кабинет и говорите об… — Геннадий Владимирович Хук… — Я не Хук! — Да? — У Арсения явно первое образование актерское, думает Антон, так красочно и искренне разыграть удивление мало кто сможет. — А мне сказали, что вы… — Кто сказал?! — орет вышедший из себя мужчина. Бородка его тряслась. — Это уже неважно, — просто проговаривает Арсений своим вкрадчивым, спокойным голосом и, развернувшись на каблуках, быстрой походкой покидает помещение. — Дурдом устроили! — качает головой мужчина. Антон согласно кивает и пытается разобрать каракули парней, которые явно торопились. Почерк, можно было сказать, ужасный. Даже он под диктовку со скорость 1,5 так не пишет. Разобравшись с основным, он наконец идет отвечать. Блестяще ответив на вопросы: не убавить, не добавить, но заваливая безбожно дополнительные вопросы, которые обожал препод задавать по пропускам, ему со скрипом ставят 4-ку, и он счастливый вываливается из аудитории, написав в групповом чате: «Мужики, получилось! С меня поляна». И, принимая поздравления удивленных одногруппников, покидает родную шарагу на зимние каникулы. Он шёл домой пешком, тихо напевая себе под нос знакомые песни. Настроение у него предновогоднее. Зимнюю сессию он общими молитвами и помощью всё же закрыл. Антон кутается в тёплый красный шарф, который ему подарила Оксана, и пряча озябшие руки глубоко в карманах дутой куртки, позволяя снежинкам затеряться в его пушистых, отросших волосах, которые давно требовали ножницы цирюльника, да вот дурья башка не доходила никак до него. Тим успел уже двадцать раз вырвать клочки из густой шевелюры. Он вспоминает те незнакомые эмоции во взгляде Арсения, когда он посмотрел на него в аудитории и в глазах его плескали искорки веселья, и Антон бы соврал, если бы не признал, что они ему безумно идут. Арсению не идёт быть грустным. Не идёт и холодная маска. И не идёт быть одиноким.

*

В квартире у Антона переполнено. Негде яблоку упасть, как сказала бы баба Варя. Из парней с района пришли в основном те, кто помогал ему с экзаменом. Из колонки, музыкой которой управлял Магнитола доносится фонк на всю лестничную площадку. Парни по мелочи принесли с собой закуски и бухло. Об остальном позаботился Антон. Расположились кто где, кто с кем. Чисто подростковая тусовка. Их гогот не переставал, истории за историей рассказывались во всех уголках, неисякаемые шутки и стеб. Но 31 декабря — все прощается. Ближе к 11 к ним постучалась Оксана. Антон подумал было, что попросит быть потише из-за Тимы, но она протянула ему тазик оливье с материнской улыбкой, отмахнувшись, что одна столько не съест, но Антон подозревал, что она явно лукавит. Парни, конечно же, обрадовались подгону. Они кричали новогодние песни, пили из горла, на спор кидались из окна четвёртого этажа, потому что внизу снег и ничего не будет, говорили авторитетно они. Ага, получайте и распишитесь: перелом нижних конечностей, то ли пятки, то ли стопы, то ли таза… Скорая с мигалкой простояла недолго. Ребята, столпившись вокруг пострадавшего хором его успокаивали. Сам пострадавший изрядно поддатый, даже не чувствовал боли, с широкой глупой улыбкой на пол-лица, он сидел глубоко в сугробе, даже не осознавая ещё, что предстоящие месяцы ему придётся двигаться с костылями. Парни попросили сирену убавить, а мигалку оставить, чтобы была цветомузыка, и прыгали вокруг машины, чтобы согреться — холод стоял собачий, а из открытого окна Шастуна музыка… Фельдшер и водитель, на вид — не шибко трезвые, их просьбу выполнили. И они всей толпой под «дискотеку аварию» перетащили пострадавшего в карету и, запихнув следом того самого, который «да там снег смягчит падение», закрыли за ними двери, и скорая поехала. Но совсем скоро приехала другая машина с мигалкой. Правда, это была уже полиция. Баба Люба с пятого, которая славилась своей глухотой и несносным характером, и благодаря которой между жильцам пошёл слушок, что Антон — тот ещё глиномес дошло веселье парней, и она пожаловалась на шум. Участковый, с помятым лицом, опрокинув пару стаканчиков, явно не улыбалось под новый год стоять с какими-то бухими малолетками и конфликтной бабусекой, поэтому просто попросил парней быть потише, заполнил как-то бумажки и уехал. Удивительно то, что он вообще приехал. А Антон, как хозяин квартиры, с умилением наблюдал за парнями, как часть рубиться в игры, карты, домино, покер и прочее, а часть под гитару запевает песни, далёкие от нового года: скорее шансон — «аттестат в крови», «запахло весной», «где мои 17 лет» (ага, на Большом каретном), а нескладный юношеский хор подхватывал, безбожно мазая мимо нот, насилуя слух, но потом вроде пошло на лад, стоило хоть одному найтись со слухом и чувством такта. Ближе к четырём ночи к ним присоединился Сергей с Арсением. Антона их визит изрядно удивил, но, видимо, им было достаточно скучно в эту новогоднюю ночь, чтобы наведаться к нему. Парни к тому времени немного подустали и успокоились, часть уже вырубилась прямо на полу. Заботливые ребята хотели укрыть их пледами, чтобы было мягче и теплее, но им было и так зашибись. Пристроившись кто где свою голову в странном изогнутом виде и разбросав конечности. Антон смотрел на их мирные лица и умилялся — в спящем виде они чисто дети, и не скажешь, что они когда-то отстояли свой район. (Но это тшшш, только между нами). В общем, остались лишь стоики и более или менее рассудительные. Парни довольно быстро влились в общую пацанскую тусовку. Сергей, как непьющий, угорал тихо с того, как одна девчонка во всех красочных подробностях рассказывала ему то, что происходило тут до нового года, а к Арсу привязался Дэн, узнав, что тот гонщик. Антон, который сидел на подоконнике своей кухни, пропахшей алкоголем и сигаретами, и зажатый с двух сторон нетрезвыми парнями: Гошей и Цыганом, в длинных пальцах держал горлышко бутылки пива, задумчиво смотрел на Арсения. Тот совершенно не вписывался в эту шумную малолетнюю компанию. Пускай его и почти сразу признали авторитетом. Такие, как он, внушают уважение. А голубоглазый сидит во главе стола, распивая алкоголь, и слушает, что ему втолкает лидер, работающий в местной СТО-шки и вдруг поднимает голову и ловит пристальный взгляд Антона через всю комнату. Где басы отбивают ритм в висках. Где усталый голос подпевает: «в тишине дискотек, я с тобой до конца» и где вдруг становится слишком тихо и безлюдно. Антон сосредотачивает все свое внимание на голубых огнях. «Вот он, мой мир, познакомься. Теперь, пожалуйста, открой мне свой» — медленно поднимает бутылку с пивом, отсалютывает ей и одними губами шепчет: «С новым годом, Арсений». А тот, прекрасно разобрав по губам слова, поднимает свою и салютует в ответ, не прерывая зрительного контакта: «С Новым, Антон».