Восходит солнце над автодромом

Антон не любит просыпаться в пять утра, но просыпается. Ну а хули? За окном кромешная темнота. И внутренности сжимает тоска. Голые ветви деревьев царапают окна и крышу, а по ощущениям — кожу. Заебанное отражение из зеркало не радовало сонных глаз. Живот урчит, громко требуя еды. Антон вспоминает, что холодильник пустует по своей привычке, а заполнить его нет средств. Он прижимается лбом к бездушной белой дверце и закрывает глаза. Простояв так пару секунд, он собирает волю в кулак и начинает этот день. Потом поднимается к бабе Вари на последний этаж пятиэтажки, подходит к деревянной двери и тихо стучит, зная, что у той бессонница и она не спит в такую рань. И через несколько секунд раздаются медленные, размереные шаги и перед ним предстала пожилая женщина. Лицо в бесконнечных морщинках и огромные очки на носу с толстой оправой, а за ними ясные глубокие глаза с неописуемо проникновенным взглядом. И в данный момент времени суток они смотрят так, что не хочется болтать о своих болячках, проблемах, страхах и разочарованиях и обсуждать последние сплетни. Вообще говорить не хочется. Обветренные сухие губы не шевелятся, язык онемел. Она отступает, пропуская его вперёд и все так же, сохраняя тишину холодного утра закрывает за ним дверь, ставит чайник и кладет перед ним тарелку со вчерашней холодной манкой. Антон не привеледливый, она вкусная...лучше чем ничего, правда ведь? Баба Варя же садится на свое прежнее место, ветхую креслокачалку, продолжая прерванное чтение. И со стороны это выглядит как картина. Она держит перед собой толстую книгу с пожелетвшими страницами, закругленые на конце. На страницы падает сумеречный свет от окна и тусклый от настольной лампы. Женщина обожала читать и, порой Антону казалось, что это её единственное лекарство от этой жизни и всех бед, которая она предлагала. У неё был плотяной шкаф на всю стену, который ломился от книг в старых переплёта с годов покорения космоса, пионерства, коммунизма, марксизма, правления Сталина и речи Ленина. Квартира выглядела как барахолка. Антону порой казалось, что он попал в прошлое и может наблюдать, как жили люди до его рождения. Впрочем, взгляд это не радовало, а лишь раздирало и становилось очень грустно и невыносимо. Порой даже до заслезившихся было глаз. Он ее не отвлекает. Смотрит, как за окном просыпается небо, как из чёрного превращается в сиреневое, потом темно-синее… Антон не сразу понимает откуда в висках пульсировало хриплое «забей», откуда его старая кофта пропахла приятным запахом, как после дождя и откуда этот зуд на кончиках пальцах?... Он переводит взгляд на старушку и не решается задать вопрос, уверенный, что ответ ему не понравится. Он глушит его у себя в сознании делает глоток травянного чая (баба Варя сама собирала), обжигая горло и язык — но терпит. Горячая жидкость согреет изнутри и поможет ему выстоять эту зиму в лёгком пальто. Он поднимается и идёт к холодильнику — осматривать содержимое, прикидывая в уме что из продуктов стоит купить. Перед глазами предстала зияющая дыра. Он еле заметно вздыхает — покупку новой зимней куртки и обуви придётся отложить на следующий месяц. Он надеется, что декабрь не убьёт его холодом. Только если тоской и обреченностью. Скованностью и безнадежностью.

***

— Это…мне? — тихо, неверяще, сиплым от волнения и переполняющих его эмоций голосом выдавливает Антон, когда смотрит на пачку купюр на столе, рядом с Арсом. — Тебе, — просто отвечает тот и склоняет голову набок, — мало? Антон резко переводит взгляд на него и сжимает челюсти. День ещё не начался, а он уже начинает его немного подбешивать. Он работает в гараже месяц, и это громко сказано. Просто помогает, путается под ногами и наблюдает как взрослые работают. Да, ему могут доверять какие-то мелкие поручения с которыми он блестяще справляется, потому что очень сильно старается, но за это не получают столько. Вдвое больше чем за его прошлую работу. — Это минималка, бери и заткнись, — не стал церемониться с ним Арс. Было видно, что выдавать деньги наличными было ему неудобно, когда весь мир уже пользуется СБП. Серега предлагал Антону сделать карту, но тот слушать его, конечно же, не стал. Карту нельзя разделить пополам. Нельзя взять часть денег и спрятать на кухне, откладывая на самый крайний случай наивно предполагая, что этот крайний случай будет не через неделю. Нельзя часть отдать нуждающимся, просящим милости в холодных переходах, нельзя подложить часть в шаткую, из тёмного дерева, видавшую виды, шкатулку бабы Вари к имеющимся копейкам. Да, наверное, удобно. Антон ежится под внимательным взглядом Арса и отворачивается. Поспешно берет пачку и не глядя запихивает в карман потертых джинс — форму ещё не купил. И направляется обслуживать с другой стороны гаража нового клиента.

***

— Ну как у нас дела? — интересуется у него Стас. У Антона дела лучше всех. Он вдруг понял, что сможет купить себе и куртку на зиму и обувь — правда не дорогую, но все равно... даже на продукты для бабы Вари хватит. — Идут, — коротко отвечает ему и меняет шину у форда. — Ты молодец, быстро схватываешь. Если дальше будешь так продолжать, видать и повысим, — улыбается ему Стас и Антон ярко улыбается ему в ответ, но улыбка быстро гаснет, стоило увидеть краем глазом как на него косо смотрит пухляш из команды. Тамби. Антон может понять его чувства. Тому явно не нравилось, что какой-то хрен свалился им на голову и отбирает у них хлеб. Место у Антона нечестное. В нем никто не нуждался. Да, лишние руки всегда только в пользу, но из-за него их заработная плата сократилась ровно на одного человека и это немного ребят напрягало. — Нам через месяц должны двигатель привезти, научишься на практике его ставить. У Антона загораются глаза. — Арсений все же согласился?! — Наивный, нет конечно. Серому поставим. Арс заявил что сам разбереться со своей машинкой и нам остаётся только ему верить, — развёл руками Стас. Антон кивает, мол, да, похоже на него. Стас уходит и его место занимает Леха. Оглядел его работу и не долго думая, дал Антону подзатыльник, неудовлетворенный проделанной работой парня. И даже не пытался выслушать оправдания, что Шастуна отвлекли и он тупо не успел сделать все качественно. — И Шеминов тебе повышение наобещал? У этого старикашки маразм? Или ему мозги продуло? Говорил же ему, надевай шапки вместо кепок. — И весело насвистывая себе что-то под нос, идёт к Диме, который в этот раз поднял свою машину и копался внизу. Они начали о чем-то тихо переговариваться. Антон уже говорил, что Алексей ему неприятен? Пожалуй, он скажет ещё раз.

***

Во время обеденного перерыва Антону немного не по себе. Все идут обедать в зону отдыха, а у него с собой нет еды, поэтому он остаётся в компании таких же дефектных машин, как он. И решает поменять тормозные колодки, припоминая, что алгоритм довольно примитивен. За этим занятием его и застает Арсений. Молча подходит и равнодушно смотрит, как он с матами пытается справиться с этой "примитивной" задачей. Вдоволь полюбовавшись страданиями нерадивого рабочего, он все же смилостился. Без каких-либо едких комментариев, тихо и спокойно объясняет ему последовательность действий. — Тщательно вычищай от грязи тормозную систему. Арсений стоит близко. Антон чувствует его всем телом, пусть они и не касаются друг друга. Он ждет, пока Попов переведет взгляд на него, кивает и вдруг, не сдержавшись, улыбается ему, привыкший таким образом выражать свое доброе расположению к человеку. Но быстро закусывает улыбку и видит, как Арсений опускает взгляд на его губы. Черт? Прежде чем они оба почувствовали, что молчание и бездействие между ними затянулось их идиллию нарушило появление третьего лица. Антон едва заметно с облегчением выдохнул с удивлением примечая, что все это время не дышал. Посмотрел на Стаса как на спасителя. Тот подошёл к ним, оглядел работу и похлопал Арса по плечу. — Ну вот, ладите же, когда хотите. Антон чувствует как внизу живота что-то заныло и украдкой кидает взгляд на парня. У Арсения на лице маска или ему правда все на свете по боку? — Кстати, Арс, будь мужчиной, ответь отцу. Он тебя ищет, — словно между делом добавляет директор. И маска даёт трещины. Антон видит и чувствует, так как стоит близко, как мышцы парня напрягаются и на лице холод лютый. По ощущениям Шастуна, температура в помещении снизилась на несколько градусов. Видимо, их отношения явно желают лучшего. — Я занят, — чеканит по буквам. Антон справедливо решает вставить свои пять копеек. — Зря ты так, — тихо произносит, опустив голову и уперевшись взглядом в пол, — пусть он тебя может чем-то и обидел или сделал больно, но ты ему небезразличен... — Ты тупой? — Арсений резко поворачивается к нему всем корпусом и давит своей мрачной энергетикой, подавляя все зарождавшиеся было слова в горле, — почему тебе всегда надо встревать не в свое дело? Антон растерянно моргает. Краска залило его щеки и он незамедлительно начинает корить себя. Он ведь с детства знает, что нельзя вмешиваться, когда тебя не просят, но вновь не сумел себя удержать. Дурак. Какой-то же он дурак. Да, Арс, я тупой. Остро ощущая неловкость, он поспешно ретируется. Ищет Диму и находит, как всегда, под машиной и зовёт на перекур. Последняя сигарета в пачке подрагивает в его тонких пальцах. Позов, даже если и замечает его нервозность, ничего говорить не стал. За это Антон его и уважает. На улице кусачий ветер и снег с дождём. Омерзительно. Хуже погоды не придумаешь. Он затягивается и выдыхает, наблюдая за образованием луж на тротуарах. С Димой спокойно. Он разрешает ему многое. Шастун хорошо учится. Правда, вечно отшивающийся рядом Щербак напрягал своими придирками и издевками, но в целом, Антон чувствовал себя с ними раскованым и нужным. И не таким придурком, как рядом с Арсом. — Почему вдруг RDS? — спрашивает он парней. Ответ прилетел неожиданно от Лехи. — Скучно по прямой ехать, решили похулиганить. Да и типа официально там все. Правда, бабки не такие как в нелегалке, но зато законно. Петрович за это топит. Бзик у него что-ли… Антон вспоминает рассказ Серого, что они с Арсом встретились именно на нелегальной гонке. Что если Сергей Петрович разрешил собираться парням в своем гараже и обеспечивал необходимыми деталями только для того, чтобы уберечь сына? Чтобы тот с одного опасного вида спорта пересел на менее опасный. Антон покачал головой, восхищаясь тем, на что способен отец, только чтобы обезопасить своего ребенка. Наверное, здорово иметь на свете людей, которым ты не безразличен. Которые любят тебя безусловно. Просто за то, что ты есть и какой ты есть. Он хотел продолжить работу, как к ним походкой в развалочку подходит Арс, и не смотрит в сторону поднявших на него голову Димы и Лехи, хмуро обращается к Антону: — Тебе пора на автобус. — И проходит мимо, в сторону зоны отдыха с непроницаемым лицом. И Антон собирается. В этот раз он не опоздает и доберётся до дома без произшествий. И он не знает, благодарить ли парня за беспокойство или нет.

***

Антон чудом успевает залететь в закрывающие створки последнего автобуса. Ловит недовольный взгляд кондуктора и оплачивает проезд. Устраивается на последнем сидении полупустого автобуса, освещенного внутри мутно-желтым светом (этот город весь этим цветом пронизан), и смотрит в окно на то, как красивая картинка хорошей благополучной жизни высшего и среднего общества сменяется на что-то уродливое, с развалинами, захламленное, заброшенное. В этом месте процветает только преступность. Это место, где много курят, работают и ругаются. Часто дерутся и непросыхая пьют. Здесь люди не хвастаются последней моделью айфона, здесь не смотрят на то, какого бренда твои шмотки и не спрашивают, почему ты в одном и том же уже вторую неделю подряд. Никто косо не посмотрит на твои дырки на джинсах, заплатки на куртке и поношенные кроссовки. Главное — выжить. Остальное уже неважно. Следующая остановка — кладбище. Конечка. Антон остался один в общественном транспорте с кондуктором. Они смотрят друг на друга устало. Дверь открывается и парня словно выплевывают наружу. Автобус делает разворот и едет домой. Смена закончилась. Сумерки давно покинули их город. Кругом непроглядная тьма. Антон включает фонарик на телефоне и направляется вдоль рельсов. В кармане греет пачка денег. Он предвкушает, как купит наконец что-то теплое себе и что-то съедобное бабе Варе. Настроение скачнуло вверх, и он шёл бодрым шагом, напевая себе под нос песенку: И вновь от меня уходят Последняя электричка И я по шпалам по шпалам Идуууу Домой по привычке… До дома осталось пять минут как дорогу ему преграждают пять фигур в тёмной спортивной одежде, разного роста и телосложения. Они возникли так внезапно, как черт из табакерки, явно поджидая его. У Антона от неожиданности сердце готово было разорваться. Он вынуждено остановился. Сначала подумал, что это Гоша с друзьями, но приглядевшись понял, что ошибся. И его прошиб холодный пот. Он попытается с помощью скудного фонарика получше разглядеть их, но получалось плохо. Этот участок и в помине не знал, что такое освещение. Справедливо прозванный самым тёмным уголком в их городе. Редкие машины и прохожие, никаких жилых домов. — Эй, чушпан, мелочь не найдётся? — обратился к нему парень, низкого роста, с капюшоном на голове, выступив вперёд, видимо, являющим главарем. Голос грубый, значит прошёл уже свой пубертат. Антон сжимает деньги в кармане в кулаке и хочет ударить себя сам за невнимательность. Настолько был окрылен радостью, что не засунул деньги в кроссовок, чтобы их не нашли именно в таких вот ситуациях. Иногда это проконало. Теперь уже поздно рыпаться. Парни быстро обступили его, взяв в круг. Он как мышь в мышеловке. Попал в их ловушку. Шастун уверен, что эти парни не местные. Скорее всего из соседнего района перешли сюда, чтобы ловить таких лохов как он. Самое что ни есть подходящее место - без камер и видеорегистраторов. Перочинный ножик лежит забытый под подушкой на кровати в квартире, он ведь с ним никогда не расставался раньше. Из оружия лишь рюкзак с книгами, который прямо сейчас отягощал ему плечи. — Ты оглох? Деньги гони давай! — повторил ещё один парень. В голове возникает идея. Он медленно снимает рюкзак, пока за ним напряжённо наблюдают пять пар глаз. — Быстрее блять! Нам до утра ждать?! — торопит его нетерпеливый, нервно оглядываясь. Антон крепко обхватывает лямки рюкзака и вдруг взмахивает им, начиная крутиться с ним вокруг своей оси, чтобы выбраться из ловушки. И у него получается. Парни явно не ожидали сопротивления. Они раступились. Кровь в сосудах вскипает, адреналин поступает в мозг, мышцы напрягаются, сердце ускоряется и зрачки расширяются, ладонь, держащая телефон вспотела, несмотря на холод. Он берет больше воздуха в лёгкие и резко, подобно дикому зверю, попавшего в клетку, кинулся в сторону многоэтажек. Но далеко ему убежать не удалось. Его догнали довольно быстро и сбили с ног. Антон теряет равновесие, но старается удержаться на ногах. Из суровых времен детдома знал, что нельзя падать — если ты на земле, значит проиграл и вставать уже нереально. Это не первая его драка. Ему было когда-то четырнадцать и он вырос в таком дерьме, что без них не обходился ни один вечер. Разум ему подсказывает, отдай им деньги — целее будешь, но у него были на них такие планы, что это сделать было практически невозможно. Они напали все разом, массой повалив на землю. Посыпались множественные, беспорядочные удары, которые ногами наносили по всему телу. Антон прижимает колени к груди и локтями закрывает лицо, пытаясь защититься. Острая, нестерпимая боль разливается по внутренностям. Мгновения кажутся вечностью, а эти побои, кажется, никогда не прекратятся. Они хрипло и грубо ругаются матами и сплевывают на землю. Кто-то тяжёлый и непоколебимый, как скала, заломил ему руки за спину и животом вперед вдавил в холодную и сырую землю, приземлившись на его спину. У Антона вышибло весь дух. Ему больно. Выдох застрял в горле.По ощущениям, внутри ни осталось ни единного органа, по которому не прошлись носком ботинка. Во рту металлический вкус. Он извивается во все стороны, но обездвижимый, не может даже вдохнуть полной силой. Чужая холодная пятерня зарывается в его волосы на затылке и поднимает голову так, что послышался хруст шейных позвонков и с силой впечатал лицо прямо в металлические рельсы. Всю голову от лба до затылка пронзила резкая адская боль. У Антона искры из глаз и нос кровоточит. Он в пространции. Реальность притупилась, размылась и стала тускнеть. Как в тумане он ощущал, как наглые руки заползают ему в карманы, наружу вытаскивая содержимое. Пачка денег исчезает так стремительно, будто ее и никогда не было, телефон отброшен в сторону. Антон в ярости. Он скрипит зубами и ему чертовски, адски, безумно больно. Вселенная, почему именно сейчас?! Именно сегодня, когда у него было что отбирать?! Почему эта жизнь каждый раз ищет самый неудачный момент чтобы поставить подножку? Ярость не придавала сил, лишь отбирала. И Антон, обесилев от боли и выраженных негативных эмоций, отключился.