Малая теория свинца

Горе мне в моём сокрушении; мучительна рана моя, но я говорю сам в себе: «подлинно, это — моя скорбь, и я буду нести её»

В потёмках чистится разум, раскрывая себе самому невидимые формы. Когда видеть в настоящем мире нечего, то начинаешь что-то узревать во внутреннем. Как его называют материалисты, биохимических процессах. Как говорят верующие, бессмертной душе. Глаза, слипшиеся от крови, чужой и такой неприятной, плохо открываются, ссохшиеся ресницы больно вытягиваются из пор вокруг белых тел. А в горле саднит, и пить хочется отчаянно, мысли лишь об этом. Когда она пила в последний раз? Лампа, вроде, зажигается где-то впереди — слабые желтоватые лучи пробиваются сквозь плотные тромбоцитовые шторки. Кто-то грузно шагает из-за её спины вперёд, к такому далёкому, но столь же легко осязаемому столу. — Заноси. И вновь шаги сзади, и кто-то несёт бряцающую во тьме железку. В тесном помещении полукладовки эхо если и раздаётся, то близко и громко. — Лей давай. Разбудим гостя. Холодный поток какой-то жидкости, вроде чистой и приятной, но чувствуются на зубах абразивные частички — как песок в детстве есть. Вода немного размягчает корку застарелой, давно разлитой невинной крови, но глаза всё так же больно открыть. Всё так же страшно и омерзительно. — Протри давай, видишь, ослабел человек. И когда уходить будешь, верёвку развяжи. У нас тут дружеская беседа... Грубая плоть, обтянутая скорее номинально сморщеной кожей, водит по векам, отдирая то, что когда-то было в голове. Биохимия. Мир должен бы открыться ясно, но ей-богу, как же не хочется смотреть, чего там перед тобой находится. Вот бы можно было и вовсе никогда не открывать их. Неласковые путы спадают после значительных усилий со стороны похитителя. Жёсткие конопляные верёвки режут кожу, вроде как даже до крови, врезаются в неё тугими кнутами. Наконец, после мучительных усилий они спадают, и тому, кто сейчас трудился позади неё, приходится прилагать небольшие усилия, чтобы усадить обратно на стул безвольное тело, уберегая от унизительного падения. В каморке тесно и душно. Дверь закрылась без какого-либо доведения, оглушающе хлопнув в устрашающей своей неизвестностью темноте, упругом теплом вакууме. Даже не теплом — обжигающем. Хоть вакуум и поневоле холодный. — Итак... Готовы к предметному разговору? — раздаётся здесь глубокий бодрящийся голос, но в нём слышатся явственные нотки человеческой усталости. — Х-кхм... Кто. Вы? — слова из едва увлажненного горла лезут с трудом, хотя лучше бы вообще не лезли никуда. — Я? Лучше давайте определимся, кто вы. Мои данные вам ничего не скажут. А мне, наоборот... — Вы бы... Кто бы вы ни были... Дали бы попить... — А та вода чем негодна? Да, из дворовой лужи... Но ведь попала? — усмехнулся вроде как мужчина, глухо выстукивая из чего-то картонного незамысловатый ритм. — Сволочи... Что вам, к-кхм. Надо от меня? — мысли выходили скорее произвольно, и в них не было никакого смысла. Кто ответит ей в этой ситуации то, чего она хочет услышать, — Что вам надо было от... Рэйчел? — Так, вы знали её. — скорее утвердительно заявил непонятно кто, собираясь на скрипучем деревянном стуле, — Что надо было? Ну... Восстановить историческую справедливость? — вновь усмехнулся голос. Макс раскрыла болящие глаза. Перед ней за небольшим, будто бы картонным столом, сидел низковатый мужчина с тонкими усами, походящими на те, что были у кого-то из мушкетёров. Поборник исторической справедливости, не иначе — агент-дознаватель. — Я вам ничего не скажу. — А нам и не нужно. У вас интересные фотографии с собой... Натуралист? Журналист? — Скорее, живописец... — О-от значит как. — протянул задумчиво тот, заглядывая ей в глаза повнимательнее, но угрозы в этом никакой не чувствовалось. Так, скорее, смотрел Самюэль на белок. Искренне интересуясь, — Тогда вы, как никто другой, должны знать цену... Волшебного момента. Как вы думаете... Что происходит сейчас? Макс подумала секунду. — Зверства. — Не-а, госпожа Колфилд. — коротко отозвался тот и покрутил в руках нетонкую папиросу, — Сейчас — самый что ни на есть ответственный момент в истории этих мест, этих дружных народов, сплотившихся воедино в духе пролетарского коллективизма на борьбу с хищническими собственниками западного империализма... Ну как? — Что? — опять коротко спросила она, вспоминая давешнего "теоретика диалектического материализма". За несколько дней она узнала столько слов, сколько не слышала за год жизни дома. Дом. Как он выглядит, кстати? Какой из них? — Не поняли? — разочарованно выдохнул собеседник и похлопал себя по карманам в поисках огня, — Так и знал. Хреновый из меня политрук, я же сразу сказал. Нарисовали эти плакатики, а толку? — Что здесь происходит, кхе-кхе, в конце концов? Что вам надо от меня? — Вы — гражданка нашего, считай, "главного благодетеля", — саркастически выдохнул усатый и развёл руками, — знаете этот язык с детства. К сожалению, таким похвастаться у нас могут не все. Скорее, единицы... — Да, и? — всё не понимая, куда клонит незнакомец, Макс взялась ладонями, окровавленными от натекшей из еë ран на предплечьях крови и окропленными чужой, за мокрые волосы и выжала грязную воду из них себе в рот, ощущая сполна этот сладкий привкус, даже в каком-то роде наслаждаясь им. Гниение? — Так. У нас, в общем, с вами немного вариантов. — пожал плечами тот и всё же нащупал зажигалку в нетипичном для неё кармане. Он вытянул из пачки ещё одну белую смертоносную штуку и протянул девушке, будто сейчас они были просто старыми приятелями, ведущими светскую беседу. Колфилд сомневаясь посмотрела на протянутую просмоленную палочку и дерзко махнула на всё рукой — долой предрассудки. Насрать уже. Пододвинувшись чуть поближе к столу, она взяла сигарету из чистых рук политрука и подкурила от уже подожженой. Откинувшись на стуле, жалобно скрипнувшем даже под её небольшим весом, Макс попыталась немного отсраниться от происходящего и отдаться ему с лихвой. Улетая в свои незамысловатые и поблекшие грёзы, она представила столь желанную и невозможную больше картину, как они с Хлоей отрываются у неё в комнате. И косячок на столе лежит. Точнее, у неё в руке. Она затянулась, слишком уверенная в своих силах, впрочем, собеседнику этот жест понравился. Едва пропустив раздражающую смесь внутрь лёгких, ей показалось, что внутри всё зажглось и бурно горит. С непривычки дым расщекотал нежное небо и вызвал неунимаемый приступ сухого кашля. Собственно, длился он не очень долго, и она смогла вновь ощутить это. Получилось даже вкусно, и действительно очень расслабляюще. Сержант Усики тем временем не издавал не звука, галантно опуская ситуацию, в которой они вместе находились, подобно своей невольной собеседнице. Наконец, прошло отведённое на перекур время. — Импортные. В этих обстоятельствах быстро станут валютой... — достал он истлевший окурок изо рта и опустил на изрядно посеревшую от многовекового налёта пепельницу. Она сделала так же, — Ну так вот. Мы... Я имею в виду, мы все... Скорее всего, вам не импонируем... — Я просто... Хочу вернуться к семье... — сказала Макс твёрдо и исподлобья взглянула на собеседника, но тот не повёл и бровью, — А кто-то уже никогда не вернётся. И этим вы мне отвратительны. — Давайте забудем о том ужасном инциденте, ладно? Рома погорячился, — попытался неумело оправдаться тот и, заметив, как напряглись мышцы на лице девушки, поспешно заявил, — Да, понимаю, что это его не оправдывает, но... У нас тут кровавый хаос! Давайте винить тех, кто это всё устроил и зарабатывает на наших жертвах. — Зарабатывает? О чëм вы, черт побери, говорите? — вспылила Макс, подпрыгнув на стуле, но ужасная отметина на скуле опять пробила куда-то далеко, в одну из долей мозга. Ей пришлось опуститься обратно, и слезы брызнули из её глаз. От обиды и боли, — Я не... Знаю того, о чëм вы говорите. Я вижу конкретных людей... — Ладно! — поднял руки тот в примирительном жесте, ладонями к ней, — Довольно. Мы виноваты, она мертва, хоть и не совершила ничего, но у вас ещё есть шанс... И он крайне вероятен. Особенно, если ваш товарищ в карцере всё же сподобится вам помочь. — Товарищ? — Да-да, сейчас... — политрук открыл ящик стола и опустил туда руку, не глядя шелестя бумагами. Наконец, он выудил небольшую папочку с надписью "дело" и размытыми цифрами под ним и положил её перед собой, — Так. Нейтан Прескотт. Дальше продолжать? — Н-нет, — сказала она, закатив глаза, — понятно. Но... Помочь? — Да, именно. Видите ли... — он опять пожал плечами и достал ещё одну папиросу, — На севере Погорени ещё издавна стоял армейский блокпост северо-атлантического альянса. Ну, вы знаете... Почти военная база, которых вы по миру понатыкали больше, чем есть в мире стран. И на ней присутствует один... Очень одиозный персонаж. Полковник. — И? — нетерпеливо сказала Макс, не ожидая от себя такого, и под слегка неодобрительным взглядом стушевалась, — Зачем вам мы? Разве не вы приспособлены к этим... Обстоятельствам? — Мы-то приспособлены, — терпеливо продолжил тот, — да вот только этот наш полковник на дух не переносит людей подобной внешности, и на территорию своей родной базы пускает только людей с американскими паспортами. А то, что вам надо будет ему принести... Надо отдать ему прямо в руки. — А он знает о том, что ему надо отдать что-то в руки? — А вы сообразительная. Зачем тогда сюда поехали, — в какой раз усмехнулся собеседник и постучал по столу зажигалкой, отчего задребезжало стекло часов на нём, — Мы не можем рисковать. Если он не разрешил бы нам войти, нам бы пришлось искать американцев. А нам нельзя терять времени — у нас, в лучшем случае, полтора месяца. А потом всех раздавят... — Почему нельзя отдать груз в руки... Его людей? — Не-а, не получится, корреспондент Колфилд, — досадливо покачал головой мужчина, — Полковник действительно заболел. Контузией головного мозга. Случается с этими бравыми служаками. Мне он, конечно, ничего не объяснял, но по слухам, что-то там произошло в Ираке... Короче, нам надо договориться. Усатый достал из того же стола какой-то бланк, перевернул его и начал что-то писать. — Я пишу... — заявил он, не отрывая взгляда от писанины, — Что вы, Максин Колфилд, по служебным нуждам... Ну, вы поняли? Продолжу, в случае нашей сделки. Я её вам предлагаю. Он встал и немного вытянулся на месте, глядя на неё несколько торжественно сверху вниз. — Вы доставляете груз, мы предоставляем вам гуманитарный коридор для скорейшего покидания локаций боевых действий. Будете, в конце концов, высажены в Лондоне и сможете идти в любую контору, в какую вам вздумается. Можете даже ëбаному международному трибуналу пожаловаться. Идëт? Он протянул ей руку, спасительную в данных обстоятельствах. Колфилд немного подумала и покачала головой, встряхивая мысли в ней. Была лишь одна. И она ей определённо очень нравилась. Макс встала с места и в приступе преступной слабости ухватилась за деревянную колючую поверхность картонного стола. В голове немного помутилось, и она выдохнула. Надо держаться. Ради всех, кто её ждёт. — Идёт. Она протянула руку, такую горячую и склизкую от натекших крови и пота. Усатый с видимым удовольствием её пожал, накрепко сжав своей, холодной и грубой. Макс взвизгнула. — Отлично. А теперь — в карцер.

***********

Её провели по длинному коридору и впихнули в небольшое помещение с серыми бетонными стенами. Толкнув её в плечо в глубь комнатки, дверь закрылась, и на неё, судя по звукам, был повешен навесной замок. Осмотревшись, Макс не заметила буквально ничего — лишь одинокая лампочка тускло блестела в кромешной тишине, а на полу сидел Нейтан. Похож он был, однако, больше на свою собственную тень. Или на комок грязной одежды. Тут уж как удобнее его представлять. Она постояла немного, в ожидании реакции, хотя бы негативной. Но парень молчал. И ей стало как-то ужасно жалко его. Ещё раньше что-то в ней советовало хотя бы подойти к нему. Поговорить о его проблемах. Макс действительно была готова, как и в случаях с Тейлор, Кейт и Хлоей, но его вечное недовольство, нытьё и агрессия отлично справлялись со своей нелепой миссией непроницаемого барьера. Разговориться так ни разу не получилось, но в последнюю их встречу он... Кажется, попытался отбросить свой норовистый и независимый образ. Только вот сейчас перед ней не тот Прескотт. Что-то в нём незаметно поменялось, будто стержень из него вынули. Он несомненно был, ещё в последнюю их встречу, а теперь вместо него — полый вакуум. Вряд ли так бы на него подействовало то, что его любимая красная куртка немного попачкалась в крови. Что-то здесь не так. — Э-эй, Нейтан. — попыталась она добудиться до него, но тщетно, а голос в небольшом объёме комнаты показался чересчур настойчивым и скрипучим. Тогда ей пришло в голову присесть рядом с ним и растормошить. Не боясь больше промокнуть, Макс уселась рядом с ним на сырой шершавый пол и попыталась заглянуть ему в глаза. Выбрав удобный ракурс, она заметила что они у Нейтана открыты. Это, вроде, что-то типа шока, пришла ей в голову странная и запоздалая мысль, и Колфилд решительно не понимала, что делать дальше с этой информацией. Но Прескотт всё сделал за неё. — Что они с тобой сделали? — спросил он тонким голоском как-то жалостливо, сочувствующе и отдалённо понимающе. Она растерялась, не ожидая такого, ведь и глаза его остались на своём месте. Будто он увидел что-то ужасное. — Со мной? — она подняла руки над собой и посветила на них тусклым бликом от лампочки. Круги от мерзкой верёвки врезались в глубь кожного покрова, по всей видимости достав до самого мяса, которое сейчас немного покалывало и чесалось. Наверное, будут шрамы, — Да ничего особого... Стой, как ты увидел вообще? — Мельком, — односложно ответил тот и поднял голову, вперив взгляд в лампу, — Блять... Мне так жаль... Простите меня. Все. — тихо сказал он, и незаметная слеза покатилась по сухой щеке, оставляя подозрительно красный след. — Кто — все? — как-то невпопад спросила Макс и снова взглянула на него. Слезы теперь текли быстрее, и ей очень захотелось его... Обнять? Прижать к себе, как Хлою у маяка? Раз уж им предстоит долгий путь. — Рэйчел. — сказал он намного тише, и губа его затряслась. — Да... Ладно тебе... — тяжело сглотнув, обратилась она к нему, не веря своим словам. Как она завоюет его доверие лживыми речами? Что-то внутри неё отчаянно пыталось остановить её, но Макс продолжила, — Ты-то здесь причём... Если ты, конечно, не знаешь большего... — Нет! — как-то резко воскликнул он и перевёл свой взгляд на неё. Посмотрел прямо в глаза. Каким-то образом, этот момент вдруг стал в чём-то невероятно интимным, и ей показалось как минимум странным его поведение, — Я... Просто боюсь. — Это н-нормально, учитывая... Все эти обстоятельства. — Как ты остаёшься такой спокойной? — Я... — она как-то замялась и в смятении посмотрела в ответ. Вид будто бы одобряющего и наконец заинтересованного в разговоре Нейтана словно обязывал к откровению, — Я просто чувствую себя намного комфортнее, когда рядом есть тот, кому я доверяю... — Ты? — изумлённо переспросил он, подавшись назад, — Доверяешь мне? — Ну уж точно больше, чем этим бандитам. Тем более, ты здесь единственный, кто знает меня... Обычную. — Обычную? — Да. — кратко ответила она, чувствуя, как к горлу подбирается ком, и на глаза что-то наворачивается, — Ну знаешь... Учёба, моя комната, студенческая жизнь... Ни к чему не обязывающая... Она все-таки сглотнула и упрятала лицо в руки. — Я уже и не помню, когда в последний раз чувствовала себя в безопасности... — Это нормально. — неожиданно сказал Прескотт и положил ей свою руку на плечо, из-за чего Макс ощутимо вздрогнула, — Я не чувствую себя в безопасности с шести лет. Я знаю, насколько болезнен этот переход... — Тебе, наверное, нелегко пришлось... Расскажешь о себе? — что-то невидимо ощутимое в самом воздухе заставляло её проникнуть в него глубже. Мозг говорил, что это важно для их выживания, сердце же испуганно металось в своей клетке. — А давай, кх-м, сначала ты о себе? — нерешительно ответил вконец смутившийся Нейтан, — Просто... Я знаю о тебе лишь то, что слышал и иногда замечал... Это странно? — Да нет... — как-то неожиданно развеселившись, пожала плечами Макс, — Странно, что кто-то очень злой написал в мужской душевой одну интересную фразу... Было видно, что он задумался, а после пары минут открыл рот и рассмеялся, ответив развеселившимся тоном. — Аха-ха, да-а... Феминаци... Неплохо я все-таки придумал... — Ага, и вправду, — состроив недовольное лицо делано возмутилась Колфилд, внутренне ликуя, — очень правдоподобно. — Подожди... — отсмеявшись, проговорил парень, — Ты была в мужской душевой? — А если я скажу тебе, что это было ночью? Не бесись, в шкафчик я твой не смотрела. — на уверенных заявила Макс, хотя уже давно запомнила, сколько и чего положено в разные баночки. Для общего развития. — Реально? Ну, пиздец теперь... Они оба замолчали и посмотрели друг на друга оценивающе. Макс не к месту подумала, что выглядит она для свиданий, по самым скромным прикидкам, ужасно, и что это в принципе первый её разговор с представителем противоположного пола, который хоть как-то похож на свидание. Стало ещё более неловко. — Ужасно выглядишь. — к месту заметил Прескотт и улыбнулся. — Ты хуже.

***********

Поговорить подольше у них не вышло — сначала спал тяжёлый замок, а затем отворилась и дверь. — На выход. Сказанная негромко фраза заставила всё внутри сжаться. Макс с ощутимой сложностью поднялась с ужасно ледяного пола, следом за ней вскочил и Нейтан. — Что вы собираетесь с нами делать? — Идём, Нейтан... — устало опустила она голову, покачав ей. Парень посмотрел на неё со смесью испуга и раздражения, но всё же пошёл вслед. Их вывели на свет дневной — на улице во всю светило холодное позднеосеннее солнце, оставляя блики на бывших лужах во дворе. Ночью температура опустилась ниже нуля, а это значит, что жители города без необходимых коммуникаций должны будут пустить на растопку всё что угодно, вплоть до самого ценного — книг. Угрюмый исполнительный солдат вывел их наружу, после чего направился в здание напротив, а парочка — за ним вслед. Он запретил им разговаривать, но Прескотт то и дело шептал на ухо Макс, щекоча сухим горячим дыханием кожу на её шее. — Ты знаешь, куда мы идём? — Я с ними договорилась... — сквозь зубы процедила она нетерпеливо, — Мы выполним для них услугу, и они нас отпустят. — Да не может быть... — разочарованно выдохнул тот и решил продолжить, — Ладно, похуй на этих ублюдков... А как же Рэйчел? — Рэйчел... — Макс осеклась, взглянув на то злополучное место у лестницы. Тела не было, — Будет в полном порядке. Раз уж ночью она сбежала... — Ночью? — громко вскрикнул Нейтан, отчего солдат грузно повернулся на месте. Прескотт замолчал и выставил руки вперёд. — Последняя. — отрезал военный и пошёл себе дальше. Колонна вновь поплелась, теперь уже на второй этаж здания. Как было написано на вывеске у входа — "Дворец спорта". — Ну и пиздец... — всё сокрушался Нейтан, заламывая руки, — Она сбежала, а мы? — Успокойся. — ещё раз сказала Колфилд и, будто вспомнив, обратилась к Прескотту, — У тебя же был пистолет? — Да откуда, блять... — Тихо! — крикнул мужчина и со всей дури ударил об кафельную стенку прикладом. Один из осколков отлетел в Макс, попав в лоб и оставив на чистом до этого лбе царапину. Кровь медленно потекла, закрывая опять глаза, пока они с Прескоттом отпрыгнули от громкого звука, — Здесь. — Блять... Что ж мне так не везёт с этими ранами... На входе в какое-то подобие душевых стоял знакомый политрук. — Очень жаль, что вам не везёт буквально ни с чем. Впрочем, кому-то повезло меньше... — опять он прошёл по её тонкому льду. Нельзя, чтобы ситуация рассыпалась, наподобие карточного домика. Она не имеет права на провал. — Что мы здесь делаем? — вновь спас ситуацию Прескотт, отчего мужчина скривился. — Плановые процедуры. Вам повезло, получаете, считай, солдатское довольствие... Давайте внутрь. Они прошли в какое-то подобие камеры звукозаписи, но вместо мягкой обивки на стенах, в них был проделаны маленькие дырочки, в которых что-то было. — Очень редкая модель, хочу вам сказать. Уж и не вспомню, как называется, но смысл в том, что напор воды переходит и на стены... Собственно, сами и увидите. Когда зайдёте. — Вдвоём? — спросила вяло Макс, уже понимая, к чему всё идёт. — Конечно. Воды в резервуаре не так-то много. Рады должны быть. У вас будет полторы минуты. — Спасибо, блять... — прошипел парень, проходя в прилежащую раздевалку. — Что? Ты не рад? — усмехнулась девушка, пройдя за ним. Они заняли две скамейки, и отгораживала их лишь стенка из шкафчиков. Очень похоже было на бассейн Выдр в Блэквелле. — Н-нет... Всмысле... Блять! — воскликнул тот, с остервенением скидывая слои одежды, — Ты понимаешь, в какой мы, сука, ситуации? Я не то, чтобы... Но это же пиздец странно. — Да-а... — протянула Колфилд, уже сняв майку и лифчик, почему-то закрываясь от кого-то руками, — Тогда пройдёшь первый. Внутри отвернёмся. Как-то запоздало пришла мысль о том, что можно было бы зайти и в нижнем белье, но, наверное, сложно было бы ходить в мокром весь день. Так что нельзя сдавать назад. Странная, ужасно откровенная процедура началась, когда она захлопнула тяжёлую, будто бункерную дверь, и постучала в неё, в знак того, что можно начинать. Ей это представлялось в очень многих вариациях, но итог оказался намного слабее. Напор хлынувших изо всех сторон воды был не очень жёстким, а шум если и был, то незначительный. Но ей было очень неприятно, что тот парень, которого она ещё месяц назад на дух не переносила, сейчас стоит с ней в одном помещении. Голый. Ну, скорее как неприятно... Странно, что ли. — А я и не думал, что у тебя на спине тоже что-то типа веснушек... — Эй, какого хера?! — Ладно-ладно. Всё равно не на что смотреть. — Вот и я о том же. Подставляясь под хлесткие струи воды, ей показалось очень несправедливым то, что он смотрел на неё, а она нет. Бешено захотелось обернуться — что-то ужасно иррациональное и чужеродное, но это было, и глупо отрицать. Чувства — они часто спонтанны, и их никак не возможно оправдать какими-то нормами морали. Захотелось — и на этом стоит действовать. Жаль, что она поняла это так рано. Она медленно обернулась в его сторону. Прескотт, ничего не подозревая, стоял под потоками с закрытыми глазами и... Улыбался. И крутился из стороны в сторону. Вот перед ней достаточно широкая, но отнюдь не атлетически сложеная, спина, рельеф мыщц которой обтягивает тонкая бледная полуподростковая кожа. А вот она увидела то, чего не хотела бы никогда в таких обстоятельствах. Но, так получилось, что первый раз, и именно в таких. Её лицо, по собственным ощущениям, стало бордовее следов на предплечьях. В груди часто забилось, отдавая ритмом в горле, и волнение захлестнуло неудержимым потоком. Эта ситуация, она еë... Донельзя возбуждала? А как ещё это объяснить? То, что она и пошевелиться теперь не может. А в памяти всё стоит... Когда время, отведённое на процедуру, окончилось, Прескотт первым отправился на выход. Проходя мимо неё, словно очнувшейся от глубокого анабиоза, в котором она видела гипертрофированные эротические сны, парень заявил. — Ты краснее своей задницы. — Господи...

***********

В нервной спешке одевшись, они оба попытались выбросить случившееся из головы, но это вновь упорно лезло, представало перед закрытыми глазами. "Зато будет, о чем завязать разговор", отшутился парень. На выходе их вновь встретил давешний усач и провёл в ещё одно помещение, по всему виду которого можно было судить, что находятся они в столовой. Из большого резервуара со съедобной мясной гречневой кашей большим половником клали бойцам отряда по порции. Наложили и им двоим. Пока они набрасывались на еду, не очень вкусную, но зато опиздинительно сытную и жирную, им проводили необходимый инструктаж, а Макс вернули отобранные вещи, в числе которых она обнаружила немного покореженный, но каким-то чудом ещё способный к жизни фотоаппарат, свой дневник, который она вела ещё при нормальной жизни, и телефон, безнадёжно мёртвый, ведь на нём образовалась гигантская вмятина. Можно попытаться лишь вытащить сим-карту и надеяться на лучшее. — Итак, вы выдвигаетесь немедленно, чтобы не терять времени. Вам в сопровождение будет выдан боец отличный, одна штука. Дамир, — он кивнул на сидящего рядом бугая, что и вел их всю дорогу, — не может свободно разговаривать, как делаем это мы, но он всё понимает. Не пытайтесь поднять бунт, впрочем, это вам нисколько и не поможет. Дамир проложит вам путь по мере необходимости, вам лишь надо добраться до полковника, слышите? Скажете ему кодовую фразу... Записываете? — Я фапомню. — невнятно ответила Макс с набитым ртом, стараясь забить его ещё больше, ведь еду в любой момент могут отобрать. — Я бы не был так уверен. Я вам запишу, а вы заучите наизусть, как имя вашей матушки... — он склонился над небольшим кусочком бумаги и застрочил. Спустя полминуты он протянул ей промасленный чем-то отрывок газеты, на котором крупными буквами было написано: "Извините, а вы рыбов продаете?", ниже же было продолжение, по всей видимости, второй ответ: "Красивое..." — Фто за фушь... — озадаченно спросил Нейтан. — Чтоб никто не догадался. Полковник уведомлен. После окончания трапезы они вышли из здания под слепящее радиоактивное солнце. Картина, представившаяся простому стороннему наблюдателю, была как минимум эклектичной, но и эпичной. Макс стояла в стойке одухотворëнного борца за справедливость, недавно помытые волосы красочно развевались на ветру, а многочисленные раны и немного потертое пальто лишь добавляли необходимого шарма. Нейтан же, выглядевший не столь потрясно, был одет в колоритный красный бомбер, запачканный "кровью врагов", посеревшую белую футболку под ним, и навороченные "максы". Особо о нём сказать больше нечего. Также отлично выглядел насупившийся Дамир, державший штурмовую американскую винтовку одной рукой на плече, одетый в недешёвый камуфляж армейского образца и повязавший повязку красного цвета. Они ушли навстречу закатывающемуся солнцу. Макс не знала, о чем думали её спутники, замечала лишь, что Нейтан как-то подолгу задерживает на ней взгляд... Но наверняка Макс знала только одно: жизнь — чертовски уебищная, жгучая и хрупкая штука, но всё же среди всего этого с лёгкостью находится место для любви, возбуждению, пробирающему до костей, и непростому человеческому компромиссу. Жизнь — престранная штука. Но разве не в этом мы находим её прелесть?