paralyzed

      До ушей доносится звонок в дверь, и Гониль, как владелец дома, идёт открывать. Звонят очень настойчиво, будто если он не откроет, случится что-то страшное.       Прямо перед дверью стоит парень, почти совсем мальчик. У него длинные волосы ниже плеч, рубашка с логотипом 5 Seconds of Summer, широкие джинсы чуть ниже колен, идеально белые носки и кроссовки. За слегка ссутулившимися плечами висит чехол с гитарой. Гониля немного удивляет отсутствие пальто на парнишке — прохладно же как-никак, а он в одной футболке.       Но он всё же усмехается, снова и снова оглядывая его.       — Я не экспонат в музее, не надо меня рассматривать, — внезапно выдаёт парень. — Это вы искали басиста?       — Мы искали. Пойдём. — Гониль пропускает его в дом и закрывает за ним дверь. Парень снимает кроссовки, аккуратно ставит их в отведённый для обуви угол.       — А сколько в вашей группе человек? — слышит Гониль на пути к гаражу.       — Пятеро.       — Вау.       — А как тебя зовут?       — Джуён. А тебя?       — Гониль. И сколько тебе лет, если не секрет?       — Шестнадцать. Позавчера исполнилось.       — Интересно… Как же ты узнал о том, что мы собираем группу, если ты ещё школьник?       — У меня друг в вашем универе учится. Он знает, что я помешан на своей бас-гитаре, поэтому предложил мне кандидатуру басиста. А тебе сколько лет?       — Двадцать.       На ответ Гониля Джуён лишь ухмыляется. Идя позади него, он может рассмотреть широкую спину и накачанные руки под обтягивающей футболкой.       Джуён ждал шестнадцатилетия только ради возможности зайти дальше, чем простые поцелуи. Хоть родители и говорили ему, что нужно хранить своё тело до восемнадцати и для одной, он путём исследования разнообразных сайтов, явно не для его возраста, понял, что никаких «восемнадцати» и «одной» не будет. Будет «шестнадцать» и «не один».       Они заходят в огромный гараж, и первое, что привлекает внимание Джуёна, — большая барабанная установка, занимающая внушительную его часть. Только потом он замечает четверых парней возле их инструментов.       — Привет, — первым здоровается Джисок и подходит к нему, протягивает руку. — Я Джисок! А ты, вижу, басист?       — Ага. Я Джуён. — Он жмёт руку. По нежным стрелкам в уголках глаз Джисока ему становится понятно, что его в детстве роняли головой вниз и не раз.       — Я Чонсу. — Чонсу подходит следом, улыбается.       Вскоре вокруг Джуёна собирается вся группа, за исключением Хёнджуна, который, словно не замечая появления новенького, продолжает возиться с гитарой.       — Ва-ау, у тебя такие классные волосы! — Джисок, наверное, еле сдерживается от того, чтобы потрогать руками его длинные волосы.       — 5 Seconds of Summer? Ты слушаешь эту группу? — Сынмин не отлипает от футболки.       А Джуён уже в тридцатый раз жалеет, что вообще пришёл сюда. Излишнее любопытство будущих коллег его угнетает. Но, несмотря на это, он не сводит глаз с Гониля, который либо делает вид, что не замечает этого, либо действительно не замечает.       — Эй, может, уже начнём? — бросает Хёнджун, и Джуён чувствует облегчение. — Потом продолжите свой допрос.       — Боже, Хёнджун, ты такой скучный! — тянет Джисок и направляется к своей гитаре. Иногда ему так и хочется вколоть другу целый шприц с адреналином или насильно накормить его улыбашками из Гравити Фолз, чтобы разбудить энергию внутри него. — Ладно… что будем играть? Джуён, ты какие песни знаешь?       — Давайте самую банальную банальщину — «Smells like teen spirit» Нирваны? — предлагает он.       — Я бы согласился, но вокальная партия — просто разъёб, — задумчиво направив взгляд в стену с постерами Гониля, отвечает Сынмин. — А ещё там нет фортепианной партии.       — Поддерживаю, — выдаёт до этого молчавший Чонсу. — Что нам с Оди делать?       — Я могу взять вокальную партию. — Джуён жмёт плечами, подкручивая колки на своей гитаре. — А вы с Сынмином можете отдохнуть и послушать, как это звучит со стороны. Потом скажете нам.       Чонсу и Сынмина такая перспектива вполне устраивает, поэтому они с довольными лицами приземляются на матрас, лежащий на поддонах, и впиваются глазами в дискутирующую группу.       — Так ты ещё и поёшь? — На лице Джисока расплывается довольная улыбка. — Неплохо.       — Слава небесам, тебя будет слышно, — шутливо бросает Гониль, и на это Джуён немного обижается.       Как же он ненавидит стереотип о том, что басистов никто не слышит! Но он не отвечает на это никак — не хватало ещё начать войну с коллегой в день знакомства. Тем более с таким сексуальным коллегой.       — Ладно, давайте начнём! — Хёнджун решает потушить издёвки-искорки со стороны Гониля, которые потом могут загореться и превратиться в огромный костёр. Для них-то своеобразные подколы Гониля — уже привычное дело, а вот Джуён может отреагировать на них очень резко. — И раз, и два, и раз, два, три!       Сначала лёгким наигрышем вступает Джисок, затем в песню врываются Гониль, Хёнджун и бас Джуёна, а следом в небольшом затишье и его голос. Джисок округляет глаза — он никак не ожидал от этого щупленького мальчика такого. Правда, то, как Джуён проглатывает некоторые буквы из-за сильного корейского акцента, заставляет всех пустить тихий смешок.       Гониль сбивается с ритма, слушая божественный голос Джуёна. Теперь настала его очередь глазеть на него. Из-за своей миниатюрности Джуён очень похож на Джисока, но в нём есть что-то своё. Особенное. То, о чём Джисок ни разу не слышал.       Осознанность? Серьёзность? Если не это, то какой-то твёрдый стержень — это чувствуется.       А ещё чувствуется, что этот парень не так уж и прост. Иначе он не смотрел бы на Гониля таким взглядом, будто хочет его везде и во всех позах. Но даже если и так, он не против.       Стоп. Почему в мыслях Гониля такие пошлые мысли о шестнадцатилетнем парне? Он мотает головой, пытаясь сосредоточиться на своей барабанной партии, но мысли и желания заполонили всю серую массу в черепной коробке.       Когда парни разойдутся, Гониля будет уже не остановить.              Джисок и Хёнджун тем временем входят во вкус: они начинают прыгать, трясти головами и иногда прижиматься друг к другу спинами. Это заставляет Сынмина и Чонсу широко улыбаться. В какой-то момент Хёнджун ловит улыбку Сынмина, моментально тушуется и отводит смущённый взор. Сердце резко делает сорок ударов в секунду, а к щекам приливает смущённый румянец. Джисок на это лишь ухмыляется и направляет взгляд на Чонсу. Боже, Хёнджун всё больше и больше становится похожим на типичного влюблённого персонажа из американского ромкома! Взял бы и признался Сынмину в любви — ведь знает, что его чувства взаимны! Но почему-то уже вторую неделю тупит.       На его фоне Джисок видит себя каким-то супергероем, что за две недели пребывания в музыкальном колледже успел и влюбиться, и признаться в чувствах, и заслужить взаимность, и обрести парня. В чём причина такой быстро развившейся влюблённости? Джисок и сам не знает ответа на этот вопрос.       Пальцы внезапно фальшивят и выдают не очень приятный уху звук. Теперь настала очередь Квака покраснеть. Он резко отлепляет взгляд от заулыбавшегося лица Чонсу и бросает его на пол. Нет, нельзя фальшивить перед новеньким. Нельзя выглядеть так, будто гитара оказалась в джисоковых руках от силы вчера вечером.              Приятное соло Хёнджуна растекается по комнате, заплывает в уши и мозг всех присутствующих. А сразу после него голос Джуёна, будто бы вырывая всех из звукового оргазма, резко возвращает к реальности.       Как только песня заканчивается, Джисок резко отбрасывает гитару и набрасывается на Джуёна с объятиями.       — Ребят, если вы его не оставите, я уйду из группы! — категорично заявляет он.       — Тогда и я уйду тоже! — вмешивается Чонсу, оттягивает своего парня от Джуёна и прижимает его к себе.       — Начинается брачный сезон… — присвистнув, замечает Хёнджун, и Джисок шутливо показывает ему кулак.       Об их отношениях знает только он, ведь Джисок был так взбудоражен ответным признанием Чонсу, что сразу же рассказал ему обо всём. Конечно же, с разрешения Чонсу.       — Так, уходить не надо, мы ещё ничего не говорили! — Гониль поднимает руки в примирительном жесте. — Кто за то, чтобы Джуён остался в группе?       Наверх взметаются пять рук, и на лице Джуёна проскальзывает улыбка.       — Значит, все. Поздравляю, Джуён.       Группа окружает новоиспечённого бас-гитариста и обнимает его, образуя живую капусту. В этих объятиях тепло. От парней веет таким уютом, что аж хочется плакать от согревающего сердце ощущения. Такого смешанного чувства радости и грусти Джуён ни разу не испытывал.       — Кстати, как называется группа? На объявлении не было написано. — Джуён смотрит на коллег и ищет ответ в их глазах.       — Мы ещё не знаем… Джисок предлагал «Xdinary Boys», но нам кажется, что «Boys» — слишком громко сказано, ведь большинство из нас уже давно не boys, — колеблется Чонсу.       — А как насчёт… «Xdinary Heroes»? — недолго раздумывая, выдаёт Джуён. — У вас энергии не в группе играть, а мир спасать.       — А мне нравится, кстати! — Сынмин несколько раз произносит название улыбаясь. А Джисок, прямо как гиперактивный ребёнок, начинает прыгать туда-сюда, улыбаясь и выкрикивая новое название группы.       — Что насчёт наших хёнов? — приподнимая бровь, спрашивает Джисок. Гониль и Чонсу кивают друг другу — эти двое понимают друг друга без слов благодаря почти равному возрасту.       — Нам нравится, — отвечает Чонсу за двоих.       — И мне нравится, — спокойно произносит Хёнджун, хрустя длинными пальцами, которые очень устали после соло. Внезапно Сынмин кладёт свою ладонь на его костяшки, запуская по коже целую армию мурашек.       — Не надо так делать. Суставы болеть будут потом, — мягко произносит он почти над самым ухом Хёнджун, и тот теряется: прячет руки в карман джинсов, заливается ярко-алым румянцем. А Сынмина это только радует и умиляет: он так любит такого Хёнджуна! Он готов вечно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и как смущается Хан Хёнджун.       — Та-ак, ладно, давайте заканчивать с прослушиванием, у меня тут ещё дела есть. — Джисок ухмыляется, смотря на Хёнджуна, с которого быстро спадает краска, и возвращает ему привычный цвет лица.       — У меня тоже. — Гониль берёт в руки телефон, радуясь завершению этой муки. Он смотрит на экран и распахивает глаза, выражая поддельное удивление. — О боги, я забыл о моём свидании… Меня убьют…       — У тебя есть вторая половинка? — хитро спрашивает Чонсу, на что получает кивок. — И кто это?       — Прекрасная девушка. — Гониль останавливается в дверях и смотрит на группу с улыбкой. Чуть дольше задерживает взгляд на Джуёне, который, похоже, понимает, что Гониль сейчас пиздит, как дышит. — А теперь будьте добры покинуть мой гараж.       — Пока, хён! — Джисок машет ему и ретируется, следом за ним уходит Чонсу. Потом уходят Хёнджун с Сынмином.       В комнате остаётся только Джуён.       — У тебя правда есть девушка? — спрашивает Джуён, чуть прищуривая глаза, и Гониль подходит к нему чуть ближе.       — Нет. Я так сказал, чтобы их скорее выпроводить отсюда. Как, думаешь, отреагировала бы моя девушка, увидь она постеры с голыми американками на моей стене?       — А я-то думаю, почему тот парень так старательно избегал их взглядом… — Джуён не запомнил имени Хёнджуна, но он ему понравился. Возможно, они станут хорошими друзьями.       — Хёнджун? Да-а, он не любитель такого.       Между парнями повисает завеса тишины и медленно подкрадывающегося возбуждения.       Затишье перед бурей.       Джуён бы и рад сделать шаг, но какое-то микроскопическое сомнение находит в себе силы сковать всё тело, жаждущее всего, о чём сейчас думает его мозг. Что, если Гониль просто оттолкнёт его?       — Я знаю, чего ты хочешь.       Джуёна будто бы прошибает током. Голос Гониля звучит так серьёзно, словно он ни капли не поддерживает эту идею, выудив её из-под длинных волос какой-то телепатией.       — Если ты против, я просто уйду.       Минута молчания, наступившая так незаметно, будто она была всегда, обрывается сладостным:       — Я не говорил, что я против.       У Джуёна сносит крышу. Он поднимает руку, чтобы огладить шею Гониля, и кладёт её на обтягивающую футболку, словно прощупывая то, с чем ему сейчас предстоит столкнуться.       Гониль перехватывает тонкое запястье и жадно впивается в чужие губы. Дыхание Джуёна вмиг сбивается, хоть ничего ещё не началось. Никто из тех, кому в школе выпала честь поцеловать его, не делал этого так страстно.       Гониль выходит за пределы губ, сцеловывая пол-лица и, доходя до рта, запускает туда что-то очень мокрое и горячее, отчего у Джуёна подкашиваются ноги, и он чувствует, что готов кончить прямо сейчас. Ещё и мускулистые руки лезут в самые чувствительные места и сжимают его в объятиях. Но он держится. Не хочет испортить себе первый раз, да ещё и с таким парнем.       — Первый раз, что ли? — Гониль отстраняется и усмехается. Смотреть на обмякшего и раскрасневшегося в его руках ребёнка невозможно без смеха.       — Если ты продолжишь вытворять такое, я кончу, не дойдя до самого интересного, — через зубы цедит Джуён и закусывает опухшую от таких усердных поцелуев губу, чувствуя нестерпимую тяжесть внизу живота. Гониль наклоняется к его уху.       — Никто, кроме меня, не заставит тебя прочувствовать сильное возбуждение, — бархатисто шепчет он и кусает проколотую мочку уха Джуёна.       Из приоткрытого рта вырывается череда вздохов и ругательств, услышав которые, Гониль решает действовать. И они вновь сливаются в пьянящем поцелуе, который уносит их на жестковатый матрас.

★

      Окно открыто настежь, пропуская весь осенний холод в комнату, из которой доносятся переборы струн. Свет горит только над кроватью, на которой, утонув в бесформенной кофте, сидит Хёнджун в компании блокнотика, ручки и электрогитары, подключённой к комбоусилителю. Он не знает, как у него хватило смелости выпросить у колледжа один ненужный комбик и гитару, но, скорее всего, это было хорошим решением.       Ручка вовсю бегает по белому листку, набрасывая текст новой песни, а затем безжалостно зачёркивая неугодные сердцу рифмы.       — М-м-м… здесь можно дважды повторить «we're young and so stupid»… — Возле только что написанного предложения появляется маленькое «х2», заключённое в неровный кружок. — А тут… стоп, как же оно звучало?       Пальцы зажимают расписанные почти над каждым словом лады, и уставший голос, слегка не попадая в придуманные ноты, пропевает забытые пару строчек. В этот момент ему необязательно попадать в ноты, ведь это всё равно исполнит Джуён. После этого Хёнджун возвращается к обдумыванию текста.       — Так… может, здесь как-то по-другому? Может, «let's be true»?       — Хён, ты чего тут сам с собой разговариваешь?       Хёнджун поднимает голову. На его кровать приземляется Джисон. Гитара аккуратно откладывается в сторону, а ручка впихивается в кольца на блокноте.       — Чего пришёл? — Хёнджун трёт глаза и подпирает голову кулаком.       — Звонок в дверь не слышал? Там какой-то парень грустный с сумкой. Но это не Джисок-хён. Он сказал, что не мог до тебя дозвониться. Ты его знаешь? — В голосе брата звучит несвойственная ему обеспокоенность. В сердце Хёнджуна что-то ёкает.       — Как выглядит этот парень?       — Ну, волосы такие каштановые, футболка с быком каким-то, штаны домашние. И глаза ещё как у лисы, правда! Эй, ты чего?       Хёнджун срывается с кровати и, напрочь забыв про усталость, летит к двери. Дрожащими пальцами дёргает ручку вниз и застывает, словно восковая фигура из музея мадам Тюссо. Сердце забывает, как биться.       — Сынмин… — только и срывается с его губ перед тем, как Сынмин бросает сумку и утыкается носом ему в плечо. Глаза Хёнджуна широко распахиваются. — Что произошло?       В ответ лишь молчание. Это заставляет ещё сильнее заволноваться за любимого.       — Оди, пойдём. Я отведу тебя в свою комнату и ты расскажешь мне, что произошло, хорошо? — нежно спрашивает Хёнджун, и Сынмин коротко кивает, не поднимая головы.       Джисон быстро ретируется из комнаты, как только Хёнджун заводит туда явно подавленного парня. И что-то ему подсказывает, что к этому парню у него не просто тёплые дружеские чувства. По крайней мере, не дружеские.       Хёнджун ставит гитару на пол, а блокнот с ручкой небрежно бросает на стол. Он никогда не видел Сынмина таким и даже не думал, что когда-нибудь увидит. Для него он — вечно весёлый студент с вечно стучащими по любой твёрдой поверхности аккордами или нотной последовательностью пальцами.       Хёнджун заботливо усаживает Сынмина на кровать и накрывает его сжатую в кулак ладонь своей.       — Что случилось? — тихо спрашивает он. В ответ — угнетающая тишина. — Эй?       У Сынмина точно случилось что-то серьёзное — Хёнджун сейчас может только предположить, что именно. Но в голову пока ничего путного не приходит, лишь где-то глубоко просыпается сильная тревога.       — Посмотри на меня, Сынмин-и.       Молчание.       — Посмотри на меня.       Брови Сынмина сходятся домиком, а нос морщится. Он пытается сдержать слёзы, которым уже нет места под нижним веком. Голос Хёнджуна с каждой новой просьбой дрожит всё сильнее — кажется, ещё немного, и он сорвётся на крик.       — Посмотри на меня, прошу тебя. Я хочу знать, что случилось. Я не догадаюсь сам.       — Хёнджун…       — Блять, просто скажи мне, что случилось! — Голос всё же срывается на крик. Сынмин медленно поднимает голову, и первое, что он видит, — слёзы в глазах Хёнджуна.       А Хёнджун видит кровь в уголке его рта и красное пятно на щеке и ужасается. Всё стало понятнее.       — Меня избили, — шёпотом, чтобы не расплакаться, произносит Сынмин.       — Кто?       — Родители.       По пятну на щеке стекает слеза, которую Сынмин сразу же вытирает, но Хёнджуну её достаточно. Он резко обнимает его, прижимаясь всем телом. Гладит по спине так нежно, что только от этого хочется плакать. И Сынмин плачет. Тихо, не издавая ни звука. Плач выдаёт только расплывающееся по кофте темноватое пятно слёз.       Конечно, он не расскажет Хёнджуну о том, что его избили из-за него. Из-за того, что нашли у него его фотографии. Он скроет это в своей памяти, чтобы самому забыть. Отложит на полку, словно неинтересную книгу из школьного списка произведений на лето. Положит на дно шкафа, словно разонравившуюся вещь, которую даже надевать не хочется.       Чтобы Хёнджун никогда в жизни не узнал.       

★

Месяц спустя.

      Уже успевшие появиться фанаты восторженно выкрикивают их имена. Парни кланяются, кричат название своей группы и уходят за кулисы. Они бы ещё хоть десять часов играли песни, однако администрация местного дома культуры разрешила такой неординарной группе — с юным басистом, у которого засосы на шее, и ритм-гитаристом в джинсовой юбке и тинтом на губах — выступать всего два часа. Но, несмотря на это, концерт получился более чем прекрасным.       Джуён с Гонилем даже не доходят до гримёрок — сразу бегут к автобусной остановке, где беспардонно целуются на глазах у людей. С потемневшего неба капают первые капли октябрьского дождя. Какая-то мамаша вскрикивает и закрывает своему любопытному ребёнку глаза рукой.       — Это же Гониль и Джуён!       До ушей парней доносится возглас девушки, и они прерывают глубокий поцелуй. Под зонтиком стоят две девушки, которых Джуён видел в первом ряду на концерте. Он прикладывает палец к своим губам.       — Вы ничего не видели, — мелодично произносит он, и девушки, расплываясь в улыбке, показывают ему большой палец.       Как раз после этого подъезжает их автобус, и они, чуть не сбив какую-то женщину, влетают в него. На их лицах несмытый макияж и улыбки, на ногах — ботфорты с километровой подошвой, из-за которой Гонилю было не очень удобно бить в бас-бочку.       Чонсу и Джисок уходят сразу же после того, как меняют образ на повседневный.       — Что планируешь делать вечером? — с улыбкой спрашивает Джисок.       — М-м-м, даже не знаю, Гаон-и, — обращается к нему новым псевдонимом Чонсу, что сам ему и придумал. — Хотел отметить наш первый концерт с нашим первым альбомом.       — Хочешь повторить наш вечер, когда меня Сникерс укусил?       — Ты имеешь в виду поцелуи или «я никогда не…»?       — Я имею в виду соджу.       — Не-е, я чуть не умер после того соджу, что мы с тобой выпили тогда. Давай лучше пива?       — Я его ещё ни разу не пробовал. Только, как обычно, покупаешь ты!       — Хорошо вам повеселиться! — Хёнджун, делящий гримёрку с Джисоком, тепло улыбается, не отрывая глаз от своего процесса стирания незамысловатого макияжа, что отражается в зеркале.       — И тебе тоже, Хёнджун-а! До скорого! — Джисок машет другу пальцами в разнообразных кольцах.       — Пока! — бросает Чонсу и утаскивает своего парня из комнаты.       Хёнджун остаётся в гримёрке один. После ухода Джисока становится как-то совсем не весело. Хотя его жужжание над ухом иногда надоедало, сейчас его очень не хватает. Чтобы не умирать в тишине, он включает первую попавшуюся песню и радуется, когда ей оказывается «Lasciami stare» от недавно полюбившейся ему группы Måneskin.       Дверь приоткрывается, и в комнату просовывается растрёпанная сероволосая голова Сынмина. Он недавно покрасился, и привыкнуть к его новому образу никак не получается.       — Не скучно тут одному? Все наши сладкие парочки разошлись, стоило нам только концерт окончить.       — Не-а. — Хёнджун отрывается от зеркала. — С музыкой не соскучишься. А ты зачем пришёл?       — Надо поговорить.       От резкой смены тона Сынмина Хёнджун чуть ли не вздрагивает. Музыка прекращается быстрым нажатием на кнопку паузы. Гримёрку наполняет тишина, позволяющая услышать, как стучат сердца обоих парней.       — Как ты относишься ко мне? — спрашивает Сынмин, закрывая дверь и садясь перед стулом Хёнджуна на корточки.       — Как к другу, — стальным тоном отвечает он.       Сынмин тихо вздыхает. Его не устраивает этот ответ.       — Хорошо… а как ты хочешь относиться ко мне? — ставит вопрос по-другому он, ведь хочет услышать другое.       Хёнджун замолкает. Сердце дёргается. Сейчас ему не до равномерного стука. Тишина длится дольше, чем хотелось бы. Мысленно он уже кричит Сынмину слова любви, а рот занят страхом и здравым мышлением.       — Как… как к любимому.       Удар. Это осознание сказанного и услышанного бьёт по ушам обоих, заставляя опустить глаза на кафельный пол и больше никогда не поднимать их.       — Что это значит? — Конечно, Сынмин понимает, что это значит. Но его мозгу сейчас необходимо повторить это, чтобы он не подумал, что всё это лишь фантазия.       — Чёрт, ну ты же знаешь, что это значит! Я влюблён в тебя с того самого дня, как увидел тебя! С каждым днём я влюбляюсь в тебя всё сильнее и сильнее, хотя постоянно кажется, что сильнее уже некуда! — Хёнджун срывается на слёзы. — Ты снишься мне каждую ночь, я повесил над своей кроватью твои фото, я столько раз спрашивал у Джисока, правильно ли я вообще делаю, влюбляясь в те…       Он не успевает договорить. Сынмин чуть привстаёт и целует его в такие желанные губы. Слёзы Хёнджуна приукрашивают поцелуй солёными нотками, но ликование обжигает всё внутри груди. Хочется визжать от радости.       — Я так сильно люблю тебя, — немного неуверенно произносит Сынмин, отстранившись.       — Как же я рад… — всхлипывая, шепчет Хёнджун, удерживая его лицо в тёплых ладонях, пока он мягко гладит большим пальцем его щёку. — Что мои чувства взаимны.       И снова целует Сынмин, обвивая руками его шею.

★

      Дождь барабанит по окнам дома Гониля, аккомпанируя вымученным стонам Джуёна. Он обессиленно падает на грудь Гониля, а тот, в свою очередь, поглаживает его вьющиеся волосы. Их сегодняшний секс был довольно вялым из-за того, что концерт украл немало сил, но приятным.       — Ты сегодня бесподобен, — шепчет Джуён. Гониль усмехается.       — Приятно слышать. Кстати, ты не думал о том, кем мне сейчас стоит тебя считать? Другом по постели?       Джуён чуть приподнимает голову, чтобы посмотреть на Гониля.       — Можно и другом по постели. Я не против. Только пообещай мне, что наши отношения не зайдут дальше этого статуса.       С губ Гониля соскальзывает ухмылка.