paralyzed

      В подрагивающих пальцах зажата открытка, крепко перевязанная тремя верёвочками от гелиевых шариков. Склоняющееся к горизонту солнце освещает мир приятно ало-персиковым светом, а лучи, будто бы из последних сил хватаясь за небо в попытке продолжить светить, слепят глаза. Бег ощущается невесомым, а в висках пульсирует небольшое переживание. Джисок хоть и уверен в своих силах, но сомнение берёт верх.       Что, если Чонсу не понравится?       Этот вопрос неприятным комком колючей проволоки стоит в мозгу ещё с обеда, здравое мышление постоянно пытается прогнать его, но он возвращается и с новой силой начинает досаждать.       Он останавливается перед многоэтажкой и смотрит на табличку на ней, сверяясь с указанным Чонсу адресом. Лицо озаряется улыбкой, когда он понимает, что пришёл туда, куда нужно.       В левой руке за секунду оказывается телефон, проворный большой палец быстро жмёт по клавишам, вводя лёгкий, но до сих пор никем не разгаданный пароль. Иконки приложений вмиг пропадают, как только открывается телефонная книга и засевший в «избранном» контакт Чонсу.       — Приветик! Я под твоим домом. — Голос Джисока звучит более чем жизнерадостно. В трубке слышится лёгкая усмешка, которая оседает в памяти сладковатой присыпкой.       — Я сейчас выйду на свой балкон. Ты же стоишь со стороны парка?       — Так точно!       — Тогда стой там. Я сейчас. — И бросает трубку.       Джисок мечтательно кладёт руку на сердце и начинает цепляться глазами за каждый балкон, пока не замечает белые волосы, за несколько дней ставшие не просто родными, а самыми дорогими.       — Чонсу-у! — Он подбегает и становится под балконом на пятом этаже, на который вышел Чонсу. — Лови!       Выражение лица Чонсу резко меняется с улыбчивого и спокойного на ошарашенное и растерянное, когда он видит, как Джисок выпускает из рук три воздушных шарика с чем-то белым, привязанным к ним. Джисоку даже кажется, что он сейчас готов заплакать.       — Чонсу! Лови! Лови, блин! Они сейчас улетят! — Он истошно кричит, машет руками, и Чонсу будто бы возвращается из некой прострации.       Он опасно становится на перила балкона и тянет руку к улетающей приятности. Крик Джисока снизу аккомпанирует его действиям. Пальцы цепляются за открытку и притягивают её к себе. Джисок ликует.       — Я поймал! — восклицает совсем по-детски Чонсу и поднимает шарики вверх, продолжая их крепко держать. — Видишь, Джисок, я поймал!       — Молодец! — Джисок прыгает на месте от радости, не сводя взгляд от счастливого Чонсу. — Ты как-то говорил, что любишь химию, поэтому там тебя ждёт небольшая химическая задачка.       Чонсу краснеет. Он не ожидал, что Джисок запомнит такую мелочь, мельком упомянутую в недавнем разговоре. Всё-таки он очень внимателен к деталям.       — С-спасибо, Джисок! — выкрикивает он и заливается румянцем ещё пуще.       Джисок замечает это и заливается не румянцем, а самой яркой улыбкой, какую когда-либо видел Чонсу. Затем он прикладывает ладонь к сведённым губам в форме буквы «о» и делает резкий чмок, посылая воздушный поцелуй вслед за шариками на пятый этаж. Чонсу вдруг сжимает ладонь в кулак, будто бы ловя что-то. Смех Джисока слышен так ясно, что кажется, он совсем рядом — в дверях гостиной точно.       — Обязательно прочитай! — Он шутливо грозит пальцем, хотя в глазах ни единого намёка на угрозу. — И ещё покушай хорошо!       — Хорошо.       Джисок показывает пальцами сердечко и разворачивается, направляясь в сторону дома. Однако он идёт не к себе домой. Ноги ведут его, а в голове только улыбающийся образ Чонсу. Он приходит в себя только тогда, когда плечо задевает забор. Джисок смотрит на фасад дома, и с его губ слетает тихое «воу».       Перед ним дом Хёнджуна.       Он звонит в звонок, и через несколько секунд в дверях появляется Джисон, держащий в руках стакан с газировкой. Пузырьки смешно взлетают к поверхности, создавая мини-взрывы и тихо шипя при этом.       — Привет. Хёнджун дома? — Джисок заглядывает в помещение, и Джисон чуть улыбается.       — Привет, Джисок-хён. Хёнджун дома, снова слушает музыку в наушниках, вот и не слышит звонка.       — Вообще-то слышу.       Из-за угла появляется Хёнджун в чёрной футболке, клетчатых штанах и серых носках. На его шее висят наушники, что подтверждает слова младшего брата о том, что он слушает музыку.       — Ну, раз ты уже здесь, тогда я вас оставлю. — Джисон понимает, что сейчас станет третьим лишним, и тихо смывается, на что Хёнджун лишь ухмыляется, а потом вновь переводит взгляд на Джисока.       — Привет. Ты ещё ни разу не приходил без предупреждения так поздно. — В голосе звучит беспокойство, и Джисок даже не удивляется — типичный Хан Хёнджун. — И что с тобой?       Хёнджуна пугает джисокова улыбка до ушей. В последний раз он видел такую в его день рождения два года назад, когда родители и один из его друзей подарили ему альбомы BTS и DAY6. Конечно, такое дежавю не может не радовать, но если Джисок так улыбается, значит, случилось что-то грандиозное.       Поэтому Хёнджун затаскивает Джисока к себе в комнату и усаживает на кровать, крепко сжав его горячие ладони в своих.       — Теперь расскажи, что случилось. Ты выглядишь так, будто бы ты выиграл миллиард и встретился со всеми участниками BTS, — произносит он совершенно спокойно, хотя хочется ударить Джисока по щекам, позвонить в скорую и закричать в трубку о том, что у него инсульт.       — Чонсу. Я подарил ему открытку и пустил её ему на воздушных шариках, — не переставая улыбаться, выдаёт тот.       — Слава богу! — Хёнджун то ли рад тому, что Джисок не стал долго тянуть с подарком, то ли тому, что серьёзной проблемы нет. — И что, ему понравилось?       — Думаю, да… Сначала он был удивлён, потом будто бы растроган, а потом счастлив. Как и я сейчас. А потом он покраснел… наверное, от смущения. И поблагодарил меня.       Настолько блаженный тон Джисока Хёнджуну не знаком. И то, как он ведёт себя, когда влюблён, тоже. Ему приятно, что Джисок раскрывается именно ему — никому больше. И что он стал вторым, кто узнал о его симпатии к Чонсу. Не первым, потому что первым об этом узнал сам Джисок.       — Слушай, Джисок-и, — Хёнджуна переполняют положительные эмоции; он кладёт свои ладони ему на плечи и заглядывает прямо ему в глаза, — ты умница. Из нас двоих ты первый начал действовать по отношению к тому, кто тебе нравится. И я горжусь тобой. Я видел, как грустно тебе было, когда ты думал, что не сможешь удивить Чонсу трижды. А сейчас я вижу, как ты счастлив знать о том, что ему понравился твой подарок. Я желаю, чтобы он вызывал в тебе только счастье. Пойми, что я очень люблю видеть тебя улыбающимся.       Глаза Джисока становятся подозрительно блестящими, но он всё продолжает улыбаться. Кивает словам Хёнджуна, потом накидывается на него с объятиями.       — Я так сильно люблю его, Хёнджун… — произносит Джисок сквозь тихие всхлипы, и Хёнджун улыбается.       Точно так же и он готов говорить о своих чувствах к Сынмину. Он поглаживает спину Джисока, положив голову ему на плечо.       — Понимаю, — говорит правду он.       Сейчас они оба в такой ситуации, когда их ощущения и чувства схожи. Их обоих накрыло это любовное цунами, из которого спасения нет.       — Но я иногда так себя не понимаю, — внезапно произносит Джисок. — Я готов идти на всё ради него. Готов свернуть ради него горы и купить все концертные рояли мира. Иногда мой мозг берёт верх, и я задумываюсь о том, всё ли я правильно делаю. Иногда я считаю это каким-то психическим расстройством. И иногда так хочется обо всём этом забыть, заставить всю эту любовную вакханалию закончиться так же быстро, как она и началась. Такое ощущение, что я иду по какой-то заросшей травой тропинке в полной темноте. Я знаю, что эта тропинка есть, но чем дольше я иду, тем больше у меня сомнений насчёт того, существует ли вообще эта тропинка. Я впервые такое ощущаю к человеку, которого знаю от силы неделю.       Хёнджун мысленно давится воздухом. С каких пор любовь приносит с собой эти мудрые мысли? Обычно она сметает их, словно пыль, и занимает освободившееся место.       — Знаешь, я иногда тоже так думаю. Но лекарства от любви нет, кроме того, что подразумевает под собой любить ещё сильнее. Поверь, когда вы всё разъясните, ты пожалеешь о своём желании избавиться от чувств. Я чувствую, что вы с Чонсу будто бы соулмейты. Иначе никак не объяснить так быстро разгоревшийся между вами огонёк чувств. Поверь, он тоже тебя любит. Просто из-за того, что в его голове слишком много здравого смысла, он немного тушит этот огонёк. Но сколько бы ты ни пытался его подавить, он всё равно вспыхнет с новой силой. Просто люби Чонсу! Жизнь дана тебе не для того, чтобы прятать свои чувства в укромный угол. Согласен?       Джисок вытирает слёзы и, улыбаясь, кивает.

      

★

             Чонсу закрывает дверь на балкон и быстро направляется в свою комнату, чтобы открыть долгожданный подарок. Дверь запирается не только опусканием ручки, но и задвиганием щеколды. Это напоминает детские мультсериалы, где шпионы под прикрытием запираются в комнате на сто замков и устанавливают странные лазерные сетки, чтобы прослушать новое секретное задание.       Только то, что Ким сейчас держит в руках, — не секретное задание. И не задание вовсе. Просто секретное.       Пальцы аккуратно развязывают бантик и раскрывают открытку. Песню, текст которой Джисок старательно вывел на обложке, Чонсу не знает, и он обязательно спросит у него её название. Глаза скользят по буквам, а улыбка расширяется.       — Йод, лютеций, ванадий, уран? I LuV U? — Румянец снова нагло залезает на щёки, и Чонсу стыдливо прячет глаза.       Он падает на кровать, прижимая открытку к груди, прямо к тому месту, где бьётся сердце. Ритм только что прочитанных слов выстукивает строгий метроном в темпе аллегро. Хочется одновременно и смеяться, и бежать к Джисоку, чтобы поцеловать его, и плакать из-за умиления, и визжать от радости.       — Я тоже тебя люблю, Джисок, — тихо шепчет Чонсу, сильнее прижимая к груди открытку.

★

      Джисок смотрит на часы, понимая, что очень сильно опаздывает на пары. Они начались ещё пять минут назад, и на его телефоне уже десять пропущенных от Хёнджуна. Он чуть ускоряет бег, пытаясь аккуратно донести пакет с завтраком для Чонсу. Гитара за плечами очень мешает быстро бежать.       В холле, как и в коридорах, пусто. Ни единой живой души. Впрочем, так даже лучше. Джисок без труда находит аудиторию, где сейчас должен быть Чонсу, и тихо открывает дверь, просовывая в помещение свою разноцветную голову.       — Здравствуйте. Мне нужен Ким Чонсу, — улыбаясь во все тридцать два, произносит он.       Профессор недоверчиво смотрит на него, но всё же указывает поднявшему взгляд от тетрадки Чонсу на дверь.       Как только Чонсу оказывается за дверью, Джисок налетает на него с тёплыми объятиями, на которые не ответить — грех. А грешить Чонсу не собирается.       — Я тут, это… вот, в общем, на. — Джисок отстраняется и протягивает ему пакет. Выражение лица Чонсу резко меняется, как только он видит его наполнение. — Мне тут сказали, что ты не завтракаешь утром, потому что рано уходишь и тебе не до этого. А потом до обеда ходишь голодный. Покушай.       Чонсу от такой заботы едва не тает. Глупо улыбается, кивает и возвращается в аудиторию. Щёки и шея теплеют, окрашиваясь в нежно-розовый цвет. А губы Джисока не просто растягиваются — разрываются в улыбке. Чувство счастья разливается в груди приятной жижицей, и он вприпрыжку мчится к своей аудитории. Чуть приоткрывает дверь и вслушивается в монотонный бубнёж преподавательницы музыкальной литературы.       — В тысяча семьсот пятьдесят пятом году по приглашению графа Джакомо Дураццо Глюк приступил к работе в «Бургтеатре». Сначала — как руководитель концертов, затем — как автор балетной… Квак Джисок, по какой причине вы опоздали?       По помещению проносится смешок, и он заходит, чуть опустив голову.       — Извините. Проспал. — В голосе слышится явная улыбка.       — На следующее занятие я жду от вас подробный пересказ жизни и творчества Кристофа Виллибальда Глюка. Садитесь, — мрачно произносит женщина, и Джисок поднимается по широким ступенькам на четвёртый ряд.       Как только он садится на своё место, возле его ладони оказывается листок с множеством нотных станов и чем-то написанным почерком Хёнджуна, что сейчас спокойно конспектирует рассказ преподавательницы.       какого чёрта ты опоздал?       Джисок ухмыляется и пишет на том же листке ответ.       относил Чонсу завтрак.       Он пододвигает листок Хёнджуну, и тот, быстро прочитав написанное, начинает строчить ответ.       в твоей жизни в последнее время слишком часто фигурирует Чонсу. я, конечно, понимаю, что ты влюблён и не хочешь потерять его, но приближающаяся сессия тебя в покое не оставит.       Листок снова оказывается у Джисока.       в жопу сессию, я не с ней буду личную жизнь строить.       Больше посланий от Хёнджуна не приходит, и Джисок, подперев щёку рукой, продолжает слушать длинный рассказ о жизни Кристофа Глюка.       По окончании пары Хёнджун выходит из кабинета в числе первых и направляется к внутреннему дворику колледжа, где его, по идее, уже должен ждать Сынмин. Они вчера вечером договорились встретиться после первой пары именно там, а потом пойти в другое место. И Сынмин действительно его ждёт: сидит на лавочке под деревом и что-то пишет в нотной тетради.       — Привет. Как давно ты уже здесь сидишь? — Хёнджун улыбается, поправляя лямки гитарного чехла на плечах.       Сынмин поворачивает голову к нему и, впихивая карандаш в кольца на переплёте, убирает тетрадь.       — Привет. Моя спецка закончилась чуть раньше, чем обычно, поэтому я и пришёл раньше. — Он пожимает плечами, вставая. — Ну что, пойдём?       До небольшого музыкального кабинета, спрятавшегося возле просторного актового зала, идти не так уж и долго, а сейчас этот путь и вовсе ощущается секундой. Ключ, что вертит Сынмин в руках, со звоном бьётся о разные кольца на пальцах. Резкий щелчок замочной скважины, и парни заходят в пахнущую деревом и пылью комнатку. Лампочка мгновенно загорается, заливая помещение светом.       — Я ещё с первых дней моего пребывания в колледже заприметил это место. И уже два года провожу здесь время. Репетирую, что-то сочиняю. — Сынмин протирает пыль с фортепиано и поднимает крышку.       Ноты звучат вовсе не расстроенно, скорее наоборот. Хёнджун достаёт из чехла гитару, садится на стул и начинает перебирать пальцами струны, зажав на ладах аккорд.       — И тебе разрешают сюда так просто ходить? — спрашивает он.       — Ага. Правда, это не синтезатор, но, во всяком случае, клавиши-то на нём есть. Значит, играть можно.       Сынмин уверенно начинает играть мелодию, и Хёнджун быстро её узнаёт. Это — «All Dead, All Dead» от Queen. Ноты звучат нежно и трепетно, словно их исполняет не рука Сынмина, а его душа. Кажется, каждый второй пианист умеет играть так, но именно его исполнение цепляет за живое. Возможно, чувства идеализируют льющиеся из инструмента звуки.       — Что будем исполнять? — резко спрашивает Сынмин, будто бы вырывая Хёнджуна из музыкального оргазма. Тот потерянно хлопает глазами.       — А… а что ты можешь исполнить?       — А что ты любишь?       Хёнджун не любит, когда отвечают вопросом на вопрос, но всё же задумывается.       — Люблю то, что связано со старым роком.       — Знаешь, как играть песню «Starman»?       — Естественно!       — Вот, давай её. Только давай так: первый куплет пою я, потом ты подхватываешь в припеве, второй куплет поёшь ты, а в припеве подхватываю я. Договорились?       — Ага!       Сынмин усмехается, слегка прочищает горло и садится за фортепиано. Пальцы становятся на нужный аккорд, а Хёнджун резко ударяет по струнам. Голос вступает тихо, прямо как в оригинальной песне.

Didn't know what time it was, the lights were low

I leaned back on my radio

Some cat was layin down some rock-'n'-roll

«Lotta soul,» he said

Then the loud sound did seem to fade

Came back like a slow voice on a wave of phase

That weren't no DJ, that was hazy cosmic jive

      Хёнджун щипает струны, чтобы добиться того же резкого звучания нот, что и в оригинальной песне, и подхватывает припев.

There's a starman waiting in the sky

He'd like to come and meet us

But he thinks he'll blow our minds

There's a starman waiting in the sky

He's told us not to blow it

'Cause he knows it's all worthwhile

He told me: «Let the children loose it,

Let the children use it

Let all the children boogie»

      Только Хёнджун начинает играть соло, которое так усердно репетировал, как в комнате появляется Джисок.       — У-у! Вот ты где, Хёнджун! — вскрикивает он и, закрыв дверь, подходит к фортепиано. — Приветик, Оди-хён.       — Привет, Джисок. — Сынмин улыбается, не проявляя ни малейшего намёка на то, что Джисок им помешал.       — Как ты нас нашёл? — потрясённо спрашивает Хёнджун, забыв убрать со струн пальцы.       — Тебя легко можно найти по старпёрской музыке. Ты по ошибке в семидесятых родился? — Джисок скрещивает руки на груди.       — Нормальная это музыка! — Хёнджун обижается, и Сынмин вдруг встаёт со своего стула. Подходит к нему сзади, обнимает за плечи.       — Не злись, — шепчет он прямо на ухо. От такого по коже пробегает стадо мурашек, пронизывающих кожу.       — Ого, это что, электрогитара? — восклицает Джисок и хватает одиноко притулившийся в углу блестящий инструмент.       Видно, что она куплена совсем недавно, но на ней так ни разу и не сыграли. Он быстро подключает её к стоящему рядом комбоусилителю и играет аккорд.       — Вау! Даже не расстроена! Я тут как раз недавно песню сочинил, хотите послушать?       — Давай! Может, мы её доработаем, запишем и выложим в сеть! — воодушевлённо восклицает Сынмин.       Джисок наигрывает начальный мотив песни и слегка стучит ногой по полу, поддерживая ритм. Звучит довольно весело и атмосферно.

I think back to when

Life was good, I was content

But it's been so many years

I can't remember how it feels

I reach for me but I'm not there

It's so lonely but who cares?

It's fine, it's okay, I'll die anyway

I reach for me but I'm not there

I always wonder why I'm here

It's fine, it's okay, I'll die anyway

      Куплет и припев повторяются, и к концу песни Джисок делает небольшое соло, на котором и заканчивает.       — Ну? Как вам? — В его голосе чувствуется волнение.       Сынмин и Хёнджун переглядываются. В глазах последнего читается чистейшее непонимание: как его ветреный друг, который никогда не горел желанием писать песни, вдруг создал что-то поистине красивое и атмосферное?       — Это прекрасно, Джисок! — резко выдаёт Сынмин, и на лице Джисока расплывается по-кошачьи довольная улыбка.       — Да-а. Так уютно получилось! — подхватывает Хёнджун, беря в руки свою гитару, но Джисок внезапно хватает её за деку. — Эй? Что ты делаешь?       — Ты будешь не только играть. Я думаю, что лучше будет, если ты споёшь со мной. Твой голос очень мягкий, подходит настроению песни.       — Я? Спою с тобой? Да не-е, я же от стыда сгорю, когда переслушивать буду то, что мы записали!       — Ну пожалуйста! — Джисок опускается перед ним на колени, и от такого щёки Хёнджуна приобретают нежно-пунцовый оттенок.       — Ладно! Только не делай так больше! — Он поднимает его за руки, и тот от радости набрасывается на него с объятиями.       — Я написал партии двух гитар. И сейчас я играл твою партию. Но моя гораздо легче, ведь там есть перерывы на куплеты. А ещё нам нужен барабанщик. Потому что никто из нас не умеет обращаться с ударными, да?       Сынмин и Хёнджун качают головами.       — У кого-нибудь есть идеи насчёт того, где его найти? — спрашивает Джисок, прокручивая в голове всех своих знакомых в надежде наткнуться на того, кто знаком с ударными.       — Кажется, я знаю, — разрывая короткое молчание, произносит Сынмин. — В нашей с Чонсу группе есть парень Ку Гониль. Я его летом видел на одном масштабном фестивале рок-музыки, который проходил в центре Сеула. Он и несколько его друзей играли Нирвану. Так он так барабаны разносил, что я боялся, что вот эта мембрана лопнет.       Джисок сияет. В воображении проносятся образы полноценной рок-группы, которая играет на большой сцене, а внизу — толпа восторженных фанатов.       — Суперски! А у него есть дома барабаны?       — Не знаю. Я не так близок с ним. Но я могу спросить у него.       — Тогда, если ему не будет сложно, то мы можем собраться у него дома и послушать, как он играет.       — Так, а клавишников мы не будем брать? — внезапно вклинивается Хёнджун. Он очень не хочет быть в группе без Сынмина. — Было бы неплохо, если бы у нас был тот, кто играет на пианино, и тот, кто играет на синтезаторе.       — На синтезаторе играю я! — Сынмин улыбается, и с плеч Хёнджуна падают горами все опасения. — А роль пианиста можно предложить Чонсу. Джисок, сделаешь это?       Тот кивает, радуясь возможности присутствия Чонсу в группе. Если он согласится, то у них станет больше совместного времени.       — А басист? — вдруг спрашивает Хёнджун, и все задумчиво замолкают.       — Я не знаю никого, кто мог бы подойти на его роль. — Сынмин опускает голову, скрестив руки на груди. — Можно развесить на всех информационных досках в универе листовки «Ищем басиста».       — Давай попробуем. — Джисок вздыхает.       Мало кто сейчас умеет играть на бас-гитаре. Поэтому он не исключает возможности того, что бедному барабанщику никто не будет помогать с ритмом.       Хёнджун кладёт свою руку ему на плечо и мягко улыбается.       — Не переживай! Всё окей будет! Три участника же уже есть. Значит, ещё три обязательно найдутся.

★

      Джисок бежит домой из магазина, крепко сжимая в руках коробку с чёрной краской для волос. Внезапное решение перекраситься заполонило разноцветную голову так же внезапно, как и мысль о создании музыкальной группы. Конечно, не очень хочется менять уже ставший родным цвет сладкой ваты, но и безумно хочется попробовать свои волосы в новом оттенке. И он даже знает, кто ему в этом поможет.       — Миён! Открой!       Наспех скинув бомбер и обувь, Джисок стучит в дверь сестры, которая открывает её, вероятно, через секунды две. На ней длинная розовая футболка, едва оставляющая шорты видимыми.       — Джисок-и, что случилось? — Голос Миён звучит обеспокоенно, и Джисок просто протягивает ей коробку с краской.       — Можешь покрасить меня? — робко спрашивает он и прячет глаза. Глаза сестры распахиваются, и она в неверии смотрит на него.       — Покрасить? Зачем? Тебе же так идёт этот цвет волос!       — Хочу перекраситься. А, и ещё кое-что. Одолжи мне свою юбку на завтра.       Теперь Миён в ещё большем шоке. Но и в то же время она улыбается.       — Материться можно?       — Да.       — Это пиздец, Джисок! Ты как к такому пришёл?       — Хочу кое-кого удивить.       — Окей… пойдём в ванную тогда.

⁠★

      По голым участкам ног бьёт прохладный ветерок. В длинной юбке немного неуютно, но терпимо. Белая, идеально выглаженная рубашка с длинными рукавами приятно шелестит при каждом движении рук. Чёрный галстук болтается на груди, а начищенные лоферы поблёскивают на свету, в то время как высокие белые носки, растущие из них, постоянно сползают.       Абсолютно все в универе обращают внимание на вошедшего Джисока. Кто-то указывает на его юбку, кто-то делает снимки. А он гордо идёт к своей аудитории. Теперь самый главный вопрос: как на это отреагирует Чонсу?       — Привет.       Сидящий на своём месте Хёнджун поворачивает голову в сторону поприветствовавшего его Джисока и застывает. Его взгляд скользит по юбке, а в мозгу здравый рассудок бьёт тревогу.       — Твою ж… что на тебе? И что с твоими волосами? Где сладкая вата?! — вскрикивает он, придя в себя. Джисок, как ни в чём не бывало, кладёт свой шоппер на стул.       — Юбка. И я перекрасился.       — Это для Чонсу?       — Догадливый.       — И для него же ты пришёл пораньше?       — Ага. Я к нему.       Джисок застаёт Чонсу возле аудитории. Тот о чём-то общается с Сынмином и Гонилем — ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить его имя.       — Привет всем. Чонсу. — Он подходит к ним и сразу же упирается взглядом в Чонсу, который ошарашенно изучает его внешний вид. — Мне надо с тобой поговорить.       — О… окей…       Он берёт Чонсу за руку и ведёт в туалет — тот самый, в котором три дня назад давал ему этот квест, завершившийся сегодня. Дверь щёлкает закрывающейся щеколдой, и Джисок оказывается перед Чонсу.       — Это… это юбка, да? Я же не сошёл с ума?       — Это юбка. — Джисок пару раз кружится, и юбка чуть подлетает, оголяя худенькие ноги.       — Но… зачем?       — Для тебя. Тебе же нравится?       — Я в шоке! Но мне нравится. А ещё мне кажется, что твой предыдущий цвет волос нравился мне чуточку больше.       Джисок подходит ближе, и Чонсу готов поклясться, что действительно ждал этой близости. Он действительно хотел этого — до дрожи в руках.       — Значит ли это… что я удивил тебя трижды?       Вопрос звучит сладостно, и у Чонсу срывает крышу. Он резко кладёт ладони Джисока на талию и притягивает к себе. Дыхание перехватывает у обоих — синхронно.       — Значит.       — Я люблю тебя.       Джисок чуть привстаёт на носочках и льнёт к губам, опаляя их своим горячим дыханием. Чонсу целует его сквозь улыбку, словно желая никогда не отпускать того, чью талию он так трепетно обвивает сейчас. Он отстраняется на секунду-две, но только чтобы тихо произнести:       — Я тебя тоже.       А потом снова втягивает Джисока в этот любовный омут, предоставляя ему всё меньше возможностей выбраться. А Джисок, в принципе, и не против.