Разговоры о любви по обе стороны Стены

Анни. Девушка и невозможность.

      Пик никогда не спала чутко, так что и от скрипа двери даже не подумала проснуться. Волосы её, насыщенно чёрные, волнами раскинулись по столу. За окном занимался непогожий осенний рассвет.       Будить Пик совсем не хотелось, но и дать ей спать до обеда Анни не могла. Она коснулась плеча девушки и та сначала никак не отреагировала, но стоило потрясти чуть сильнее — потянулась, словно кошка. Наконец, выпрямившись на стуле, Пик сонно взглянула на причину своего раннего пробуждения. Какое-то время она просто пялилась на неё сквозь пелену недавнего сна, но затем её губы растянулись в улыбке.       — Аааа…Анни это ты? Вернулась, наконец? Сколько же сейчас времени?       Убедившись, что Пик немедленно не рухнет обратно, Анни обогнула стол и бросила взгляд на часы.       — Шесть сорок пять.       — Ммм…проскользнула пока менялся караул? Молодец, я в тебе не сомневалась, ты ведь вполне сообразительна. Хотя…я не думала, что ты застрянешь там до самого утра.       Анни отвела взгляд, скорее автоматически. Её мало интересовало, что там себе думала Пик, и ещё меньше хотелось, чтобы та лезла с распросами. И всё же она была у Пик в долгу: подруга прикрыла её и, похоже, готова была делать это и дальше.       — Спасибо, что сказала им, что будешь за мной следить.       Пик только отмахнулась.       — А…не бери в голову. Эти напыщенные индюки и извилиной не пошевелят сами, если сказать им, что кто-то сделает работу за них. Куда сложнее было разобраться с Покко и Марселем…но и у них есть свои слабости.       — Слабости? — с небольшим недоверием переспросила Анни.       Пик снова махнула рукой.       — Говорю же, не думай об этом. Лучше скажи, как прошло твоё свидание? — тут Пик потянулась и, борясь с зевотой, добавила: — Я ведь рисковала, а значит…я соучастница этого свидания.       — Не было никакого свидания.       — Хочешь сказать, тот блондин, испуганный словно крольчонок, позвал тебя к себе так поздно вечером просто, чтобы поболтать? Что же вы там делали, пили чай? Обсуждали свержение мировой тирании? Хотя, смотря на вас двоих…может, так оно и было.       — Я благодарна тебе за всё, что ты сделала, но чем мы занимались — не твоё дело.       — Не моё, так не моё, — Пик поднялась с места и отошла в уголок комнаты у самого дальнего окна. Это совсем небольшое помещение было их общей гостиной, только для элитных шпионов Марлии, и здесь также было много редких удобств — к примеру, чайный сервиз, вода и простенького вида плита.       Пик умела быть тактичной, хоть и умела быть бестактной.       — Но тогда хотя бы расскажи про своего элдийца побольше. Ты же не можешь просто ввязать меня во всё это и оставить без предыстории.       — Ещё как могу, — недовольно проговорила Анни.       — Эх…ничего из тебя не вытянешь. Но не переживай, это хорошее качество для таких, как мы. К тому же, оно тебе отлично подходит.       — Подходит? — насупилась Анни неодобрительно.       Что это вообще за “подходит” такое?       — Тебе подходит влюбиться в самого неподходящего на свете человека.       — Что? Это ещё почему?       — Такие нелюдимые девушки, как ты, обычно не замечают никого из тех, кто у них прямо под носом. Все вокруг — сплошь дураки, не так ли? Ах, мне иногда так жаль Бертольда… — говорила Пик, водружая на плиту чайник, — И вот вдруг на голову такой нелюдимой девушке валится кто-то ужасно ей неподходящий. И каждый бы подумал, что ей стоит поскорее обратить внимание на дурака у себя под носом и избежать проблем. Вот только тот неподходящий парень, он ведь совсем не такой, как все остальные...он абсолютно другой.       Пока Пик несла чушь, чайник на плите успел закипеть, испуская пар, который оседал на стремительно запотевающих окнах. Анни хотела было открыть рот, чтобы воспротивиться поверхностному разбору собственной личности, но Пик уже невозмутимо спросила:       — Чай?       Обычно Анни от таких предложений отказывалась, но сейчас, растерянно согласилась:       — Ааа…да…       Подруга на неё не смотрела — Анни видела лишь её спутанные волосы на затылке, пока девушка разливала кипяток по керамическим кружкам.       — Ну и что вы решили, сбежите вместе, держась за руки?       — Что? Нет! — расслышала Анни в собственном голосе резкие высокие нотки, — Хватит уже.       — Ну да, — со вздохом проговорила Пик, развернувшись и направившись прямо к ней, — Вряд ли бы ты согласилась на побег. Знаешь, сколько парней предлагали мне сбежать? Я уже со счёта сбилась. Был среди них и поварёнок, и танкист, но в основном, конечно, унтер-офицеры, такие, очень важные, а за душой — ничего. Ах, ну и заморский принц. Глупый, но добрый. Элдийцев, правда, среди них не было…но тот парень, Жан, — Пик снова вздохнула, — Ни сегодня, так завтра он предложит мне прекрасную жизнь в элдийском хлеву.       Анни взглянула на чашку, которую Пик опустила перед её носом, а затем вновь на подругу.       — Завтра их уже не будет в городе, — тихо проговорила она.       Взгляд Пик из задумчивого и расслабленного, стал более внимательным и цепким.       — Сегодня значит? Не переживай, тебя я не сдам. Пусть всё идёт своим чередом, пока они не отдали мне прямого приказа. Кто лезет не в своё дело, получает не своё наказание. Так что, похоже, очередной "принц" снова исчезнет из моей жизни.       Анни коснулась чашки ладонью и тут же отдёрнула руку. Горячо. Она хотела, чтобы следующий её вопрос прозвучал как нечто совсем неважное, но в итоге она очевиднейшим образом прозвучала как человек, крайне жаждущий ответов:       — Ты бы…бросила отца?       — Ааа? Что? Нет, конечно. Ни в коем случае. Если бы я могла пойти на такое, я бы давно уже была не здесь, а с заморским принцем. Анни, мужчины приходят и уходят, а семья у меня одна.       Она кивнула. Пик была права.       — И что же…этот "заморский принц", он не обещал…вытащить и твоего отца вместе с тобой?       — О нет, такого благородства в нём не нашлось. Да и… — Пик попробовала отпить из кружки, но тут же отставила её прочь. Горячо. — …всё это просто слова. Сказать просто, сделать...невозможно.       То, что предложенное ей Армином невозможно, Анни поняла сразу. Слишком уж много в этом плане было переменных, тех, что нельзя контролировать. Даже если бы она смогла уговорить отца бросить дом ради призрачного шанса на лучшую жизнь в неизведанном месте — риск был настолько велик, что от страха всё сжималось в груди.       Так что уже тогда Анни знала: сбежать отсюда одной шанс может и был, а вызволить отца — дело многим сложнее. И всё же, в своём стремлении Армин был честен, и от этого внутри разливалось тепло. Если бы Армин Арлерт мог, он бы спас весь этот мир: каждого, кто заперт в гетто Либерио, каждого, кто пострадал от войны между Элдией и Марлией, всех…и её отца тоже.       Вот только, насколько сильным не было бы это его желание, реальность оно изменить не могло. Так что тот поцелуй, который она ему подарила, скорее был прощальным. И всё иное, что она готова была ему сегодня дать.       Когда его руки коснулись пуговиц её плаща, когда он потянул тот прочь, она удивилась, но не противилась — ведь оказалась здесь, перед ним, в его объятиях, по собственной воле. Так что она только немного повела сначала одним плечом, а затем и другим, помогая ему избавить себя от верхней одежды. Его ладонь легла ей на спину, чуть ниже лопаток, прижимая к себе плотнее, так близко, что Анни казалось, что она в состоянии ощутить жар чужого тела сквозь плотный воинский плащ; хотя, скорее, жар этот был её собственный. Он разгорался всё сильнее — и от неспешных поцелуев, и от касаний его ладоней, и от ощущения быстрого биения сердца.       В комнатушке было тихо, настолько, что от шорохов одежды, от влажных звуков поцелуев, смешанных вздохов, то его, то её, было довольно неловко. Только вот вместо того, чтобы последовать на поводу у стыда, отстраниться — хотя бы на миг отдышаться, а может и обдумать правильность всего происходящего, Анни и сама обвила его руками. Ей хотелось чувствовать тоже, что ощущал он, крепко сжимая её. А его спина, она оказалась куда шире, чем ей представлялось ранее, и вопреки всем другим мыслям, обнимать его казалось правильным и комфортным, прижиматься к Армину Арлерту всем своим телом. Может, это и была любовь, не на словах, а в чувствах — в волнительном, щекочущем ощущении в груди и животе.  Анни оставила ещё один нежный поцелуй на чужих губах и сомкнула собственные, замерев в паре сантиметров от его лица. Их взгляды были близко-близко, и ей хотелось понять — чувствует ли он сейчас то же самое? Он растерян, взволнован; в свете луны, проникающей сквозь окно, и масляной лампы, стоящей вдали на столе, ей виделось, как горели алым его щёки, и как от медленных вздохов чуть трепетали его приоткрытые губы. Ей вспомнилась мать, та, которую она никогда не знала — глупая марлийка, что спуталась с подлым элдийцем. Вспомнилась и, впервые, Анни подумалось — быть может, в жизни её матери и правда случилось место любви? В её мимолётной фантазии мелькнула другая комната, другая луна и совсем другие объятия, возможно, настолько же неправильные, но такие же желанные.       — Анни… — проговорил Армин осторожно. Он словно запутался в чувствах, только вот не в своих, а в её. Но для Анни собственные чувства сейчас были кристально ясны. Она любила его, и в это мгновение не собиралась никуда отпускать. Анни уткнулась носом в его плечо, прижавшись сильнее, а в ответ услышала ещё одно: — Анни… Был там и быстрый стук юношеского сердца, и его ладони, сжавшиеся вокруг её талии. На секунду ей подумалось — так они и останутся в объятиях друг друга до самого раннего утра, но Армин чуть двинулся, и её щеки коснулись его шелковистые волосы, а мочки уха чужой горячий рот. Поцелуй этот был странный, а ещё ей было щекотно. Только вот никто никогда не целовал её в мочку уха — да она бы никому и не позволила...кроме него. По всему её телу пробежали мурашки, как электрический разряд, будто бы тысячи тончайших иголок.       И следом за одним поцелуем последовал другой — его влажные губы, спускались ниже, коснулись щеки, уголка подбородка, скользнули к шее. Её сердце забилось сильнее — мурашки добрались до её рук и ног.       — Армин… — сорвалось с её губ, хоть нарушать тишину комнаты звуком собственного голоса ей не хотелось; отчего-то это казалось куда более постыдным, нежели всё остальное. Но слов она не сдержала, ведь ощутила, как юношеская рука мягко коснулась верхней пуговицы её форменной рубашки. Армин ей не ответил, просто приподнял голову так, чтобы видеть её лицо — и в его распахнутом взгляде, читался немой, но деликатный вопрос: “Можно?”. Анни приоткрыла рот, чтобы ответить, но слова затерялись где-то на полпути, так что, сама не зная как, вторя его молчаливому вопросу, она так же без звука ответила: “Да”.       Стоило пуговицам поддаться, как чужие пальцы забрались под плотную ткань её рубашки, стягивая ту ниже и освобождая плечо. Холодный воздух скользнул по разгорячённой коже, напоминая о том, что дрожь бывает не только следствием страсти.       Армин провёл большим пальцем по косточкам её ключицы, а затем, медленно наклонившись, оставил там свой горячий поцелуй. Анни вздрогнула, стоило его языку скользнуть в ложбинку у её плеча. Пальцы её инстинктивно сильнее сжали ткань его воинского плаща. Ощутив это, он снова поднял к ней свой взгляд. Глаза его блестели — не страстно и лихорадочно, а нежно и влюблённо. Они и в этот раз спрашивали у неё что-то, но от сияния тех она растерялась, только снова приоткрыла рот, пытаясь что-то сказать, но тут же, мгновение, и её губ коснулись его, быстро-быстро, не дав ей сделать и вдоха. Настойчиво, с силой, заставляя тело клониться назад. Анни уткнулась локтём в мягкий матрас постели. Полы плаща Армина зашелестели, касаясь ткани покрывала; он оказался выше неё, нависая сверху.       Она начала это сама. И там в лесу. И сейчас в особняке. Но как же тут не растеряться? Как не запутаться в биение собственного сердца, даже отвечая на такой желанный ею поцелуй; даже податливо позволяя уложить себя на кровать, и потеряться в горячности страсти, походившей на то безумно жаркое лето, в которое они встретили друг друга. Их губы нежно сталкивались, поспешно, и даже путано, ровное дыхание давно сбилось на прерывистый ритм, языки стремились один к другому. Плотно зажмурив глаза она потерялась и абсолютно забыла, где вообще сейчас находилась. Анни занала только одно: с ней рядом правильный человек. Армин Арлерт.       Если её глупая мать испытывала подобные чувства к тому элдийцу, а Анни хотелось верить, что это было именно так, то тогда, быть может, появление Анни на свет не было чем-то бессмысленным и бесполезным? Если Анни существовала благодаря этому яркому и светлому чувству, то чего-то она и стоила. Она провела ладонью по его груди, спустилась ниже, запуталась пальцами в поясе, завязанном на животе, не разъединяя поцелуя. С удивительной ловкостью распутала узел, отбросила пояс прочь и коснулась пуговиц. Армин замер, отстранился, взглянул вниз, обращая внимание на её движения, а затем в его лице словно скользнуло одновременно и осознание, и вопрос:       — Анни…что мы сейчас…       Ей всё ещё было сложно говорить; казалось, заговорит, и голос её окажется сбивчивым, хриплым и очень несмелым. Да и разговоры были лишними — они порождали нерешительность, а вместе с ней могли вернуть им обоим способность здраво мыслить — подтолкнуть их остановиться здесь, на этом самом месте. Так что Анни повела головой из стороны в сторону, стараясь сказать, чтобы он не задавался вопросами вообще.       Секунду на лице Армина играла такая типичная для него мучительная борьба: выбор между правильным и неправильным, но, похоже, ту борьбу тут же сменило то же самое, что и парой минут ранее, заставило его бессовестно повалить её на постель, не задавая себе лишних вопросов. Руки Армина Арлерта коснулись пуговиц собственного плаща и он отбросил тот прочь.       Его губы вмиг вернулись к её ушам, щекам, острым линиям скул, челюсти и подбородка, смыкались в поцелуях переплетаемых языками, а затем снова: щёки, подбородок, нос, уши, шея, ключица. И она терялась между всем этим, растворяясь в его касаниях.

Армин. Юноша и осторожность.

      Тысячи обрывков сотен и сотен мыслей носились в его голове, словно маленькие молнии. Хотелось ухватиться за каждую и потянуть за неё, но в то же время игнорировать любую из них. Его глаза изучали каждый микроскопический кусочек её лица, и поверить в то, что он видел, казалось безумием — всё происходящее могло оказаться неправдой. И он искал истину в её лице, ответы на все свои вопросы.       Он видел в её взгляде сомнения и в то же время просьбу — остаться с ней. Не отпускать. Здесь и сейчас быть вместе. Словно и было только это — здесь и сейчас.       Одна ладонь девушки лежала у него на боку, чуть сжимая ткань белой рубашки, а вторая покоилась у её головы. Пальцы Анни подрагивали, будто бы в нерешительности и страхе. Армин коснулся её кожи у сгиба локтя, ногтём пробежал до самого основания ладони, а там провёл по линии судьбы, и переплёл их пальцы вместе. Она откликнулась— сжала его ладонь сильнее будто находя в той поддержку.       — Анни…       И он снова поцеловал её, не отпуская переплетения их рук. Желание касаться её губ своими накрывало его с головой, словно приливная волна, оно захватывало и уносило все мысли прочь, оставляя наедине с мягкими поцелуями, с её горячим ртом и влажным языком. Он тонул в этом ощущении, как если бы погружался под толщу океанской воды, и затем…волна отступала, позволяя ему перевести дыхание, оторваться от очередного поцелуя, всмотреться в её лицо, светящееся в ночи белым светом. Вот и сейчас его губы перестали касаться её, но лишь затем, чтобы переметнуться к шее, коснуться ключицы, спуститься ниже, оставить след на коже, что находилась чуть выше ещё застёгнутых пуговиц — ему хотелось двинуться дальше, но мешала её одежда. Армин дотронулся до её груди, и хоть сделал это осторожно, но тут же быстрая ладонь поймала его несмелые пальцы.       Похоже, не стоило? Всему ведь есть предел...Он помнил об этом, держал в голове, даже когда тонул в уносящей всю осторожность волне. Армин взглянул на неё. Чего она хочет сейчас? Вот бы он мог угадать. Такой вопрос задать прямо казалось странным до ужаса. Он ощущал, как жаром пылали щёки, и не только из-за смущения — жаром пылало всё его тело. Не смущением вовсе — желанием? Такому чувству сложно противиться, оно выбивает из-под ног землю, не давая думать рационально.       Быть может, в этом напряжении, жаре, стуке сердца, дрожи в ладонях и мышцах и затерялся ответ на вопрос, как же так вышло, что Эрен и Микаса оказались настолько близки, хоть и убеждали Армина в обратном. Может, между ними и была пропасть, но страсти, стоит той разгореться, противиться было почти невозможно.       Анни сжала его руку, застывшую на пуговицах её рубашки и он расслабил ладонь, не было не единой причины делать что-то, чего она не хотела. Нет такой, даже если и страстно хочется...коснуться её, увидеть изгибы её тела, провести языком по груди, и оставить на той поцелуи.       Вот она отрицательно помотала головой, но вид у неё при этом был наоборот настойчивый и даже требовательный, хоть и чуточку недовольный.       “Нет, не делай этого?”       Или.       “Нет, не останавливайся?”       — Анни…       Она прикрыла глаза, чуть нахмурилась, брови её собрались в складки у переносицы, зажмурилась на секунду или две, оставляя его в небольшой растерянности. Ему жарко. Тело налилось свинцом. Лёгкие горели изнутри. Сердце стучало в ушах. Взгляд Анни распахнулся — ей словно хотелось спрятаться, но вместо этого она сделала тяжёлый вздох.       — Аргх, чёрт…просто мне…страшно.       — Страшно? Страшно…ах…я... — он чуть сжал её пальцы, что всё ещё находились у неё на груди, и тоже прикрыл глаза на секунду — помогало собраться, — Ну…мне…тоже не по себе…       — Кому-то из нас двоих придётся взять себя в руки.       — А?       — Потому что я не хочу чтобы мы…перестали.       — Анни…       — И я не…знаешь, я ведь не могу быть настойчивой. Я же в конце концов девушка, Армин.       Это звучало, словно претензия — странное недовольство, но позволило ему наконец понять, что под её хмурым взглядом прятались смущение и...страсть. Армин не сдержал улыбки. Это было слишком мило в этот волнительный миг. — Э-э-э…хорошо…тогда я…я…расстегну твою рубашку? Её щёки вмиг залились свежим румянцем, она прикусила губу, а голос вновь зазвучал требовательно:       — Только давай без вопросов…             — Но я ведь…просто хочу знать, что не делаю ничего…не так…понимаешь?       — Если что-то будет не так, ты это почувствуешь.       — Почувствую? Но если…просто, понимаешь...я не думаю, что сейчас могу до конца себя контролировать…       — Ты почувствуешь. Это будет вполне ощутимо. Хоть я и постараюсь ничего тебе не сломать.       — Ах…ты об этом…       Он нервно сглотнул. Может, она и шутила, и всё же ему на самом деле не хотелось сделать что-то не так. Это нервировало, и даже не из-за угрозы насилия с её стороны.       Но так или иначе, пальцы Анни расслабились, а глаза стыдливо устремились куда-то вбок. Этот короткий диалог отрезвил его мысли, но на пользу ему это не пошло — расстегнуть пуговицы стало пугающе сложной задачей. Он точно знал, что быстро расправился с теми, что были на её светлом плаще, но не помнил, как именно; в пылу поцелуев те дурацкие пуговицы не доставили ему никаких проблем. Теперь же его пальцы подрагивали, соскальзывая с тонкого металла.              И всё же он справился: прикоснулся к ткани её тонкой майки, заправленный под пояс солдатских брюк. Забрался под ту ладонью, оттянув за одну из складок — коснулся живота — рельефного, с бугорками и впадинками стальных мышц. Но даже видя в ней всю эту силу, обретённую благодаря многолетним тренировкам, он заметил и то, как живот её вздрагивал от его касаний. Тело её ощущалось нежным, словно бархатистый цветок. Руки Армина скользнули выше по талии, забрались глубже под майку. Он услышал, как Анни затаила дыхание, словно боялась издать лишний звук или вовсе двинуться. Только его собственное сердце гулко стучало в ушах.       ОН замер — ему показалось, что рядом, в коридоре, раздались шаги. Может, так оно и было — кто-то вполне мог следовать в свою комнату. Армин и забыл, где они находились. Но, даже замерев, сколько бы ни прислушивался, больше шагов не услышал. Моргнув он вернулся к Анни: ладонь его прижималась к её рёбрам, к тёплой коже, к вздымающейся груди. Скользни он чуть выше и коснётся её — от одной мысли об этом в голове всё поплыло. Но спешить он не стал, опустив голову дотронулся губами до её живота, ощущая дрожь девичьего тела. Он оставил поцелуй чуть сбоку, там же на рёбрах, и после ближе к впадинке у пупка. Почувствовал, как её ладонь коснулась его волос — и это простое действие придало ему уверенности. Без её слов, движений, ответов ему начинало казаться, что он делает что-то не так. Но разве оказались бы её пальцы в вихрах его волос на макушке, проскользнули бы между теми, накручивая короткие пряди, если бы он делала что-то не так?       Армин всё оставлял и оставлял россыпь поцелуев на её животе, ладонями охватывая тело. Ещё одно такое касание и он услышал сдавленный стон сорвавшейся с её губ. Он даже замер на секунду — настолько это было волнующе. Ему захотелось взглянуть на неё, посмотреть ей в лицо, но он знал, что её глаза просто метнутся вбок, сбегая от преследующего её смущения, поэтому он поцеловал её снова, чувствуя, как напряглись её мышцы и как выгнулась спина, принимая форму дуги.       И такие ответы на его касания увлекали Армина с новой силой, в тот самый поток желаний и страсти, который он отчаянно пытался хоть как-то да контролировать. Он оказался рядом с её лицом, оставил поцелуй на щеке, на губах, вместе с тем осторожно переместил ладонь выше — нежно касаясь груди. Несмелый девичий стон, прервал их мягкий поцелуй. Её грудь оказалась мягкой и нежной, и вряд ли он мог предвидеть, что пальцы его вообще коснутся чего-то подобного этим поздним вечером, плавно перетекающим в ночь.       — Ммм…Армин… — простонала она, стоило их губам разомкнуться.       — Всё...нормально?       Она кивнула, её ладонь прижалась к его щеке, пробежала вниз до подбородка, легла на плечо, оказалась на груди и прижалась к той, словно в поисках его гулко бьющегося сердца. Анни прикусила губу и нахмурила взгляд; Армин вздрогнул, её пальцы оказались у него под рубашкой и ладонь эта показалась ему ужасно холодной — на фоне его собственного разгорячённого тела.        Помогая ей, он неловко разделался уже с собственными пуговицами и стянул с себя мешающий элемент одежды. Прохлада, что царила в комнате, оказалась приятной, а касания Анни — щекочущими и настойчивыми. И всё равно ему было жарко и душно. Анни медленно провела пальцем вокруг его соска, из-за чего он чуть дёрнул плечом. Девушка словно хотела коснуться его там же, где он касался её. Попробовать то же, что и пробовал он.       И он прижался к ней позволяя чужим ладоням оставаться на его голой влажной от пота груди, прикасаться к той, выписывая круги. Прижался и оставил поцелуй, долгий и страстный — проникновенный.        В какой-то момент ощутив её бедро у своей ноги, он стянул с неё сапоги, что всё ещё оставались на Анни, и те с грохотом повалились на пол. Когда избавился от своих даже не помнил. Отстранившись лишь на секунду, он заметил, что волосы её, обыденно собранные в высокую причёску, разлетелись в стороны, прядями украсив подушку и коснувшись белоснежных плечей. Её глаза блестели, чёлка прилипла ко лбу, а рот, обрамлённый ярко-алыми от поцелуев губами, был слегка приоткрыт.       И всё это ощущалось правильным. Армин снял с неё майку, оставил новый поцелуй на шее, на косточках над грудью, аккуратно коснулся языком одного из сосков, смыкая губы вокруг того. И тут же он ойкнул:       — Ай.       Анни не больно, но вполне ощутимо ударила его ладонью по руке. Он взглянул на неё с удивлением. Что он сделал не так?       — Просто…это было щекотно… — слегка нахмурилась она.       — То есть…не надо…?       Девушка глубоко вздохнула, словно борясь внутри себя с чем-то постыдным, и вновь прикрыла глаза.       — Да нет же, чёрт...просто…делай, что делал!       — А…ну… — хотел он сказать ей что-то ещё, но слова потерялись при новом взгляде на её оголённое тело. На округлую грудь, на торчащие соски: розовые, с играющими на тех огнями света, падавшего от лампы в глубине комнаты. Ему хотелось долго изучать её взглядом, руками, губами, языком, если потребуется.       Вот чем они тут занимались — изучением.        Теперь Армин знал, что именно нравилось ей в поцелуях: когда она раскрепощена — то прикусывала его губы, чуть-чуть впиваясь зубами. Теперь Армин знал, что простой поцелуй, оставленный на её тонкой ключице, заставлял его тело наливаться одновременно и трепетом, и тяжестью. Теперь он знал, что её живот, пересечённый мышцами, может быть мягким и нежным, а кончик его языка способен заставить её стонать, стоит ему проскользнуть от пупка до впадинки выше. Теперь он знал, что её грудь помещалась ему в ладонь, а соски реагировали на любые касания так, что принимали форму, которую ему хотелось облизнуть или укусить. Теперь он знал, что её вздохи могли контролировать его тело, дирижировать тем, заставляя двигаться быстрее и резче. Он знал так много и увлёкся даже слишком сильно.       — Армин… — вернул его в реальность особенно громкий стон с его именем на губах.       Его ладонь, забралась под ремень её брюк. Когда и как он не запомнил. И похоже действие это было скорее инстинктивным, нежели глубоко осознанным. Но если оно способно было вызвать такую реакцию: звуки, что откликались в его теле волной всепоглощающего жара, то он всё делал правильно.       Глубоко меж её ног оказались лишь только самые кончики его пальцев — там было жарко и влажно, и он уверен проникни он дальше, скорее всего, услышал бы ещё несколько великолепных стонов сводящих с ума.        — Мммм… — её бёдра напряглись прижимаясь одно к другому сильнее.       Армин коснулся губами её шеи оставляя быстрый поцелуй, прислонился к уху и проговорил осторожно, вместе с тем продолжая осторожные движения пальцами меж её ног.       — Всё…нормально?       Глаза Анни были крепко закрыты, голова откинута назад, она кивнула раз, и даже собиралась сделать это второй, но замерла, широко распахнув рот и сделав глубокий, отчаянный вдох и выдох.       Он не был дураком и не вчера родился. Армину Арлерту доводилось знать, как именно люди занимались любовью. Может, он и не фантазировал о подобном так же часто, как кто-то иной его возраста, но он всё ещё оставался юношей в самом расцвете лет.       Хотя тут, пожалуй, было уже слишком поздно раздумывать: то как она своими прерывистыми стонами вторила каждому движениям его пальцев, как её затылок упирался в кровать, как раскрывались её губы стремящиеся ухватить воздуха — всё это не располагало к прикладным размышлениям о предмете происходящего.               Ладонь Анни впилась ему в руку, в напряжённые мышцы предплечья, ухватилась, оставляя на коже розовые следы. Её грудь изгибалась, вздымалась вверх, с торчащими кверху бугорками сосков. И казалось даже, что лучше уже и быть не может.        Все его мысли были о ней.       Думал ли он о себе? По большей части только о ней: не делает ли он чего-то такого, чего ей не хочется? Не заставляет ли её? Не принуждает? Нравится ли ей всё, что сейчас происходит? И то ли это, чего она хочет?       Его собственное напряжённое тело, покрытое мелкой испариной, от смеси прохлады, стоящей в комнате, и жара их связанных одного с другим сердец, существовало словно инструмент, способный выразить любовь, страсть, желание оставаться с ней и никогда не расставаться.       Они были связаны. Повязаны предательством и ложью. Судьбой и запретной любовью.        И он хотел её.        Сильно и страстно, желал, чтобы она никуда не делась, не исчезла. Хотел, чтобы она сказала, что готова быть с ним где угодно: в Элдии, в Марлии, в Хизуру. Даже на другом конце света. И хотел, чтобы там, они тоже делали всё это.       И в иных обстоятельствах это его эгоистичное желание показалось бы ему ужасным. Анни должна оставаться Анни. Но только не сейчас, ни в этот час, ни в эту минуту. Сейчас она была его. Только для него. И он хотел её. И всё его тело страстно её желало.       Армин остановился, прекратил движения ладонью, что заставляли её изгибаться, заслышал её протяжный стон, коснулся пуговицы на её армейских брюках. Глаза Анни метнулись прочь, выражая если не страх, то закономерную боязливость.       Понять её было легко — он и сам был напуган. Где-то на периферии сознания страх отвечал за то, что руки его двигались неловко, и уже собственные глаза бегали из стороны в сторону. И всё же Армин пробрался под ткань, что стягивала её бёдра, и, приблизившись к её лицу, произнёс:       — Если хочешь мы можем просто…ну…остановиться…сейчас...       Её щёки пылали, дыхание было тяжёлым, а глаза искрились от света настольной масляной лампы, стоявшей поодаль. Оранжевые пятна играли на её лице и плечах. Анни облизнула губы, высохшие от жара раздирающего их тела, а может, и от десятков и сотен поцелуев оставленных им на тех. Словно вторя ей, он также провёл языком по губам и, отмечая её молчание, продолжил говорить:       — Не обязательно ведь…идти до конца…не всё сразу…мы можем...       Всё ещё тяжело дыша, Анни который раз чуть нахмурилась, всматриваясь в его лицо. Её ладонь сорвалась с места и быстро коснулась щеки Армина. Горячая, почти обжигающая, липкая — то ли она, то ли его собственная кожа.       — Ты ведь знаешь, что делать? — проговорила Анни проигнорировав его предложение.       — А? Ну…вроде того…       По какой рациональной причине отвечать на подобные вопросы ему казалось куда более смущающим, чем всё, что уже случилось до этого? Страстные поцелуи, переплетающиеся языки, прикосновения к её возбуждённым соскам, кончики его пальцев, добравшиеся до самого сокровенного места.       — Хорошо, — сделала она глубокий вдох, — тогда просто...сделай это.       — Ты…уверена?        Анни кивнула, вновь облизнув губы.       — Да. Просто хватит уже...трепаться, — пряча стыд за волной раздражения, проговорила она.       Армин мягко кивнул, коснулся её сухих губ своими, оставляя на тех мягкий поцелуй, словно отвечая ей: “Хорошо”.       Знает ли он что делать?        “Вроде того.”       Он потянул её брюки вниз, немного неловко, вместе с нижним бельём. Анни не двигалась. Похоже, даже дав согласие и сама подтолкнув ему ко всему происходящему, страха в ней было достаточно, чтобы он сковал её в этот самый момент.       Немного отстранившись, Армин выпрямился и тут будто бы её волнение захватило и его с головой. Глаза его метнулись в сторону — избегая вида её оголённого тела, особенно той его части, что только теперь стала доступна его взору. Может его ладонь и успела коснуться её там, проникнуть внутрь горячего влажного лона, изучить его пальцами, пропуская сквозь те нежную кожу, массируя подушечками, самые сокровенные места, но сейчас Армина накрыло стыдом.       Нерешительность — это нормально. Особенно для таких, как они. Ни он, ни Анни не искали любви, не тянулись к ней специально, не раздумывали о том, как оказаться в чьей-то постели.       Нерешительность вперемешку со страстью порождала в нём неловкость. Армин расстегнул ремень на своих брюках, разделался с пуговицами, потянул ткань вниз.       Нерешительность заставляла его руки дрожать, а глаза стремиться избегать вида её откровенно голого тела, но и страсть, тоже уже давно давала знать о себе — наполняя возбуждением его член.       Армин вздрогнул, заслышав скрип пружин. Неожиданно для него Анни присела перед ним — прикрывая рукой голую грудь.       — Армин…       — А…что?       Ему хотелось смотреть на неё, и не хотелось. Было неловко. Неловко от того, что и она теперь могла видеть его раздетым: абсолютно оголённым — руки сами собой потянулись к паху, чтобы прикрыть тот. Ох, если сейчас она скажет, что им стоит остановиться — он поймёт. Да и в любой другой момент тоже.       Но к его удивлению и растерянности, глаза Анни блеснули как-то недобро. Взгляд её был до странного недоверчивым.       — Ты сказал, что знаешь, что делать.       — Э-э-э да…       “Вроде того”.       — Может ты уже делал это раньше?       У Армина словно ком в горле встал, её слова будто бы нашли своё физическое отражение во вдруг настигнувшем его кашле. Армин вернул к ней растерянный взгляд, сфокусировался на белоснежном лице с оранжевыми отсветами лампы на том.       — Нет. Никогда... — медленно покачал он головой.       На секунду её глаза распахнулись чуть шире, но сразу после её лицо стало абсолютно таким же, как раньше — маской непроницаемой холодности. И всё же Армин аккуратно приблизился к ней, слыша под собой скрип старых пружин матраса. Его губы замерли в паре сантиметров от её лица. Он коснулся ладонью её распущенных волос, замечая, как из-под светлых ресниц взгляд её метнулся к этой его ладони.       — Я постараюсь быть аккуратным, — проговорил он успокаивающим полушёпотом.       — Постарайся уж…       — И не знаю как оно будет…       Секунду она помолчала, но затем, чуть отвернувшись, ответила:       — Я слышала что…а..это неважно…       “Слышала что?” — подумал он, скользнув взглядом по её носу и губам.       Но если неважно…значит, неважно. Армин дотронулся до её руки, той самой, что прикрывала грудь, и отвёл вбок. Ему самому не стоило так нервничать — Анни верно сказала: кто-то из них должен быть решительным. И какой из него мужчина, если он захочет взвалить это всё на неё?              Он снова нежно коснулся её губ своими — поцелуем этим желая показать свою любовь и заботу, осторожность и обещание быть аккуратным. Но вместе с тем в его голове проскользнуло и нечто иное. Было и ещё кое-что, что выражало любовь лучше всего другого. Кое-что, очень важное. Слова.       — Анни, я люблю тебя.       Она вздрогнула, её глаза вновь широко распахнулись, но в этот раз лицо не приняло вид безразличного. Мерцания огоньков лампы, луна, проникающая в окно — всё это плясало огоньками в её взгляде, смешивалось с эмоциями, глубокими и отчаянно яркими, хоть голос её и звучал скорее печально, нежели как-то по-иному. Уголков её губ коснулась мягкая улыбка:       — И я люблю тебя.       И пока это наваждение не исчезло: улыбка и светлячки во взгляде, он запечатлел ещё один поцелуй — прямо у приподнятого уголка её губ.       Армин уложил её на постель, нежно поглаживая оголённую девичью кожу. Пробегая ладонями по рукам, по талии, вниз к животу. Глубоко дыша, касаясь её бёдер, подбираясь к тем ближе, останавливаясь на тех ладонями. Кровь с новой силой, с отчаянным приливом, застучала в висках, и сердце его ухало, словно у самого горла. Армин глубоко вздохнул.       Он повёл её бедро вбок, вместе с тем позволяя ей и самой выбирать как ей будет удобнее.       — То есть…если так…будет…нормально….       — Армин…       Точно. Она просила его не трепаться. Не трепаться. Он упёрся ладонью в толщу матраса подле её живота, наклонился вперёд, ощущая, как волосы липли к лицу. На языке так и вертелись слова:       — Я…Анни...я...       — Армин… — простонала она умоляюще.       Не трепаться. Когда он так нервничал, в голову вечно лезли слова, сотни тех...и тут же...вдруг его голова опустела. Он коснулся её тела своим возбуждённым членом, задел лишь немного, то самое горячее лоно, которого касался ещё недавно — и все прочие его мысли тут же улетучились, их словно разогнала яркая, до одури обжигающая вспышка, разделившая сознание на несколько разрозненных частей. Залила светом всё, что было вокруг и даже больше того.       Свободной рукой он тронул внутреннюю сторону её бедра, провёл ладонью по своему набухшему члену, позволяя тому оказаться к ней ближе — ровно там где ему и положено быть. Скользнул головкой по алым сочащимся влагой губам. Сознание его сжалось до маленькой-маленькой точки, чтобы после расшириться до размеров целой вселенной.       Армин толкнулся внутрь резким движением бёдер — и зажмурившись, будто со стороны, услышал собственный протяжный стон. Казалось, мир вокруг потерял любую царящую в нём логику, и он отчаянно попытался вернуть свои разлетевшиеся мысли на место, но, чтобы сделать это, ему было необходимо найти её взгляд. Быть может, сознание его помутилось настолько, что он не был с ней достаточно осторожным — настолько, насколько этого хотел. Армин глазами прильнул к лицу Анни, приблизился к ней вместе с тем, оказываясь глубже внутри. Он увидел, как она прикусила губу, зажмурившись, но её согнутые в коленях ноги только сильнее обхватили его тело. Прижались к тому, сдавливая с обеих сторон.       — Анни…всё...хорошо?        Ему до исступления хотелось двигаться — качнуться бёдрами назад, чтобы после вернуться обратно, на полную длину его возбуждённого члена. Отчаянное желание билось в его голове, словно громкий маятник, отстукивающий ритм.       Она сглотнула прежде чем ответить.       — Да.       — Тогда я…       — Да, — кивнула Анни поспешно.       “Да” — пронеслось эхом в его голове, её слова мечущиеся между его страстным желанием — жизненной необходимостью.       Упираясь ладонями в толщу матраса и не отрывая взгляда от её лица, от прикрытых чуть вздрагивающих в тусклом свете ресниц, он задвигался. Медленно и аккуратно, противореча своим диким потребностям. Его живот напрягся, по телу разливались волны тепла, мурашек, покалывания, онемения и чего-то ещё, чему впервые ему сложно было дать название. Все эти чувства стремились забраться ему в голову, перемешаться там и вновь сотворить хаос. Он пытался себя контролировать — ориентировался на собственные вдохи и выдохи, но даже так, как бы сильно он ни старался, темп его дыхания рвано менялся, а циркулирующая в венах кровь дико стучала в висках, подгоняя.       Армин задвигался быстрее, и его дыхание смешалось с собственными протяжными стонами. Собственными и чужими. Услышав её нежные постанывания, его голову наполнила дурацкая радость — такая же откровенная, как и всё, что сейчас касалось его мыслей. Он ужасно боялся, что то, что он делает: как двигается, как трогает её, как она ощущает его внутри себя, что всё это абсолютно ужасно и неправильно.       — Анни… — проговорил он, почти задыхаясь.       — Ммм…       Он коснулся её губ, не прекращая движений. Армин словно хотел забрать её сладострастное “ммм” себе: украсть его своими губами, проглотить, испить досуха, добраться языком до источника её стонов, и завладеть теми сполна. И все её звуки терялись в его губах, в горячем рту, путались в языке.       И, возможно, целоваться сейчас, с такой страстью и увлечённостью, не было его самой разумной идеей. Вместе с покачиваниями бёдер, вместе с напряжёнными ладонями, упирающимися в постель, такие поцелуи лишали его последних сил. И всё равно, касаться её губ, когда он находился внутри неё, разгорячённый до самого пика, казалось чем-то по настоящему волшебным. Армин спустился ниже к её шее, оставляя на той влажный след, обхватил тонкую кожу губами, выписывая языком круг, второй...третий.       Он двигался в ней, вторя звукам её стонов. Или она вторила ему? Разобраться, понять, расставить всё по местам было так нелегко. Они были единым целым, будто каждый из них вёл в этом откровенном танце другого. Их движения стали настолько синхронными, что не оставляли даже шанса на то, что когда-то они двое могли существовать порознь.       — Анни...Анни...Анни... — шептал он себе под нос, задыхаясь.       Жар раздирал его изнутри. Её нежные вскрики заполнили комнату. Проникли за каждый предмет, звоном стучали в окно, отскакивали от того, и возвращались обратно. Её пальцы цеплялись за его спину оставляя на той следы, они впивались в его руки до боли, которую он игнорировал. Об аккуратности, о той самой, о которой он думал раньше, Армин позабыл, растерял её посреди всего этого безумия. Сложно. Тяжело. Кажется, что вот-вот остановится сердце. Его бёдра двигались быстро, член проскальзывал внутрь её тела, обильно смазанный той влагой, что она источала. А внутри было, узко, жарко и очень приятно. Но его живот стянуло словно сталью, а руки задрожали, кончики пальцев ощутили покалывание от настигнувшего их онемения. Анни задышала глубоко-глубоко не раскрывая плотно сжатых ресниц. Её губы шептали что-то, и только в этих губам, он находил опору, которая помогла ему ухватиться за реальность и не исчезнуть.       — Армин... — невнятно слетало с её губ его имя.       Его имя. Они познакомились тем жарким летом и переплели свои судьбы ложью. Они были друг другу врагами, хоть он и не знал этого...или не верил. Он даже не успел до конца понять, что она была той, кого он должен ненавидеть, как уже влюбился.       И теперь эта холодная девушка, что когда-то назвалась ему чужой фамилией, с тихими стонами шептала его имя, словно мольбу, словно просьбу — обращение к возлюбленному, который был с ней единым целым.       Мышцы его живота напряглись до предела, по рукам и ногам пробежала волна, яркая, сбивающая с ног, переполняющая и проливающаяся через край. Может, он и испытывал похожие чувства, когда ублажал себя сам, но главным в том было "похожие", и даже и близко не "такие же".       Армин тяжело задышал и быстро отпрянул от неё. В глазах потемнело, а кровь зашумела в висках так, что ему показалось, будто в комнате стоял ужасающий гул. В какой-то момент ему подумалось, что он вот-вот потеряет сознание, словно его опять огрели поленом по голове. Но всё, что он ощутил — это чужие тонкие пальцы, пробирающиеся сквозь его волосы, пропускающие между себя его влажную от пота чёлку и останавливающиеся на его голове.       — Анни... — выдохнул он, пытаясь обрести зрение и перебороть чёрные и красные точки, играющие на хрусталиках глаз. Она сидела перед ним в свете оранжевой лампы, хотя в этом положении её скорее освещала луна. Колени Анни поджала к груди, обхватив те руками.       Может, на щеках у неё всё ещё и играл румянец, но взгляд её был задумчивым, почти спокойным. Он совсем не выражал того же, что сейчас испытывал Армин.       — Всё в порядке?       Ресницы девушки дрогнули, и голубые льдинки глаз метнулись к нему, всё так же ловя блики луны.       — Всё в порядке, Армин.       Он не был уверен и не мог точно знать — но он доверял ей. Да и её губ коснулась улыбка, так что он поверил ей на слово.