Разговоры о любви по обе стороны Стены

Анни. Девушка, что искала покой.

      Пока Вилли Тайбер, лукаво улыбаясь, вводил их в курс дела, Анни раздумывала о том, что последний год её жизни в Марлии выдался...неплохим — довольно спокойным, по крайней мере.       Пока остальных из её подразделения отправляли кого куда, Анни продолжала работать здесь: в Либерио. Почему с ней поступили так, а не иначе — ей не сказали, да и не положено кому-то вроде неё такое знать. Анни подозревала, командование держит её поблизости лишь потому, что те обрывочные знания о странном камне для них крайне важны. Возможно, однажды ей придётся рассказать всё вновь. А затем ещё раз, и ещё — сколько потребуется.       В Либеорио Анни назначили учителем подрастающего поколения элдийцев-полукровок. Она обучала их тому, что умела лучше всего — рукопашному бою. Работа была с большим количеством недостатков. Малышня её раздражала: дети не умели слушать, не следовали простым приказам, были шумными и надоедливыми. Кто-то из них даже успел поверить во всё то, что им наобещала Марлия, а у иных в глазах, наоборот, оставалось слишком много надежды на будущее. Ко всему прочему, среди учащихся числилась и сестрица Райнера — такая же глупая и непробиваемая, как он, хоть и довольно способная.       И всё же, как ни крути, а время это выдалось для неё спокойным и размеренным. Покидая утром свой дом, Анни всегда могла надеяться на то, что вечером непременно туда вернётся. Это казалось странным и нереальным, но продолжалось и продолжалось много дней подряд.       Каждый день на пороге дома её встречал хмурый взгляд отца — старик не умел выглядеть заботливым, даже если хотел, даже если бурчал себе под нос: «Ты молодец, Анни. Ты справилась. Ты молодец». Судя по всему, в глубине души этот сварливый мужчина очень сильно не хотел, чтобы она хоть раз ещё покинула Либерио. Вот только и она, и он знали, что их судьба в руках марлийцев, а не в их собственных. И зная это, Анни наслаждалась спокойствием каждого отведённого ей дня, прекрасно понимая, что однажды всё это подойдёт к концу — завтра или через неделю, через месяц или год. Анни ведь не была наивной дурочкой, верно? А даже если в ней что-то такое и было, она предпочитала думать, что всё это осталось на острове Парадиз. Там же где остался юноша с взглядом, скрывающим в себе целое море.       Вилли Тайбер кратко и по делу обозначил им свой план: трое из них будут приставлены к делегации из Хизуру, причём вполне официально — в этом нет и не было ничего необычного, ведь такие «смотрящие» для гостей Марлии просто обязательны. Эту функцию возьмут на себя Райнер, Бертольд и Анни. В их личных делах уже стояла довольно позорная пометка о том, что все трое были рассекречены, и теперь скрытно работать с элдийцами для них стало невозможно.       А вот Пик, Порко и Марсель, как лица, которые не успели засветиться, должны будут выполнять более тонкую работу — взять на себя роль делегатов из других стран. Так можно будет подобраться к хизурийцам поближе.       Когда же иноземный корабль наконец прибыл в порт и трап опустили к берегу, Вилли и другие члены правительства и армии выстроились перед ним, а Анни увидела как то, к чему была готова, так и то, к чему абсолютно готова не было. Первой ей в глаза бросилась Микаса, в которой странным образом переплелись обе версии знакомой Анни хирузийской принцессы — девочка в традиционных одеждах и девушка из госпиталя с очень серьёзным лицом. Если бы у Анни была возможность поговорить, перекинуться парой фраз, она бы хотела спросить Микасу: счастлива ли она сейчас? Или, быть может, играть роль сиделки для того нерадивого элдийского парнишки делало её куда более счастливой?       Возможно, такой вопрос Анни хотела задать в первую очередь самой себе, но не отваживалась.       Взгляд Анни скользнул с процессии клана Азумабито чуть дальше, прочь от темноволосых женщин и мужчин, прочь от их охраны. Глаза её зацепился за край знакомой формы цвета оливы, за лики дочерей элдийской богини-демоницы, вышитые на той.       Она знала их. Каждого из трёх молодых людей, спускающихся вниз по трапу.       — Чёрт… — послышалось ей тихое ругательство, слетевшее с губ Райнера. Всё это время Браун стоял справа от неё. Если бы Анни взглянула на него сейчас, то непременно увидела бы на его лице обеспокоенность, граничащую с легко читаемой нервозностью, но она не смотрела — ей было совсем не до этого.       Анни Леонхарт стало жарко. К щекам прилила кровь, рот слегка приоткрылся от удивления. Сердце застучало под формой быстро-быстро. Может, и глаза заискрились, да только откуда ей знать?       Она и раньше была уверена, что её спокойной жизни придёт конец. Что её отправят куда-то, где заставят использовать все свои умения и навыки — заставят лгать, играть грязно и нечестно, на благо Марлийской Империи. И всё потому, что так можно выжить, потому, что так делают все, а раз все, то и она будет. Для себя и для отца.       Она знала, что её спокойной жизни придёт конец, но и представить не могла, что конец той ознаменует появление человека, с которым она навсегда попрощалась, попрощалась даже не будучи уверенной в том, что он жив.       Она ни на секунду не забывала, что её спокойствие было мимолётным и зыбким, но даже не думала, что оно сменится жаром в щеках, гулким биением сердца и мыслями настолько ей несвойственными, что, хочешь не хочешь, а приходится прийти к мысли, что её околдовали.       Непослушные светлые пряди лезут в глаза лейтенанта. Он поправляет чёлку ладонью, будто приглаживая её ко лбу, но ветер в порту так и наровит растрепать её прочь. Армин Арлерт осматривается. Его взгляд пробегает по месту, где замерла именно она, проскальзывает там бегло, совсем не задерживаясь. Не узнал или…не хочет узнавать? Не хочет привлекать внимание к тому, что знает её?       Анни чуть нахмурилась, всё ещё ощущая, как неуместно пылают огнём её щёки. Они оба посреди значимой встречи двух важных делегаций, выполняют свою работу как солдаты своих стран. Почему он вообще должен на неё смотреть?       И всё же всё идёт кувырком, когда Армин Арлерт рядом с ней: все её планы, всё её мировоззрение. По холодному сердцу идут трещины, её желание просто плыть по течению сменяется глупыми мыслями о иной жизни. Бестолковые мысли лезут ей в голову, и, злясь на саму себя, она на секундочку прикрывает глаза — ей хочется собраться, отогнать от себя всё это неуместное волнение. Но когда Анни снова распахивает свой взгляд, видит, как Бертольд наклонился к ней очень мягко, почти деликатно, с тихим осторожным вопросом:       — Анни, всё в порядке?       — А... да...о чём ты вообще?              Полгода тому назад или даже больше Пик обронила ей в голову мысль, к которой она сама бы никогда не пришла. Анни, возможно, и являлась довольно сообразительной и легко судила о людях вокруг себя, но когда что-то касалось её самой, реальность доходила до неё с большим затруднением.       И вот полгода назад Пик сказала: «Ты же понимаешь, что Хувер к тебе неровно дышит?». Подруга огорошила её этим знанием в день, когда Бертольда, Райнера, Порко и саму Пик отправляли на восток. Марлии там что-то понадобилось: то ли распространение влияния на соседние регионы, то ли рабочая сила, а может, и ресурсы, упрятанные в землю. Лишь Марселя и её оставили в Либерио. Его — для ведения воспитательной пропагандистской работы, а Анни — для вещей более приземлённых: обучения рукопашному бою. Так она умудрилась преподавать даже чистым марлийским воинам-кадетам, а те, к её удивлению, даже не ненавидели её. Но это непременно должно было случиться чуть позже, как только дети поймут разницу между элдийцами и марлийцами.       Но пока детям она нравилась. А судя по словам Пик, не только им, но и Бертольду. И там, с этим высоченным парнем с грустными глазами, всё было куда сложнее: ему она нравилась точно не потому, что отлично ставила удар и смешно и зло прикрикивала на тех, кто плохо справлялся с тренировками. Если Пик была права, то симпатия его была иного рода — романтического толка.       Перед самой отправкой Бертольд подошёл к ней и, чуть взволнованно остановившись рядом, тихим и сбивчивым голосом произнёс:       «Анни, как вернусь, мне надо будет тебе кое-что сказать».       Она прекрасно помнила, как нахмурилась в ответ. Анни ненавидела, когда с ней говорили загадками, но и демонстрировать свой негатив она не стала. Просто пожала плечами и ответила что-то вроде:              "Как хочешь."       Ну а уже после, как всегда усталая и потрёпанная Пик, взвалившая на Порко свою поклажу, обронила ту самую фразу:       "Ты же понимаешь, что Хувер к тебе неровно дышит?"       Может, Пик и была права — этого Анни не знала, но в одном точно была уверена: Анни Леонхарт не давала никому ложных надежд. Сколько она себя помнит, ей было не до поисков романтического партнёра. Её жизнь тяжела и сложна, как тут могло быть до подобных глупостей?       А пшеничного цвета пряди волос и голубые глаза, разговоры в библиотеке, короткие прогулки, мягкое дуновение ветерка в летний день, касания ладоней и нежные поцелуи — этого всего она не планировала и не искала. Оно всё свалилось ей на голову абсолютно случайно. Так что если бы Бертольд вдруг спросил её о чём-то таком раньше, её совесть была бы чиста: она бы прямо ответила, что её это не интересует, всё, чего она ищет — это покой.       Но Бертольд так у неё ничего и не спросил, ни разу за всю её жизнь — ни до Парадиза, ни во время, ни после. Не сдержал он и своего обещания по возвращению с востока. Только теперь смотрел на неё своим растерянным взглядом. Не могло быть так, чтобы он не заметил её взволнованный вид, её алые щёки и бегающие глаза. И всё же её ответ, похоже, его удовлетворил: он хмыкнул и продолжил слушать речь Вилли.       — Счастлив видеть вас в добром здравии, госпожа Киёми. За последние годы слухи до меня доходили самые разные.       Азиатка улыбнулась так, как умели только такие, как она: больше глазами, чем губами.       — Что вы, господин Тайбер, не хороните меня раньше времени. Я ещё собираюсь потоптать эту землю.       И мужчина, и женщина засмеялись, только взгляд Микасы оставался суровым и холодным. Следом за Микасой на землю спустились и элдийцы. Анни явственно услышала, как по собравшимся здесь военным пробежали ропот и шёпотки.       — А это наш конвой? — бессовестно указал прямо на них с Райнером и Бертольдом, Кирштейн. Молодой старший лейтенант говорил вроде бы даже легко и весело, но в его плечах ощущалось серьёзное напряжение.       Вилли тут же кивнул им троим, давая распоряжение подойти ближе. Анни знала, что так и будет, и знала, что последует за этим. Инструкции у неё были. Вот только при получении приказов она и подумать не могла, что тут будет он. И возможности исчезнуть сейчас отсюда у неё нет, возможности сбежать и испариться — не было. А даже если бы ей хотелось другого — обычного разговора, возможности сказать что-то друг другу у них тоже нет. Да и что она ему скажет? Нет. Важнее, что он скажет ей.       Они не знакомы, она не знает, кто он такой, не знает и его друзей. Другое дело — Микаса. Сейчас и Райнер с Бертольдом с удивлением обнаружат, кто залечивал чужие раны в штабном госпитале.       Тайбер, не снимая с лица улыбки, размашисто указал на них троих:       — Не конвой, а наши лучшие воины, которые обеспечат вашу безопасность.       К удивлению Анни, ответила Тайберу никто иная как Микаса.       — Смею надеяться, проблем не предвидится. Элдия — союзник Хизуру, нравится вам это или нет. Эти люди — часть нашей делегации. Если с ними что-то случится, сделки не будет.       — Ну что же вы, госпожа Азумабито, вы оказали нам колоссальное доверие своим личным присутствием. Мы и не думаем, что ваше элдийское сопровождение готово будет подорвать это доверие ради своих личных целей, верно?       Микаса в ответ мерила взглядом Тайбера, а затем взглянула прямо на Анни.       — Мы не отказываемся от сопровождения. Но и мои люди не будут спускать с вас глаз.       — Это более чем честно. Прошу, Анни Леонхарт, ваша “помощница”, если так будет приятнее думать. А это Райнер Браун и Бертольд Хувер, думаю, они составят отличную компанию нашим элдийским друзьям.

      Армин. Юноша, который не любил число ноль.

      “Конвой” было крайне верным словом. Самым правильным из всех, что можно было придумать. Как только они ступили на чужую землю, все они оказались в ловушке, посреди спешно смыкающихся клещей марлийского войска. Именно об этом раздумывал Армин, пока стоял посреди гостиной дома, выделенного специально для членов делегации Хизуру.       Армин застыл на месте, прикусив ноготь и думая о том, как они могут действовать в столь стеснённых обстоятельствах. Им необходимо было вернуть принцессу Хисторию. И нет, она была нужна не королю — её требовал Эрвин Смит. Как ему удалось уговорить Марко участвовать в этом деле, Армин не знал.       Судя по данным, переданным на Парадиз, принцесса находилась где-то здесь, в городских застенках. Тот, кто передал им эти данные, назвался “Филином”, и, честно говоря, даже майор Зое не была уверена, кто такой этот “Филин”. Несмотря на это, Филину доверяли. На информации от Филина и был основан весь этот план.       Вот только думать о планах и следующих шагах Армину было очень непросто. Мысли его то и дело сбивались, спотыкались, терялись, яркой вспышкой в них вклинивалась Анни Леонхарт. Её холодный отстранённый взгляд, чёлка, косо лежащая на лбу, движения тонких пальцев, стремительно убирающих волосы за ухо, её голос…голос…Он с трудом мог вспомнить её голос. Когда он видел её в порту, она не говорила, да и по нему самому глазами скользнула лишь раз, а после всё её внимание было приковано к одной только Микасе.       — Ты в порядке, Армин? Всё хорошо?       Стоило ему подумать о подруге, как тут и она. Появилась словно из ниоткуда, теперь стояла с ним рядом в пустой гостиной. Похоже, остальные разошлись обустраиваться в комнатах, а она здесь, только ради него.       — А? Что? Что ты имеешь в виду?       За год того переворота в Хизуру, что они провели вместе, Микаса Аккерман, хоть и вовсе и не Аккерман, дала ему разрешение говорить с ней на «ты». Они двое много говорили в тот год, и почти всё время про Эрена. Оказалось, очень приятно говорить про Эрена, особенно когда того нет рядом.       — Я про Анни.       — Ну да. Анни. Неожиданно, правда?       — Вполне ожидаемо, — спокойным тоном отозвалась Микаса, присаживаясь на диван.       Армин немного насупился, но всё же присел рядом с ней, сложив ладони одна к одной.       — Ты не права, вероятность подобной встречи была крайне невысока. Если прикинуть математически и посчитать...       — Армин...математика здесь не важна. Это было ожидаемо, потому что такова жизнь.       — Такова жизнь? Что ты имеешь в виду?       — Жизнь довольно жестока, Армин. Но она и прекрасна. Тебе решать, что для тебя это встреча.       Каждый раз, когда Микаса говорила нечто подобное, у Армина появлялось стойкое ощущение, что она говорит больше про себя, чем про кого-либо другого. Она взяла на себя бремя управления целой страной, чтобы сделать мир лучше, пожертвовала личной свободой ради счастья многих других, тех кого даже не знает. И Эреном...Эреном она тоже пожертвовала ради других.       — Не переживай за меня. У нас всё не так, как у вас. Это всё было…Мы ведь молоды, а когда ты молод, всем свойственно увлекаться, а если такое случается впервые, сложно вообще разобраться, что к чему, правда? Знаешь, в некоторых книгах пишут, что это всё гормоны или как-то так. Скорее всего, мне просто было одиноко, вот я и искал родственную душу.       — Армин, — Микаса взглянула на него по-матерински сурово, при этом голос её звучал возмущённо-угрожающе, — хочешь сказать, что ты приставал к девушке просто чтобы позабавиться? Я уверена, тебя таким не воспитывали...       — А... — её резкие слова его искренне ошарашили, — нет, конечно, я бы никогда... никогда не хотел... просто позабавиться...       — А звучало именно так...       — Нет... просто... — убедить себя во всех тех словах было куда проще, чем убедить в них Микасу, — неважно. Давай просто больше никогда не будем об этом говорить?       — И с ней тоже? С ней тоже не будешь говорить?       — Нам лучше держаться друг от друга подальше...да и разговаривать не о чем. Ничего ведь такого между нами не было, слишком...серьёзного...а разговоры...разговоры только всё усложняют.       — И это говорит мне человек, который постоянно пытается решить все проблемы разговорами.       Армин усмехнулся, коснувшись ладонью своей шеи — лучше перевести всё в шутку. Намного лучше.       — Есть такое, — с улыбкой согласился он.       В ответ на его эту усмешку Микаса только нахмурилась, но настаивать на продолжении этого разговора не стала — лучшее качество Микасы было в том, что, в отличие от Жана, в душу она никогда не лезла. Но даже если бы и полезла, Армин говорил правду, по крайней мере он думал так в тот самый момент.       Всем вокруг было абсолютно очевидно, что Вилли Тайбер над ними издевался. Он лучился радушием и дружелюбием, ведя себя как самый доброжелательный хозяин на свете. Однако перед элдийцами это могло быть только бравадой и ничем более. А ведь, по слухам, этот человек и сам был элдийцем: наследником одного из древних элдийских родов. Вот только выглядел он как карикатурный марлиец из учебника, в котором рассказывали, насколько эта нация ужасна: светлые волосы, голубые глаза, вздёрнутый нос. Ах да, Армин ведь и сам походил на карикатурного марлийца.       Этим вечером Вилли пригласил на ужин делегацию из Хизуру, и этот ужин представлял собой нечто, с чем Армин никогда прежде не сталкивался. Многообразие блюд, нарядов и людей со всех концов мира — в любой другой ситуации такое разнообразие могло бы его увлечь, но не сейчас. Во-первых, многие в этом зале сверлили взглядами трёх элдийских лейтенантов, стоящих у стены. Во-вторых, рядом с ними находились Райнер и Бертольд.       Армин выглядывал в толпе Микасу — всё же она была самой важной из всех них. Мало ли что задумали марлийцы? Правда, следить за Микасой с таким же энтузиазмом, как это делал Эрен, у него не получалось. Друг словно состоял из одного сплошного внимания, направленного на будущую правительницу Хизуру.       — Эрен, вижу, ты теперь можешь ходить, вот же дела, — обронил Райнер, казалось бы, даже с оттенком дружелюбия.       Но Йегер и не удосужился обратить свой взгляд к говорящему, он продолжал следить за Микасой.       — А тебе можно говорить с нами, Роберт? Ой, прости, какое там твоё настоящее имя, Райна? — решил ответить за Эрена Жан.       — Райнер, — с небольшой, но слышимой агрессией поправил Кирштейна Хувер.       Армин же, в отличие от друзей, успел запомнить настоящие имена этих двоих. И то, что на этот раз они были настоящими, он знал точно — Анни их так называла. Он помнил.       — Райнеееер, — протянул Жан, словно издеваясь.       Казалось, каждый здесь не желал пересекаться взглядами с другими, но Армин всё же осторожно посмотрел на Райнера: в ответ на слова Жана парень принял вид, хоть и несколько недовольный, но скорее какой-то несчастный, нежели озлобленный.       — Жан, мы гордые воины своей родной страны. Мы не рабы.       — Правда? — к всеобщему удивлению всё же проговорил Эрен, при этом недобро усмехнувшись, — Хочешь сказать, вы здесь… свободны?       — У нас есть наш долг… — пробормотал Райнер в ответ.       Похоже, разговор между бывшими сослуживцами не мог сложиться просто потому, что не мог. Армин прикрыл глаза, глубоко вдохнул — лишь бы не дошло до конфликта.       "Бздынь!" — раздался звук, с каким разбивалось стекло и гремели металлические подносы. Эрен молниеносно выпрямился на месте и, не медля ни секунды, рванул в сторону Микасы. Если Армину хватило роста, чтобы понять всё правильно, то рядом с ней что-то и произошло, он немедленно ринулся за другом. Неужели всё же...провокация со стороны Марлии? Глупо, очень глупо для Вилли Тайбера так поступать, даже если главными глупцами окажутся не он, а именно они.       Но, к их общему облегчению, с Микасой всё было в полном порядке. Разве что её фиолетовое платье, выполненное в традиционном хизурийском стиле, было навсегда испорчено — на нём красовалось мокрое пятно шампанского. С пола поспешно поднимался юноша, совсем мальчик, облачённый в одежду официанта. Парнишка быстро натягивал на нос свои очки. Взгляд у него был такой, словно прямо сейчас его тут и убьют. Страх его оказался оправдан:       — Элдийское отродье, как ты смеешь пачкать дорогие одежды нашей уважаемой гостьи! — заверещал мужчина, вмиг подскочивший и схвативший паренька за запястье.       — Но…но…подбирай выражения, — вмешался вдруг Жан. Похоже, “элдийское отродье” он принял вполне себе персонально.       Мужчина же, заслышав такие дерзкие слова, перевёл свой разъярённый взгляд на них троих, споткнулся глазами о лики дочерей богини Имир, вышитые на оливковой форме солдат Элдии. Вены на лбу мужчины набухли и запульсировали. Вероятно, ему впервые перечил элдиец.       — Да как ты смеешь…       — Смеет что? — с прекрасно считываемой в голосе злобой встрял в разговор Эрен. Голос его так и резонировал желанием нарваться и повздорить. Похоже, всё это место было ему поперёк горла.       — Эрен…Жан…— Армин слышал свой голос словно со стороны и понимал, что звучит он и близко не так убедительно, как необходимо для остановки назревающего конфликта.       — Отпустите ребёнка, — в отличие от жалких попыток Армина, этот голос звучал куда более уверенно. Чёрт, он и забыл, что Микаса тут главная.       Явно недовольный тем, что ему приходится это сделать, мужчина всё же отпустил элдийского юношу, к которому тут же обратилась Микаса.       — Покажи мне, где здесь можно переодеться.       Но вот только паренёк, будто бы всё ещё парализованный страхом, не двигается, а Армин…вдруг услышал голос. Услышал её голос. Выходит, он не забыл его, он помнил, он вспомнил его мгновенно, его звучание и много-много слов, что она ему когда-то говорила.       — Удо, делай, что тебе говорят.       Прохладный, немного будто бы уставший, немного будто бы недовольный — её голос. Армин не в силах сопротивляться собственному желанию, быстро обронил на неё короткий взгляд. Слава прародительнице Имир, Анни Леонхарт на него не смотрела, всё её внимание посвящено мальчонке. Он никогда не видел её говорящей с детьми — странная картина. Вот и такая она может быть?              Он замер перед комнатой, в которой скрылись Микаса, несколько женщин из Хизуру, Эрен и Анни. Если с дамами из Хизуру и сопровождающей от Марлии всё было ясно, то что там забыл Эрен, могло быть вопросом. Но и на него был и ответ. Принцессе необходимо было сменить одежду, и Эрен ни в какую не собирался дать ей это сделать без его личного присмотра, как бы ужасно это ни звучало. Эрен был уверен, что Удо обронил тот поднос не просто так — он уверил себя в том, что нечто плохое замышлялось прямо сейчас, и он и на шаг не собирался отходить от Микасы.       Армин же, чья работа косвенно состояла в том, чтобы замечать подозрительное и анализировать это, ничего такого в этом происшествии не заметил. Впрочем, иногда он ошибался, особенно если рядом была она.       Вот белоснежная дверь с золочёной ручкой отворилась, и он уже ожидал увидеть Эрена, которого, наконец, выгнали из запретной дамской обители. Но глаза его встретились с чужим взглядом, холодным, как сама зима. Девушка отвернулась, чтобы запереть за собой комнату, а Армин отчего-то ловил каждое её движение: замечал, как двигаются её лопатки, как колышется ткань белоснежного плаща на спине. Он замечает и алую повязку на её руке — слышал, такие выдавали особо отличившимся марлийским элдийцам. Она особо отличилась там, на Парадизе? Поэтому до сих пор жива? Анни снова обращает к нему свой взор и говорит одно только короткое:       — Поговорим?       Осенняя ночь полна прохлады. Во дворе большого особняка пусто, и ветер колышет края плаща — и его зелёного, и её почти белого. Он всё ещё пребывал в уверенности, что им лучше не разговаривать, не о чём, да и не нужно. Но она хотела поговорить, и он не стал ей отказывать.       — Так о чём…ты хотела поговорить? — осторожно спрашивает он, поглядывая куда-то мимо девушки: на забор, на фонтан, на выстриженные в форме больших раковин кусты.       — Как ты провёл этот год?       “Просто, как я провёл этот год? И всего-то?” Армин даже косится на неё с лёгким удивлением, но она тоже, как и он, изучала кусты-ракушки.       — Ну…я много работал. В основном...далеко от Парадиза. Вот и сейчас...видишь...       — Переворот в Хизуру, ваших рук дело?       — Эээ…да...       — Наверное, тебе было сложновато было таким заниматься.       — Почему это?       — Это ведь…довольно грязная работа.       Армин вздохнул — это и правда была грязная работа, и заниматься ею было по-настоящему сложно. Много людей погибло — и хороших, и плохих, и те, и другие — по их вине. Такова была плата за власть, за будущее, за свободу. По крайней мере, в этом его пытались убедить.       Если вслушаться в тишину, можно услышать музыку из главного зала. Возможно, ему нельзя находиться здесь, не потому что запрещено, а просто ему необходимо быть рядом с остальными, быть внимательным, следить за тем, чтобы Марлия не сделала ничего лишнего. Он снова косится на Анни, она — марлийка. Может, тянет время для своих господ? Странно, но девушка рядом с ним словно ощущает его подозрительный взгляд и оборачивается. А там, на её лице, он видит лишь плохо скрываемое волнение. И хоть из источников света здесь только луна, легко заметить, как пылает её лицо.       — А ты…ты как провела этот...год…— сдавленно проговорил он. Вообще-то не собирался, просто вид её взволнованного лица закрался и в его сердце, заставив открыть рот для продолжения бессмысленной беседы.       — Ну…довольно спокойно.       — Вот как...это хорошо. Надеюсь…так и продолжится.       — Это невозможно.       Точно. Вряд ли такое возможно. Она ведь шпионка. Чтобы там Райнер ни говорил про свободу, никто из них не был свободен — ни тут, ни за Стеной. Ни он, ни она. Свободы для них не было, они были прикованы к своим обязательствам, к своему долгу, к своей жизни, к друзьям и главное — семьям.       — Ну…мне надо возвращаться… — несмело проговорил Армин.       Анни не ответила, то ли не хотела с ним больше говорить, то ли ещё по какой причине. Он тоже немного помолчал, но так и, не услышав от неё и слова, всё же сделал пару шагов по направлении к дверям, что вели внутрь дома. Хоть бы Эрен не успел наворотить дел...       — То есть это всё, что ты можешь мне сказать?       — А?       Армин резко обернулся к ней, так и не коснувшись дверной ручки. Она недовольна. Стоит, пристально смотря на него, сложив руки на руку. Недовольна, но на щеках всё так же горит румянец, жаркий и горячий, будто бы вопрос, который она не может задать прямо. Это было бы даже забавно, если бы не было так печально. Но что ещё важнее — похоже, она его не забыла. Может, и пыталась, но ничего-ничего не забыла. Он много думал, осталось ли то лето в её сердце, и вот, похоже, ответ был перед ним.       — Я представляла себе, что у тебя будет больше слов. У тебя ведь их всегда было много, на все случаи жизни.       Он в шаге от того, чтобы открыть рот и сказать ей всё как есть: про глупое летнее увлечение. Про то, что они оба молоды. И ещё что-то про гормоны из библиотечных книг. Рассказать, что им обоим было одиноко, и они оба были так похожи посреди этого своего одиночества.       — Анни…       Все эти слова ему в голову вложил Марко. И он так легко в них поверил, только потому, что если математически высчитывать вероятность их встречи, эта вероятность оказывалась близкой к страшной цифре ноль. Ноль пугал его. А ещё это было больно. Вероятность их встречи равнялась нулю, вот почему лучше было поверить в молодость, гормоны, лето и увлечения, которым свойственно заканчиваться.       Он хотел поверить словам Марко — хотел забыть, и ещё, чтобы было больше не больно. Он вообще, похоже, склонен был обманываться. Но больше так продолжаться не могло.       Армин был рад её видеть. Сердце стучало под рёбрами быстро-быстро, взволнованно, и грудь наполнялась чем-то волнительным, но не страхом, не напряжением, а чем-то приятным и даже немного неловким, таким, что могло возникать только рядом с особенным человеком. Он был так далеко от дома, посреди врагов, людей, готовых убить его прямо сейчас, в любую секунду, как только у них будет такая возможность, и от этого, как же удивительно было осознавать то, что тут, посреди всего этого, нашлась и она, словно он прошёл много-много миль ради того, чтобы в непроглядной тьме отыскать свет.       Он сделал несколько шагов в её направлении и увидел, как Анни немного напряглась, словно не напрячься, когда к ней двигаются так быстро и резко, было вне её природы.       — Я не думаю, что слова сейчас как-то помогут. Любые, — тихо произнёс он и тут же, не медля ни секунды, поцеловал, взяв в ладони её лицо.       Её щёки были холодны на осеннем ветру, а нос, сталкиваясь с его, казался настоящей льдинкой. Но её дыхание было горячим, обжигающим, а губы — мягкими и тёплыми. И даже жар её гулко стучащего сердца, запрятанного глубоко под рёбрами, словно источал самое настоящее тепло. Он ощущал ладонь Анни на своей спине, но не мог убрать рук с её лица, чтобы обнять в ответ, обхватив за талию. Ему казалось, будто она исчезнет, если он это сделает. Конечно, это была всего лишь иллюзия; её долгий ответный поцелуй говорил сам за себя — никуда она не исчезнет. Очевидно, что это нужно было не только ему, а, возможно, ей, даже больше, чем ему самому. Ведь это именно её "Поговорим?" привело их сюда.       Если бы она не попросила его об этом, чем бы всё закончилось? Ничем? А может им обоим было бы только лучше? Вряд ли теперь это можно будет узнать.       Они целовались, пока его ладони не начали замерзать от осеннего холода. Они целовались, пока ветер не стал ещё резче и пока хватало дыхания. И даже когда поцелуй закончился, оборвался вместе с тяжёлым дыханием, сорвавшимся с губ, она не отпустила его, не отошла и не отпрянула. Её глаза искали что-то в его взгляде, а ладонь, соскользнувшая со спины, переместилась на его лицо, мягко коснулась щеки, уха, коротких волос у лба.       — Я раздумывала о том, что ты умер, — внезапно, с бесконечной серьёзностью, с какой умела только она, произнесла Анни.       — Умер? — переспросил он, удивлённый её такими словами.       С чего бы ему умирать?       — Райнер сильно ударил тебя по голове.       — Райнер? — возможно, сейчас в его голосе прозвучало больше удивления, чем Райнер того вообще заслуживал.       — Райнер, — тихо подтвердила она, не переставая смотреть ему в глаза.