Уголок Грейнджер

      — Я собираюсь переспать с Драко.       Нора содрогнулась от громкого звука бьющегося стекла. Гермиона, до того помешивающая кипящую в сахаре клубнику, обернулась через плечо и тут же бросила поварешку прямо в кастрюле. Она подлетела к ошарашенной Джинни и присела на корточки, оглядывая ее босые ноги. Осколки, бывшие тарелками, обогнули Уизли подобно ореолу.       — Мерлин, ты в порядке? — Грейнджер подхватила руки подруги и быстро осмотрела их на наличие ранок. Джин не шелохнулась. Она стояла по стойке смирно, глядя на Гермиону широко распахнутыми глазами, в которых отражалась дикая смесь из удивления, восторга и очевидного сомнения.       Грейнджер выхватила палочку из заднего кармана джинсов и выверенным движением прибрала осколки. Ведьма поднялась с корточек и, отряхивая невидимую пыль с одежды, с улыбкой встретила взгляд напротив.       — Мне послышалось? — Джинни приподняла брови. Гермиона лишь покачала головой. Ее улыбка становилась все шире по мере того, как тишина затягивалась. — Ты… повтори.       Грейнджер огляделась по сторонам. Где-то там, в гостиной, хлопотала Молли. Артур, Джордж и Перси разбирались с пробитой крышей теплицы на заднем дворе — их можно было увидеть сквозь приоткрытое окно, откуда доносились низкие голоса да порывы ветра, загонявшие на кухню редкие снежинки. Гермиона сделала шаг ближе к Джинни и заговорщицким тоном прошептала:       — Я собираюсь переспать с Драко Малфоем.       — Гонишь! — Джинни шлепнула ее по предплечью, выбивая из Грейнджер смех. — Нет, серьезно?! Правда-правда?       — Правда-правда.       Гермиона, все еще посмеиваясь, вернулась к кипящему варенью. Она подхватила поварешку и тут же снова опустила ее в варево, приняв позу подобную цапле — уперевшись левой стопой в правое колено. Джинни примостилась рядом, прислонившись бедрами к столешнице. Отсутствие диалога между двумя замещалось болтанием кухни: зачарованные веники мели пол, грязная посуда терпеливо ждала прикосновений намыленной щетки, а ножи строгали овощи к салату.       Нора всегда была шумной. Здесь раздавались звонкие голоса обитателей, гомон веселья, хлопки, крик Молли, скрип ставен — здесь царила жизнь. Сегодня, перешагнув порог дома, Гермиона с удивлением обнаружила, что не испытывает никакой тревоги. Словно ее спутница, что крепко держала за руку в последний раз, когда ведьма оказалась здесь, заплутала в соснах и наконец потерялась. Грейнджер успела с любовью обнять всех членов семейства Уизли и поболтать с каждым, прежде чем их с Джинни отправили на кухню готовить клубничное варенье для пирога — того самого знаменитого пирога Молли Уизли, который даже попал в ее список предсмертных желаний. Попробовать его значило то же, что прикоснуться к облакам: нежный бисквит с шоколадной крошкой в сочетании с ягодной начинкой… Годрик, Гермиона бы не простила себе, если бы умерла, так и не вкусив этой лучшей на свете выпечки напоследок.       В целом, за этим они с Джин и приехали. Вчерашним вечером сразу после свидания Гермиона утащила подругу за руку в лазарет. Они переоделись в пижамы, жалобно выпросили у Маркуса вкусного чая и соленых орешков и провели полночи болтая. Грейнджер рассказывала про встречу с любимым автором, мастерски избегая темы Драко из-за переизбытка чувств, а после показала свой список. Они вместе с Джинни вычеркнули очередное исполненное желание красивыми красными чернилами, и теперь в списке из девяти пунктов оставались встреча с родителями, сдача выпускных экзаменов на высший балл и чаепитие с фирменным клубничным пирогом миссис Уизли. Джин, увидев последний пункт, тут же написала матери короткую записку и убежала в совятню, наплевав на позднее время. И с самого утра, едва часы показали восемь тридцать, девочки поспешили на переговоры с профессором МакГонагалл, после чего вскоре отправились в Нору через директорский камин.       — Молчунья, — с наигранной укоризной произнесла Гермиона, нарушая тишину и хитро поглядывая на зависшую Джинни. Та встрепенулась.       — Я не молчунья. Я просто… рада. Рада, что ты влюблена. Но ведь… А как ты?..       Но тут она прервалась на полуслове и повела плечами в видимом дискомфорте.       — Неважно.       Грейнджер заметила, как дрогнул голос подруги. Она отложила поварешку, накрыв кастрюлю крышкой, и повернулась к Уизли лицом. Гермиона приподняла брови в ожидании ответа на безмолвный вопрос «что происходит?». И Джин, вздохнув, сдалась.       — Поверить не могу, что время так быстро летит. — Джин уставилась в запотевшее окно. — Еще недавно мы были подростками и клялись на мизинцах, что расскажем друг другу, когда соберемся с кем-то впервые переспать. Гадали на суженых. Таскали мамины книги, где описывался…       — Мерлин, — Гермиона зажмурилась. — Я хочу забыть тот день, умоляю. Это была не книга, а какая-то… порноэнциклопедия.       Джинни рассмеялась. Девочки смотрели друг на друга долгие секунды, прежде чем Уизли снова поникла.       — Мы так быстро растем. Иногда мне хочется поставить время на паузу, чтобы просто… передохнуть от этой скорости. Меня пугает, что взросление неизбежно.       — Взросление пугает тех, у кого впереди вся жизнь, — Грейнджер тепло улыбнулась. Она скрепила их ладони в замок, покачивая руками. Взгляд скользнул по предплечью Джин: на светлой коже красовались зажившие рубцы. — Я думаю, быть взрослым — это чудесно.       — Быть ребенком чудесно. — Джинни провела пальцем по углублению ложки и слизала сладкие подтеки. — Весь мир для тебя. Родители ласковые, все внимание, которое захочешь, твое. А взрослые становятся невидимыми. Им приходится сначала выслужиться, чтобы получить все то, что ребенку дают просто так, за милую улыбку или смешное действие.       — Ты преувеличиваешь, — Гермиона хмуро покачала головой. — Вернее… Я понимаю, о чем ты говоришь. Правда, понимаю. Но, во-первых, не каждый ребенок получает все эти вещи. Во-вторых, и им приходится для этого что-то делать: та же милая улыбка — это тоже своего рода обмен. А взрослая жизнь нас уравнивает. Ну, и поднимает ставки, конечно. Хотя, — она фыркнула, — даже сейчас в обмен на улыбку можно получить неплохие бонусы. Смотря как и кому улыбаться. С чего вообще такие мысли? Из-за того, что я девственности лишиться решила?       Джинни захихикала. Она оправила бордовый свитер и повернулась лицом к окну, глядя на рыжие фигуры в саду. На бледном лице отразилось спокойствие, и лишь светлые глаза выдавали глубокую задумчивость. На кухне вновь повисла тишина.       — Джордж. Услышала, как они рассуждали с папой о бизнесе. Никогда не видела эту его сторону, такую… серьезную. Мне кажется, он хочет продать магазин.       Грейнджер, тяжело вздохнув, осторожно стиснула ладонь подруги. Они молча смотрели, как Артур что-то втолковывает сыну, пока тот устремляет взгляд в сторону их с Фредом комнаты.       Он изменился. Да что там, все они изменились практически до неузнаваемости. Их первый разговор с Гермионой спустя столько времени вышел и вовсе карикатурным донельзя: Джордж поприветствовал ее с широкой улыбкой, но Грейнджер могла поклясться всеми Безликими, что та была вынужденной и до треска натянутой. Джинни говорила, что Джорджи нечасто приезжал домой. Если быть точнее, то старался не приезжать вообще. Его квартирка находилась совсем рядом с магазином: Молли с гордостью рассказывала, как у него там чисто — будто место совсем новое! Судя по синякам, что обосновались под его потухшими глазами, место и правда было новым. Новым, потому что нежилым и не тронутым рукой, которой есть дело до окружения.       Грейнджер как никто иной знала, каково это — терять. Но ей даже в мыслях было сложно представить, насколько это… невыносимо — вот так просто лишиться физической части себя. Пару часов назад Джордж зашел на кухню за яблоком. По выученной привычке взял два. И стоило ему заметить это, как парень смутился, промямлил себе что-то под нос — лицо его побелело, как меловая бумага. Гермиона замешкалась. Они стояли друг напротив друга, совершенно одни в помещении, обычно полном людей. Джордж перевел на нее смущенный взгляд, и Грейнджер, не найдя варианта лучше, тоже подхватила два яблока и откусила от каждого поочередно.       — Я тоже всегда так делаю. Которое окажется вкуснее, то и съем первым.       Уизли смотрел на нее еще несколько секунд, после чего покатился со смеху. Он повертел фрукты в ладонях и впился сначала в кожуру первого, а затем — второго.       — И правда. Отличное решение.       Она знала, что почти вся семья Уизли собралась сегодня в честь ее приезда. И прекрасно понимала, что все, начиная с Артура и заканчивая Джинни, знают: это вполне может быть их последняя встреча. Наверное, поэтому каждый понемногу привлекал внимание Гермионы. За пять с половиной часов, проведенных здесь, ведьма успела посмотреть новую коллекцию ниток Молли, послушать новые рассказы о чудесах магловской техники, обсудить рабочие дела Перси, взявшего отгул в Министерстве, и получить потрепывания по голове от Джорджа. Обыкновенно Грейнджер быстро уставала от здешней суеты. Сегодня же ее переполняло ощущение, будто она никак не может насытиться этим местом в достаточной степени. Так, чтобы хватило на следующую жизнь.       — Он не продаст магазин, — Гермиона улыбнулась, когда Джордж заметил наблюдающих за ним девчонок.       — Думаешь?..       Надежда в голосе Джинни резанула по сердцу. Грейнджер гулко сглотнула.       — Фред бы ему этого не простил.       — Я бы тоже не простила, — прошептала Джин. Она неискренне улыбнулась. — В конце концов, кто будет оплачивать мои пособия и экипировку для квиддича?       — У тебя будет богатый муж, — Гермиона толкнула ее локтем.       — Это у тебя будет богатый муж, — Джинни смешливо фыркнула. — Хотя… это еще зависит от того, знаешь ли ты, как пользоваться чарами Эпиляции.       Грейнджер откинула голову, и из ее горла вырвался протяжный стон. Они переглянулись еще раз — и обе расхохотались в голос.       Последующие часы проходили под верховным командованием старшей Уизли. Молли, вооружившись мукой, принялась сотворять настоящее чудо. Гермиона так и застыла, наблюдая за четкими, уверенными движениями: испачканные в продуктах руки быстро разбивали яйца об краешек глубокой миски, молоко лилось тонкой струйкой ровно в центр. То была не просто кулинария — настоящая магия, только вместо искорок сыпались песчинки муки. Сознание как назло зациклилось на картинках свежего, пыщущего жаром пирога, и живот урчал до того громко, что Гермиона смущенно обхватила себя руками. На самом кончике языка завертелся волшебный вкус, выделилась слюна, и Грейнджер пришлось усилием воли отлепить себя от столешницы и примкнуть к Джинни, лишь бы сохранить остатки здравомыслия. Девочки бегали от одного конца стола к другому, то расставляя тарелки, то контролируя готовящиеся блюда. Вот только взгляд как худший предатель так и соскакивал в сторону духовки.       Кухня наполнялась ароматами тмина и румяной корочки на печеной курице. А ближе к вечеру в Нору неожиданно прибыли Билл и Флер и долго обнимали Гермиону, которая уже не рассчитывала их увидеть. К семи часам, когда небо стало непроглядным, вся семья уселась за стол. Беседы лились, как вино на пиршествах — Гермиона едва успевала вставить слово. Темы скакали от одной к другой, и времени оставалось лишь на широкие улыбки и резвый хохот. Молли все вспоминала, заливаясь смехом и обмахивая покрасневшие щеки, как когда-то отправила ей на праздники крохотное пасхальное яйцо, на что Джинни лишь недоуменно качала головой. Звучали извинения — сотые по счету. Звучали саркастичные ремарки Джорджа и Флер, высокопарные возгласы Перси и гулкий смех Билла.       Вскоре Грейнджер приспособилась к темпу Уизли и тоже принялась болтать наперебой. Они обсуждали все подряд: и последние новости от Рона, и подготовку к экзаменам, дела Джорджа в магазине, здоровье Билла и карьерные планы Флер, успехи Артура и Перси, выученный Молли новый рецепт. Комната ощущалась ярче и теплее, и места казалось меньше, потому что все пространство заполняли разговоры. Гермиона высоко поднимала брови и шутливо подкалывала младших Уизли, не стесняясь морщить нос на ответные реплики. Но кульминацией вечера стал первый кусочек долгожданного пирога. Нежный, он не просто таял во рту — он обволакивал язык, и клубничный джем скатывался по горлу лучшим лекарством от всякой хвори.       Это был день, когда все было хорошо. Она сидела в компании близких сердцу людей и чувствовала окутывающее спокойствие. После всех сумасшедших дней, что выпали на долю ведьмы, сегодняшний был отрадой. Передышкой — той самой паузой, о которой говорила Джинни.       К девяти часам разговоры перетекли в фоновый шум. Грейнджер, прижимаясь спиной к самому удобному в Норе креслу, с искренней улыбкой потягивала тыквенный сок, и взгляд ее медленно скользил от одного лица к другому. Ей хотелось помолчать. Сделать мысленную колдографию этого момента, когда все Уизли как один смеются. Как Джордж, до того хранивший ледяную отстраненность, вдруг подался вперед, сгибаясь от смеха. Как Джинни захохотала так, что сок пошел носом, и, пока Артур утирал слезы, Молли в ужасе подставила ладони, лишь бы капли не запачкали новую скатерть. В памяти всплывали дни, проведенные с родителями. Первый визит на Косую Аллею, летние каникулы во Франции и те самые выращенные в их дворе белые пионы.       Ее первым, самым горячим желанием было снова увидеть семью, хотя бы еще один раз. Гермиона уже давно знала, что оно не сбудется. Времени критически не хватало, да и сил на организацию встречи у нее не осталось. Она попросту не знала, как объяснить людям, считающим ее чужой, их родство только для того, чтобы потом огорошить новостью о скорой смерти. А рвать себе сердце простым наблюдением со стороны уж тем более не хотелось. Натерпелась и так. Хватит с нее надрывов на душе — дни, подходящие к концу, следует прожить в умиротворении и счастье. Поэтому, наверное, Грейнджер так не хотела покидать Нору. Это место — все равно что панцирь, защищающий уязвимые покровы. Эти люди — что неожиданно хлынувший дождь, спасающий засыхающий бутон.       Странное это понятие — семья. Люди, с которыми нет кровной связи, вдруг становятся самыми близкими. Взгляд сам по себе набрел на колдографию, запечатлевшую Рона в их с Гарри окружении. Сердце сжалось от тоски, ускоряясь в темпе. Если бы они только могли быть сейчас рядом… Гермиона вдруг поймала себя на мысли, что отдала бы все до последнего кната, лишь бы еще раз потрепать им шевелюры. Наверняка волосы у них отросли… Бродят, верно, где-то по Норвегии с копнами неприбранных прядей и еще комплименты друг другу отвешивают, как на четвертом курсе. Грейнджер по-доброму усмехнулась.       — Как мальчишки приедут, обязательно повторим колдографию, — ласково произнесла Молли, поглаживая Гермиону по плечу.       Разговор прервался, как только реплика сорвалась. Грейнджер повернулась к набравшей воздуха Молли и, скромно улыбнувшись, кивнула.       — Конечно повторим.       Оставалось лишь надеяться, что вернутся они в самом скором времени. Гермиона стоически держала улыбку на губах, всячески игнорируя неожиданное желание расплакаться. В смерти страшнее всего мысли о том, как справятся близкие. И если окружающие, казалось, потихоньку подготавливали себя к скорой кончине Грейнджер, то мальчики… Только Мерлин знает, что происходит у них в головах.       — Мам, нам пора, — осторожно произнесла Джинни, боковым зрением отслеживая реакцию Гермионы. Та моментально поднялась, подхватывая тарелки, но Молли тут же захлопотала: она практически выхватила посуду из рук Грейнджер.       — Бегите-бегите. Я сама все приберу.       — Правда? — Джордж удивленно опустил уголки губ.       — Сама — это значит, что ты и папа тоже участвуете.       Уже в дверях они обменялись крепкими объятиями. Билл, Флер и старшие Уизли желали ей сдать экзамены на отлично и просили быть аккуратнее, а Перси почти по-отечески наставлял тщательнее готовиться к Ж.А.Б.А., ведь «не дай Мерлин тебе попадется мисс Чопски, это сущий дементор под личиной экзаменатора!». Гермиона, ежась от холода, с тоскливой улыбкой наблюдала, как Молли что-то втолковывает Джинни — та едва сдерживалась, чтобы не закатить глаза. Грейнджер провела ладонями по предплечьям, когда со спины послышалось легкое покашливание. Ведьма обернулась.       — Знаешь, почему тем, кто будет долго жить, не рассказывают шутки до конца?       — Почему? — Гермиона улыбнулась, склоняя голову. Джордж хранил молчание: он лишь спрятал покрасневшие от холода руки в карманы и приподнял брови. Ночной холод задрожал от девичьего хохота.       Они обнялись — чуть неловко, будто старший брат обнимает сестру в попытках не рассекретить всю свою привязанность к ней. Грейнджер провела ладонью по его крепкой спине и, глядя прямо перед собой, тихо произнесла:       — Знаешь, на случай, если я вдруг услышу конец шутки… Я передам Фреду, что ты захватил ему яблоко.       Он ничего не ответил. Лишь обнял еще крепче — настолько, насколько позволяли силы.

***

      — Повторяю еще раз для особо унылых: кто будет грустить, того отправлю в комнату Гойла задыхаться запахом настоящего мужчины.       Тео, развалившийся на полу, поднял початую бутылку огневиски над головой. Он слегка приподнялся на локте, и взгляд его скользнул по сидящим бок о бок Малфою и Грейнджер. Парочка переглянулась. Смех застрял в горле, щекоча с обратной стороны пером, но ребята лишь судорожно вздохнули и закивали. Что ж, если сегодня ночь веселья, так тому и быть: Гермиона явно не имела ничего против. Особенно учитывая тот факт, что приподнятое настроение, сохранившееся по возращении из Норы, все еще заставляло улыбаться шире и чаще привычного.       В комнате слизеринцев было непривычно жарко — даже лазарет на контрасте казался прохладнее. Камин разгорелся вовсю, и окна были плотно зашторены. Где-то снаружи хрустел ветер. Единственный свет в комнате — дрожащие огоньки пламени. Гермиона видела, как изнывает от духоты Пэнси — на высоких скулах проступил румянец, привычно распущенные волосы оказались собраны на макушке, а выбивающиеся короткие прядки липли ко лбу. Никаких жалоб, однако, от нее не следовало, хотя это явно приносило ей дискомфорт, судя по испуганным глазам, когда Блейз в шутку предложил сделать потеплее.       Они выдернули ее из лазарета минут сорок назад. Заявились к ней вчетвером, приказали накинуть мантию поверх хлопковых штанов и майки и отправиться с ними. На вопрос «зачем» ответом послужил долгий взгляд, полный игривого осуждения. И Гермиона не протестовала. Она быстро собралась и, подхватив Драко за руку, поплелась вслед за друзьями. В гостиной Слизерина почти никого не было, да и те редкие лица, засидевшиеся допоздна, казалось, не проявляли никакого интереса к неожиданно нарисовавшейся в змеином логове львиной принцессе. Пятерка тихонько прошмыгнула в общую комнату парней, где они быстро наложили запирающее и оглушающие на дверь. Достали припрятанную бутылку огневиски и попадали на пол, занимая практически все пространство комнаты.       — И часто вы так собираетесь?       Гермиона заерзала на ковре, чувствуя, как затекает спина. Драко окинул ее быстрым взглядом, после чего придвинулся ближе, позволив Грейнджер опереться на его грудь. Ей вдруг стало неловко. Язык прошелся по пересохшим губам: одно ведь дело — демонстрировать…       А, к черту. Ведьма расслабила спину и откинула голову назад, умещая ее прямо на изгибе мужского плеча и шеи. Слизеринцы переглянулись.       — С героями войны? — елейным голоском спросил Тео. — В последнее время чаще, чем хотелось бы.       — Да что ты говоришь, — Гермиона язвительно прищурилась. — Если бы ты не напоминал мне каждые два дня о том, что я твой лучший друг, я бы, может быть, и поверила. Но поздно.       — А это был не я. Это Малфой Оборотные перепутал.       — Поверь, если бы это был я, я бы пригласил Браун на свидание, чтобы ты от нее никогда не смог отделаться.       Компания захохотала — один Тео обиженно приоткрыл рот, прикладывая руку к грудной клетке.       — Лаванда не такая уж и плохая, — примирительно произнесла Гермиона, подхватывая ладонь Драко. Ведьма ласково перебирала его пальцы — скорее неосознанно, чем отдавая себе в этом отчет. — Она вполне себе может быть хорошим человеком.       — Просто почему-то не хочет… — откашлялся Блейз, перехватывая бутылку огневиски. — Честно говоря, я бы не удивился, узнай, что это она растрепала всем про твой «плен» и прочее.       — В Хогвартсе много сплетников, — Грейнджер покачала головой. — И не говори так. Она… своеобразная, но вовсе не плохая.       — Эта стерва вылила чертово молоко на мою юбку, — Пэнси высоко подняла брови. Гермиона хотела было вступиться, но Паркинсон резко прервала ее жестом: — Опережая вопросы, это случилось сегодня за обедом. И нет, это не было случайностью. А даже если бы и было — драклу ею подавиться! — юбка стоила больше, чем весь гардероб Браун вместе взятый.       Тео закивал с энтузиазмом — как болванчик, он мотал головой после каждого слова Паркинсон.       — А еще она хихикала вместе с Парвати! Ты это забыла добавить, — вклинился он, и в его голосе, привычно бархатистом, отчетливо слышались истеричные нотки недовольства. — Клянусь, я своими глазами видел эту улыбочку. Такую вот…       Он жеманно сложил руки на коленях и покривил губами. Брови его приподнялись, закладывая на лбу легкие морщинки, глаза сощурились. Вид у него был совершенно глупый, и Гермиона, не выдержав, прыснула со смеху. Следом за ней фыркнула и Пэнси — она накрыла лоб ладонью в наигранном приступе стыда. Гермиона закатила глаза.       — Ладно вам. Не всем быть такими лапочками, как вы. Простите уж другим их несовершенства.       — А если серьезно, — голос Малфоя пролетел над ухом, путаясь в кудрях, — кто, по-вашему, мог пустить ту сплетню?       — Какую из, прости? — Блейз ухмыльнулся. — Ту, что технически оказалась правдой? Или — прости, львенок, — про насилие над Гермионой?       Грейнджер поморщилась: вспоминать те дни было неприятно. Как спусковой механизм, сплетня запустила череду необратимых событий. Интервью. Нависающая грозовой тучей перспектива судебного разбирательства и гул всеобщего неодобрения каждый раз, когда в помещение заходили слизеринцы. Впрочем, не то чтобы это имело большую значимость сейчас: так посудить, из болота они вышли относительно сухими.       — А к чему вопрос? — Гермиона обернулась, встречая его сосредоточенный взгляд. Драко лишь пожал плечами — но Грейнджер знала, что ничего хорошего в этом жесте нет. Она поджала губы, склоняя голову набок. — Было и было. Какая разница сейчас, кто первый ляпнул?       — Мне было бы интересно посмотреть этому человеку в глаза, честно говоря… — Тео сделал пару глотков из бутылки. — А вдруг это какой-нибудь гениальный писатель в будущем? Клянусь, без развитой фантазии такую ересь не придумать.       Паркинсон лишь фыркнула. Она изящно взмахнула головой, и черные волосы рассыпались по плечам. Волосы у Пэнси стали длиннее — обычно ведьма стригла их по линии челюсти. Сейчас же пряди доставали почти до острых ключиц. Это было красиво — ей определенно шло.       И, судя по восторженному, но отчасти смущенному взгляду Нотта, думала так не одна Гермиона. Ей вдруг стало неловко. Будто она подглядела какой-то крайне интимный момент, который должен был быть разделен между этими двумя — момент, когда мужчина искренне восхищен женщиной. Поэтому, облизнув губы, она лишь потянула к себе руки Драко, заставляя их сомкнуться на талии. Малфой потерся щекой о ее висок. Почти как Живоглот — сейчас замурчит, оставалось за ушком почесать.       Интересно, и как Грейнджер не замечала этот взгляд раньше? Сейчас, после того короткого разговора на балу, все становится таким очевидным. Невозможно пропустить горящие глаза влюбленного юнца — они сияют ярче кончика палочки, с которой вот-вот сорвется заклинание. Лицо будто светится, черты становятся мягче. На это так приятно смотреть.       Так посудить, в любви много странного. Но, наверное, самое непостижимое для Грейнджер крылось именно в притяжении. Почему некоторые люди так и тянутся к другим, если из точек соприкосновения у них всего ничего? И почему те, кто выросли на одной почве, так и не становятся «счастливо и навсегда» друг для друга?       Она думала: как же так вышло, что у них с Роном не получилось, зато сложилось с Драко? Глупо аргументировать одной лишь помощью: она была и в том, и в другом случае. С Роном даже больше: они не раз спасали друг другу жизнь. Как Гермиона помогала Драко? Да никак. Вот что бременем тяжелило шею — Грейнджер привыкла вытаскивать за уши из неприятностей тех, кого любила всем сердцем. С Малфоем же пока выходило с точностью до наоборот. Это он был тем, кто всегда оказывался рядом. Тем, кто… находил смелость бросаться в огонь ради спасения. Это он был тем, кто вел себя как гриффиндорец по отношению к Гермионе.       Сгоряча посудить, они были разными до смешного. Но если добавить увеличительное стекло, схожести все же находились: оба могли быть грубы по отношению к другим, оба были готовы рискнуть жизнью ради защиты того, что ценно. Импульсивны, резки, горячи на слова и поступки — они оба не знали, как правильно любить, и собирали эту науку по крупицам. Поэтому, наверное, Гермиона так и льнет к нему сейчас, желая проникнуть почти под кожу. И по той же причине Драко отвечает, перебирая ее волосы и легко касаясь плеч.       Любое движение его пальцев по шее, по щеке; любое, даже ненавязчивое ощущение ладони на талии выбивало воздух, замыкая мысли. Они сидели в комнате, полной людей, но прикосновения будто образовывали вокруг них кокон. Закрой глаза, и не почувствуешь ничьего, кроме Драко, присутствия.       — О чем вы мечтаете? — вдруг спросил Блейз. Грейнджер распахнула глаза: он сидел, прижав колени к груди, и рассматривал горящий камин. Огненные всполохи отбрасывали тени на его лице: карие глаза сияли, как морионы. Подобно искрам камина, на ум пришел отклик из дней в подземелье: взгляд Забини остался таким же. Задумчивый, устремленный куда-то далеко — он вроде бы и находился здесь, в комнате, а вроде бы и отсутствовал.       — Нахреначиться от души, — Тео сделал глоток.       — Как жалко, — Паркинсон скривилась.       — Не всем же быть великими вершителями мира сего.       — Да, но это напоминает крик о помощи, а не мечту.       Паркинсон потянулась за бутылкой. Быстрым движением протерла горлышко и, глотнув, предложила Гермионе. Та заколебалась, встречая вопрошающий взгляд Пэнси скромной улыбкой.       — Я… никогда не пробовала огневиски раньше.       — Серьезно? — Блейз наконец посмотрел на нее. Грейнджер поджала губы с наигранной стыдливостью. — Давай, львенок. Давай. А вообще-то…       Он вдруг поднялся на ноги и в два шага настиг ее. Забини по-джентельменски поклонился и протянул Грейнджер руку, однако вместо того чтобы посмотреть прямо на нее, он скосил глаза в сторону. Гермиона прищурилась — и тут же поняла: вопрос, последовавший далее, был адресован не ей.       — Можно?       Вопрос был задан Малфою.       Гермиона обернулась через плечо. Стало вдруг неловко: она не была дурой и прекрасно понимала, чем чреваты чувства двоих к одному и тому же человеку. Грейнджер помнила все: от незначительных переглядок, полных недовольства друг другом, до откровенной агрессии Драко по отношению к Блейзу. Вопрос был в следующем — улажена ли проблема?       Потому что между ними, Гермионой и Забини, теперь все было спокойно. По крайней мере, ей хотелось так думать. То предложение о последнем танце — как минимум по тону, каким Блейз это произнес, было ясно, что надолго застревать в болоте невзаимных чувств он не собирается. Оно и к лучшему: последнее, чего Грейнджер хотелось, так это послужить причиной для чьего-то разбитого сердца. Сейчас их отношения напоминали… дружбу? Приятельство? Близкое приятельство — наверное, так будет правильно сказать. Гермиона прекрасно знала, что в случае проблем всегда сможет обратиться к Забини, и искренне надеялась, что он осознавал взаимность в этом вопросе.       Но… все ли нормально между ним и Драко? Судя по заминке, отразившейся на лице Малфоя поджатыми губами, здесь было замешано нечто большее, чем молчаливое соперничество. Грейнджер почувствовала легкий укол любопытства, который, впрочем, тут же нивелировался простой мыслью: ей было интересно не из-за себя. Ей было важно узнать, все ли в порядке с Драко. Блейз был его ближайшим другом, и, Мерлин свидетель, Гермиона всегда была ярой противницей ссор из-за чувств к третьему человеку. Особенно если этот человек — она сама.       Драко выждал пару секунд — непозволительно долгих, сравнимых по напряжению с отбитыми часами. Уголок его сомкнутых губ дрогнул, приподнявшись, и он едва заметно кивнул. Напряжение в комнате словно прыгнуло в камин, вызвав сноп искр.       Блейз с улыбкой подхватил Гермиону за руку, помогая подняться. Она еле успела придержать пижамные штаны — те свисали, как мешок, хотя еще в начале учебного года можно было спокойно позволить себе не завязывать тугой бантик на линии бедер. Спину облизывал тяжелый взгляд — он скользил по позвоночнику ледяным кубиком, пуская густые мурашки. Даже не оборачиваясь Грейнджер знала, что Драко рассматривает ее. И вызывало это весьма острые чувства. Посему Гермиона старалась концентрироваться лишь на происходящем перед собой, где Тео и Пэнси с восторгом наблюдали, как Забини с предельной вычурностью преподносит ей бутылку огневиски в дар. Ему оставалось лишь присесть на колени и склонить голову, чтобы полностью попасть в образ.       Грейнджер захохотала. Она оглядела бутылку и с тяжелым вздохом прикинула последствия. Не то чтобы ей нельзя было прикасаться к алкоголю вообще, но… Лучше не стоит. Все же лекарственные зелья и прочее… Но ведь от одного глотка ничего не будет, верно? Гермиона все смотрела и смотрела на янтарь жидкости внутри толстого стекла и покусывала верхнюю губу.       — У меня есть список предсмертных желаний. Изначально там было десять пунктов, но один пришлось убрать, потому что он был не очень совместим с моим нынешним образом жизни, — сказала она, щурясь в полумраке. В комнате было тихо — лишь восторженное ожидание да треск поленьев. — И это желание — впервые напиться. Прямо до отключки, чтобы стало так стыдно, что впору спрятаться.       Тео громко хохотнул, легко толкнув Пэнси в плечо. Паркинсон скривилась.       — Знакомо, Пэнс?       — Официально заявляю, что меняю то желание на новое: впервые попробовать огневиски.       Нотт сложил ладони рупором у рта и громко заулюлюкал. Блейз приподнял брови, находясь под явным впечатлением, и даже Пэнси улыбалась широко и беззастенчиво. Это был момент икс — Гермиона чувствовала. Сделав глубокий вдох, она крепко зажмурилась и поднесла бутылку к губам. Кожу слегка обожгло, и язык автоматически слизнул вкус. Захотелось сморщиться и остановиться — крепость была запредельной, чувствовалось даже по запаху. Вот только Грейнджер была полна уверенности. Поэтому, не медля более ни секунды, она шумно выдохнула, сделала щедрый глоток…       — Вперед, львиная принцесса! — ободряюще прикрикнул Блейз.       И тут же закашлялась. Теперь понятно, почему напиток называется огневиски: по горлу скатывалась едва ли не лава. Под звонкий хохот присутствующих Гермиона прижала ладонь к груди и выпучила глаза. Срочно захотелось запихнуть в рот какую-нибудь сладость — жжение было невыносимым!       — Печет… — прохрипела Грейнджер, хватая воздух ртом. Смеющийся Драко обхватил ее лодыжку со спины, проведя рукой выше, до колена. Видимо, так он пытался показать свою участливость, но прикосновение возымело совершенно иной эффект: теперь помимо алкогольного удара по грудной клетке она испытывала еще и сердечный.       — Теперь ты стала женщиной, — деловито произнесла Паркинсон, забирая огневиски из ее рук. — Мои поздравления.       — Судя по румянцу на щеках, перед нами все еще девочка. — Смех Нотта стал громче. Гермиона недовольно наморщилась.       Хватка на ноге стала крепче. Драко сжал ее коленку — он все еще смеялся, а Гермиона все думала, понимает ли Малфой, что творит с ее бедным сердцем.       — Отвали. Это… огневиски.       — Так мы о нем и говорим, — Тео подмигнул. Забини хохотнул и шлепнулся в кресло, вытягивая ноги.       Гермиона смутилась. Она стояла в неловкости еще пару секунд, после чего уже собралась плюхнуться на пол, подальше от Драко на всякий случай, да только не успела — Малфой притянул ее к себе, заставляя усесться между его ног. Пульс подскочил. В груди будто надулся шар воздуха, что все никак не мог проскочить в легкие, и Грейнджер насильно заставила себя думать о лимонах, чтобы во рту перестало так сохнуть.       Его руки сомкнулись под грудью. Никогда еще Гермиона так не жалела о ненадетом лифчике.       — Я мечтаю… сдать экзамены на отлично, — пискнула Грейнджер, когда Малфой шевельнул большим пальцем, поглаживая кожу под грудью. В солнечном сплетении все еще разливалось тепло огневиски.       — Серьезно? И это твоя большая мечта? — Пэнси вытянулась на полу, попутно поправляя съехавшие пижамные шорты.       — У великой волшебницы должны быть великие мечты, разве нет? — Голос Малфоя не выражал никакого волнения, и Гермиона испытала легкий укол злости: как он может оставаться таким спокойным? У Грейнджер было готово вот-вот лопнуть сердце!       — Ну… — Она судорожно сглотнула, поерзав. — На самом деле я бы хотела попробоваться в Министерство… Разработать какой-нибудь масштабный проект, например, поправку о правах домовиков или… О! Я буквально на днях думала, что окажись я в министерском кресле, обязательно бы пересмотрела систему здравоохранения. Честно говоря, то, как работает сейчас, — это просто жутко. Нет, ну взять даже мою ситуацию: да, я понимаю, что проклятие совсем ново и не изучено, но ведь Кроволист применяется для лечения в десятках направлений. Почему у Министерства нет резерва для особо ценных трав? Почему нет своего, скажем, палисадника? Это все так не продумано, этим точно следовало бы заняться, и я…       Она шумно втянула носом воздух, переводя дыхание. Жар в груди развязал язык.       — В общем, я хотела бы заняться чем-то таким. Привнести пользу в общество и присматривать за теми, кому повезло меньше среднестатистического его члена.       — Узнаю заучку Грейнджер, — Пэнси кивнула.       — Тебе и правда подходит, — Блейз одобрительно кивнул. Он снова смотрел в камин. — Истинно твоя стихия — защищать убогих и несчастных.       — Это не сов… — Она прикусила язык, сдерживаясь от пылкой тирады. Вместо этого Грейнджер улыбнулась и склонила голову: — А ты о чем мечтаешь?       Забини выдержал паузу — будто решал, хочет ли рассказывать.       — Я бы хотел пойти в авроры.       — Авроры? — Тео в удивлении приподнялся на локте. — Дружище, нас… э-э… Не подумай, что я пытаюсь быть обломщиком, но нас не возьмут в Академию. Мы же типа… предатели.       — Ну, у нас будет помощь в лице госпожи министра, которая возьмет нас куда захотим. Так ведь, мисс будущий министр?       Драко убрал кудри с ее шеи, упираясь подбородком в девичье плечо. Гермиона улыбнулась, хотя готова была поклясться, что если Малфой не остановится прямо сейчас, она треснет от перевозбуждения.       — Блейз, если хочешь, я могу обратиться к Кингсли и попросить его посодействовать, написать рекомендацию или еще что. Думаю, сейчас-то он мне точно не откажет… Кстати! Вы отправили его предложение адвокату?       — Ага, ждем ответ, — Пэнси сделала глоток.       — На самом деле хлопотать за меня не придется.       Блейз улыбнулся. Он опустил голову и, довольно цокнув языком, обвел взглядом каждого из присутствующих в комнате.       — Я уточнял вопрос по поводу поступления в Академию еще несколько недель назад. Пришлось связываться через третьи лица, правда, но… — В комнате повисла пауза. Сердце Гермионы пропустило удар. — Мне предложили пройти тестирование.       Грейнджер восторженно хлопнула в ладони. По помещению прошелся очередной радостный гул: со всех сторон посыпались поздравления. Улыбки припечатались к лицам — это была чудесная новость. Блейз заслужил эту возможность, Гермиона знала наверняка. У него было все, что требуется хорошему аврору: самоотверженность, смелость, хитрость и виртуозное умение обращаться с палочкой. Прилив гордости сдавил горло, и в глазах застыли слезы. Она старательно заморгала в попытке прогнать нежданно нагрянувшую чувствительность.       — Я горжусь тобой, Блейз, — сдавленно произнесла она. Забини перевел на нее взгляд и улыбнулся — столь тепло, что не сравнится даже с жаром камина. — Ты будешь великолепным аврором.       — Придется защищать крайне невезучую госпожу министра. — Он пожал плечами, после чего вдруг указал на нее пальцем: — Учитывай, прозвище сохраняется при тебе. Я не буду называть тебя мисс Грейнджер.       — Конечно не будешь, — произнес Драко вроде бы спокойно, но нужно было быть полным глупцом, чтобы не заметить яд, сочащийся сквозь броню равнодушия. Забини умолк — лишь кивнул спустя долю секунды, после чего вновь уставился на огонь.       Грейнджер, зажмурившись, больно ущипнула Драко за предплечье. Это было лишним. Не надо… вот так.       — Тео, что насчет тебя?       Нотт вздохнул так тяжело, будто на его плечи давил невыносимый груз. С кряхтением и пыхтением он принял положение сидя и, перехватив огневиски у Пэнси, сделал пару глотков. Гермиона вдруг осознала, что Малфой за весь вечер ни разу не прикоснулся к бутылке. Все, что он делал, — лишь обнимал ее, да так крепко, что еще немного, и реберный корсет переломится. Грейнджер попыталась найти место поудобнее — уж больно затекал копчик. Она немного сместилась, прогнувшись в пояснице, как вдруг…       Ей пришлось задержать дыхание. Как и Малфою — горячий воздух вдруг прекратил опалять ключицу.       Да. Да, он прекрасно понимал, что делал. И находился в положении не менее уязвимом, чем сама Гермиона. Глотнув немного воздуха, она попыталась придвинуться бедрами ближе к его паху, но Драко сдавил ее крепче. Будто умолял не двигаться дальше.       — Ладно… Постарайтесь только не смеяться, хорошо? Потому что я мечтаю… Да Мерлина ради, хватит вести себя так, как будто вы опрокинули по порции «Кристаллов Купидона»! Пэнси, скажи им! — Тео указал ладонью на них с Драко, и Гермиона, больше не в силах сдерживать напряжение, рассмеялась. — Что ты смеешься? Стоит оставить вас на пять секунд, так вы уже друг другу трусы мочите.       — Ну… по крайней мере, мы все еще в них.       — Салазара ради, избавьте нас от этих подробностей… — Паркинсон закатила глаза. — Побудьте в здравом сознании еще полчаса, а потом уже идите к себе прелюбодействовать.       — Мы не… — начала было Гермиона, но вовремя остановилась.       Потому что Блейз вдруг поднялся. Он потянулся и, показательно зевнув, заявил:       — Я, на самом деле, уже с ног валюсь.       — Но я еще не рассказал, о чем мечтаю! — Тео обиженно приоткрыл рот. Он оглянулся по сторонам в поисках поддержки, после чего перевел взгляд на Забини — и тут же его челюсти сомкнулись. — Хотя ладно, я тоже устал. Ну, все равно, просто чтобы вы знали: я бы хотел стать зельеваром! Все, все на выход и пока-пока, я на боковую.       Поднявшись, Гермиона растерянно обернулась на Малфоя, но тот никак не отреагировал — смотрел на Блейза. И было во взгляде, которым сейчас обменивались эти двое, нечто непонятное для Грейнджер. Ей стало так… неприятно. Так неловко, будто ее окатило волной из лужи.       Стыдно. Вот эгоистка — знала же, что Забини… Гермиона беспомощно открыла рот, когда Малфой потянул ее за руку, чтобы покинуть комнату вслед за Пэнси, а Блейз одарил взглядом. Она хотела было извиниться, но последний лишь покачал головой. Он улыбнулся — и она ни на йоту не поверила этой улыбке. Прежде чем ее губы сложились в выдохе, парень уже смотрел куда-то в сторону. Кадык его дернулся — а потом дверь за ними с Драко захлопнулась.       Грейнджер смотрела Малфою в спину. Шли они быстро, молча, и это становилось невыносимым. Гермиона подыскивала слова, как задать вопрос, как… сказать хоть что-то, лишь бы разогнать нависшие над ними тучи, но язык все никак не поворачивался. Только и могла, что лупить глаза в широкую спину. Только и могла, что следовать за ним хвостом, чувствуя крепкую хватку на ладони.       Он вдруг остановился. Замер посреди холодного коридора. Им бы вернуться поскорее в лазарет, пока не объявились патрулирующие старосты, но ни один из них не мог сдвинуться с места. Грейнджер все еще рассматривала его свободную пижамную рубашку, когда Малфой заговорил:       — Блейз в тебя влюблен.       Гермиона помолчала, прежде чем ответить.       — Я знаю.       — Ему… непросто. И мне тоже. У нас однажды была такая же ситуация. Когда мы были еще детьми. — Драко сделал паузу. В полутьме коридора его было почти не видно — лишь лунный отблеск ложился на белесые волосы. Удивительно, но Малфой не торопился поворачиваться к ней лицом — хотя чем дольше затягивалось молчание, тем сильнее ей хотелось заглянуть ему в глаза. Просто чтобы проверить, в порядке ли он. — Тогда нам обоим нравилась Астория, но благодаря возрасту мы как-то избежали ссоры. В этот раз все серьезнее. Не могу сказать, что наши отношения с ним не страдают, но мы… пытаемся.       Гермиона понимающе кивнула, хотя знала, что никто, кроме ее тени, этого не увидит.       — Мы переборщили, — тихо произнесла она. — Мы… не должны были так…       — Я думал, тебя все устраивает.       — Да, но… — Пришлось прикрыть глаза, чтобы справиться с неловкостью. Его интонация была кусачей — он явно злился, что Грейнджер пеклась о чувствах Забини. Но поступить по-другому она не могла. Как бы то ни было, Гермиона не хотела становиться плохим человеком и намеренно причинять дискомфорт другому. — Я просто не хотела, чтобы ему было больно. Он наш друг.       — Он мой друг, — отрезал Малфой. Гермиона удивленно вытаращилась на его спину. — Тебя он хочет просто завалить в постель.       — Как скажешь.       Она не хотела убирать запястье из его хватки — Малфой отпустил ее сам, так и не взглянув в карие глаза. Пара оставалась на месте еще некоторое время. Вот только чем дольше они пребывали в неподвижности, тем горше становилось под корнем языка. Понятливо закивав головой, Гермиона прошептала:       — Ну, что ж…       И двинулась по коридору вперед. Она не слышала следующих за ней шагов, а может, просто не вслушивалась. В данный момент это не имело никакого значения: единственное, чего ей хотелось, — это вернуться в лазарет и залечь в горячую ванну, чтобы просто… подумать. Ей определенно не помешало бы привести мысли в порядок.

***

      В ванной комнате пахло медом. Зеркало запотело от витающего вокруг пара: Грейнджер сидела почти что в кипятке. Волосы были собраны в небрежный кудрявый пучок, и лишь задние пряди скользили по шее, погружаясь в воду. Ее взгляд концентрировался в одной точке — на малой трещинке на кафельной стене. И мыслей в голове было больше, чем звезд на потемневшем небе.       Поссорились. И ведь причина не то чтобы глупая: Гермионе просто не хотелось быть той противной девчонкой, что упивается несчастьем неразделенной любви. Было до зубовного скрежета неловко от того, как развернулись события: она должна была вести себя сдержаннее. Но прикосновения… Драко…       Его парфюм все еще отзывался в носу. Терпкий, густой… Малфой точно знал, что делал, там, в общей комнате, и при всех своих противоречивых эмоциях Грейнджер не могла выкинуть из головы его прикосновения. Сидя в горячей ванне, она все еще ощущала легкое скольжение ладони от лодыжки вверх к колену. Она помнила свое учащенное сердцебиение, как сводило у тазовых косточек. Один за другим понеслись воспоминания, и ей пришлось прикрыть глаза, откинув голову на бортик ванной. В горле пересохло. Ей хотелось приподнять бедра, но Гермиона лишь плотнее вжала их в керамику. Как наказание.       Как попытка избежать искушения.       Она совершила дрянной поступок. Она завелась на глазах у человека, чье сердце было разбито при ее непосредственном участии, и ей должно быть стыдно. Ей и было — так почему же сейчас тело вуалью окутывает невыносимый жар? Отчего даже сквозь густой пар на коже проявляется озноб мурашек?       Ей стоит остановить поток мыслей, тянущих ее ко дну ванны подобно Дьявольским силкам. Гермионе нужно отвлечься, пока не пришло воспоминание, как приятно ощущалось скольжение по его бедрам. Как умело ласкают губы, как сплетались их языки — интересно, окажись она перед ним, позволил бы он себе опуститься перед ней на колени? Грейнджер часто об этом думала. Она бы легла перед ним на постель, раздвинув ноги, и не отрывала бы взгляда от того, как Малфой целует внутреннюю сторону ее бедра. Его волосы чудесно ощущались бы в ее кулаке — теперь, когда пряди отросли, их можно крепко сжать и принести этим колючую боль.       Ладонь скользнула в воду. Отвлекайся на что угодно — картина Драко между ее бедер никуда не уйдет. Она знала. Она научена опытом.       Пальцы скользнули по оголенной груди. Малфой не видел ее без лифчика — интересно, ему бы понравилось? Что бы он сделал: сжал соски пальцами, подойдя со спины, или провел по ним языком? Был бы он груб? Слюна прокатилась по горлу — ей хотелось поделиться ею с ним. Быть выше, приобрести преимущество, будучи сверху, выбивая из него стоны и мольбы остановиться, не то он кончит раньше времени.       Рука двинулась ниже по животу. Колени самостоятельно разомкнулись, и Гермиона поместила средний палец туда, где было жарче всего. Не двигала им — считывала пульсацию. Рот приоткрылся, когда ладонь дернулась, и вздох прозвучал особенно громко.       Как это будет — их первый раз? Как Драко ее хочет? Он говорил, что давно о ней фантазировал — как? В библиотеке — он бы хотел поднять ее юбку, сдернуть белье и резко войти? Хотел бы зажимать ей ладонью рот, чтобы Грейнджер давилась собственными стонами, мольбами быть понежнее?       Пальцы делают первый круг, и Гермиона стонет.       Ему бы понравилась игра, в которой она притворяется нежной девочкой, на самом деле желая быть подчиненной? Грейнджер бы хотела оказаться под ним со сдавленными запястьями. О, она бы многое отдала хотя бы за шлепок по заднице. За его ладонь на своем горле и принуждение смотреть прямо в глаза без отрыва. Она бы отыгрывала роль, что ей это не нравится, но всем телом давала бы понять, что как никогда близка к оргазму. Он бы кусал ее шею, оставляя багровые отметки, и вбивался так жестко, что вместо стонов выходило бы рваное дыхание.       Прямо как сейчас. Еще, еще, еще — Драко, Драко, Драко… Гермиона стонет его имя высоко, небрежно, подскуливая на последней букве. Рука двигается хаотично, и Грейнджер оттягивает покровы вниз, чтобы обострить ощущения до пика. Ноготь впивается в нежную кожу — она близка, она близка, она…       Драко, Драко, Драко.       Она стонет так беззастенчиво, так бысстыдно, ее дыхание сбивчивое, и щеки красны. Колени начинают дрожать — Гермиона чувствует потребность в большем, ей нужны его руки, его стоны, его…       Грейнджер резко отдергивает руку и распахивает глаза, когда в дверь раздается стук. Она чертыхнулась трижды — четырежды — и быстро вылезла из воды. Сорванное с крючка полотенце быстро закрепляется вокруг груди — Грейнджер подбежала ко входу в лазарет. Мерлин, ее же никто не мог услышать? Чертово… чертово все! Щеки все еще были раскалены, и Гермиона чувствовала острое неудовлетворение, а вместе с ним и пульсацию. По-хорошему, стоило бы притвориться, что она не слышала стука, чтобы завершить начатое, но…       Стерев с шеи капли воды, Гермиона вобрала воздуха в легкие и распахнула дверь. На лице промелькнуло удивление — лишь на секунду, после чего она попыталась вернуть себе привычный вид. Будто не выстанывала его имя минутой назад.       — Что ты здесь делаешь? — тихо спросила Грейнджер, покусывая губу. Малфой беспардонно зашел в лазарет, плотно закрыл за собой дверь и тут же наложил несколько запирающих и заглушающих заклинаний, чтобы наконец ответить:       — Гриффиндоркам следует зачаровывать свою комнату, прежде чем звать лежащих через стенку слизеринцев. Особенно если они думают об одном и том же.