Уголок Грейнджер

      Голова ведьмы подпрыгнула на подушке, будто кто-то незримый резко дернул за прядь волос. Следом распахнулись глаза, приоткрылись губы для глубокого, отрезвляющего от крепкого сна вдоха. Гермиона уставилась в одну точку на потолке и с тяжестью сглотнула. Меж бровей тут же залегла легкая морщинка — глотка пересохла, и любое движение языка причиняло острый дискомфорт. Ведьма приложила ладонь к горлу, потирая кожу.       Что же ей снилось? Будто какая-то тяжелая, разъеденная словно молью тень кружила вокруг ее головы. Там, в царстве бессознательного, она слышала резкие, прерывистые скрипы и ощущала, как холод иглами проходится по покровам — словно по оголенной разгоряченной спине вели не просто куском снега, а острой глыбой льда. Пахло смрадом. Пахло, как застоявшаяся рана, которая начала гноиться. Наверное, от этого было так сложно глотать: глотку раздирала не только сухость, но еще и застоявшийся ком. Как проглоченный крик. Как страх, что поднялся вихрем вверх из сердца и не нашел своего выражения. Грудная клетка сотрясалась — внутри тикала бомба.       Грейнджер так давно не видела снов. Единственным, что в последнее время касалось ее висков, были лишь хлынувшие потоком воспоминания о днях пленения. После же в мыслях застаивалась тишина — все благодаря отварам. Странно, что сегодняшней ночью она вдруг проснулась. Ведьма ведь приняла зелье сна без сновидений…       Приняла же? Мерлин, как сложно думать.       Гермиона стерла выступивший пот со лба, осматриваясь. В комнате было темно и прохладно, и тем не менее она чувствовала себя так, будто стоит посреди пустыни и лучи припекающего солнца вгрызаются в тело, раскаляя его до состояния углей. Грейнджер поежилась. Она уютнее устроилась на кровати и высунула пятки из-под теплого одеяла. Взгляд припечатался к широченному окну. Совсем скоро начнет светать — небо потихоньку скидывало мрачное одеяние, и привычный наступавшим холодам серый цвет начинал мазать по небосводу. Ведьма пару раз моргнула и широко зевнула — воздуха не хватало. Какое-то странное чувство лишало кислорода.       Сегодня будет очень тяжелый день. Грейнджер чувствовала это каждой клеточкой тела.       Будь у нее хоть немного сил, она бы обязательно заволновалась. Но весь остаток упорства ушел на то, чтобы выровнять сбившееся дыхание, а вместе с ним успокоить и сердцебиение. Одоленная тревогой, Грейнджер потихоньку закрыла глаза.

***

      В кабинете Алхимии всегда было тихо, но на сегодняшнем занятии было как-то особенно… молчаливо. Гермионе хотелось бы оправдать неожиданную тишину студенческой сосредоточенностью, но, судя по взглядам, направленным в сторону слизеринцев, то было, скорее, затишьем перед бурей. Нервозным ожиданием: а что же станет последней каплей, упавшей в переполнившийся котел чьего-то терпения?       Грейнджер сидела на третьем ряду и все никак не могла вникнуть в суть задания. С самого утра с момента ее второго пробуждения на душе творилось черт знает что. Какое-то неприятное чувство поселилось в животе: будто мелкие черви ползали по желудку, и от каждого движения маленьких телец ее бросало то в морозную дрожь, то в жар. Все слова пролетали мимо ушей; Гермиона будто не могла прийти в себя. Голова раскалывалась, и глаза буквально пекло так, что приходилось жмуриться раз в пару минут, чтобы сбросить напряжение. Хотя мсье Фальконе, проверивший ее колдограмму до завтрака, не отметил ничего необычного, подсознательно ведьма чувствовала, что что-то не так.       Профессор Слизнорт объяснял задание у доски. Гермиона подняла голову и затуманенным взором окинула выведенные формулы. Даже не попыталась вникнуть — голова болела до тошноты. Тяжело вздохнув, она уперлась взглядом в страницы открытого учебника. Пальцы скользнули по названию: «Продвинутый уровень Алхимии. Сборник всех рецептов». Грейнджер улыбнулась краешком рта, когда страницы зашелестели под рукой. Словно зачарованная, Гермиона листала и листала, пока не дошла до той самой, уже порядком затертой. Она постоянно возвращалась к ней с того дня, как поняла, что этот рецепт мог стать ее спасением.       Продвинутое зелье живучести… На маленькой картинке в углу страницы был изображен флакончик, наполненный жидкостью идеально-зеленого, изумрудного цвета. Сверкающие искорки, изображенные художником внутри склянки, напоминали застывшие звезды. Из груди вырвался тяжелый вздох. Если бы… если бы только его можно было купить.       Гермиона с трудом принимала тот факт, что некоторые лекарства всегда будет сложно достать. В детстве она и вовсе не понимала этого. Помнит как сейчас, как папа печально разводил руками, сетуя на то, что очередный необходимый ему в работе препарат слишком дорогой. Или что его больше не найти в Великобритании. Или… еще что-нибудь. Потом Гермионе и вовсе пришлось столкнуться с этим воочию, когда из-за чертовой войны не хватало буквально всего, не говоря уже о зельях продвинутого уровня.       Возможно, будь у нее больше времени, она бы занялась колдомедициной. Но работала бы не с людьми — Мерлин упаси, хватило Грейнджер потерь и страданий. Работала бы для людей: создавала бы что-нибудь, изучала, проводила бы…       — Принцесса нынче задумчива, — раздалось у нее над ухом, и Грейнджер крупно вздрогнула. Она заморгала и подняла голову, тут же расплываясь в улыбке. — Будешь моей парой?       — Фу, это самое неромантичное предложение об отношениях, — Гермиона наигранно покривила лицом.       Малфой улыбнулся. Он предложил ей руку, помогая подняться с места, и Грейнджер ухватилась как-то особенно крепко, судя по его удивленному взгляду. Ведьма лишь едва заметно съежилась. Ничего с собой поделать не могла: прикосновение к нему пускало по телу электрические разряды — будто сотня фейерверков взрывается внутри.       — А что мы делаем? — прошептала Гермиона, оглядываясь. Ученики разбивались по парам и озадаченно разглядывали пергаменты. — И где Слизнорт?       — Дал нам задание в парах. Его куда-то вызвали срочно, к МакГонагалл, наверное, — Драко прикоснулся к котлу, проверяя температуру. Он задумчиво посмотрел в сторону полок с ингредиентами, после чего перевел оценивающий взгляд на Гермиону. — Ты в порядке?       Она кивнула, облизывая губы. Пальцы все еще грелись в его крепкой хватке. Малфой вывел неизвестный рисунок на ее коже.       — Нам достался Умиротворяющий бальзам. Помнишь состав?       — Малфой, не считай себя умнее меня, — Гермиона приподняла бровь, складывая руки на груди. — К твоему сведению, мы уже варили его у Снейпа, и я была единственной, кто приготовил его верно.       — О да, я помню. Кажется, твой Поттер тогда хотел отправить кого-то в летаргический сон. Или это был Уизли? Или… оба?       Грейнджер нахмурилась. Она окинула ухмыляющегося Драко недовольным взглядом и фыркнула, смахивая волосы с плеча. Не став комментировать его последнюю реплику, ведьма ровным шагом направилась к полкам. В голове пронесся список необходимого — лунный камень, сироп чемерицы… Ингредиенты всплывали в памяти один за другим точно в последовательности их добавления, и Гермиона чувствовала, как улыбка становится шире. Это приятно. Знать что-то — приятно.       Набрав полные руки, она спокойно подошла к столу и осторожно сгрузила ингредиенты под цепким взглядом Драко. Сегодня на нем была до жути симпатичная рубашка — вроде ничего особенного, а глаз не оторвать. Стоило Малфою перехватить ее задумчивый взгляд, как Гермиона отвернулась. Ресницы сами по себе опустились, а по горлу скатилась слюна. Ей, на самом-то деле, необязательно стесняться и прятать свою заинтересованность. Выходило по привычке. К тому же Драко это, по-видимому, веселит, судя по сдавленному смешку. Он сделал шаг в сторону, освобождая место по соседству. Руки их соприкасались — опять.       — Жаль, что в программе нет зелья для поцелуев. Оно бы мне сейчас пригодилось, — украдкой шепнул Малфой в кудри, потянувшись за ступкой. Он бросил пару лунных камней в миску и начал крошить их быстрыми движениями.       — Мерлин, Малфой, ты что, со мной флиртуешь? — так же тихо спросила Грейнджер, косо поглядывая на руки Драко. Он закатал правый рукав по локоть. Левый же — тот, что скрывал Метку, — остался опущенным до запястья. Гермиона прищурилась и поджала губы.       — Спасибо, что наконец заметила.       — Раньше твои методы заигрывания были… несколько экстремальными, — она округлила глаза, потянувшись за второй ступкой для рога единорога.       — О, да прекрати. Какая девушка отказалась бы от того, чтобы ее похитили вместо первого свидания?       Гермиона замерла. Она повернулась к улыбающемуся Драко и, изогнув верхнюю губу в непонимании, тихо ответила:       — Адекватная? У которой все в порядке с головой? Вариантов много, знаешь ли.       Он фыркнул, после чего демонстративно опустил большой палец в воздухе:       — Скукотища. — Малфой вновь притронулся к котлу, после чего добавил порошок из лунного камня. — Кстати, я договорился с Фальконе. Сегодня вечером мы идем на свидание.       Гермиона глянула на него из-под ресниц. Щеки вдруг запульсировали, стало жарко. Она не нашлась, что ответить, поэтому, когда Драко окинул ее лукавым взглядом, лишь смущенно кивнула и вновь уткнулась в миску. Малфой провел рукой по ингредиентам, раскидывая их в стороны. Брови свелись на переносице.       — Ты не взяла корень валерианы. — Грейнджер открыла было рот, чтобы возразить, но быстро поняла: его действительно не было на столе. — Я сейчас возьму. Помешай пока зелье.       Гермиона послушно кивнула. И как она умудрилась забыть? Вроде же… вроде даже взяла корень в руки. С памятью происходило что-то странное: уже не первый раз Грейнджер упускала из виду важные вещи, то ли находясь в прострации, то ли попросту от невнимательности.       Она подхватила ложку и, заглянув внутрь котла, осторожно помешала содержимое. Пар поднимался в воздух сплетающимися кольцами. Гермиона шмыгнула носом, убавив огонь, и перевернула песочные часы, рассчитанные на семь минут. Ведьма вернулась к ступке с рогом единорога, проминая тщательнее. Сил совершенно не осталось. Она напирала на чертов пестик всем весом, но руки совсем ослабели, отдаваясь болезненными импульсами в плечах. Грейнджер разочарованно вздохнула. Она оперлась ладонями о парту и обреченно опустила голову.       Как же она устала. Каждый чертов день будто делал ее слабее. Сегодняшним утром Грейнджер минут десять не могла промыть волосы, потому что руки то и дело затекали. Ей приходилось постоянно присаживаться из-за частого головокружения и подкатывающей тошноты. Подумать только: такая элементарная вещь, как мытье головы, приносила столько дискомфорта. В какой-то момент Грейнджер так отчаялась, что даже подумывала позвать Джинни на помощь.       Вот и сейчас Гермиона чувствовала такую слабость, что единственное, чего ей искренне хотелось, — это лечь спать. Веки будто наливались свинцом, становясь такими тяжелыми, что на удержание глаз открытыми уходило неприлично много сил. Она чувствовала, что увядает. Как стебель опускается под тяжестью бутона, так и Грейнджер проводила все больше времени лежа.       Она подавила зевок. Потерла горящие глаза дрожащей ладонью, после чего оглянулась на сокурсников. Флора Кэрроу молча давила губы, глядя, как Сьюзен Боунс мастерски обрабатывает водоросли для добавления в котел. Взгляд скользнул дальше, пока не остановился на Теодоре. Сегодня он был каким-то… непривычно серьезным. Гермиона свела брови, чувствуя, как гаснет улыбка. Нотт весь подобрался: в его руках застыл нож — острие замерло над нарезанной на тонкие пластины смоквой. Плечи расправлены, желваки на плотно сжатых челюстях проступают как никогда отчетливо. Он не сводит глаз с чего-то, чего она не видит, и Грейнджер, приоткрыв рот, повернула голову, отыскивая взглядом…       О ч-черт…       Малфой стоял в предельной близости от Эрни Макмиллана, стискивая несчастный корень валерианы так, что пальцы казались мраморно белыми. Парни были примерно одного роста, но у Драко было ни с чем не сравнимое преимущество — его взгляд. И Мерлин свидетель, по одной лишь беглой оценке выражения его глаз можно было сказать, что дело плохо. Эрни что-то говорил, но слов было не разобрать, хотя в аудитории уже повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь кипением котлов. Грейнджер вопросительно посмотрела на Тео — тот лишь сильнее сдавил рукоятку ножа.       Вдруг раздался хохот, и по коже прошлись густые мурашки. Драко… он всегда так смеется, когда теряет контроль. Когда находится в паре шагов от того, чтобы выкинуть какую-нибудь дрянь. Этот его смех будто предупреждение, вывешенный красный флаг, кричащий «не лезь», будто чертова выставленная палочка, с конца которой уже срываются изумрудные искры. Гермиона участила вдохи. Грудь нервно поднималась, но воздуха все равно не хватало, чтобы насытить кровь в полной мере. Растерянно — и вновь безуспешно — она глянула на Тео и в тревоге прикрыла глаза.       Еще ничего не случилось.       Еще ничего не случилось. Слова, словно мантра, прилипчивая песенка, прыгают с кончика языка. Гермиона сделала глубокий вдох сквозь мгновенно пересохшие губы.       Она позволила себе не смотреть на происходящее лишь на долю мгновения.       И именно в эту секунду раздался грохот. Грейнджер встрепенулась, подхватила лежащую на столе палочку и вынырнула из-за парты, приближаясь так стремительно, что у нее закружилась голова. Она не видела, кто кого толкнул первым, но это и не имело значения. Главное, что Малфой сейчас зажат у полки с ингредиентами, а Макмиллан усердно сдавливает воротник его рубашки. Ведьма попыталась рвануть к ним, но крепкая хватка Нотта отпихнула Грейнджер в сторону. Она приглушенно пискнула — больше от неожиданности, нежели от боли, — когда острый край парты пришелся в бедро.       — Да ты должен быть благодарен, что тебя вообще допустили к нормальным людям! — Яда в интонации Эрни было столько, что Гермиона бы не удивилась, начни с его губ стекать пена. — Все семь лет ходил как важный индюк, всем папашей своим угрожал. Ну, а что сейчас? Где твой папаша, когда у тебя отнимают валериану?       Гермиона сглотнула. Она осторожно обошла стол, держа палочку наготове. Неизвестно, что в голове у Эрни. Его палочка в кармане, достать — дело секунды. Малфой же свою оставил на парте. И тем не менее казалось, что ситуация волнует всех, кроме ее главного и непосредственного участника. Драко вмиг стянул все эмоции с лица, становясь похожим не на человека, а на самую настоящую куклу. Красивую, искусно сделанную, но неживую. И видеть это было жутко. Его глаза… они даже не остекленели — это был совершенно мертвый взгляд. Пустой, безэмоциональный, выцветший — какие синонимы ни подбери, все равно верное выражение передать не получится. Ресницы его почти не смыкались. Все лицо, все тело расслабилось.       — Что ты молчишь?! — тряхнул Малфоя разъяренный Эрни. Он был на грани и явно прощался с остатками здравомыслия. Грейнджер видела боковым зрением, как напряженно шевелятся студенты. Никто не смел отвернуться. — Ты язык проглотил, Малфой?! Я спрашиваю: где сейчас твой папаша? Что ж не защитит тебя?!       Драко выдержал паузу. Темные брови приподнялись, и левый уголок губы вздернулся, прокладывая на щеке небольшую ямочку.       — Мой папаша там же, где и мать твоей милой Ханны Аббот, — Малфой приблизил лицо к ошеломленному Макмиллану. — Под землей.       Грейнджер невольно закатила глаза, едва сдержав горестный стон. Видимо, у их пары больше общего, чем она предполагала. По крайней мере, создавать себе неприятности они явно мастера.       У Эрни дернулся глаз — она отчетливо это видела. Секундная задержка, чтобы обработать смысл сказанного. А дальше…       — Оппуньо! — раздалось с задних парт. Гермиона машинально пригнулась, когда стая мелких пташек пролетела над головой, целясь точно в Малфоя. Будто в трансе, она взмахнула палочкой, невербальным направив мелкие клювики в стену. Даже не поняла, что сделала быстрее: спряталась или защитила.       С губ сорвался тяжелый вздох, когда птицы посыпались на пол, огибая Драко. Несколько из них угодили в Эрни, прикрывающего лицо. Гермиона выскочила из-под парты и направила палочку в ту сторону, откуда донеслось заклинание. Двоица пуффендуек смотрели на нее с чистейшей яростью во взгляде. По горлу прокатился спазм, по шее — мелкая дрожь.       — Грейнджер, не будь дурой, — процедила одна из них, светловолосая. Гермиона знала ее и точно припомнила бы имя, но в голове было тихо, как обычно бывало после сражений. — Ты слышала, что он сказал.       — А Макмиллан меня с днем рождения поздравил, что ли? — невозмутимо спросил Малфой, которого все еще держал ошеломленный Макмиллан. Пуффендуйка скривилась. Мышцы ее лица подрагивали, будто у носа защемило нерв.       — Гермиона, опусти палочку, — пуффендуйка — Фэй Данбар, вспомнила Гермиона, — сделала шаг вперед, будто желая коснуться ведьмы. Вот только Нотт оказался быстрее, преграждая ей путь. Девушка остановилась как вкопанная, глядя на него снизу вверх. Еще никогда Тео не казался Гермионе настолько высоким.       — Ты… — послышалось тихое со стороны Эрни.       Грейнджер не стала оборачиваться на них, фиксируя взгляд на стычке перед собой. Казалось, все происходящее забавляло лишь слизеринцев — те наблюдали за шоу с традиционными будто приклеенными ухмылками. Остальные же если не держали палочки против Грейнджер с Ноттом, то явно были готовы в любой момент это сделать.       — Шаг назад, — тихо произнес Теодор, не отрывая взгляда от Фэй. Ее светлые брови взмыли вверх, но она быстро собралась: вскоре хорошенькое лицо исказилось гримасой отвращения.       — Что ты…       — С чего бы мне тебя слушаться, Нотт? — Данбар сделала шаг навстречу, почти врезаясь в его тело.       — Шаг. Назад.       И вместе с тем как Фэй приближалась, Тео отпихивал Гермиону все дальше. Ведьма зашла за котел, прикрывая уязвимые участки тела. Рука, крепко держащая палочку, уже не просто подрагивала — она натурально тряслась. От страха ли? Грейнджер не знала. Складывалось ощущение, что девичье сердце крепко сдавили железными путами, стискивая до того, что оно вполне могло пойти по швам от натиска. Она часто моргала. Губы — в плотную нитку. Взгляд не скачет — плавно, но уверенно переходит от одного лица к другому.       — Что, — Фэй склонила голову, — покалечишь меня и тоже заберешь к себе на курорт?       — Ты, отродье Пожирателей!       Яростный крик Макмиллана, схожий, скорее, с визгом, раздался позади, и Грейнджер моментально обернулась.       Резко и хлестко. Это было так быстро, что Гермиона не успела среагировать. Секунда — все в порядке. Моргнула — Малфой держится за нос, и красные змеи ползут вниз на целованные ею губы. Ее будто окунули с головой в ледяную прорубь, и вода затекла в уши, лишая слуха. Прошло всего лишь мгновение зудящей тишины в ее голове, прежде чем Грейнджер вскрикнула:       — Инкарцеро!       Магия тут же стянула запястья Эрни, и парень забился, будто пойманное животное. Он открыл рот, прямо как тряпичная кукла. Но звука не было. Грейнджер пялилась на него во все глаза, не понимая, куда делся его визгливый голос. Весь мир вдруг замолчал, оставив только звон в ушах и гулкое биение сердца.       Щелк. Треск — мимо пролетела вспышка заклинания. Шелест магии, отблеск ласковых искр волшебства. Слух вернулся ровно в тот момент, когда рядом что-то со всей дури громыхнуло, и ее чем-то окатило.       Жуткий холод — вот, что первое испытала Грейнджер. Ее вдруг затрясло от того, насколько ледяным было жидкое нечто. Тело усыпали густые мурашки, и какой-то внутренний импульс толкнулся в животе в попытках вернуть хоть немного тепла. Мокрая одежда мгновенно начала липнуть к коже, и Гермиона вдруг нашла это ощущение одним из самых омерзительных, что когда-либо испытывала.       В голове вдруг стало необычайно тихо, еще тише, чем было до. Будто все мысли разом выдворили — погнали, как собак со двора. Осознание того, что только что случилось, пришло за считанные секунды, однако тянулись они тяжелее плавленой резины. Словно отбил час, прежде чем на голову наконец обрушилось: котел перед ней взорвался, окатив Гермиону жижей неизвестного свойства. А еще ее придерживают за талию чьи-то руки. Ведьма нелепо скосила взгляд в сторону, встречаясь с окровавленным, полным паники лицом Малфоя.       Моргнула раз.       Моргнула два.       Кап-кап. Кап-кап. Знакомый звук отозвался болезненным воспоминанием: почти как струйка крови с ее губ, что лужицей скапливалась на металлическом столе.       Гермиона провела по лицу, стирая липкую холодную жидкость с ресниц. Кое-как продрав глаза, ведьма огляделась по сторонам, встречая испуганные взгляды наблюдавших. Остатки котла валялись на полу чуть поодаль, его внутренности были окрашены в тот же цвет, что окропил ее тело — мерзостно-зеленый.       О, знала бы Грейнджер, какую ярость выражает ее лицо, полностью испачканное в недоваренном зелье. Под стать той злости, что полыхала в грудной клетке, грозясь прорваться Адским пламенем и сжечь Хогвартс дотла. Ее узкое лицо заострилось — сжатые зубы сделали и без того видимые скулы острее лезвия ножа, и линия челюсти теперь казалась словно нарисованной тонким карандашом. Но не это было самым угрожающим в ее облике.       Ее взгляд, такой привычно теплый и ласковый, теперь выражал столько ненависти, что хватит на десятерых. Она смотрела прямо перед собой, не моргая. Грудная клетка вздымалась и опускалась, и желваки ходили на челюстях. Гермиона явственно ощущала, как подрагивают нервы на лице: верхняя губа поднялась, обнажая зубы — будто еще немного, и ведьма бросится на чью-то шею, перекусывая сонную артерию.       Она сжала кулаки. Попыталась сделать медленный и глубокий вдох, чтобы хоть как-то приручить пляшущих внутри чертей. В голове эхом пролетели все успокаивающие слова, которым когда-то учила ее Элиза: ситуация под моим контролем; злиться — это нормально; злоба — лучшее топливо. Но ничто из этого не помогало успокоиться. Наоборот, установки раззадоривали Грейнджер еще больше, и ведьма прикрыла глаза, вдавливая язык в сомкнутые передние зубы до боли. Она разжала и снова сжала кулаки. Сглотнула. А затем начала шепотом:       — Вы…       Она сделала глубокий вдох.       — …какие же вы идиоты, — процедила сквозь сжатые зубы Грейнджер. — Как же вы меня достали! Вы все у меня вот уже где сидите! — Она отрывистом движением поднесла два пальца к глотке. — Вы даже не дети, вы неотесанные кретины, которые так привыкли кого-то ненавидеть, что жить без этого не можете! Вы все, все, пропади вы пропадом, пользуетесь одними и теми же аргументами, выясняя отношения с моими друзьями — да даже со мной! «Гермиона, ой, как ты можешь! Ты предательница, ведь была война! Ты разве не помнишь, что было?» — Голос Гермионы соскочил на издевательскую ноту, и брови изогнулись в театральной жалости. Однако вскоре выражение ее лица сменилось на совершенно иное — озлобленное и жестокое. — Я все помню. Я была на войне еще в тот момент, когда вы повально обвиняли Гарри в том, что он пытается всеми силами привлечь внимание.       Гермиона сдавила края юбки, чувствуя, как картина перед глазами дрогнула. Она сделала вынужденную паузу, надеясь, что это выглядит как спланированное действие. На самом же деле те несколько секунд заминки ушли на экстренное восстановление организма — Грейнджер чувствовала, как от захлестывающих эмоций в животе завязывается узел. Как он поднимается вверх, перекрывая всякую попытку сделать вдох.       — Я застала все, что делали слизеринцы. И, поверьте, я знаю, какими людьми они были. И знаю, какими стали, — она ухватилась за край стола, собираясь с силами. В классе стояла зловещая тишина. Никто даже не шелохнулся. Гермиона попыталась остановить взгляд хоть на ком-нибудь, но тело становилось все слабее, а пелена перед глазами все более густой. Хватка Малфоя на талии усилилась. — Вы, сами того не замечая, делаете все то, в чем обвиняете других. Теперь вы задиры. И теперь вы плачетесь родителям и преподавателям, когда вам отвечают злобой на злобу. Очнитесь, черт возьми. Война закончилась. Все заплатили требуемую цену. Оставьте на…       По классу прокатились надрывные вздохи, когда колени Гермионы резко подкосились. Она кивнула болванчиком, роняя отяжелевшую голову на плечо Малфоя.       — Грейнджер! — В донесшемся будто издалека голосе звучали нотки истерики на грани с паникой. Грейнджер пыталась сфокусироваться, разглядеть лицо, но перед глазами все плыло. Будто она оказалась на аттракционе, на карусели, что безостановочно вертится и вертится вокруг своей оси. Картинка разъедалась черными, оранжевыми точками.       — Кто это был? Кто выпустил в котел проклятье?!       Все звуки тонули; ощущение собственного тела растворялось со стремительной скоростью. Гермионе хотелось протянуть руку к щеке Драко в успокаивающем жесте, но пальцы даже не дрогнули. Острая боль вспыхнула в позвоночнике, и сознание потрясенной ведьмы в конце концов ускользнуло.

***

      Гермиона поморщилась, открывая глаза. Виски гудели, будто по голове приложились от души. Она попыталась приподняться на ладони, но попытка движения оказалась тут же пресечена всеобъемлющей слабостью организма. Контролировать тело до сих пор не получалось. Воспоминания о случившемся настигали с запозданием. В голове закрутились эпизоды — один за другим, и с каждым мгновением ей становилось все дурнее. Почти до тошноты.       — Гермиона?       Теплые руки скользнули под шею, приподнимая голову. Грейнджер тут же распознала Малфоя, и волна какого-то внутреннего спокойствия прокатилась по коже. Она удобно устроилась на подушке и попыталась сфокусировать взгляд. Картинка все еще была размытой, но даже так получилось ухватиться за встревоженного Драко. Он сидел на ее постели и придерживал ведьму за ладонь — Гермиона это скорее увидела, чем почувствовала.       — Как… как твой нос?       Парень молча с непонятным изгибом в бровях смотрел на нее пару секунд, после чего порывисто прижался к ведьме. Его рука запуталась в кудрях, пододвигая девичью голову ближе к плечу. Гермионе показалось, что Драко всхлипнул. Она лишь умиротворенно положила щеку на его плечо, горячо выдыхая в шею.       Чувствительность покровов постепенно возвращалась к ней: вскоре Гермиона ощутила, как он прижимается теплыми губами к ее лбу, и в этом простом жесте было столько нежности, что у нее защемило сердце. Она осторожно подняла руки и обхватила его.       Они молчали. В этих объятиях было скрыто больше, чем простая потребность в близости. В этих прикосновениях прятались осуждение и принятие; в них крылась благодарность и недовольство тем, что на кону оказалось здоровье. Гермиона провела пальцами по его позвоночнику, утыкаясь носом в изгиб шеи. Она загоняла любимый запах в легкие, вдыхая глубоко до треска в грудной клетке. Драко же массировал местечко под волосами — будто знал, как снять головную боль. Его трепетные прикосновения, легкое перебирание кудрей заставляло трепетать. Грейнджер оставила мягкий поцелуй в основании его шеи, и в ту же секунду, что ее губы коснулись покровов, Малфой аккуратно сдавил корни кудрей.       — Ты безмозглая идиотка, Грейнджер, — прошептал он в волосы.       — Сам такой, — она провела носом по его ключице, пряча улыбку. — Кто, во имя Мерлина, оставляет палочку на столе?       Драко тихо рассмеялся. Гермиона не поверила в искренность смеха: в скачущих нотках слышалась горечь. Она прижалась плотнее.       — Прекращай играть в героиню.       — Прекращай говорить мне, что делать.       — С удовольствием скину с себя это бремя, как только у тебя появятся мозги.       — Напомню, это не я получила в нос из-за корня валерианы.       Он вдруг оторвался от нее. Гермиона с жутким неудовольствием отметила, как нехотя она отлипает от Малфоя — и вместе с тем на губах пригрелась улыбка. Быть влюбленной — высшее благо, что достается человеку. Оно окрашивает весь мир в удивительные тона; оно стирает всякий намек на серость будней. Будто сноп искр вздымается куда-то высоко-высоко в животе, даруя тебе эйфорию. Несмотря на всю присутствующую слабость, ей казалось, что рядом с Малфоем в ней проявлялась способность сворачивать горы. Один его продолжительный взгляд в глаза, одно столкновение их расширенных зрачков толкало сердце куда-то наружу из грудной клетки. В низу живота же все будто покрывалось ледяной коркой в ожидании.       Драко смотрел на нее со всей серьезностью, а она понимала — ее взгляд не выражает ничего иного, кроме захлестывающих чувств. Ведьма будто плавилась в печи этих ощущений: ей было до того тепло, что становилось жарко. Малфой пытался сохранить строгость в лице, но с каждой секундой его взгляд становился все мягче и мягче и сдвигался все ниже и ниже, наконец остановившись на уровне губ. Грейнджер осторожно двинулась вперед — потянулась за кратким поцелуем.       — Ты в порядке?       — Нос цел. Ты? — Дождавшись кивка, он провел шершавой ладонью по щеке. Его губы изогнулись в усмешке. — У тебя все волосы в зелье.       Черт! Гермиона опустила взгляд и протяжно простонала, откидывая голову на подушки, когда увидела свои запястья. Она была вся измазана в зеленом, будто только-только вылезла из болота. К щекам прилил стыдливый жар, и ведьма уткнулась в ладошки под тихий смех Драко.       — Сколько я была в отключке? Почему меня не отмыли? — Девичий голос прозвучал глухо, отскакивая от рук. Малфой осторожно отлепил их от ее лица. Их пальцы переплелись. Он чуть наклонил голову, встречая ее виноватый взгляд своим ласковым.       — Я попытался, — парень кивнул в сторону, и Гермиона проследила за его взглядом. Рядом с кроватью стоял широкий таз, до краев наполненный отдающей зеленым водой. Ведьма наморщила нос. — Убирать это заклинанием мы не рискнули, вдруг пойдет реакция. По крайней мере, лицо у тебя снова нормального цвета. Волосы я не стал трогать. Маркус принес безопасное зелье — вон колба. Сходишь в душ, и все отмоется.       Гермиона нахмурилась. Она прикрыла глаза, пытаясь вспомнить хоть что-то кроме своей пылкой речи, произнесенной на эмоциях, но все рассыпалось подобно бисеру. Ресницы тревожно трепетали — в груди будто вновь поднималась эта волна тревоги, которая, впрочем, тут же улеглась, когда Драко запечатлел мягкий поцелуй на нежной щеке. Парень потерся носом о ее скулу, чем вызвал почти что мурчание.       — Все хорошо, Грейнджер. Ничего плохого не случилось, — он прижался лбом к ее, выдыхая. И вдруг дышать стало легче.       Никогда, наверное, она не привыкнет к тому эффекту, что оказывают сильные чувства. Пьянящие, они вытесняют все то грязное, что пристает к душе и разуму. Льнущие, они окутывают тебя, не давая возможности вывернуться из плотных сетей. Гермиона ощущала мягкие прикосновения Малфоя — она чувствовала сердцем его близость. И каждый вдох парня отдавался почти что ликованием. Такие простые вещи заставляли ее приходить в восторг. В голове пролетели одновременно тысяча мыслей: он жив, он преодолел войну, он был рядом, он…       Он, он, он… — это всегда был Драко Малфой. Первое непростительное оскорбление, первый удар, первая захлестывающая радость. Первые глубокие чувства. Первая надежда, что все будет хорошо. В груди защемило от влюбленности, преследующей по пятам. Ей хотелось закричать, завопить во всю глотку, выражая, как сильна ее привязанность к нему. Грейнджер мечтала обхватить его скулы, вдавить в его лицо свои тонкие ладошки и смотреть не отрываясь в серые глаза, произнося эти зажегшиеся в душе фразы. Вместо этого, однако, она лишь продолжала буравить его взглядом. Пульс учащался. Губы сами по себе разомкнулись, и Гермиона подалась вперед. Пальцы пробежались от шеи вверх, ныряя в белоснежную шевелюру. Поразительно, как у него отросли волосы.       Она пыталась вложить в поцелуй все то, о чем думала постоянно. Свою цветущую любовь, желание, благодарность и ненависть за то, что события обернулись именно так. Будь Гермиона здорова, она бы хотела всю жизнь мучать Малфоя. Хотела бы соревноваться, показывать язык и прочие некультурные жесты, одерживая очередную победу. Наблюдать за тем, как он становится старше. Ей хотелось принадлежать Драко — сплестись с ним, как переплетаются ветки плюща. И Мерлин свидетель, один лишь шепот мысли, что ничего из этого она не получит, заставлял внутренние органы перекрутиться меж собой.       Малфой рвано вздохнул. Он положил одну ладонь на узкую талию, прижимая к себе ближе, а второй осторожно сдавил ее трахею. Его палец лежал точно на подъязычной кости. При каждом неровном движении горла ведьма чувствовала, как Драко вдавливает подушечку, осложняя вдох. Парень вдруг перенес ладонь на изгиб ее шеи и улыбнулся сквозь поцелуй. Гермиона отстранилась.       — Тебе правда нужно смыть с себя эту дрянь.       — Ты серьезно прервал поцелуй, чтобы сказать мне это? — Грейнджер тихо рассмеялась, заглядывая Малфою в глаза.       — Гермиона, дай мне время привыкнуть, — он отклонился, едва заметно поправляя брюки. Грейнджер с пропущенным ударом сердца ухватилась за этот жест, и щеки тут же вспыхнули алым. — Я еще никогда не возбуждался от лукотрусов.       — О, да ну тебя к драклам…       Грейнджер, смеясь, пихнула его в плечо. Что ж, сравнение было заслуженным: такая же тощая — такая же зеленая. Гермиона откинулась на подушки, расслабляя спину. Она повернула голову к окну: дни становились такими короткими… За окном уже вовсю царила темнота, хотя стрелки часов на стене едва зашли за шесть вечера. Ведьма направила все свое внимание на высматривание звезд, чтобы прервать набатом выстукивающие в голове слова Малфоя.       Внутри нее что-то скреблось. Это было незнакомое доселе ощущение: будто… Мерлин, ее тело всегда реагировало одинаково, а сейчас уже знакомые импульсы словно направились в обратном направлении, создавая некое неизученное, незнакомое ей чувство. Ей стало так жарко. Колени сами собой свелись — хотелось стиснуть их, чтобы унять зуд, облизывающий внутреннюю сторону бедра. С плеч будто сдернули разогретый атлас: Грейнджер могла прикрыть глаза и считать прикосновение его сухих губ. Даже несмотря на то, что Малфой оставался на месте чуть поодаль от ведьмы.       Это возбуждение… оно действовало сильнее всякого удара, пришедшегося в солнечное сплетение. Было так сложно отвлечься от наблюдения за изображениями, что так быстро замелькали на кромке сознания. Гермионе вдруг стало необычайно стыдно — она сидела в паре десятков сантиметров от Малфоя и думала, как изнывает по его прикосновениям. На кончике языка закрутился стон, стоило представить, как тонкие пальцы вдруг начинают подниматься вверх по лодыжке. Как Драко легким движением разомкнет ее колени и сдавит ладонью бедра, как он коснется ее простого белья, выбивая тяжелый вздох. Ей было так неловко смотреть на Малфоя — Грейнджер не могла нормально вдохнуть. Будто в комнате витал не морозный ветерок, а пар после горячего душа. Он разрывал легкие и проникал в кровь; он сводил с ума и заставлял Гермиону приоткрыть губы, чтобы вытолкнуть избыток кислорода.       Она хотела Драко Малфоя. Хотела его прикосновений, поцелуев, хотела увидеть его обнаженное тело и душу. И — о, Мерлин! — как же Грейнджер надеялась, что не выдает себя ни резкой закрытой позой, ни бегающими блестящими глазами. Поэтому, когда парень ступил на пол и подал ей руку, ведьма уткнулась взглядом в пол. Прикосновение к нему — как обжигающий всполох Инсендио. Как молния, что бьет в макушку и оставляет шрамы на теле. Драко осторожно потянул ее на себя, помогая подняться с постели. Голова шла кругом — в последнее время смены положения так тяжело ей давались. Она прикрыла глаза в попытке остановить пляшущие перед глазами мушки. Пальцы вжались в мужское предплечье.       — Мне позвать…       — Нет, — она отрезала, сглатывая. Гермиона медленно распрямилась. — Сейчас мне нужен только ты.       Лицо Малфоя дрогнуло. Его плотно сведенные от беспокойства брови на секунду расслабились, и уголки губ дернулись вверх. Драко в очередной раз оставил поцелуй на ее лбу, после чего потянулся к прикроватной тумбочке и забрал оттуда колбу.       — Как ты себя чувствуешь? — Они сделали шаг в сторону ванной. Головокружение усилилось — перед глазами замелькали змейки. Гермиона кивнула, уже готовая соврать, но тут же остановилась. Можно обвести вокруг пальца кого угодно. Но только не Драко.       — Слабость. В последнее время постоянная слабость.       — Тебе нужно смыть остатки зелья. Я позову Уизли. Хорошо?       Грейнджер кивнула.       Малфой открыл дверь, что вела в ванную, и осторожно прислонил Гермиону к стене. Он поставил колбу на раковину и окинул Грейнджер встревоженным взглядом. Ведьма с усилием улыбнулась Драко. Они смотрели друг на друга еще несколько мгновений, прежде чем парень стиснул кулаки и направился в комнату. Оттуда раздались приглушенные звуки: Драко копошился в тумбочке, что-то выискивая.       Грейнджер сделала резкий вдох. Затылок был плотно прижат к кафельной стене. Жар не унимался, даже несмотря на то, что по позвоночнику вверх бежали мурашки. Прохлада стен создавала опьяняющий контраст, и ведьма вжалась головой еще плотнее, глотая воздух сквозь приоткрытые губы. Мысли наскакивали друг на друга — она решалась. Сквозь путающееся в звуках, что создавал Драко, сознание Гермиона находила внутреннюю силу признать: она не хочет, чтобы он уходил. Чтобы оставлял ее хоть на минуту. Поэтому, когда его силуэт мелькнул в дверях, оставив на крючке свежее полотенце, а ладонь потянулась к ручке, чтобы выйти, Грейнджер тихо окликнула:       — Драко.       Малфой повернул голову. Их взгляды — жаждущие, сгорающие в пламени желания — встретились. И всякие сомнения тут же испарились. Гермиона облизнула нижнюю губу и быстро заморгала.       — Я не хочу, чтобы Джинни мне помогала.       Он нахмурился. Серый взгляд озадаченно сдвинулся в сторону нарисованного олененка в глубине лазарета.       — Мне позвать…       — Останься, — она сделала паузу, глядя в его расширенные зрачки. Полумрак комнаты облизывал облик Малфоя, и лишь белесые волосы выделялись на фоне темноты. — Помоги мне.       — Гермиона, сначала нужно избавиться от одежды. Я не смогу промыть тебе волосы, пока ты наглухо застегнута в рубашку.       — Я знаю. — Грейнджер сделала рваный вдох, когда он вдруг поднял голову выше. Малфой прикрыл глаза, и его кадык дернулся. — Помоги мне, Драко.              Малфой колебался, она видела. Его кулаки то сжимались, то разжимались. Драко посмотрел на дверь. И Гермиона уже готова была стыдливо опустить голову, жмурясь и проклиная себя. На языке рождались оправдания — в первую очередь для себя, почему она так себя повела. Она вдруг почувствовала себя полной дурой. Может, она просто не так его поняла? Может…       Малфой сделал шаг в сторону ванной.       И сердце ее толкнулось с такой силой, что вполне могло вывалиться на пол ненужным элементом.       Он подкрадывался к ней медленно, словно проверял границы дозволенного. Он будто давал время на то, чтобы остановиться, крикнуть в ужасе «я передумала!» и громко захлопнуть дверь в ванную комнату. Но Гермиона не трусила. Она не боялась. Она смотрела в его глаза неотрывно, ровно так же проверяя реакцию Драко. Шаг за шагом расстояние между ними сокращалось, становясь почти несущественным. Ведьма не могла оторваться от стены. Не хотела быть жертвой, что носится по всей комнате; не хотела быть экспонатом, которого осматривают со всех сторон. Она просто стояла, не разрывая зрительного контакта. Почти не дышала — поэтому, когда Драко подошел к ней вплотную, она чуть не захлебнулась резким вдохом.       Его челюсти были так плотно сжаты. Наверняка ощущение не из лучших — Гермиона, когда так плотно стискивала зубы, после обязательно мучалась от последующей боли. В лице читалась наигранная безмятежность: Драко явно не хотел показывать эмоций, но глаза никогда не врут. В них торнадо — серый смерч вихрится, захлестывает и втягивает в себя. Малфой почти не моргал — он не смел опускать взгляд ниже ее ресниц. И даже когда раскаленные ладони коснулись первой пуговицы у горла, а Грейнджер крупно вздрогнула, Драко продолжил изучать ее взгляд. Он едва ощутимо коснулся кожи ее шеи, и ощущалось это точь-в-точь как случайное прикосновение крыльев бабочки.       Малфой мягко касался пуговок рубашки, вытаскивая их из петель. Гермиона и не думала пошевелиться. Его прикосновения были так невесомы, что казались почти отсутствующими. Хотелось почувствовать ладони на талии. Чтобы они скользнули по плечам, по спине, расстегивая застежку бюстгальтера. Но то, как притрагивался Драко, напоминало касание Вингардиум Левиоса: ты испытываешь легкое давление, но не ощущаешь его в достаточной степени, чтобы насладиться сполна. Ты изнываешь от жажды, потому что хочешь большего. Ты хочешь чувствовать тяжесть. Тебе нужно сорванное дыхание от разрывающего легкие восторга.       Она тяжело прикрыла глаза, когда Драко скользнул указательным пальцем ей под рукав, проводя по запястью. Издевательски медленно расстегнул пуговицы сначала на одном рукаве, потом на другом, не прикасаясь к коже вообще. Грейнджер сбивчиво дышала — ее начинало потряхивать от переизбытка эмоций. Ведьма была заворожена. Будто приросла к месту, позволяя делать с собой все, что придет в голову Малфою. И он игрался умело: подцепив ворот расстегнутой рубашки, он неспеша раздвинул ее полы и осторожно потянул вниз по плечам. Ткань прошлась по разгоряченной коже ветерком, прежде чем свалиться на пол бело-зеленым пятном.       — Посмотри на меня, Гермиона.       Годрик, как же бьется сердце.       Грейнджер с трудом сглотнула, приподнимая подбородок. Она несмело глянула на него из-под ресниц. Щеки пульсировали с неконтролируемой силой — жар подступал волнами, то занимая все тело, то опустошая его.       Гермиона стояла перед ним в телесного цвета лифчике, юбке по форме и белых гольфах по колено. На ней была одежда, но чувство абсолютной обнаженности захватывало разум. Драко так тяжело дышал. Будто воздуха не осталось, будто он дышит тяжелой пылью. Удостоверившись, что Грейнджер внимает каждому его движению, Малфой спустился взглядом по шее. Разглядывал ее, как лучшую картину в музее. С восхищением. С жадностью. И чувства эти, отражающиеся в его глазах, лишь усилились, когда взгляд мазнул вниз по ключицам.       Его грудная клетка перестала вздыматься. Он сделал глубокий вдох сквозь приоткрытые губы и замер. Малфой будто боялся к ней прикоснуться, и Гермиона тоже боялась, что случайно разрушит момент. Взгляд скользил по ключицам, по груди, по выступающим ребрам — этот взгляд был везде, и это было лучшим чувством на памяти Грейнджер. Драко посмотрел прямо на нее, и ведьму вновь накрыло жаром с головой.       — Отойди от стены, — сипло произнес Драко, после чего сам сделал шаг назад. Не издавая ни звука, она ступила вперед.       И ровно так же безмолвно наблюдала за тем, как Малфой степенно присаживается вниз на колени. Словно пал перед реликвией. Драко сглотнул и порывисто выдохнул, когда его руки обогнули бедра Гермионы. Кончиками пальцев он подцепил пояс юбки, слегка скользнув по пояснице, и, ослабив его, медленно опустил ниже. Грейнджер и вдоха сделать не могла. Сияющий отблеск луны чарующе ложился на его светлые волосы. Звезды сияли как никогда ярко, хотя за окном стягивались дымные тучи.       Ткань упала к лодыжкам. Малфой задышал чаще.       — Переступи.       Он смотрел в стену позади нее, когда Гермиона сделала шаг в сторону. Драко несдержанно прокатил юбку по полу, загоняя ту куда-то в угол. Поразительный контраст: после той нежности, что граничила с лаской, подобный жест воспринимался особенно резко. Малфой, все еще стоя перед ней на коленях, прошелся подушечками от колена вниз, стягивая сначала один гольф, затем другой. Ладони скользнули по обнаженной коже вверх, не поднимаясь выше середины бедра. Малфой поднял взгляд на нее и прильнул едва ощутимо колючей щекой к внутренней стороне колена. Грейнджер подавилась вздохом.       — Подумай, пока не поздно, действительно ли тебе нужна моя помощь.       Брови дрогнули. Гермиона быстро заморгала, когда Малфой разорвал прикосновение. Его изголодавшийся, жадный взгляд облизал все ее тело, и Драко глухо простонал, усаживаясь на пол и подтягивая колени к груди. Ладонь проскользнула по его лицу, вцепляясь в корни волос.       — Если ты хочешь уйти… — несмело начала ведьма, но тут же осеклась.       — Салазар, последнее, что я хочу, — уйти от женщины, о которой фантазировал каждый день на протяжении последних нескольких лет. Я… — Хватка в волосах стала крепче, и Драко зажмурился. Он нервно сглотнул. — Грейнджер, если бы ты знала, как я хочу тебя. Хочу тебя всю — твое тело, твою душу, твой разум. Я хочу видеть мир через тебя, я хочу знать, какой он для тебя. Я отдам за это все, что потребуешь: одно твое слово — и я снова встану перед тобой на колени. Ты не представляешь, какую силу имеешь надо мной. И я… — Он ослабил воротник, хватая ртом воздух. — Я боюсь. Я боюсь своих чувств, я боюсь тебе навредить. Я боюсь, что неаккуратно к тебе прикоснусь, и ты сломаешься. Что сделаю тебе больно. Я боюсь, что сделаю что-то, после чего ты меня снова возненавидишь. Я не вынесу этого еще раз, Гермиона. Если ты меня оттолкнешь, я правда не вынесу, потому что все то, что… Все то, что хоть когда-то было моим, уже давно принадлежит тебе. И я… Я…       — Посмотри на меня.       Он выждал пару мгновений, явно борясь с собой, после чего оторвал руку от лица и уставился на Гермиону снизу вверх. Перед глазами стояла пелена слез. Гермиона присела на колени и мягко провела ладошкой по скуластому лицу. Будто верный пес, Драко последовал за ее лаской, склоняя голову.       — Я влюблена в тебя, — она прошептала, поглаживая большим пальцем краешек его губы. — Мне тоже очень страшно, что я сделаю тебе больно. Я боюсь, что ослабну еще больше, и ты возненавидишь меня за то, что я отнимаю себя у тебя. Я боюсь тебя полюбить, потому что если мальчики не найдут Кроволист, эта история получит крайне несчастливый конец… Но это будет наша история. Даже если она окажется такой короткой. — Малфой накрыл ее ладонь своей, изгибая темные брови. Гермиона покачала головой. — Я устала бегать от того, что меня пугает, Драко. И даже если моя привязанность к тебе обернется страшнейшей ошибкой, я не буду жалеть.       Она легко улыбнулась, запечатлев теплый поцелуй на его лбу. Грейнджер погладила его по волосам.       — Я хочу провести отведенное время с тобой, — ведьма поджала губы в сожалении. Они вновь смотрели друг другу в глаза. — Реши, хочешь ли ты того же.       Драко тихо рассмеялся. И Гермиона улыбнулась тоже — так счастливо и искренне, с такой легкой тоской. И как она раньше не замечала, насколько мелодичен его смех?       — Грейнджер, я собирал твои вещи с четвертого курса. Ты правда спрашиваешь, хочу ли я быть с тобой?       Ведьма удивленно отпрянула. Улыбка стала шире, брови взлетели вверх, и на лбу появились морщинки.       — Ты врешь.       — Если бы, — он продолжал смеяться. Плечи его подрагивали. — Помнишь то лиловое перо? А может, варежку с олененком? Они лежат у меня в уголке.       Перед глазами замаячили дни, когда Грейнджер хаотично искала пропажу. Она… она ведь даже Лаванду тогда обвинила! Потому что соседка постоянно спрашивала, где прикупить такое же миленькое перышко. Рот сам собой приоткрылся, и Гермиона вдруг разразилась громким смехом.       — Это было мое любимое перо! Ах ты наглый воришка! — Она легко пихнула его в грудь, заставляя упасть на спину. Лежа на полу, Малфой хохотал еще задорнее, и Гермиона уселась поверх его бедер, тыкая в солнечное сплетение. — И что ты с ним сделал? Признавайся!       Ведьма ткнула его в бок, и Драко удивленно взвизгнул, давясь собственным смехом. Грейнджер принялась легкой щекоткой продвигаться по ребрам, заставляя Малфоя истерично вздрагивать.       — Все, все, все! Все, Гермиона, ты выиграла, — задыхаясь, выдавил Драко, глотая воздух ртом. Грейнджер убрала руки на его бедра. Она с мелким прищуром смотрела на его искрящееся счастьем лицом. Улыбка становилась такой широкой, что щеки отдавали пульсацией.       — Значит, давно по мне сохнешь?       Он провел рукой по лицу, убирая упавшую на лоб челку. Взгляд устремился в потолок, и Драко лениво фыркнул, кривясь.       — Не сказал бы, что прямо сохну, конечно…       — Предупреждаю: я снова начну тебя щекотать, — она подняла брови.       Драко вновь смотрел на Гермиону. Зачарованно, с какой-то необъяснимой нежностью в глазах. Улыбка не сходила с его привычно поджатых губ. Он казался таким юным… почти нетронутым той темнотой, что оставила отпечаток на их жизнях.       — Да, — послышалось после недолгой тишины. — У меня давно появились чувства к тебе, Гермиона.       И вокруг вроде бы темно, но ощущение такое, будто солнце только что вошло в зенит. И если бы в груди могли цвести цветы, ребра Гермионы прямо сейчас треснули бы от натиска бутонов.       Она потянулась к нему — прильнула всем телом, позволяя его рукам заскользить по спине. Поцелуй выходил рваным, совсем не похожим на те, что они дарили друг другу раньше. Этот был как неожиданный гром летним днем. Как упавшая в полной тишине тяжелая книга — сердце билось быстро-быстро, дыхание перехватило. Гермиона опустилась грудной клеткой на его грудь и запустила ладони во взъерошенные волосы, с силой их сдавливая. Сквозь поцелуй раздался задушенный стон. Малфой подался вперед бедрами, упираясь пахом в ее белье. Такое простое движение пустило сознание в пляс. Грейнджер заелозила, желая получить больше, желая ощутить сильнее…       — Гермиона?       — М-мерлин! — Она резко вскочила с бедер Малфоя и кинулась к двери, наваливаясь всем телом и тем самым захлопывая ее.       Лазарет открылся. Снаружи послышались шаги — следом последовал стук в ванную. Грейнджер зажмурилась.       — У тебя все в порядке? — мсье Фальконе был встревожен. Она почти видела его хмурый взгляд, да только не стала: все еще возбужденная, в одном белье, последнее, чего она хотела, — это представлять выражение лица своего целителя в этот момент.       — Э-э… да, — Гермиона быстро включила кран. А затем выключила. Драко подавил смешок, на что Грейнджер резко опустилась на пол и кинула в него скомканную рубашку. — Я… просто в душе была!       — Ты одна?       — Я? Да. То есть нет, со мной Джинни, она помогает мне мыть голову. Ну, я же в зелье… — Грейнджер в панике осмотрелась. — Джинни, чего молчишь?       — Да я просто в восторге от тебя пребываю, — раздалось за дверью. Гермиона обреченно стукнулась головой о поверхность, сползая вниз. Драко же захохотал в голос.       — Драко. — О, отлично, теперь мсье Фальконе злился. — Я настоятельно рекомендую привести себя в порядок и выйти из ванной.       Малфой — как, в общем, и Джинни — не мог перестать смеяться. Он смахнул несуществующую слезинку с ресниц и вальяжно протянул:       — Да я-то одет.       — На выход! Cazzo, я буду запирать лазарет, Гермиона!       Она лишь отчаянно простонала в ладони, буквально вдавливая их в лицо. Грейнджер не видела, как встал Малфой, но слышала хохот подруги за дверью, причем так отчетливо, будто смеялись ей прямо в ухо. Драко поравнялся со сжавшейся Гермионой и, чмокнув ее во все еще зеленые завитки, тихо прошептал:       — Кажется, я разозлил папу Маркуса. Развращаю его дочь.       А затем, получив легкий шлепок по ноге, вновь засмеялся и ретировался, оставляя ведьму разбираться со слипшимися от зелья волосами, красными щеками и недовольным мсье Фальконе через стенку.