Маяк во тьме

Саундтрек Samuel Kim - Enemy - Epic Version (from Arcane League of Legends) [Cover]

             Лязг цепей нарушает абсолютную тишину, отчего Люцифер, вздрагивая, прерывает беспокойную дремоту. Все тот же барак, все та же дыра в потолке. На слегка осунувшемся от начинающегося обезвоживания, но все еще безупречном лице, вырисовывается горькая усмешка.       “Выходит, в словах отца было больше правды, чем я думал. Где твоя Непризнанная сейчас? В соседней камере или в постели полукровки?” Так ли это важно, когда он, сын дьявола, будущий Сатана, вновь загнан в угол и посажен на цепь, не способный что-либо изменить. И если в прошлый раз он оставался в клетке по своей воле, готовый к переговорам, в этот на его лодыжке поблескивает стальной браслет на цепи, за два дня высосавший его силу настолько, что он больше не в состоянии даже контролировать температуру тела и чувство жажды.       Люцифер тихо рассмеялся.       一 Будущий Сатана, 一 повторяет он зачем-то вслух. 一 Ты будущий покойник и действующий олух. Будущий Сатана сидел бы сейчас в Аду, а не в клетке.       Презрение к себе, методично взращенное отцом, нарастает, маски гордости и самодовольства давно сброшены. Остались слабость и боль. Вдруг вспомнились слова Вики на острове рядом с мыслительным древом “Ты найдёшь его, свое место в жизни. Так или иначе”. Отчего-то это воспоминание рассмешило еще больше.       Не было бы так чертовски холодно.       Внезапно Люцифер вскакивает и распрямляется, в рубиновых глазах мелькает недобрый огонек. Какого дьявола полукровке понадобилось являться к нему среди ночи.       С боевой готовностью, с натренированной годами железной выправкой, невзирая на беспомощность, он готов встретить посетителя, в надежде, что получится нанести существенный урон хотя бы взглядом.       Наконец дверь распахивается, и уверенным шагом полукровка заходит в камеру.       — Где она? — спрашивает Люцифер, не дожидаясь, пока недоделанный бунтарь обозначит причину визита.       — В лагере.       — Ты лжешь. Я здесь третьи сутки, она бы пришла ко мне. Где ты держишь ее?       — Она не чувствует твою энергию, кандалы почти полностью поглотили ее, — отвечает ублюдок.       Люцифер дергается в сторону Мальбонте, но тот вскидывает руку, из которой вырывается поток тьмы и в мгновение окутывает запястья и лодыжки Люцифера, не позволяя пошевелиться. Демон закрывает глаза, концентрируясь, собирает остатки силы из самых глубин и разом направляет энергию, вычерпав все подчистую, на окружающую его тьму. Уж с этой силой он научился сражаться лучше, чем с любой другой. Разбивает ее, обращая полупрозрачной дымкой. Не теряя времени, уповая на достаточность длины цепи, преодолевает расстояние между ним и полукровкой и, хорошенько размахнувшись, наносит мощный удар по лицу. Мальбонте отлетает на пару метров и ударяется о стену камеры, но остается на ногах. Кровавый след от удара затягивается в считанные секунды, глаза горят яростью.       Импульсивная и необдуманная атака лишает сына дьявола последнего преимущества, и тот пошатывается, вынужденно оперевшись о стену. Подняв глаза на неравного соперника, Люцифер злобно усмехается:       — Вряд ли я способен унизиться еще больше. Говори, зачем пришел, — с этими словами демон опускается на пол, прижимаясь спиной к стене, и прикрывает веки.       — Я пришел завершить ритуал.       Люцифер смеется.       — Я почти забыл про него. Что ж, как ты видишь, сопротивления от меня ждать не придется. Было бы благороднее с твоей стороны одолеть меня в честной схватке, но кто ждет благородства от нас, демонов. Валяй, я готов.       Мальбонте подходит к Люциферу, вкладывает ему в руку прозрачный камень и резким движением сворачивает сыну дьявола шею. В этот момент в камеру входит Бальтазар с кубком и ножом в руке, молча подходит к телу, забирает из обмякнувшей ладони амулет, который из прозрачного успел стать ярко-алым. Затем делает глубокий надрез и наполняет кровью Люцифера кубок. Метис оголяет торс и разворачивается спиной к советнику. Произнеся несколько слов на языке тьмы, Бальтазар выливает содержимое кубка на спину Повелителя. С громким шипением кровь въедается в кожу, и языки пламени охватывают область между основаниями крыльев, расползаются по поверхности спины несколькими толстыми дорожками, прожигая кожу. Шипение продолжается еще какое-то время, и наконец стихает, оставляя на спине Мальбонте ярко-красные линии, круг с изображением Бафомета в центре. Символ, олицетворяющий того, чья сила должна стать решающей для их победы.       Повелитель разворачивается, на сосредоточенном лице, как и всегда, ни следа пережитых мучений. Короткий кивок, и Бальтазар, поместив красный амулет на грудь мертвого демона, не нарушая тишину, покидает барак, прихватив с собой кубок и нож.       Бросив короткий взгляд на тело Люцифера, Мальбонте тоже выходит из камеры. Неделей (без учета относительности времени) ранее…       ***       Вики

Саундтрек Lund - Broken

      — Сперва ответь мне на один вопрос.       Мальбонте озадаченно приподнял бровь.       — Ты должен мне честный ответ, — я бросила все силы на то, чтобы удержать эмоции, но голос дрожал. Воспоминания прошлой ночи об обстоятельствах, породивших этот долг, рвали в клочья.       Кажется, Мальбонте вздрогнул и на секунду прикрыл глаза. Я отметила, что ему требовалось едва ли не больше усилий, чтобы сохранять самообладание. Воздух в комнате дрожал, словно насыщенный электричеством, я физически ощущала колебания от наших энергий. Совладать с крупной дрожью было почти невозможно, хотелось все же сесть в это долбаное кресло и облегчить себе задачу, но я продолжала стоять у двери. Не пойду навстречу, не останусь здесь ни на минуту, если не услышу ответ на свой вопрос.       — Задавай вопрос, — холодно, едва ли не приказным тоном произнес Мальбонте. Откуда в голосе столько равнодушия и стали, когда глаза и сама его энергия кричат об обратном? Кажется, я все додумала, додумала с самого начала.       Мой вопрос. Без ответа на него все будет бессмысленно.       — С момента нашей встречи я не слышала от тебя лжи и не могу спросить тебя, будешь ли ты честным со мной, потому что на этот вопрос я, как всегда, получу в ответ полуправду. Но полуправда меня больше не устраивает. Расскажешь ли ты мне сегодня все, Мальбонте? О своих планах, о своем прошлом, обо мне.       Молчание. Ненавистное молчание, которое не скрывало за собой равнодушия, но причиняло не меньше боли от ощущения собственной незначимости.       — Что бы ты ни сказал сейчас, это не будет иметь смысла, если...       — Я знаю, Вики, — перебил меня полудемон. — Я отвечу на твой вопрос.       Он замолк, глядя на меня неотрывно. После мучительных секунд ответил:       — Я расскажу тебе всё. Сегодня. — На мгновение отвел взгляд и добавил: — То, что знаю сам наверняка.       Я прикрыла веки и глубоко вздохнула, осознавая, сколько возможностей скрывает за собой его оговорка. Что ж, это больше полуправды, и пока меня это устраивает.       Подошла к креслу и осторожно уселась. Простое движение в очередной раз отдалось в ребрах тупой болью. Игнорировав это ночью из-за лихорадки и разрывающих чувств и не придав этому значения утром, когда Люцифер помог мне подняться с кровати, теперь, когда настало эмоциональное опустошение, я озадачилась. В голове промелькнула невероятная догадка, воспоминание о том, где я впервые ощутила эту боль в ребрах…       Среди тьмы, острых скал и осязаемого страха. Рядом с мальчиком, брошенным на растерзание неведомому монстру равнодушным создателем. Перед глазами всплыли образы недавнего видения. Растерзанный, в крови. Совсем ребенок, как и его светловолосая копия из другого видения. Одинокий, отчаявшийся, не понимающий причин. Переживающий боль такую, какую не способен пережить и взрослый. И нашедший в себе достаточно мужества прокричать своему истязателю, чтобы он не трогал меня. Готовый защитить. А я… я оставила его, оставила там… И вот он передо мной. Это же он? Могло ли остаться что-то от его души за тысячи лет жестоких, кровавых, нечеловеческих пыток?       Но как? Как мои увечья из видения могут ощущаться наяву? Догадка настолько пугала, что я не сдержала ошеломление в глазах и тут же развернула к себе руку так, чтобы увидеть локоть. С ужасом заметила след от уже затянувшейся, но не исчезнувшей до конца ссадины.       Встретившись взглядом с Мальбонте, я неожиданно заметила в его глазах такое же удивление. Он видел мое воспоминание, и от его внимания также не ускользнуло, какие травмы я получила там.       一 Как это возможно? 一 спросила я на удивление безэмоционально, опустошение казалось абсолютным, и ничто не было способно потрясти меня еще больше.       Мальбонте нахмурил брови и задумался ненадолго.       一 Я давно обнаружил, 一 осекшись, он поправил себя, 一 с самого начала знал, что мы присутствуем физически в видениях, по крайней мере наша энергия, и способны влиять на события. Но не представляю, каким образом события в видениях отражаются на нашем теле.       一 Ты хочешь сказать, 一 озвучила я то, о чем, в целом, уже сама догадалась, 一 что мы переживаем не видения, а гребаные путешествия во времени?!       Мой голос слегка оживился, но встретившись взглядом с полудемоном, я обнаружила, что лавина чувств снова захватывает меня, горячим металлом сковывая сердце, вынуждая закрыть глаза ладонями и откинуться на спинку кресла в попытках удержать хладнокровие. Любая мелочь способна вернуть меня в эту бурю, и я должна взять себя в руки, если действительно хочу получить какую-то информацию от этой встречи.       Не отрывая ладоней от глаз, я прошептала:       一 Ты помнишь меня, да?       Молчание.       Ненавистное молчание.       Нет, я не вспыхну снова, в этот раз я не позволю себе. Я слишком многое пережила за эти недели и перестану уважать себя, если не вынесу из чудовищных событий хотя бы один урок. Чтобы выжить, мне необходимо хладнокровие. Прямо сейчас. В голове как нельзя кстати возникли слова мамы, одни из последних, и я зацепилась за них в надежде вытащить себя из омута “... твоя слабость — чувства. Они не должны затмевать разум, запомни. Та же любовь — ошибка и предмет для манипуляций в умелых руках”. Ты была так чертовски права, мама…       Удивительно, но самообладание вернулось. Я убрала ладони от лица, выпрямила спину и смело посмотрела в глаза полудемону, стараясь не улавливать эмоции, которые видела в них. Я обратилась в слух, включила голову и была готова анализировать то, что услышу. Чувства не важны. Чувства — препятствие.       一 Я готова, 一 в моем голосе проскользнула сталь, которую я не замечала в себе прежде. 一 Расскажи мне правду, Мальбонте.       К моему облегчению, полудемон в свою очередь справился с эмоциями и сел на стул, развернув его в мою сторону. Он смотрел на меня пристально, и во взгляде я видела только холод и решительность, как прежде.       一 Ты попросила меня рассказать правду о моих планах, о моем прошлом и о тебе. Я понимаю, что терзает тебя больше всего, и не стану начинать издалека, в первую очередь расскажу все, что по разным причинам не договаривал раньше о тебе и твоем месте в моих планах.       В ту ночь, когда я объединился с Бонтом и вернулся в этот мир, ритуал с кубком не был завершен. Посредством жертв и кубка с необходимыми ингредиентами была приоткрыта завеса между измерениями, которая пропустила мою энергию и душу через зеркало Небытия. Но для победы над Шепфа необходимо выпустить кое-что еще.       Я не планировал завершать ритуал немедленно, в окружении врагов, иначе моя главная тайна была бы преждевременно раскрыта, Цитадель отнеслась бы к моему появлению серьезнее, и начальный расклад был бы не в мою пользу. Но я не показал силы, не забрал с собой то, что было необходимо для завершения ритуала, только собрал сторонников и улетел.       По моему плану, ритуал должен был пройти вскоре после прибытия в лагерь, когда мои сторонники добудут… недостающие составляющие, которые я не решился взять открыто на поле битвы.       — И одна из составляющих твоего ритуала сидит сейчас перед тобой? — безжизненно спрашиваю я, уже сопоставив факты, даже найдя в себе достаточно иронии похвалить себя за выдержку.       Мальбонте кивнул и продолжил твердым голосом:       — Завершение ритуала было необходимо для победы над Шепфа и остается необходимым сейчас. Я должен был провести его намного раньше, но в проработанный веками до мельчайших деталей план добавилось обстоятельство, вынудившее вносить в него изменения.       — И это обстоятельство тоже я? Потому что забрала у тебя часть силы?       — И да, и нет. После воссоединения с Бонтом ко мне вернулись детские воспоминания, отобранные, когда Шепфа расколол меня, и вдобавок воспоминания Маля и Бонта начали переплетаться, терзая сознание. Я узнал тебя там, на поле битвы, еще до того, как мое сознание соприкоснулось с воспоминаниями Бонта, я понял, что именно ты стала той, чья кровь вернула меня, но не имел возможности анализировать. Мне нужно было время.       Первую ночь после возвращения я не спал, находился между сном и реальностью, почти в бредовом состоянии. Мысли, чувства и воспоминания в моей голове устроили свой аналог апокалипсиса. Но к утру голова была на удивление ясной. Поднявшись с постели, я подошел к зеркалу, чтобы познакомиться с новым, или старым, собой. Взгляд был ясен, тело вопреки заточению в башне оказалось достаточно развитым, хоть и требовало определенной работы. Личности Маля и Бонта переплелись и объединились, но Бонт остался только воспоминаниями, знаниями, полученными за годы заточения в башне, и редкими уколами совести.       В то же время, решимости, непоколебимости и злобы Маля было достаточно, он был готов пожертвовать чем угодно для достижения цели. Уточнив у Фенцио, вернется ли ко мне моя сила, если ты погибнешь, я получил от него заверения, что он справится с этой задачей с помощью особого амулета, изготовить который не составит труда. Все, что ему было нужно и для завершения ритуала, и для возвращения моей силы — твое тело в первые сутки после смерти. Амулет был готов в этот же день, как и я был готов сделать то, что требовалось.       В тот же день начались видения. Судьба отправила меня на Землю, в момент, когда ты, уже будучи бессмертной, пришла попрощаться со своим отцом. Я не сразу понял природу этих видений, не сопоставил их со своими воспоминаниями из темницы. Мне показалось, это ты посылаешь мне видения, пытаешься повлиять на меня.       И я отправился к тебе в ту же ночь, не дожидаясь амулета сокрытия энергии, не прибегая к помощи приспешников. Я должен был сделать это сам, пока решимость не уступила место эмоциям, которые я ощутил в видении. Я отправился к тебе в момент, когда ты засыпала, находясь между сном и явью. В этом измерении я способен касаться, способен нанести вред, способен… убить. Приспешники доставили бы твое тело в лагерь. Я собирался раз и навсегда пресечь то, что осложняло мой план, вносило сомнения и нерешительность, которые в любой момент могут оказаться фатальными, — Мальбонте сделал паузу, взгляд не выдавал эмоций. — Тогда я понял, что не смогу тебя убить.       Я мысленно прокрутила воспоминание о первой встрече с Мальбонте, в видении в школьной спальне. Его злой и почему-то удивленный взгляд, тогда еще необъяснимое притяжение на клеточном уровне, слезы бессилия на моих глазах, нехватка кислорода… Непроизвольно сознание провело параллель с последним видением… Темнота, холод и пустота… Стоп.       — Чувства Бонта все же взяли верх? — хладнокровно спросила я, словно речь не обо мне, словно все сказанное не разрывало мою душу на ошметки.       — Чувства? — Мальбонте злобно усмехнулся. — О да, у Бонта были чувства, я помню их. Он восхищался тобой. Ты была первой девушкой, с которой он заговорил, он считал тебя самым прекрасным созданием в этом мире, ты была его первой влюбленностью. Он знал тебя пару месяцев.       В груди сдавило так больно, что я не выдержала и согнулась пополам, закрыв голову руками. Стали и выдержки хватило выслушать планы своего убийства, но когда ножом… по сердцу… Хладнокровно рассказывая о чувствах, которыми я жила все это время. Я не смогла. Рыдания подкатили, я пыталась сдержать их, но они уже у горла, виски сдавило болью…       Но тут я ощутила его прикосновение к своей шее, в порыве чувств не заметив, как он оказался совсем рядом. Я хотела отпрянуть, но не успела — знакомый электрический импульс миллионами разрядов пробежал по венам, наполняя каждую клеточку. Я ощутила, как за пару секунд ребра встали на место, а головная боль отпустила, возвращая относительную ясность сознанию.       — И давно ты умеешь делать это без близкого контакта? — не поднимая головы с колен, прошептала я. Мальбонте не ответил, только убрал руку с моей шеи.       Глубоко вздохнув, я выпрямилась и обнаружила его сидящим напротив меня на корточках, опирающимся руками о подлокотники кресла по сторонам от меня, избегающим слишком близкого контакта. А в глазах… буря чувств, буря эмоций, которую невозможно не заметить. Но я обещала себе, я должна, иначе не выжить.       — Бонт знал тебя пару месяцев. Я знал тебя тысячи лет.       Сердце сдавило так, что казалось, я больше не выдержу. Где взять хладнокровие, где отыскать крупицы самообладания, когда все мое естество после этих слов перевернулось с ног на голову, осознавая простую истину. Все это время я искала и находила в нем Бонта, разглядывала в глазах отголоски мимолетных чувств, в то время как… огонь, пожирающий и смертельный, соседствующий с болью прожитого и всепоглощающей ненавистью, но едва ли уступающий им по силе, все это время был прямо здесь, в этих черных, острых, пронзительных, глубоких омутах, ставших для меня центром мира за эти несколько недель.       Но что это за огонь? Что произошло с этим черноволосым мальчиком после того, как я оставила его? Кем я была для него все эти тысячелетия? Той, кто дал надежду и снова бросил его один на один с разъяренным монстром, еще больше раззадоренным моим появлением? Но почему тогда он не смог убить меня? Почему был так нежен эти недели?       Но все впереди. Он убьет. Видения не врут.       Я еще не успела осознать и принять и половины нахлынувших эмоций, когда Мальбонте вернул своим глазам хладнокровие, решительно встал и вернулся на свой стул.       — Нового плана у меня не было, — невозмутимо продолжил он. — Я начал настраивать себя, искать варианты, искать способы преодолеть это препятствие. Потом ты появилась в нашем лагере, и эмоции нахлынули с новой силой, усложняя и запутывая мой план еще сильнее. Пока в одном из видений я не оказался рядом с воротами в школу ангелов и демонов, где прошла твоя первая встреча с Сатаной.       Я округлила глаза и непроизвольно поднесла руку к горлу. Несмотря на все прожитое, воспоминания об этом слишком свежи.       — По какой-то причине за тысячи лет ни Бонт, ни Маль не узнали о том, что можно убить бессмертного не по-настоящему, временно. Возможно, дело было в тщательном отборе, через который проходили книги, попадая к Бонту. Будучи Малем я умирал несчетное число раз, но я был уверен, что Он воскрешал меня, и точно знал, что у меня такой способности нет. В тот же день после видения я пришел к Фенцио с вопросами, возможно ли провести ритуал, принеся жертву без намерения убить.       Это оказалось задачей непростой, но выполнимой. Фенцио сообщил мне, что это возможно теоретически, но для этого нужна особая магия, которая запечатает не только силу, как амулет, который уже изготовил алхимик, но энергию и душу. Новый амулет запечатает их на время, достаточное для завершения ритуала, чтобы потом вернуть в твое тело для запуска регенерации. Этой информации оказалось достаточно для меня, чтобы внести изменения в план.       — И это тот самый амулет, над которым работает Гомер? — безжизненно спросила я. “Чтобы избежать определенных жертв”, — возникла в памяти формулировка Каспара. Очень милосердно.       — Да, — ответил Мальбонте. — Новый план не предполагал возвращения моей силы, и необходимым условием было твое решение встать на мою сторону. Фенцио рассказал мне о твоих взглядах, и к тому моменту я и сам благодаря видениям узнал, что ты верила в меня еще до того, как… познакомилась со мной. Если бы наши взгляды расходились, если бы ты стала моим врагом, мне бы пришлось… сделать необходимое.       Полудемон замолчал, а в моей голове бушевал апокалипсис, пожалуй сродни тому, который испытал Мальбонте во время объединения своих личностей. Но отыскав крупицы логики в утонувшем в чувствах сознании, я начала думать, пока не дошла до важной детали, существенной несостыковки.       — Причем тут кинжал? — громче, чем планировала, спросила я. — Кинжал изготовлен из сплава, замедляющего регенерацию. Ударом в сердце этим кинжалом невозможно убить временно, даже без намерения.       Тяжело вздохнув, полудемон ответил:       — Кинжала в моем плане не было. Я не собирался использовать кинжал против тебя.       Мысли разбегались и путались, эмоции захлестывали. Хотелось лечь на пол и разрыдаться, а лучше умереть хотя бы от этого чертового кинжала, но прямо сейчас, прекратить это немедленно. Когда я подняла глаза на него, его взгляд был полон печали и боли. Знает?       — У тебя есть объяснение? — спросила я без надежды.       — Только догадки. Я обещал ответить только на то, что знаю наверняка.       — Но ты знал об этом? Ты не был удивлен, когда я показала видения.       — Знал.       Невыносимая мигрень, заглушающая все мысли, вернулась. Я узнала многое, но не получила самого желаемого: объяснений и причин своего видения. Информация, которую я так жаждала долгие недели, которая должна была все упростить, только больше затянула узлы на сконфуженном разуме.       — Ты рассказал мне все, что хотел? — спросила я безжизненно в надежде уйти, улететь, спрятаться, дать себе время, чтобы пережить это все, чтобы снова стать цельной и понять свое место в перевернувшемся мире. Но я понимала, что это не все, что мне предстояло узнать самое страшное. О том, чей образ преследовал меня в кошмарах минувшей ночи наряду с кинжалом. О жестоком существе, с которым Маль провел тысячи лет.       — Нет, Виктория. Я не рассказал тебе самого главного.       Я подняла на него полные слез глаза, собрав, пожалуй, самые последние крупицы силы, очистила голову от лишних мыслей и кивнула, выражая готовность узнать самую страшную правду, возможно, страшнее собственной смерти.

Саундтрек Djinotan - History of the Throne

      — Небеса не знают свою историю. Истинную историю, — откинувшись на спинку стула, начал Мальбонте. — Шепфа считают создателем Небес, Ада и Земли, но это не так. На истоке мира существовало два создателя. Два могущественных брата-близнеца, один из которых повелевал светом, другой — тьмой. Имя второго брата — Шепфамалум. Они вместе создали этот мир и бессмертных существ. Эти существа, как и сам мир, были совсем иными тогда.       Мальбонте поведал мне о том, как братья начали войну, растянувшуюся на долгие тысячелетия, как Шепфамалум в попытке склонить чашу весов на свою сторону создал смертных, хрупких и слабых существ, которых хотел заставить поклоняться ему. Но Шепфа не вынес страданий детей, пусть и чужих, и явился к смертным, подарив им надежду и новый объект преклонения.       И тогда, полный ненависти, Шепфамалум создал особое оружие, которое стало его последним шансом одолеть брата.       Мои глаза округлились:       — То есть кинжал создал сам Шепфамалум?       — Да. Это оружие было выковано сотни тысячелетий назад с единственной целью — сокрушить создателя и вобрать в себя его силу. И, как ты могла догадаться, Шепфамалум проиграл свою последнюю битву. Шепфа не удалось уничтожить брата, вместо этого он отправил его в другой мир. В мир Небытия. В мир, из которого не выбраться.       — Но ты выбрался…       — Да, благодаря осколку зеркала Небытия и моему телу, с которым был связан, но эту часть ты уже знаешь. Итак, в тот момент, когда создатель тьмы оказался в другом измерении, равновесие было разрушено, и весь мир раскололся надвое. Часть, созданная Шепфа, стала миром благоденствия и чистоты — Небесами. Часть Шепфамалума стала миром пламени и ненависти — Адом. Изменились и сами создания, тьма и свет больше не могли сосуществовать в бессмертном. Одни бессмертные стали ангелами, другие — демонами, и раскол мира нанес такой невосполнимый урон, что память о прошлом была потеряна, не осталось никого, кто мог бы сохранить знания об истории создания мира. Перерожденные существа не знали, что кроме Шепфа, их единственного создателя, был еще один, что заперт в бесконечной темнице.       Изменившийся мир охватила новая война, о которой тебе известно. После ее окончания установился хрупкий мир, хотя чаша весов Немезиды так и не выровнялась, склоняясь на сторону света по сей день.       Вскоре после окончания войны родился я. Союзы между ангелами и демонами были до сих пор редки и порицались обеими сторонами, а дети смешанных браков не выживали: бессмертные до сих пор не были способны хранить в себе и тьму, и свет. Но по какой-то причине я выжил и оказался сильнее многих.       Позднее, уже будучи взрослым, я узнал, что первые бессмертные, созданные Шепфа и Шепфамалумом, были сильнее ангелов и демонов. Они были сотворены по образу и подобию обоих создателей, и имели схожие, пусть и менее развитые, способности. Тьма и свет, текущие в их венах, перерождались в нечто новое, уникальную энергию, способную при определенных условиях даже управлять пространством, то есть перемещаться между измерениями, — Мальбонте приостановил рассказ, понимая, что мне нужно немного времени для осознания услышанного.       — Твоя способность являться в видениях?       — Да, я способен на это потому, что я полукровка. Как и управлять некоторыми природными процессами.       — Но тем не менее, переместиться из мира Небытия ты не был способен?       Мальбонте кивнул:       — Я могу перемещаться в измерение на границе со сном и явью, оно — часть нашего мира. Небытие — это другой мир, выбраться из которого не под силу даже Шепфамалуму. Моя двойственная природа наделила меня еще одной способностью, тесно связанной с предыдущей. С самого рождения я мог слышать голос… скорее, шепот. Полагаю, сознание создателей, зародившееся до сотворения нашего мира, находится за его пределами, и первые бессмертные были способны вступать в контакт и с этим измерением. Как, полагаю, и все полукровки.       — Поэтому я слышу его? Потому что я потомок твоих родителей?       — Думаю, дело в моей силе, которая теперь в тебе, но не только в ней.       — Эрагон сказал, когда собирался убить нас с мамой, что твоя сила в моем теле делает меня практически идентичной тебе.       — И он был прав. Кровь метиса сделала тебя способной справиться с тьмой и светом внутри, но без силы бессмертного тьма и свет скорее абстрактны, как и у всех Непризнанных. Когда ты забрала часть моей силы, твое тело оказалось способно сосуществовать с этой энергией, а затем и слиться с ней воедино, перерождаясь в существо иного рода. Едва ли можно считать тебя Непризнанной сейчас, Вики.       Все услышанное обескураживало. Информации было так много, что она с трудом воспринималась и не укладывалась в голове. Но тем временем полудемон продолжил, не давая возможности примириться с новой вселенной. Рассказал о Рождестве, на котором поблагодарил Шепфамалума наряду с Шепфа.       — Тогда мне показалось это справедливым, — говорил Мальбонте бесстрастно, словно повествуя историю настолько старую, что не осталось никого, кого она могла бы затронуть. Но я знала, что это не так. — Ужас, который я увидел в глазах своих родителей, напугал и меня. Собравшиеся ангелы и демоны начали взволнованно перешептываться, и сам Шепфа услышал имя своего брата, произнесенное впервые за многие тысячелетия. Вероятно, наш заботливый бог все же решил вмешаться и связался с одним из серафимов. Тот бросился ко мне в попытке схватить, но что-то в его взгляде напугало меня еще больше. На его лице отобразился дикий, животный ужас, и несмотря на то, что я был мал и глуп, я почувствовал, что этот бессмертный способен уничтожить меня из-за своего страха. Я уже знал, что был сильнее любого существующего бессмертного, но еще не умел контролировать свою силу. И она с криком вырвалась из меня. Серафим упал замертво, покрытый черными жилами.       Продолжение моей истории ты знаешь. Родители пытались меня спасти, но были обнаружены после случившегося в лабиринте, и когда я остался один против всего мира, Шепфа вмешался лично, — голос Мальбонте дрогнул. — Что было во мраке… ты представляешь. Первые годы Шепфамалум взращивал во мне ненависть и жажду мести, и когда не осталось ничего, кроме ненависти, он начал обучать меня. Он научил меня пользоваться силой, проникать в видения ангелов и демонов, чтобы я смог выбраться из темницы и убить Шепфа. Для этого моей силы мало, даже без учета того, что и ей я обладаю не полностью. Необходимо выпустить из Небытия часть энергии Шепфамалума, и для этого мне понадобится приоткрыть завесу между мирами еще раз и завершить ритуал с кубком.       Пока полудемон говорил, я смотрела на него неотрывно, из моих глаз одна за другой скатывались слезы. В его черных зрачках, частично окутанных тьмой от глубины переживаний, я видела глаза того мальчика.       Бегущего по песку навстречу маме, заливисто смеясь и размахивая маленькими ручками, не знающего печали большей, чем долгая разлука с папой, пока тот на службе.       Беззаботно уплетающего яблочный пирог и слушающего мамину грустную сказку, которая почему-то так сильно похожа на ту, которую не раз рассказывал его невидимый собеседник.       Серьезного не по годам, так глубоко рассуждающего о жертвах и жестокости в игре с учителем, вызывая восхищение, позволяя разглядеть в нем будущего правителя, справедливого, рассудительного, мудрого.       Одинокого и напуганного, там, в Лабиринте, с такой надеждой смотрящего на своих родителей, для которого они — единственная опора в этом мире, оказавшемся совсем не дружелюбным.       Разбитого и сломленного, уже без надежды, на краю обрыва, полными слез и ужаса глазами оглядывающего бездыханных ангелов, павших от его силы. И с новым отблеском надежды глядящего на меня, толком не различая ничего, кроме моей энергии, но улавливая нежность и сочувствие, утерянные для него в этом мире теперь на долгие годы.       И уже другого мальчика с теми же растерянными глазами, уже знакомыми с собственной смертью, в которых теперь только отчаяние и ненависть, но вот он видит меня и снова она… надежда…       Этого мальчика, по роковой случайности или фатальной неизбежности, я знаю и люблю не меньше, чем сидящего передо мной страшного, жестокого, непобедимого, опасного мужчину.       Новая информация развеяла мои сомнения в его честности, в его отношении ко мне, но укрепила уверенность в том, что он способен совершить самое страшное для достижения своей цели. Он не сказал, что не причинит мне вреда, и я в свою очередь не ждала услышать от него эти слова. Я понимала, что бессмертный, переживший такую боль, масштабы которой не могут даже уместиться в сознании, способен пережить боль от утраты близкого человека. И чувствовала, что всепоглощающая ненависть и жажда справедливости, ставшие самой сутью Мальбонте, вряд ли смогут быть вытеснены даже самым светлым, что есть в нем.       Да, я поверила, что он не планировал убивать меня, я поверила, что он не знает, в чем причина событий из видения с кинжалом. Но я убедилась в том, что как только он узнает, он сделает все необходимое. И пусть его рука, сильная, нежная, родная, сжимающая холодную сталь кинжала, в которой отражается терракотовое небо с россыпью звезд и кровавая луна, пусть его рука дрогнет, когда он занесет оружие, но лезвие непременно достигнет цели, как и Мальбонте непременно достигнет своей. Но со всем моим сочувствием, со всеми моими убеждениями, всецело разделяющими его, на своем пути он столкнется с одним трудно преодолимым препятствием. Я. Очень. Хочу. Жить.       Тишина продолжалась уже какое-то время, и Мальбонте не прерывал ее, предоставляя мне время для размышлений. Он больше не смотрел на меня, его взгляд был прикован к подрагивающим языкам пламени в камине. И я понимала, как тяжело дался ему этот рассказ.       — Почему ты не рассказал мне сразу, как только узнал, что такое будущее возможно? — прошептала я. — Как позволил нам так сблизиться?       Я не ждала ответа на этот вопрос, и Мальбонте не спешил отвечать, нахмурив брови и надолго задумавшись, по-прежнему не отрывая взгляда от огня. Но все же повернул ко мне голову, и посмотрел… глазами того мальчика. Которыми уже смотрел на меня дважды. Молящими о помощи. С отблеском… надежды. Но когда он начал говорить, его голос сохранил прежнее спокойствие:       — Потому что ты должна понять, что главная угроза твоей жизни исходит от меня. Я знаю твою самоотверженность, Вики, знаю уже тысячи лет. Если бы я рассказал об этом до того, как ты увидела все сама, ты была бы к этому готова. Ты бы нашла достаточно оправданий мне, десятки обоснований своей жертве. Ты отнеслась бы к этому видению по-другому и не почувствовала, каково это — испытывать боль и предательство, умирать от руки того, кому веришь.       — Какой смысл в моем осознании? Да, я не хочу умирать, не хочу допустить, чтобы видение стало правдой. Неужели ты готов отпустить меня?       — Готов.       — Ты говорил, что сделаешь все ради победы. Без силы Шепфамалума и без моей силы победа разве возможна?       — Я найду способ. В конце концов, это не последнее лунное затмение. Так или иначе, фатум распорядится по-своему.       Я застыла, глядя на него с непониманием. Когда я думаю, что начинаю понимать этого мужчину, снова и снова происходит то, что переворачивает все с ног на голову. И снова фатум… Он распланировал каждый шаг, рассчитал все до мелочей, но упорно продолжал говорить о судьбе, будто от него ничего не зависит. Как и его учитель, Азазель.       Учитель... Перед смертью он говорил что-то важное, и я должна вспомнить. Нет, слишком много, не смогу, сойду с ума… Мне так нужно время, я не вывожу, умираю, рассыпаюсь… Сколько же времени у меня есть?       — В видении кинжал был с необходимыми камнями. Ты уже знаешь, как активировать его?       — Да. В ближайшее время я отправлюсь в город ангелов, и кинжал будет готов.       — Но ритуал с кубком — нет?       Мальбонте кивнул и ответил:       — Но у меня еще есть время до лунного затмения, чтобы найти решение.       — Даже если я улечу?       — Даже если ты улетишь, — и я снова заметила отблеск печали в казалось твердом взгляде.

Саундтрек 2WEI - Survivor

      Малейшее проявление слабости — и я передумаю. Соглашусь стать его жертвой, которую он гуманно попытается сохранить в живых, конечно, по возможности. Соглашусь принять риски получить кинжал в сердце по причинам, о которых он и сам пока не знает, но, конечно, сделает все, чтобы это предотвратить. По возможности.       Поэтому я не сказала больше ни слова. Встала с кресла и вышла из покоев Мальбонте, которые поспешила назвать нашими. Не оглянулась. Больно дышать.       Все, что есть во мне, душа, сердце, сознание и даже здравый смысл, тянется обратно. К нему. Обнять, прижать к себе, разрыдаться у него на плече, не оставлять его одного снова, заглянуть в эти одинокие, полные боли и до сих пор хранящие тень надежды глаза, пообещать быть рядом, разобраться со всем вместе. Но я делаю уверенный шаг, второй. Я. Хочу. Жить.       Замечаю Люцифера, но не нахожу в себе силы встретиться с ним взглядом. Взмах новых мощных крыльев, подгоняемый силой, моей новой силой, которую теперь никому не отобрать — и я оказываюсь в воздухе так высоко, что едва различаю фигуру Люцифера, взлетевшего за мной следом, охранявших его демонов, замерших в боевой стойке, готовых ко взлету, и Повелителя с поднятой рукой, молчаливым приказом останавливающего их от преследования. Я настолько далеко, что не вижу, но чувствую, сколько боли в его черных глазах, родных, любимых глазах, без которых жизнь кажется не стоящей спасения. Но я. Должна. Выжить. Любой ценой.       Убедившись в отсутствии преследования, я дожидаюсь, когда Люцифер нагонит меня, позволяю ему сжать мою руку. Еще один взмах — и мы скрываемся за куполом, за тяжелыми тучами, по непонятной для всех, кроме меня и Мальбонте, причине нависшими только над нашим лагерем. Лагерем, который стал для меня домом.       Люцифер не говорит ни слова, только крепче сжимает мою ладонь и ведет меня в полете в направлении, известном только ему.       — Время, выиграть время… Все, что мне нужно, это немного времени, — говорю негромко. — Я справлюсь с чем угодно, только дайте мне выдохнуть…       — Впереди долгий путь, любовь моя, — отвечает Люцифер, от слов которого сердце в очередной раз пропускает удар, но оно уже не способно выдавать эмоции — все, на что оно способно сейчас, это остановиться. — Но так сложились обстоятельства, что время — это то немногое, что я способен дать тебе сейчас. К завтрашнему рассвету будем на месте.       Смотрю на него с непониманием, и через мгновение до меня доходит.       — Карманы реальности, о которых ты говорил?       Кивает.       Кажется невероятным после пережитого, но уголки моих губ слегка содрогаются в подобии улыбки. Время. Сам сын дьявола подарит мне время.

Саундтрек на “титры” Within Temptation & Keith Caputo - What Have You Done