Нибиру (Ледяная вуаль)

      Пугна находился в стороне ото всех. Примостившись к одной из сосен, он склонился над раскрывшимся бутоном пепельной лилии, что излучала ядовито-зелёное свечение и вырастала из промёрзлой земли. Из сердцевины струился изумрудный шлейф.       Всматриваясь в её нефритовый блеск, Пугна улавливал частичку родного мира.       Он выглядел замкнутым, абстрагируясь от окружающего пространства.       Он уже догадывался, как теперь поступит Клинкз. У него нет возможности попасть во дворец и привезти туда оставшихся кноксов.       Пугна смиренно ждал, когда Защитник Ховена всё-таки соизволит попросить его о помощи. Злость в нём по-прежнему кипела, и, глядя на чарующие нити Забвения, он не хотел думать ни о чём. И только его изумрудное мерцание навевало умиротворение.       Возможно, Клинкз выжидал подходящего момента, когда его возлюбленный станет более сговорчивым. Полёта во дворец им не избежать, это только вопрос времени.       Так не хватало его бережных ласковых объятий; как же теперь он стал зависим от них, будто лишаясь чего-то жизненно важного. Прижаться к любимым костям, раствориться в жгучем пламени… но он не мог сдаться так просто. Простить его сейчас — значит показать свою беспечность.       Попросив у Торна и Илои один из тех фруктов, что так понравился Пугне, Клинкз прихватил с собой фонарик. Конечно, этим он не надеялся задобрить его, но ведь всегда можно проявить заботу.       Он без труда отыскал его среди высоких сосен, в стороне от собравшихся. К тому же, ореол света выдавал его.       Подойдя, костяной лучник опустился рядом, поставив фонарик на землю, откуда сочился тусклый пурпурный свет.       Пугна не шелохнулся, продолжая упорно строить из себя обиженного буку, не отрывая взгляд от цветочного бутона. — Тебе не холодно? — нарушил затяжное молчание Клинкз, осторожно, не касаясь его.       Было наивно полагать, будто Пугна позволит ему. Его нефритовые очи горели отчуждённостью. Но Клинкз ни на секунду не переставал восхищаться его пленительным станом. Он едва сдерживал эмоции, вынуждая себя не делать преждевременных поступков, о которых впоследствии можно пожалеть.       Его «ланиты» манили, подобно магнитам, они звали его к себе так вожделенно и похотливо, а эти малахитовые глазки жаждали его внимания, его знойных пылких объятий… А может, ему только казалось, или же он принимал желаемое за действительное?       Быстро отогнав навязчивые приставучие мысли, Клинкз постарался сосредоточиться на их… то есть, его разговоре, поскольку Пугна продолжал играть в молчанку, будто его и вовсе нет рядом. Но Клинкз спросил только ради того, чтобы хоть как-то наладить контакт: не было похоже, что Пугна испытывал дискомфорт из-за холода — меховая накидка по-прежнему была на нём. — Я принёс твой любимый фрукт, — уныло проговорил Клинкз, ощущая свою ненужность и бесполезность.       Пугна и вовсе не оставлял попыток хоть как-то привлечь его внимание.       Протянув руку, он раскрыл ладонь, в которой бережно хранил фрукт. — У меня нет аппетита, — холодно отрезал Пугна, даже не бросив на него и косого взгляда.       Он и сам не понимал, почему продолжал сопротивляться своим желаниям.       Клинкз, как всегда, проявил заботу и внимание: очевидно, что он пытается загладить свою вину, но Пугна вновь проигнорировал его попытку — возможность выразить свои чувства, рассказать о том, как он действительно переживает за их отношения, за его самочувствие.       Его сердце рвалось к нему, оно было готово всё забыть, простить безвозмездно, без стенаний и упрёков. Но воспоминания не отпускали, вновь напоминая о том, как Клинкз был жесток и безрассуден. Совершая одну и ту же ошибку раз за разом, не задумываясь о последствиях.       Хмуро потупившись, Клинкз ничего не произнёс, но всё же положил фрукт ему на колени, на случай, если он вдруг передумает.       Только теперь Пугна подал признаки жизни, опустив взгляд на фрукт. Взяв его в руку, он на несколько секунд задержал на нём внимание, а затем вернулся к своему прежнему занятию.       Наивно и глупо в очередной раз умолять о прощении. Клинкз не мог дать клятву, что подобное более не повторится. Если бы только он усмирил демоническую ненасытную сущность...       Он мог окутать его своей тёплой заботой и ласкою, выполнить любую прихоть. Но даже этого будет недостаточно, дабы загладить свою вину. — Покорми меня, — еле слышно пробормотал Пугна, уставившись в одну точку, но требовательно, как избалованный ребёнок.       Слегка изумлённый, Клинкз промолчал. Он с воодушевлённым наслаждением был готов выполнить его просьбу, хотя всё ещё не до конца понимал, был ли в этих словах скрытый подтекст и Пугна всё же простил его, либо же таким образом он должен загладить свою вину, а быть может это всего-навсего очередная прихоть, что взбрела ему в голову.       Казалось, Клинкз уже давно должен был привыкнуть к его закидонам, однако каждый раз это вызывало удивление и восхищение.       Взяв у него из рук фрукт, лучник нашёл в себе смелость придвинуться ближе, что, само собой, осталось незамеченным.       Отломив дольку, он немного нерешительно поднес её к его лицу.       Пугна неловко поймал её «губами» ухватившись за краешек. Клинкз не убирал руки.       Медленно посасывая дольку, Пугна поднял взгляд. Между призмой безразличия и животным вожделением лишь тонкая грань, но Клинкз не поддался, не позволил инстинктам взять верх. Он так боялся спугнуть это мгновение порывом нахлынувших чувств, желанием наброситься на него, расцеловать, затискать в объятьях… отыметь…       Сейчас он должен забыть о низменных пороках.       Отломив вторую дольку, Клинкз на сей раз был более решительным, влечённый его соблазном.       Откинувшись назад, облокотившись о широкий ствол сосны, Пугна, состроив невинную рожицу, многозначительно прикрыл глазки. Торжественно сложив руки на груди, он полностью передал инициативу Клинкзу, позволив поухаживать за собой.       Склонившись над ним, Клинкз коснулся «губ» сладким сочным плодом, чуть надавив, и несколько липких капель брызнули ему на лицо, растеклись по подбородку, но сразу же были пойманы язычком. Слизав капельки сока, Пугна принялся тщательно обсасывать дольку.       Клинкз невольно словил сильный заряд возбуждения, наблюдая за происходящим, не в силах оторвать заворожённых глаз. Казалось, он нарочно дразнил его, совращая.       Откусив полдольки, Пугна сразу же принялся за вторую, слизывая с неё капли вязкого сока.       Околдованный этим действом, Клинкз даже не заметил, как маленькая, почти детская ручка потянулась к его руке, сжимающей фрукт, и, отломив пару долек, поднесла их к его «губам».       Оказавшись в полном замешательстве, Клинкз поддался, подцепив их так небрежно, словно не осознавая, что сейчас произошло.       Не отводя от Пугны волнительных глаз, он видел, как тот, подавшись вперёд, потянулся к нему, ухватив ртом противоположный краешек дольки. Не спеша поглощая свою половинку фрукта, он приблизился…       Они сидели совсем близко, и Пугна мог отчётливо ощущать жар его живого пламени, не касаясь.       Выронив из рук оставшуюся половинку фрукта, Клинкз даже не смог пошевелиться. Похоть сковала кости, они отказывались подчиняться, когда он всё ещё сопротивлялся и только рассудком осознавал жестокую иронию.       Уставившись на Пугну озабоченным взглядом, Клинкз даже не смог прожевать свой кусок фрукта, что застрял в горле. Их «губы»… почти касались…       Пугна принялся поедать его половинку фрукта, смачно причмокивая. Подняв изумрудные очи, он пронзил его взглядом, кокетливым и коварным.       Несильные руки толкнули Клинкза в грудь, не грубо, но настойчиво, вынуждая откинуться на спину… и Пугна уже лежал сверху, а его шелковистые «губы» проникали в его ротик, прицеловывая.       Чуть приобняв его, Клинкз ответил на поцелуй развратно и жадно, обсасывая его длинный шаловливый язычок. Его кости зудели от возбуждения, так сладки были его «уста»; ещё оставшийся вкус фруктового сока придавал им особый кисловатый привкус.       Ладонь скользнула вниз, обхватывая его бёдра, опустилась ниже, нырнула под доспехи. Выступающий орган ничуть не удивил Пугну. Погладив его поверх одежды, он смачно разорвал поцелуй, лёг рядом с Клинкзом, повернув его к себе за плечо.       Клинкз не молвил ни слова, он беззвучно наблюдал за своим солнышком, безнадёжно изнемогая от жажды. Но он не имел права просить и тем более требовать.       Крохотные ручки избавили лучника от оков. Взглянув на его напряжённый орган, Пугна на секунду смутился. Он, конечно, догадывался, что ласки не прошли бесследно, но не ожидал, что всё зашло настолько далеко. Отказываться от своей затеи было уже поздно.       Длинными тонкими пальцами он коснулся крайней плоти. Затем приласкал, поглаживая медленными движениями по всей длине, будто ручного зверька, растягивая удовольствие.       Клинкз нервно выдохнул. Он так долго этого ждал. Его орган трепетал от прикосновений, изнывая от нетерпения.       Прикрыв глаза, он постарался расслабиться. Ладонь скользила всё быстрее, слегка сдавливая, только ещё больше раздразнивая его. Он набухал, становясь твердым и упругим.       Увлечённый своим занятием, Пугна не отрывал глаз от Клинкза, замечая, как его кости изогнулись, а мышцы напряглись. Он слышал его неровное, сбитое горячее дыхание.       Ни один кнокс не мог видеть, чем они занимались сейчас. И Пугна попутно следил за тем, чтобы никто не подошёл слишком близко. Со стороны могло показаться, что они просто лежат рядом, о чём-то перешёптываясь.       Ублажая его неутолимого дружка, Пугна ускорился почти до предела, стимулируя его орган.       Клинкз протяжно простонал, сощурившись, сдирая ногтями с замёрзшей почвы верхний слой. Кто-то мог услышать его стоны.       Пугна подумывал о том, как бы приласкать его маленького дружка ротиком. Он не стал отрицать, что ему безумно хотелось прилипнуть «губами» к стволу, почувствовать на вкус его сперму. Его останавливали только стоны, что звучали достаточно громко. Будет весьма… неприятно, если кто-то застукает их. Да и Пугна не хотел, чтобы его отвлекали от столь важного занятия.       Резко прильнув к его «губам», Пугна сочно засосал его, заглушая стоны, одновременно работая рукой всё интенсивнее, чувствуя, что дружок уже на пределе.       Воспользовавшись моментом, Клинкз обнял его за плечи, потираясь своим язычком о его, развратно покусывая «губы».       Он начал медленно двигаться, ускоряясь в такт его руки, доводя процесс до кульминации. Каждая мышца напряглась до предела, натянулась, будто тетива, сердце неистово заколотилось, затрудняя дыхание, раскалённое пламя растеклось по костям и опалило фосфорную оболочку.       Слегка дёрнувшись, Пугна всё же не отстранился, не разорвал их тесный поцелуй…       Кости изогнулись и задрожали, он сдавленно выдохнул ему в «губы», струя белой горячей жидкости брызнула в детскую костлявую ладошку, и Клинкз блаженно и протяжно промычал.       Пугна расплылся в улыбке, хихикнув в поцелуе. Ещё какое-то время лёгким массажем он ублажал размякшего дружка, что по-прежнему оставался горячим и мокрым.       Напряжение спало, кости стали ватными, утопая в приступе эйфории, Клинкз почти не отвечал на поцелуй. Сбито дыша, он всё так же обнимал его ослабшей рукой, когда Пугна медленно разорвал поцелуй.       Клинкз приоткрыл слипшиеся веки, только чтобы вновь увидеть его личико. Едва уловимая улыбка блуждала на «устах», горящие нефритовым блеском очи игриво смотрели в ответ. Ни обиды, ни злости — всё улетучилось, растворилось в пустоту, не оставив ни капли сомнения.       Эти чувства были забыты, заперты в прошлом. Как и прежде, всполохи любви прожгли насквозь его сердце.       Пугна натянул на него доспехи, прикрывая наготу.       В своих мыслях Клинкз бесконечно благодарил его, впрочем, именно он затеял всё это, провоцируя неоднозначными намёками, а потом и вовсе сбивая с толку интимными шалостями.       Перевернувшись на спину, Клинкз перевёл дыхание. Отголоски недавнего оргазма угасли, уступая место лёгкости и безмятежности.       Притулившись к нему, Пугна оставался молчалив, положив голову ему на плечо, укрытое доспехом, лаская ладонью его грудь. Дыхание постепенно приходило в привычный ритм, а сердце билось тише и спокойнее.       Лёгкая улыбка заиграла на «губах». Приподнявшись, Клинкз тихонько чмокнул его в лобик, обвивая рукой талию. — Мой Пугненок, — прошептал лучник, влюбчиво глядя ему в глаза, отчего огненное сердце всколыхнулось от волнения, обнимая его как можно крепче, прижавшись своими костями.       Их «уста» вновь почти касались друг друга.       Он растворился в глубине бездонных нефритовых очей, что влекли за собой в бездну страстей, повелевали разумом, лишая свободы, управляя волей. Он не пытался сопротивляться, он отдавался им без остатка. И если бы они не позволили ему освободиться, он бы навеки остался в их чарующем плену. — Что ты теперь собираешься делать? — подал голос Пугна, догадываясь о его намерениях. Не то чтобы в данный момент его интересовали сложившиеся обстоятельства. — Наша цель не изменилась, — вполголоса отвечал лучник, скользя горячими пальцами по его позвонкам.       И в голову не приходило просить его о помощи именно сейчас, они ведь помирились буквально минуту назад. Но что бы он делал, не будь его рядом? Разумеется, в находчивости лучнику не откажешь. — Я могу нас телепортировать во дворец, — с неохотой произнес Пугна.       Только от одной мысли, что ему снова предстоит встретить Короля-мага, на душе становилось неспокойно. Он много раз внушал себе, что страхи его безосновательны, и всё, что связывает Клинкза и Сазерекса — это долг и благодарность лучника за его спасение; он вспоминал слова Клинкза, который множество раз убеждал его в этом. Но если бы всё было именно так. Пугна знал и понимал: Клинкза связывало отнюдь не чувство долга. Он — защитник своего мира, родного края, что дорог и любим. Родина, которую он никогда не предаст, ради спасения которой готов на всё.       Глубочайшее уважение, что лучник испытывал к Королю-магу, сложно не заметить. Он никогда не смел перечить и оспаривать его решения. Выполнял любую просьбу, служил ему верой и правдой. Он доверял и прислушивался к нему. Разумеется, никто не мог соревноваться с ним в мудрости и знаниях.       Пугна не оставит Клинкза наедине с Сазерексом, ни при каких условиях. Когда он рядом, ему было чуть спокойнее. Проще контролировать его. Ничто не произойдет без его ведома. Но что могло произойти в его отсутствие? Пугна напридумывал себе несметное количество разнообразных «страшилок», чтобы пощекотать свои и не без того шаловливые нервишки, рисуя в своём богатом воображении ужасающие картины близких отношений Клинкза и Короля-мага. Слишком близких… И лишь очнувшись, он ужасался подобным фантазиям. Как он может так усомниться в любимом? Ведь он всецело доверяет ему. Всецело? Или… Капелька дёгтя порой просачивалась в его сознание, навязывая обманчивые мысли. Но как ему заставить себя не думать об этом? Вспоминая, с каким благоговением Клинкз смотрел на Короля-мага, с каким почтением обращался к нему…       Во всём он винил лишь Клинкза; не себя, не свои бурные фантазии — им не было ни конца, ни края — а только ни в чем не повинного Боника, который даже не подозревал, какие сумасбродные картины рождались в голове его возлюбленного. — Тогда лучше сделать это прямо сейчас… — слова лучника были грубо прерваны посторонним вмешательством, когда некто подошёл совсем близко и мог с лёгкостью расслышать их разговор.       Ощутив чье-то присутствие, Клинкз умолк, обернувшись, выпуская Пугну из объятий. Приподнявшись, он сел на холодную землю. Пугна предпочёл остаться на своём месте. Что бы ни понадобилось тому кноксу, к нему это не имело никакого отношения. — Господин Клинкз… — начал было Трип, но в горле внезапно пересохло, дыхание участилось, сердце заколотилось тревожно и волнительно.       Не отрывая прилипчивых глаз, он глядел на костяного лучника, сидящего перед ним, положив руки на колени.       Он всегда смотрел на него предвзято, недоверчиво, с неодобрением. В его глазах костяной лучник казался ему высокомерным, но крепким и закалённым в бою. Однако сейчас он взглянул на него иначе. Хрупкий, уязвимый, утонченный…       Тряхнув головой и быстро отогнав навязчивые мысли, Трип взял себя в руки, внезапно осознав, что стоит как вкопанный и без причины таращится на лучника будто в первый раз, между тем как Клинкз терпеливо ожидал его отзвука, ведь он, как-никак, прервал их любовную идиллию. Неужто у Защитника Ховена больше нет никаких дел, кроме как миловаться со своим возлюбленным? Похоже, Пугна настолько затуманил его разум, что Клинкз порой забывает о своем долге.       Внезапно осознав, что он стоит словно истукан, без каких-либо признаков деятельности, словив косой взгляд костяного лучника, Трип тут же спохватился. Ему ещё повезло, что Клинкз на сей раз оказался терпелив. — У нас заканчивается провизия. Куда мы отправимся теперь? — отчеканил Трип, так, будто заранее готовил речь, скользя смущённым взглядом, стараясь скрыть свою неловкость и растерянность. — Мы с Пугной отправимся во дворец и убедимся, что там безопасно, — без колебаний ответил лучник.       Возможно, он и заметил его пристальный изучающий взор, багровеющие щеки, сгорающие от стыда, но счёл это недостойным своего внимания. — Но… — попытался возразить Трип, внезапно запнувшись и осознав, что может ляпнуть лишнего. Тщательно подбирая слова, он продолжил: — Вы говорили, что ему нездоровится, и мы не можем отправится туда, — на его лице проступили морщины, а в голосе скрежетнуло недоверие.       Либо Защитник Ховена принимал их за полных идиотов, либо чего-то недоговаривал.       Теперь миловидный облик привлекательного лучника уже не казался ему таким уж притягательным, будто растворившись в омуте причудливых иллюзий, порождённых разыгравшимся воображением.       В ответ послышалось презрительное фырканье со стороны Пугны, который всё это время внимательно наблюдал за их беседой. — Это было тогда, — сухо отозвался костяной лучник, намекая, что данная тема — не его ума дело.       Собственно, он не обязан объяснять ему или кому бы то ни было причину произошедшего.       Смекая, что разговор на этом окончен, Трип утвердительно кивнул, проигнорировав издёвку Пугны, и молча удалился восвояси, всё продолжая сомневаться в правдивости его слов. Мало кто из кноксов всерьез бы счёл это умышленной ложью ради каких-то их с Пугной личных интересов. — Нам пора, — произнес Клинкз, поднимаясь на ноги, наблюдая, как Трип, присоединившись к остальной группе, уже поспешил передать им новость и унять беспокойство некоторых.       Наклонившись к Пугне, он протянул руку, чтобы помочь ему подняться и просто словить капельку удовольствия от прикосновения. На губах Клинкза заиграла самодовольная ухмылочка: он ещё вспоминал тот дивный момент. Он бы с превеликим удовольствием отплатил ему тем же, как только выдастся подходящий момент. — Все кноксы такие зануды, — неодобрительно квакнул Пугна, приняв помощь от Клинкза, подав ему руку и крепко ухватившись за его ладонь.       Через секунду он уже стоял на ногах и навязчиво обвивал его талию. — Ну, может, не все, — подмигнул лучник, так же заискивающе усмехаясь, забираясь руками под пуховик и скользя ладонями по его выступающим позвонкам. — Я знаю одного, — лукаво заулыбался Пугна, приблизившись к нему вплотную.       Все эти действия, «разумеется», предназначались «только для одной цели»: телепортации.       Клинкз крепче прижал его к себе, и, возможно отчасти, несознательно, он опасался потерять Пугну во времени и пространстве.       Его сильные руки… От них было так горячо и жарко, его кости вновь трепетали, укрытые нежностью.       Заметив, как Пугна мгновенно размяк, прикрывая глазки, Клинкз не в силах был устоять от соблазна.       Чуть приподняв его личико за подбородок, блеснув страстью в глазах, огненный лучник с жадностью приник к его мягким манящим «устам».       Так легко поддавшись, Пугна испытал заметное волнение, елозя пальцами по его рёбрам.       Во время телепортации ему необходимо сосредоточение, а когда Клинкз развратно уминает его, сделать нечто подобное становится крайне сложно. Или, может, он уже забыл о своих планах?       Несмотря на внутренний протест, Пугна так и не нашёл в себе сил заставить свои кости отстраниться от его шоколадных «губ».       В памяти вспыхнули знакомые, но отнюдь не желанные образы, осознанно рождённые подсознанием.       Дворец Короля-мага, каким Пугна помнил его. Ему лично довелось бывать там всего несколько раз. Само собой, он являлся не частым гостем не от того, что ему были не рады или же относились с пренебрежением, как многие кноксы. Отнюдь, Сазерекс принял его весьма радушно, хотя и не одобрял их однополых отношений, что в Ховене не являлось нормой. Пугна никогда не горел желанием находиться в обществе Сазерекса, и Клинкз уже давно это усвоил. Ревность Пугны — не просто мимолётный каприз, о котором можно было забыть…       Сознание оборвалось, фигуры, образы разлетелись на крупицы, разрывая связь.       Импульс был брошен в пустоту, лишь частично возвратившись в управляемый сосуд, отколовшись. Просочившись в небытие, осколок оставил после себя ощутимый болезненный след.       Каждый нерв сжался, кости задребезжали, будто испытав резкую пронизывающую боль.       Поцелуй был прерван. Ледяная плеть прожгла сознание насквозь.       Клинкз сразу же заметил дрожь в его внезапно ослабших костях. Пальцы до боли впились в его ребра. Он негромко, но мучительно простонал. — Пугна! — воскликнул Клинкз, ощутив во рту горький привкус смятения, неизбежно поддаваясь панике.       Сияние нефритовых очей потускнело. Глаза, чуть прикрытые, не реагировали на его возглас. Только отголоски разрывающей боли отпечатались на дне.       Подхватив на руки его уже обмякшее тельце, Клинкз, затаив дыхание, с содроганием смотрел в его пустые глазницы, даже не замечая, как множество глаз сейчас наблюдали за происходящим, озадаченно гадая: что же стряслось? — Пугна, ответь мне! — дрожащим голосом вновь позвал Клинкз, отчётливо слыша каждый прерывистый стук своего сердца. Прижимая его к себе, он опустился на колени.       Пугна оставался недвижим. Будто тряпичная кукла, он лежал на его руках, хотя глаза всё ещё были открыты, и в угасающих отголосках зияла безликая мгла.