Дневники апокалипсиса

Рон. 21 год, высокий (188 см), очень красивый блондин с вьющимися волосами и голубыми глазами. Характер сложный. Надменный и циничный в силу жизненных обстоятельств. Ради семьи готов на все. На рожон не лезет, но если надо - вступает в бой. Майя, 14 лет, среднего роста (166см), глаза серо-зеленые, волосы русые, заплетенные в дреды. Из неблагополучной семьи, не глупая, хотя поначалу и читать толком не умела. Милая и очень добрая. Любит всех и это взаимно. Хавьер. Чилиец, 41 год, среднего роста (180 см), брюнет, волосы волнистые, глаза цвета переспелой черешни, характер твердый, общительный. Готов прийти на помощь в любую минуту. Никогда не сдается и другим не дает. Привык выживать один, но в группе берет на себя роль лидера. * * ******************* * * Когда Рон впервые увидел зараженного он решил, что наследственная шизофрения все таки поражает не только женщин его семьи. Его мать и обе сестры, увы, болели этой страшной болезнью, которая и привела их маленький мирок к полному разрушению. Рон не знал те времена, когда они жили в богатом районе Лондона, отец был преуспевающим юристом, владельцем адвокатской конторы, а его мама - красивой и молодой. Когда родилась Эмили, его мать уже страдала от, пока еще, редких приступов шизофрении, и отец, который безумно ее любил и не хотел закрывать в психушке, нанял лучших нянек, сиделок и медсестер, чтобы и за ребенком, и за матерью был присмотр. Первые проявления болезни у Эмили появились очень рано, года в три, когда она начала общаться с воображаемыми друзьями. Отец сразу понял что к чему, и дочка, как и мама, попала под наблюдение лучших врачей Лондона. Вскоре родилась Оливия, матери на тот момент было уже намного хуже, отца ругали врачи, грозились чуть ли не судебными разбирательствами, что он заставляет рожать психически больного человека, но характер отца и немалые деньги помогли замять ситуацию, но мать отправилась в клинику на очередной курс лечения, а крошечная Оливия осталась с отцом и Эмили. Более менее он справлялись, но ни одна нянька и сиделка даже за большие деньги не хотели больше находится в их доме - мать, если не лежала в больнице, устраивала чудовищные сцены с размазыванием фекалий по стенам, и это было самое мягкое из ее безумств. Воображаемые друзья старшей дочери становились все более реальными и все более опасными, и однажды отец, который пришел домой раньше положенного времени, т.к. очередная няня просто сбежала средь бела дня, нашел Эмили в ванной, наполненной горячей водой, от которой поднимался густой пар. Она держала в руках полугодовалую Оливию с явным намерением бросить ее в эту самую ванну. Отец без лишних криков и суеты отобрал ребенка и поинтересовался, что происходит. Эмили искренне ответила, что плач Оливии мешает ее друзьям и если она не решит проблему, то они разберутся с самой Эмили. Те чувства, что испытал отец в тот момент сложно передать, и Эмили снова отправилась в клинику. Отцу пришлось уйти с места непосредственного руководителя бизнеса и передать дела своему другу. Отец полностью взвалил на себя все проблемы их семьи, уход за женой и Эмили, воспитание Оливии. Но, как это бывает, друг оказался другом лишь на словах, и вот, разоренные до последней нитки, они переехали жить в рабочий район Лондона. Грязный, опасный и невыносимо бедный. Там-то и родился Рон, в тайне от врачей, соц.опеки и государства. Самое первое и яркое воспоминание Рона из детства, как они с Оливией сидят, прижавшись друг к другу в крошечной каморке для швабр, а мать кричит страшным голос и странно катается по полу. Он видел в щелочку отца, который набирал шприц и пытался утихомирить мать, чтоб сделать ей укол. Помнил, как страшно ему было от ее криков, и как Оливия гладила его по голове. Оливии было двенадцать, когда она впервые услышала голоса - врачи предупреждали, что болезнь может проявиться в процессе полового созревания. Увы, Оливию болезнь не пощадила. Однажды ночью, когда голоса, наконец, стихли, она подошла к кровати, на которой спали отец и маленький Рон. Она погладила брата по длинным белокурым волосам, потрогала свежую рану на губе и уже заживающую - на переносице - Рона постоянно били уличные пацаны. За его сумасшедшую мать, за их нищенское существование и, самое главное, за его слишком симпатичную, девчачью внешность. Он был копией своей матери и сестер: пшеничные волосы, которые никто не стриг, доросли до лопаток, длинные и пушистые ресницы, голубые глаза и пухлые, как у куклы губы - Рона нередко считали третьей сестрой в этой ненормальной семейке. Оливия поправила одеяло, которое сползло со спины отца - в квартире давно отключили отопление и было холодно, даже не смотря на то, что спали они одетыми. Поцеловала отца в истощенную худую щеку, зашла на крошечную кухню и с грустью посмотрела на семейное фото в рамке, стоящее на столе. Маму и сестру снова положили в клинику, они с отцом навещали их несколько дней назад, но мама ее не узнала, а с сестрой даже не дали повидаться. Девочка налила себе кипятка в кружку, газ пока не отключили, а вот чай закончился еще утром, всыпала в воду ложку сахара и, зажмурившись, отпила. Рон проснулся от дикого крика, вскочил на пол и тут же одернул ногу - пол был ледяной, и даже рваный, хотя и толстый носок не смог скрыть этот холод. Вслед за криком последовал глухой удар - звук падающего тела и Рон понесся в кухню. На полу, с перекошенным от внезапного инсульта лицом, лежал отец, сжимая в объятьях мертвое тело Оливии. Отец что-то мычал, а Рон в оцепенении смотрел на черные пятна уже засохшей крови на руках и одежде Оливии. Он не помнил, как в квартире оказались врачи из скорой, кто вызвал жуткую тётку из соц.опеки. Ему казалось, что он так и простоит, как каменный столб в дверях кухни и ничто и никогда его не сдвинет с места. Оливия не захотела разделять судьбу мамы и сестры и перерезала себе вены. Она умерла быстро, опустив руки в таз с теплой водой, чтоб не чувствовать боли, чтоб кровь не свернулась и чтоб не испачкать пол кухни. Она не хотела напрягать папу уборкой, у него и так полно забот - думала она, делая первые надрез вдоль руки.... Спустя три месяца в приюте, где Рон ни с кем не подружился и более того, даже не заговорил, толстый и вечно потный врач поставил ему диагноз - амнезия. Лечить его не пытались - у приюта не было на это денег, да и его история внушила окружающим, что он так такой же псих, как и все остальные в его семейке и нет смысла с ним возиться. А еще через пару месяцев его забрала к себе высокая красивая женщина. У нее были длинные белые волосы и холодные голубые глаза. Рон никак не мог вспомнить, кого же напоминает ему эта холодная женщина, которая все время смотрит на него взглядом со смесью жалости и страха. Позже он узнал, что это его бабушка по маме. Она почему-то не любила говорить про его семью, о которой он ничего не помнил и все время водила его к врачам. Ему давали какие-то тесты, загадки, и другие дурацкие задания, брали бесконечные анализы и проводили множество других медицинских обследований. За эти годы он так к этому привык, что перестал уже спрашивать зачем и для чего все это. В тринадцать лет Рона соблазнила одна из бабушкиных подруг. Он выглядел на семнадцать, был рослый, широкоплечий, все еще носил длинные волосы, а глаза и ресницы, как оказалось, сводили с ума едва ли не всех женщин, приходивших к бабушке в гости. Бабушка его, к слову, была знатной аристократкой, и приемы в ее доме, казалось, не кончались никогда. Она гордилась свои невероятно красивым внуком и безумно боялась болезни, так бессовестно унесший жизнь ее дочери и внучек. Мать Рона истекла кровью в клинике во время очередного приступа, когда она разорвала на себе кожу и вонзилась зубами в вену, вырывая ее из руки. А Эмили пропала, словно испарилась из клиники и ни связи, ни бабушкины деньги так и не давали результатов в ее поисках в течении нескольких лет. Но кто ищет тот всегда найдет, и однажды в больнице случился прорыв канализации. Разрыв землю в поисках аварийной трубы рабочие обнаружили скелет в полуистлевшей больничной накидке. Так и нашли Эмили. А потом и всплыла вся правда : Эмили, обладающая ангельской внешностью и полной беспомощностью, стала жертвой нечистоплотных санитаров, которые сперва сами ее насиловали, а потом, за небольшую плату сдавали, как они признались на следствии, в аренду. Ну, а когда ее тело пришло в негодность, девушку просто убили и закопали во дворе психушки. Когда экспертиза подтвердила, что это действительно она, бабушка подняла все связи и мучителей ее постигла та же участь. Они попали в самую жуткую тюрьму на всем туманном альбионе. Люди, которым щедро заплатила бабушка, жалости не знали, санитары умерли, испытав на себе все мыслимые и немыслимые сексуальные и адские пытки, на которые их обрекла безжалостная месть. Шли годы, Рон прекрасно жил за счет богатеньких тетушек, которые платили любые деньги, лишь бы провести с ним ночь. Он научился не замечать их дряблые тела, морщинистую кожу всю в старческих пятнах, он просто зарабатывал деньги. Старухи хорошо платили, а Рон, хоть и не нуждавшийся в деньгах и не помнивший своей нищеты, каким-то подсознанием понимал - деньги надо зарабатывать самому, а не надеяться на бабушку. Она, наконец, перестала таскать его по врачам так часто, как в детстве, но все равно, минимум два раза в месяц к нему проходил психиатр и вел задушевные беседы. Конечно, приходил он не открыто, а якобы к бабушке на чай, но Рону было уже семнадцать лет и он все прекрасно понимал. Не понимал только для чего его нужно показывать психиатру, но ему было все равно и он совершенно не сопротивлялся этим встречам. Иногда даже было интересно - он ничего не помнил из своего детства, не помнил родителей, где и как жили, и надеялся, что может психиатр ему поможет вспомнить, что же с ним произошло. Но в один день идилия закончилась - юная Джоан, внучка одной из его старушек, влюбилась в него и была отвергнута. Но избалованный ребенок не привык к отказам и решил отомстить. Однажды, возвращаясь домой с очередного свидания, кто-то сильно огрел Рона сзади по голове. Рон был высоким и широкоплечим парнем, занимался конным спортом и греблей, и в любой другое время спокойно дал бы отпор нападающим, но в тот день он был немного пьян и вымотан трехчасовым секс-марафоном Он свалился на подъездную дорожку и не успев понять, что происходит, получил новый удар тяжелым ботинком в лицо, потом еще и еще. Нападающий целился именно в лицо, он уже сломал ему нос, губы превратились в месиво, а под конец, уже почти потеряв сознание, Рон почувствовал, как холодное лезвие ножа сперва легко, несмело, словно примеряясь, полоснуло его щеку от уголка губы влево, а потом - сильно и глубоко, распробовав вкус крови, вонзилось над бровью справа и резко и невыносимо больно скользнуло вниз до самого подбородка. Он уже отключился, когда Джоан плюнула на него и с ненавистью, на которую способна только отверженная девушка, ударила его носком тяжелого ботинка в висок. И этот удар вернул Рону память. Он вспомнил. Вспомнил мать и ее безумства, вспомнил изможденного отца, вспомнил самоубийство сестры. Он даже вспомнил дом, где они жили и ту беспросветную нищету. Единственное, что он не помнил, это где находится дом и что стало с отцом. В больнице с ним носились, как с королевской особой, бабушка постаралась - лучшие врачи и пластические хирурги практически вернули Рону нормальную прежнюю внешность. Лишь небольшая горбинка на переломанном носу, тонкий белый шрам на правой стороне лица придавал ему некую брутальность. А еще бровь посередине так осталась словно поделенной на две части, и второй шрам, продолжающий улыбку, делал его похожим на Джокера, особенно, если лицо попадало в тень. Его длинные волосы были обриты под ноль - как напоминание об операции на открытом мозге. Лицевые кости тоже подправили, и теперь он был счастливым обладателем титановой скулы. Но все эти вмешательства все равно не испортили, а даже добавили некого шарма его слишком ванильной внешности, сделав еще более привлекательным для дам. Однако, теперь он перестал быть ангелочком для старушек, и своим новым лицом стал привлекать женщин около сорока, которые слетались на него, как осы на мед. Осами они и были, тощие, желчные и вызывали у Рона еще большее отвращение, чем его похотливые старушки.