Дневники апокалипсиса

Я почти сразу отключилась, а когда проснулась, то фургон стоял, за окном было темно, а по салону разносился вкуснейший аромат. Господи, да я несколько не ела, дошло до меня и я приподнялась на локтях посмотреть, кто и что там готовит. Удивительно, но боль в боку практически утихла, только нос неприятно ныл и ощущался так, словно у меня их на лице было два, а то и три. В конце дома на колесах располагалась кухня, у плиты стоял Калеб и что-то готовил. Я осмотрелась: во-первых, у нас был свет, как потом объяснил Джон, благодаря солнечным батареями на крыше; я лежала на одной из шести лежанок (по три с каждой стороны, как в поезде), между кухней и, назовем ее спальней, стояли пара небольших кресел, в одном из которых сейчас сидела Аня, несколько стульев и стол. Так же я заметила две двери - душ и туалет, а на крыше - три люка. Между спальней и кабиной расположился своего рода кабинет - длинная столешница, плотно заставленная мониторами, такими же как и в первом фургоне. Да уж, действительно дом, в таком любой конец света можно пережить. Мы с Кэт лежали на нижних кроватях, а Джон читал книгу на полке над Кэт. Она лежала напротив меня и выглядела очень плохо: была бледной, волосы спутались, под глазами появились темные круги, губы потрескались, - ей был срочно нужен врач.  - Привет, спящая красавица, - отложил книгу Джон, повернувшись на бок ко мне лицом. - Надо тебе повязку поменять, смотрю, она опять кровоточит, - и он спрыгнул на пол. Пока Джон возился со мной, испытывая мою нервную систему на прочность своей близостью и прикосновениями, Калеб начал греметь тарелками, раскладывая ужин. Аня ему помогала, расставляя все на столе и сегодня был воистину пир на весь мир: Калеб приготовил спагетти с фаршем, зеленым горошком и помидорами, салат из свежих овощей, заварил в большом чайнике ароматный чай и нарезал бисквитный рулет. Ёбушки-воробушки, мне так хотелось есть, что я, наверное, сейчас и овсянку приняла бы за манну небесную. Джон помог встать и проводил до кресла, в которое бережно усадил, чем снова вогнал меня в краску, и вернулся к Кэт. Аня уселась в соседнее и мы немного поговорили. Джон возился с Кэт, ее рана выглядела ужасно - до сих пор кровоточила, а края обрели зеленовато-серый оттенок. Он сделал ей укол, потом закрыл жалюзи на окнах, вернулся к столу и мы принялись за еду. Сколько ж времени прошло с того момента, когда я нормально и вкусно ела? Месяц? Два? В этом мире день за три проходит, а время течет вязко и молниеносно одновременно. Я стремительно поглощала еду, едва не давясь и причмокивая, совершенно не обращая внимания на остальных. Мне было вкусно - и точка! Конечно же, больше мы так не пировали, как в этот день, но даже в режиме экономии продуктов нам не приходилось так голодать, как в клинике доктора Мартина. Мы постоянно находились в пути, ехали уже бог весть сколько дней, останавливаясь на ночлег в каких-нибудь полях, подальше от людей и зараженных. И действительно, по ночам нас практически никто не тревожил снаружи. Иногда мы видели одиноко бредущих вдоль дороги зараженных, а иногда и целые стаи. Некоторые из них начинали ускоряться при виде нас, а некоторые буквально преследовали, передвигаясь то быстрым бегом, то огромными прыжками. Однажды ночью на крышу кто-то запрыгнул, а в стенки фургона ощутимо заколотили. Мы сидели, как мыши, вооружившись даже гранатами, слушая, как беснуются твари за окном. Они выли, кричали, царапали обшивку, скакали по крыше. К утру одна из тварей прокусила колесо и мы осели с громким хлопком. Солнце еще не начало вставать, а зараженные, наконец, оставили в покое фургон и кинулись наутек в поисках убежища. Один не успел - мы нашли его утром в паре сотен метров от стоянки. Он выглядел совершенно не как привычный нам по фильмам зомби и даже не так, как в супермаркете. Это было существо около двух метров ростом, с явными мутациями - пальцы его удлинились, ногти превратились в толстые острые когти, челюсть чуть выдалась вперед, зубы, а точнее уже клыки, выпирали изо рта, некрасиво оттопыривая губы. Волос на голове почти не осталось, а на теле не было ни единой открытой раны - кожу покрывали уже затянувшиеся шрамы. Мутант был жутким, вонючим, но в его чертах явственно прослеживался бывший человек. Значит, люди тоже мутируют - это была не самая приятная новость, хотя я уже давно перестала верить, что когда-то мы услышим о чем-то хорошем. А еще мне было интересно, почему он умер. Точнее, понятно, что от света, но как именно это произошло? Кожа не обгорела, не оплавилась, однако тело было искривлено в неестественной позе, а значит тварь перед смертью агонизировала. Как ни крути, а мир вляпался в какое-то вселенское дерьмо, и что ожидать от будущего одному только богу известно. Хотя, был бы он на свете, разве допустил бы подобную срань? Что касается живых людей, то эти попадались довольно часто, но обычно мы проезжали мимо не останавливаясь, и лишь однажды какая - то парочка свернула к нам с дороги, когда мы тормознули для ночевки, но испугавшись вышедшего к ним Калеба с ружьем мгновенно ретировалась. Днем мы ехали, как говориться, куда глаза глядят, тормозя лишь, чтоб поискать что-нибудь в магазинчиках на заправках и набрать бензин. Мы не заезжали в города или деревни, просто колесили по трассе. Не удивлюсь, если мы проехали всю страну от начала и до конца, а теперь наматывали круги по новой. В последнее время мы все больше стояли, нежели ехали - вошли в режим экономии бензина и проезжали в день от силы километров десять-пятнадцать. Как я не спрашивала, но ни Джон, ни Калеб не говорили о произошедшем в больнице и почему мы туда не вернулись, если ни живых, ни мертвых там больше не осталось. Я часто думала о погибших, но кроме Эммы мне никого  не было жалко. Джон знал, что я была курсе его темных делишек в клинике и с какой целью он приволок нас туда, но делал вид, что не произошло совершенно ничего необычного, вполне себе обыденное дело, даже извиниться не потрудился. Я решила пока не доверять ему на сто процентов, хотя выбора у нас особого не было - покидать надежный фургон в мои планы не входило. То, что доктор проводил какие-то опыты над заражённым было очевидно - скорее всего первыми подопытными стали пациенты клиники, возможно, кого-то он специально заражал, потом в ход пустили обычных выживших бедолаг типа нас с Аней. Что Джон, что Калеб лишь отмалчивалась, делая вид, что все в порядке вещей, не отвечая и даже полностью игнорируя любые расспросы, касающиеся клиники. Но, как мы знаем, молчание знак согласия, поэтому ответы их были не так уж и нужны. Кэт все еще была жива и меня удивляло, откуда у нее столько сил бороться за жизнь. Когда она приходила в себя мы пытались ее кормить и давали воду. Она находилась в постоянном забытье, не понимала, где она и вряд ли нас узнавала. Последние дни у нее был жар и никто уже не надеялся на то, что она выживет.   Бог знает на какой день пути утром после завтрака, Калеб сел за руль и мы снова поехали, однако, в этот раз, Джон показал ему что-то на карте, которую нашел на одной из заправок. Калеб даже улыбнулся и, как мне показалось, с бОльшим воодушевлением вел фургон. Антибиотики закончились накануне, видимо по-этому Кэт температурила, и все, что нам оставалось, лишь сидеть и размышлять о том, где их можно было бы раздобыть. Никакие мысли в голову не шли, разве что свернуть в какой-нибудь городишко и попытать счастья там. От нечего делать мы с Аней играли в морской бой, устроившись в креслах, наши спутники - в кабине, и нам было видно, как они то и дело сверяются с картой и что-то обсуждают.  - Думаешь, мы едем в какое-то конкретное место? - спросила Аня, совершенно беспардонным образом подбив подряд три моих последних корабля. - Хотелось бы верить, надеюсь там больница или типа того, - я отложила исписанный лист.  - 2:2, еще играем? - спросила я, как вдруг машина начала тормозить. Джон зашёл в салон и сказал, что они с Калебом уйдут ненадолго, но нам нечего бояться, солнце светит, оружие наготове, двери крепко закрываются, да и они постараются побыстрее вернуться. И снова на наши распросы лишь загадочное молчание.  - Партизаны херовы, - смотря им вслед психанула я. Машина стояла перед воротами во фруктовый сад, за ним виднелось какое-то здание: именно туда и направились мужчины. Мы с Аней переглянулись - нарвать фруктов, которыми были усеяны деревья, казалась крайне заманчивой идеей: кроме яблок, начинавших подгнивать, у нас ничего было. Мы вернулись в фургон, посидели, подумали и решили ободрать хотя бы ближайшие к ограде деревья.  Ну, а для меня, наконец, появилась возможность посмотреть, что же находится в той черной сумке, которую Джон подобрал на дороге в Лондон, и которая не давала мне покоя все это время и ничуть не удивилась, обнаружив, что она забита оружием. Я была почти уверена, что это совсем не случайная находка - он явно знал, где ее искать и что там. Я покопалась в сумке и выудила оттуда винтовку. Как показал опыт, в ближнем бою я могу наделать дел, а вот винтовочка - это прямо то, что нужно - сбивать одиночные цели с дальних расстояний - как раз для меня задачка. Аня перекинула за спину сумку для фруктов, а я вылезла на крышу и осмотрелась - с одной стороны текла бурная река, шансов, что заражённые или живые вдруг смогут ее быстро переплыть - нулевые. За нашими спинами было широкое, хорошо просматриваемое поле, метрах в трехстах переходящее в дорогу слева от нас, а впереди - персиковый сад с загадочным домом. Я посмотрела во все стороны в прицел, никого и ничего опасного не заметила, и разрешила Ане идти собирать персики. Она перелезла через деревянный забор и стала обдирать нижние ветки. Деревья были молодыми и оттого не сильно высокими, но удивительно плодоносными, и ветки многих деревьев склонились низко к земле под тяжестью фруктов. Когда сумка была почти полной я заметила какое-то движение в глубине сада, крикнула Ане немедленно уходить, и та в один прыжок преодолела забор и побежала к машине. Понять, кто там шел  было сложно - густые кроны мешали обзору, но людей точно было больше двух, поэтому, когда Аня пулей влетела  в фургон, а я спустилась в салон, мы, не медля, закрыли окна, заперли дверь, опустили перегородку в кабину. И хотя теперь и мы сами не могли видеть, кто там ходит-бродит снаружи, но и нас никто не мог увидеть, и затаились, как мыши. Через несколько минут кто-то подергал ручку двери. Было слышно, как люди ходят вокруг фургона, кто-то даже постучал в окно, от чего у меня душа ушла в пятки и внутри все сжалось. Нам были слышны голоса нескольких человек и среди них точно не было наших мужчин, да и сами голоса были слишком молодыми, словно принадлежали подросткам или даже детям. Но заподозрив, что это может быть ловушка, кто же испугается детей, мы с Аней одновременно покачали головами, мол, ну его нахер, и так и остались бесшумно сидеть. Я направила дуло винтовки на дверь, а Анин меч был зажат в ладонях в полной боевой готовности. Время тянулось медленно и не знаю, сколько мы так просидели, но шаги и чужие голоса мы периодически слышали. Никто не собирался уходить от нашего дома на колесах, но внезапный стук и громкий крик Джона заставил чуть не подпрыгнуть от неожиданности. - Хэй, это я, открывайте! Мы в замешательстве стояли, т.к все равно слышали чужие голоса. - Я не один, хватит прятаться! Аня приоткрыла створку жалюзи одним пальцем - действительно, перед фургоном стояли наши парни, женщина и трое подростков лет тринадцати. Джон выглядел нормально, не напуганным и вполне спокойным, поэтому мы рискнули впустить их. Увидев нас в полной боевой готовности он, как мне показалось, одобряющие улыбнулся и пропустил вперед женщину, указывая ей на Кэт. Женщина сняла повязку с живота, из раны сразу начала сочиться кровь с гноем, бросила на нее один лишь взгляд, цыкнув, покачала головой и приказала немедленно ехать к дому. Подростки заскочили внутрь, и я сразу навела на одного из них винтовку, увидев в его руке нож. Калеб завел мотор и мы заехали в открытые деревянные ворота сада, с трудом проезжая по узкой дорожке, цепляя ветки деревьев. Через несколько минут фургон перестало трясти и машина въехала в широкие ворота с высоченным забором, подъехав к самому дому. Калеб вынес Кэт и, в сопровождении детей и женщины, скрылся внутри, откуда практически сразу вышел, но уже без Кэт. - Джон? - задала я понятный без слов вопрос. На этот раз он соизволил объяснить что происходит. Этот дом, сад и близлежащие земли когда-то были имением какого-то лорда-сэра-пэра, но лет пятнадцать назад его праправнучка, в последней попытке спасти родовое гнездо от полного разорения открыла тут частную школу для мальчиков. Дела пошли хорошо, она смогла рассчитаться с долгами и начала даже зарабатывать, а все деньги вкладывала в развитие школы (чем вызвала крайнее недовольство обнищавших родственников). И лишь благодаря этому здесь было все, что нужно для жизни, ни от кого не завися: начиная от электричества и заканчивая садами и огородами, и даже мини-фермой. На наше счастье, в школе, кроме учителей, работали два врача - хирург и терапевт, а так же одна медсестра. Часа через полтора пришел какой-то рыжий мальчик и сказал, что врач хочет меня видеть. Я последовала за ним, ожидая увидеть роскошь британских знатных домов, но Джон сказал правду, ничего в интерьере не указывали на то, что тут когда-то жили знатные люди, видимо, все ценности и раритетные вещи были проданы в счет долгов. Стены были окрашены в белый цвет, на каменном полу длинная ковровая дорожка, теряющаяся где-то за поворотом, лишь массивные резные деревянные двери напоминали о чем-то древнем и величественном. Рыжик проводил меня в большую комнату, где на кровати я увидела Кэт. Она спала под действием наркоза, ей, наконец, удалили пулю, и врач пригласил меня на осмотр. Рана его порадовала отсутствием гноя и прочих прелестей инфекций, ее промыли, обработали жуткой хренью, от которой у меня глаза на лоб полезли, так сильно пекло. Потом врач наложил новую повязку, вколол что-то рядом с раной и принялся за нос. Совершенно будничными тоном произнес, что он не сломан, но есть трещина, наложил что-то типа шины, дал какие-то капли и приказал капать три раза в день, пока не кончатся. За все время осмотра он практически со мной не разговаривал, спросив лишь, был ли у меня прямой контакт с заражённым, а потом и вовсе отпустил. Под бдительным контролем уже другого белобрысого пацана я вернулась обратно в фургон. Мои спутники стояли на улице и отвечали на многочисленные расспросы мальчишек, которые толком ничего не знали об эпидемии и никогда не видели ни одного заражённого. Джон в красках описывал свои сражения с мертвяками под восхищённые взгляды и возгласы детей, добавлял новые, совершенно фантастические подробности. Ну а Калеб, как обычно, хранил молчание, возвышаясь на ними огромной неприступной горой. Проведя меня до фургона, мальчишка позвал всех одноклассников обратно в дом, и те, с видимым разочарованием, отправились за ним, хотя никто не протестовал - очевидно порядок здесь было не принято нарушать.  Джон и Аня одновременно кинулись ко мне  с расспросами и о Кэт, и о моем состоянии. Я их успокоила и задала вопрос, который мы с Аней обсуждали до того момента, как меня вызвали к врачу. - Джон, мы можем тут остаться? - Нет, - ответила подруга за него, - я уже спросила. - Т.е пока Кэт не поправится нас не выгонят, но жить в доме нам не разрешили. И ко всему прочему мы должны отдать им половину нашей провизии за их помощь.  Я опешила: - Как это отдать? За что? У них же..ты сам сказал, - я повернулась к Джону, - и огород, и сад, и ферма! Это они нам должны были еще что-то дать! Я была возмущена. Джон усмехнулся, пожав плечами: - Такова наша плата за жизнь Кэт, да и за твое здоровье тоже! Я поджала губы и села на ступеньку фургона, едва не вышвырнув пузырек с каплями куда подальше. - С моим здоровьем и без них все хорошо! - я была сильно возмущена и подумала, что с таким гостеприимством нам и стакана воды не предложат. - Вот так им и надо, что мы нарвали себе персиков! Аня с Джоном засмеялись от моих слов. - Ну ты как ребенок, Юль, - глядя на мою обиженную физиономию произнесла Аня, давясь от смеха, а Джон, тоже улыбаясь, протиснувшись мимо меня, зашел в салон, велел зайти внутрь и закрыть дверь.