Пепельный реквием

Где же вы, где, мечты до неба?

Где же ты, где ты, юности лето?

Куда улетели качели, ветра?

Кто-то звал, и мне пора

      

Вдаль уходить от родного места,

Где смоют волны наши замки детства.

Мы ждали, они простоят века,

Но строить могли только из песка.

      

Земля Легенд — Зеркало

Этот фрагмент можно читать под музыку: Alessandro Martire — Truth. Ставьте на повтор

Венни не хотелось тревожить Танатоса. Он явно чувствовал себя хуже, чем пытался показать, и с момента смерти Гипноса ни разу ни с кем не заговорил. Венни не знала, забудет ли когда-нибудь тот страшный миг, когда опустели его широко распахнутые от ужаса глаза. Когда он впервые расплакался — столь беспомощно и горько, что сжималось сердце. Но как бы то ни было… Она обещала Гипносу не оставлять Танатоса сражаться с утратой в одиночку. Как бы тяжело ни пришлось, она должна оставаться рядом — хотя бы до тех пор, пока Танатос не найдёт в себе силы выбраться на свет. И ещё она чувствовала, как разрушается сон на маковом поле. Когда Гипнос стал Судьёй, созданная им пузырьковая вселенная утратила прежнюю форму. Знакомые образы, звуки, детали, воплощённые с такой любовью — всё потонуло во тьме Хонкая, но при этом сам сон продолжал держать пленников в своих цепких объятиях. Как и говорил Танатос, разрушить оковы макового поля можно было лишь двумя способами: с помощью атрибутов или же смерти Гипноса. Ступив к краю утёса, на котором сидел Танатос, Венни беззвучно вздохнула. Удивительно. Когда они впервые вышли во внешнюю вселенную, Танатос делал ставку исключительно на атрибуты. Он не хотел даже допускать мысли, что Гипносу придётся умереть. Но в конце концов тем, что освободило их с Венни от власти сна, стала именно смерть Гипноса. Раньше пробуждение произошло бы мгновенно, но сейчас сон на сорок процентов принадлежал Венни. Даже Тени Эманатора не хватило бы сил поддерживать пузырьковую вселенную, потерявшую создателя, вечно, и всё же выиграть немного времени она могла. Родной мир звал проснуться. А Венни просила подождать. Не слишком долго. Она знала, что настала пора открыть глаза. Принять реальность, какой бы трудной та ни была. Повернуться лицом в будущее, потому что только так можно было отыскать новую тропу, сохранить наследие Кевина и однажды помочь Тейвату спастись от неизбежности Хонкая. Но ещё она знала, что всем сердцем хочет досмотреть сон до одного весьма определённого момента. До тех пор, пока она не скажет последнее «прощай». Танатос нервно покручивал в пальцах мак. Второй такой цветок, сотканный им из Воображаемой энергии, он оставил на могиле Гипноса, которую они с Кевином обустроили на Оренделе. Во время работы оба молчали. Кевин лишь спросил, не хочет ли Танатос вернуть Гипноса в Тейват. Танатос покачал головой. Сначала Венни удивилась. Но потом, вспомнив прощальные слова Гипноса, посмотрела в небо. Танатос хотел, чтобы над его братом всегда светили звёзды. — Могу я?.. Венни не договорила. Танатос ответил коротким, несколько бездумным кивком. Его взгляд застыл. В гранатовых глазах отражалась распростёртая перед утёсом долина: припорошённые снегом красные клёны, на кронах которых искрилось холодное солнце, петляющая лента застывшей реки и город, полный бумажных фонарей. Сейчас, в разгар дня, фонари оставались тусклыми, но под вечер наполняли здешние места тёплым золотым сиянием. Венни тихонько опустилась рядом с Танатосом. Он не среагировал. Его пальцы по-прежнему терзали маковый стебель. Пытаясь собраться с мыслями, Венни тоже перевела взгляд вниз. Город у подножия горы напоминал Ли Юэ. Те же причудливые крыши, те же уютные улочки с прилавками ароматной еды и чайными на любой вкус, то же величие монументальных дворцов и вечная суета. По словам Кевина, это была столица империи Лун Шан, в которой жили драконы. Едва заслышав об этом, Венни округлила глаза, но оказалось, за исключением рогов и хвостов местные жители целиком походили на людей. Иногда они вели повседневную жизнь. Иногда — сражались. Как и в Тейвате, всё здесь шло своим чередом. Разве что без скверны. Кевина в этом мире знали. Венни поняла лишь, что он какой-то уважаемый человек, едва ли не друг самого Императора, но подробностей не добилась: после смерти Гекаты Кевин не был расположен к душевным беседам. Он привёл друзей в знакомое место, чтобы они могли перевести дух и попрощаться в спокойной обстановке, без риска влипнуть в очередные неприятности. Как и Танатос, Кевин пытался справиться с потерей, о которой ни с кем не говорил вслух. Венни слабо ухмыльнулась. Кевин был кумиром её детства — неудивительно, что она тоже обзавелась привычкой справляться с болью в одиночку. Ох уж эти осколки спасения. Такие разные и такие одинаковые одновременно. Венни любила их до невозможности. Но иногда невольно задумывалась, какие же они дураки. — У нас осталось несколько часов, — сказала она. — Кевин с Тисифоной уже в павильоне. Кевин, кстати, пытается вспомнить хороший бар. Вы же договаривались сходить туда, как всё кончится, помнишь? Танатос был слишком шокирован утратой Гипноса и пока не мог говорить о своих чувствах, поэтому Венни решила подступиться с практической стороны вопроса. Бог Смерти всегда утопал в смерти глубже остальных, пускай некоторым и казалось иначе. Окружённый мелодиями человеческих историй, не стихающих даже после распада на данные, Танатос наполовину принадлежал берегу мертвецов — и в моменты нежеланных прощаний слышал их зов громче прежнего. Сейчас важнее всего было вернуть его в реальный мир. Напомнить, что его ждут не только мёртвые, но и живые. Венни самыми кончиками пальцев коснулась его руки. Танатос вздрогнул, часто заморгал, зачесал назад волосы. Его движения всё ещё казались какими-то нездешними, но взгляд обрёл осмысленность. Спешно спрятав мак в кармане, он провёл ладонью по лицу, но встретиться с Венни глазами так и не решился. — Да. Да, конечно, помню. Венни с трудом сдержала вздох облегчения. С учётом того, что в столицу Лун Шана друзья прибыли на излёте вчерашнего дня, она начала бояться, что Танатос не заговорит никогда. Но он был сильным, её Бог Смерти. «Верь в него, — посоветовал Кевин, когда они с Венни, оставив Тисифону с Танатосом отдыхать, ушли пройтись по столице. — Пускай я и унаследовал от Астерия самый большой осколок души, его подлинную силу получил именно Танатос». «Подлинную силу? — переспросила Венни. — Спасать?» Кевин, протянув ей пачку жареных пельмешек, слабо ухмыльнулся. «Оставаться верным себе. Спасать своё «я» вне зависимости от того, что пытается сломить его или переписать». Кевин был прав. В тысячный раз судьба превращала Танатоса в горсть осколков. В тысячный раз он собирался обратно — шаг за шагом, крупица за крупицей. Как на маковом поле после состояния дезинтеграции. Только теперь в реальности. Этот процесс был нелёгким, но Танатос не просто так прожил столько лет, оставшись в трезвом уме даже с учётом роли Смерти. — Пойдём, — хлопнув себя по колену, сказал он. — Не хочется упускать эти последние часы. Конечно, мы всегда можем выйти во внешнюю вселенную и из реальности, но… — Вряд ли у нас будет на это время, — подхватила Венни. Танатос кивнул. — Даже если допустить, что твои родители нас не убьют, нас обоих ждёт много дел. От Селестии… — Он возвёл глаза к небу. — До земли. Война с Хонкаем не выиграет себя сама. Оба поднялись. Танатос протянул руку, и Венни крепко обхватила его ладонь. Плечом к плечу они неспешно двинулись в сторону павильона — ресторана на вершине горы, где Кевин, пользуясь своими связями, выбил местечко в уединенном зале. — Ты не боишься? — спросила Венни. — Ну, войны с Хонкаем. Судя по тому, что ты говорил насчёт Судей, ситуация гораздо сложнее, чем мы ожидали. К этому неутешительному выводу Венни пришла после того, как сложила все известные ей факты о Хонкае. В каждом из заражённых миров пробуждалось тринадцать Судей, за которыми приходил последний, четырнадцатый, Судья Конца. Хотя большая часть сведений о древней войне со скверной оказалась утрачена, Танатос был ходячим учебником истории. Он и поведал, что в своё время осквернённые сразили четырёх Судей. К ним следовало прибавить Асмодей и Гипноса, пробудившихся пятьсот лет назад на Селестии, а также Люмин и Принца Бездны, которые стали Судьями во время Сентября Катастроф. Иными словами, Тейват пережил нашествие уже восьми Судей. Пускай скверна не формировала Ядер, и Судьи в Тейвате были существенно ослаблены, они всё ещё представляли серьёзную угрозу. Гораздо серьёзнее заражённого Альбедо. Между тем, состояние артерий земли, которое стараниями носителей Небесных ключей удалось откатить назад во времени, постепенно восстанавливалось. Заражение возвращалось: за последние годы всё больше территорий по всему Тейвату охватывали неожиданные бедствия. Ситуацию усугубляла активность остатков Ордена Бездны и «Багровых мотыльков», почитателей скверны. Венни опасалась, что такими успехами пробуждение остальных Судей произойдёт уже в ближайшем будущем. — Боюсь, конечно, — ответил Танатос. — Предположим, мы найдём способ сразить оставшихся Судей. Но мы всё ещё не представляем, как противостоять Судье Конца. — Он прикрыл глаза, и в уголке его губ обозначилась хорошо знакомая Венни жёсткая складка. — В этом и заключается наша задача, мелкая. Не облажаться, как с Атласом. Венни кивнула. Проще было, конечно, сказать, чем сделать, но по сравнению с Атласом у Тейвата были некоторые преимущества. Скажем, элементальная энергия. Или тот факт, что Кевин, завладевший частицей Завершённости, мог пролить свет на тайны последнего Судьи. — Как бы там ни было, — добавил Танатос, — в этот раз я буду сражаться вместе с вами до самого конца. Венни с благодарностью сжала его руку. Танатос, в глазах которого с самого начала разговора теснились мрачные тени, слегка улыбнулся. Они оба не знали, что ждёт в будущем, но шагать в неизвестность вместе всегда спокойнее. Насколько это возможно в мире, где буйствует Хонкай. — А что с остальными богами? — спросила Венни. Танатос вздохнул. — Давай поговорим об этом уже после того, как вернёмся в Тейват. Сначала мне нужно оценить обстановку на Селестии. Но… Мотнув головой, он не стал заканчивать предложение. Венни догадывалась, почему: с учётом всего, что случилось пятьсот лет назад, Небесный порядок едва ли мог рассчитывать на счастливый финал своей мучительно долгой истории. Селестия по-прежнему утопала в скверне. Становление Гипноса Судьёй повлияло даже на маковое поле — существовал риск, что боги, погруженные в сон силами его Ядра, подверглись воздействию Хонкая. Иными словами, их пробуждение могло привести к катастрофе. — Я поддержу любое твоё решение, — сказала Венни. — И помогу справиться с последствиями, насколько хватит сил. Танатос хмыкнул. — Сдаётся мне, ты будешь в это время куковать под домашним арестом. Подумай лучше, как собираешься оправдываться перед родителями. Несмотря на резкий тон, в мимолётных паузах между словами читалось потайное тепло. Танатос был благодарен Венни за поддержку.

Конец музыкального фрагмента

Этот фрагмент можно читать под музыку: Wu Fang — Mei Li De Shen Hua - Endless Love. Ставьте на повтор

Твёрдо решив больше не обсуждать дела, они поднялись по крутым ступенькам, опоясывающим гору по спирали. Над головами покачивались красные клёны. Время от времени с изящных ветвей опадали россыпи снежинок. В свете солнца они мерцали, напоминая сонмы танцующих фей, но поймать их в ладони никак не получалось: едва касаясь кожи, снежинки обращались каплями, похожими на слёзы самих небес. Кевин рассказывал, что когда-то столица империи почти не знала холодов. «А потом в долине погиб один храбрый дракон, — говорил он, пока Венни шуршала упаковкой из-под жареных пельмешек и с любопытством крутила головой. — Говорят, зима, которая сковала здешние земли — это проявление его скорби о судьбе вселенной». Разумеется, это была лишь одна из причудливых легенд империи Лун Шан. Правда заключалась в том, что павший дракон обладал огромной силой, и в момент его гибели она накрыла долину плотным элементальным облаком. «Однажды — может, через несколько столетий — это облако развеется, — сказал Кевин, остановившись на причале, с которого хорошо просматривалась заснеженная долина. — Тогда история Дракона Скорби окончательно уйдёт в прошлое. Но не исчезнет. Драконы будут рассказывать её друг другу, будут думать о ней, вспоминать. И потому…» Порыв ветра, от которого защипало щёки, всколыхнул бумажные фонари, встрепал белые волосы Кевина, запутался в полах его плаща. «История не умрёт никогда». Танатос с Венни оказались на вершине горы. У входа в павильон их ждала юная девушка в красном ханьфу. По подолу её наряда тянулись цветочные узоры, а витые алые рога украшали золотые подвески. При каждом движении девушки они сталкивались друг с другом, из-за чего казалось, что над горой разливается тихая мелодия. — Да благоволят вам Солнце и Луна, достопочтенные господа, — сказала, отвесив глубокий поклон, девушка. — Вы, должно быть, особые гости, о которых упоминал господин Каслана? — Они самые, — отозвался Танатос. Девушка снова поклонилась и попросила следовать за ней. Через длинный коридор, где от роскоши убранства было страшно даже дышать, они прошли к самому дальнему залу. Вопреки ожиданиям Венни, тот оказался довольно сдержанным. За исключением парочки нефритовых ваз какой-то жутко древней династии да редких цветов здесь не было ничего особенного. Венни даже обрадовалась: эта простота казалась ей куда уютнее нарочитого великолепия остальных комнат. Кевин с Тисифоной уже ждали. Тисифона кружила по залу, разглядывая вазы с таким видом, словно размышляла, когда будет лучше положить их в свой бездонный рюкзак. Кевин, наблюдая за её суетой, пил чай. В его полуприкрытых глазах танцевали солнечные блики. — Я бы не советовал навлекать на себя гнев драконов Лун Шана, — сказал он, заметив, как Тисифона склонилась над одной из ваз. — Этот мир гораздо более развитый, чем может показаться. — Звучит как вызов, — щёлкнув ногтем по нефритовому горлышку, задумчиво проронила Тисифона. Кевин усмехнулся. — И на что ты тратишь свои таланты? Могла бы со Звёздным экспрессом путешествовать, людям помогать. — Я тебя умоляю, — показательно зевнула Тисифона. Тут они оба заметили Танатоса с Венни. Кевин приглашающе махнул рукой. На тыльной стороне его ладони виднелась метка, похожая на фиолетового мотылька — Кевин получил её вместе с частицей Завершённости Гекаты. — Порядок? — взглянув на Танатоса, спросил он. Танатос опустился за стол. — Ты знаешь, как это бывает. Когда теряешь самого близкого человека, «порядок» навсегда становится недостижимой утопией. — Он сложил руки на груди. — Но мне лучше. Не беспокойтесь. Венни с Тисифоной украдкой улыбнулись друг другу. Ребята заказали еду и напитки. Венни сразу вспомнила, как они с Кевином встретились в баре на Пенаконии. Сам же Кевин, покручивая в руках пиалу с чаем, думал о том дне, когда в людной гавани Ли Юэ под сводами ресторана «Народный выбор» собралось семеро друзей. Во время этой прощальной трапезы Аякс принял роковое решение, которое стало в дальнейшей судьбе Тейвата одной из многочисленных точек невозврата. Пытаясь найти для Тейвата правильное спасение, Кевин неоднократно переписывал этот фрагмент. Что, если бы Аякс не отправился в Заполярный Дворец? Что, если бы он пошёл туда не один? Куда бы повернула история? Сумело бы это уберечь Тейват от участи сгинуть в недрах чёрной дыры или пасть на дно Квантового моря? Бесконечные попытки переиграть судьбу, не допустить того, чтобы день, когда семеро друзей подняли на прощание бокалы, потонул в забвении. Бесконечные неудачи. Бесконечные жертвы. Бесконечная боль. Но в конце концов всё это оказалось не зря. Аякс, Кэйа, Дилюк, Аято, Бэй Доу, Кадзуха… Пускай не обошлось без потерь, все они выжили. Тейват выжил. У Венни по-прежнему оставался дом, куда она могла вернуться. И сама Венни по-прежнему оставалась. Губы Кевина тронула слабая улыбка. Может, однажды — через ещё одну бесконечность попыток — он обернётся на пройденный путь и отпразднует победу не только одного маленького, но прекрасного мира, а победу всей вселенной. — Ты по-прежнему не намерен возвращаться в Тейват? — спросил Танатос, когда все утолили первый голод. Кевин покачал головой. — Всё ещё считаю это плохой идеей. Для всех. И потом, — он мельком взглянул на фиолетовую метку на руке, — меня ждут дела. — «Дела», — насмешливо вздёрнула брови Тисифона. — Какие-то более серьёзные дела, чем война со скверной? — Война с Хонкаем, — ответил Кевин. Тисифона озадаченно склонила голову набок, но Кевин не стал утруждать себя ответом. Похоже, он твёрдо вознамерился поделиться подробностями только с Танатосом. Наверное, потому что они оба были осколками спасения — и знали некую тайну, которую Венни подспудно чувствовала, но не могла осознать. — Ты сама-то чем намерена заниматься? — повернувшись к Тисифоне, поинтересовался Танатос. — Первым пунктом, как я понял, грабить места боевой славы Кевина. Вторым, очевидно, сбывать наживу на чёрном рынке. А потом что? — Ты ведь хотела найти брата, — припомнила Венни. — Отправишься за ним? Теперь, когда Асмодей больше нет, наложенные ей оковы должны были исчезнуть. Выслушав их, Тисифона отложила палочки, которыми прежде покручивала стеклянную лапшу, опустила подбородок на сцепленные в замок руки. Некоторое время она молча щурилась в пустоту. Затем, словно заключив с собой мысленный договор, кивнула и сказала: — Я решила, что не буду искать Итэра. — Ого, — только и сумела сказать Венни. Танатос вопросительно вздёрнул брови. Кевин, тихо вздохнув, пригубил чай. Позабавленная их реакцией, Тисифона усмехнулась. — Да, да, знаю, звучит нелепо. Пройти такой путь — и отступиться в самом конце. Можете считать, что я свинтила с катушек, но… Она бросила взгляд на пиалу с чаем. В отражении на поверхности виднелись её красные от скверны глаза. — Я пересекла слишком много мировых линий. А сколько ещё придётся оставить за спиной, чтобы найти живого Итэра, Итэра, которого возможно будет спасти? Смогу ли я назвать его своим братом? Что я буду делать, если он окажется сумасшедшим, которого придётся убить? Не хочу превращаться в этого, — она кивком указала на Кевина, — который большую часть жизни гонялся за призраками. Словно признавая вину, Кевин развёл руками. — Вы двое и без осколков спасения умудряетесь оставаться собой. А я не умею быть настолько сильной. — Нервно накручивая на палец прядь волос, Тисифона бросила взгляд за окно, на заснеженные клёны. — Не хочу разбиваться вдребезги и превозмогать себя ради будущего, которого не вижу. Может, однажды я поменяю своё решение, но сейчас… — Отвернувшись от окна, она неожиданно зажмурилась в улыбке. — Сейчас я хочу найти в этой вселенной место, которое будет подходить именно мне. Венни крепче обхватила пиалу с чаем. Пускай судьба навеки разлучённых брата и сестры навевала печаль, она была рада, что Тисифона решила отказаться от одержимости своей потерей. В этом они с Венни были похожи. Венни понимала, что когда империя Лун Шан исчезнет в россыпи золотых искр, когда сон на маковом поле растает, она наконец отпустит руку Кевина — и двинется вперёд сама. С его наследием. С памятью о том, каким человеком он был и сколько любви жило в его сердце. Но всё же дорога, по которой пойдёт Венни, будет принадлежать только ей. И чемодану с пометкой «груз прошлого» там не место. — Как твоё состояние? — спросил Кевин. Из-за того, что на Оренделе Тисифоне пришлось соединиться со своими копиями, её синдром интерференции обострился, и она половину вечера пропадала между противоречивыми образами прошлого. К счастью, Кевину удалось стабилизировать её состояние с помощью так называемого «квантового блока». Правда, он сразу предупредил, что долго блок не продержится. Возможно, именно это сподвигло Тисифону принять окончательное решение касательно будущего. Каждому человеку порой нужно заглянуть в глаза кошмару, ужаснуться — и броситься прочь, навстречу своей путеводной звезде. — Блок пока работает, — пожала плечами Тисифона. — С твоим текущим уровнем сил его может хватить месяца на два. А потом… Что ж. Вот и третий пункт моего списка, Танатос. Найти решение проблемы. — Звучит как отличный старт, — заметил Танатос. — Зная тебя, ты вселенную перевернёшь, но обретёшь желаемое. Постарайся только без апокалипсисов, ладно? — Он показал правую руку: её увивали чёрные полосы, оставленные мощью Стигийской косы. — Я, конечно, не бог… — Но въебать можешь, знаю, — отмахнулась Тисифона. — Не волнуйся. Апокалипсисы оставлю копиям Отто. — Ну спасибо, — проронил Кевин. Тисифона засмеялась. В её глазах отразился солнечный свет, и на миг — на один короткий миг — Венни показалось, будто они снова стали золотыми. Но это, конечно, был лишь обман зрения. Последствия принятых решений всегда остаются рядом с людьми незримыми спутниками. Отмахнуться от них или сбежать зачастую бывает невозможно. Можно только жить дальше. С тем, что есть. Находить общий язык с демонами внутри. Взлетать к кульминации своей истории даже после падения на самое дно. Пожалуй, эта вечная борьба со встречным течением и называется жизнь. Иногда в ней случаются штормы. Иногда на пути попадаются райские острова. Ты точно знаешь, что нигде не можешь остаться раз и навсегда, поэтому остаётся одно. Наслаждаться путешествием. — Через пару недель я отправлюсь на Пир-Пойнт, — добавил Кевин. — Там у меня назначена встреча с Охотницей за Стеллароном. — Они же жутко опасные преступники? — изумилась Венни. Кевин невозмутимо кивнул. — Список их преступлений впечатлил бы даже Ризли. Но речь не об этом, а о ресурсах, которыми они располагают. Возможно, Кафка подскажет, как быть с синдромом интерференции. Лидер Охотников работает с историями гораздо дольше меня — наверняка сможет подсказать решение понадёжнее квантового блока. Тисифона подтянула к себе лапшу и вновь взялась за палочки — с таким видом, словно вместо её здоровья друзья обсуждали лучшие тейватские рецепты. — Вот и славненько. Будем на связи. Занимайся своими страшно секретными делами, а я пока отправлюсь на Саммерфолл. Венни чуть не подавилась супом. Саммерфолл был миром бывшего зомби-апокалипсиса. Основная катастрофа там давно закончилась, но некоторые чудища всё ещё ходили на свободе. И с чего Тисифону потянуло в такое сомнительное место? Кому вообще при доступе ко всей вселенной захочется жить среди ходячих мертвецов? Кевин бросил на неё заинтересованный взгляд. — Зачем тебе туда понадобилось? — Разграбить очередное место твоей славы, разумеется. — Тисифона хмыкнула. — О, Эоны, ну вы даёте! Столько пафоса, столько громких слов о спасении, и никто из вас даже не додумался проведать Аргенти. А он, между прочим, ради нас жизнью рисковал. Венни хлопнула себя по лбу. — Какой ужас! Со всеми этими событиями я совсем о нём забыла! Надеюсь, с ним всё хорошо? — Всё в порядке, — заверил Кевин. — Я писал ему вчера, сказал, что с Асмодей покончено. Он восстанавливается. Через пару недель должен уже встать на ноги. Спрашивал о вашем самочувствии. И, — дальнейшие слова Кевин сказал с совершенно непроницаемым лицом, — особенно подробно интересовался состоянием Тисифоны. По губам Танатоса расползлась ухмылка. — Понятненько. Вот зачем Тисифоне на Саммерфолл. Хочешь получить от Аргенти ещё один букет? Да так, чтобы на языке Саммерфолла цветы складывались в послание… Тисифона наставила на него палочку. — Дважды подумай, что собираешься сказать дальше. Танатос с азартным видом подхватил со стола вторую палочку. — Дважды подумай, хочешь ли угрожать Богу Смерти. — Будете ругаться — я вас обоих в Квантовое море отправлю, — пригрозил Кевин. — И заставлю за весь ущерб в павильоне платить из своего кармана. Принцесса Бездны и Бог Смерти с абсолютно одинаковым недовольством на лицах опустили палочки. Венни не сдержала смешка. — А что насчёт вас двоих? — повернулся к ней Кевин. — Ну, с нами всё очевидно. Вернёмся в Тейват. Займёмся проблемой скверны. На исходе Сентября Катастроф большую часть прорывов удалось запечатать, но… — Венни отвернула голову к окну, взглянула на бумажные фонари, позолоченные солнцем. — Отведённое на подготовку время понемногу подходит к концу. Скоро война перейдёт в свою активную фазу — к этому моменту нужно многое сделать. Она и сама поражалась, насколько спокойно рассуждает о столь страшных вещах. Наверное, просто понимала: раз худшее уже случилось, нет смысла паниковать. Нужно сосредоточиться на спасении. — Информация, которой владеет Танатос, ощутимо поможет Альянсу, — добавила она. — Альянсу? — переспросил Кевин. Венни кивнула. — После Сентября Катастроф все страны Тейвата, за исключением Натлана и Снежной, образовали союз. Снежная присоединилась к нему сразу после революции, а Натлан — через несколько лет, когда там появился новый Архонт. В глазах Кевина мелькнула грусть. — Новый Архонт… — повторил он. — А что случилось с Карлосом? Ну, тем ублюдком, который продал Мурату Фатуи? Венни красноречиво провела ладонью по шее. — Ну и хуй с ним, — заключила Тисифона. — Не переживай, — обратилась Венни к Кевину. — Новый Архонт очень хорошая. Я пару раз видела её лично, когда она приходила по делам Альянса в Мондштадт. Она точно знает, куда ведёт Натлан. И ни за что, даже перед лицом самой скверны, не даст его огням угаснуть. Кевин судорожно выдохнул. — …Хорошо. Я рад. В конце концов, это именно то, чего она хотела. Чтобы история Натлана продолжалась. Чтобы Натлан был свободен. Обменявшись взглядами, друзья, не сговариваясь, подняли пиалы с чаем. Наверное, Мурата предпочла бы пиво, терпкое и хмельное под стать своему крутому нраву, но Венни не сомневалась: будь она здесь, в общем кругу, она согласилась бы на какой угодно напиток. Таким уж человеком она была, Пиро Архонт Мурата. Люди всегда имели для неё важнейшее значение. — Хорошо, что страны объединились, — вернув пиалу с чаем на стол, сказал Кевин. — Тысячи лет назад Тейват выстоял в войне против скверны лишь потому, что люди действовали сообща. У Альянса есть название? — «Элизиум», — ответила та. — Мы назвали его «Элизиум». Глаза Кевина изумлённо расширились, а с губ сорвался тихий выдох. В тот миг он показался неожиданно уязвимым. Словно под ледяной маской Аида ненадолго проступил Азраил. А потом между его бровей задрожала мелкая морщинка. Кевин спешно поднял руку, но успел справиться с чувствами прежде, чем по щеке соскользнула слеза. Впрочем, ледяная маска не вернулась. Каждая чёрточка его лица по-прежнему хранила тепло, и он, вдруг искренне рассмеявшись, сказал лишь негромкое: — Понятно. «Элизия… Твоя история… — Он бросил взгляд на пол, туда, где танцевали тени кленовых ветвей. — Как бы Воображаемое Древо ни пыталось её стереть, люди, с которыми ты соприкоснулась своим тёплым сердцем, всегда будут её помнить». — Это хорошее название. Оно обязательно принесёт удачу. И, — не поднимая глаз, Кевин улыбнулся, — счастливый финал для всех историй Тейвата. Венни приподняла брови. Смысла спрашивать не было: Кевин всё равно не рассказал бы о причинах такой реакции. Поэтому она просто потянулась через стол и мягко коснулась его руки. Кевин сжал её ладонь. Они поговорили ещё немного. Венни попыталась вообразить встречу с родителями. Тисифона спросила, собирается ли она соврать обо всём пережитом, но Венни твёрдо заявила, что в этот раз не пойдёт на поводу у лжи. Пускай ход времени на маковом поле отличался от реального, её не было дома около двух недель. Нашли ли родители тело Олдрика? Узнали ли о предательстве госпожи Шиён? О чём они думали, пока Венни пропадала во внешней вселенной? Венни боялась даже представить. Две недели… Ужасно долгий срок для разлуки и неведения. Поэтому родители заслуживали знать правду. Всю. От причин её побега до сражений с Асмодей. Кевин с Танатосом договорились о встрече в баре. — Приходи к концу недели, — предложил Кевин. — Расскажешь, как обстоят дела в Тейвате. И при какой температуре Дилюк попытался сделать из тебя шашлык. — Засранец, — цокнул языком Танатос. Ухмыльнувшись, Кевин украдкой подмигнул Венни. Венни легонько кивнула в ответ. Она надеялась, к концу недели Танатос уже найдёт себе новое место — как человек, а не бог. У неё даже были идеи, как ему помочь. Как исполнить одну его давнюю, но не забытую мечту. За разговорами и шутками минуло ещё часа два. А потом, когда солнце понемногу начало свой неизбежный спуск по небосводу, все четверо поднялись из-за стола и направились к выходу из зала. Прощаться никому не хотелось. Желая выиграть ещё немного совместных мгновений, ребята поднялись к самой вершине. Температура ощутимо упала, но Венни не чувствовала холода: её грел внутренний огонь, обретённый во время вознесения до Тени Эманатора. На вершине рос раскидистый клён. У его подножия, среди выступающих над землёй корней, покрытых морозной коркой, стояли фигурки драконов — Старейшин империи Лун Шан. На ветвях покачивались талисманы и бумажные фонари. Посреди них звенела, нежно переливаясь, музыка ветра. — Ну, — хлопнула в ладоши Тисифона. — Терпеть не могу долгие прощания. Не поминайте лихом! Она рассекла воздух ребром ладони и переступила через край портала на Саммерфолл, но прежде, чем пропасть в нём целиком, обернулась с ехидной улыбкой. — А впрочем… Нет. Поминайте лихом. Поминайте, чёрт возьми, так, чтобы точно не забыть, кто разделил с вами эту историю! — Тебя уж забудешь, — проворчал Танатос. — Привет Аргенти. — Ждём приглашение на свадьбу, — добавила Венни. Танатос расхохотался. Тисифона, покраснев до кончиков ушей, пробормотала пару нелестных эпитетов и, приправив их демонстрацией среднего пальца, скрылась в портале. Несмотря на это, Венни успела увидеть на её губах улыбку.

Конец музыкального фрагмента

Этот фрагмент можно читать под музыку: Geek Music — Steins;Gate - Farewell - Main Theme. Ставьте на повтор

— Что ж, — сказал Танатос. — Нам тоже пора. Я пойду первым, — обратился он к Венни. — Оборвёшь сон, как будешь готова. Венни кивнула. Танатос пожал Кевину руку и, не утруждая себя долгими прощаниями, открыл портал. Венни думала, он вернётся на разрушенное маковое поле, но судя по звёздам, мелькнувшим с той стороны, Танатос решил ещё раз наведаться на могилу Гипноса. Когда он ушёл, Венни бросила неуверенный взгляд на Кевина. Тот, убрав руки в карманы, неотрывно смотрел на фигурки драконов. — Вот и настал этот момент, да? — вздохнула Венни. — Выходит, так. Венни подошла к дереву. Под ногами уютно поскрипывал снег. Опустившись среди корней на корточки, она коснулась одной из фигурок — той, что была украшена ледяными узорами. По всей видимости, она изображала павшего в долине Дракона Скорби. — Я столько думала об этом дне, но так и не решила, что хочу сказать, — она тихо засмеялась. — Кевин… Неужели это всё? Неужели… мы больше не увидимся? Он приблизился. Опустился на выступающий над землёй корень. Поразмыслив, достал из кармана пачку сигарет. — Я бы на это не ставил. Венни обернулась. Щёлкнув зажигалкой — новой, поскольку старая по-прежнему покоилась у Венни в кармане, — Кевин сделал затяжку, проводил дым задумчивым взглядом. В его глазах теснились тени, куда более мрачные, чем во время разговора о Мурате. — Малая, — начал он. — Это не шутка и не преувеличение. Я собираюсь развязать с Хонкаем полномасштабную войну. Он взглянул на метку Завершённости у себя на руке. — Эта война предполагает, что мне придётся принимать ужасные решения и идти на ужасные жертвы. Я приложу все усилия, чтобы их минимизировать, но там, где есть действие, всегда есть противодействие. — Хонкай попытается тебе помешать, — догадалась Венни. Кевин передёрнул плечами. — Хонкай. Люди, которые ищут в нём ответы, лекарство, силу. Ограничения, наложенные Воображаемым Древом. Само время. Была бы цель, а враги всегда найдутся. — Он слабо усмехнулся. — Контактировать со мной будет опасно. Гораздо опаснее, чем сражаться с Гекатой. Не зная, что сказать, Венни неотрывно глядела на фигурку Дракона Скорби. Он был вооружён одноручным клинком и носил длинный плащ, но черты его лица скульптор, к сожалению, решил не уточнять. — И потом… — Кевин устало закрыл глаза. — Я и сам не знаю, в кого превратит меня эта война. Уж точно не в образец для подражания. — Ты никогда и не был для меня образцом для подражания, — спешно ответила Венни. — Вернее… Был, конечно. Но не только. Мне не нужен воспитатель или герой, Кевин. Мне нужен товарищ. Он улыбнулся. — Мне тоже, малая. Мне тоже. Но я не смогу позволить себе эту роскошь. Просто… — Он нервно стряхнул с сигареты пепел. Уголок его губ обозначился чётче. — Не смогу снова потерять тебя, если что-то пойдёт не так. А оно наверняка пойдёт. Ты была в Квантовом море. Ты соединялась со своими копиями на Оренделе. Щёки Венни вспыхнули, но отрицать правду было глупо: глаза Кевина смотрели сквозь истории. — Знаешь, как ничтожны шансы на победу. Сколько разрушенных миров приходится на один выживший. — Он покачал головой. — Прости. Не жди от меня того, чего я не в силах дать. Отправляйся дальше сама. — Но ты будешь один, — с горечью отозвалась Венни. — Отчего же? — Его брови приподнялись, рисуя на лице непривычно тёплое для Аида выражение. — У меня будут ваши истории.

В конце концов…

Автор никогда не бывает одинок.

Венни в последний раз провела пальцами по фигурке Дракона Скорби, со вздохом отстранилась, борясь с искушением обхватить себя за плечи. Она понимала, что расставание неизбежно. Не могла лишь решиться на последний шаг. Пройти точку невозврата и, больше не оборачиваясь, двинуться по тому пути спасения, который подходил именно ей. Кевин похлопал рядом с собой. Венни с готовностью перебралась на корень, и Кевин свободной от сигареты рукой обхватил её за плечи, прижал к себе. От его плаща пахло дымом, а от него самого исходило тепло, какое излучают только самые любящие во вселенной люди. — Я горжусь тобой, — сказал Кевин. — Просто знай, мой маленький Хранитель счастливых мгновений… Огонь твоей истории обладает силой исцелять и вести за собой. И я всегда, всегда буду следовать за его светом. Глаза стали мокрыми, и Венни спешно попыталась отвернуть голову. Кевин не позволил. Движениями, исполненными мягкости, он стёр её слёзы, перехватил взгляд, одарил улыбкой, печаль в которой мешалась всё с тем же чувством, с каким он всегда смотрел на неё в детстве. Венни не была его дочерью, но… — Я буду рядом, — пообещал он. — Ты будешь далеко, глупенький, — сквозь слёзы засмеялась Венни. — Нет, малая. Я буду близко, очень близко. Хочешь, докажу? Потушив сигарету, он встал с корня и, опустившись напротив Венни на колени, взял её ладони в свои. Венни ойкнула: в месте соприкосновения кожу легонько кольнуло, а уже в следующую секунду между их с Кевином руками разлился золотой свет, в котором время от времени проявлялись всполохи холодного огня. — Связь, протянутую между Эоном и его Эманатором, не сможет разорвать даже скверна, — сказал Кевин. — Пускай мы просто Тени… Пока мы оба следуем Пути Спасения, как бы далеко друг от друга мы ни находились, мы всегда будем идти плечом к плечу. Долю секунды Венни смотрела, как в его глазах пляшут блики порождённого Воображаемой энергией сияния. А затем, отбросив абсолютно всё, подалась вперёд и заключила Кевина в крепкие объятия. Он выдохнул. Ласково провёл ладонью по её спине. В этом жесте таилось столько любви и благодарности, что Венни, не выдержав, расплакалась пуще прежнего. Всё то время, пока она, всхлипывая, содрогалась всем телом, Кевин держал её в объятиях и шептал хорошие слова: о пережитом вместе и о том, что ждало Венни дома. — Я буду скучать, — отстранившись, сказала она. В глазах Кевина тоже стояли слёзы. — И я, малая. Живи ярко, ладно? — Обещаю, — приложив руку к сердцу, пылко сказала Венни, — ты увидишь свет моей истории из любой точки пространства и времени. Кевин засмеялся. — Хорошо, Венни. Я… буду ждать. Она отступила на пару шагов, задержала на Кевине долгий взгляд. Перед тем, как обратить сон на маковом поле россыпью Воображаемых данных, она делала то, что полагалось Хранителю счастливых мгновений. Запоминала. Чтобы сохранить этот момент в сердце. Чтобы греться им в будущем, когда мир от края до края захлестнёт тьма. Затем она выдохнула. Всё внутри замирало: Венни не покидало ощущение, что она собирается разбежаться и прыгнуть с вершины скалы, не зная точно, сумеет ли расправить крылья. Но у неё было всё необходимое. От сил найти спасение до людей, готовых подхватить в случае неудачи. Она больше не боялась следовать за Икаром в распахнутое им небо. Широко улыбнувшись на прощание, она подняла руку, в которой сжимала зажигалку, и сделала уверенный щелчок. Очертания окружающего мира подёрнулись золотой пылью. Сон распадался. Венни чувствовала себя так, словно очутилась на празднике Ночи тысячи кайданов. Она до сих пор помнила слова Масару, секретаря Уракусая, который рассказывал о ритуале тысячи свечей. Когда все свечи гаснут, мы ещё несколько минут стоим в темноте. Чтобы души на перепутье могли ощутить наше присутствие. Чтобы они знали: мы не забудем их, даже когда они уйдут в мир, откуда нет возврата. А потом… Мы выходим из тёмной комнаты. Шаг за шагом. Сначала к одной свече. Потом — к десяти. И в конце концов возвращаемся в зал, целиком залитый светом. Долгое время — всю жизнь от Сентября Катастроф до макового поля — Венни стояла во тьме, посреди теней прошлого. Призраки хватали её за плечи, тянули в мрачные объятия иной стороны, а у неё не было сил ни последовать за ними, ни воспротивиться. Но теперь она наконец зажгла свою первую свечу. И так, сплетая один огонёк за другим, двинулась обратно к свету. В реальность. Туда, где ждал мир, по которому она скучала. Мир, которому требовался свой хранитель спасения. Потому что это единственное, что мы можем делать, пока мы не получили свою метку. Оставаться на свету. Кевин всё стоял на вершине горы, не сводя с Венни взгляда, и тоже улыбался — настолько искренне и тепло, насколько позволяла стиснувшая сердце горечь. Он был счастлив увидеть её первый полёт. Он знал, что с крыльями, рождёнными самим её сердцем, Венни не упадет никогда. Ему нужно было лишь защитить небо и звёзды, которых она заслуживала однажды коснуться. Когда Венни исчезла, он долгое время не двигался, до рези в глазах вглядываясь в то место, где она стояла. Затем, отвернувшись, он приблизился к фигуркам драконов. Казалось, будто они смотрят на него в молчаливом ожидании. С надеждой. Много лет назад, когда Кевин помогал империи, он унаследовал от Дракона Скорби его силы, его волю… его скорбь о судьбе вселенной. Он стал новым Драконом Скорби, но никогда не оставался в Лун Шане, поскольку странствовал по мирам в поисках ответов на свои вопросы. В поисках средства, способного переписать неизбежность забвения. И вот, наконец, он обрёл всё необходимое. Оставался лишь последний шаг: оторвавшись от всего земного, вознестись не только над галактикой — над самим временем. Отпустить. Опустившись на колени, Кевин вжал кулак в сердце. Пару секунд перед его глазами мелькали образы людей, которых он должен был оставить позади. Чтобы выиграть для них возможность идти вперёд. Чтобы они могли вечно рассказывать свои истории и гореть ярче любых путеводных звёзд. А потом он не выдержал и, прикрыв лицо рукой, всё же позволил себе тихо заплакать. Он прощался не только с Венни. Он прощался со всей галактикой, поскольку, как бы сильно автор ни любил свой мир, как бы глубоко он ни был в него погружён, он не может быть его полноценной частью, не может ему принадлежать. Совсем скоро персонаж «Кевин Каслана» покинет страницы истории. Но это будет потом. А сейчас Кевин Каслана — ещё персонаж, ещё человек — оплакивал финал истории, которую он не хотел, но должен был отпустить.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: Lucas King — Vengeance. Ставьте на повтор

Между началом вдоха и окончанием выдоха проходит чуть меньше четырёх секунд. Сколько всего может успеть натренированный, до инстинктов обученный человек за четыре секунды? Поймать падающий объект. Отразить удар. Оттолкнуть кого-то с траектории выстрела. И ещё… Глаза неотрывно следили за перемещениями врага — «Багрового мотылька», облачённого в тёмный плащ. Культист метался от стены к стене, словно в самом деле был мотыльком, угодившим в ловушку захлопнувшегося фонаря. Неожиданное вторжение переполошило рой этих ублюдков подобно брошенной спичке, и теперь культист спешно набивал сумку записями о своих экспериментах, попутно обдумывая способы побега. В подставленную ладонь скользнуло лезвие кинжала, сплетённого из сконцентрированной тьмы. Вдох. Четыре секунды. Один культист, один кинжал, одна тёмная комната — и одна тень, пожирающая мотыльков с неистовством, достойным испепеляющего огня. Тело обратилось стрелой. От скорости движений в ушах раздался свист, за которым последовал звон — побочный эффект применения способности, от которого невозможно было избавиться. Звон выворачивал разум наизнанку, и потому рука, подстёгнутая выжигающей болью, двигалась твёрдо, не ведая ни жалости, ни сомнений. Выдох. К ногам упало бездыханное тело. Спина «Мотылька» была распорота от плеча до поясницы. Сколько всего может успеть натренированный, до инстинктов обученный человек за четыре секунды? Определить слабое место противника. Одним рывком пересечь несколько метров. Убить. Лишь когда стало ясно, что дело действительно сделано, рука, запоздало сведённая дрожью, разжалась. Ударившись об пол, кинжал обернулся чёрной дымкой — та зловещими змеями просочилась через решётку, оставив после себя только отпечаток самой мрачной во вселенной энергии. Звон в ушах стал сильнее. Чтобы не потерять равновесие, пришлось прислониться к колонне, на которой осталась кровь культиста. Капюшон упал с головы, обнажив худое, почти мертвенно бледное лицо и пряди спутанных волос. От грязи они казались не по годам седыми. «Соберись». На плаще тоже осталась кровь, но это не помешало утереть лицо рукавом: нужно было как-то прийти в себя, найти силы двигаться дальше. Кто бы ни заявился в гости к «Багровым мотылькам», упускать такой шанс нельзя. Даже если придётся перерезать глотку каждому культисту… Он не остановится, пока не окажется на свободе. Пока снова не почувствует на лице лучи солнца. Внимание привлекли разбросанные по полу бумаги. Большая их часть была заляпана кровью, но вскоре удалось отыскать ту, на которой ещё сохранились читаемые участки текста. «Проект «Чёрная звезда». Чёрная звезда… Рука невольно сжалась, комкая бумагу. Эти два слова уже давно впечатались в сердце клеймом. Ещё с того момента, когда он услышал их впервые. Я бы сказал, они обладают равным потенциалом. Если приложим усилия, один из них имеет все шансы стать ключом к «Чёрной звезде». Он перестал задавать вопросы, когда осознал их цену. Но это отнюдь не значило, что пытливый ум перестал искать ответы. Сейчас они впервые лежали настолько близко. Искушение подталкивало бросить всё, углубиться в записи, узнать истину о «Чёрной звезде», о самом себе. Здравый смысл подсказывал, что заняться этим можно и позже. От истины мало толку, когда лежишь в могиле. Хотя здесь, в этом богами забытом месте, лежать в могиле было непозволительной роскошью. Мертвецы в Лесу Светлячков не засыпают навсегда. Их тени продолжают бродить во мраке, куда не заглядывает солнце и где вместо воды течёт скверна. Они стонут. Они рыдают, воют… Зовут. Подхватив обронённую культистом сумку, он набил её выпавшими во время атаки бумагами — теми из них, что ещё оставались хотя бы наполовину чистыми. С сумки тоже капала кровь. Он небрежно стёр её подолом плаща и, набросив на голову капюшон, покинул комнату. Вдруг что-то в дальнем конце коридора дрогнуло и, концентрируя вокруг себя тьму, начало медленно подниматься навстречу. — <Ты… не уйдёшь>… С губ сорвался выдох. Он попытался уйти в тень, одним рывком переместиться в боковую комнату, откуда можно было сбежать обходным путём, но обнаружил, что парализован. Не энергетическим истощением — чёрным туманом, который ядовитой дымкой расползался от мрачного силуэта по ту сторону коридора. Едва касаясь кожи, туман незаметно просачивался под неё, в самую душу — и принуждал слушаться. Он узнал эту способность. Среди всех пленников Леса Светлячков её получил лишь один человек. Его старший брат. — <Ты… не станешь мешать мне>. По лбу скатилась капля пота. Сопротивляясь подавляющему натиску тумана, рука дрожала. Между пальцев скользили потоки тёмной энергии — вопреки чужому велению, он пытался воплотить кинжал. Нужно… бороться… Чёрная волна хлестнула по телу вместе с приказом, мощь которого переломила волю легче, чем спичку. — <Не сопротивляйся!> Силуэт наконец обрёл форму, и во мраке соткался образ юноши с зачёсанными назад белыми волосами и белыми, как у мертвеца, глазами. На самом деле этот образ был обманом: брат утратил привычную физическую форму. Более того, он давно перестал быть человеком. — Ты всегда был хорош в этом, — сказало нечто, приближаясь с улыбкой, от которой в жилах стыла кровь. — Но твой маленький мятеж подошёл к концу. Сегодня… <ты позволишь мне убить тебя>… Бледные губы растянулись в равнодушной ухмылке. — Ликс.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: Jef Martens — Homeland. Ставьте на повтор

Когда Венни открыла глаза, Танатос уже стоял, сжимая в руках косу, и глядел наверх — туда, где вместо потолка мерцал усыпанный рунами энергетический барьер. — Мы это сделали, Тан, — первым делом сказала Венни. — Да, мелкая, — не отрываясь от созерцания барьера, шепнул Танатос. — Мы это сделали. Поднявшись, Венни первым делом осмотрела себя на предмет повреждений. В отличие от Танатоса, который был погружен в сон мирно, она в буквальном смысле провалилась сквозь пол. К счастью, ни переломов, ни ссадин не обнаружилось. Венни ожидала этого: комната, в которой Гипнос обустроил ловушку, была переполнена сложными заклятиями, каких не знал даже всеведущий Сайно. Как позже объяснил Танатос, они послужили смягчающей падение подушкой — а потом, пока сознание Венни находилось на маковом поле, поддерживали жизнедеятельность тела. Венни попыталась отряхнуть колени, но безуспешно: за две недели грязь стала неотъемлемой частью её наряда. На рукаве остались засохшие кровавые пятнышки. Кровь принадлежала Олдрику. Венни задумчиво поскоблила её ногтем, а когда это не помогло, подняла взгляд на Танатоса. К её изумлению, в его глазах стояли слёзы. — Тан? Он моргнул, спешно утёр лицо рукавом. — А, не обращай внимания. Венни приблизилась, взяла его за свободную от косы ладонь. Танатос хотел отвернуться, спрятать промелькнувшие на лице эмоции, но в последний момент передумал. Вместо этого он, словно зачарованный, переплёл пальцы Венни со своими, поднял их сцепленные руки, глядя на них, как на чудо света. — Ты в порядке? — осторожно спросила Венни. — Я… — Голос Танатоса сорвался на хрип. — Да. Я просто… Его глаза были полны столь искреннего изумления, что Венни, не выдержав, улыбнулась. — Снова чувствуешь на полную? Танатос медленно кивнул. Венни с печальным смешком опустила глаза. Она провела на маковом поле всего несколько недель, но и сама начала забывать, каково это — ощущать окружающий мир каждой клеточкой тела. Танатос же проспал сотни лет. Он давно жил наполовину. В воплощённом теле лучше воспринимаешь духовное, но перестаёшь в полной мере соприкасаться с физическим. Органы чувств сплетённой оболочки воспроизводят лишь воспоминания об ощущениях. На маковом поле Танатос ни разу не покурил. Ни разу ничего не выпил. Он не чувствовал запахов, касаний, тепла или холода. Он просто… вспоминал. И вот теперь всё утраченное возвращалось к нему, обволакивало тело и сердце потоками необычайных ощущений. Сейчас он радовался даже простым вещам. Запаху пыли и древности. Чувству опоры под ногами. Соприкосновению ладоней. Настоящему дыханию. Венни не торопила. После такого долгого сна пробуждаться нужно постепенно. Привыкать к реальности. Заново учиться в ней жить. Пока Танатос, прикрыв глаза, прислушивался к себе, Венни изучала его внешний облик. На маковом поле Танатос носил просторную чёрную рубашку, поверх которой время от времени набрасывал плащ. Что ж… Понятия «разнообразие» в словаре Бога Смерти точно не водилось. Уж точно не в вопросах одежды. И цвета. В реальности он был облачён в похожую рубашку, поверх которой носил похожий приталенный плащ. Единственное отличие, пожалуй, заключалось в узорах: плечи и нарукавники покрывали переплетения золотых линий, напоминавшие символы трилистника. Венни видела такие наверху, в руинах древней Валентии. Вероятно, этот символ был связан с Селестией. Ещё Венни отчётливо помнила, что пальцы на левой руке Танатоса почернели во время попыток обуздать захвативший её Хонкай, а на правой оставила свои зловещие полосы Стигийская коса. В реальности же руки Танатоса остались целыми. Необратимые повреждения были нанесены только душе. Атрибуты Смерти и правда обладали пугающей мощью. Венни не представляла, как сложилась бы её история, не встреть она их самоотверженного владельца. Наверное, она бы никогда не провалилась на маковое поле. Это определённо спасло бы её от нагоняя родителей, но… Она нуждалась совсем в другом спасении. И благодаря Танатосу и Кевину, благодаря Гипносу с Гекатой, благодаря всем людям, которые встретились ей на пути, у Венни получилось его обрести. Она не боялась подниматься наверх. Не боялась ни ледяной стены в Долине Ветров, ни Сентября Катастроф, ни насмешек Элисы и её Крыс. А самое главное, она не боялась себя. Она наконец-то не боялась себя. Улыбнувшись, Венни подалась вперёд и заключила Танатоса в объятия. Он выдохнул. В конце концов, объятия тоже ощущались иначе. К этому тоже предстояло привыкнуть. Как и ко многому другому. К свободе. К новому миру. К отсутствию Гипноса. К одиночеству, которое может познать лишь человек, потерявший последние осколки разрушенной родины. Танатос знал: никакая на свете сила не сможет исцелить его от тоски по Атласу и по брату целиком. Но знал он и то, что его одиночество не будет всепоглощающим. Он обнял Венни в ответ, а затем, когда они оба насладились полнотой ощущений, отстранился, крепче перехватил Стигийскую косу. Маковое поле разрушилось, но чтобы освободиться, оставалось сделать последний шаг: сломать барьер, в пределах которого каждый ступивший в комнату погружался в сон. — Ну что, мелкая, — сказал Танатос, концентрируя на лезвии энергию. — Если твои родители меня убьют, разрешаю выпить на моих похоронах бутылочку вишнёвого сидра. Добро пожаловать домой! С этими словами он нанёс размашистый удар. По барьеру протянулась алая полоса. Пару секунд она становилась шире, наполнялась Хонкай-энергией — а затем барьер, не выдержав натиска, треснул, обрушился в комнату градом осколков. Танатос укрыл Венни щитом и, обхватив её за плечи, направленным потоком сил поднял их в тот зал, где две недели назад Венни столкнулась с «Багровыми мотыльками».

Конец музыкального фрагмента

              — Я ведь уже говорила, это слишком мощная магия, Сайно. Её не получится обойти стандартными методами. Сайно потёр переносицу, устало привалился спиной к холодной каменной стене. В руке, на которой тускло сияли фиолетовые руны, покоилось зеркало. Вместо отражения в серебряной рамке плавало размытое лицо Малой властительницы Кусанали: здесь, глубоко под землёй, близость артерий земли вызывала помехи, и по изображению время от времени прокатывалась беспокойная рябь. Пока Сайно говорил с Нахидой, Эмбер настраивала артефакт, который служил в подземных руинах вместо костра. Её пальцы проворно порхали над механизмами, наполняя артефакт элементальной энергией огня, а от нарастающего жара по шее скатывались капельки пота. Сайно наблюдал за ними с ноткой сожаления. Больше всего он хотел целовать эту шею — но вынужден был в сотый раз вести уже набивший оскомину разговор. — Что вы предлагаете? Сдаться? — недовольно спросил он. Говорить с Архонтом таким тоном было ужасно непочтительно, но за последние десять лет наиболее активные участники Альянса «Элизиум» перестали обращать внимание на титулы. Аль-Хайтам вообще общался с Нахидой на «ты». Впрочем, Сайно подозревал, что он делал это исключительно ради того, чтобы позлить Кавеха. Нахида покачала головой. — Разумеется, нет. Я лишь прошу тебя не торопиться. Ты чувствуешь давление, позволяешь сторонним мыслям дурманить разум — и потому можешь упускать из виду очевидное решение. Сайно с Эмбер обменялись быстрыми взглядами. — Были бы вы здесь, госпожа Кусанали, вы бы лучше понимали контекст ситуации, — сказал Сайно. — Энергия, которая использовалась для создания этих сонных чар… Я никогда не видел ничего подобного. Разве что… Он замолк, в задумчивости погладив подбородок. — В чём дело? — Схожая аура окружала Небесные ключи. Как если бы чары были сплетены из селестиальной энергии и скверны одновременно. Теперь уже за подбородок схватилась Нахида. — Мы всё ещё многого не знаем о скверне, — вздохнула она. — В любом случае, не перетруждайся. Ты ничем не поможешь, если доведёшь себя до изнеможения. Я обращусь к записям, оставшимся после короля Дешрета. Может, там найдётся что-нибудь полезное? Эмбер сокрушенно покачала головой. Цивилизация Алого короля, архивы Сал Виндагнира, залы Валентии, древние труды, накопленные Керушем, библиотекарем Ордо Фавониус… За последние две недели по всему Тейвату обсуждали сотни источников потенциальной информации, но делу это не помогало: комната, в которую провалилась Венни, так и оставалась в плену сонных чар. Эти чары обнаружил Сайно. Когда поисковый отряд спустился в руины, все первым делом обратили внимание на тело Олдрика. Пока Джинн, стараясь не поддаваться эмоциям, раздавала рыцарям приказы, Дилюк осмотрелся — и заприметил дыру в полу. В провале, скрывая дно, клубился плотный голубой туман. Брови Дилюка поползли к переносице. Он всегда быстро соображал, а потому сразу подумал, что загадочный туман может иметь отношение к исчезновению его дочери. Но ещё он всегда пытался покорить любые вершины силой. И очень хотел найти Венни. Преисполненный решимости, он обнажил клинок и порывался уже спрыгнуть на нижний уровень руин, когда Сайно резко выкрикнул: — Нет! Все в комнате изумлённо застыли. — Я чувствую отпечатки неизвестных заклятий, — добавил Сайно. — Дай мне оценить обстановку, а уж потом бросайся в омут с головой. Как выяснилось через некоторое время, от соприкосновения с туманом Дилюк погрузился бы в глубокий сон. И никто не сумел бы его разбудить, поскольку никто не мог ни войти в туман, ни разогнать его. — Свяжемся вечером, — предложила напоследок Нахида. — А пока, раз известные тебе способы всё равно не работают, отдохни. — А что толку? Проблема не решится сама собой. — Но не решится она и банальным упрямством. Я знаю, как тебе дорога Венни, Сайно, и понимаю твоё беспокойство. Однако в текущий момент твои усилия неэффективны. Если проводить аналогии… Сайно поморщился, как если бы надкусил лимон, и Эмбер, заметив выражение его лица, тихо хихикнула в сжатый кулак. — …Сейчас ты плесенник, который пытается убедить тигра выплюнуть жертву, используя свой язык. Пока ты не освоишь наречие тигра или не найдёшь иной, более неординарный способ коммуницировать с ним, дело не сдвинется с мёртвой точки. — Потрясающе, — пробормотал Сайно. — Я плесенник. Приму к сведению. — Мы друг друга поняли, — с невинным видом улыбнулась Нахида. — До связи. Передавай привет Эмбер! Изображение в раме превратилось в смазанную кляксу. Через пару секунд отражение очистилось, и из него сердито уставился оранжевый глаз с вертикальным зрачком. Сайно с раздражённым вздохом отложил зеркало, запустил пальцы в волосы. Голова гудела. Отдыхать он, вопреки совету Нахиды, не собирался, но и как подступиться к этим треклятым сонным чарам после стольких тщетных попыток, не знал. Эмбер с полминуты наблюдала за тем, как по его лицу блуждают мрачные тени, а затем, установив артефакт в специально оборудованную нишу, поднялась и двинулась навстречу. С тех пор, как знакомый Дотторе врач вернул ей возможность ходить, походка у неё всегда была нетвёрдой, словно небрежной, но Сайно было всё равно. Она опустилась рядом, тоже привалилась спиной к стене. — Мы найдём способ, — пообещала она. Сайно переплёл её пальцы со своими. — Знаешь, ещё день-два, и я с большей вероятностью поверю в то, что боги Небесного порядка внезапно проснутся и озарят смертный мир своим благословением. Брови Эмбер приподнялись. Она явно хотела сказать нечто утешающее, но не успела: из провала донёсся звук, похожий на звон бьющегося стекла. Глаза Сайно расширились. Они с Эмбер расцепили руки. Сайно призвал копьё. Эмбер натянула тетиву лука. Никто в точности не знал, что таится на дне провала, но с учётом предыстории древней Валентии разумнее всего было предполагать худшее. Эхо осквернённого сознания, потревоженный монстр, новый прорыв артерий земли… Сайно и Эмбер были готовы ко всему — но не к тому, что в итоге предстало их глазам. Высокий мужчина, от которого во все стороны били волны удушающей энергии, поднялся над провалом так легко, словно за его спиной были распахнуты невидимые крылья. Алые глаза пылали в полумраке руин хищным светом. В правой руке покоилась длинная чёрная коса с багряным лезвием. Левой же мужчина держал за плечи Венни. Инстинкты Сайно вскричали: он сразу узнал энергетику, которая окружала незнакомца плотным облаком, налипала на него, словно сотканный из мрака плащ. Скверна. Не теряя времени, Сайно призвал на помощь силы Глаза Бога. От кончиков пальцев к острию копья прокатилась череда электрических разрядов — потратив на их концентрацию не более доли секунды, Сайно бросился в атаку. Мужчину такое представление не впечатлило. Одарив Сайно насмешливым взглядом, он сделал мимолётный взмах рукой, и в следующий миг Сайно кубарём откатился к стене. — Стойте! — велела Венни. — Чем бы он тебе ни угрожал, мы справимся, — пообещала Эмбер. — Всё будет хорошо, Венни! Охнув, Сайно потряс головой. Мир перед глазами двоился, но он всё же нашёл в себе силы встать и подобрать обронённое копье. Теперь он знал, на что способен мужчина, и был готов в нужный момент выставить защитный барьер, отразить атаку в противника. Своевременное парирование может обнажить уязвимость даже у сильнейшего врага. Вот только мужчина больше не атаковал. Вместо этого он смотрел на Венни — с выражением, с каким не смотрят на пленников. Да и Венни, стоит признать, напуганной не выглядела. Приложив руку ко лбу, она покачала головой, пробормотала нечто нецензурное (неужели даже через десять лет помнила все эти словечки Кевина?), а затем, вдруг широко ухмыльнувшись, сказала: — Этот человек воистину не знает жалости — он угрожает вернуть меня домой!               По дороге к выходу из руин Сайно и Эмбер потребовали объяснений. — Тебя не было две недели, а потом ты появляешься из комнаты, которую мы не могли расколдовать никакими методами, с каким-то неизвестным человеком, и… — Сайно потёр переносицу. — Даже не знаю, как всё это понимать. Он бросил на Танатоса взгляд, полный недоверия, и невольно скривил губы. Танатос всегда казался со стороны заносчивым и обладал поразительной способностью раздражать одним лишь выражением лица. Венни не винила Сайно: ситуация и впрямь была щекотливой. Для современного Тейвата Танатос был чужаком, ведь в мире почти не осталось выживших свидетелей его былых сражений и подвигов. Кроме того, после применения Стигийской косы от него во все стороны разило Хонкай-энергией. С учётом того, сколько боли скверна причинила и Сайно, и Эмбер, их подозрения были обоснованы. А ведь Венни пока даже не говорила, что Танатос — бог Селестии. Один из тех, к кому в Альянсе «Элизиум» обычно относились с предубеждением. Танатос оставил пантомиму Сайно без внимания. Куда больше его интересовали окрестности. Он подолгу засматривался на рыцарей, которые сновали по руинам и приветствовали Венни радостными возгласами, а теперь остановился у фрески с танцующей Астарот. Венни замедлила шаг. Фреску она заприметила ещё по пути в руины. Тогда она невольно задалась вопросом: с кем же танцевала Кайрос, раз её глаза были полны такой искренней радости, такого тёплого счастья? Ответ стоял прямо перед фреской. Стены покинутого храма сохранили древние изображения лишь фрагментарно, из-за чего время и смерть оказались разлучены, но Танатос наконец пришёл к своей возлюбленной — и медленно, словно бережно раздвигая складки в ткани мироздания, коснулся потускневшей краски. Как если бы потянулся к Кайрос сквозь прошедшие с их разлуки века. Моргнув, Венни повернулась к Сайно. Краем глаза она заметила, как внимательно Эмбер изучает лицо Танатоса, как тщательно она считывает мельчайшие его реакции. Лучший следопыт Тейвата была слишком наблюдательна, а потому видела истину, которая пряталась под жёстким обликом Танатоса. — Давайте я расскажу обо всём на винокурне, — предложила Венни. — Это слишком долгая история. И я не уверена, что у меня хватит сил повторять её дважды: хоть я и спала две недели, меня ужасно тянет в сон. — Ничего удивительного, — высказался, не отрывая глаз от фрески, Танатос. — Твой разум прожил несколько недель, а тело находилось в стазисе. Вот они и спорят друг с другом. Опыт разума пытается помириться с опытом тела, а тебе приходится тратить на это энергию. Венни погладила подбородок. — Диссонанс, — догадалась она. — История души не совпадает с историей тела, и Воображаемое Древо пытается это выправить. Как с синдромом интерференции, но в более мягкой форме. Сайно с Эмбер уставились на Венни, не в силах скрыть изумление. Она, конечно, всегда соображала быстрее других детей, но никогда не демонстрировала настолько глубокие знания. К тому же Сайно и Эмбер не бывали в Квантовом море. Понятие «история» резануло им слух — никто в Тейвате, за исключением Аякса, им не пользовался. Танатос же невозмутимо кивнул. Стирая с лица печаль из-за утраты Кайрос, по его губам скользнула ухмылка. — Из тебя хорошая ученица, мелкая. — Это из тебя хороший учитель, — покачала головой Венни. Танатос в последний раз задержал взгляд на изображении Кайрос, а затем, больше не позволяя себе оборачиваться, двинулся по ступеням к выходу из храма. В прошлый раз, когда Венни пришла сюда, в расщелины между старинных камней заглядывала луна. Теперь же храм утопал в солнечном свете. Он сияющим золотым контуром очерчивал профиль Танатоса, придавал чертам мягкости, слегка приподнимая маску строгого Бога Смерти. Обнажая под ней человека. — Как бы умело ты ни преподносил знания, если ученик не готов учиться, результата не будет. Так что, на мой взгляд, способные ученики всегда чуть важнее способных учителей. — Вы были преподавателем, Танатос? — поинтересовалась Эмбер. — Нет, — чуть погодя ответил тот. — Хотел. Но не стал. На миг Венни затаила дыхание: Танатос показался таким же мрачным, как и в самом начале их знакомства. Словно опять пытался закрыть сердце. Дрожал под весом многовековых неудач, скрывая это за ехидными словами и напускной бравадой, хотя сам почти уже не мог стоять твёрдо. Но Танатос тоже изменился. Поэтому, добравшись до порога, он на мгновение остановился и, прежде чем шагнуть навстречу солнцу, сказал: — Но может, ещё смогу стать. Венни не сдержала улыбки. Заметив это, Сайно в который раз за последние пятнадцать минут потёр переносицу. Пускай он не доверял Танатосу, ради Венни можно было переступить через любые сомнения. Она провела с этим человеком не одну неделю — и вернулась домой. А всё остальное не имело значения. — Кем же ты был до того, как провалился в сон? — резко, но без злости спросил Сайно. — Дураком, — ответил Танатос. Оказавшись на свежем воздухе, он первым делом остановился, сделал глубокий вдох и поднял взгляд. Смотрела ли на него серебряная звезда спасения? Венни не знала. Тейват всё ещё был укрыт фальшивым небом, но спасение ведь можно разглядеть где угодно — всё зависит лишь от того, под каким углом смотреть. — Этот мир… — прошептал Танатос. — Стоил всех усилий. Глаза Венни невольно наполнились слезами. Над их с Танатосом головами пролетела стая птиц: с приближением холодов они собирались в тёплые края. Ветер ласкал кроны деревьев, приносил со стороны побережья шум волн. В запах камня, согретого солнцем, вплетались ноты морской соли, сосновой хвои и дыма от костра на вершине холма, где собирались сдавшие пост рыцари. — Как думаешь, осколки Астерия есть в каждом мире? — спросила, приблизившись к Танатосу, Венни. Они оба неотрывно глядели на горизонт, туда, где лежал Мондштадт. — Вряд ли в каждом. Но думаю, во многих. Тень Эона, тень Эманатора… Вдвоём мы наверняка сможем найти для этого мира правильное спасение. — Втроём, — поправила Венни. — Пускай Кевин сейчас не с нами, он уже внёс свой вклад. Они оба. Аид и Азраил. Танатос, прикрыв глаза, слабо усмехнулся. — Точно. И давно ты знаешь, что сделал Аид для спасения этой вероятности? — С битвы на Оренделе, — передёрнула плечами Венни. — Ага. С копиями своими общалась там, значит? Так и думал, что ты мухлевала. Не могла такая малявка в одиночку завалить столько Зверей Хонкая. Но, — заметив, как Венни открыла рот, поднял палец Танатос, — не осуждаю. Моя школа, мелкая. Я тобой горжусь. Венни хихикнула. — Мои родители съедят тебя. И запьют одуванчиковым вином. — Жду не дождусь, — засмеялся Танатос. Поскольку заставлять Эмбер и Сайно ждать ещё дольше становилось уже неприлично, разговор пришлось свернуть. Танатос убрал руки в карманы и зашагал позади. Венни же, поравнявшись с Сайно, попросила ввести её в курс дела. Она уже поняла, что в Ордо Фавониус худо-бедно сложили картину произошедшего две недели назад, но хотела знать подробности. — О, ты даже не представляешь, что тут творилось, — заметила Эмбер. — Какую же бурную деятельность развели твои родители! Сайно кивнул. — Джинн обнаружила твою пропажу рано утром. Она хотела зайти, сказать, что передумала насчёт экспедиции, но вместо этого нашла только пустую постель. Щёки Венни вспыхнули. Честное слово, была бы возможность вернуться в прошлое, она бы без раздумий прыгнула на две недели назад и дала самой себе хорошего тумака. Но, с другой стороны, тогда она бы не встретила Танатоса — и не пережила бы историю, которая отныне и навсегда заняла в сердце особое место. — Сложить два и два оказалось нетрудно, — продолжил Сайно. — Накануне вы с Джинн поссорились, Феликс отметил твою рассеянность, а твой рюкзак исчез из комнаты. Зная твой темперамент… Эмбер пихнула его локтем в бок, но Венни взмахом руки дала понять, что переживать не о чём: на правду не обижаются. Сайно кашлянул. — В общем, да. Джинн и Дилюк сразу предположили, что ты ушла в руины в одиночку. — Пиздец ты страшный человек, мелкая, — щелчком сбив с плеча невидимую пылинку, заметил Танатос. — Вместо того, чтобы всю ночь рыдать в подушку, заставила рыдать в подушку всех остальных. — Это ты так меня перед родителями оправдывать собираешься? — уточнила Венни. — Нет, я скажу, что я бог Небесного порядка, и они переключат свой праведный гнев на меня. Эмбер тихо засмеялась: она решила, что Танатос шутит. Символы трилистника на его одежде её не смущали. Пускай трилистник и означал принадлежность к Селестии, этот узор давно утратил былое значение и распространился по всему Тейвату в качестве обычного украшения, а наряд Танатоса к тому же был не по-божественному простым. Венни с Танатосом решили пока не выкладывать карты на стол. Итак, с перерывами на ехидные комментарии Танатоса, дополнения Эмбер и парочку шуток от Сайно (все предпочли сделать вид, что их не было) Венни удалось восстановить целостную историю. Узнав о пропаже дочери, Джинн и Дилюк сразу отправились в Храм тысячи ветров. По дороге они завернули в Мондштадт, где у ворот уже толпились готовые к походу рыцари. Ожидаемо, Венни среди них не оказалось. Тогда Джинн и Дилюк подняли на уши весь Ордо Фавониус, и так отряд под предводительством госпожи Ноэлль превратился из экспедиционного в поисковый. Прибыв к руинам, отряд первым делом обнаружил рыцаря, сладко проспавшего целую ночь. Об исчезновении Венни он ничего не знал. Джинн уже была готова разжаловать его до оруженосца, но тут выяснилось, что уснул рыцарь не по своей воле: его погрузили в сон двое неизвестных, которых он заметил, но не успел остановить. «Багровые мотыльки», — кивнула самой себе Венни. К тому моменту, как она спустилась в глубины древней Валентии, госпожа Шиён и Змей пробыли внизу какое-то время. Они успели усыпить рыцаря и смертельно ранить Олдрика — тот не поддался сонным чарам благодаря талисману, который сделала ему в подарок за совместную охоту на Магов Бездны Кли. «Что же вы здесь искали?» В том же месте, где обнаружилось тело Олдрика, нашёлся и провал, через который Венни провалилась на маковое поле, и следы её битвы с «Мотыльками». — Мы разделились, — объяснил Сайно. — Тимми предположил, что ты могла упасть, но чтобы проверить это, нужно было перво-наперво снять защищавшие комнату чары. Мы с ним, Эмбер и ещё несколькими ребятами остались искать решение, а Джинн и Дилюк вернулись в Мондштадт. Венни взглянула на Танатоса. Всякий раз, когда речь заходила о чарах Гипноса, его лицо мрачнело, а глаза стекленели, но он боролся, вырывал себя из оцепенения, силой сосредотачивался на реальности. — Дело в том, что в том же зале, где находился провал, Джинн обнаружила нефритовую бусину, — добавила тем временем Эмбер. — Одно из украшений госпожи Шиён, — выдохнула Венни. — Наверное, я случайно порвала её браслет, когда мы сражались. Если она не знала, сколько там было бусин, могла и упустить какую-то из виду. — Во даёт, — качнул головой Танатос. — Кто ж цацки на секретные задания надевает? Не похоже, что она опытна в таких делах. — Наше счастье, — отозвалась Эмбер. Вместо ответа Танатос обхватил пальцами подбородок. Венни чуть ли не на физическом уровне ощущала, как движутся шестерёнки в его мозгу: «Багровые мотыльки» были для него новым, неизведанным противником, поэтому он беспрестанно анализировал их действия, тактику, решения. Неопытность госпожи Шиён не говорила о «Багровых мотыльках» прямо — но в то же время давала бесценную информацию. — Закрывая вопрос цацек, — сухо проговорил Сайно, — установить обладателя улики оказалось легче простого. Вот Джинн с Дилюком и решили призвать Шиён, которая как ни в чём не бывало вернулась к фальшивой роли преподавателя, к ответу. Брови Танатоса поползли к переносице, а шестерёнки завращались ещё сильнее, но своими мыслями он делиться не стал. Сайно поскрёб затылок. — Если честно, Шиён раскололась так легко, словно сама ждала повода принести на стол Ордо Фавониус чистосердечное признание. Она, похоже, искренне сожалела о том, что с тобой случилось, хотя дел культа при этом не бросила. Она рассказала о вашей стычке. О том, как ты упала в провал, а Змей не дал за тобой последовать. — Вот почему вы остались в руинах и не бросили попыток расколдовать комнату, — кивнула Венни. — Да, но это было не единственное направление работы. Сайно протянул ладонь, помог Эмбер преодолеть трудный подъём. Наблюдая за ними, Танатос чуть ухмыльнулся, опустил руку в карман, где крепко стиснул часы с треснутым циферблатом. Мондштадт навевал воспоминания: именно здесь они с Кайрос встретились в последний раз. — Твои родители пришли в ярость: «Багровые мотыльки» не только просочились в Ордо Фавониус, они ещё и подвергли тебя смертельной опасности. «Мондштадтские клинки» и так расследовали их деятельность, но с покровительством Бездны у культа хватает способов заметать следы. Они действовали очень осторожно… — Эмбер качнула головой. — До стычки в храме. — Ну, не могли же они предугадать, что в руины вломится девчонка, из упрямства которой можно было бы построить мост до Селестии, — заметил Танатос. Венни вскинула бровь. — Шиён выдала ещё какую-то важную информацию? Эмбер и Сайно переглянулись. Лицо Сайно ожесточилось, а Эмбер, поджав губы, опустила взгляд. На дне её глаз плескалась печаль. — Она рассказала про Лес Светлячков. «Лес Светлячков»… Двух слов хватило, чтобы по рукам поползли мурашки, а волосы на затылке встали дыбом. Чутьё Тени Эманатора подсказывало Венни: что бы ни таилось за этим названием, оно связано лишь с болью и кошмарами, которые не заканчиваются даже при пробуждении. — Я помню, Шиён и Змей упоминали Лес Светлячков в своём разговоре. Змей говорил, все «Мотыльки» — грешники, для которых не существует прощения. В том числе из-за Леса Светлячков. Танатос тоже чувствовал неладное, поскольку воздух вокруг него сразу потемнел, а глаза, наоборот, вспыхнули ярче. — Что, чёрт возьми, за Лес Светлячков такой? Эмбер неуверенно потёрла плечо. — Это место… Там культисты проводили эксперименты, связанные со скверной. Они ведь работают вместе с остатками Ордена Бездны. Лицо Танатоса стало воистину страшным, едва ли не звериным. Казалось, ещё немного, и пространство вокруг него лопнет от переизбытка Хонкай-энергии, а руки покроются вороньими перьями. Когда он заговорил, его голос, вразрез с раскалённым внешним обликом, звучал холодно, едва ли не звенел от ледяных нот: — Какие эксперименты? Эмбер закусила губу, отвернулась, сделав вид, что заинтересована дорогой под ногами, так что вместо неё ответил Сайно: — Над людьми. В частности, над детьми. Глаза Венни расширились. — Кто глава этих засранцев? — едва ли не прорычал Танатос. Сайно с сожалением покачал головой. — Мы бьёмся над этим вопросом уже не первый год, Танатос, но даже информация Шиён не дала никаких наводок. Что касается Леса Светлячков… Мы знали о нём уже какое-то время, но не могли установить местонахождение. Около месяца назад Люмин прислала из Фонтейна письмо, в котором рассказала, что им с Сяо удалось напасть на след. — Вот почему Кэйа срочно уехал в Фонтейн, не дав даже намёка на цели своей миссии, — кивнула Венни. Эмбер прикрыла глаза. — Кэйа умеет действовать скрытно. Он отправился в Фонтейн под предлогом встречи с секретарём Валерианом. Через некоторое время за ним тайно последовали Хелма и Герберт, однако даже их совместных усилий не хватило, чтобы вести «Мотыльков» на чистую воду. — А потом раскололась госпожа Шиён. Сайно задумчиво посмотрел на мельницы: те равнодушно крутили своими могучими винтами над крышами, позолоченными солнцем, и не ведали о людских горестях. — Точно. Она не дала прямых указаний, поскольку более высокие в иерархии «Мотыльки» держали в неведении и её саму, но её сведений оказалось достаточно. Мы передали их в Фонтейн, и Кэйе удалось установить местоположение Леса Светлячков. Как выяснилось дальше, сразу после этого Люмин сходила в Мондштадт, забрала в Фонтейн Джинн и Дилюка. Воссоединившись, они обратились за помощью к Королевской страже под управлением Габриэля. Вместе они собрали группу, к которой, помимо всех обозначенных лиц, присоединились даже Мона с Терезой. Под предводительством Габриэля, Дилюка и Сяо отряд совершил на Лес Светлячков настоящий рейд. Большинство «Мотыльков» были убиты или арестованы. Что касается жертв экспериментов… — Вряд ли им можно как-то помочь, — с горечью сказала Эмбер. — Уж не знаю, с какой целью создавался Лес Светлячков, но «Мотыльки» воистину не знают жалости. Они накачивали людей скверной, пытаясь пробудить в них особые способности. Кто-то, не выдержав, умирал. Остальные… В поисках помощи она посмотрела на Сайно, и он, перехватив её взгляд, приподнял брови, мягким выражением лица дал понять, что рядом. — Они утратили себя. — Что это значит? — напряжённо спросила Венни. — То и значит, — вздохнул Сайно. — Помнишь, как описывали больных Пурпурной чумой на поздних стадиях? Многие из них теряли связь с реальностью, не реагировали на окружающий мир, как если бы больше не чувствовали себя его частью. Жертвы Леса Светлячков чем-то на них похожи. Только они не больны. Они абсолютно здоровы — и при этом абсолютно пусты. — Пусты, — шёпотом повторила Венни. Она повернула голову к Танатосу. В его глазах бесновались демонические огни: он даже жалел, что Лес Светлячков уже разрушен, поскольку теперь не мог испепелить это проклятие место лично. — Помнишь про Воображаемые связи души? Венни кивнула. — «Воображаемые», — повторил Сайно. — «Воображаемые», да. В Тейвате так и не освоили Воображаемую и квантовую энергию? — Танатос тряхнул головой. — Вы так или иначе знаете о Воображаемом Древе и его законах. И наверняка после всего пережитого в Сентябрь Катастроф чуть лучше понимаете структуру человеческой души. Душа — не просто концепция, не эфемерная субстанция. Это набор данных, между которыми протянуты нити Воображаемой связи. Эмбер озадаченно вскинула брови. — «Данных»? — Уроки отложим на потом, — отмахнулся Танатос. — Главное, поймите, что душа человека имеет комплексную структуру. Структуру, на которую при желании можно влиять. Венни обхватила пальцами подбородок. — И раз душа — это всё равно что история… — А Хонкай манипулирует историями… — подхватил Танатос. — С помощью скверны «Багровые мотыльки» заменили у своих жертв части историй! — закончила Венни. Танатос сложил руки на груди. Сайно с Эмбер казались озадаченными, но всё равно старались вникнуть в обсуждение. В глазах Сайно плясали азартные огоньки: он жадно впитывал новые знания. — Не думаю, что им было такое по силам, — подметил Танатос. — Вернее, именно потому, что им было такое не по силам, люди умирали или обращались в пустышки. Душа оставалась прежней, но Воображаемые связи подменялись на Хонкай. Скверну, — пояснил он недоумевающим Эмбер и Сайно. — Хм, давайте-ка покажу наглядно. Он вытянул руку, над которой прямо в воздухе соткался ледяной кристалл, состоящий из нескольких частей. — Представьте, что ваша душа — это лёд. Разные её фрагменты — данные — соединяют ледяные связи. — Он указал на тонкие нити, протянутые между частями кристалла. — Но что произойдёт, если эти связи станут огненными? Нити вспыхнули алым светом, и кристалл над рукой Танатоса начал стремительно таять — до тех пор, пока окончательно не превратился в утёкшую сквозь пальцы воду. — Вот что происходит с человеческой душой, когда Воображаемые связи насильно и неумело меняются на Хонкай. На лице Сайно отразились смешанные чувства. С одной стороны, он был счастлив встретить человека, который обладал такими знаниями, но с другой, не мог не задаваться вопросом, где Танатос их получил. Особенно с учётом того, что этот бестолковый бог, увлёкшись лекцией, напрочь позабыл: для управления элементальной энергией обычным людям в Тейвате нужен Глаз Бога. И уж они точно не властвуют над огнём и льдом одновременно. «Ну что за дурачок», — сокрушённо вздохнула Венни. — Есть способ вернуть пострадавших? Переплести Хонкай-связи между фрагментами их душ, снова подменив их Воображаемыми? — Ты можешь восстановить кристалл, который превратился в лужу? — вопросом на вопрос ответил Танатос. — Нет. — Нет. Их уже не вернёшь, Венни. Теоретически, подменить связи на Воображаемые возможно. Практически… В этом не будет толку. — Он бросил взгляд под ноги, на мокрое пятно на земле. — Главная проблема в том, что душа заражённого не адаптировалась к Хонкаю и повредилась. «Мотыльки» не только сшили страницы нитями скверны — они оставили кляксы по всей истории, и эти кляксы настолько огромны, что прочесть текст невозможно. — То есть личности жертв Леса Светлячков безвозвратно утрачены, — подытожил Сайно. — Разрушены до основания. Танатос поднял глаза на него. — Боюсь, что так. Мне жаль. Что вы сделали с этими людьми? — Отправили в Меропид, — с неохотой признался Сайно. — В тюрьму?! — воскликнула Венни. Танатос положил ей руку на плечо, мотнул головой. Венни закусила губу. Едва заслышав о судьбе пострадавших, она чуть не превратилась в столп ревущего огня, но следовало всё же держать себя в руках, не позволять ярости туманить разум. С учётом всей предыстории Леса Светлячков Альянс принял лучшее из возможных решений. — Пускай заражённые потеряли себя, у нас нет никаких гарантий, что «Багровые мотыльки» не найдут способ подчинить их себе, — объяснил Сайно. — Представьте, что будет, если десятки подконтрольных культу людей начнут чинить на улицах хаос. — Или распространять заразу, — подхватил Танатос. — Не хватало только второй Пурпурной чумы, — согласился Сайно. Похоже, он уже забыл о своей неприязни к Танатосу и мысленно причислил его к негласному клубу умников, в который входили Тигнари, Аль-Хайтам, Аято и Тимми. — Кроме того… — Эмбер подставила лицо ветру, как если бы надеялась отыскать в его нежных прикосновениях утешение. — Эти люди не адаптированы к жизни в обществе. Меропид нужен не только для того, чтобы обезопасить от заражённых — но и чтобы обезопасить самих заражённых. От чужих подозрений. Злобы. Под присмотром Ризли им никто не навредит, и они смогут вести хоть какую-то жизнь… Ну, насколько это возможно. Венни не стала отвечать. Слова Эмбер и Сайно причиняли боль, как если бы кто-то ковырялся ножом в сердце, но поделать с этим ничего было нельзя. Меропид был обителью вторых шансов. Лучшего места для заражённых было сейчас не найти. Венни замедлила шаг, поравнялась с Танатосом. Тот по-прежнему выглядел взвинченным. Скрестив руки на груди, он лихорадочно о чём-то размышлял, но Венни всё же рискнула спросить: — Откуда ты столько знаешь о Хонкай-связях души? Танатос бросил на неё быстрый взгляд. — Ну, то есть… — Венни смутилась. — Я понимаю, что ты воевал с Хонкаем на Атласе и был «Орионом», но… Танатос вздохнул. — Из-за этого тоже, да. Я видел, что происходит с людьми, которые не переживали операцию. И во что порой превращает заражённых Хонкай. Но дело не только в этом, — он передёрнул плечами. — Забыла? Небесный порядок вёл проект «Осквернённые». В разгар войны мы, по сути, занимались тем же, что и «Мотыльки». Заражали людей и смотрели, что из этого получится — с той лишь разницей, что люди приходили к нам добровольно. Нервно постучав пальцами по локтю, он закрыл глаза, сдвинул брови: припоминал грехи богов. Вынужденные. Но всё-таки грехи. — Семеро осквернённых были ошибкой выжившего. Огромное количество людей в ходе экспериментов погибли, стали монстрами — или превратились в таких же пустышек. Только тогда способов решить это гуманно не было. Венни вздохнула. Она не отличалась феноменальной памятью, как у Гипноса в лучшие времена, но многую информацию о скверне заучивала наизусть. Скажем, цитаты из летописей, которые ещё во времена Сентября Катастроф нашли в обители Свидетеля Зари Сяо, Кадзуха, Чун Юнь и Син Цю. Теперь эти летописи заиграли новыми красками. Мы прощаемся с теми, кто был выжжен дотла демоническим пламенем Текутли. Из их пепла возрождается новая сила, но даже Посланники не могут ее контролировать. Пламя выжигает серебряные ветви. Мы должны обратить эту силу обратно в пепел. В то время велась ожесточённая война со скверной. Любую потенциальную угрозу следовало устранять прежде, чем она нанесла бы удар по всему Тейвату. — Хонкай ужасен, — высказалась Венни. — М? — приоткрыл один глаз Танатос. — Он не только вредит людям напрямую, но и заставляет их оборачиваться друг против друга. — В этом его основная сила, — заметил Танатос. — Вносить раздор. Хонкай умён, мелкая. Поэтому он манипулирует людьми, превращает их в своих марионеток. Иногда даже без осквернения. Порой он действует грубо, но не гнушается хитрых методов и всегда, всегда бьёт в самые уязвимые точки человеческой души. Именно поэтому… Его брови изогнулись, и между ними задрожала мелкая складка. — Нам так важно не забывать, кто мы. Не упускать из виду ядро своей истории. Остаток пути до винокурни «Рассвет» прошёл в молчании: после разговора про Лес Светлячков настроение у всех испортилось. Венни крутила головой, рассматривая родные земли так, словно её не было в Тейвате целое столетие. В каком-то смысле так оно и было. Не только из-за того, что на маковом поле прошло куда больше двух недель. Венни просто чувствовала, что сама стала другой. Наверное, упав в дыру в руинах древней Валентии, она и правда в каком-то смысле умерла. Провалилась на самое дно своей истории. А потом воскресла и взлетела. Но, как и Кевин, прошедший через смерть, попросту не смогла остаться прежней. Именно поэтому всё в Тейвате казалось ей таким незнакомым. Скажем, всегда ли ветер здесь пытался обнять каждого прохожего за плечи? Так ли ясно светило солнце? Всегда ли лица людей, переживших Сентябрь Катастроф, таили столько печали и тепла одновременно? А ледяная стена в Долине Ветров? Кружило ли вокруг неё так много снежинок? Была ли она и прежде не только монументом скорби, но и символом победы, гордости… человечности? Позволив Сайно и Эмбер уйти вперёд, Венни приблизилась к стене, коснулась её кончиками пальцев. Она знала: Кевин слышит. Его душа по-прежнему оставалась привязанной к Воображаемому Древу, оберегала Тейват. Оберегала Венни. — Спасибо, — шепнула она. Снежинки вокруг стены завихрились, ласково обхватили Венни за запястье. Чувствуя, как к глазам подступают слёзы, она, тем не менее, засмеялась. А потом прижалась к стене с такой нежностью, словно пыталась обнять Кевина сквозь время и пространство. Сквозь ту черту, которая разделяла мир мёртвых и мир живых. — Я здесь, Кевин. В настоящем. Даже с закрытыми глазами я смотрю в небо и вижу свою путеводную звезду. И больше никогда не позволю её свету потеряться. Обещаю… Отступив от стены, она взглянула на огромное древо, которое появилось на месте вознесения той, что делила с ней одно имя. — Ты можешь на меня полагаться. На её плечо легла рука Танатоса. Венни улыбнулась ему. Танатос улыбаться не стал, но в его глазах мелькнули тёплые искры. — То самое место? — спросил он. Венни кивнула. — Здесь умер Бог Спасения, — сказала она. Танатос покачал головой. — Здесь он начал новый путь, Венни. Разве история Астерия не научила тебя, что пока живы люди, верящие в свет своих звёзд, спасение в этом мире не умрёт никогда? Венни тихо засмеялась. — Да. Верно. Они постояли ещё немного, а затем, одновременно кивнув стене так, словно она была живым человеком, развернулись и отправились в сторону винокурни «Рассвет». Когда они ушли, в долине рядом со стеной соткались два призрачных силуэта. Человеческие глаза не могли увидеть их, хотя Бог Смерти наверняка сумел бы рассмотреть истину — может, не глазами, но сердцем, распахнутым к каждой мелодии вселенной. — Каждый раз поражаюсь, как ты ухитряешься нарушать все мыслимые законы Воображаемого Древа, — усмехнулась София. Её собеседник привалился спиной к ледяной стене, сложил руки на груди. Придавая ему сходство с ангелом, по доброй воле шагнувшим с неба прямо в эпицентр человеческих историй, его белые волосы окружал лёгкий ореол призрачного сияния. — Нарушать? Ну что ты. Я действовал исключительно в рамках закона. Не моя вина, что он не охватывает абсолютно каждую мелочь. Глаза Кевина неотрывно следили за фигуркой Венни, почти уже неразличимой: она шагала к дому с лёгким сердцем и чистым разумом, в котором наконец-то получилось навести порядок. Это был непростой путь — но необходимый. Кевин гордился, что Венни его прошла. Да что там? Он просто ей гордился. — Знаешь, — одарив Софию невинной улыбкой, добавил он, — если в разгар схватки твои руки сковывают цепи, которые невозможно разбить, остаётся лишь одно. — Мм… — София приложила палец к губам. В её глазах сверкнули хитрые искорки. — Отступить? Кевин поднял руки с таким видом, словно их и впрямь сковывала невидимая цепь, и всё с той же невинной улыбкой ответил: — Использовать их, чтобы задушить противника. София прыснула. — И этого человека называют по всему Тейвату образцом для подражания! — Она посерьёзнела. — К слову о Воображаемых законах. Насчёт того, что ты планировал сделать… Кевин снова посмотрел на горизонт. Венни уже скрылась с глаз, но у стены по-прежнему ощущался её след — ярко выраженные отпечатки Пиро с примесью энергии спасения. — Сейчас ещё не время. Не переживай, Софи. Что бы ни случилось… В тени, упавшей на долину, его глаза сверкнули осколками льда. — Я не позволю этому миру провалиться в чёрную дыру.

* * *

Итак, неизбежный момент настал. Венни стояла у дверей в родной дом — и решительно не знала, как пересечь порог так, чтобы не нарваться на домашний арест до конца своих дней. — Будь что будет, — сказал Танатос. — Тебе легко говорить! — фыркнула Венни. — Я бы посмотрела, как бы ты запел, будь за этой дверью Айон. Лучше помолчи и дай сосредоточиться. Танатос примирительно поднял руки и осмотрелся. В окрестностях винокурни царило оживление. Здесь сновали и «Мондштадтские клинки», и рыцари Ордо Фавониус, и знакомые Венни лица. Сопроводив Венни с Танатосом, Сайно и Эмбер решили не лезть в семейный разговор, а потому отошли к разбитой прямо среди виноградников палатке. У входа в палатку сидела, задумчиво похлопывая себе по колену увесистой папкой с документами, Сахароза. Завидев вдалеке Венни, она чуть не уронила очки, но перехватила их в последний момент и радостно помахала. Венни махнула в ответ. Как объяснял Сайно, винокурня сейчас стала основным штабом, где разворачивались действия против «Багровых мотыльков». Рейд на Лес Светлячков был лишь первой победой в трудной, затяжной войне. Потеряв столь важный для себя пункт, «Мотыльки» нанесли серьёзный удар по Холодному Клину, деревне неподалёку от Заполярного Дворца. Матвею, Тоне и Аяксу удалось предотвратить прорыв скверны, однако всему Тейвату стало ясно, что мирные времена вновь остались позади. «Зачем «Багровые мотыльки» это делают? — искренне недоумевала Венни. — Чего добиваются? В чём смысл погружать в скверну целый мир, ставить все эти эксперименты?» Увы, ответов на эти вопросы никто не знал. Война с «Багровыми мотыльками» маячила на горизонте свинцовой тучей, и Венни всматривалась в неё с готовностью — но всё же прямо сейчас её ждала война поменьше. Война с последствиями собственных действий. Выдохнув, она занесла над дверью кулак, хотела постучать — и вдруг дверь распахнулась так, словно человек по ту сторону порога намеревался снести её с петель. Венни вздрогнула. На проходе возникла мама. Судя по встрёпанному виду, она спешила по важным делам, о которых забыла сразу же, как только увидела дочь. — А… Ох… Как… Тысячи слов взметнулись в маминой голове вихрями осенних листьев, потревоженных порывом ветра. В конце концов она сумела ухватить лишь одно: — Венни! Не успела Венни опомниться, как мама рывком пересекла порог и зажала её в крепких объятиях. От её кардигана, небрежно наброшенного поверх мятой рубашки, пахло яблоками, а наспех собранные в пучок волосы защекотали Венни щёку. Не разжимая рук, мама снова и снова осыпала Венни поцелуями, не замечая ни шепотков служащих винокурни, ни Танатоса, ни целого мира. — О, Архонты, девочка моя, как же я счастлива, что ты цела! Как же долго мы пытались тебя вытащить! Как ты себя чувствуешь? Не ранена? Нигде ничего не болит? Венни едва сдерживала смех. Оказывается, мама была очень милой и трогательной. А ведь раньше, до макового поля, Венни тоже упрямо этого не замечала. Мамина забота казалась ей обременительной, раздражающей, а все эти нежности настораживали и вызывали желание поскорее сбежать в свою комнату. Но теперь Венни искренне наслаждалась. Пускай мамины поцелуи немного смущали, особенно в присутствии Танатоса, который наверняка наблюдал за этой сценой со своей фирменной ухмылочкой, Венни согласна была немного потерпеть. И даже поцеловать маму в ответ. Она и не помнила, когда делала это в последний раз. — Я в порядке, мам, — торопливо заверила она. — Ну, это будет решать Аделинда, — сказала мама. Поскольку за исключением пары ссадин Венни и впрямь казалась невредимой, переключатель щёлкнул, и мама перешла в режим сердитой Джинн. Об этом режиме в Мондштадте знала каждая собака: если мамины брови ползут к переносице, а нога начинает отбивать по полу беспокойный ритм, набери в лёгкие побольше воздуха и приготовься бежать. Лучше всего на другой конец Тейвата. Куда-нибудь за инадзумские моря, на остров Цуруми. Уж лучше бродить по туманным ущельям и питаться грибами, чем навлекать на себя праведный гнев Джинн. — Убежала! В одиночку! Не оставила даже записки! О чём ты думала, Веннесса? О, Барбатос, да думала ли ты вообще? И куда смотрел Барбатос, когда ты убегала?! Вот теперь-то Танатос точно ухмыльнулся. — Сколько раз мы с отцом тебе говорили, насколько опасны «Багровые мотыльки»? Сколько раз предупреждали, что ты ещё слишком мала для битвы? Да от этих культистов можно ждать чего угодно! А если бы тебя убили? Или поймали бы и отправили к другим детям, в… Мама замялась. — В Лес Светлячков? — закончила Венни. Мама устало вздохнула, помассировала виски. — Я знаю, что поступила глупо, — продолжила Венни. — И не могу даже передать, насколько раскаиваюсь. Цокнув языком, мама помотала головой. — Я слышала это тысячу раз. Вместе с заветной фразой «Этого больше не повторится». Но как же так получается, что это повторяется раз от раза — и становится только хуже? Что бы мы делали, если бы Шиён не созналась в произошедшем? Или тебя не получилось бы вытащить из той заколдованной комнаты? — Она повернулась к Танатосу — так резко, что даже он, закалённый тысячью битв, невольно вздрогнул. — И кто, чёрт побери, этот подозрительный мужчина?! — Здрасьте. Я Танатос, друг мелкой. Мама оказалась так потрясена его непосредственной наглостью, что так и застыла с открытым ртом. Венни едва удержалась от искушения хлопнуть себя по лбу. «Худшего способа познакомиться с родителями ещё не изобрели!» — Этот человек спас меня, — спешно добавила она. — «Спас», — раздался за спиной голос, едва ли не обжигающий от затаённой в нём ярости. — Тогда по какой причине от него разит скверной так, словно он только что вылез прямиком из Бездны? В отличие от мамы, которая всегда первым делом полагалась на дипломатию, папа отдавал предпочтение верному клинку. С учётом того, какой переполох навели по всему Тейвату «Багровые мотыльки», дальнейшие его действия никого не удивили: призвав оружие, Дилюк без предупреждения рванулся в бой. Что ж. От Танатоса и впрямь исходила убийственная аура. Но что гораздо хуже, в глазах родителей именно он нёс ответственность за всё произошедшее с Венни. Если Танатос попытается дать отпор — а он, как и в случае с Сайно, попытается, — папа точно причислит его к врагам. «Пиздец!» — мысленно вскричала Венни. Ей было очень стыдно, но будь здесь Тисифона, она бы подтвердила: иным словом ситуацию не описать. На лезвии папиного клинка заплясали языки пламени. Всю его фигуру окутал ревущий жар, а глаза от ярости расширились, приобрели воистину ужасающее выражение — такому позавидовала бы сама Асмодей. Танатос глядел равнодушно. После Асмодей с частицей Завершённости, после Кевина, манипулирующего самой сутью историй, после всех Судей Атласа неистовство Дилюка впечатляло его не больше бенгальского огня. Однако Венни понимала, что должна остановить папу любой ценой. Огненные всполохи покинули меч, устремились к Танатосу, но прежде, чем тот прибегнул к своим силам, Венни выбросила вперёд руку — и одним направленным намерением перехватила папино пламя так легко, словно оно было её собственным. Папа потрясённо застыл. — Венни? — Немедленно прекрати размахивать оружием! — строго велела та. — Что за привычка такая, пизди… драться по любому поводу? Мама сдвинула брови. — Простите, — сказал Танатос. — Она вообще-то не ругается. Это всё моя вина. Мама сдвинула брови ещё сильнее. Папа крепче обхватил рукоять клинка. Венни помассировала виски и обратилась к Танатосу: — А ты помолчи! Заметив, какими взглядами его сверлят Джинн и Дилюк, Танатос поскрёб висок. — Да, пожалуй, разумно. Венни отвернулась от него и, уперев руки в бока, посмотрела сначала на маму, потом на папу. Как ни странно, какое-то внезапно детское поведение Танатоса помогло ей собраться. Уже после она поняла, что Танатос притворялся дураком намеренно: полагаясь на него, Венни ни за что бы не решилась взять инициативу на себя. — Давайте пройдём в дом, — предложила она. — И поговорим. Спокойно. Без оружия. Я ручаюсь, Танатосу можно доверять. Повторюсь, он спас мне жизнь. Это он защитил меня от «Мотыльков». И в конце концов именно он вытащил из сна. — Это невозможно, — тихо сказал папа. — Всё это время Сайно, Эмбер и Тимми были в руинах. И не видели там этого человека. Голос Танатоса прозвучал неожиданно хрипло: — Я и не был в руинах. Как и Венни, я был в заколдованной комнате. Его лицо посерьёзнело, а в глазах мелькнули горькие искры: он снова вспомнил Гипноса. Заметив перемены в его настроении, Джинн смягчилась. — Убери оружие, Дилюк, — попросила она. Тот с неуверенностью взглянул на клинок в своих руках. Танатос всё ещё вызывал у него подозрения. Венни вздохнула. — Я знаю, что потеряла ваше доверие, — сказала она прямо. — Милая, — выдохнула Джинн. Венни опустила голову. — Я поступила глупо, но Танатос не имеет к этому никакого отношения. Мои ошибки принадлежат только мне, и я готова понести за них любую ответственность, какую вы сочтёте нужной. — Подняв глаза, она встретила папин взгляд. — Я понимаю, что не имею права просить об этом, но пожалуйста, поверьте мне: Танатос не желает мне зла. И вам тоже. Брови Дилюка приподнялись. Пару секунд он всматривался дочери в лицо — а затем, вздохнув, выпустил рукоять клинка, и тот рассыпался золотыми искрами. — Хорошо, — сказал он наконец. — Давайте пройдём в дом. Следующие три часа прошли тяжело, но гораздо легче, чем ожидала Венни. Родители, конечно, были шокированы. Казалось, они не знают, чему поражаться больше: тому факту, что на винокурню собственной персоной заглянул Бог Смерти, истории Небесного порядка или же внезапной встрече с альтернативной версией Кевина. Танатос поначалу молчал. Заняв место на дальнем конце стола, он сцепил руки в замок и долгое время отстранённо глядел перед собой. Дело было не в том, что он не собирался помогать. Напротив, чуть позже, вынырнув из омута мрачных мыслей, он активно включился в разговор, объяснял Джинн и Дилюку те вещи, на которые у Венни не хватало знаний, терпеливо отвечал на любые вопросы и спокойно принимал претензии, высказанные ему как богу Небесного порядка. И всё же Венни видела, как нелегко даётся ему этот разговор. Каждое сказанное за столом слово напоминало о Гипносе. Всю часть рассказа с ссорой и примирением двух братьев Венни взяла на себя: она успела заметить, как глаза Танатоса кольнули слёзы. Когда рассказ подошёл к концу, родители долгое время смотрели на Венни так, словно увидели перед собой привидение. Затем папа, потерев переносицу, медленно проговорил: — Все те вещи, которые наворотил твой брат… Кто возьмёт за них ответственность? Кто расплатится за жизни, погубленные в результате его опрометчивых решений? Глаза Танатоса вспыхнули. Венни спешно сказала: — Не надо, пап. И Танатос, и Дилюк проигнорировали её. Они сидели на противоположных концах стола, схлестнувшись взглядами, словно испытывали друг друга прочность, а затем Танатос жёстко, с мрачной решимостью сказал: — Я. Венни взвилась на ноги. — Нет, не возьмёшь. Джинн и Дилюк обменялись быстрыми взглядами. — Венни… — начал было Дилюк. Отодвинув стул, Венни прошла вдоль стола, остановилась перед Танатосом. Он взглянул на неё — удивительно доверчиво для тысячелетнего бога, вооружённого правом отнимать жизнь. — Ты не возьмёшь на себя эту ответственность, Тан, — тоном, не терпящим возражений, сказала Венни. — Ты ведь сам всегда говорил: допустил ошибку — отвечай. Но не бери на себя чужую вину. Не растворяйся в чужом «я», даже если оно принадлежит твоему брату. Иначе потеряешь себя. Упустишь из виду ядро своей истории. И тогда… Тогда Хонкай победит. Тогда спасение всё-таки умрёт. Губы Танатоса приоткрылись, но он так и не решился ничего сказать. Вместо этого он лишь прикрыл ладонью лицо. Похоже, все его силы уходили сейчас на то, чтобы сдержать рвущуюся наружу горечь. — Хорошо, — наконец тихо произнёс он. — Всё в порядке, Венни, — добавил Дилюк. — Я и не рассчитывал, что Танатос будет расплачиваться за ошибки всего Небесного порядка. Я задал этот вопрос лишь затем, чтобы послушать ответ. Эмоциональные реакции всегда самые честные. Танатос слабо усмехнулся. Он уже пришёл в себя, но всё равно казался опечаленным, пускай и пытался это скрыть. — Умеете вы манипулировать людьми, господин Рагнвиндр. Дилюк усмехнулся в ответ. — Порой по-другому защитить то, что дорого, не получается. — Он опёрся на стол, перехватил взгляд Танатоса. — У меня всё ещё много вопросов, и я всё ещё злюсь, что разборки Небесного порядка едва не стали причиной гибели моей дочери. Но ещё… Он нервно постучал пальцем по столу. Танатос прищурился. — Я понимаю, что это такое. Потерять брата. Губы Танатоса сжались в тонкую линию. Венни, которая по-прежнему стояла рядом, положила руку ему на плечо. — Мне повезло, — продолжил Дилюк. — Я терял его дважды — и оба раза он возвращался ко мне. И потому я особенно сожалею, что после всего пережитого вам так и не удалось воссоединиться. Старшие не должны хоронить младших. Я… — Он вздохнул. — Я соболезную твоей утрате. Если мы можем чем-то помочь… Венни ощутила, как тело Танатоса пробила дрожь. Он опустил голову, отвёл в сторону взгляд. — Не нужно ничем помогать. Всё в порядке. «Но ведь это не так», — с горечью подумала Венни. — Простите, — поднявшись из-за стола, добавил Танатос. — Если вы не против, я хотел бы уйти. У вас тут всё-таки семейное воссоединение, а я… — Он замешкался. — Не хочу мешать. Венни прижала руку, сброшенную Танатосом, к себе. — Останьтесь, — предложила Джинн. — Хотя бы до ужина. Куда вы пойдёте? У вас нет дома, Танатос. — А, — с напускной весёлостью отозвался тот. — Дома у меня нет уже тысячи лет. Не то чтобы это когда-то мне мешало. — Повернувшись, он бездумно взъерошил Венни волосы. — Увидимся позже, мелкая. Не волнуйся, глупостей творить не буду. Так. Пошатаюсь по окрестностям, попугаю голубей. Или, может, возглавлю их. В общем… Он слегка неловко рассмеялся. — Занятие найдётся. — Тан… — Увидимся позже, — повторил он, и прежде, чем кто-либо успел опомниться, выскользнул за дверь.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Zeppi — colori vorticosi. Ставьте на повтор

Венни обхватила себя за плечи. С одной стороны, она и правда воссоединилась с семьёй через две недели разлуки — и должна была попросить прощения не вскользь, а как следует. С другой… Она ведь давала Гипносу обещание. Пожалуйста, сияй для него подольше. И присмотри за ним, насколько сумеешь. Пока он не пробудится окончательно. Венни не знала, какие эмоции отразились на её лице, но мама вдруг вздохнула и мягко похлопала рядом с собой. Когда Венни села, мама приобняла её, погладила рукой по волосам. — Дай ему время, милая. — Я боюсь оставлять его одного, — призналась Венни. — Когда мы прощались с Кевином и Тисифоной, Танатос чувствовал себя лучше, и я думала, он… Мне казалось, он понемногу двинулся к примирению. Папа опёрся на стол, задумчиво взглянул на сцепленные руки. — Так и есть. Просто это очень сложный и тернистый путь. — И очень болезненный, — с тихим вздохом добавила мама. Похоже, она вспоминала Сентябрь Катастроф, когда получила известие о смерти Барбары. — Танатос потерял важного человека. В такие моменты знакомая реальность разлетается вдребезги, но разум отказывается это воспринять, и поначалу ты просто пытаешься жить, как раньше. Папа кивнул. — До тех пор, пока не приходит осознание, — добавил он. — Вы многое пережили. Битва с Асмодей, путешествие по мирам… Танатосу было на что отвлечься. А потом путь, которым можно двигаться по инерции, закончился. Он выполнил обещание. Вернул тебя домой. Испытания, битвы, волнения — всё осталось позади. — И вот тогда пришло осознание, — шепнула Венни. Не переставая перебирать пряди её волос, мама в задумчивости бросила взгляд за окно. Танатос, конечно, уже ушёл. Теперь посреди виноградников лишь порхали кристальные бабочки да шелестел прохладный ветер подступающего ноября. — Думаю, он ценит твою поддержку, но прямо сейчас ему нужно немного побыть наедине. — Как бы то ни было, мы его не бросим, — поддержал папа. — С учётом всего, что вы рассказали… Он определённо заслуживает шанс на новую жизнь. Новый дом. Новый смысл. Война со скверной — это, безусловно, важно, но никто не должен жить только ради войны. Венни спешно утёрла рукавом нос. — Да. Знаете… Он ведь когда-то хотел стать преподавателем. Мама легонько улыбнулась. — Как удачно, что после предательства Шиён в школе при Ордо Фавониус освободилась должность учителя истории, не так ли? Осознав её слова, Венни тихо выдохнула — а затем, не сдержав эмоций, подалась вперёд, заключила маму в крепкие объятия. Та с лёгким удивлением засмеялась, обняла Венни в ответ. Дилюк наблюдал за ними, не скрывая тёплых искр в глазах. Джинн протянула ему руку, и Дилюк крепко обхватил её, приблизился, положил ладонь на спину Венни. — Хорошо, что мы снова вместе. — Я очень по вам скучала, — прошептала Венни. — Мы тоже скучали по тебе, огонёк, — ласково сказала мама. — Наказания тебе, конечно, не избежать… Венни засмеялась. — Но прямо сейчас тебе нужно как следует отдохнуть и восстановить силы. Давай-ка ты поешь и пойдёшь к себе. Я попрошу Аделинду накрыть на стол. — Что угодно, лишь бы не рис! — в сердцах заявила Венни. Папа усмехнулся. — Я отлучусь ненадолго, поговорю с Сайно и Эмбер, раз уж они здесь. Теперь, когда их помощь в руинах больше не нужна, я хотел бы бросить их силы на сопротивление «Мотылькам» у границ с Ли Юэ. — Обстановка напряжённая, да? — спросила Венни. — Боюсь, пока мы и сами не представляем, насколько всё серьёзно, — с неохотой признала мама. — Рейд на Лес Светлячков лишь подтвердил, как мало мы знаем о «Багровых мотыльках». Об их возможностях — и об их планах. Папа, поднявшись из-за стола, прошёл к двери, прихватил с вешалки свой излюбленный чёрный пиджак. — И это самое худшее. Не знать, чего добивается твой враг. Поскольку в таком случае, — он сунул руки в рукава, — ты не знаешь, как правильно ему помешать. — Получилось ли добыть в Лесу Светлячков информацию, которая может указать на личность главы культа? — поинтересовалась Венни. Её тон, который прежде при разговоре о «Мотыльках» становился нетерпеливым, как если бы в её душе грозился извергнуться вулкан, теперь звучал на удивление ровно, скорее деловито. Дилюк, приметив это, чуть усмехнулся. Ему до сих пор с трудом верилось, что на самом деле Венни провела на маковом поле около месяца — а повзрослела так, будто прошло несколько лет. Он не знал, благодарить ли Танатоса или задать ему хорошую трёпку, но факт оставался фактом: теперь к Венни следовало относиться как к полноценному участнику Альянса. — С учётом всего, что вы с Танатосом пережили, я больше не вижу смысла скрывать от тебя правду. Разумеется, это не значит, что ты будешь сражаться с «Мотыльками» на передовой, но люди в этой войне нужны не только на полях битв. И всё же, — Дилюк взялся за ручку двери, — давай обсудим это потом. Твоя мама права. Сейчас тебе прежде всего нужно отдохнуть — обсудить «Мотыльков» мы можем и позже. Венни открыла рот. Она хотела согласиться и выбросить «Мотыльков» из головы хотя бы до тех пор, пока не проведёт во сне восемь спокойных, лишённых прыжков по мирам часов, когда вдруг вмешалась мама: — Я согласна, но есть одна вещь, о которой Венни следует знать. Дилюк сдвинул брови. Ответить он не успел: ручка в его пальцах повернулась сама собой, и дверь распахнулась, впустив в дом знакомый звонкий голос. Принадлежать он мог лишь одному человеку на свете. Поначалу голос колокольчиком разливался на какие-то школьные темы, а затем на мгновение стих — чтобы грянуть с новой силой: — ВЕННИ! Юркий мальчишка с пламенными волосами в несколько широких прыжков пересёк прихожую и с радостным криком, от которого у всех присутствующих зазвенело в ушах, бросился Венни на шею. — Феликс! — обрадовалась Венни. — ТЫ ВЕРНУЛАСЬ! Венни невольно рассмеялась. Она всегда любила младшего брата, но теперь ощущала это с утроенной силой. Во многом благодаря Гипносу и Танатосу. События на Оренделе напомнили одну простую истину: младших братьев очень легко потерять. Казалось бы, вот они, наивные мальчишки, кричат тебе в ухо, надоедают своими глупыми играми, достают просьбами показать им пару фокусов с Глазом Бога — а вот они уже сражаются со скверной и неизбежно меняются под её пагубным влиянием. Венни до сих пор не могла забыть бездыханное, лишённое руки тело Гипноса, которое Танатос с такой нежностью и таким отчаянием прижимал к себе. Она крепче обняла Феликса и, зажмурившись, ткнулась ему в макушку. — Прости, братик. Прости, что бросила тебя, что ничего не сказала, прости, что не слушала, что втянула тебя в драку с Элисой. Я пока не знаю, как загладить свою вину, но обязательно что-нибудь придумаю. Джинн и не успевший уйти Дилюк обменялись улыбками. — Я НЕ ЗЛЮСЬ! ЗЛЮСЬ, КОНЕЧНО, НО НЕСИЛЬНО! Я ТАК РАД, ЧТО ТЫ ВЕРНУЛАСЬ! А Я ВСЕМ ГОВОРИЛ! Я ЗНАЛ! Заслышав шум, из своей комнаты показалась сонная Аделинда. Она выглядела так, словно только-только встала с постели, но несмотря на это, успела вовремя среагировать и перехватить вазу, которая от криков Феликса едва не отправилась с полки в полёт. — О, — невозмутимо обронила она. — С возвращением, госпожа. Венни кивнула ей и торопливо похлопала Феликса по плечу. — Тише ты, тише. Я, конечно, вернулась, но это совсем не повод устраивать в Мондштадте землетрясение. — Ладно, — шмыгнул носом Феликс. Венни потрепала его по волосам и хотела уже повернуться к папе, спросить, по какой причине он до сих пор топчется в дверях, пускает в дом сквозняк — но вдруг застыла, потеряв дар речи. На пороге стоял не папа. От Венни не отрывал изумлённого взгляда высокий юноша с глазами, похожими на два аметиста. Как и Феликс, он был облачён в школьную форму: простые брюки и белую рубашку. Ветер нежными касаниями перебирал его и без того встрёпанные волосы. Несмотря на то, что они от рождения были белыми, некоторые пряди казались более тусклыми, словно седыми. Удивительно. Десять лет прошло — но Венни всё равно узнала этого человека. Может, из-за того, что во время заражения Хонкаем видела его в своих воспоминаниях. А может, что-то важное в нём, несмотря на все перемены, осталось прежним. Таким же, как в Сентябрь Катастроф, когда он бросился через заражённую Долину Ветров спасти Венни от удара. Выпустив брата из объятий, Венни медленно пересекла прихожую, остановилась по другую сторону порога. Ликс продолжал смотреть. После тесного общения с Танатосом и Кевином Венни привыкла подмечать детали, а потому сразу обратила внимание, как напрягся Ликс при её приближении, как он отступил на полшага, словно ожидая удара. Она, конечно, не ударила. Но и бросаться на шею с объятиями не стала. Просто чувствовала, что Ликс к этому не готов. — Это ты, — тихо сказала она. Он кивнул. Никто ничего не говорил. Феликс озадаченно крутил головой, переводя взгляд с Венни на Ликса и обратно. Он явно хотел пуститься в объяснения, но сам не знал половины правды, а потому прежде, чем он по незнанию сболтнул какую-нибудь глупость, Джинн мягко положила ладонь ему на макушку. «Позже», — одними губами сказала она. — Прости, — сказал наконец Ликс. Венни приподняла брови. — Я не сдержал обещание. Сказал, что буду писать тебе, но в итоге… — Ликс замялся, скользнул взглядом в сторону, и Венни заметила в уголке его правого глаза тонкий белый шрам. — Я… Он замолк, сжал губы в тонкую нить. Венни не торопила. Пока Ликс лихорадочно пытался придумать объяснение, она рассматривала его вблизи. Многочисленные шрамы, каких не могло быть у обычного семнадцатилетнего мальчишки, тонкой сетью оплетали руки и шею. Строгая рубашка подчёркивала худое, но при этом сильное тело. Только формировали это тело не рыцарские тренировки, не обычный интерес к спорту — необходимость выживать. Каждое движение Ликса, каждый его ненароком брошенный взгляд, тьма, клубившаяся на дне глаз — всё это выдавало настороженность, сформированную годами жизни в клетке, и Венни не составило труда собрать полную картину. Она тихо вздохнула. — Давай-ка мы поможем Аделинде накрыть на стол, — предложила мама, подтолкнув Феликса к двери на кухню. — Заодно расскажешь, как прошли уроки. Феликс хотел было запротестовать, но с тем же успехом мог спорить с каменным изваянием. Мама увела его, и Венни с Ликсом остались одни. Ещё пару секунд Венни смотрела, как Ликс утопает в попытках сочинить для неё историю, в которой не пришлось бы выслушивать о жестоких культистах и их сумасшедших экспериментах. Глупенький. Если бы он только знал, что пытается сберечь девчонку, которая совсем недавно сражалась со Зверьми Хонкая, управляла божественным атрибутом самой Смерти и пыталась выжить под натиском Асмодей. Нет, Венни не собиралась гордиться этим и возносить себя над другими. Она прекрасно знала, что уцелела лишь благодаря Танатосу, Кевину и Тисифоне — и тому немногому, чему успела у них научиться. Но и в том, чтобы её так берегли, она больше не нуждалась. Сделав неуверенный шаг, Венни осторожно, самыми кончиками пальцев коснулась руки Ликса. Он вздрогнул, но препятствовать не стал. Тогда Венни мягко, не сводя с него взгляда, чтобы не пропустить момент, когда перейдёт дозволенную черту, обхватила его руку. — Ты был в Лесу Светлячков. Ликс тихо выдохнул. Венни знала: на свете просто не найдётся слов, способных его утешить. Сколько он уже не писал ей? Шесть лет? Больше? Венни боялась даже представить, что именно он пережил. Танатос говорил, «Мотыльки» пытались осквернить истории своих жертв. Ликсу удалось выжить и сохранить свою личность, но какой ценой? Ей хотелось знать абсолютно всё, но она обуздала любопытство и вместо этого, сдержав подступившие слёзы, улыбнулась: — Я очень рада тебя видеть. Ликс поднял свободную руку. Сначала Венни решила, что он попытается оттолкнуть её, но вместо этого он вдруг медленно, с лёгкой опаской накрыл её ладонь своей, чуть сжал пальцы. — Я… тоже рад видеть тебя, Венни. — Давай зайдём, — предложила она. — Будет глупо, если кто-нибудь из нас подхватит простуду, да? — Да, — шепнул он. — Очень глупо. Улыбнувшись, Венни мягко потянула его за собой — и Ликс вдохнул, словно перед прыжком с большой высоты. Четыре секунды — примерно столько проходит между началом вдоха и окончанием выдоха. Как много может сделать человек за четыре секунды? Перехватить чужой взгляд. Ответить улыбкой на улыбку. Сделать шаг. И наконец… Перед тем, как выдохнуть, Ликс пересёк порог дома и оказался там, где плескался солнечный свет и радостно танцевал осенний ветер.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: Hiroyuki Sawano — Piano to Anna. Ставьте на повтор

До того, как вернуться в Тейват, Танатос даже не подозревал, какие чувства прячутся в недрах его души. Этот мир пел тысячами голосов, а над ним, напоминая об утратах разного срока давности, звучал угасающий селестиальный хор. Всё здесь — от черепичных мондштадтских крыш до людей, сотворённых элементальными силами Айона, напоминало о Небесном порядке. О потерянных друзьях, перемолотых беспощадными жерновами войны. И, конечно, о Гипносе, которого больше не было. Танатос понимал, что его личный путь не закончен. Что дорога в будущее всё ещё есть. Что смерть Гипноса не означает его собственную. Что рано или поздно он сможет привыкнуть к новому Тейвату, найти здесь своё место, почувствовать себя лучше, перестать видеть Орендель и могилу брата в кошмарных снах. Чёрт возьми, он всё понимал, но… Это не имело никакого значения. Разум с лёгкостью раскладывал факты по полочкам, сдувал с них пылинки, вынуждая издевательски сверкать. А сердце отказывалось не то что смотреть в ту сторону — входить в комнату, где властвовали объективность и логика. Как будто весь пройденный путь оказался напрасным. Как будто всё, что он успел осознать и преодолеть, разбивалось об одно-единственное воспоминание: умирающий брат под звёздным небом Оренделя отвергает свой последний образ и навсегда закрывает глаза. Танатос сидел у ледяной стены в Долине Ветров. В этом месте сутками напролёт царила приятная прохлада, столь необходимая разгорячённому разуму. Кроме того, здесь сильнее всего чувствовалась энергия Астерия. Ощущая её присутствие, Танатос вспоминал опыт, пережитый в Квантовом море — и немного успокаивался. Впрочем, правда о четвёртой стене, которую Кевин приоткрыл ему на Теликосе, вынуждала лишь глубже утопать в мыслях. Была ли смерть Гипноса частью чьего-то сценария? Почему из всех возможных мест он спрятал косу именно на Теликосе? Хотел ли, чтобы Танатос узнал истину — но для чего? «Кому принадлежит жизнь, которую я живу?» Размышляя об этом, Танатос крутил в пальцах мак — второй такой же он оставил на могиле брата. Этот обманчиво хрупкий цветок, сотканный из Воображаемой энергии, служил нитью, которая связывала с Гипносом сквозь бесчисленные миры. Он не мог подарить ни надежды, ни утешения, но Танатос всё равно носил его с собой. Как символ. Каждый сделал то, что должен был. Победа досталась великой ценой и не принесла радости, но всё же была необходима. Пускай и очень горька. Вздохнув, Танатос поднялся, спрятал цветок в кармане. Парившие вокруг снежинки сконцентрировались у плеч. Танатос знал, что Азраила здесь нет, но всё равно не мог избавиться от ощущения, что снежинки пытаются поддержать. Он взглянул на ледяную стену. — Ты отдал свою жизнь, свою душу, свою совесть… Ради чего? Ради победы? Но этот мир до сих пор не спасён. Его раздирают на части люди, преследующие неизвестные, но очень страшные цели. Так что мне делать? Как принять твоё наследие, Кевин? — Следуй за бабочками. Танатос вздрогнул. Этот голос, прозвучавший вдруг повсюду и нигде одновременно… Всё тот же голос, что вскоре после смерти Гипноса сказал встать. Он по-прежнему казался знакомым — но Танатос по-прежнему не мог вспомнить, кому он принадлежит. Следуй за бабочками. Он поднял глаза, увидел кристальных бабочек, танцующих посреди кроны могучего древа. Наблюдая за тем, как на их крыльях серебрится лунный свет, Танатос вдруг вспомнил излюбленный плащ Кайрос — два полупрозрачных лоскута ткани, ниспадающих до земли. Порой они напоминали Танатосу крылья. Следуй за бабочками. Он повернул голову в сторону Храма тысячи ветров — храма, построенного в честь союза двух богов, времени и ветра. Множество вопросов озарили разум одновременно, будто вспышки после взрыва фейерверка. Ещё днём Танатос задумался о странностях в рассказе Сайно. Почему после того, как Венни провалилась на маковое поле, Шиён как ни в чём не бывало вернулась к роли преподавателя, несмотря на ощутимый риск? Кого именно «Багровые мотыльки» набирают в последователи, если Шиён не обладает подходящими навыками и знаниями для секретного задания? И ещё… Почему Змей и Шиён вообще пришли в руины? Пытались ли они что-то найти? Обрели ли они желаемое? Если хочешь знать правду, вернись к началу. — Кто ты? — рискнул спросить Танатос. Ответа не последовало. Танатос помотал головой. Возможно, он слишком устал или начал понемногу сходить с ума. Возможно, голос был не более чем порождением его фантазии. Или навязчивыми мыслями, которым отчаянно требовалось принять такую странную форму. И всё же… «Если хочешь знать правду, вернись к началу». Он достал из кармана часы, задумчиво провёл по ним большим пальцем. Под треснутым циферблатом по-прежнему теплились остатки сил Кайрос. Однажды Танатосу придётся передать их законной владелице и тем самым окончательно поставить в истории своей любви точку, но до тех пор ему хотелось подержаться за что-то знакомое и привычное. Хотя бы ещё чуть-чуть. Хотя бы до тех пор, пока он не найдёт в себе силы двинуться дальше без них — людей, превратившихся в зыбкие тени прошлого. — Ты ведь будешь рядом? — спросил он у часов. Разумеется, Кайрос не дала ответа. Как и Гипноса, её больше не было. Даже несмотря на то, что она, в отличие от братика, получила новую жизнь, она навсегда утратила прежнюю личность. Астарот умерла. А та, кто занял её место, уже не имела к Танатосу никакого отношения. Сжав часы в кулаке, он поднёс руку ко лбу, но смог сдержать подступившие слёзы и, с ожесточением мотнув головой, решил сосредоточиться на поиске истины о культе. В конце концов… По губам скользнула жёсткая усмешка. Летать в чужих небесах «Мотылькам» осталось недолго.

Конец музыкального фрагмента

              — Не рановато ли ты соскучился по месту своего заточения? У входа в Храм тысячи ветров Танатос обернулся. Этот задорный голос мог принадлежать лишь одному человеку во всём Тейвате — Танатос узнал бы его даже без сигнатурного «хе-хе». — Венти, — вместо приветствия сказал он. — Что, даже ни капельки не удивишься? — выступив из тени под свет луны, возмутился Архонт под личиной неугомонного барда. — Мы, между прочим, пятьсот лет не виделись! — А чему удивляться-то? Думаешь, я не в курсе, как ты, вездесущий засранец, целый день преследовал меня своим ветром? Венти с притворным недовольством упёр руки в бока. — Вот так всегда! Заботишься о них, переживаешь, приглядываешь — а тебе в ответ: «Вездесущий засранец», «Бродяжка-бард»! И почему у меня такое чувство, что люди относятся ко мне с предубеждением? — Ну что ты. Я отношусь так ко всем алкоголикам. Венти расхохотался. Он не слишком любил богов Селестии, но Танатос стал в его глазах человеком уже очень давно. Ещё с тех пор, как спускался с небесного острова воевать со скверной. Именно поэтому Венти и пришёл. Поддержать старого друга. Когда люди носят маски богов, окружающие забывают об их человечности. И потому ошибочно полагают, что у богов железные сердца, не способные ощущать ни раскаяния, ни боли. Но на самом деле сердца богов — это трещины, худо-бедно стянутые тем немногим, что ещё у них осталось. Вздохнув, Венти напустил на лицо улыбку, хлопнул в ладоши. В каждой его руке появилось по бутылке яблочного сидра, одного из фирменных напитков Мондштадта. Танатос не пил его с тех самых пор, как они с Венти в последний раз сидели в баре с Эйси и Кайрос. — А что ты скажешь на это? — Скажу, что ты чертовски хорош в подкупе, — отозвался Танатос. Жестом пригласив следовать за собой, он двинулся через арку в храм, откуда начинался проход в руины Валентии. Венти догнал его, отдал бутылку, открыл свою, с наслаждением сделал глоток. — Ну, рассказывай. Танатос ответил после того, как отхлебнул сидра. — Давным-давно, в далёкой-предалёкой галактике… — Да не это рассказывай, балда! Как тебе Тейват? Как ощущения после того, как освободился через целых пятьсот лет? И как ты избежал казни Дилюка, мм? Венти старался говорить непринуждённо, но Танатос был в том состоянии, когда один безобидный вопрос способен вызвать в душе обвал. Именно это и случилось: его взгляд забегал, губы приоткрылись, выдавая растерянность, а бутылка в руке дрогнула. — Я не знаю, Венти, — признался он всё же. — С одной стороны, ничего будто и не изменилось. А с другой… Он опустил глаза, принялся в нервной задумчивости ковырять ногтем уголок этикетки. Венти наблюдал за его действиями, не скрывая печали. Хотел бы скрыть. Но не мог. Даже упав с Селестии, Танатос не казался таким потерянным и разбитым, как сейчас. — На самом деле изменилось всё, — в конце концов закончил мысль Танатос. — Это не плохо. Просто я пока не могу привыкнуть. Венти прекрасно понимал, что он имеет в виду далеко не устройство мира и не последствия Сентября Катастроф. Танатос остался последним богом Небесного порядка. Последним огнём Атласа. Венти, один из двух выживших Архонтов изначальной семёрки, носил в сердце схожую боль, но у него всё-таки был старик Моракс. А Танатосу больше не с кем было разделить воспоминания. — Дай себе время, — посоветовал он. — А я чем, по-твоему, занимаюсь? — проворчал Танатос. — Да кто б знал! А чем, кстати? Что ты хочешь найти в руинах? Разговор пришлось прервать: дорогу преградил один из рыцарей Ордо Фавониус, оставленный стеречь руины от незваных гостей. Венти сомневался, что «Мотыльки» вернутся, но разумная осторожность ещё никому не вредила. — О, — узнав Танатоса, стушевался рыцарь. — Это ведь вы сегодня вывели юную Веннессу из заколдованной комнаты? Прошу прощения. Боюсь, вход в руины запрещён. — Что я там, по-твоему, не видел? — хмыкнул Танатос. Рыцарь поскрёб висок. Пока он лихорадочно подбирал ответ, встрял Венти: — Господин Рагнвиндр поручил нам осмотреться. — Поскольку рыцарь недоверчиво выгнул бровь, Венти решил прибегнуть к излюбленной тактике всех бардов — вдохновенной лжи. — Видите ли, пару дней назад Тимиэлю Мадригалу удалось обнаружить в руинах несколько музыкальных головоломок. Так сложилось, что я, опытный менестрель, могу решить их, но без помощника с тонким слухом мне не обойтись. А мой коллега, спаситель очаровательной юной Веннессы, как раз великолепно разбирается в музыке. Рыцарь с сомнением оглядел Танатоса. В наброшенном на голову капюшоне он казался скорее наёмным убийцей, нежели музыкантом. Развить эту мысль как следует рыцарь не успел: Венти атаковал его новым градом слов. — Хорошо, хорошо, — сдался рыцарь. — Под вашу ответственность, господин бард. Довольно улыбнувшись, Венти по-свойски похлопал рыцаря по плечу и отвесил Танатосу театральный поклон. Тот, слабо ухмыльнувшись, первым спустился по той лестнице, по которой ещё несколько часов назад выходил к желанному свету. — Когда начнётся настоящая война со скверной, придётся ужесточать правила, — сказал он, едва рыцарь остался за поворотом. — М? — удивился Венти. — Осквернённые существа бывают разными. И обладают разными способностями. Мы могли быть «Мотыльками» под чужой личиной. Венти вздохнул. Он понимал, что Танатос говорит дельные вещи, но всё равно печалился. Спустя пятьсот лет заточения во сне Танатос думал не о собственном будущем, а о сражениях — единственной константе в море бесконечных переменных его жизни. В скором времени они добрались до зала, откуда Венни провалилась в заколдованную комнату. — Что ты хочешь найти? — повторил Венти свой вопрос. Танатос покрутил головой. — Чтоб я знал. Зацепки. Следы. — Рыцари уже всё здесь осмотрели, — заметил Венти. — Во время поисков Венни тут каждый дюйм вылизали. Не думаю, что здесь остались какие-то улики. Танатос то ли не слушал, то ли не придал его словам значения. Скинув с головы капюшон, он поднял руку с кольцом, вокруг которого тут же заклубились потоки тёмной энергии, и двинулся в обход зала. Венти наблюдал за его действиями, склонив голову набок. Что ж. Рыцари осматривали руины глазами. Танатос же прибегал к силам Ядра — и потому видел гораздо больше простых смертных. — Хм, — вдруг остановился он. — В чём дело? — Кажется, уловил какой-то энергетический отпечаток. Он давний, а потому совсем слабый, но… Не договорив, Танатос бросил быстрый взгляд на провал в заколдованную комнату, а затем перешёл в следующий зал. Венти поспешил следом. Они едва ли не бегом миновали несколько арочных проходов и остановились только у глухой стены с изображением трилистника. Похожие фрески встречались в подземельях по всему Тейвату. — Тупик, — развёл руками Венти. — Нет, — ответил Танатос. Он протянул руку, обвёл пальцем контур трилистника. Через секунду по стене, разделив её пополам, протянулась расщелина. Створки потайных дверей дрогнули — и распахнулись, обнажив проход. Танатос с Венти очутились в тёмном помещении, где пахло древностью и пылью. — Я помню это место, — сказал Танатос. — Много лет назад, когда ещё шла война со скверной, жители древней Валентии пользовались им для связи с Селестией. Над его ладонью возник алый огонёк. В его свете Венти разглядел высокие своды, под которыми в самом центре зала виднелась круглая каменная платформа. Венти призвал лиру, тронул несколько струн. По залу прокатилась пульсирующая золотая волна. Докатившись до платформы, она подсветила слабый энергетический след — кольцо красноватой дымки, которое невозможно было увидеть невооружённым взглядом. — Что это такое? — нахмурился Венти. Танатос приблизился к платформе, осторожно коснулся дымки. Та мгновенно развеялась, но стоило Танатосу отойти, собралась снова. — Это тревожный знак, Венти. — Ты сказал, это место использовалось для связи с Селестией. Хочешь сказать, «Мотыльки» пытались попасть наверх? Танатос ответил не сразу. — Как я уже говорил, во время войны правила ужесточаются. Нам нужно было поддерживать связь с людьми, но мы не могли допустить, чтобы какое-нибудь осквернённое существо попало на Селестию. Иными словами, канал для связи был односторонним. Жители древней Валентии получали здесь известия, поручения… или вещи. Сдвинув брови, он взглянул наверх, как если бы мог увидеть вместо потолка небесный остров. — Когда люди развязали войну за Небесные ключи, Селестия решила оборвать все контакты, и канал связи был закрыт. Но это, — он указал на дымку, — явное свидетельство того, что кто-то совсем недавно пользовался этим мостом. Характер этого энергетического отпечатка указывает, что оставлен он был около двух недель назад. Сообразив, к чему он ведёт, Венти скрестил руки на груди. — Хочешь сказать… — Да, — мрачно ответил Танатос. — Вот почему «Багровые мотыльки» приходили в руины. Кто-то открыл канал связи, чтобы передать им что-то — какой-то предмет или важные сведения. Но что самое худшее… Он прикрыл глаза. Между его бровей обозначилась глубокая складка, а черты лица ожесточились. — Сделать это мог только один из богов Небесного порядка.