Пепельный реквием

На шести лучах не удержишь мир,

Чуть ослабишь хватку — он пропадёт.

Ты уверен, это не просто миф:

Миру нужен тот, кто его спасёт,

Кто стреляет разумом, не рукой

И способен выдержать этот рок.

Ты и сам не знаешь, кто ты такой,

Потерявший душу свою стрелок.

Ясвена — Стрелок

Она снова снилась ему — пустота, пожравшая целый мир. Пожравшая надежды, мечты, любовь… даже память. Всё, что имело значение. Всё, что он так хотел спасти и защитить. Он парил над чёрной дырой, а может, глубоко под ней. Посреди этого бескрайнего нигде не существовало ни образов, ни звуков. Глядя перед собой широко распахнутыми от ужаса глазами, он обеими руками тянулся к зияющему провалу в реальности, звал друзей по именам — снова и снова, не слыша своего голоса, не ощущая даже дыхания. Но тьма хранила молчание. Здесь больше не осталось людей, которые могли бы ему ответить. Все истории подошли к концу. Лишь одна осталась сиять посреди темноты — история серебряной звезды, молча наблюдавшей за своим персонажем с древних времён и по сей день. История его константы. Он часто думал, что научился с ней жить. Примирился с путём по кругу. Но на самом деле это случилось гораздо позже — когда он наконец осознал, что всё это время круг был спиралью. Воронкой, нарисованной на бумаге рукой неизвестного автора. Как спасательный круг, брошенный в водоворот, он мог лишь безвольно двигаться от витка к витку, к самому эпицентру. Обратиться там точкой — или взлететь над бумажным листом, над спиралью. Над оковами Древнейшей Истории. Но тогда, в тот миг посреди пустоты, смутные идеи ещё не обрели чёткости, не сложились в конкретный план действий. Они были просто мечтой, недостижимой, как и сама Древнейшая История. Поэтому на обломках разбитого сердца вспыхнул огонь ярости. Она опалила, выжгла изнутри клеймо — чувство вины, невосполнимой утраты, всепоглощающего, всепожирающего бессилия. Если бы здесь, на границе чёрной дыры, остались хоть какие-то свидетели его одинокой скорби, они бы содрогнулись от ужаса: таким отчаянным, таким нечеловеческим был крик, который вырвался из его тяжело опадающей груди. Но свидетелей не было. А звуки вместе с остатками мира сыпались в небытие — поэтому на самом деле он кричал абсолютно молчаливо, не в силах даже рассказать вселенной о своём горе. Он потянулся к ней, к ненавистной серебряной звезде, надеясь наконец сорвать её с неба, стиснуть в кулаке, сжимать до тех пор, пока она не обратится ледяным крошевом. Нет. Пылью. Пускай она обратится в пыль, эта проклятая константа. Пускай пыль сгинет в пламенных всполохах, пускай пепел, который останется от неё, растерзают вихри, пускай даже само воспоминание о ней будет стёрто из реальности.

Я разрушу тебя.

Я разрушу все звёзды этой галактики!

Конечно, он не мог коснуться своей константы. Но он хотел, так хотел, он всем своим естеством стремился к ней, разорвать замкнутый круг, положить конец всем Сансарам, разрушить цепи, которые незримо сковывали крылья каждому созданию вселенной… Ему самому. Всем, кого он только что потерял. Отзываясь на это нестерпимое, выжигающее изнутри желание, в теле пробудилась неведомая прежде сила. Алыми потоками она хлынула сквозь мрак, столкнулась, переплелась, формируя силуэт клинка.

Если ты не можешь коснуться звёзд…

Обрушь небо, чтобы они упали к твоим ногам.

К ногам всех существ этой огромной истории под названием «Воображаемое Древо».

С каждой секундой клинок становился всё больше, пока в конце концов не начало казаться, будто он способен пронзить насквозь даже чёрную дыру. Тогда он метнулся сквозь тьму, ухватил рукоять, занёс лезвие над пустотой, надеясь одним решительным взмахом разорвать её, а вместе с ней и ткань самого мироздания. Четвёртую стену. Все стены. Но вместо этого клинок рванулся из руки. И прежде, чем он успел опомниться, пронзил его самого.              

Этот фрагмент можно читать под музыку: Yves Vroemen — Misery. Ставьте на повтор

Кевин распахнул глаза, невольно накрыл ладонью место, где прошёл насквозь алый клинок из сна. Раны, конечно, не было. Но ощущение, разъедающее саму душу, осталось. Это было похоже на фантомную боль. Когда болеть уже нечему, но разум мечется между прошлым и настоящим, а тело не понимает, во что верить. «Цепи», — понял Кевин. Он поднял руку. Удерживать её на весу оказалось тяжелее, чем он рассчитывал — рука дрожала, и рассмотреть её затуманенными после нескольких часов лихорадки глазами не получалось. Но Кевин чувствовал и так: осталось всего несколько звеньев, предательски хрупких. Любое неосторожное применение сил могло закончиться катастрофой. Обычно Кевин держал внутреннюю энергию под контролем и вместо того, чтобы целиком бросать её на заживление ран, направлял большую часть на поддержание цепей стабильными. Именно поэтому в последние годы у него появилось так много шрамов. Сложность битв возросла, а козырных карт стало меньше. Кевин относился к этому равнодушно. Примириться с тем, что с каждым столетием всё больше напоминаешь старый, покрытый зарубками клинок, нетрудно. А вот потонуть в кошмаре, который неизбежно последовал бы за разрушением цепей… Вот это было действительно страшно. К сожалению, во сне он нередко поддавался эмоциям. А уж после редких встреч с Танатосом и Венни эти эмоции, обычно скрытые под слоем льда, поднимались в сердце огненными всполохами. Кевин терял над ними власть. Венни была путеводной нитью, ведущей из адского лабиринта к спасению, но она же выжигала дотла. Не потому, что делала что-то не так. Она была умницей, эта невозможная Венни. Она боролась, она училась, она мечтала и защищала свои мечты, она пылала ярче многих звёзд вселенной… И именно поэтому рядом с ней становилось так больно. Губы Кевина сжались в тонкую нить. Он презирал себя за подобные мысли. За то, что какая-то крошечная, но на удивление громогласная часть его души хотела оказаться сейчас на другом конце вселенной. Подальше от боли. Подальше от Венни. А смешнее всего было то, что остальная часть души молила остаться с ней. Задумавшись, он не заметил, как открылась дверь. Некоторое время Химеко, навигатор «Звёздного экспресса», молча стояла на пороге: она пыталась понять, нуждается ли Кевин в уединении или поддержке. В конце концов она выбрала второе и, тихо кашлянув, жестом привлекла его внимание. — Могу зайти? — Ты уже зашла, — ответил Кевин. — Проходи. Заправив за ухо прядь волос, ярко-красных, как лепестки роз, Химеко опустилась на край кровати. Кевин попытался сесть. Химеко удержала его — мягко, но непреклонно. — О вежливости стоило задуматься чуть раньше, прежде чем ты повалился в обморок прямо перед носом Пом-пом, — заметила она, приподняв уголки губ. — Не волнуйся, я не осуждаю. Никто не осуждает. Если честно, я была очень рада получить от тебя сообщение. Кевин слабо ухмыльнулся в ответ. — Так вот вы какие, Безымянные? Чужая беда для вас — двигатель Освоения? Химеко издала смешок. — Разумеется. Ты разве не знал, что Акивили питался чужими слезами и тайком подговаривал Эона Радости сеять по вселенной хаос, чтобы Безымянные могли изображать из себя героев? — Так и знал, что с вашим Путём что-то нечисто. У каждого из них есть две стороны, и ваш — не исключение. Обмен ехидными комментариями закончился. Кевин назвал бы это традицией, но для традиций они с Химеко виделись слишком редко. Если уж на то пошло, он работал с нынешним экипажем Звёздного экспресса всего три или четыре раза — в те времена, когда на борту поезда путешествовал подозрительный блондин под фальшивым именем. И ещё Кадзуха. Самурай из мира Венни. Тот, кто мог извлекать мелодии из тонкого зелёного листка, знал стихи на любой случай и всегда смотрел на Кевина полными печали глазами. «…Не думай об этом. Не сейчас». … «Не думай». — Просто мы с Вельтом волновались, когда ты исчезал без предупреждения и пытался тащить на своих плечах все проблемы сразу, — вернулась к теме Химеко. — То, что ты попросил о помощи… На мой взгляд, для тебя это важный шаг. Никому не идёт на пользу вечное одиночество, Кевин. Даже ты не в силах противостоять его разрушительной мощи. И я рада, что ты наконец осознал это. От её слов и без того неустойчивая лодка души покачнулась. Химеко была права. Кевин провёл с Танатосом и Венни предательски мало времени, но даже так он сполна ощутил, как сильно нуждается… хоть в ком-то. В компаньонах. Его звёздный вояж начался с одиночества и всегда им заканчивался. Но это не имело значения. У истории может быть любое начало, любой конец — но запоминаешь её именно благодаря тому, что находится между. — Венни и Тисифона… — начал он. — В безопасности, — заверила Химеко. — Они ввели нас в курс дела. И про Асмодей предупредили, и про Квантовое море тоже сказали. Вельт много о нём знает, так что они с Дань Хэном уже ищут способ провести вас туда. — Дань Хэном? — переспросил Кевин. Химеко вскользь осмотрела его запястья, на которых тускло мерцали остатки цепей. Как и Вельт, она знала секрет этой проклятой метки. — Новый пассажир экспресса. Я бы сказала, вы подружитесь, но с учётом того, что вы оба выдаёте от силы пару предложений в пять минут… — Она покачала головой. — Он надёжный мальчик. Не волнуйся. Кевин ничего не ответил. В надёжности экипажа он не сомневался: в конце концов, стать пассажиром Звёздного экспресса мог не каждый. Нет. Куда больше его беспокоило другое. Что может случиться, если экспресс догонит Асмодей. Сотни лет назад Кевин отказался от компаньонов не только из-за того, что случилось… тогда. У его одиночества были причины, связанные не только с прошлым, но и с будущим. С вечным риском. С разрушением, которое неизбежно следовало за ним по пятам. Таковы были правила начатой пятьсот лет назад игры. Основа их с Асмодей сценария. Каждый играл в нём свою роль, каждый платил свою цену. Кевин с самого начала готовился к этому — и принял решение вести борьбу в одиночку, потому что так было честно, так было правильно. Но игра зашла слишком далеко. Это тоже было частью сценария. Просто в момент первой встречи, когда они с Асмодей сошлись в танце между вымыслом и реальностью, Кевин ещё не осознавал, насколько серьёзным окажется их противостояние. Наверное, это было логично. Ни один персонаж не мог завершить историю в одиночку — а значит, и он не мог постичь финал сам. Кевин просто боялся того, сколько ещё жертв придётся принести. Он пытался написать историю, забыв, что не является автором. Что над всем Воображаемым Древом властвуют законы, которые невозможно преодолеть в клетке четырёх вымышленных стен. Скажем, закон о том, что за конец трудной, серьёзной истории всегда приходится платить высокую цену. И что перед каждым взлётом следует череда падений. Он падал достаточно. И не был уверен, сможет ли встать ещё раз. Сможет ли удержаться на грани. Недаром ещё один закон фикции гласил: лучшие злодеи получаются из бывших героев. А он отыгрывал роль героя всю свою чёртову жизнь. Химеко истолковала затяжное молчание по-своему. — Иногда я ловлю себя на мысли, что скучаю по пассажирам, которые покинули Звёздный экспресс, — сказала она. — Да, это часть Пути Освоения: встречать новых людей и отпускать их — чтобы однажды, быть может, встретиться на просторах галактики снова. Продолжать идти, познавать, оставляя след, вне зависимости от обстоятельств. Но всё же порой мне не хватает Кадзухи. Его мелодий. Историй. Его спокойствия, открытости миру и доброты. — Когда он покинул Звёздный экспресс? — тихо уточнил Кевин. Химеко улыбнулась, бросила взгляд за широкое окно, где простирался лишь необъятный космос, вытканный серебром звёзд. — Вскоре после встречи с тобой. Кевин со вздохом прикрыл глаза. — Все присоединяются к Звёздному экспрессу по какой-то причине. И по какой-то причине однажды его покидают, — заметила Химеко. — Наши с Кадзухой пути разошлись, но путешествие продолжается. И для нас, и для него. Где бы он ни был, он смотрит на те же звёзды, что и мы, а значит, в каком-то смысле делит с нами одну историю. Для человека, который понятия не имел о существовании четвёртой стены, эти слова были на удивление близки к истине. — Он оставил тебе небольшой подарок, — добавила Химеко. — Мне? — удивился Кевин. — Как он… Ох, Кадзуха. Я ведь никогда не обещал, что вернусь на экспресс. Так почему… Мысли спутались, и Кевин только растерянно приложил руку ко лбу. Химеко, поднявшись, направилась к двери, но у порога остановилась, бросила взгляд на нить крошечных золотых огоньков — гирлянду, которая висела в гостевой комнате с незапамятных времён. — По какой-то причине он верил, что однажды ты придёшь. Будто… Не знаю. Прочитал звёзды. Она одарила Кевина улыбкой, от которой защемило сердце: в памяти всплыл образ совсем другого человека, само существование которого сгинуло в недрах чёрной дыры. Горло будто сдавило незримой цепью. Кевин спешно отвернулся к окну. Химеко пару секунд наблюдала за тем, как сменяются выражения его лица, а потом спросила: — Мне позвать Венни? Кевин кивнул. Затем, бросив быстрый взгляд на руки, добавил: — Минут через двадцать. — Тогда я передам подарок вместе с ней, — решила Химеко. — Отдыхай. Дверь закрылась. Дождавшись, когда шаги в коридоре затихнут, Кевин взял самого себя за запястье. Сил оставалось немного, и он боялся, что после визита Венни может опять провалиться в беспамятство. Или поддаться чувствам, сдерживать которые становилось всё труднее. Как бы там ни было, восстановить цепи нужно было прямо сейчас. Стиснув зубы, Кевин направил к рукам скудные остатки ледяной энергии — и молча принялся за работу, без которой весь мир мог бы рухнуть в пропасть.

Конец музыкального фрагмента

              Заслышав от Химеко, что Кевин очнулся, Венни едва сдержала порыв подорваться с места и добраться до нужной комнаты в несколько широких, полных энтузиазма прыжков. Её пыл охладила сама Химеко. — Дай ему полчаса, чтобы прийти в себя, дорогая, — попросила она, жестом предложив Венни присоединиться к чаепитию. Венни с неохотой согласилась. К счастью, чай умеет здорово примирять людей с реальностью. Это магическое свойство открыл магистр Варка, а уж его экспертизе можно доверять смело. В конце концов, он помог сберечь от катастрофы целый мир — и всё благодаря его любви к чаю и его безграничной храбрости. Вооружившись кружкой, Венни опустилась за общий стол. Вельт, самый пожилой пассажир Звёздного экспресса, и Дань Хэн, заведующий местным архивом, обсуждали какие-то высокие материи, в которых не помог бы разобраться даже вишнёвый сидр Танатоса. Вельт напоминал доброго дедушку. Он носил очки в тёмной оправе, имел привычку поправлять их перед началом затяжных (и страшно заумных) рассуждений, с теплом относился к экипажу и порой щедро одаривал желающих историями своей юности. Венни была не против послушать, а Вельту приглянулось её любопытство. Прошлым вечером они проговорили до глубокой ночи, до тех самых пор, пока проводница Звёздного экспресса Пом-пом с ворчанием не отправила Венни в постель. Оказалось, в своём мире, который носил скучное имя «Земля», Вельт тоже имел дело с Хонкаем. «Наверняка у них с Танатосом нашлось бы немало общих тем, — подув на чай, подумала Венни. — Всё-таки он и сам тот ещё дед. Просто сохранился получше». Дань Хэн, невысокий юноша с тёмными волосами, держал душу закрытой. Он редко показывался на людях, мало общался, но после Кевина Венни такому не удивлялась. Она знала: порой важно не то, о чём человек говорит, а то, о чём он молчит. Молчание Дань Хэна было сдержанным, настороженным — но ещё в нём таилось тепло. Дань Хэну было приятно находиться на экспрессе. Он любил других членов экипажа и доверял решениям Химеко, а потому старался сделать всё, чтобы гости чувствовали себя спокойно. Пом-пом, которая напоминала плюшевого кролика (и довольно упитанного), занималась уборкой. Вообще-то уборкой она занималась почти всегда. В процессе она непременно или ворчала, или о чём-то переживала. Сначала Венни беспокоилась, что это из-за их с Тисифоной и Кевином вторжения, но Химеко, заслышав её опасения, лишь рассмеялась. «Всё в порядке, — заверила она. — Это просто наша Пом-пом». Сама Химеко, задумчиво поглядывая в окно, пила кофе. Обычно Венни засматривалась на неё, потому что искренне восхищалась. Химеко была не только элегантной и грациозной. В каждом её жесте таилась уверенность, взгляд оставался спокойным даже в трудных ситуациях, а на любую проблему у неё, казалось, было заранее заготовлено несколько вариантов решения. Она успокоила Пом-пом, подсказала Дань Хэну, как лучше помочь Кевину, поселила Венни с Тисифоной в одной из гостевых комнат, распределила обязанности на ближайшие дни и даже нашла время поговорить с Венни наедине, убедиться, что та не поддаётся унынию. Наверное, это было глупо, но Венни смотрела на красные волосы Химеко, яркие, как у неё самой, и думала, что хотела бы вырасти именно такой. Согревающим пламенем. Чтобы даже во время холодных и неуютных ночей перемен служить костром надежды. Впрочем, сейчас Венни наблюдала за Химеко по другой причине. Она пыталась по её лицу понять, как чувствует себя Кевин. К чему следует себя готовить. «Понятно, что пиздец, но я хотел бы понимать масштабы», — так однажды сказал Танатос. Разумеется, лицо Химеко сохраняло умиротворение, так что Венни пришлось опустить глаза в чашку и терпеливо подождать. Масштабы пиздеца остались неопределёнными. Когда полчаса наконец минули, Химеко разрешила проведать Кевина, и Тисифона вдруг нерешительно поднялась из-за стола. Затем, кашлянув, опустилась обратно. То ли она смутилась собственному эмоциональному порыву, то ли вбила себе в голову, что после пережитого — отчасти по её вине — Кевин не захочет её видеть. — Пойдём вместе, — предложила Венни. — Да мне и тут неплохо, — сказала Тисифона с таким выражением глаз, словно стул под ней начал медленно тонуть. На выручку пришла Химеко: — Идите, идите. Пом-пом как раз нужно провести тщательную уборку вагона, не правда ли? — А? — растерянно отозвалась Пом-пом. — Совершенно верно, — поправив очки, поддержал Вельт. — Поддержание чистоты Звёздного экспресса — одно из основных правил Первопроходцев, ведь в беспорядке невозможна выработка энергии Освоения, необходимой для движения экспресса через Воображаемое пространство. — А?! — ещё сильнее растерялась Пом-пом. Дань Хэн пробормотал что-то насчёт альтернативных законов физики и перевернувшегося в гробу Акивили. Поскольку Вельт выстрелил ещё несколькими мудрёными предложениями, Тисифона сдалась и всё же согласилась пойти. Перед их уходом Химеко отдала квадратную коробочку, завёрнутую в подарочную бумагу с узором кленовых листьев. Венни и по рассказам Кадзухи знала, что он недолго странствовал на борту Звёздного экспресса, так что сильно не удивилась. По пути к комнате Кевина Венни подумала, что обязательно нужно постучать — и забыла об этом сразу же, как только оказалась у порога. Она слишком хотела его увидеть. Как только дверь открылась, Кевин, вздрогнув, выпустил запястье, на котором слабо мерцали восстановленные цепи. Венни сразу догадалась, почему Химеко попросила подождать, но у неё не было сил сердиться. Она видела, с каким трудом Кевину даётся починка цепей. Он просто пытался уберечь Венни от неприятного зрелища, и, хотя она вытерпела бы ради него что угодно, она понимала. На его месте она поступила бы так же. Скажем, ни за что бы не позволила Феликсу смотреть, как после стычки на Эвное сопротивлялась заражению. Так что Венни не стала ничего говорить и просто подбежала к кровати, села на край, обеими руками обхватила ладонь Кевина, отчего в его глазах мелькнули тёплые искры. — С возвращением в унылую реальность, дорогуша, — задумчиво пнув край ковра, сказала Тисифона. — Как вы любезны, миледи, — отозвался Кевин. Венни прыснула. Тисифона, хмыкнув, прошла в комнату, но приближаться к кровати не рискнула, обогнула её за добрый метр и остановилась у окна, за которым простиралась вселенная. Говорить она больше ничего не стала. Так и осталась стоять, накручивая на палец прядь волос, словно была занята пересчётом звёзд. Венни мельком переглянулась с Кевином. Тот повёл плечом. «Она здесь, и это говорит красноречивее любых слов», — читалось в его взгляде. Венни кивнула. Кевин слегка улыбнулся, похлопал рядом с собой. Венни охотно скинула ботинки, с ногами забралась на кровать и плюхнулась на подушку по соседству. К счастью, кровать была большой — на такой в рядок поместилось бы всё небезызвестное рыжее семейство из Снежной. А ещё очень уютной, прямо как сам экспресс. Согретая присутствием Кевина и долгожданным ощущением спокойствия, Венни прикрыла глаза. Ей вспомнилось, как давным-давно, десять лет назад, они с другим Кевином лежали подобным образом в Алькасар-сарае. Это случилось ещё до битвы, в которой Венни получила Глаз Бога. Кевин пришёл узнать, не боится ли она грядущего сражения с Принцем Бездны. Венни сказала, что не боится, но потом расплакалась, и Кевин ещё долго гладил её по волосам, рассказывал какие-то нелепые истории о своих странствиях, рассуждал о будущем так твёрдо, будто оно давным-давно было написано. У этого Кевина не осталось сил кого-то утешать, но Венни в этом и не нуждалась. Теперь она сама пыталась его поддержать. Она не могла стереть тени под его глазами, не могла облегчить ношу, о которой он отказывался говорить и которую упрямо прятал под рукавами. Но она могла нарисовать на его лице хотя бы мимолётную улыбку — а значит, всё было не зря. Порывшись в карманах, Венни отдала Кевину телефон. — Вот. Извини, я забрала — на случай, если бы Аргенти понадобилась помощь. Кевин взглянул на экран. Новых сообщений никто не присылал. — Аргенти справится, — пообещала Венни. — Если бы с ним что-то случилось, Гипнос уже наверняка вышел бы на наш след. Ничего не ответив, Кевин отбросил телефон на прикроватный столик. Тени под его глазами обозначились чётче, а взгляд задвигался из стороны в сторону, словно Кевин читал невидимый сценарий, где таились ответы на вопросы о судьбе Аргенти. Тогда следом за телефоном Венни вытащила подарок Кадзухи. — Химеко просила передать тебе это. Кевин выдохнул, взялся за коробочку и некоторое время просто держал её в руке. Рука дрожала, и Венни, поразмыслив, крепко обхватила его запястье. Кевин бросил в её сторону быстрый взгляд. — Открой, — шепнула Венни. — Спорим, там сборник стихов? — Скорее дымовая бомба, — буркнула Тисифона. — Кадзуха моего мира не похож на твоего, — убеждённо отозвалась Венни. — Забыла? Наши реальности абсолютно противоположны. Так что Кадзуха твоего Тейвата неправильный. — С чего это именно мой Кадзуха неправильный? — заупрямилась Тисифона. — Вообще-то это твой мир сломанный и кривой! Пока они спорили, Кевин развернул подарочную бумагу и открыл крышку коробочки. Поскольку в порыве эмоций Венни села (чтобы можно было бурно жестикулировать без риска заехать Кевину по носу), содержимое она не рассмотрела. — Что там? — поинтересовалась Тисифона. — Сборник стихов? — Или всё-таки дымовая бомба? — подхватила Венни. Кевин развёл большой и указательный пальцы в стороны, осторожным движением подцепил то, что лежало в коробочке. Это оказалась кассета. Лицо Кевина приобрело странное выражение: что-то среднее между теплотой, которую он пропускал сквозь ледяную стену своей души крайне редко, и неизмеримой печалью. Подарок Кадзухи выбил его из колеи, так что Венни решила взять дело в свои руки. Мягко высвободив кассету из его сведённых напряжением пальцев, она передала её Тисифоне. — И что мне с этим делать? — развела руками та. — Думаешь, я не знаю, что ты положила магнитофон в свой огромный невидимый рюкзак? — ухмыльнулась Венни в ответ. Тисифона заворчала, но отрицать не стала. Поведя рукой, она призвала магнитофон, с показательным равнодушием грохнула им по полу и, опустившись на корточки, вставила кассету в нужный отсек. Кассета с песней Джованни Валентини была отправлена в недра бездонного рюкзака — во имя сохранности ушей Кевина и всего человечества. — Готов? — спросила Венни прежде, чем Тисифона нажала на кнопку запуска. Кевин кивнул. Правда, судя по дрожи по всему телу, от состояния готовности он был даже дальше, чем от Квантового моря. Венни легла обратно и привалилась к его плечу. Кевин сжал её ладонь. Вопреки ожиданиям, Кадзуха не оставил никакого послания. Точнее, он не стал облекать его в слова, а по своему обыкновению предпочёл говорить через музыку.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Anthony Lynch — Take the Journey. Ставьте на повтор

Когда Тисифона запустила кассету, из магнитофона полился приятный гитарный мотив. Сердце обволокли тёплые волны, и песня сразу переплелась для Венни со Звёздным экспрессом. С его уютом, с мечтами, которые носили в сердце его удивительные пассажиры, с необъятным космосом, который серебрился за окном россыпями далёких звёзд. С Эоном Освоения Акивили. С желанием пускаться в дорогу, прокладывать пути для тех, кто придёт после тебя. Она не знала, о чём думает Кевин, только увидела, как дрогнули уголки его губ. Кевин не улыбнулся. Напротив, у Венни сложилось впечатление, что он хочет, но не может заплакать. Словно невидимая рука проворачивала в его сердце ледяной нож, вынуждающий чувства застывать внутри кристаллами, острыми и очень холодными. Вдруг Тисифона, поднявшись, без приглашения опустилась на кровать с противоположной стороны. Она, конечно, не стала касаться Кевина, не стала ничего говорить. Просто сидела рядом, вместе с остальными слушала песню, качала ногой в такт, хоть и пыталась сделать вид, будто музыка ей не по вкусу. Она всегда считала, что не умеет утешать. В этом она призналась вчера, когда Венни принесла ей кружку с чаем. Задумчиво глядя в окно, Тисифона рассказала, как провела брата через бесчисленные миры — и всё потому, что не могла остановиться и подобрать нужные слова. Но Кевин был другим. Он не нуждался в словах: тот, кто говорит немного сам, обращает внимание не на фразы, а на действия. Жест Тисифоны таил заботу, которую она никогда бы не выразила вслух. Кевин хорошо это чувствовал. И явно ценил. Но по какой-то причине… Он закрыл глаза. Складка на лбу обозначилась резче. …Венни не казалось, что он счастлив. — Спасибо, — тихо сказал он всё же. Ни Тисифона, ни Венни не ответили. Магнитофон продолжал крутить плёнку в кассете. Песня играла на повторе снова и снова — будто Кадзуха хотел, чтобы её слова отпечатались не только в разуме, но и в сердце. Текст был совсем простым, и запомнить его было нетрудно.

К финалу

Длинный путь

Мы оставим

За спиною.

Я буду

Ждать тот день,

Когда встретимся

С тобою.

День придёт.

Летим же вместе к звёздам.

Поначалу, прислушиваясь к этим словам, Кевин дышал часто и тяжело — всё ещё боролся с комом в горле. Но потом, в присутствии Венни и Тисифоны, успокоился. Дрожь улеглась, и он задремал. Венни не хотела уходить. Не хотела, чтобы он снова оставался один, даже несмотря на то, что песня создавала ощущение, будто Кадзуха до сих пор на Звёздном экспрессе, стоит у окна, напевая мелодии мерцающим вдалеке звёздам. Глядя в ту сторону, Венни размышляла, каково пришлось им обоим. Кадзухе и Кевину. Что они чувствовали по отношению друг к другу — Кадзуха, увидевший призрак погибшего друга, и Кевин, который при всём желании не мог восполнить его утрату? Наверное, между ними всё было непросто. Но Кадзуха всё же оставил Кевину подарок, а Кевин принял его всем сердцем, пускай и пытался это скрыть. Значит, в конце концов они нашли друг к другу дорогу. Может, совсем не в том смысле, в каком бы этого хотелось, но их совместная история продолжала звучать — в каждой ноте подаренной Кадзухой песни, в каждом выдохе Кевина, в каждом гудке Звёздного экспресса, который, как и они оба, тоже странствовал, соприкасаясь со звёздами целой галактики. Задумавшись, Венни сама не заметила, как заснула, уткнувшись носом в рукав Кевина. Пользуясь тем, что за ней наконец никто не наблюдает, Тисифона повернула голову, задержала на этих невозможных идиотах долгий взгляд. Венни мирно посапывала. Кевин, как всегда, спал беспокойно. Тисифона не могла ничего с этим поделать. Как и со многими вещами во вселенной. Скажем, с желанием сохранить кассету Джованни Валентини. С тревогой за Аргенти, который в неизвестных далях пытался оторваться от Гипноса. Со страхом перед Асмодей — и с решимостью бросить ей вызов, яркой, как никогда прежде. Или с невозможностью воссоединиться с братом. Вернуть давно потерянную семью. Зато она могла ещё немного побыть здесь. Послушать песню. Поглядеть на Воображаемое пространство — такое, каким его невозможно было увидеть при прыжках через порталы. Ощутить себя частью чего-то… Чего-то большего, чем стремление к одному-единственному человеку, давно затерянному среди бессчётных мировых линий. «Я становлюсь сентиментальной», — ужаснулась Тисифона. Решив компенсировать прилив тёплых чувств ехидными замечаниями в адрес экипажа, Тисифона поднялась, разгладила складки на рубашке, поправила волосы, переступила с ноги на ногу. Странно. Она будто искала предлог, чтобы остаться. Устроиться по другую сторону от Кевина и мирно спать, ни о чём не беспокоясь. Наслаждаясь счастливым мгновением. — Пф! Ну что за глупости, — пробормотала она. Переступив через магнитофон, она направилась к двери, но по пути остановилась. Немного подумала. Затем, вернувшись назад, стянула со стула плед. Бросила его на кровать прямо так, комком, накрыв Венни с головой. «Ну и хватит, пожалуй, — решила она. — От Принцессы Бездны до Путешественницы, между прочим, один шаг». Тисифона потянулась к кнопке открытия двери и… Выругавшись, она вернулась к кровати, расстелила плед нормально. Венни не проснулась. И хорошо, потому что в противном случае Тисифоне пришлось бы изображать, что плед был здесь всегда, а она просто пыталась его своровать. Так, на случай, если придётся оплачивать ещё какой-нибудь номер в самом дорогом отеле галактики. Выдохнув с облегчением, Тисифона наконец смогла покинуть комнату и, стараясь не думать об оставленном позади ощущении уюта, двинулась доставать остальной экипаж.

Конец музыкального фрагмента

              К вечеру Кевину стало лучше, и они с Венни вместе вышли в общий вагон. Пом-пом так обрадовалась, что бросила уборку и отправилась накрывать на стол. Кевин было воспротивился, но тут подошла Химеко. — Сначала ужин, потом дела, — мягко сжав его локоть, настояла она. — Вам обоим нужно восстанавливать силы. Бросив быстрый взгляд в сторону Венни, Кевин нехотя согласился. Он явно хотел устроиться в самом тёмном углу, но тот был уже занят Дань Хэном, так что пришлось Кевину садиться между Венни и Химеко. Венни помогла Пом-пом разложить порции. В общем вагоне сразу стало весело и шумно. Вельт вспомнил на этот счёт пару историй. Химеко о чём-то его спросила. Разговор завязался сам собой, и пока по тарелкам звенели вилки, о проблемах никто не вспоминал. Венни подумала, что это правильно. Проблемы имеют свойство не заканчиваться никогда — что же теперь, каждый раз жертвовать из-за них вкусной едой? Когда с ужином было покончено, Пом-пом опять разлила чай. Химеко заварила фирменный кофе — настолько крепкий, что от него поморщился бы сам братец Хану. Вельт, Дань Хэн и даже Тисифона благоразумно отказались, а вот Кевин, похоже, и впрямь не умел бояться, потому что попросил целую кружку. Вельт взглянул на него с уважением. — Я тоже хочу попробовать, — заявила Венни. Кевин, подперев подбородок рукой, приглашающе указал на кружку. — Не понравится, — предупредил он. — Ты меня не знаешь, — с вызовом вздёрнула подбородок Венни. Кевин приподнял брови. В его взгляде читалась ирония. Раззадоренная, Венни решительно придвинула кружку к себе и сделала большой глоток — а через секунду пожалела, потому что глаза едва не вылезли из орбит, а горло обожгло горечью, от которой хотелось плеваться. По вкусу кофе напоминал обгоревшие хлебные корочки, переведённые хитрой алхимией Сахарозы в жидкое состояние. — Как ты можешь это пить?! — просипела Венни. Говорила она едва слышно: во-первых, чтобы не обидеть Химеко, а во-вторых, потому что голосовые связки отказывались терпеть над собой такое бессовестное насилие. Наблюдая за её пантомимой, Кевин усмехнулся. — Я же говорил. Забрав кружку, он с невозмутимым лицом сделал глоток и повернулся к Вельту. Химеко просила не говорить о делах до конца ужина, но за чашечкой с горячим напитком, да ещё и в уютной компании, как известно, можно сидеть вечно, а Кевину не терпелось подступиться к решению проблемы. Вельт сразу разгадал значение его взгляда и, сняв очки, принялся в задумчивости протирать их краем рукава. — Итак, Квантовое море. Аномальное измерение, полное обломков разрушенных миров. Существуют разные способы попасть туда, но сейчас нам нужен самый быстрый — и по возможности самый простой. Мы с Дань Хэном изучили много литературы и пришли к выводу, что лучше всего будет воспользоваться пузырьковой вселенной. Дань Хэн сложил руки на груди. — Существует два типа пузырьковых вселенных: разрушенные миры, упавшие в Квантовое море, и карманные измерения, прикреплённые к Воображаемому Древу искусственно. Добраться до пузырьковых вселенных в Квантовом море мы, очевидно, не можем. Поэтому нужно найти карманное измерение. — Но как это нам поможет? — развела руками Венни. — Вы же сами говорите, карманные измерения прикреплены к Воображаемому Древу, а нам нужно под него, в Квантовое море. Вельт наконец закончил протирать очки и вернул их на нос. — С чего ты взяла, что Квантовое море находится под Воображаемым Древом? — поинтересовался он. — Ну… — Венни неуверенно посмотрела на Кевина. — Я видела. Кевин покачал головой. — То, какими предстают Воображаемое Древо и Квантовое море глазам обычных людей, не сильно соответствует истине. Сознание просто интерпретирует её, потому что в чистом, первозданном виде она может выжечь дотла. Вельт покивал. — Вернее будет сказать, что Квантовое море омывает Древо со всех сторон. Или скорее даже соприкасается в каждой точке реальности. Обычно это незаметно, но в некоторых зонах вселенной случаются аномалии и отклонения — и тогда граница между Квантовым морем и Воображаемым Древом становится осязаемой. В этом случае с ней можно взаимодействовать. «Как Звёздный предел, — догадалась Венни. — Пограничная зона между Воображаемым Древом и Квантовым морем в Тейвате». Сначала она хотела предложить Кевину отправиться в Тейват, но после передумала. Во-первых, приводить туда Асмодей было слишком опасно: Тейват не был готов к прибытию Судьи. Во-вторых, Венни помнила рассказы Тевкра. Аякс вернулся из Квантового моря именно через Звёздный предел. Однако это едва не стоило ему жизни — его спасла лишь броня Короля демонов, от которой к концу пути почти ничего не осталось. Венни понимала, что ни Тисифона, ни Кевин в своём текущем состоянии не пережили бы такое опасное путешествие. Что уж говорить о ней самой. — А какое отношение всё это имеет к пузырьковым вселенным? — спросила она. — Непосредственное, дорогая, — ответила Химеко, которая прежде слушала, потягивая кофе. — Для обеспечения стабильности создатели карманных измерений связывают их с определённым миром или даже несколькими. Таким образом, они закрепляют измерение среди ветвей Воображаемого Древа. «Где-то я это уже слышала, — задумалась Венни. — Или мне кажется? Ох… Танатос объяснил бы лучше». — Представь, что вешаешь на ветку бумажный цветок, — добавил Дань Хэн. — Держаться сам по себе он не будет, поэтому нужно закрепить его с помощью нити. Эта нить — и есть гарант стабильности. — Но нить не может сделать бумажный цветок естественной частью дерева, — подхватил Вельт. — Он всё равно будет чужеродным объектом, творением людей, а не природы. Карманное измерение похоже на бумажный цветок. Как бы надёжно ни закреплял его создатель, оно никогда не сможет стать полноправной частью Воображаемого Древа. Кевин сдвинул брови, обхватил пальцами подбородок. — А всем, что не принадлежит Воображаемому Древу, владеет Квантовое море. — Именно, — поправил очки Вельт. — Чем больше нитей удерживает бумажный цветок на ветвях, тем он стабильнее, тем сильнее связан с деревом. Нам, наоборот, нужен нестабильный цветок. Нестабильное карманное измерение. То, которое всё ещё находится на Воображаемом Древе, но связано с ним слабо — а значит, отчасти принадлежит Квантовому морю. Такое измерение и станет осязаемой границей между двумя реальностями. Точкой перехода. Тисифона потёрла переносицу. — У меня мозг спёкся. Короче говоря, нам нужна пузырьковая вселенная, которая как бы связана с Воображаемым Древом, но как бы и не совсем. И где ж мы такую найдём? На чёрном рынке присмотрим? Венни, отхлебнув чая, откинулась на спинку стула, заложила руки за голову, не в силах сдержать усмешки. — Для такого жадного человека ты очень уж активно хочешь тратить деньги. Лучше оставь их на следующую поездку к Аргенти. — Щёки Тисифоны вспыхнули, а Кевин поднял кружку, пряча смешок, но тут Венни продолжила: — Я знаю подходящую пузырьковую вселенную. Кевин взглянул на неё, не скрывая интереса. — Маковое поле, — объяснила она. — Сон Гипноса — это карманное измерение, которое работает благодаря связи с реально существующими мирами. Пока Гипнос жив, сон не разрушится, а значит, останется прикреплён к Воображаемому Древу. Обдумав её слова, Кевин кивнул и жестом попросил продолжать. — Но в то же время… — Венни опустила глаза, сцепила руки в замок, принялась перебирать большими пальцами. — Теперь скверна повредила сознание Гипноса, поэтому и связи, которые удерживали маковое поле на Воображаемом Древе, испортились, истончились. Я попыталась восстановить, что могла, и Танатоса тоже, но… Но… Закончить мысль никак не удавалось. Пытаясь скрыть подступившие слёзы, Венни опустила голову ещё ниже, так, чтобы волосы упали на лицо. Сейчас отсутствие Танатоса ощущалось остро, как никогда прежде. Венни очень хотелось, чтобы он был здесь. Сидел по другую сторону стола, рассказывал о Квантовом море, пил чай вместе с остальными. Чтобы он снова был целым. Живым. Пару секунд Кевин смотрел, как содрогаются под тяжестью нахлынувших эмоций её плечи — а затем протянул руку, коснулся кончиками пальцев её локтя. С другой стороны Венни обхватила Химеко. Согретая их поддержкой, она шмыгнула носом и смогла наконец выпрямиться, встретив взгляды остальных. — В общем, я-то могу вернуться на маковое поле в любой момент. А как провести туда Кевина и Тисифону? — Да не такая уж это и проблема, — постучав себя по носу, задумчиво протянула Тисифона. — То, что вы с Танатосом находитесь там сознаниями, не значит, что и мы с Кевином должны непременно бросать свои тела на милость Асмодей. Мне хватило, спасибо. — Маковое поле — всё ещё часть Воображаемого Древа, по которому мы с Тисифоной умеем путешествовать, — согласился Кевин. — Мы просто перенесёмся туда физически, как в любой другой мир. Венни открыла рот, чтобы задать ещё пару вопросов, но тут поезд ощутимо тряхнуло. Тисифона ойкнула. Дань Хэн пролил на себя чай. Не успел никто опомниться, как поезд опять содрогнулся — а затем, издав жуткий, неестественный скрежет, с силой дёрнулся назад. Свет в общем вагоне погас. Все приборы смолкли. Вместе с ними затих и двигатель. Звёздный экспресс остановился. — Какого хрена? — раздался во тьме возглас Тисифоны. Дань Хэн опомнился первым, включил фонарик на телефоне. За ним повторили и остальные. — Асмодей, — сказал Кевин. — Неужели уже нашла нас? — побледнела Тисифона. Поднявшись, Кевин подошёл к окну, всмотрелся в звёздную тьму. Космос за стеклом хранил таинственное молчание. Венни тоже хотела выглянуть наружу, но Кевин жестом велел ей остаться за столом. — Только она могла так легко остановить экспресс. — Как это возможно? — нахмурил брови Дань Хэн. — Звёздный экспресс работает на энергии Освоения. Какая сила может мгновенно нивелировать её? Кевин и Вельт обменялись быстрыми взглядами. — Хонкай, — сказал Вельт. — Хонкай может манипулировать историями. Воображаемыми данными, — исправился Кевин. — Частично видоизменять их, искажать, устанавливать свои законы поверх существующих. Асмодей не даст нам просто уйти. Придётся сражаться. Тисифона раздражённо цокнула языком. — Ну почему сейчас! Я была бы рада начистить ей лицо, но после создания того барьера на Пенаконии до сих пор хочу лечь и проспать пару суток. Дань Хэн выслушал её, опустив взгляд. Затем, словно придя с самим собой к какому-то молчаливому соглашению, поднялся из-за стола. — Отправляйтесь на маковое поле, — сказал он, призвав копьё. — Чего? — возмутилась Тисифона. Венни была с ней солидарна. — Дань Хэн прав, — поддержала Химеко. Она отставила в сторону кофе, который не перестала пить даже после остановки экспресса, встала, спокойно посмотрела за окно. Кевин повернулся. Венни невольно обмерла: его глаза напоминали сейчас два обломка стекла. Он будто не мог поверить своим ушам и теперь пытался перехватить взгляд Химеко, убедиться, что не ослышался. — Асмодей пришла, потому что вы близки к возвращению второго атрибута, — с мягкой улыбкой сказала ему Химеко. — А значит, вы всё делаете правильно. Так идите. Верните косу. Спасите себя, чтобы потом спасти остальную вселенную. Губы Кевина дрогнули, приоткрылись, но он так и не нашёл в себе силы озвучить вопрос. Вместо него это сделала Венни: — А как же вы? Предлагаете бросить вас наедине с Асмодей? — Это наш Звёздный экспресс, — удобнее перехватив трость, сказал Вельт. — А значит, нам его и защищать. — Но Асмодей пришла сюда из-за нас! — возразила Венни.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Nightglow (Instrumental). Ставьте на повтор

Стоя у окна, Кевин молча слушал, как они спорят. Пару секунд он наблюдал за их движениями, жестами, переменами в выражении лиц. За тем, как покачивает тростью Вельт, как хмурится Дань Хэн, как размахивает руками Венни и нервно постукивает ногой по полу Тисифона. Наконец, за тем, как улыбается Химеко. Улыбается так, будто вместо Асмодей к Звёздному экспрессу пожаловал желанный гость. Она никогда не содрогалась перед лицом опасности. Именно это делало её таким замечательным Первопроходцем. Таким замечательным человеком. Кевин отвернулся к окну. Асмодей выжидала. Она знала, какое решение он примет. Так было правильно. Так было необходимо. Спасите себя, чтобы потом спасти остальную вселенную. Он снова посмотрел на остальных. Осознав, что он уже давно хранит молчание, Химеко повернула голову. Они встретились взглядами. В её янтарных глазах плескалась решимость идти до конца — каким бы этот конец ни был. Но…

Нет. Больше никогда.

Кевин не стал ничего говорить. Не стал прощаться, просить прощения или что-то объяснять. Подобно тому, как разум не мог осознать истинное строение вселенной, слова не могли передать ни его намерений, ни чувства сожаления, ни вины. Это было его сражение. Его путь к финалу. Он и без того допустил слишком много жертв.

Больше. Никогда.

Однажды один его друг сказал: за великие мечты нужно платить великую цену. Мечта Кевина бросала вызов самим основам мироздания. Он понимал, что не сможет отделаться малой кровью, и с самого начала готовился к неизбежным жертвам. Но он не хотел, чтобы по его счетам расплачивался кто-то другой. В самом начале этого дерзкого, амбициозного пути он дал себе клятву: если кто-то и заплатит за его полёт падением, это будет только он сам. Но — чёрт возьми — как же паршиво он сдерживал обещания. За пятьсот лет борьбы с Асмодей за ним протянулась длинная цепочка кровавых следов. От Джерарда на станции Герты до Чихары на Идзанами, от пилотов флота Сяньчжоу до Аргенти и даже Гипноса.

БОЛЬШЕ. НИКОГДА.

Незаметно поведя ладонью, он открыл портал — и бросился через Воображаемое пространство прежде, чем кто-то успел осознать, что именно произошло. Портал мигнул и исчез. Кевин же появился за пределами Звёздного экспресса, посреди Воображаемого пространства, взметнул руку, призывая на помощь ледяную стихию. Общий вагон целиком оплёл непроницаемый холодный барьер. Он должен был не только защитить экспресс от атак Асмодей, но и помешать экипажу вмешиваться. Кевин успел заметить в окне Венни. Она стояла, широко распахнув глаза, и в ужасе наблюдала за его действиями. В её взгляде читалось искреннее недоумение. Она так опешила, что не смогла даже разозлиться, просто не понимала, почему после всего пережитого вместе он опять выбрал сражаться в одиночку. «Разве я недостаточно тебя спасала? Разве не доказала, что мы можем идти к финалу плечом к плечу?» Кевин отвернулся. «Нет. Не можем. Прости». Он поднял глаза и увидел Асмодей. Она снова носила облик скрипачки из разрушенного мира. Удерживаемая посреди Воображаемого пространства потоками собственной силы, она поглаживала закреплённый на шее белый цветок — и улыбалась так мягко, словно встретила старого друга. Словно они до сих пор кружили в танце на Фестивале Безымянных. — Здравствуй, мой дорогой Аид. Надеюсь, ты простишь меня за то небольшое вмешательство в Мире грёз? Она подлетела ближе, попыталась коснуться щеки Кевина, но он отстранился, выставив перед собой ледяное копьё. Остриё упёрлось ей в ямку между ключицами. Взгляд Асмодей по-прежнему хранил удивительное тепло. Она опять делала это. Сбивала с толку. Смотрела глазами Гекаты, руководствуясь целями Асмодей. — Скверна Люмин и впрямь сильно тебя потрепала, — сказала она с лёгким сожалением. — Сколько ещё мы будем сражаться? Ты ведь знаешь, плащу Танатоса по силам укрыть от взора автора двоих. — Хватит, — прервал он. Она склонила голову набок. — Мы оба хотим достигнуть финала. Только я, в отличие от тебя, часть Завершённости — и потому обладаю властью привести к концу любую во вселенной историю. Даже историю самой вселенной. А как рассчитываешь добиться цели ты? Губы Кевина сжались в тонкую нить. Вместо ответа на вопрос он атаковал сотканным изо льда кинжалом. Асмодей легко уклонилась, бросилась в ответ алой вспышкой, которая пронеслась через Воображаемое пространство ненасытным коршуном. Кевин отбил её в сторону, подальше от Звёздного экспресса. Долю секунды они с Асмодей смотрели друг на друга. А потом оба вступили в бой всерьёз. Алые цепи Асмодей змеями потянулись через Воображаемое пространство. Кевин извернулся, но цепи не отставали. Тогда он вспышкой переместился в сторону, взметнул копьё прежде, чем цепи успели снова его настигнуть. Вокруг из ниоткуда появились снежинки. Будто застыв во времени, они не опадали и не таяли. Только медленно вращались вокруг своей оси, сверкая холодными гранями. Глаза полыхнули голубым светом, а над головой сияющим контуром обозначились полупрозрачные драконьи рога. Плащ обратился потоком сконцентрированной ледяной энергии. Она опала за спиной подобно крыльям — а затем взметнулась, потому что Кевин кинулся навстречу цепям Асмодей. Следом по воздуху протянулся снежный шлейф. Остриё, на котором бесновалась элементальная сила, засекло цепи столь стремительно, словно копьё исполняло неистовый танец. Алые звенья брызнули в стороны. Подхваченные ледяным потоком, они сплелись клинком и устремились к Асмодей. Она вскинула обе руки, и звенья, полыхнув, разорвали клинок изнутри. На мгновение её силуэт потонул в алой вспышке. Затем Асмодей вырвалась из неё прямо навстречу Кевину, и они схлестнулись в ожесточённом противостоянии. Алая и ледяная смерть. Люди, разделившие на двоих Истину вселенной. Эта Истина неразрывно связывала их единой цепью — и она же разводила по разные стороны баррикад, предписывала в общей истории противоположные роли, которые они не обладали властью выбирать. Кем бы они могли стать, если бы Древнейшая История по-прежнему жила, а персонажи Воображаемого Древа, не связанные константами, обладали свободой? Были бы они врагами — или компаньонами? Как бы то ни было, это был бы их выбор. Право персонажей написать свой финал так, как они сочтут нужным. Но выбора не было. Поэтому они сражались. Две разрушительных силы сталкивались посреди Воображаемого пространства, вынуждая его содрогаться от запредельной мощи, и ни одна не желала уступать другой. Конфликт был двигателем любой истории, он был Воображаемой кузницей, и только тот, кто прошёл сквозь его огонь, мог стать клинком, способным прорваться через тернии сюжета к звёздам финала. Ведомый этой мыслью, Кевин снова и снова поднимал копьё. Пару раз Асмодей пыталась броситься к экспрессу — Кевин преграждал ей дорогу, отбивал удары, атаковал сам, делал всё, чтобы не подпустить её к оставшимся на борту друзьям. Друзьям… В этом давно забытом слове таилась боль, пожирающая изнутри подобно чёрной дыре — но оно же давало силы сражаться. Чтобы достичь финала, недостаточно просто стать клинком. Нужно точно знать, ради чего бросаешься навстречу сражению. Ради чего покрываешься шрамами, встаёшь после падений, что хочешь увидеть на последней странице. Кевин хотел увидеть их — живыми и свободными. Всех их. Каждого, кто на протяжении его бесконечного пути сквозь мрак покинутой истории сиял путеводной звездой. Кто был его любовью, величайшей ценностью и спасением. Алый шип Асмодей пробил плечо, из-за чего несколько звеньев цепи на запястье разрушились. Кевин вытащил его, сжал, обращая крошевом, и ледяной поток швырнул осквернённые обломки прямо в лицо Асмодей. На её щеках осталась россыпь царапин. Несмотря на это, она улыбалась. Кевин выдохнул, покрепче обхватил копьё. Пережитое на Эвное и в Тринадцатом миге до сих пор давало о себе знать. Хотя благодаря Венни Кевин восстановил свою историю, он был уже не тем человеком, что пятьсот лет назад, и трещины души больше не заживали. — Тебе не пережить это сражение, Аид, — мягко заметила Асмодей. — Отступись. Подумай: как ты достигнешь финала мёртвым? Неужели ты предашь цель, ради которой столько отдал, из-за горстки персонажей? Он промолчал и, совладав наконец с болью в плече, опять бросился в атаку. Плащ взметнулся за спиной крыльями. Асмодей развела руки в стороны, и вместо того, чтобы достигнуть цели, Кевин пролетел через распахнутый ей портал. Давление скверны попыталось сковать крылья, но Кевин тоже умел открывать порталы. Исчезнув в золотом всполохе, он очутился позади Асмодей, и остриё копья рассекло ей спину. В лицо брызнула кровь. Асмодей засмеялась. Развернувшись, она швырнула алую вспышку. Кевин был к этому готов и принял удар ледяным щитом, но Асмодей, презирая боль в ране, атаковала снова — на сей раз широким пылающим потоком. Кевин не мог уйти в сторону. За его спиной был Звёздный экспресс, и опутывающий вагон ледяной барьер попросту не выдержал бы такой необузданной мощи. Щит разнесло осколками. Кевина отнесло назад. Ударившись спиной о борт Звёздного экспресса, он выронил копьё, невольно потянулся к груди, на которой догорали алые всполохи. Звенья цепей на руках снова рвались. В отличие от него, Асмодей не испытывала боли. Скверна помогала ей не замечать полученных ран. По её бледной коже сбегала кровь, а она неслась вперёд диким штормовым фронтом, словно хотела заключить Звёздный экспресс в смертельные объятия — и её глаза пылали багровыми огнями. Воплощением адского пекла, пожирающего даже шанс на счастливую концовку. — Это всё — просто выдумка. Чужая история, которая держит нас в плену, ведёт предопределёнными маршрутами. И ты никогда, никогда, никогда не изменишь это, мой дорогой Аид. Собрав накопленную силу, Асмодей швырнула её в сторону экспресса. Кевин успел растянуть ещё один щит, достаточно большой, чтобы закрыть наиболее уязвимые точки вагона. Там, где скверна всё же прорвалась, на элементальном барьере остались обожжённые багряные пятна. Звёздный экспресс издал протестующий скрежет. Щит опять разлетелся. Это было всё равно что сдерживать бурю стеклянной стеной. Тело отказывалось слушаться: Кевин давно исчерпал его возможности. — Ты просто не обладаешь такой силой. Автор наделил тебя мечтой взлететь к звёздам, но забыл подарить крылья, способные выдержать их палящий свет. Соткав из скверны алый кинжал, Асмодей хищной птицей бросилась через море ледяных осколков на Кевина, но вместо того, чтобы убить, вжала в борт экспресса, несколькими быстрыми движениями срезала плащ. Утратив сияние, тот опал в недра Воображаемого пространства — и исчез в темноте. Словно потерянные крылья. — Так неужели этот бездарный вымысел заслуживает того, чтобы отдавать за него жизнь? — шепнула Асмодей, поднеся лицо так близко, что Кевин ощутил на щеке её взволнованное дыхание. По скуле, прочертив тонкую белую линию, скользнул острый ноготь. — Не надо. Не умирай, Аид. Я дам тебе крылья. Только не умирай ради этой фальши. Чем пытаться спасти обречённую историю, которая не нужна даже её автору, давай лучше уйдём и напишем свою. Он смотрел в её глаза, на удивление ясные и чистые, как во время того разговора на празднике Безымянных. Асмодей просила искренне, но крылья, которые она плела для него в такт своим словам, состояли из скверны. Потоки алой силы вгрызались в кожу. Казалось, Кевин был ледяной фигуркой, брошенной в лавовое озеро. Выжигающая сила скверны неизбежно растворяла его суть. Нет. Эти крылья не могли вознести к звёздам. Они могли лишь накрыть вселенную своей удушающей тенью — и заставить её захлебнуться в ужасе и боли. — Я уже видел, — тихо сказал он. — Конец истории, до которого дошёл только я один. Я видел это столько раз… Собрав скудные остатки сил, он прижал обе ладони к ледяному барьеру, который окружал Звёздный экспресс. Оставлять вагон без защиты было нельзя, но Кевину требовалось лишь немного энергии. Один прицельный удар. — …Больше никогда не хочу. Мне не нужен финал, в котором никого не осталось. Он отнял руки от барьера, и ледяной всполох отнёс Асмодей назад с такой силой, что она несколько раз перекувыркнулась в воздухе. Кевин поискал взглядом копьё. Как и плащ, оно безвозвратно сгинуло в Воображаемом пространстве, а на то, чтобы призывать новое, не осталось сил. Рога над головой исчезли. Температура вокруг тела поднялась на несколько градусов — мощь морозной ауры растворялась. «Чёрт… Что делать теперь?» Разум мутился. Кевин помотал головой, а когда это не помогло, приложил руку ко лбу. Тот полыхал. Мысли сгорали, не успевая толком сформироваться, но Кевин и без того понимал очевидное: Асмодей нужно увести. Если он заберёт её с собой, затащит в портал куда-нибудь на другой конец вселенной, как много времени это даст экспрессу? Наверняка достаточно, чтобы совершить пару гиперпрыжков. Чтобы спастись. А потом… А что потом? Кевин жёстко усмехнулся. Он понял, что своим нежеланием множить жертвы завёл самого себя в тупик. Он должен был выжить, чтобы остановить Асмодей — и с этой же целью должен был умереть.

Мы оказались в зоне действия сюжетной дыры. Что дальше? Скажи, что у тебя припасено на этот счёт чеховское ружьё.

Скажи, что это не конец, за который мы боролись.

…

Конец музыкального фрагмента

              Положив ладонь на похолодевшее стекло, Тисифона неотрывно наблюдала за схваткой Кевина и Асмодей. Она сердилась. На Кевина, который опять сбежал геройствовать, никого не предупредив. На экипаж Звёздного экспресса, который оказался бессилен перед его ледяным барьером, словно это было сборище необученных детей. И, конечно, на саму себя. За то, что она единственная имела силы вмешаться — и вместо этого отсиживалась на борту, за безопасной морозной чертой. А по другую сторону сражался человек, который продолжал расплачиваться за её свободу. За её право оставаться собой. Выдохнув, Тисифона стукнулась лбом о стекло. — Чёрт. Ну почему, почему это повторяется из раза в раз? Почему она снова и снова думает, что стала сильнее, что наконец нашла в себе силы дать Асмодей отпор, что теперь-то уж точно не струсит? Ведь в конце концов она всегда делает один и тот же выбор. Прятаться за чужой спиной и ждать, когда все проблемы решит кто-нибудь другой. Позади суетился экипаж Звёздного экспресса. После исчезновения Кевина все не меньше минуты стояли у окна, наблюдая за их с Асмодей стычкой — молча, мрачно, но с невысказанной надеждой. Когда же стало очевидно, что дела обстоят плохо, Химеко, Вельт и Дань Хэн кинулись обсуждать план действий. Им по мере возможностей помогала Пом-пом. Все нервничали и потому спорили на повышенных тонах, но пока всё сводилось к одному-единственному: «Мы не можем ничего поделать». Тисифона злилась, но в разговор не включалась. Потому что была трусихой — и теперь держалась подальше, чтобы никто не вспомнил об её способности легко ходить по Воображаемому Древу. Не в силах смотреть в глаза собственному отражению, Тисифона раздражённо цокнула языком, отвернулась от окна — и вдруг встретилась взглядом с Венни. Та хранила молчание ещё с того момента, как Кевин вступил в бой. Поначалу глубоко шокированная его поступком, теперь она, похоже, поняла причины, хотя делиться своими выводами не спешила, и казалась предельно спокойной. Удивительно. Её ненаглядный дружок с синдромом спасателя балансировал на грани между жизнью и смертью, но Венни не теряла самообладания. И даже ухитрилась что-то замыслить — Тисифона поняла это по азартному блеску глаз. — Что, опять щёлкнешь своей волшебной зажигалкой? — В реальности она остаётся у Кевина, — пожала плечами Венни. — К тому же она работает только во снах или рядом с меморией. Нет. Зажигалка тут не поможет. Она обернулась на членов экипажа. Вельт, перехватив её взгляд, с сожалением покачал головой: щит Кевина оказался поразительно крепким и фактически запирал остальных на борту экспресса. Пламя Химеко могло бы растопить лёд, но для этого Химеко нужно было оказаться снаружи — то есть обойти злополучный барьер. — Первопроходцы тут тоже бессильны, — будничным тоном продолжила Венни. — Насколько я поняла из нашего вчерашнего разговора, господин Вельт очень силён, но даже он с Кевином не справится. Особенно когда тот упрямится. Хм… Она склонила голову набок, погладила подбородок, одновременно с этим наблюдая за схваткой за окном. Тисифона же не могла поверить своим ушам: — И ты говоришь об этом так просто?! Венни, сложив руки на груди, наградила её ироничным взглядом. — А почему я должна нервничать? — Ну… — Растерявшись, Тисифона пару секунд простояла с открытым ртом. — Кевин же умрёт, если ничего не сделать… — Именно, — кивнула Венни. — Если ничего не сделать. Ни я, ни Звёздный экспресс Кевину не поможем. Но у нас ведь есть ты. Поэтому я спокойна. Кевин не умрёт, потому что ты ему не позволишь. — Ха… — устало выдохнула Тисифона. Она приложила ладонь ко лбу. За спиной продолжали спорить члены экипажа. Схватка за окном тем временем ожесточилась, и Тисифона с Венни ненадолго потеряли Кевина из виду, а экспресс содрогнулся от града яростных атак. Асмодей не собиралась уступать. Кевин дрался умело, но он всё ещё не оправился от того, что случилось в Мире грёз. По её, Тисифоны, вине. — Я не смогу, — глухо призналась она. К глазам подступили слёзы, и Тисифона, сердито сморгнув их, с ожесточением уставилась на звёзды вдалеке, вжала ладонь в сердце. — Венни, я не смогу. Она ожидала, что Венни разочарованно вздохнёт и отвернётся, но та лишь с теплотой улыбнулась. — Сможешь, конечно. Ты ведь уже делала это раньше. — Пф-ф. Когда? В Тейвате? — Тисифона тряхнула головой. — Да местная Асмодей от меня почти мокрое место оставила. Не могу я. Она Судья с Ядром и фрагментом Завершённости. А я… Просто девчонка, которая ухитрилась потерять и родной мир, и брата, и даже врождённые силы. Да что я вообще могу ей противопоставить? Вместо ответа Венни протянула руку. — Что? — сдвинула брови Тисифона. Тело дёрнулось против воли: Тисифона попыталась отвернуться, спрятаться за собственным плечом. — Что это, чёрт возьми, значит? Не дожидаясь согласия, Венни подошла, крепко обхватила ладонь Тисифоны, и в воздухе между их сцепленными руками возникла, тут же угаснув, слабая золотая искра. Глаза Тисифоны расширились. Это был отголосок сил, который она ощущала и раньше, вскоре после освобождения из Тринадцатого мига. — Ты уже давала Асмодей отпор, и я говорю не о Тейвате, — объяснила Венни. — Сначала ты сбежала от её кошмара, а потом и вовсе создала барьер, который продержал её на внешнем кольце Пенаконии несколько часов! — Просто повезло, — хмыкнула Тисифона. — Если бы не случайное возвращение частицы сил, ничего бы не получилось. — Ты думаешь, оно было случайным? Тисифона промолчала, и Венни, которая прежде смотрела на их руки, подняла глаза. В уголке её губ виднелась слабая усмешка. Она казалась уставшей, но в то же время решительной, и Тисифона вдруг подумала, что она стала как-то подозрительно похожа на Танатоса. «Этим парням нельзя доверять детей. Они их портят». — Что-то меняется в тебе, Тисифона. И это отличный шанс, чтобы направить жизнь в то русло, которое хочешь именно ты. Сделать то, на что раньше не хватало смелости. Позаботиться о своём будущем самой. Тисифона закусила губу. — Даже если Кевин выживет, он ведь не всегда будет рядом. И не всегда сможет помогать. Так почему ты не отстаиваешь себя сама? — продолжила Венни. — Если ты так и будешь прятаться от всего, что потенциально может тебя сломить, за чужой спиной, тебя не спасёт даже победа над Асмодей. Потому что рано или поздно… Она часто заморгала, бросила взгляд за окно. Кевин выстоял перед натиском Асмодей, но с каждой секундой выглядел всё хуже. — Рано или поздно эта спина исчезнет. Может, человек погибнет. Или его просто не окажется рядом в нужный момент. И что тогда? Ты останешься беззащитной. И неизбежно сломаешься. Так не лучше ли научиться сражаться самой? Чтобы ни от кого не зависеть, чтобы взять своё спасение в свои руки? Тисифона, фыркнув, высвободилась из схватки Венни и отошла к столу, за которым пассажиры Звёздного экспресса совсем недавно ужинали плечом к плечу. В чашке Кевина остывал кофе. Химеко оставила недоеденным печенье. Дань Хэн так и не прикоснулся к десерту. — … «Взять своё спасение в свои руки». В теории это звучало хорошо, но на практике… Одна мысль о том, чтобы покинуть вагон и выйти под град хаотичных атак, столкнуться с ожившим кошмаром лицом к лицу, приводила в ужас. — Ты знала, что встретишь на внешнем кольце Пенаконии Асмодей, — повернулась Тисифона. — Как нашла в себе смелость прийти? Венни тоже подошла к столу, провела пальцем по краю кружки. — Старалась думать не о том, насколько мне страшно, а о том, ради чего я это делаю. Что случилось бы, если бы я поддалась той маленькой девочке, которая до сих пор кричит внутри меня от ужаса? Портал во внешнюю вселенную рухнул бы, и мы с Танатосом потеряли бы шанс проснуться. Ты поддалась бы Асмодей, а Кевин бы либо умер, либо стал чудовищем. Никто бы не смог помешать Асмодей, и она разрушила бы Воображаемое Древо. — Венни с горькой улыбкой развела руками. — Если положить всё это на одну чашу весов, а мой страх — на другую… — Становится очевидно, что перевесит, — со вздохом подхватила Тисифона. Венни кивнула. — Танатос сотни лет не оставлял попыток выбраться из сна. Даже когда у него не осталось ничего, в том числе и надежды. Так что я должна постараться и не упустить реальный шанс что-то изменить. Тисифона потёрла переносицу. Смачно выругалась, да так, чтобы даже у привыкшей Венни уши свернулись в трубочку. Затем, глотнув для смелости остывший кофе из кружки Кевина, открыла посреди вагона портал, но перед прыжком раскопала в недрах невидимого рюкзака кассету с песней Джованни Валентини. — Интересный выбор оружия, — сдержанно оценил Дань Хэн. Тисифона ошпарила его взглядом, который при должном усилии мог прожечь дыру в основах мироздания, а затем, никому ничего не сказав, скрылась в портале. Дань Хэн порывался шагнуть следом, но Венни придержала его за локоть. Она ещё по Тейвату помнила, как тяжело проводить других людей по Воображаемому Древу. — Тисифоне понадобятся полные силы, — сказала она. — Но их не хватит, чтобы победить Судью с фрагментом Завершённости, — заметил Вельт. — Это фактически репетиция Финала. Даже если они с Кевином объединят усилия… Он не закончил мысль, и это тяжёлое молчание говорило само за себя. Венни обменялась взглядом с Химеко. — Тогда давайте надеяться, что у Тисифоны получится переубедить Кевина, — отозвалась та.               Кевин сражался как на автопилоте. Мыслей уже не осталось — только стремление выжить и не дать Асмодей добраться до Звёздного экспресса. Время от времени разум утопал в дурмане, и в такие моменты приходили бредовые идеи. А если открыть под Звёздным экспрессом огромный портал и попытаться перевести всех через Воображаемое пространство? А если оставить поезд здесь? Согласятся ли Безымянные бросить свой корабль? Нет. Будучи капитаном, Химеко наверняка захочет пойти на дно вместе с ним. Все они, капитаны, невыносимо одинаковые. Или Химеко не капитан? Но кто тогда капитан? А может ли у межзвёздного поезда быть капитан? Как вообще поезд может путешествовать между звёзд? «Во имя Эонов… Я, похоже, уже совсем ебанулся».

Вот прям обязательно описывать каждую мою мысль? Почему ты не можешь просто перейти к сути?

Разумеется, Кевин понимал: чтобы добраться до финала, необходимо пройти путь целиком. Каким бы длинным и трудным он ни был. Только так можно было постичь истинный смысл конца. Его истинную силу.

…

Да иди ты к чёрту.

Кевин вытер рукавом глаза, но это не помогло. Их по-прежнему продолжало затягивать пеленой. Давно бросив попытки сплести оружие, он сражался только чистым воплощением ледяной стихии. От нагрузки по коже потянулись рваные белые полосы — следы обморожения.

Да-да, все уже поняли: пиздец. Можно на быструю перемотку поставить? У меня нет никакого желания мусолить все эти чувства по сотому кругу. Я устал. Давай к делу.

… Асмодей выскочила будто из ниоткуда. Наполовину охваченный лихорадкой, Кевин пропустил момент атаки — и в следующую секунду красная вспышка разбилась о его висок. Сознание будто выбило из тела. Мир перед глазами затопило чернильной тьмой, и Кевин, тяжело выдохнув, провалился в неё, на пару мгновений утратив связь с реальностью. Он пришёл в себя от грохота музыки.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Sarah Dawn Finer — Moving On. Ставьте на повтор

В Воображаемом пространстве распахнулся портал, через который с жутким воем, не похожим даже на подобие песни, пронёсся магнитофон. Следом выскочила Тисифона. Её глаза пылали, а рука сжимала клинок. Лицо при этом хранило выражение неподдельного ужаса, смешанного с решимостью, словно каждая чёрточка кричала: «А-а-а, я не знаю, что делаю, но отступаться уже слишком поздно!» Кевина будто окатило ледяной волной. Он наконец восстановил способность мыслить трезво и принялся вырываться из алого облака, оставшегося после атаки Асмодей. — А ну отойди от него, — наставив на Асмодей клинок, велела Тисифона. — Иначе я покажу тебе всю мощь Джованни Валентини! Асмодей, одарив Тисифону мягкой улыбкой, швырнула в магнитофон алый шип, и музыка захлебнулась. Кевину было стыдно, но он не сдержал облегчённого вздоха. Уж в чём в чём, а в этом Асмодей сделала всей вселенной одолжение. Он наконец вывалился из алого облака, чуть не утратил равновесие, но смог удержаться и теперь пытался оценить обстановку. Контур Асмодей едва уловимо плыл: похоже, она применяла против Тисифоны силу плаща. Неужели опять пользовалась обликом Итэра? Как бы там ни было, это работало. Чтобы вступить с Асмодей в бой, Тисифоне потребовалось собрать в кулак всю свою храбрость — но она забыла, что сражаться придётся не с чокнутой женщиной, мечтающей сокрушить Воображаемое Древо, а с собственным братом. — Скверна! — крикнул ей Кевин. Тисифона растерянно моргнула. Мощь божественного атрибута была слишком велика и легко опутывала уязвимый разум. В конце концов, плащ Танатоса содержал частицу Ядра, а Хонкай всегда умело отыскивал человеческие слабости. В Тринадцатом миге Асмодей взяла Тисифону под контроль не только потому, что занимала в иерархии Воли Хонкая более высокое положение. Нет. Тисифона была достаточно сильна, чтобы дать отпор. Но она колебалась. Боялась. Отводила глаза от цели — и Асмодей впивалась в эти сомнения, как в трещину, чтобы расколоть душу Тисифоны, заполнить пустоты своим ядом. Кевину оставалось лишь подтолкнуть Тисифону обратить взгляд в нужную сторону. — Хонкай умеет манипулировать Воображаемыми данными, — напомнил он. — Плащ Танатоса делает то же самое. Укрывает истину за стеной историй. Но ты осквернена. А значит, можешь смотреть сквозь обман. Пробудись, Люмин. Что ж… Тисифона и впрямь ненавидела собственное имя. Едва заслышав его, она пришла в ярость — а ярость помогла воззвать к запертой в сердце скверне. Глаза Тисифоны полыхнули багряными огнями. Издав нечеловеческий крик, она бросилась к Асмодей — отринув сомнения, сосредоточив всю себя на желании разомкнуть древние оковы Небесного порядка. Получить свободу самой определять сюжет своей истории. И это желание стало таким ярким и осязаемым, что разгорелось на острие её клинка золотым светом, прочертившим космическую тьму хвостом кометы. Асмодей пыталась подчинить Тисифону себе. Но Тисифона больше не давала страху спуска. Она отказывалась отводить взгляд. Не работали ни манипуляции, ни угрозы, ни иерархия Воли Хонкая. У Тисифоны не было Ядра или частицы Завершённости. Но на пару минут она смогла встать с Асмодей на одну ступень — и громко крикнуть ей в лицо: «Я больше не буду жить по твоему сценарию!» Вряд ли это пошатнуло бы решимость Асмодей. Нет, этот крик нужен был самой Тисифоне. Она не могла победить. Но, даже прекрасно это понимая, продолжала бороться — ради самого факта борьбы. Едва оковы страха, сжимавшие её сердце, разомкнулись, Тисифона впервые за сотни лет сделала свободный вдох. И это того стоило. Вырваться из зыбучих песков, чтобы хотя бы ещё раз ощутить, как лица касаются лучи солнца. Опьянённая чувством немыслимого облегчения, Тисифона с хохотом неслась к Асмодей. Она казалась безумной, но Кевин знал: с того момента, как две Люмин поменялись местами, Тисифона ещё никогда не мыслила так здраво. Она наконец сражалась не за зыбкое прошлое, затерянное среди беспорядочных мировых линий, а за саму себя. За своё будущее. Пускай пока и не знала, что именно оно принесёт. Воздух вокруг Тисифоны трещал от перенасыщения энергией. А когда начало казаться, что Воображаемое пространство вот-вот взорвётся, за её спиной соткались крылья. Золотые потоки переплетались с алыми, бесновались неукротимым пламенем. Тисифона не могла вернуть себе всю мощь прежних сил. Но она могла собрать то, что осталось — и с тем, что обрела на своём долгом пути, дать жизнь чему-то новому. Кевин потрясённо застыл. В тот миг, когда Асмодей и Тисифона столкнулись двумя птицами — алым коршуном и пламенеющей сойкой, — он вдруг осознал всю степень своей глупости. Своей слепоты. Он слишком увлёкся тем, что выходило за четыре стены, и в результате начал забывать о происходящем в их пределах. Неотрывно глядя на желанную серебряную звезду, зовущую из недр Древнейшей Истории, он потерял из виду то, что находилось прямо перед глазами — и это стало первым шагом к падению. На что он рассчитывал, когда запирал экипаж Звёздного экспресса за барьером? Он хотел распахнуть для людей дверь в свободный мир, не предопределённый константами. Но… Хотя судьбы были для персонажей оковами, они же вели их за руку. Будто детей. «Не ходи туда». «Сделай это». «Стань героем». «Вот твой злодейский путь». «Я скажу тебе, что делать дальше». «Я тебя спасу». Воображаемое Древо утратило свободу, потому что истории персонажей писались обломками мёртвого мира, брошенного собственным создателем. И если люди не научатся сами создавать свои истории, человечество никогда не сможет повзрослеть. Кевин должен был отпустить руку. Дать людям стать старше. А он, наоборот, вцепился мёртвой хваткой. В надежде спасти всех и вся он, Дурак, сам едва не уподобился автору. Чуть не отнял у тех, кому мечтал подарить свободу, право выбора. Даже если ему не нравились их конечные решения… Если он действительно верил в то, что человечество Воображаемого Древа должно освободиться, ему оставалось лишь принять их, эти решения. Принять и смириться с тем, что порой люди будут упрямо шагать от спасения ровно в противоположном направлении. Ему, тысячелетнему созданию, тоже следовало повзрослеть. Он вздохнул. А затем, подняв обе руки, наконец снял барьер, окружавший Звёздный экспресс.

Конец музыкального фрагмента

Но прежде, чем Вельт или Химеко успели прийти на выручку, Воображаемое пространство раскололось, и из сияющего разрыва вырвалась алая стрела. Сначала Кевин решил, что это Гипнос, и уже приготовился к очередному трудному сражению. Но тут стрела, обогнув Тисифону, отброшенную грубой атакой, впилась в Асмодей. Удар застиг её врасплох и отнёс на добрый десяток метров. А между тем из разрыва с широкой ухмылкой появился Танатос. — Веселитесь? — бодро осведомился он. Кевин, не сдержавшись, рассмеялся. Смех получился тихим, хриплым, но Кевину было плевать. Он знал. Он верил в Венни, верил в Танатоса, этого упрямца, на которого Гипнос готов был поставить даже собственную жизнь. Он не сомневался, что рано или поздно Танатос вернётся — но всё равно был чертовски рад его видеть. — Ты что, смеёшься? — недоверчиво выгнул бровь Танатос. — Очуметь. Дожили. Я, похоже, пропустил целую эпоху. — Ты явился весьма кстати, — вмешалась Тисифона. Она уже оправилась от удара и теперь парила в воздухе между Кевином и Танатосом. Заметив её крылья, Танатос выгнул бровь ещё сильнее, но удивляться было некогда. Вместо этого он, бросив быстрый взгляд на Асмодей, спросил: — А чего она до экспресса решила доебаться? — Боится лезть в Квантовое море, — предположил Кевин. — Или не может сама добраться до мира, где Гипнос спрятал косу. — Меня больше интересует, как нам от неё избавиться, — встряла Тисифона. — Идеи? Предложения? Светлые мысли? Особенно приветствуются варианты, где никому не придётся жертвовать собой. Понял, ебучий ты Кевин Каслана? Тот лишь руками развёл.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX — Undertow of Data Sea. Ставьте на повтор

Все трое встали плечом к плечу. Атака Танатоса успела оглушить Асмодей, но ненадолго. Воздух вокруг неё содрогнулся. Высвободив энергию скверны, она взметнула руки и отправила в сторону противников град алых кинжалов. Танатос и Тисифона, соприкоснувшись ладонями, призвали стену, и кинжалы, разбившись об неё, исчезли. Стена покрылась паутинкой трещин. — Бесполезно, — оценил Танатос. — Уйдём в оборону — гарантированно проиграем. Кев, ты как? Хватит сил на одну мощную атаку? — Только на одну и хватит, — отозвался тот. — Что ты задумал? — уточнила Тисифона. — Пока ничего. Думаю. Результаты неутешительные. Им пришлось отвлечься: бросив попытки атаковать издалека, Асмодей снова направилась к экспрессу. Чертыхнувшись, Тисифона исчезла и появилась уже за остатками алого барьера. Кевин устало ругнулся. Он хотел бы присоединиться к битве, но не мог даже удержаться в вертикальном положении. Заметив, как его повело в сторону, Танатос вовремя оказался рядом, подставил плечо. Кевин беззвучно выдохнул. Он и правда успел забыть, каково это — иметь компаньонов. Полагаться на них. Решать проблемы вместе. Несмотря на это, он всё же опёрся на Танатоса. Танатос одарил его улыбкой, преувеличенно спокойной. — Асмодей, как я погляжу, обесточила Звёздный экспресс. Пока она здесь, поезд не двинется с места, а значит, нужно увести её подальше. И, желательно, подержать её в этом «подальше» подольше. Кевин кивнул. — Думал об этом. Я могу открыть портал и… — Завались, — прервал Танатос. — Тебе же сказали: никакого самопожертвования. Что у тебя за нездоровая тяга к спасению? Кевин не сдержал усмешки. — Сказал человек, который заслонил меня собой. Танатос махнул свободной рукой. — Ай, ерунда. Как бы там ни было, воевать с Асмодей один на один я тебя не пущу. Что я Венни скажу, если ты помрёшь? И вообще, — он слегка отстранился, взглянул на Кевина с предельной серьёзностью. — Ты нужен мне. Помочь Гипносу. Остановить Асмодей. Ни один из нас не сделает это в одиночку, Кев. Кевин слабо улыбнулся. — С каких пор ты зовёшь меня этим именем? — А с каких пор ты так много улыбаешься? — парировал Танатос. — Давай, поднапряги мозги, я знаю, как много там извилин. Куда мы можем вышвырнуть Асмодей? — Думаю, я смогу с этим помочь. Танатос и Кевин обернулись. За их спинами парил, сжимая набалдашник трости, Вельт. Танатос озадаченно поскрёб висок. Прежде, чем он успел назвать Вельта дедушкой или выдать ещё какую-нибудь реплику в своём фирменном стиле, Кевин коротко их представил. — Легендарные Безымянные, — восхитился Танатос. — Не менее легендарный Танатос, защитник Атласа, — слегка поклонился в ответ Вельт. — Рад встрече. Брови Танатоса приподнялись, а в чертах лица притаилась печаль. — У меня только что возник с десяток вопросов, но я, пожалуй, отложу их на потом. Какой план, господин Первопроходец? Вельт кивком указал на свою трость. — Мои силы уже не те, что прежде, но думаю, я вполне могу создать… хм, назовём это портативной чёрной дырой. Принцип её действия можно сравнить с пузырьковой вселенной, пускай она ей и не является. Вельт поправил очки, и Кевин шепнул Танатосу: — Готовься к лекции. Танатос ухмыльнулся. — Если Асмодей окажется внутри, она ненадолго выпадет из знакомого нам пространства-времени. Чёрная дыра — зона отрицания реальности, место, где законы Воображаемого Древа утрачивают силу. Дыру, которую создам я, нельзя назвать настоящей, это скорее манипуляция Воображаемыми данными, симуляция. Будучи осквернённой, Асмодей наверняка сумеет установить в зоне её действия свои законы. Вырваться обратно, на Воображаемое Древо. Но ей потребуется время. — А мы воспользуемся им, чтобы сбежать, — подхватил Танатос. — Чувствую какое-то «но», — пробормотал Кевин. Последние пару минут он тратил все силы на то, чтобы удержаться в сознании, и Танатос, ощутив это, крепче сжал его плечо. — Но у такой чёрной дыры слишком слабое притяжение, — со вздохом признал Вельт. — Либо кому-то придётся забирать Асмодей с собой, либо… Танатос остановил его, подняв руку. — Так. Спокойно. В чёрные дыры никто не прыгает. Делайте, что должны, господин Вельт. Мы с Тисифоной отвлечём внимание Асмодей и в правильный момент подведём её к нужной зоне. — А что потом? — сдвинул брови Кевин. — Будем надеяться, что Асмодей споткнётся об сгусток Воображаемых данных? Глаза Танатоса, похожие на зёрнышки граната, азартно сверкнули. — А потом, друг мой, — усмехнулся он, — ты проведёшь её. Одну мощную атаку. — Тан, — выдохнул Кевин. — Полагаюсь на тебя, — отсалютовал тот. — И ты на меня положись. На нас ведь мелкая смотрит. Так давай, чёрт возьми, не оплошаем — и сделаем всё, чтобы привести её домой. Кевин качнул головой, но спорить не стал. Доверив его Вельту, Танатос исчез, красным всполохом перенёсся за барьер, а воплотился уже прямо перед лицом Асмодей. Та мгновенно пришла в ярость и, окатив Тисифону градом атак, сосредоточила внимание на новом противнике. «Неужели ты до сих пор считаешь меня убийцей Афины? Или же…» Губы Танатоса сжались в тонкую нить. Он поднял руку с кольцом, которое перед исчезновением передало ему воспоминание о Кайрос, и вокруг руки завихрились алые потоки. Соединённая с Гипносом Волей скверны, Асмодей с лёгкостью могла прочесть любые записанные в его сознании сведения. Впервые Танатос радовался тому, что ещё до падения Селестии братик начал испытывать проблемы с памятью — в противном случае Асмодей получила бы в свои руки столько информации, что бой можно было бы заранее считать проигранным. Но ведь Гипнос предельно ясно помнил, как переписал Асмодей память. Подчинив его себе, Асмодей должна была узнать всё: о том, как один брат предал другого, как Афина стала порождением скверны и как самой Асмодей пришлось её убить. Был ли Гипнос настолько мощным, что переписанная память отторгала истину? Или же на самом деле тем, что не могло принять её, было сердце Старшей Луны по имени Геката? Уровень Хонкай-энергии в теле подскочил. Руки Танатоса покрылись перьями, а зрачки сузились. На плечах заплясали всполохи багряного пламени. Из остатков энергии Танатос сплёл плащ — он терпеть не мог доспехи и предпочитал либо уклоняться от атак, либо принимать их защищёнными местами. Тисифона проскользнула между созданными Асмодей вспышками и поравнялась с Танатосом. — Скажи, что у тебя есть хорошие новости. — Ну… Асмодей пока не достигла пика своих сил. Если бы мы имели дело с Судьёй Конца, всё было бы гораздо хуже. — О, спасибо, — скривилась Тисифона. — Мне аж полегчало! Танатос хотел бросить язвительное замечание, но тут Асмодей воздела руки. Между ним и Тисифоной с рёвом промчалась алая волна. Они едва успели отпрянуть — а затем бросились к Асмодей с разных сторон. «Асмодей ни за что не позволит зашвырнуть себя в чёрную дыру, если будет ясно видеть поле боя, — думал Танатос, уворачиваясь от череды всполохов. — Использовать Хонкай? Ага, как будто создание Завершённости можно обмануть Хонкаем. Блядь». Он взглянул на экспресс, но, не желая привлекать внимание Асмодей, не рискнул рассматривать его долго, а потому не увидел ни Кевина с Вельтом, ни Венни, которая наверняка наблюдала за схваткой, прильнув к окну. Эх, мелочь. Она вытащила его из состояния дезинтеграции, из активной Хонкай-реакции и наверняка бы… Стоп! Активная Хонкай-реакция! Ведомый мыслью, Танатос перестал уклоняться от вспышек и вместо этого начал прямо в полёте поглощать их энергию. Трансформации продолжились. Перьев стало больше. Их края полыхали алым светом. Как тогда, на маковом поле, он постепенно становился чудовищем. Раньше Танатос не решился бы на такой шаг. Он знал, как опасно подступать близко к черте. Как легко можно затеряться в Хонкай-энергии, в собственном прошлом, в боли, которая имеет обыкновение не угасать даже спустя тысячи лет. Однажды он уже почти утратил себя… И именно по этой причине он больше не боялся. Он знал, ради чего должен был держаться. Поэтому знал, как. На глазах изумлённой Тисифоны он набросился на Асмодей — и в этот же момент за его спиной появились крылья. Как и прежде, они оставались сломанными. Кайрос проделала отличную работу, она с любовью восстановила каждый фрагмент его души, вплоть до мелочей, но подарить Танатосу новые крылья не могла. Исчезнувшее прошлое не в силах починить настоящее. Каким бы горьким ни был этот факт, сейчас Танатосу следовало сосредоточиться на тех возможностях, до которых он до сих пор мог дотянуться. Не выпуская Асмодей из свирепой, почти звериной хватки, он укрыл их обоих крыльями. Всё потонуло в шелесте чёрных перьев. Мир за границами их плотного кокона будто бы растворился — оставались только алые глаза, глядевшие на Танатоса из темноты. — Что ты делаешь? — выдохнула Асмодей. — Это касается только нас, тебе так не кажется? Твоя боль, твои утраты и разочарования — это наше дело. Всё, что случилось пятьсот лет назад, это следствие наших собственных дел, Геката. — Ты не понимаешь. Она попыталась сплести кинжал, но Танатос перехватил её запястье, и энергия скверны струйкой втянулась в его кольцо. Некоторые перья стали полностью красными и, казалось, медленно тлели изнутри. Вдруг хищные огни в глазах Асмодей угасли. Слегка улыбнувшись, она подалась вперёд, словно порывалась заключить Танатоса в объятия. — Я видела истину этого мира, — шепнула она ему в ухо. — Всё, что ты знаешь о Воображаемом Древе, всё, чем ты считаешь свою жизнь — это ложь. Нет никакого «следствия наших собственных дел», Танатос. Потому что это не наши дела. Мы ничего не выбираем. Мы лишь движемся согласно чужому сценарию к заранее предопределённому финалу, и каждый скован своей ролью. Кому-то повезло больше — таких называют героями. Ну а кто-то… Танатос потрясённо застыл: по щеке Асмодей скатилась слеза. — Ты сошла с ума, — не сдержавшись, ответил он. Асмодей засмеялась. — Ты правда так думаешь? Спроси себя. Что ты на самом деле знаешь об этой вселенной? Кто такие Эоны? Откуда взялось Квантовое море? Как родился Изначальный мир? И почему Аид снова и снова называет его Древнейшей Историей? Если бы не потребность закрывать Асмодей обзор, Танатос бы точно от неё отшатнулся. Шея покрылась мурашками. Её слова не несли никакого смысла и в то же время… Чёрт побери, на миг они показались тайным смыслом всей вселенной. — Ты поймёшь, Танатос, — коснувшись его щеки, пообещала Асмодей. — Это неизбежно. Все вы, его тени, отброшенные на каждый листок Воображаемого Древа, рано или поздно понимаете это. И тогда начинаете свой полёт. Своё восхождение к звёздам. — Что ты… Танатос не успел закончить вопрос: Вельт наконец распахнул чёрную дыру, и резко возникшее притяжение удавкой обернулось вокруг тела Асмодей, потащило её навстречу небытию. В тот же момент мягкое выражение, которое ненадолго проступило на лице Асмодей сквозь осквернённую маску, ожесточилось. Она вскричала, рванулась прочь — тщетно. Чёрная дыра жадно затягивала в свои глубины. Асмодей боролась, открывала один портал за другим, но в такой близости от чёрной дыры Воображаемое пространство искажалось, и порталы оказывались пустышками. Танатос тоже угодил в зону притяжения. К счастью, Тисифона успела спохватиться и, отбросив клинок, потянулась к Танатосу алыми нитями скверны. Он ухватил их, обернул вокруг ладоней, начал вытягивать себя в стабильное Воображаемое пространство. Тисифона принялась помогать. Вцепившись в нити обеими руками, она понеслась навстречу экспрессу. Бешеная тяга начала ослабевать. Как и предупреждал Вельт, зона притяжения искусственной чёрной дыры была совсем маленькой, так что сбежать от неё было не так уж и трудно. Вдруг Асмодей, издав яростный возглас, потянулась за Танатосом. Вдохновлённая Тисифоной, она тоже воплотила алую нить, и та обернулась вокруг сломанного крыла. Танатос не сдержал стона. Хватка Асмодей оказалась железной. Они с Тисифоной с одинаковым отчаянием тянули его в разные стороны, и Танатос понял, что такими успехами превратится из одного бога смерти в двух. Разум затопила волна боли. Танатос чертыхнулся. Когда подступаешься к активной Хонкай-реакции слишком близко, быстро вернуться в человеческий облик становится трудно. Чтобы убрать крылья, Танатосу требовалось время — а его сейчас не было. — Кевин! — мысленно призвал он. Удивительным образом связь, которой Кевин воспользовался на Эвное, сработала и сейчас. Кевин его услышал. — Если я это сделаю… — Плевать. Она не отпустит. И удержится за меня, как бы ты её ни атаковал. Делай, что должен. Я тебе верю. — … Долю секунды ничего не происходило. Кевин колебался. Но прежде, чем с губ Танатоса успел сорваться крик, по воздуху прокатилась режущая ледяная волна. Танатос зажмурился. Он ожидал немыслимой боли, но она оказалась на удивление терпимой. В тот момент, когда волна, достигнув цели, взорвалась, поток ледяной энергии окутал Танатоса таким плотным облаком, что притупил чувства. Он упустил момент, когда лишился крыльев. Просто увидел, как взметнулись в Воображаемое пространство алеющие перья — а потом резко высвободился из хватки Асмодей и, влекомый нитями Тисифоны, кубарем пролетел почти до самого Звёздного экспресса. Его перехватил Кевин.

Конец музыкального фрагмента

— О, мой лечащий врач, — пробормотал ошарашенный Танатос. — А вы, оказывается, профессионал в вопросах ампутации. — Прости, — выдохнул Кевин. Оперевшись на его плечо с одной стороны и на руку Вельта с другой, Танатос смог принять вертикальное положение. — Да ладно, они всё равно сотни лет сломаны. Невелика потеря. Какой толк таскать с собой то, что уже давно утратило смысл? И вообще… — Он запнулся: его окатило запоздалой болью, а с болью пришло и окончательное осознание произошедшего. — Блядь, да эти крылья меня из такого дерьма вытаскивали… Блядь! По телу прокатилась дрожь. Танатос закрыл глаза. Не зная, что сказать, Кевин похлопал его по спине. Танатос кивнул. Хотя утрата казалась ужасающей, он понимал, что на самом деле просто поддался сантиментам. Это всё равно что потерять сломанную музыкальную шкатулку. Пускай с ней связано много важных воспоминаний, ты уже никогда не сможешь запустить её. И что было бы, если бы ты её не потерял? Ты бы холил и лелеял её, даже не допуская мысли о том, чтобы наконец освободить полку для новой. Чтобы впустить в свою жизнь новые мелодии. Вот поэтому и существовала смерть. Конец всего живого и неживого. Чтобы не утопать в комнате, до потолка забитой сломанными музыкальными шкатулками. — Цел? — спросила подлетевшая Тисифона. — На две трети, — ухмыльнулся Танатос. Все четверо посмотрели на чёрную дыру, куда провалилась Асмодей. Отсюда она казалась совсем крошечной. Маленьким фрагментом Воображаемого пространства, на котором забыли выткать отсветы звёзд. — Не знаю, как вы, а я бы выпил, — заметил Танатос. — Сидр? — предложил Кевин. — Не, нахуй. Виски, не меньше. — Давайте вернёмся на экспресс, — предложил Вельт. — Подача энергии скоро возобновится — нужно подготовить всё к прыжку. Спорить никто не стал. Перемещаться через Воображаемое пространство тоже: после стычки с Асмодей от одного слова «портал» у всех начинал синхронно дёргаться глаз. К тому же Кевин с Тисифоной едва стояли на ногах, а Танатос мечтал обнять диван чуть больше Венни. Хоть и очень этого стыдился. В общем, на Звёздный экспресс возвращались через обычную дверь. Воображаемое пространство, хоть и напоминало космос, всё-таки отличалось от представлений в фантастических книгах. Так что о «разгерметизации» и прочих надуманных понятиях никто не переживал.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Karan Casey — This Time Will Pass. Ставьте на повтор

Едва Танатос ступил на борт, в него врезался кто-то маленький и очень энергичный. Разумеется, это была Венни. Танатос заключил её в объятия и, приподняв над полом, со смехом закружил по вагону. — Мелкая! — Ты придурок! Только попробуй стать рисом ещё раз, я тебя ни за что собирать не буду, понял? Идиот! Несмотря на резкие слова, Венни улыбалась от уха до уха. Химеко наблюдала за этой сценой с мягким прищуром. Пока остальные радовались воссоединению, Вельт обратился к Дань Хэну и Пом-пом, и те отправились готовить Звёздный экспресс к отбытию. — Тебе не следовало убегать в одиночку, — заметила, повернувшись к Кевину, Химеко. Тот стоял, привалившись плечом к стене, и с едва уловимой улыбкой наслаждался суетой Венни и Танатоса. Они до сих пор пререкались, но уже вполсилы: Венни не терпелось пересказать Танатосу все пережитые приключения. — Не следовало, — согласился Кевин. — Я поступил глупо и напрасно заставил вас волноваться. Простите. Химеко не сдержала смешка. — Компания явно пошла тебе на пользу. Не успел Кевин ответить, как Венни обняла и его тоже. Досталось даже Тисифоне — та чуть не подавилась от возмущения, но всё-таки похлопала Венни по макушке и даже напросилась на комплимент. Кевин усмехнулся. Словно ощутив это, Венни обернулась, встретилась с ним взглядом. Усмешка Кевина превратилась в улыбку. — Не, с тем, сколько улыбается сегодня этот парень, нам точно пиздец, — доверительно сообщил Танатос Химеко. — Готовьтесь к апокалипсису. — Он с нами уже путешествовал, — заметил вернувшийся из общего вагона Вельт. — Ну, почти он. — Вельт, ты путаешь апокалипсисы, — шепнула Химеко. Вельт, смутившись, поправил очки. — Пойдёмте, — позвала Химеко. — Обычно перед прыжками мы собираемся в общем вагоне. Энергии уже достаточно, осталось только дать Пом-пом отмашку, и… Кевин и Танатос обменялись взглядами. — …И вы не собираетесь прыгать с нами, — догадалась Химеко. Кевин покачал головой. — Нам нужно на маковое поле. — И потом, для Асмодей мы с Тисифоной буквально маяки на ножках, — добавил Танатос. — Пока мы на борту, ваш прыжок не будет иметь никакого смысла — она всё равно вас найдёт. Химеко вздохнула, но возражений у неё не нашлось. Венни переступила с ноги на ногу. Ей явно было грустно покидать Звёздный экспресс так скоро, да ещё в такой спешке, но спорить она не стала. Понимала, как порой важно вовремя отступить. Довольный, Танатос похлопал её по макушке. Он до сих пор не мог поверить, что эта мелкая в одиночку отстроила часть макового поля, воплотила Кайрос, а потом вообще исхитрилась спасти от Асмодей Тисифону и Кевина. «Её родители могут гордиться. — Он задумчиво возвёл глаза к потолку. — Но с большей вероятностью убьют меня». Перед тем, как попрощаться, Кевин протянул Химеко кассету. — Подарок Кадзухи, — объяснил он. Химеко приняла кассету, бережно погладила её края. Кевин наблюдал за её действиями с лёгким сожалением, словно вместе с кассетой отдавал половину сердца, поэтому Химеко уточнила: — Ты не оставишь её себе? — Хотел. — Кевин мельком взглянул на Венни. — Но потом подумал, пускай лучше остаётся на экспрессе. Как повод вернуться. Если вы захотите. И ещё… — Кевин отвернул голову к окну, и в его глазах отразился звёздный свет. — Чтобы песня Кадзухи продолжала звучать по всей вселенной. Чтобы она стала и вашей тоже. Химеко, Вельт и вернувшийся недавно Дань Хэн обменялись взглядами. — Я сохраню её, — пообещал Дань Хэн. Химеко без лишних вопросов передала кассету ему, и Кевин благодарно кивнул. — О, — щёлкнул пальцами Танатос. — Чуть не забыл. — Он с любопытством повернулся к Вельту. — Слова, которые вы сказали мне… Вы назвали меня защитником Атласа. Откуда вы знаете? Атлас пал тысячи лет назад. С учётом обстоятельств его гибели как-то с трудом верится, что мы оставили после себя легенды, попавшие во внешнюю вселенную. Вельт уже привычным жестом поправил очки, но вместо лекции неожиданно взглянул на Дань Хэна. Тот аккуратно спрятал в кармане кассету Кадзухи и только после этого ответил: — Сложно сказать. Легендам об Атласе тысячи лет. Долгое время нам было лишь доподлинно известно, что эта планета разрушилась. — Разрушилась? — уточнил Танатос. — Что это значит — «разрушилась»? Да, когда мы покидали её, от цивилизации уже ничего не осталось. Но планета, чёрт возьми, была жива. Так что ты имеешь в виду под словом «разрушилась»? Удивлённый его напором, Дань Хэн замолк. Вместо него Танатосу ответила Тисифона: — Твой мир проиграл битву с Хонкаем. А значит, Воображаемое Древо сбросило его со своих ветвей. Атласа больше нет. То, что от него осталось, теперь медленно погружается на дно Квантового моря. Или, может, давно в нём растворилось. Глаза Танатоса потемнели, а в уголке губ обозначилась глубокая складка. Некоторое время Венни наблюдала, как по его лицу странствуют ожесточённые тени. Затем она осторожно тронула его за локоть. — Но истории остались, Тан. Наверное, это сделала Тейя. Она же странствовала по вселенной, так? Вот и рассказывала об Атласе в разных её уголках. Чтобы Атлас жил хотя бы в воспоминаниях. Не только ваших с остальными богами. В воспоминаниях всей вселенной. — Легенды бессмертны, — согласилась Тисифона. Танатос потёр переносицу — с такой силой, что остались красные следы. Его рука дрожала. — Дом… Всегда кажется, что можешь вернуться туда в любой момент. Но в мире нет ничего более зыбкого, чем вечность. — Он покачал головой. — Вы правы, конечно. Жизнь Атласа давно подошла к концу. Остаётся только поставить в его истории точку — и двигаться дальше. Закрыть дочитанную книгу, какие бы чувства ни вызывал финал. Кевин, опустив взгляд, скрестил руки на груди. — Нам пора, — тихо сказал он. Танатос кивнул. — Спасибо, что присмотрели за этими остолопами, господа Безымянные. Они много для меня значат, так что я перед вами в неоплатном долгу. — Мы всегда будем рады вам на экспрессе, — отозвалась Химеко. — Но желательно без Асмодей на хвосте, — добавила Пом-пом. Все засмеялись, хоть и не слишком радостно: было ясно, что сбросить Асмодей с хвоста можно лишь одним способом — победив её. А как сделать это, никто пока не представлял. — Если вам понадобится помощь, — Химеко кивком указала на телефон в руке Дань Хэна, — вы знаете, где нас найти. В основном она адресовывала эти слова Кевину, и тот, уловив скрытый посыл, слабо приподнял уголки губ. Он не сказал ничего конкретного, не стал обещать, что обратится за поддержкой в будущем, но Венни показалось, будто он впустил слова Химеко в самое сердце. Когда обмен прощальными объятиями был окончен, Кевин открыл портал на маковое поле, а Танатос с Венни, взявшись за руки, одновременно прервали связь с воплощёнными телами. Звёздный экспресс пропал в завихрениях Воображаемого пространства, и Венни потеряла экипаж из виду. «Быть Первопроходцем — это необязательно путешествовать на поезде среди звёзд, — шепнула Химеко перед тем, как выпустить Венни из объятий. — Это о неугасающем пламени в сердце. И оно у тебя есть. Береги его. Пускай однажды твой огонь поможет проложить дорогу во внешнюю вселенную для всего Тейвата». Венни вздохнула. Каким бы скомканным и торопливым ни получился финал их совместного приключения, она всё равно была рада узнать Звёздный экспресс — и постаралась запомнить каждый счастливый момент. От песни Кадзухи до терпкого кофе Химеко, который невозможно было пить, но который на удивление легко протягивал нити между сердцами. «Может, однажды Тейват распахнет двери для остальной вселенной, — думала Венни во время перемещения. — И тогда мы встретимся снова. А пока…» Она открыла глаза и обнаружила себя на маковом поле. Мир сна по-прежнему сходил с ума. Возвращение Танатоса не помогло: маковое поле отражало текущее состояние Гипноса, которое сохраняло шаткую стабильность лишь благодаря крохотному осколку его сознания по имени Икел. Некоторые восстановленные Венни фрагменты сгинули в темноте. Сейчас это уже не имело значения: душа Танатоса собралась воедино, и её обломки больше не нуждались в мостах, но зрелище всё равно оказалось печальным. Каждый сантиметр макового поля напоминал, что в реальном мире заражённый Гипнос рушился изнутри, а пустоты в его сознании заполняла скверна. — А где Кайрос? — первым делом спросила Венни. Танатос, с которым они очутились у крыльца дома одновременно, поднял голову. Раньше над центральным участком макового поля парило несколько крупных фрагментов, в том числе и тот, где снизу вверх текла река. Теперь этого фрагмента не было. Будучи изначально не слишком устойчивым, он не выдержал осквернения Гипноса — и распался. Вместе с ним исчезла и Кайрос. Ариадна, которая столетиями неизменно пела для Танатоса песни на берегу горной реки. В глазах Танатоса сверкнула печаль. — Она сделала, что могла. Венни крепче сжала его ладонь, покрутила головой. На миг она подумала, что Икел тоже исчез, но не успела толком испугаться, как он вылетел из-за дома и с приветственным «Чик-чирик!» опустился Танатосу на плечо. Танатос с улыбкой погладил его по клюву сгибом пальца. — Я тоже рад тебя видеть, братик. Венни опечаленно отвела взгляд. Перед домом распахнулся портал, откуда плечом к плечу вышли Кевин и Тисифона. Оба выглядели изрядно потрёпанными, так что Танатос предложил хотя бы полчаса посидеть на крыльце: перекусить, восстановить силы и обсудить дальнейший план. Венни с Танатосом устроились на верхней ступеньке, откуда прежде неоднократно смотрели на золотые порталы во внешнюю вселенную. Теперь циферблат исчез. Единственный путь вёл в Квантовое море, к косе, возвращение которой позволило бы Танатосу перемещаться по Воображаемому Древу и без помощи часов Кайрос. Тисифона уселась посреди маков. Кевин опустился на нижнюю ступеньку, привалился спиной к перилам, закрыл глаза — и сидел так до тех пор, пока Танатос не протянул ему виски. Венни была уверена, что Кевин откажется. Но он вдруг невозмутимо принял стакан и тут же принялся покручивать его в пальцах. — Какой странный мир, — заметила Тисифона, которая вместо виски предпочла яблочный сидр. — Здесь всё такое реальное… И такое нереальное одновременно, — добавила она, заглянув в бутылку. Танатос перебросил ей только что воплощённый жареный хлеб. — Именно поэтому он станет нашим билетом в Квантовое море. — Квантовое море огромно, — заметил Кевин. — Гипнос сказал, какая пузырьковая вселенная нам нужна? Танатос хлебнул виски. Венни взглядом упрашивала попробовать, на что Танатос только отмахнулся и всучил ей стакан с лимонадом. Венни скривилась, но возражать не стала — по лимонаду она ужасно соскучилась. Особенно по воплощённому Танатосом. — Сказал. Вам доводилось слышать об Эоне по имени Астерий?

Конец музыкального фрагмента

Кевин так и не донёс стакан с виски до рта, отставил его на ступеньку повыше, задумчиво нахмурив брови. — Да сколько их, этих Эонов? — воскликнула Тисифона. — Только мне кажется, что я наконец выучила всех, так обязательно появляется кто-то новый. «Астерий», ха… — Она мотнула головой и решила залить негодование сидром. — Лично я впервые слышу. — А я вообще в Эонах не разбираюсь, — развела руками Венни. — Только знаю, что это вроде как боги, но не совсем. Танатос зарылся рукой в волосы. — Ладно, этого следовало ожидать. Тогда готовьтесь к лекции. — Ура, лекция! — вскричала Венни. — Только не лекция! — вскричала Тисифона. — Чик-чирик! — вскричал Икел. Кевин промолчал. Одарив свою сомнительную аудиторию мрачным взглядом, Танатос глотнул виски и только после этого приступил к объяснениям. — Ты права, Венни. Эоны — это богоподобные создания. Никто не знает, как они появляются, но по всей вселенной рассказывают, будто раньше многие Эоны были людьми. Или подобны людям. — Он задумчиво поскрёб подбородок. — Когда рождается Эон, вместе с ним рождается и связанный с ним Путь. Это… хм… воплощение некой идеи, философской концепции в виде энергетического потока. Скопления Воображаемой энергии. Появившись однажды, Путь остаётся во вселенной навсегда, даже после смерти Эона. Венни постучала себя по носу. — Наверное, это можно сравнить с Глазами Бога, — аккуратно предположила она. — Есть элементальная энергия, которая делится на разные стихии. То же самое и здесь: Воображаемая энергия может делиться на разные потоки со своими особенностями. Пути. — А что, похоже, — оживилась Тисифона. — Только стихий семь, а Путей — хоть жопой жуй. Кевин ухмыльнулся. — Да, Путей много, — согласился Танатос. — Охота, Память, Изобилие, Освоение… Все так просто и не перечислить. Эоны — один из краеугольных камней Воображаемого Древа. Люди верят в них, поклоняются им, следуют их идеалам. — Как Аргенти, — щёлкнула пальцами Венни. — Он ведь следует Пути Красоты, верно? А Звёздный экспресс — последователи Эона Освоения. Довольный, Танатос кивнул. — Пятёрка за внимательное отношение к прошлым лекциям. Всё верно. Некоторые люди настолько хорошо понимают концепцию Пути, что получают возможность использовать его силы. Ну а тот, кто преисполняется в познании Пути больше всего, может даже обратить на себя взор Эона — и стать его Эманатором. Существом, которому Эон даровал значительную силу Пути. — Короче говоря, если я как следует проникнусь идеалами какого-нибудь Эона Изобилия и связанной с ним философской концепцией, я могу стать его Эманатором, — заключила Венни. — Не дай бог, — пробормотал Кевин. Тисифона фыркнула. — Если исключать частности, — кивнул Танатос. — Ну вот. Теперь, когда ты чуть лучше понимаешь, что к чему, можем вернуться к разговору о Квантовом море. Что касается Астерия… — Он умер, — сказал Кевин. — Спойлеры! — возмутилась Тисифона. — Да разве так начинают истории? — проворчал Танатос. Кевин пожал плечами. Танатос, вздохнув, отставил виски на ступеньку и сцепил руки в замок. — Но в общем-то да, Кевин прав. Астерий пал. Это случилось очень давно, за многие Янтарные Эры до удара Хонкая на Атласе. — Он бросил взгляд в небо, изорванное чёрными провалами. — Астерий был Эоном Спасения. Несмотря на то, что Эоны — крайне могущественные существа, они скованы своими Путями. Идеей, которая родилась вместе с ними. Эон Разрушения обречён разрушать. Эон Распространения пытается распространиться по всей галактике. Эон Охоты никогда не бросит своей охоты, а Эон Энигматы будет вечно укрывать тайны вселенной от чужих глаз за стеной вымысла. Озвучив последние слова, Танатос ненадолго примолк, словно обдумывал нечто неприятное. Венни уже хотела спросить, но тут Танатос мотнул головой и продолжил: — Ну а Эон Спасения, стало быть, был вынужден спасать. — Кого? — спросила Тисифона. — Да всех подряд, — ответил Танатос. — Тех, кто хотел этого, и тех, кто об этом не просил. Маленькие миры и целые звёздные системы. Скованный своей судьбой, Астерий нёс спасение, а с ним рука об руку шагала смерть. — Почему? — поинтересовалась Венни. Кевин коснулся края стакана, но пить не стал. — У всего в этой вселенной многогранная природа. Возьми хотя бы огонь. Он может согревать — а может выжигать дотла. Служить для людей маяком — или пожирать всё живое на своём пути. Танатос вздохнул. — Это точно. Смерть тоже может быть и милосердной, и карающей. Эоны — это буквально концентрация какой-то философской концепции. Чистая идея, трактовать которую можно как угодно. Спасение — это само по себе не плохо. Но что это значит для тех, кто оказывается у него на пути? — Проклятие, — тихо сказал Кевин. Он не смотрел на Танатоса. Оперевшись на перила, он неотрывно наблюдал за тем, как покачиваются на ветру маки. — Спасти меньшинство или большинство, — продолжил Танатос. — Спасти через разрушение. Спасти, убив кого-то… Спасти, сохранив кому-то жизнь. Небесный порядок сбрасывал шипы на Тейват — и называл это спасением. Принц Бездны хотел спасти сестру — и едва не обрёк на гибель две вероятности. У спасения много сторон. И далеко не все из них положительны. Венни скрестила руки на груди. Верно. Кевин вот тоже пытался спасти Тейват. И спас. Всех, кроме самого себя. Спасение и смерть — две стороны одной монеты. — Однажды во вселенной случилась масштабная война, — вернулся к рассказу Танатос. — Астерий попытался вмешаться. Спасти всех причастных. Удерживая от раздора несколько противоборствующих фракций, он оказался их общей целью… и погиб. Пытаясь найти способ убить Эона, люди объединились — так, как и хотел Астерий. Война прекратилась сразу же после его смерти. — Это ужасно, — шёпотом заметила Венни. Тисифона сорвала несколько маков и принялась в задумчивости сплетать их в венок. — Судьба. Странная штука. Кевин прикрыл глаза. — Когда умирает Эон, в месте его смерти случается колоссальный выброс энергии, — сказал Танатос. — Раненый Астерий упал в один из бесчисленных миров галактики. Неведомым образом ему удалось поглотить часть энергии и уберечь звёздную систему, где находился тот мир, от разрушения. Но сам мир было уже не спасти. От силы взрыва он оторвался от Воображаемого Древа и провалился в Квантовое море. Венни взглянула на Икела, который на протяжении всего рассказа переступал с ноги на ногу, будто хотел поделиться чем-то, но никак не мог вспомнить, чем. Да уж. Судьба у Эонов и правда была незавидной. Как и у всех, кто с ними соприкасался. Астерий спас целую вселенную — но ради этого спасения заплатил и самим собой, и миром, которому не повезло принять в свои объятия умирающего бога. — Значит, Гипнос спрятал косу в мире смерти Астерия? — догадалась Тисифона. — Это сужает круг поисков, но несильно, — заметил Кевин. Он наконец перестал пропадать в мыслях и посмотрел на Танатоса. — Квантовое море — место встречи всех мировых линий. — Что это значит? — полюбопытствовала Венни. Долгие объяснения привычно взял на себя Танатос. Тот факт, что он всегда старался облегчить ношу Кевина, которому трудно было говорить много, казался Венни очень трогательным. — Помнишь, что мы рассказывали о мировых линиях? Воображаемое Древо терпеть не может противоречия, а потому хранит все исходы одного события в разных вероятностях. Именно поэтому во время Сентября Катастроф запустилась чистка парадоксов. А Квантовому морю плевать. Туда попадают уже отброшенные миры, так зачем забивать себе голову какими-то несоответствиями? — Можно сказать, Воображаемое Древо — это цельная история, которая пишется здесь и сейчас, — добавил Кевин. — А Квантовое море — кладбище историй. — Точно, — кивнул Танатос. — Тебя же не заботит, насколько дружат друг с другом идеи, записанные на скомканных бумажках в мусорном ведре? Иными словами, в Квантовом море одновременно находятся тысячи версий мира, где пал Астерий. Но Гипнос спрятал косу в каком-то одном — в каком именно, мы не знаем. Тисифона закончила плести венок и водрузила его на голову Кевина. Тот так оторопел, что чуть не свалился со ступеньки. Венни ухмыльнулась. Тисифона украдкой ей подмигнула. — И что, твой ненаглядный братик не дал никакой конкретики? Танатос со вздохом прикрыл лицо рукой. — Мы не успели толком ничего обсудить. Вмешалась Асмодей, и Гипнос… — Он запнулся, отвёл взгляд. — В общем, нет. Ничего конкретного я не знаю. Эй, Кев. Тот коснулся макового венка, словно хотел сначала снять его, но потом передумал, посмотрел на Танатоса. — Тебе же доводилось бывать в Квантовом море? Кевин кивнул. — Как думаешь, получится вывести нас к косе одним намерением? Так, как мы делали с Венни, когда хотели выйти в конкретный мир? Если я сформирую намерение с помощью кольца, возможно, мы сможем найти нужную пузырьковую вселенную с первого раза. Обдумывая его слова, Кевин погладил подбородок. — Риск слишком велик. Квантовое море живёт по другим законам, Танатос, а мы к тому же пытаемся попасть в мир, где погиб Эон. Это чрезвычайно аномальная зона. Если ошибёмся, просто так покинуть пузырьковую вселенную не получится. Мы застрянем. — Пиздец, — высказалась Тисифона. — Я против. Мне надоело застревать в разных мирах! Танатос устало уронил голову на руку. — Чёрт. — Чик-чирик! Гипнос верил, что у тебя получится найти нужный мир, даже если не сразу, — вмешался Икел, утешающе коснувшись его щеки. — В Квантовом море любые связи становятся особенно значимыми. А ты связан с косой через кольцо и собственную душу, чик-чирик. Танатос слегка улыбнулся, с благодарностью погладил его по бумажной голове. — Так-то оно так, да только у нас нет права на ошибку. Чтобы ощутить связь с косой, мне нужно оказаться поближе к ней. В Квантовом море. Что ж теперь, прыгать в первый попавшийся мир и надеяться, что он окажется правильным? Я не могу так рисковать. Мне ещё нужно вернуть эту мелочь, — Танатос щёлкнул Венни по носу, — домой. Венни обиженно зажала нос — и в этот же момент ухватила за хвост мысль, которая прежде никак не желала даваться в руки. — Если прыгнем в пузырьковую вселенную, застрянем там без возможности выйти. Если прыгнем в само Квантовое море, можем просто расщепиться, как это едва не случилось с Аяксом. Но есть и третий путь. Получить возможность свободно перемещаться по Квантовому морю. Тогда Танатос сможет определить нужный мир без спешки и без риска. — Звучит отлично, — хлопнула в ладоши Тисифона. — Только где мы найдём её, такую возможность? Икела попросим квантовым таксистом стать? Икел встрепенулся. — Я приму эту должность с гордостью, чик-чирик! Венни помахала руками. — Икел всё равно не может покинуть маковое поле. Нет-нет, у меня есть идея получше. Танатос, готовь кольцо. Понадобится сформировать очень чёткое намерение.

* * *

Привычно сидя за штурвалом квантового корабля, который теперь называли «Полярной звездой», Серафина пела старинную колыбельную Снежной. За лобовым стеклом, посреди тёмных, густых волн Квантового моря мерцали серебряные точки — отсветы звёзд. Сколько бы пузырьковых вселенных ни повидала Серафина, сколько бы миль, не поддающихся в этой реальности счёту, она ни оставила за спиной, она так и не сумела увидеть вблизи ни одну звезду. То же самое могли сказать и остальные члены экипажа: исследовательница Аста из мира Сорокового, нестареющий мальчишка по прозвищу Одиннадцатый и даже тот, кто давным-давно странствовал по Квантовому морю в одиночку. Нидхёгг. Несмотря на это, Серафина не отчаивалась. В Квантовом море не существует конечных целей, и потому, чтобы не потерять себя, нужно непременно иметь мечту. Даже если она недостижима. Мечта соприкоснуться со звездой вела Серафину сквозь тьму. От одной пузырьковой вселенной к другой. От истории к истории. Задумавшись, она не сразу заметила, как за спиной кто-то появился. Её внимание привлекло слабое движение в отражении на лобовом стекле. Не теряя самообладания, она переставила корабль на автопилот, поднялась с кресла и лишь тогда повернулась к незваному гостю. Перед ней стояла девчушка с пламенными волосами. — Здравствуйте, госпожа Серафина, — сказала она. — Простите за такое внезапное вторжение, но нам очень нужна помощь. О, и ещё… — Серафина широко улыбнулась. — Вам привет от Аякса!