Пепельный реквием

Ты так боишься времён, Что уносят былое потоком минут. Знай же: тебе снится сон, Где кончается время, часы не идут. То, что с рождения было бессмысленным, Может истлеть без следа, Там, где глаза открываются истинно, Ты не умрешь Никогда.

Ясвена — Я буду с тобой

Кошмар подкрался незаметно. Как тень, которая к закату становится всё длиннее, тянется мрачными щупальцами всё дальше, на противоположный конец комнаты, туда, где ты прячешься от неё под одеялом в тщетной надежде спастись. Он был неизбежен, этот кошмар. Неизбежен и слишком велик. Поначалу Люмин его не замечала. Она бродила по Тринадцатому мигу, засматриваясь на пустующие карусели, вспоминала странствия с Итэром, их душевные разговоры и нелепые мечты. Она давно бросила мечтать, да и по душам больше ни с кем не говорила. Но уютный, хоть и несколько печальный парк аттракционов, воссозданный Гипносом, пробудил тёплые воспоминания. Ненадолго приоткрыл створки её наглухо запертой осквернённой души. Может, в этом и заключалась её ошибка. В том, что впервые за долгое время она поддалась слабости. Растворилась в чувствах. Позволила пронзительному сиянию Тринадцатого мига ослепить её. Сложно оставаться бдительной, когда глаза заволакивает пелена слёз, а разум занят мыслями о родном человеке, которого не можешь достичь. Люмин помнила, как догнала Кевина и Венни. Как эта настырная девчонка, которой родители забыли рассказать о личных границах, бессовестно залезла в душу своим дурацким вопросом: «Что потом?» Как Кевин сжал Венни локоть и бросил быстрый взгляд на Люмин. Словно догадывался, что она никогда не представляла своего будущего, и даже смел её жалеть. Она помнила, как разозлилась. Как хотела крикнуть: «Да какая разница, что будет потом? Мне всё равно, куда идти. Я просто хочу идти вместе с Итэром — а пункт назначения не имеет значения». Как в конце концов она промолчала. Как Венни с Кевином пошли вперёд, обсуждая планы на будущее, а она, терзаемая противоречивыми чувствами, замедлила шаг. В тот момент ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь — хоть кто-нибудь — заверил, что на самом деле она тоже знает, куда идёт. Именно тогда её коснулась тень кошмара. Но она поняла это не сразу. Всё произошло стремительно: Люмин просто обнаружила, что вместо выцветшего Тринадцатого мига стоит теперь в ярко освещённом зале. Под потолком, среди густой полупрозрачной материи, похожей на облака, перемигивались гирлянды и развевались разноцветные ленты. Вокруг парами кружили златовласые люди в белых одеяниях. Их изысканный танец сопровождала музыка — торжественный орган и нежная, чувственная арфа. Люмин оказалась дома. Это был Элохим, её падшая родина. Конечно, она догадывалась, что это просто видение. Возможно, она очутилась в нём благодаря чарам Гипноса. Люмин не могла вспомнить момент перехода, не могла вспомнить даже, покидала ли Тринадцатый миг, но сильно об этом не переживала. Должно быть, это в очередной раз дал о себе знать синдром интерференции.               Впервые Люмин испытала вызванный им приступ, когда вышла на совместное дело с Кевином. Они преследовали какого-то беглого преступника и разошлись разными дорогами, чтобы отрезать ему пути к отступлению. Согласно плану, Люмин должна была броситься ему наперерез — но в следующую же секунду обнаружила себя в совершенно другом месте, в потайных тоннелях глубоко под городом, где её чуть не порезали на кусочки во славу Эона Изобилия. К счастью, Кевин успел вовремя её найти. Когда беглый преступник и запрещённый культ Изобилия в придачу были переданы в руки КММ, Кевин и Люмин, по горло сытые городскими трущобами, ушли в безлюдную долину. Там Люмин развела костёр, над которым пыталась пожарить раздобытых в тоннелях угрей — на вид страшных, но, по словам местных жителей, чрезвычайно съедобных. Именно тогда Кевин и рассказал Люмин о синдроме интерференции. О состоянии, которое возникает у некоторых людей, злоупотребляющих путешествиями по мировым линиям. — И что? Не говори, что это смертельно, — бросившись в Кевина жареным угрём, сказала Люмин. К сожалению, от жареного угря он увернулся. — Не смертельно. Чревато психическими расстройствами. — Ха, — только и сказала Люмин. Она прожила много столетий и обладала крепким разумом, но даже он был не безупречен. Удивительно, как она всякий раз умудрялась забывать главный закон вселенной: у всего есть своя цена, а долгожители всегда платят в троекратном размере. Кевин взглянул в небо. В те дни он ещё мог говорить чуть дольше — просто обычно не хотел. Но на вопросы всё-таки отвечал, особенно когда Люмин не пыталась его провоцировать. — Твой разум не понимает, какой мировой линии принадлежит. Несколько версий твоей истории накладываются друг на друга, фрагментарно усиливают друг друга или ослабляют. — Он опустил глаза на Люмин. Как и всегда, его лицо оставалось непроницаемым. — Это неестественный процесс, поэтому твоя оригинальная история нарушается. Попытки Воображаемого Древа восстановить её целостность и приводят к провалам в памяти. Люмин задумчиво почесала подбородок, подняла бездарно потраченного жареного угря и отправила его в полёт над долиной. Просто так. Потому что ей нравилось думать, что даже угри могут, если очень захотят, полететь к звёздам. — Ты же имеешь в виду души, так почему всё время твердишь о каких-то историях? Что это за терминология такая? — Тебе не доводилось бывать в Квантовом море? Люмин качнула головой. — Делать мне что ли нечего, по аномальным зонам шататься? — Поразмыслив, она тихо добавила: — Мой родной мир наверняка упал туда. В Квантовое море. Но я бы никогда не решилась… Она закусила губу. Кевин молча ждал продолжения, но Люмин передумала откровенничать. Она и без того сказала слишком много. Кевин ведь далеко не всегда был её союзником. В реальном мире, где розовым очкам полагалось гореть в огне, доверие было самой опасной на свете роскошью. Именно из-за него люди умирали чаще всего. — Возможно, тебе стоит остановиться. — А? — растерянно переспросила Люмин. — Прыгать по мировым линиям, — пояснил, наблюдая за её жалкими попытками спрятать подлинные чувства за художественной раскладкой угрей по тарелкам, Кевин. — Ты сгораешь, Тисифона. Она не стала встречать его взгляд. Боялась того, что может отразиться в его глазах, всегда раздражающе проницательных. — Это не твоего ума дело. — Я просто думаю, что ты заслуживаешь большего, чем строить всю свою жизнь вокруг одного-единственного человека. Не выдержав, Люмин сняла с костра раскалённый стальной прут, на котором жарила последнего угря, и наставила его на Кевина. Он не шелохнулся. Только уголок его губ на мгновение дрогнул, но Люмин так и не поняла, пытался ли он улыбнуться или, напротив, выражал сожаление. — Это не твоего ума дело! — громче повторила она. — А теперь заткнись и ешь своего угря, пока я им же тебя и не придушила! В знак примирения Кевин поднял руки. Во время привала он снял перчатки, с которыми никогда не расставался, и Люмин увидела на его коже красные цепи, среди которых темнели бесчисленные глубокие шрамы. — А это синдром чего? — Синдром «У каждого есть темы, на которые он не хочет говорить», — ответил Кевин. — Ешь своего угря.               Это случилось, казалось, целую вечность назад. С тех пор Люмин испытывала на себе влияние злополучного синдрома ещё несколько раз, но по мировым линиям действительно больше не прыгала. Она не знала, почему. Просто подумала вдруг, что способ победить Асмодей она сумеет найти и здесь, в этой вероятности. И вот теперь синдром, похоже, опять сыграл с ней злую шутку. Может быть, и сам сон был отголоском истории какой-то другой Люмин. Не Тисифоны, а какой-нибудь… ну, там, «введите ваше имя». Люмин с другой мировой линии. Тем не менее, сон ей нравился. Люмин плохо помнила свою родину. С момента разрушения Элохима она только и делала, что заботилась об их с братом выживании: Итэр остро переживал гибель любимого мира. Гораздо острее Люмин. Не желая бередить их общие раны, она предпочитала не говорить, а действовать. Делать всё, чтобы у Итэра не осталось причин для переживаний, страхов и боли. В таких обстоятельствах утопать в прошлом было некогда, и в конце концов родные образы затерялись в калейдоскопе бесчисленных миров, по которым Люмин проводила Итэра в надежде снова увидеть в его глазах умиротворение. И вот теперь она получила шанс соприкоснуться с Элохимом снова. Лиц вокруг она уже не узнавала, зато сразу заприметила человека, который прорывался к ней через толпу. На губах невольно заиграла улыбка. Сны были перекрёстком реальностей, точкой соприкосновения мировых линий, единственным островком вселенной, где их с Итэром жизни могли пересечься вопреки печати Асмодей. «Как символично, что ты нашёл меня именно здесь, во сне о нашем доме». Приблизившись, Итэр первым делом перехватил руки Люмин, и они закружили в танце, безупречно угадывая движения друг друга. Гимны, полонившие зал, воспевали их совместное прошлое и величие пламенных клинков справедливости, во имя которой они появились на свет. — Ты наслаждаешься этим сном, сестра? — спросил Итэр. — Разумеется! — с запалом, который в реальности никому не доводилось видеть, ответила Люмин. Именно после этого тень, которая уже давно тайком тянулась к ней с противоположного конца комнаты, наконец выросла настолько, что сумела поглотить комнату целиком. Так начался кошмар. Кошмар, от которого ей не хватало сил пробудиться.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Lucas King — Are You Still Watching. Ставьте на повтор

Итэр рывком подтянул Люмин к себе. Не ожидав от него настолько резких движений, Люмин споткнулась. Колени подогнулись, но Итэр не позволил ей упасть, перехватил запястья, стиснув их с такой силой, что в кожу, казалось, впечаталось огненное клеймо. Его глаза, пылающие холодным светом, смотрели сверху вниз двумя затягивающими безднами. Скованная внезапным приступом паники, Люмин замерла, а Итэр, наоборот, придвинулся ближе, прошипел ей в лицо: — А я-то думал, ты ищешь артефакт Гипноса. — Я… Люмин сглотнула. Её взгляд заметался, но вместо того, чтобы отыскать спокойный образ, за который можно было бы зацепиться, Люмин только сильнее увязла в ужасе, тёмном и липком, как сама скверна. Зал изменился. Гирлянды ощетинились разбитыми лампочками, разноцветные ленты истрепались и прогнили, а вместо людей в белоснежных одеяниях всюду кружили деформированные тени. Их смеющиеся лица — небрежно сшитые клочья тьмы с белыми расколами вместо улыбок — обращались к Люмин вне зависимости от положения тела, и к мелодии вальса примешивались тихие, но отчётливые щелчки. Звуки переломанных шей, вывернутых под неестественными углами. Люмин попыталась зажмуриться, но Итэр сердито встряхнул её — с такой силой, что пряди волос, выбившиеся из праздничной причёски, упали на лицо и тут же намокли от застывших на щеках слёз. — Почему ты обманула меня, Люмин? — Я… — Прекрати повторять это! — одёрнул Итэр. — С каких пор ты стала так часто говорить о себе? «Я, я, я»… А как же «мы»? «Мы» — вот единственное, что всегда имело значение. Губы Люмин сжались в тонкую нить. Я просто думаю, что ты заслуживаешь большего, чем строить всю свою жизнь вокруг одного-единственного человека. Она и сама не знала, почему слова Итэра вдруг обожгли сердце таким сильным, непреодолимым чувством обиды. Разве он не был прав? Разве могли они, накрепко переплетённые с момента своего рождения, существовать порознь? Во что превратилась её жизнь, когда они с Итэром оказались разлучены, да разве можно было вообще называть это жизнью? Но всё-таки… Ты заслуживаешь большего. Она наконец смогла нащупать точку опоры и, приняв устойчивое положение, с силой вырвала свои руки из хватки Итэра. Музыка смолкла. Тени застыли. Весь зал замер в ожидании её дальнейших слов. — Нет. Ты никогда не приходил ко мне во сне на Утёсе Звездолова. Ты никогда не говорил мне найти артефакт Гипноса. Я знаю. Ты — это ложь. Просто… образ. Но я видела правду. Я видела тебя, Асмодей. Люмин ожидала какой угодно реакции, но тут Итэр, вскинув голову к потолку, расхохотался. Тени задёргались — они смеялись с Итэром в унисон. — «Асмодей»? О, Люмин. Моя наивная Люмин. Ступив вперёд, он ухватил её за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. Люмин осознала, что дрожит. Итэр заметил это — и, преисполнившись глубокого презрения, оттолкнул её с такой силой, что Люмин не устояла, рухнула спиной на пол. — Ты же была так умна. Что с тобой случилось? Взыграло одиночество? Или моей любви было тебе недостаточно? Люмин прижала к груди ушибленное запястье. — Не… Не говори так. Усмехнувшись, он сделал широкий шаг, опустился на корточки, но вместо того, чтобы помочь Люмин подняться, стал наблюдать, как она в страхе отползает прочь. Тени подступили ближе. Люмин не могла избавиться от ощущения, что стоит только сказать хоть одно неосторожное слово, и тени пожрут её. Или, может, растерзают, как те культисты Изобилия, которых они с Кевином сдали КММ. — Поверить не могу, как легко ты повелась на такую нелепую ложь. С чего ты взяла, что эта тейватская девчонка записала в пузырь памяти правду? Люмин судорожно выдохнула. И впрямь. Пузырь памяти мог содержать не воспоминание, а просто… сон. А сны, как известно, легко контролировать. Не позволяй ей установить контроль! Люмин, ты сильнее. Ты хотела освободиться от оков Асмодей, так борись! Люмин мотнула головой. Она не могла. Она запуталась. Отличить правду от лжи больше не получалось. Люмин понятия не имела, где заканчивается реальность и начинается выдумка, порождённая не то скверной, не то влиянием Асмодей, не то её собственным безумием. Может, Асмодей была реальна. Может, Люмин и правда видела Итэра — таким, каким его сделали столетия отчаяния и одиночества. А может, всё это было просто порождением разума, охваченного синдромом интерференции, и на самом деле Люмин просто лежала где-то посреди Тринадцатого мига, не имея возможности ничего изменить. Чувство, которое охватило её после вопроса Венни о будущем, вернулось — и ударило по сердцу с удвоенной силой. Дело было не только в том, что Люмин утратила понимание дальнейшего пути. Она не знала, верит ли в него вообще. Теперь, когда она оставила за спиной десятки мировых линий с одинаково правдивыми исходами одних и тех же событий… Могла ли она воссоединиться хотя бы с одной из бесчисленных версий Итэра, не задумываясь о других вероятностях? Могла ли с уверенностью сказать: «Да, это мой брат, и никакого другого мне не нужно»? Она потерялась. Она не понимала, какой мировой линии принадлежит. Какой из Итэров является её братом и что она должна ради него сделать. Голос просил бороться, но как можно бороться, если не знаешь, за что? Тени наступали, будто хотели заключить Люмин в объятия, нашептать очередную ложь, окончательно задурманить разум. Итэр продолжал смотреть. Его глаза пылали свирепыми демоническими огнями, и Люмин, не зная, как спрятаться от этого прожигающего взгляда, поступила очень по-детски. Крепко зажмурившись, она спрятала лицо в ладонях и зашептала: «Уходи, уходи, уходи!» Ей было уже всё равно, настоящий ли это Итэр. Она просто хотела… свободы.

Конец музыкального фрагмента

В тот момент, когда Люмин начало казаться, что спасения нет и тени пожрут то немногое, что осталось от её сознания, зал вдруг содрогнулся. Отняв руки от лица, Люмин первым делом увидела, как напрягся Итэр. Ободрённая этим фактом, она осмотрелась — и заметила, что стёкла мелко дрожат, сопротивляясь давлению незримой, но очень настойчивой силы. Будто кто-то стучался с другой стороны. Люмин вскочила. Итэр рванулся вперёд, попытался её остановить, но Люмин вывернулась из его хватки и бросилась к окну. Волосы хлестали по лицу. Дыхание обжигало лёгкие. Несмотря на это, Люмин призвала на помощь клинок и с возгласом, который вырвался из самых глубин её истерзанной кошмаром души, ударила по стеклу. Подхваченные неведомой силой, осколки сияющим потоком хлынули в зал. Итэр ругнулся, заслонился руками — а в следующую секунду оказался сметён оглушающей волной. В зал ворвалась песня. Но не торжественный гимн, воспевающий прошлое, давно сгинувшее в волнах Квантового моря — необузданный тяжёлый рок. К тому же совершенно бездарный. Люмин не знала, почему это так её развеселило. Итэр начал подниматься. Волна музыки впечатала его в стену, и теперь по лицу, искажённому яростью, катились струйки крови, из-за чего взгляд окончательно обезумел. Силуэт Итэра дрожал. Если бы Люмин пригляделась внимательнее, она наверняка смогла бы увидеть образ, который проступал за ликом её фальшивого брата. Но она твёрдо решила не засматриваться. — Люмин! — взревел Итэр. Его крик потонул в ужасающем грохоте. Люмин вскочила на подоконник. Волна, которая продолжала рваться из дыры в окне, должна была отнести её в центр зала, но вместо этого изогнулась, обтекла с двух сторон — и, сомкнувшись снова, упругим потоком устремилась к Итэру. На сей раз он был готов, а потому отбил атаку золотой вспышкой. Волна разбилась о стену и разнесла в щепки картину — пейзаж одного из висячих садов Элохима. Наступив на жалкие клочки, которые всего секунду назад изображали цветущие угодья, Итэр вскричал: — Как ты могла выбрать вместо нас одну только себя? Люмин опустила голову. Фрагмент картины, изображавший поле белых цветов, которые в другом, далёком мире называли интейватами, робко трепыхался. Словно бабочка, угодившая в сети, он пытался высвободиться из-под сапога Итэра. Волна музыки звала его взлететь. И, повинуясь этому зову, фрагмент картины отвоевал свою свободу. Будто расправив крылья, он взмыл под потолок и закружился там, свободно и легко — даже несмотря на то, что его собратья остались лежать на полу, придавленные Принцем Бездны. Люмин не сказала ни слова. Только медленно подняла взгляд на Итэра — и, убедившись, что он смотрит в ответ, показала средний палец. А затем с безумным, но счастливым хохотом выскочила в окно, навстречу одичалой волне. Музыка приняла её в свои объятия и, окутав с неожиданной мягкостью, понесла прочь от разрушенного Элохима. К пробуждению от всех кошмарных снов.               Открыв глаза, Тисифона первым делом услышала ту же дурацкую песню, которая вторглась в её сон. Песня доносилась с улицы. Вернее, грохотала, да так, что стены заброшенного тюремного корпуса, куда Тисифона проникла для незаконного погружения в Мир грёз, тряслись. Казалось, ещё немного, и здание сложится вовнутрь. Не то от ошарашивающей громкости, не то от стыда за такой нелепый репертуар. Затем, всего в нескольких шагах от себя, Тисифона обнаружила женщину с вишнёвыми волосами. Хотя Тисифона никогда не видела её прежде, она сразу догадалась, кто это. Асмодей. Заявилась, чтобы, управляя потоками скверны в теле Тисифоны, подчинить её себе. Будь проклята эта иерархия Воли Хонкая. Будь проклят сам Хонкай и, конечно, Асмодей. Та, кого Тисифона — нет, Люмин — ненавидела, та, кого она всем сердцем мечтала убить. Сейчас Асмодей стояла, схватившись за голову, и раскачивалась из стороны в сторону. Кто бы ни помог Тисифоне во сне, он сумел ненадолго вывести Асмодей из строя. Правда, судя по нарастающей тёмной энергии, она уже начала приходить в себя. Тисифона призвала клинок и без колебаний нанесла мощный удар, от которого нормального человека разорвало бы пополам. «Блядь». Асмодей окружал непроницаемый чёрный щит. Тисифона даже не успела уловить момент, когда он появился. Возможно, она смогла бы прорвать его с помощью своих старых сил, но связь с ними давно исчезла. А уж соревноваться с Асмодей в искусстве владения Хонкаем было бесполезно. Всё равно что новичку вести поединок с профессиональным мечником, который за любую ошибку готов тебя убить. Бессильно отшатнувшись, Тисифона подбежала к окну. — Завали ты уже свою какофонию! — первым делом крикнула она, потому что от такой музыки помер бы даже неубиваемый Кевин Каслана. На улице, сжимая в руках огромный магнитофон, стояла Венни. Тисифона не смогла скрыть удивления, так и застыла в оконном проёме, уронив челюсть. Как эта девчонка смогла так быстро добраться до внешнего кольца Пенаконии? Где она, во имя Эонов, отыскала эту нелепую бандуру? И почему улыбается так, словно увидела не бывшую Принцессу Бездны, а своего ненаглядного Танатоса, за которого постоянно переживала? Тисифона не понимала. Венни была просто пятнадцатилетней девчонкой — но у Тисифоны не получалось её постичь. Венни подняла магнитофон и, отыскав кнопку размером с палец, наконец-то выключила этот нестерпимый вой, который кто-то посмел называть музыкой. — Доброе утро! Как тебе новый будильник? — Кто написал эту песню? — спросила, перекинув ногу через подоконник, Тисифона. Зажав магнитофон подмышкой, Венни порылась в карманах и извлекла на свет чек, который ей выдали в единственном на всю реальную Пенаконию магазине электроники. — Мм… Написано, его зовут Джованни. Джованни Валентини. Перекинув через подоконник вторую ногу, Тисифона спрыгнула на землю и первым делом сказала: — Иди нахуй, Джованни Валентини! Венни ухмыльнулась. — Как ты вообще здесь оказалась? — упёрла руки в бока Тисифона. — И откуда у тебя деньги на покупку этой ерундовины? И почему ты вообще… — Она закусила губу, но всё-таки решилась закончить: — Почему ты вообще решила меня спасти? Вместо ответа Венни ухмыльнулась ещё шире. Тисифона выгнула бровь. Она ничего не знала о жизни этой девчонки, но без колебаний могла сказать: Танатос и Кевин оказали на неё большое влияние. Пожалуй, даже слишком. — Ладно, сейчас это неважно, — сочла Тисифона. — Нам нужно унести ноги от Асмодей. — У неё один из артефактов Танатоса, — заметила Венни. — Ах, ну раз так, — Тисифона махнула в сторону заброшенного тюремного корпуса. — Можешь зайти, пообщаться поближе. Асмодей такая душка! Уверена, она с радостью согласится вернуть украденное. — Её глаза сузились до щёлок. — Неужели ты и правда думаешь, что я первым же делом не попыталась её убить? Это не сработает. Она слишком сильна. И умна. Нам надо уходить. Она ожидала, что Венни заупрямится, но та лишь спокойно обдумала услышанное и кивнула. — Хорошо. Тогда нам надо в отель «Грёзы». — Напомни-ка, кто назначил тебя командиром? — Прежде, чем Венни успела ответить, Тисифона добавила: — Делай, что хочешь, но лично я собираюсь свалить с Пенаконии, и подальше. Венни сдвинула брови. — Что, просто сбежишь? «Ты разочарована, голубушка?» — с усмешкой подумала Тисифона, но говорить это вслух не стала. Побоялась, что дрогнет голос. — Да, сбегу. Потому что так разумно. У меня нет ни малейшего желания и дальше перебегать Асмодей дорогу в ожидании, когда я попаду под раздачу и стану безвольной марионеткой под её контролем. — Но ты можешь бороться! — возразила Венни. Тисифона наградила её насмешливым взглядом. — «Бороться», ха. Вечно вы повторяете это. «Борись». И хоть бы кто объяснил… — Она оборвала себя на полуслове, скрестила руки на груди, раздражённая тем, как сильно кошмар с участием Итэра выбил её из колеи. — Короче говоря, да. Я сваливаю. И тебе играть в героиню не советую. Спроси хоть у своего Кевина. Ничем хорошим это не заканчивается. В глазах Венни полыхнули яростные огоньки. Она явно хотела ответить что-то колкое, но в последний момент передумала, опустила глаза, сосредоточив всё внимание на ярко-красных шнурках своих ботинок. Неужто сдалась? «И правильно. Домой ты, может, не попадёшь, но зато хотя бы живой останешься. В том или ином виде». — Всё, — ступив вперёд, твёрдо произнесла Тисифона. — Раз уж ты помогла мне, я, так и быть, помогу тебе. Ненавижу оставаться в долгу. Кодекс чести, все дела. Так что мы уходим. Сейчас. Венни продолжала молчать. Тисифона сочла это за согласие и, обхватив пальцами подбородок, забормотала: — На какую бы планету отправиться? Нужно что-то людное. Место, где легко затеряться в толпе. Хм, а объявляли ли меня в розыск на Пир-Пойнте?.. — А что потом? От этого внезапного, неуместного вопроса мысли Тисифоны застыли, словно окунулись в густой сироп. Снова это дурацкое «потом». Она уже хотела ухватить Венни за плечо, перенести её в другой мир — какой угодно — силой, но та вдруг отстранилась и громко повторила: — Что потом? Будешь вечно бегать от Асмодей, надеяться, что однажды каким-то чудесным образом освободишься от её печати? Глаза Тисифоны сверкнули холодом. Лицо Венни, напротив, оставалось предельно невозмутимым. — Почему, по-твоему, Кевин затеял весь этот план с пузырём памяти? — Тисифона хотела ответить, но Венни, предугадав её слова, качнула головой. — Они с Танатосом могли бы просто сразиться с тобой — уверена, объединив усилия, они бы с лёгкостью победили. Но Кевин предпочёл рассказать тебе правду. Чтобы ты точно знала, с кем сражаешься, и не позволяла собой манипулировать. Он дал тебе шанс. Она шагнула вперёд. Только сейчас Тисифона обратила внимание, что Венни ниже всего на пару сантиметров. Их глаза находились на одном уровне, и во взгляде этой несносной девчонки горела неукротимая решимость, достойная самой Смерти. — Но шансы не берутся из воздуха. Кто-то должен за них заплатить. Прямо сейчас Кевин сражается не только с заражённым Гипносом, но и с самим собой. Он платит цену за предоставленный тебе шанс. Тисифона устало приложила руку ко лбу, обернулась на тюремный корпус, где постепенно восстанавливала силы Асмодей. — Пытаешься воззвать к моей совести? — Ну что ты. Это… как ты сказала? «Кодекс чести, все дела». Усмехнувшись, Венни склонила голову набок, отчего её взгляд стал ещё более пристальным. Прожигающим. Тисифона едва сдержала порыв отступить. — Теперь, когда Кевин заплатил вместо тебя, ты не можешь просто убежать. Ты же ненавидишь оставаться в долгу, так? А значит, не имеешь права упускать свой шанс. Потому что другого не будет. Либо мы поможем Кевину — и он поможет нам победить Асмодей. Либо он умрёт — и тогда ты навсегда останешься марионеткой Асмодей, хочешь ты того или нет. Тисифона со вздохом провела рукой по волосам. На голову будто надели железный обруч: виски болезненно сдавило, а мысли стали тяжёлыми, неповоротливыми. И всё из-за какой-то малявки. Поразительно. — Тц… — раздражённо цокнула она. Венни, поудобнее перехватив магнитофон, тоже вскользь посмотрела на тюремный корпус. Асмодей могла оправиться от мысленного удара в любой момент — задерживаться на внешнем кольце Пенаконии и дальше становилось попросту опасно. — Я отправлюсь в отель «Грёзы» с тобой или без тебя, — сказала Венни. — Но имей в виду: одна я вряд ли смогу что-то изменить. Мне всё ещё не хватает ни опыта, ни сил. Удивлённая тем, с какой лёгкостью она это признала, Тисифона вздёрнула брови. А Венни между тем продолжила: — Знаешь, какой главный урок дал мне Танатос? — Понятия не имею, — буркнула Тисифона. Танатос ей не нравился: он, воплощение смерти, одним своим существованием напоминал о том, что Итэр, к которому она столько времени стремилась, мог быть давно уже недостижим. — Он научил меня, что за счастливый финал надо сражаться. — Ну, кто бы сомневался, — со вздохом отозвалась Тисифона. — А ещё он научил, что необязательно делать это в одиночку, — добавила Венни. — Мне. Кевину. — Вдруг улыбнувшись, она протянула руку. — И тебе тоже. Тисифона вздрогнула. Она хотела выдать очередную колкость, но не сумела подобрать слов, застыла с приоткрытым ртом, глядя на ладонь Венни так, словно там вдруг заплясала маленькая копия Асмодей. Тисифона не помнила, когда с ней в последний раз говорили подобным тоном. Когда протягивали ей руку не в попытке ударить или воспользоваться — в искреннем желании помочь. А впрочем… Культисты Изобилия? Даже не думал, что они до сих пор активны. Ты в порядке? Посиди спокойно. Культисты уже никуда не убегут, а вот твою рану оставлять без внимания нельзя. Тисифона с выдохом прикрыла глаза. — … «Теперь я, кажется, начинаю понимать, что ты разглядел в ней». Она не знала, пожалеет ли об этом решении. Но прямо сейчас, когда Венни стояла с протянутой рукой, когда смотрела глазами, в которых сияли ясные огни, Тисифона не нашла в себе сил поступить иначе. Ругнувшись, она взялась за протянутую ладонь. В ту же секунду между ней и Венни проскочила золотая искра. Венни охнула. Тисифона отдёрнула руку. Но не потому, что испугалась. Она вдруг ясно осознала, что именно это означает. Затаив дыхание, Тисифона поймала искру прежде, чем та устремилась к небу. Пальцы ощутили тепло — нет, крошечный фрагмент сил, с которыми рождались все херувимы Элохима. Сил той, что когда-то носила имя Люмин. — Что это? — поинтересовалась Венни. Тисифона подняла искру, и та засияла на фоне неба Пенаконии крошечным солнцем. Только вместо согревающих лучей кожи Тисифоны касались потоки давно позабытой силы. Искра не могла вернуть ей даже десятую часть утраченного, но подарила нечто большее. Надежду. — Это, — усмехнулась она, — гарантия того, что так просто Асмодей за нами не последует. На глазах изумлённой Венни Тисифона сжала искру в кулаке, и в тот же миг тюремный корпус окружил полупрозрачный золотой барьер. В тех мировых линиях, где Люмин становилась Путешественницей, её врождённые силы могли противостоять даже разрушительному воздействию скверны. А значит, должны были сдержать Асмодей. Хотя бы ненадолго. На время крошечного прыжка к неизведанному, который люди называли шансом. Тисифона ухватила Венни за ладонь. А затем, крепко держась друг за друга, они переместились.

* * *

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, 林一凡 — Golden Land. Ставьте на повтор

Раньше Венни даже не задумывалась, как ей повезло. Благодаря тому, что они с Танатосом могли прыгать в любую точку пространства и времени, они попали в Мир грёз в обход правил Пенаконии. Но сейчас всё обстояло иначе. Венни больше не могла вернуться на маковое поле и войти в Мир грёз через сон Гипноса. Оставалось только полагаться на законы той реальности, в которой она оказалась. Вести партию по правилам игры. А правила гласили, что всякий, кто хочет зайти в сон Пенаконии, должен снять номер в отеле «Грёзы». — Короче говоря, ты хочешь опустошить мой кошелёк, — заключила Тисифона. — Я могу заплатить за номер сама, — возразила Венни. Тисифона выгнула бровь. — Ну-ну. И где же ты, голубушка, возьмёшь деньги? Я до сих пор не понимаю, как ты ухитрилась купить этот дурацкий магнитофон. И зачем ты с ним таскаешься, кстати, тоже. Венни, кашлянув, поставила магнитофон на регистрационную стойку. Деннис, менеджер лобби, озадаченно поскрёб затылок. — Сделаете скидку? — с надеждой спросила Тисифона. — Простите, мисс, мы не покупаем магнитофоны, — сдержанно ответил Деннис. И на всякий случай поклонился. — Я думала, у тебя куча денег, — заметила Венни. Тисифона, облокотившись на стойку, со вздохом потёрла лоб. — То, что у меня куча денег, не означает, что я намерена ими разбрасываться. Как, ты думаешь, я научилась так хорошо зарабатывать? — Игнорируя Денниса, который окончательно перестал что-либо понимать, она подвинула магнитофон к себе. — Ты видишь выгоду — ты её не упускаешь. Закон джунглей. — Ты поэтому ходила на задания с Кевином? — ухмыльнулась Венни. — Закон джунглей? — Завались, — посоветовала Тисифона. Венни пожала плечами. — И потом, — с запалом продолжила Тисифона, — есть много других вещей, для которых мне нужно откладывать деньги. Никогда не знаешь, когда придётся заплатить выкуп за неосторожного клиента. Или шантажировать кого-то. Или подкупить стражу в тюрьме КММ… — Не обращайте внимания, мы просто репетируем свои роли, — доверительно сообщила Венни Деннису. — Поверьте, это не самый странный разговор, который мне доводилось слышать за этой стойкой, — доверительно сообщил Деннис Венни. — Так что? Поискать для вас свободные номера? Тисифона снова потёрла лоб и в конце концов признала поражение. Чтобы попасть в Тринадцатый миг, им с Венни прежде всего нужно было оказаться в Мире грёз. А погружаться в сон без присмотра не рискнула бы теперь даже сама Тисифона. Пока она расплачивалась (вопреки ворчанию, за оба номера), Венни покрутила головой. Ей и прежде доводилось бывать в отелях, но в таких огромных и суетливых — никогда. В отличие от внешнего кольца Пенаконии, которое выживало на руинах тюремных корпусов, довольствовалось старыми технологиями и оттого стало почти необитаемым, здесь, в отеле «Грёзы», вовсю кипела жизнь. Всюду сновали гости. Готовый удовлетворить любую их нужду, поблизости, но на вежливой дистанции держался персонал. Каждую минуту в лобби раздавались звонки. За столиками звучал смех и звенели бокалы с напитками, стоимость которых страшно было даже представлять. На фоне всего этого, у дальней стены лобби, крутилась гигантская музыкальная пластинка, а вверх и вниз беспрестанно ездили яркие круглые лифты. Венни попыталась представить подобный отель в центре Мондштадта. Одна мысль о том, как бедный старик Гёте, глядя на эту пёструю громадину в несколько десятков этажей, озадаченно почёсывает затылок, вызвала улыбку. Нет уж. Мондштадт был слишком крохотным и уютным для такой махины, ловко затягивающей чужие деньги. И это, пожалуй, было к лучшему. Тисифоне выдали карточки, которыми постояльцы отеля пользовались для доступа к номерам. Венни повесила свою на шею. Пока Тисифона выбирала, в какой карман лучше спрятать свою, к ним подошла высокая девушка с короткой стрижкой и аккуратными очками. Девушка принесла букет красных роз. — Добрый день, мисс, и добро пожаловать в отель «Грёзы»! Вам подарок от постояльца, — сообщила она Тисифоне. Тисифона отшатнулась с таким лицом, словно вместо цветов в подарочную бумагу обернули ножи. Венни, пожав плечами, приняла букет вместо неё. Девушка одарила её тёплой улыбкой, а затем, поклонившись, отправилась отвечать на вопросы другого гостя. — Кто этот ублюдок? — сдвинула брови Тисифона. Венни погладила лепестки, от которых исходил тонкий, но приятный аромат — подобным образом пахли любимые духи Аделинды. — Интересный синоним к слову «ухажёр». — Ухажёр, как же, — отозвалась Тисифона, зорко оглядывая лобби. — Готова поспорить, в этом букете заложена бомба. Или установлен жучок. Или спрятана ещё какая-нибудь гадость. Нет, Венни. Не будь так наивна: никто не отправляет мне цветы просто так. — Я нашла паучка, — сообщила Венни. — Он милый. Хочешь? Отмахнувшись, Тисифона подхватила с регистрационной стойки магнитофон и, сердито размахивая им, направилась к мужчине, которого Венни приметила ещё некоторое время назад. Он сидел за столиком, покатывая по стенкам бокала вино, тёмно-красное, как зёрнышки граната. На губах у мужчины неизменно играла улыбка, лёгкая, но немного отстранённая, словно мыслями он пребывал в других мирах, тянулся к ним в поисках недостижимого идеала. Предвкушая занимательное зрелище, Венни в обнимку с букетом двинулась следом за Тисифоной. — Ты! — воскликнула Тисифона. Чтобы подчеркнуть серьёзность намерений, она хлопнула магнитофоном по столу. Мужчина даже не вздрогнул. Только улыбнулся шире — похоже, наконец прекратил пропадать в мыслях — и поднялся, склонив голову в почтительном жесте. — Приветствую, прекрасные леди. Вы, полагаю, легендарная Тисифона, известная по всей галактике своим неукротимым нравом и пылающим сердцем, — обратился он к потрясённой Тисифоне. Затем, приложив к груди закованную в латную перчатку руку, повернулся к Венни. — Ошибусь ли я, если предположу, что вы, юная дева, носите благородное имя Веннесса? — Оху… — начала Венни, но вовремя себя одёрнула. Выражаться в присутствии этого одухотворённого рыцаря казалось кощунством. — Нет. Не ошибётесь. Но откуда вы знаете моё имя? Мужчина улыбнулся. А затем, окончательно повергнув Тисифону в шок, опустился на одно колено и распростёр руку в элегантном жесте. Венни торопливо сунула букет в руки Тисифоне. Гости за соседним столиком, неверно оценив ситуацию, захлопали. Тисифона покраснела до кончиков ушей. Мужчина, смущённо кашлянув, торопливо поднялся и предпочёл ограничиться скромным поклоном. — Прошу простить меня за недоразумение, о, прекрасные леди. Моё имя Аргенти. Я искренне сожалею, что свожу с вами знакомство только сейчас, в час нужды, и надеюсь, что вы не поймёте мои намерения превратно. Судя по выражению лица, Тисифона с трудом подавляла желание отхлестать Аргенти букетом. — Переходи уже к делу. — Прошу простить, — повторил Аргенти. — Полагаю, нас с вами, пускай и связавшихся узами судьбы только сегодня, уже давно объединяет общий знакомый. К несчастью, сейчас он в беде, и мне остаётся лишь просить о помощи вас — тех, о ком он поведал мне перед своим путешествием в Мир грёз. Несмотря на витиеватую речь нового знакомого, Венни сразу поняла, кого он имеет в виду. — Вы друг Кевина! Аргенти печально улыбнулся. — Мне льстит, как вы называете меня, юная Веннесса, но боюсь, Кевин не из тех, кто заводит друзей. Я помогаю ему, не более. Тисифона, скрестив руки на груди, обхватила пальцами подбородок, сощурилась, изучая Аргенти так, будто в её глаза был вживлён особый сканер, способный разглядеть человеческое нутро. — Расскажи всё последовательно, — велела она. Аргенти указал на диван, и Венни плюхнулась напротив. Тисифона не стала принимать приглашение. Вот только манеры не позволяли Аргенти сесть, пока она продолжала стоять, так что Венни пришлось сердито дёрнуть её за рукав. Тисифона пристроилась на самом краю с таким видом, будто в любую секунду готовилась сбежать. Когда все наконец расселись, Аргенти поведал, как забрал Кевина с Эвнои, а затем согласился отправиться с ним на Пенаконию. Кевин знал о грядущей стычке с Тисифоной. Догадывался он и о возможном вмешательстве Асмодей. — Ему нужен был человек, который присмотрел бы за ним в реальности, — объяснил Аргенти. — На случай, если бы Асмодей попыталась проникнуть в отель или повлиять на Кевина извне. Тисифона, тихо ругнувшись, опустила глаза. Венни понимала причины такой реакции: если бы у Тисифоны был человек, на которого она могла бы положиться, Асмодей ни за что бы не завладела её разумом. И не заставила бы атаковать Кевина сконцентрированной скверной. И Кевину не пришлось бы снимать печать с Гипноса. И Гипнос не поддался бы заражению, и Танатос… «Прекрати», — мысленно оборвала она себя. В чертогах разума можно было заплутать как-нибудь потом. Сейчас же следовало сосредоточиться на реальности. — Всё это время я старался не спускать с Кевина глаз, — продолжил Аргенти. — Однако, боюсь, Асмодей нашла способ добраться до него через Мир грёз, и теперь мы имеем дело с прискорбным фактом: Кевин не может проснуться. Венни сцепила руки в замок. Новостям она не удивилась: о том, что так просто Кевина не спасти, предупреждал Икел. Именно поэтому ей пришлось прежде всего отправиться за Тисифоной. — Гипнос насильно удерживает его сознание в Мире грёз, — сказала она, заслужив удивлённые взгляды собеседников. — Нет способа вывести его из сна искусственно? — уточнила Тисифона. — Мы же в отеле, где полным-полно специалистов по грёзам, неужто эти дилетанты не могут ничем помочь? Аргенти развёл руками. — Я немедля обратился за помощью к леди Джейн, медсестре Грёз. Мы перепробовали множество разных способов, но ни один не привёл к желаемому результату. — Заметив, как на лбу Тисифоны обозначилась жёсткая складка, он с горечью добавил: — Сожалею. Тисифона не ответила, только сердито пнула стол, а потом пробормотала нечто вроде: — И за что, чёрт возьми, им платят? Венни понимала: Тисифона злится не на медсестёр и не на Аргенти — на саму себя. На скверну, решения прошлого и своё бессилие. Она боялась. Что вытащить Кевина из Тринадцатого мига не выйдет. Что Кевин умрёт. Что она сама останется вечной пленницей Асмодей. Венни хотела ободряюще стиснуть её плечо, но в последний момент передумала. Тисифона выглядела так, словно готова была взорваться даже от пролетающей мимо мухи. — Господин Аргенти, — окликнула Венни. — Вы упоминали, что Кевин рассказывал о нас. И обо мне тоже? — Именно так мне посчастливилось узнать ваше имя, юная Веннесса, — приложив руку к груди, с улыбкой ответил Аргенти. — Что… — Венни кашлянула. — Что он говорил? — Не лучшее время выяснять, какого он о тебе мнения, — буркнула Тисифона. — Нужно придумать, как его вытащить. — Именно этим я и занимаюсь, — резко одёрнула её Венни. — Думаю. Кевин ведь почти не разговаривает, помнишь? Он сообщает только необходимый минимум информации. Я понимаю, почему он предупредил господина Аргенти о тебе. Но я? Зачем он рассказал обо мне? Тисифона выгнула бровь и в ожидании уставилась на Аргенти. Тот опустил голову. Его взгляд забегал — казалось, Аргенти листает книгу собственного прошлого. — Прошу простить, юная Веннесса. Я сейчас слишком встревожен и оттого не способен мыслить трезво. Мне потребуется время. Венни разочарованно вздохнула. — Ничего, — тем не менее, сказала она. — Физическое тело Кевина ведь остаётся в реальности, верно? Аргенти кивнул. — Могу я увидеть его? — Думаю, я сумею убедить леди Джейн пропустить нас, — поразмыслив, ответил Аргенти. — Наш визит вряд ли принесёт пользу, но и не навредит. — Поднявшись, он отвесил лёгкий поклон и, жестом указав в сторону лифта, сказал: — Прошу вас, следуйте за мной.

Конец музыкального фрагмента

              Аргенти провёл Венни и Тисифону к нужному номеру. В этой части отеля гостей было меньше, чем в основном крыле, но Венни всё равно не могла избавиться от ощущения, что их слишком много. Благодаря плащу Асмодей могла скрываться под личиной любого из них. Разумного робота. Известной актрисы. Пепеши в костюме, стоимость которого превышала месячную выручку винокурни «Рассвет». Даже сотрудника отеля. Задумавшись, Венни не сразу уловила момент, когда дверь номера открылась, а на порог вышла так называемая «леди Джейн». — Простите, господин Аргенти, — первым делом сказала она. — Я понимаю ваше беспокойство, но мне до сих пор не удалось добиться ни малейшего прогресса. Думаю, будет лучше, если я всё же сообщу об этом инциденте Семье и… Глаза Венни изумлённо расширились. Она знала этот голос. Оторвавшись от созерцания постояльцев, она повернула голову — и столкнулась нос к носу с собственной матерью. Нет, конечно, мамой Венни леди Джейн не была. Здесь, на Пенаконии, альтернативная версия Джинн работала медсестрой Грёз. Она никогда не встречала мужчину по имени Дилюк, никогда не выходила замуж, у неё никогда не было детей… Не было Венни. Но она говорила тем же голосом, обладала той же внешностью, вплоть до мелочей, и даже этой неуступчивой строгостью, которую воспитали в ней годы работы магистром. Венни оказалась так ошарашена, что на минуту потеряла дар речи. — Прошу вас, леди Джейн, — говорил тем временем Аргенти. — Вы совершенно правы, этот инцидент заслуживает внимания Семьи, поскольку подтверждает, что Мир грёз не может гарантировать полную безопасность постояльцев. Однако очень важно разбудить этого человека как можно скорее. В ином случае, боюсь, он может погибнуть. Мама — леди Джейн — помассировала виски. Этот жест оказался таким знакомым, таким родным, что Венни едва сдержала смех. Правда, к глазам подкатили слёзы: Венни и не подозревала, как сильно соскучилась по семье. — Исключено, — сказала наконец леди Джейн. — Да, случай непростой, но летальный исход? Едва ли такое возможно. — Мы ж тут только что подтвердили, что Мир грёз не может гарантировать безопасность постояльцев, — вклинилась Тисифона, которая до сих пор расхаживала по отелю с букетом роз и старым магнитофоном. — А раз так, откуда уверенность, что летальный исход невозможен? Рискуй жизнью кого-нибудь другого, Джинн! Лицо леди Джейн пошло багровыми пятнами. — Джейн, — поправил Аргенти. — Да поебать мне, — вскипела Тисифона, вынудив Аргенти болезненно поморщиться. — За что я заплатила, а? Неужели мои деньги пойдут на зарплату безответственным медсёстрам, которые бросают людей умирать, потому что не верят в то, что они, мать его, смертны? Обстановка накалялась с каждой секундой. Аргенти пытался воззвать к голосу разума, но мама Венни — а значит, наверняка и леди Джейн — была не из тех, кто молча терпел в свой адрес оскорбления. Особенно нецензурные. Она возразила. Тисифона возразила в ответ — и так начался спор, в котором леди Джейн массировала виски, Тисифона потрясала букетом, а Аргенти открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. Трое взрослых людей стояли на пороге комнаты, где тихо умирал одинокий человек, и ругались, потому что не могли прийти к единому мнению о том, как следует его спасать. Некоторое время Венни наблюдала за этой картиной, а затем, потеряв терпение, шагнула вперёд и вдавила кнопку на магнитофоне. В холле грянула музыка. От невыносимого воя за авторством Джованни Валентини постояльцы попрятались по номерам, а сотрудники предпочли убраться на этаж повыше. В соседней комнате громко заявили, что потребуют от Семьи компенсацию. Спорщики мгновенно смолкли. Довольная произведённым эффектом, Венни выключила музыку, вышла вперёд — и впервые осмелилась заглянуть леди Джейн в глаза.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Tido Kang — Lotus. Ставьте на повтор

Мама. Как иронично, что одной из преград на пути к Кевину была именно мама. Раньше, долгие годы после Сентября Катастроф, они ведь были по-настоящему близки. Делились друг с другом историями. Обсуждали победы и неудачи. Говорили о переживаниях. О чувствах — хороших и не очень. В тот-самый-злополучный-день-о-котором-даже-сейчас-было-больно-вспоминать мама всегда старалась держаться поближе к Венни. А Венни проводила с ней каждую годовщину смерти Барбары. А потом Венни начала относиться к маме именно так. Как к преграде. К источнику запретов и вопиющей несправедливости. К человеку, который был попросту не способен понять всю глубину её чувств. Она ведь была… мамой. О, Архонты. И как Венни умудрялась столько времени упускать из виду то, что находилось прямо у неё перед глазами? Мама ведь была мамой. Никогда не переставала ей быть. Может, она не могла понять чувства Венни, потому что несколько лет назад та закрыла от неё сердце — будто дверь, на которой где-то там, в далёком Мондштадте, до сих пор висела табличка с подписью «Не входить!» А мама, глубоко этим раненая, больше не делилась своими чувствами в ответ. И так они отдалились друг от друга. Прямо как люди с богами, которые перестали говорить и в результате утонули в недопониманиях. Но Венни видела воспоминания Танатоса. Она помнила, через что он прошёл, пока столетиями терзался на маковом поле неизвестностью. Недопонимания прорастали из глупостей, из молчания, из страхов. И так рождались трагедии, которые бесконечно множили друг друга, сплетались в клубок, в уробороса, кусающего себя за хвост. Леди Джейн не была Венни мамой. Но сейчас, глядя ей в глаза, Венни вдруг подумала, что мама выслушает её в любом мире. И обязательно поймёт. Но только в том случае, если Венни расскажет о своих чувствах честно. Вздохнув, она опустила глаза, прижала к себе руку, чувствуя, как бьётся взволнованное сердце. Слова, которые она собиралась сказать, исходили из самых его глубин. Из тех тёмных уголков, в которые Венни обычно предпочитала не заглядывать. Но она больше не боялась тьмы своей души. В конце концов… У неё была зажигалка. Подняв голову, она сказала: — Простите, что нам приходится вас беспокоить. Пожалуйста, если это возможно, не сообщайте о Кевине Семье. Хотя бы пару часов. Пока мы не убедимся, что действительно попробовали всё, что могли. Леди Джейн продолжала неотрывно смотреть на Венни. Здесь, на Пенаконии, они приходились друг другу незнакомками — но обе не могли избавиться от ощущения, что связаны неразрывными нитями. Быть может, звёздным светом самой вселенной. Общей историей, которая продолжала звучать, в каком бы мире они ни оказались. — Я не уверена… — начала было леди Джейн, попытавшись бросить взгляд за спину. Венни спешно шагнула вперёд, крепко сжала её ладони, заглянула в глаза, не желая терять этот мимолётный контакт. Лицо леди Джейн изумлённо вытянулось. В иных обстоятельствах она наверняка попыталась бы высвободиться, но прямо сейчас стояла, не в силах шелохнуться. Не в силах объяснить, что за странное чувство пробудилось в недрах души. — Пожалуйста, выслушайте до конца. — Глаза закололо, но Венни сумела совладать с чувствами и даже постаралась улыбнуться. — Я правда хочу его увидеть. У меня… Голос пресёкся, и Венни бросила рисовать на лице улыбку. Аргенти с Тисифоной обменялись быстрыми взглядами. — У меня был похожий друг, — наконец сказала Венни. — Я уже почти его не помню, но точно знаю: он был одним из важнейших людей в моей жизни. Как… часть семьи, понимаете? Он всегда защищал меня. Не только меня. Всех. Он был смелым, но часто боялся за других. За целый мир. Поэтому он погиб. Чтобы унести с собой страхи. Чтобы никто больше не боялся. Тисифона, обхватив себя руками, отвернулась. Аргенти опустил взгляд. И только леди Джейн продолжала смотреть, крепко держа Венни за дрожащие ладони. — Я знаю, что Кевин, который спит сейчас в этой комнате — не он, — продолжила Венни, сладив с голосом. — Но он тоже мой друг. И это не изменится, в каком бы мире мы ни встретились. Он не изменится. Именно за это я его так люблю. За то, что его сердце, полное безграничной любви к этому миру, всегда остаётся прежним. Именно поэтому я так сильно хочу помочь ему. Я просто боюсь… Руки леди Джейн сжали ладони Венни чуть крепче, и она смогла найти в себе силы закончить фразу: — …Я не хочу снова видеть, как это сердце разбивается вдребезги. Губы леди Джейн дрогнули. Наверное, мама бы сумела подобрать нужные слова, но леди Джейн не знала Кевина. Не знала, что он отдал ради конца всех катастроф. Она ничего не знала — но чувства, о которых рассказала Венни, смогли отыскать ключи даже к её строгому сердцу. И она отступила, пропуская Венни в комнату. Перед тем, как броситься к Кевину, Венни заключила её в крепкие объятия. Окончательно растерявшись, леди Джейн положила руку ей на макушку, ласково провела по волосам. А когда Венни отстранилась, украдкой стёрла набежавшие слёзы. Аргенти положил руку ей на плечо. — Благодарю вас, — тихо сказал он. Леди Джейн слабо улыбнулась. Венни тем временем пересекла комнату и остановилась у того самого устройства, похожего на ванну, о котором рассказывал Танатос. Кевин спал. Несмотря на отсутствие физических повреждений, он казался измученным. В уголках его глаз обозначились морщинки. Между бровей дрожала болезненная складка. Венни до сих пор помнила, каким угасающим выглядел Кевин в тот момент, когда пытался восстановить звенья цепи. Сколько из них повредилось, пока она не вытащила Тисифону из Тринадцатого мига? И через что Кевин проходил прямо сейчас, сражаясь оголённым сознанием с Гипносом? Венни не представляла. Боялась представлять. — Могу я?.. — обернувшись, уточнила она. Леди Джейн поняла её без лишних слов. Как только она кивнула, Венни торопливо переступила через край ванны. Странно. Жидкость, которая её заполняла, не ощущалась мокрой. Казалось, Венни идёт к Кевину не через воду, а через тонкую границу между реальностью и сном. Она опустилась на колени, взяла его за руку, сведённую от напряжения, бережным движением отогнула рукав. Большая часть звеньев была разрушена, но некоторые, тускло мерцая, пока держались. Кевин ещё боролся. В тот момент, когда Венни хотела осторожно положить его руку обратно, Кевин ощутимо вздрогнул. Его дрожащие пальцы обхватили Венни запястье. Он не проснулся, но, казалось, почувствовал её присутствие — и всей душой потянулся навстречу. Тени, которые пролегали под его глазами, обозначились чётче, а из груди вырвался тихий выдох, от которого всё внутри Венни оборвалось. Она обхватила его запястье в ответ. А затем, не выдержав, подалась вперёд, прижалась лбом к его лбу и шепнула: — Я вытащу тебя. Обязательно. Потерпи ещё немного. Только не умирай. Не в этот раз, ладно? — Отстранившись, она мягко погладила его по волосам. — Мне надо идти, Кевин. Ты… отпустишь меня? Его рука сжалась чуть крепче. — Я исчезну совсем ненадолго, — пообещала Венни, не переставая ласковыми движениями перебирать его белые пряди. — Честное слово. Я знаю, я всё знаю, но если ты веришь мне… Она накрыла его руку своей. — …тогда, пожалуйста, отпусти. И он отпустил. Венни поднялась. Перед тем, как повернуться к остальным, она спешно утёрла рукавом лицо. Душа по-прежнему содрогалась, но Венни постаралась взять себя в руки и сосредоточиться на поисках выхода. — Я вспомнил, — неожиданно сказал Аргенти, когда Венни вышла из ванны и приблизилась к обеспокоенной леди Джейн. — То, что говорил обо мне Кевин? — догадалась Венни. Аргенти кивнул. — Я даже удивлён, как позабыл его слова, ведь они показались мне невероятно поэтичными. Позволь же передать их красоту тебе, юная Веннесса. Он приложил руку к броне на груди, вскинул голову к потолку, закрыл глаза, частично погрузившись в воспоминания. Венни из тех, кто становится в тёмной комнате зажигалкой. Кто способен добиться превосходства фантазии над сознанием. Разве это не впечатляет — то, чего человек может достичь, если внимательно прочтёт чужие истории, установит контроль над своей и использует его, чтобы направить сюжет в нужное русло? — Неисправимый романтик, — покачала головой Тисифона, когда Аргенти процитировал эти слова. — А я говорила, всё это возвышенное восприятие мира до добра не доведёт. С полминуты Венни, постукивая ногой по полу, обдумывала услышанное. Её глаза при этом скользили по лицу Кевина — как бы это ни было глупо, она надеялась, он снова шевельнётся, даст подсказку, бросит сквозь границу между сном и реальностью метафорическую зажигалку. Стоп. Зажигалка. Сон на маковом поле. Мир грёз. Мемория. Глаза Венни расширились. Задержав на Кевине прощальный взгляд, она повернулась к остальным и твёрдо сказала: — Я знаю, что мы должны делать.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Это был уже не первый раз, когда цепи рушились. И, конечно, не первый раз, когда одновременно с их починкой приходилось сражаться. Кевин привык проплывать между Сциллой и Харибдой, между пленением внутренних демонов и собственным выживанием, порой приближаясь то к одному, то к другому берегу. Но всё же этот раз отличался от предыдущих. Хотя бы тем, что Сцилла и Харибда без устали бесновались, окатывая потоками скверны, а вести сражение за жизнь приходилось с заражённым богом. Да и лодка, на которой Кевин пытался совершить это дерзкое, невозможное плавание, была уже не той, что сотни лет назад. Он постарел. Веками он путешествовал по галактике, не ощущая груза прожитых лет — но несколько веков назад это изменилось. Ещё до того, как началась его война с Асмодей. Примерно в тот момент, когда перед глазами распахнулась пустота. Тогда невидимый, но прочный стержень в душе надломился. По многим причинам. И так пришло чувство старости. Бесконечной усталости, которую невозможно было преодолеть. Бессилия перед беспощадными жерновами судьбы. Страха перед бессилием. Ненависти к страху. Ужаса перед ненавистью. Но ещё в месте раскола вспыхнула мрачная решимость сохранить будущее. Нет. Не так. Изменить правила, по которым оно строилось. Даже если для этого пришлось бы отдать всего себя. Ведь, пускай история Кевина искала свой финал, истории многих существ во вселенной только начинались. Именно поэтому он продолжал сражаться. Ради торжества вымысла. Чтобы создать невозможную дверь и распахнуть её настежь, позволяя историям течь так, как они сочтут нужным. Свободно. Зажигая собственные звёзды. Несмотря на то, что Тисифона не оставляла попыток сопротивляться воле Асмодей, одно её присутствие не позволяло Кевину освободиться от пут скверны. Поэтому пришлось бросать силы разом на два фронта: чинить цепи и защищаться от атак Гипноса. С учётом скорости, с которой ломались звенья, первый фронт требовал больше внимания, так что ледяной щит, которым окружил себя Кевин, вышел совсем слабым и нестабильным. От атак Гипноса — быстрых клубков чёрного пламени — щит тревожно мерцал. Словно пытался сообщить хозяину, что долго он не продержится. Что они оба долго не продержатся. «Я знаю, знаю, — крепко ухватив самого себя за иссечённое шрамами запястье, думал Кевин. — Что ты, блядь, предлагаешь? Держись. Только это и остаётся». Из-за необходимости поддерживать щит он не мог направить к рукам ледяную энергию, не мог ослабить эту чёртову боль, от которой казалось, что внутренности крошатся, а сердце режут изнутри осквернённые осколки. Сознание мутилось. Кевин упрямо чинил цепи. Цепи упрямо ломались. Он словно угодил во временную петлю, где любые его усилия обращались прахом — и он раз за разом откатывался к началу, чтобы вновь потерпеть неудачу, вновь осознать, что даже после такого изнурительного марш-броска он остался стоять на месте. Щит мигнул и пошёл трещинами. Склонившись над землёй, Кевин успел пропустить один всполох чёрного пламени над головой. Второй ударил его по плечу. Кевин содрогнулся, но удержался в сознании. Он не имел права проваливаться в небытие. Не сейчас. Только не сейчас.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Atom Music Audio, Alexa Ray — Broken Pieces. Ставьте на повтор

Атака Гипноса не могла навредить телу, которое в Мире грёз было просто духовной оболочкой, но сумела надорвать душу. Вернее, то, что составляло ядро каждого персонажа Воображаемого Древа. То, что обычно становилось видимым и осязаемым только в Квантовом море — в месте, которое, не считая Древнейшей Истории, находилось ближе всего к четвёртой стене. Вместо раны на плече сияла золотая прореха. Сквозь неё время от времени просачивались мелкие частицы — фрагменты Воображаемых данных. Страницы истории Кевина. Покидая владельца, они сияющими ласточками разлетались по всему Тринадцатому мигу, и у Кевина уже не хватало сил подтянуть их обратно. «Надо продержаться», — снова подумал он. Вот только в разум медленно закрадывалось осознание того, что этот кошмар может продлиться вечно. Путей было всего два. Либо он не выдержит перековки цепей, либо погибнет от разрушения истории. Ещё одна вспышка чёрного пламени ударила по спине. Кевин создал новый щит, гораздо меньше предыдущего: чтобы уместиться под ним, пришлось наклониться к самой земле. Он понимал, что это временное решение. Но никакого другого у него не было. Он не мог проснуться. Не мог сбежать от кошмара. От самого себя. Чем больше звеньев разрушалось, тем сильнее выцветал мир вокруг. И без того тусклый Тринадцатый миг окончательно лишился красок — только цепи полыхали посреди этого безумия ненавистным алым светом. «Нет. Надо продержаться». -.- . .-- .. -.

Это не мой финал, и я его не приму.

… -.. .- --.. -. .- ..-- В тот момент, когда казалось, что сознание вот-вот разлетится вдребезги, а чёрное пламя Гипноса спалит историю дотла, Тисифона вдруг исчезла. Вместе с ней пропало и невыносимое давление. Кевин вскинул голову. Из груди по-прежнему вырывалось тяжёлое дыхание, от которого выворачивались наизнанку лёгкие, по лбу до сих пор катился пот, а зрение так и не восстановилось до конца. Несмотря на это, Кевин наконец ощутил, что, может быть — если очень повезёт, — он выберется из этого злополучного сна живым. Какое счастье, что удачу можно было контролировать. Перековав для надёжности ещё несколько звеньев, Кевин поднялся. Пошатнулся, но устоял, своевременно отразив атаку Гипноса остатками щита. Посреди Тринадцатого мига беспокойно метались золотые ласточки — фрагменты его истории. Бросив на них быстрый взгляд, Кевин призвал ледяное копьё. Обожжённый плащ за спиной взметнулся — и опал уже крыльями, сотканными из элементальной энергии, такой же холодной, как и сияние глаз, вспыхнувших с новой силой. Заражённый Гипнос наблюдал за этими трансформациями с любопытством. Кевин знал: он не сможет победить. Не сможет заставить Гипноса освободить его от власти сна. Только не с разрушенной историей. Но он и не пытался победить. Он пытался дожить. Тихо выдохнув, он собрал скудные остатки сил — и бросил копьё, которое неистово заплясало перед лицом Гипноса, выводя морозные узоры. Уровень ледяной энергии в воздухе резко возрос. Пока Гипнос пытался выстоять против этого неожиданного натиска, Кевин метнулся в белое небо Тринадцатого мига, к ближайшей золотой ласточке. Ласточка устремилась навстречу, к его руке, вытянутой в отчаянной попытке ухватить недостижимое. Гипнос, по лицу которого потянулись белые полосы обморожения, ушёл с траектории копья — и вскинул кулак. Кевина резко потянуло назад. От крыльев по телу разрядами прокатилась боль. Сила Гипноса протащила Кевина через весь Тринадцатый миг, швырнула об землю, пронесла до опустевшей оси колеса обозрения. От мощи удара в голове зазвенело. На пару мгновений мир лишился чёткости, свёлся к борьбе за один-единственный вдох. Кевин будто бы утратил целостность: мысли путались местами, не могли обрести очертания, не могли сформировать намерение. Но он добился своего. Слабо улыбнувшись, Кевин раскрыл ладонь. Ласточка, которую он успел ухватить в последнее мгновение перед падением, расправила крылья. Фрагмент истории шепнул: Только не умирай. Не в этот раз, ладно? Ласточка распалась золотыми фрагментами, которые немедля слились с остальной частью истории Кевина. Он снова начал подниматься. Гипнос тем временем переломил пополам копьё. Кевин метнул в его сторону ледяной кинжал, увернулся от первой чёрной вспышки, отразил вторую, пропустил третью. Она выбила другой осколок истории. Кевин успел перехватить его и вернуть обратно — но следующая вспышка едва не разнесла душу вдребезги. Это было похоже на перековку цепей. Как прежде он сражался за каждое звено цепи, так и сейчас он отвоёвывал страницы своей истории, чтобы через несколько мгновений снова их потерять. Он всего лишь пытался продержаться. Не разрушиться целиком. Потому что он знал, просто знал: она придёт. Он отдал бы всё, чтобы прямо сейчас она оказалась на противоположном конце вселенной, подальше от заражённого Гипноса, от Асмодей, даже от него самого, но в то же время понимал, что это невозможно. Венни была слишком упрямой. Эоны, как же он ненавидел эту её черту! И в то же время… как же сильно любил её. Как же сильно в ней нуждался. Её упрямство становилось сейчас его силой. Вера в неё служила ему щитом и оружием одновременно. И, конечно, крыльями. Ради неё он мог бы перелететь даже через Квантовое море. Он снова упал. И снова поднялся. Одно крыло обратилось ворохом Воображаемых частиц. Правая половина тела покрылась золотыми расколами. Оружие исчезло. Кевин прикрылся от атаки Гипноса уцелевшим крылом, пошатнулся, чувствуя, что понемногу слепнет на один глаз. Тело рушилось. Нет. Рушилась душа. Само существование. Атаки Гипноса стирали Кевина из реальности. Персонаж не может существовать без истории — вымысел начинает отторгать его, расщеплять на данные, чтобы собрать новый, более продуманный образ. Распад истории ускорился. Кевин упал на колени, вскинул голову к сияющему небу Тринадцатого мига. Золотые ласточки кружили там, желанные, но недостижимые. Он закрыл глаза. Но затем, покачав головой, открыл их снова, посмотрел на остатки колеса обозрения, воззвал к воспоминаниям, уже наполовину повреждённым. Крепко ухватившись за размытый образ Венни, он удерживал жалкие обрывки самого себя от окончательного расщепления. Ещё немного. Надо потерпеть ещё немного. Это единственное, о чём она просила — он не мог подвести её. Он больше никогда не подведёт её. Сознание начало ускользать. Глаза заволокла пелена, которую невозможно было сморгнуть. Второе крыло опало на землю — через миг к небесам вспорхнуло ещё несколько золотых ласточек. А потом… Потом Кевин услышал музыку.

Конец музыкального фрагмента

              Венни до сих пор не понимала, как Кевин ухитрился это сделать. Как уложил в несколько фраз и надежду, и поддержку, и путь к спасению. Чем больше она думала о словах, которые он сказал Аргенти, тем больше смысла они обретали. И тем чётче вырисовывался план действий. Первым делом Венни с Тисифоной перенеслись в Мир грёз — в Золотой миг, откуда начинался путь к Тринадцатому. По просьбе Венни Аргенти отправился в номер к Тисифоне, присмотреть за её физическим телом. Леди Джейн осталась с Кевином. Венни единственная погружалась в сон без присмотра, но сильно по этому поводу не тревожилась: Асмодей до сих пор не рассматривала её как стоящую угрозу. И это было хорошо. Просто замечательно. Раньше Венни, наверное, из кожи вон вылезла бы, чтобы доказать свою значимость. Но сейчас она понимала, сколько козырей можно разыграть, когда тебя недооценивают. Там, где нельзя обойти противника чистой силой, в ход идут хитрость и смекалка. Мама говорила, именно так во времена Сентября Катастроф господин Камисато и верховный Мудрец Сумеру, Аль-Хайтам, добивались невероятных результатов — даже когда победа казалась невозможной. Венни надеялась лишь, что барьер Тисифоны продержит Асмодей на внешнем кольце Пенаконии ещё хотя бы пару часов. В Мире грёз Венни достала из кармана зажигалку Кевина — удивительную вещицу, которая путешествовала с ней между снами. Зажигалка помогла даже на маковом поле, где воплощать участки разрушенного сна приходилось по собственным воспоминаниям. Здесь же, в Мире грёз, в распоряжении Венни было полным-полно строительного материала в виде мемории. С правильным намерением и щелчком зажигалки она могла придать форму даже самым дерзким идеям. Именно это она и рассчитывала сделать. Дерзнуть. Как там сказал Кевин? Венни из тех, кто становится в тёмной комнате зажигалкой. Кто способен добиться превосходства фантазии над сознанием. Разве это не впечатляет — то, чего человек может достичь, если внимательно прочтёт чужие истории, установит контроль над своей и использует его, чтобы направить сюжет в нужное русло? Он недаром выбрал такие странные формулировки. Похоже, ещё до прибытия на Пенаконию он понимал, чем рискует обернуться встреча с Гипносом. И ещё в тот момент принял решение в случае беды передать Венни свою зажигалку — инструмент, который служил преобразователем намерения в действие, вымысла в реальность. Именно с помощью вымысла Венни могла установить превосходство над сознанием. Превосходство над Гипносом. Потому что Гипнос владел Ядром Сознания. Он был сознанием. А ещё он был заражённым, а значит, подчинялся теперь Воле скверны. И, как и каждый осквернённый, занимал внутри неё свою ступеньку в иерархии. Установить превосходство над сознанием означало подняться в этой иерархии на высшую ступень. На уровень, близкий к Асмодей, которая с помощью власти над скверной смогла легко подчинить себе Тисифону. Венни, конечно, не собиралась травить себя скверной. Но у неё была Тисифона — и безумная идея, как временно вознести её в иерархии Воли скверны над Гипносом. Заслышав план, Тисифона едва не поперхнулась «Усладой». — Ты хочешь… чего? А ты уверена, что это хороший план? — Я открыта к предложениям, — развела руками Венни. Тисифона, сложив руки на груди, принялась задумчиво катать шипучую «Усладу» по горлышку бутылки. По её лицу блуждали мрачные тени — она оценивала риски. Венни понимала. То, что она предлагала, выходило за рамки разумного. На эту идею Венни натолкнула ещё одна подсказка, которая содержалась в словах Кевина: «Чего человек может достичь, если внимательно прочтёт чужие истории». Способ установить превосходство Тисифоны над Гипносом следовало искать в чужих историях. А когда речь заходила о Хонкае, на ум Венни приходил один человек. Танатос. Долгие века он ухитрялся водить за нос даже Афину, владелицу Ядра Истины. Незадолго до падения Шиу Танатос разломал своё настоящее Ядро и спрятал обломки в божественных атрибутах. А чтобы Афина не заподозрила подвох, создал то, что называл «псевдо-Ядром» — подделку, заполненную скверной. Такое Ядро не обладало и десятой долей сил настоящего, но сумело обмануть Истину. А значит, могло ненадолго ввести в заблуждение и Волю скверны. — Воля скверны увидит внутри тебя Ядро и примет за Судью, — высказала Венни свои догадки. — А Гипнос не Судья. Уж точно не полноценный, потому что Кевин повредил его Ядро. Это значит, на пару минут, пока Воля скверны разбирается, что к чему, ты займёшь в иерархии более высокую позицию — и сможешь взять Гипноса под контроль. Тисифона, вскинув бровь, почесала бутылкой лоб. — Ты ёбнутая. Ты, этот твой Танатос, чёртов Каслана… Трое ёбнутых безумцев. И на таких людей мне приходится полагаться! — притворно вздохнула она. Венни ухмыльнулась. — Но ты веришь, что такое возможно? — Теоретически, — пожала плечами Тисифона. — Воля скверны похожа на компьютерную программу, не слишком-то умную. Ей понадобится время, чтобы опознать в Ядре фальшивку. Возможно, это шанс… Ну, или самоубийство. Что мне делать с Гипносом? Венни забрала у неё бутылку, тоже сделала глоток. — Значит, ты согласна? Тисифона развела руками. — Ты загнала меня в угол! У меня нет выбора. — Конечно, он у тебя есть. — А ты не умничай, пока я не передумала, — посоветовала, отвоевав бутылку обратно, Тисифона. — Значит, становлюсь я для Воли скверны Судьёй, подчиняю себе Гипноса. Что потом? Венни погладила прохладную поверхность зажигалки, знакомую уже вплоть до мельчайших царапин. — Ничего. Ты не сможешь его очистить, не сможешь ничем ему помочь. Просто… подержи его. Как только Гипнос потеряет контроль над своим же сознанием, Кевин освободится от его влияния — и проснётся. — Хм. Глубоко задумавшись, Тисифона уселась прямо у дороги, по которой время от времени проносились автомобили несуразных форм — совсем не таких, как на Идзанами. Венни опустилась рядом. — В чём дело? Тисифона передала ей бутылку «Услады». — Как ты и сказала, с момента создания псевдо-Ядра у нас будет не больше пары минут: Воля скверны, хоть и туповата, но всё же не настолько. Это значит, псевдо-Ядро придётся создавать прямо в Тринадцатом миге. — Но Гипнос не позволит так просто это сделать, — со вздохом кивнула Венни. — Эоны знают, на что он способен, если может удерживать даже Кевина. Тисифона, бросив на неё быстрый взгляд, ухмыльнулась. — А ты, гляжу, привыкаешь к вселенскому сленгу. Но… Да. Ты права. Гипнос — ебучий камень преткновения. Не говоря уже о том, что со скверной в башке он чертовски умён и опасен. Сложно предсказать, какие ответные действия он предпримет, если заметит создание псевдо-Ядра. Весь план может полететь в трубу. Венни, скрестив руки на груди, мрачно хмыкнула. — Идеи? — Ноль идей. Некоторое время они молча передавали друг другу бутылку «Услады» и наблюдали за прохожими, словно надеялись, что какой-нибудь случайный пепеши остановится, снимет шляпу и воскликнет: «Какое счастье, что я как раз придумал план внутри плана!» Пепеши не остановился, но Тисифона, вдруг сощурившись, поднялась, сунула Венни бутылку и спешно перебежала на другую сторону улицы. Вернулась она уже с листовкой в руках. — Помнишь Джованни Валентини? — Он даёт концерт? — выгнула бровь Венни. — Ха, — отозвалась Тисифона. — Я бы тогда купила билет, чтобы лично перерезать ему глотку. Нет. Концерт дают другие ребята. — Она в задумчивости погладила подбородок. — Но видела бы ты, что творилось в моём сне, когда ты врубила песню Джованни… Музыка буквально атаковала Асмодей, не позволяя ей остановить меня. Венни щёлкнула пальцами. — Наверное, это из-за утечки мемории по всей Пенаконии. Она же есть и на внешнем кольце, верно? Моё намерение проникло в твой сон и преобразовалось в оружие. Круто! — Да, да, — отмахнулась Тисифона. — Сейчас это просто частности. Подумай вот о чём: одна дурацкая песенка смогла остановить Асмодей. Потому что музыка отвлекает на себя внимание. Отвлекает сознание. Если мы заполним Тринадцатый миг музыкой… Венни так воодушевилась, что едва не подпрыгнула. — Гипнос отвлечётся, прямо как Асмодей в твоём сне, и в этот момент я смогу воплотить псевдо-Ядро! — Впрочем, радость быстро улетучилась. — Но где мы возьмём музыку? — Ты не можешь просто воплотить её своей зажигалкой? — уточнила Тисифона. Венни, поразмыслив, покачала головой. — Вряд ли мне хватит сил поддерживать музыку и к тому же плести псевдо-Ядро. Это тебе не пончик создавать. Чтобы всё получилось, мне нужно воплотить максимально правдоподобное Ядро — для этого придётся вложить максимум энергии. — Тц, — раздражённо цокнула языком Тисифона. — И нам обеим придётся участвовать в его воплощении, потому что тебе нужно откуда-то взять скверну для заполнения пустышки… Она ещё раз посмотрела на листовку в своих руках. Вдруг её лицо изумлённо вытянулось. Повернув листовку так, чтобы Венни увидела содержимое, она спросила: — Погоди-ка. Знакомые рожи? Глаза Венни округлились. С плаката на неё смотрели папа и Кэйа.               А дальше события разворачивались так стремительно, что в конце концов отложились в памяти чередой наиболее ярких моментов. Оставив Тисифону в Золотом миге, восстанавливать силы перед воплощением Ядра, Венни вернулась в реальность и сбегала к леди Джейн. Искать папу с Кэйей по всему Миру грёз было неразумно, зато леди Джейн, сотрудница отеля, в точности знала, в каких номерах живут восходящие музыкальные звёзды галактики. — Это нарушение всех корпоративных правил и грубое вторжение в личное пространство! — воскликнула она, стоя у номера папы, которого в этой вероятности звали просто Люк. Тем не менее, леди Джейн всё-таки прошла в номер господина Люка и, красная до кончиков ушей, вывела его из сна.               Завидев над собой Джейн, медсестру Грёз, Люк на минуту утратил дар речи — от неожиданности, наглости местного персонала и от странного чувства, которое по необъяснимой причине вонзилось в сердце горячей иглой. Несмотря на смущение, в глазах Джейн пылала решимость, и Люк вдруг подумал, что хотел бы написать об этом песню. О девушке, которая ворвалась в чужой номер и тем самым перевернула чью-то жизнь. Затем Люк, слегка опомнившись, увидел за спиной Джейн девочку, которая показалась ему знакомой. Он был уверен, что никогда не встречал девочку раньше, но её присутствие ощущалось таким… правильным, что Люк не решился её прогонять. Когда оказалось, что девочке нужна помощь, Люк согласился без раздумий. Потому что так тоже было правильно. — Давай встретимся в Золотом миге, — предложил он. — Ты приведёшь свою подругу, а я — своего брата, Кея. Он потом все уши мне прожужжит, если не поучаствует в этой авантюре. — Хе-хе, — отозвалась девочка по имени Венни. — Даже не сомневаюсь. Он терпеть не может, когда упускает что-то интересное. Удивлённый, Люк моргнул, хотел задать Венни пару вопросов, но та уже скрылась за дверью — отправилась в свой номер, в Мир грёз, где нуждался в спасении её дорогой друг. — Может, она ваша фанатка, — предположила Джейн перед тем, как попрощаться. — У вас, наверное, отбоя от них нет? — Мой брат пользуется большей популярностью, — ответил Люк. — Какое упущение со стороны фанаток, — заметила Джейн. Лишь когда эти слова уже сорвались с её губ, Джейн задумалась над тем, как они прозвучали — и, снова залившись краской, спешно закрыла за собой дверь. Люк спрятал лицо в ладонях. С одной стороны, он пытался не расхохотаться. С другой, он и сам не знал, куда деваться от смущения. Он и не подозревал, что его щёки могут гореть с такой силой, а сердце умеет колотиться о рёбра так быстро и гулко. Мотнув головой, он заставил себя сосредоточиться на деле — и, опустившись обратно в ванну, погрузился в Мир грёз, где его ждала девочка по имени Венни.               — О, как занимательно, — заслышав сжатый пересказ уже в который раз повторяемой истории, сказал Кей, брат Люка. Венни и Тисифона встретились с братьями-музыкантами в переулке, откуда легче всего было попасть в Тринадцатый миг. Венни беспокойно крутила в пальцах зажигалку. — Вы уверены? — обратилась она к Люку и Кею. Поладить с ними оказалось легко. Дело было даже не в том, что Венни видела в Люке с Кеем папу и дядю. Она просто чувствовала то же, что и с леди Джейн: в какой бы реальности они ни оказывались, их судьбы оставались переплетены, а их единство казалось правильным, естественным. Будто пазл, разрушенный неосторожным движением, снова обретал целостность. Венни точно знала: в каждом из бесчисленных миров их звёзды сияли в одном созвездии. Похоже, Люк и Кей испытывали схожие чувства. Они выглядели немного не так, как в Тейвате, носили более современную одежду, казались помоложе. Люк был не таким строгим, как папа. Волосы Кея были короткими и небрежно встрёпанными, а улыбался он в основном глазами, из-за чего напоминал хитрого лиса. Несмотря на все различия, Венни ощущала себя так, словно наконец-то вернулась домой. Это было похоже на глоток свежего воздуха после долгой борьбы под толщей тёмных вод. Увидев семью, пускай совсем не такую, как дома, Венни загорелась решимостью сражаться дальше — непременно до самого конца. С такой поддержкой она просто не могла не спасти Кевина. — Конечно, я уверен, — с улыбкой отозвался Кей, щелчком сбив с плеча невидимую пылинку. — Сыграть обезумевшему богу? Это же лучший концерт в моей жизни! Ты так не думаешь, Люк? — Я думаю, несерьёзность, с которой ты относишься к любому делу, заслуживает целого альбома, — вздохнул Люк. Венни с Кеем переглянулись, и Кей украдкой подмигнул. Венни улыбнулась. Она решила прислушаться к молчаливой просьбе Кея и не выдавать Люку, как сильно он на самом деле переживал. — Мы готовы, — кивнул Люк. — Показывай дорогу, Венни.               И вот она здесь, в Тринадцатом миге, где гремит, заполняя своим пламенным звучанием пространство, музыка двух братьев. Пока они отвлекают на себя внимание Гипноса, Венни с Тисифоной, прячась за фургоном с мороженым, создают псевдо-Ядро. В момент воссоединения с ним глаза Тисифоны вспыхивают багрянцем: количество Хонкай-энергии внутри неё подбирается к опасному порогу. Но она не колеблется. — Иди, — говорит она. — Я выиграю тебе где-то полторы минуты. Венни выглядывает из-за фургона с мороженым. Люк и Кей отбиваются от атак Гипноса потоками музыки. В реальности чёрное пламя давным-давно спалило бы их дотла — но в Мире грёз рамки возможного раздвигаются, и вымысел торжествует над разумом, над законами самого мироздания. В Тринадцатом миге, построенном из фантазии и мемории, музыка может побеждать зло, а огонь надежды перестаёт быть метафорой. А ещё фрагменты души становятся здесь ласточками, которые не могут найти дорогу домой. Венни уже сталкивалась с распадом души Танатоса, а потому понимает: Кевин близок к тому, чтобы рассыпаться на зёрнышки риса. На стаю золотых ласточек, которые уже не сумеют противиться зову Воображаемого Древа и отправятся навстречу новым историям, так и не закончив старую. И она полна решимости этого не допустить.

Этот фрагмент можно читать под музыку: HOYO-MiX, Robin, Chevy, 阿烈@Soundhub Studios — Had I Not Seen the Sun. Ставьте на повтор

Она выскакивает из-за фургона и, не оборачиваясь на Гипноса, бежит через выцветший парк аттракционов — туда, где борется с волей Воображаемого Древа очень-важный-человек-которого-она-будет-любить-в-любом-мире. — Кевин! Он не слышит, уже не слышит. Венни ускоряет шаг, бросает быстрый взгляд в небо, где кружат бесчисленные ласточки. Кевин тянет руку ввысь, но его глаза затапливает золотой свет Воображаемого пространства. Он не видит частей своей души, не может указать им путь. Мотыльков можно приманить светом зажигалки — а как повести за собой стаю птиц? И всё же… Венни из тех, кто становится в тёмной комнате зажигалкой. Кто способен добиться превосходства фантазии над сознанием. Даже на зачётах в Ордо Фавониус Венни не бегала так быстро. Ветер свистит в ушах, волосы хлещут по лицу, но она не замечает, целиком сосредоточив внимание на Кевине. Словно боится, что, если она хотя бы ненадолго упустит его из виду, он исчезнет. Как рано или поздно пропадает в забвении история, которую некому читать. Как ушёл другой Кевин, тот, что в финале Сентября Катастроф просил её не сводить глаз с необъятного звёздного неба. Пальцы открывают крышку зажигалки, и в звучание музыки над Тринадцатым мигом вплетается щелчок. Венни знает: ласточки не летают клином. Но здесь, в фальшивом мире, сотканном из мемории, Венни может задавать свои правила, и всё, на что способна фантазия, имеет шанс стать реальным. Венни щёлкает зажигалкой снова и снова — до тех пор, пока в само существование Тринадцатого мига не вплетается новый закон.

Здесь и сейчас ласточки летают клином!

И она сама — его остриё. Ведущая ласточка, которая указывает остальным дорогу. Быль и небыль сталкиваются, и Венни кажется, будто за её спиной распахиваются Воображаемые крылья. Она уже не бежит — летит, протягивая руки к человеку, чьё сердце ей так хочется сохранить. — Кевин, мать его, Каслана! Ты обещал мне не умирать! Её голос пробивается сквозь потоки золотого света, которые окружают тело Кевина, и наконец достигает его сознания. Она успевает заметить, как расширяются его глаза — а затем, не сбавляя скорости, влетает в него и заключает в объятия, такие крепкие, чтобы он даже не думал отправляться навстречу смерти. Чтобы помнил: у его истории всё ещё есть читатели. А значит, ему нет места в забвении. В конце концов, у него всё ещё остаются вещи, о которых он должен рассказать.

Венни…

Я…

…

Вокруг, беспрестанно хлопая крыльями, кружат ласточки. Отыскав путь, они рассыпаются мерцающими фрагментами и сплетаются с душой Кевина, а он стоит, дрожа всем своим расколотым телом, и неотрывно смотрит перед собой глазами, золото которых медленно сменяется привычным голубым светом. Он снова видит. Мир, где ласточки могут летать клином. Музыку, ноты которой обретают форму, сплетаются в пламенного феникса и ледяного павлина. Торжество вымысла над законами реальности. И ещё он видит её. Крылья из Воображаемой энергии, опадающие у неё за спиной. Пылающий шлейф, оставленный в воздухе её решимостью. — Просыпайся, — шепчет он. — Но… — Не бойся. — Он осторожным движением побуждает её отстраниться, заглядывает в её глаза, широко распахнутые от испуга и робкой надежды. — Я знаю дорогу. А затем, мягко подтолкнув её навстречу пробуждению, обещает: — Встретимся на той стороне.

Конец музыкального фрагмента

* * *

Венни открыла глаза в своём номере в отеле «Грёзы» и, выбравшись из ванны, первым же делом бросилась по коридору к комнате Кевина. Она догадывалась, зачем он задержался в Тринадцатом миге — хотел обеспечить остальным безопасное возвращение в реальность. Венни едва сдерживала желание пристукнуть его. Если ничего не получилось… Если от Гипноса успели сбежать все, кроме самого Кевина… Во имя Эона Честности, если такой вообще есть, тогда она придушит его собственными руками! Леди Джейн открыла на стук так быстро, будто всё это время поджидала у дверей. Венни ворвалась в номер, едва переводя дух. Долю секунды она смотрела на Кевина в ужасе, потому что он казался ещё более зыбким и ускользающим, чем час назад. Но потом его веки дрогнули, и он приоткрыл глаза. — …Венни. Ей было всё равно, что подумает леди Джейн и как к этому отнесётся сам Кевин. Перешагнув край ванны, она плюхнулась прямо посреди странной воды и обняла его — на сей раз по-настоящему, а не в иллюзорном мире. Кевин тихо выдохнул. А потом, подавшись вперёд, обнял Венни в ответ. — Дурак. — Я знаю. — Я тебя ненавижу! — Правда? — Нет. Но не смей насмехаться, — зажмурилась Венни. — Иначе я отправлю тебя обратно в Тринадцатый миг. Или включу тебе песни Джованни Валентини! — Кого? — устало переспросил Кевин. Венни помотала головой. — Поверь, ты не хочешь знать. — Вдруг её глаза расширились, и она вжалась в Кевина ещё сильнее. — Ой, Кевин, я… Я ужасно перед тобой виновата! Пожалуйста, прости, обещаю, я найду способ как-нибудь всё вернуть или… Или… Кевин попытался заглянуть ей в глаза, но Венни было слишком стыдно поднимать голову, так что она уткнулась лицом ему в плечо. — Венни, — окликнул Кевин. — Что случилось? Скажи. — Он обменялся быстрым взглядом с леди Джейн, которая наблюдала за этой сценой с мягкой улыбкой. — Я не буду ругаться. Венни отстранилась, но смотреть на Кевина не рискнула. — Я… У меня не было с собой кредитов, а мне очень нужно было разбудить Тисифону, и я нашла на внешнем кольце Пенаконии один-единственный магазин, где продавалась техника, а она стоила там очень дорого, и… — Она кашлянула. — И я записала покупку на твой счёт! В номере установилась тишина. Удивлённая отсутствием реакции, Венни решилась поднять голову. Кевин не смотрел на неё. Он казался разбитым и больным, а тени под глазами стали тёмными, как никогда прежде. Из-под рукава, напоминая о недавно пережитом кошмаре, выглядывали расколотые звенья красной цепи. Осунувшееся лицо походило на череп. Несмотря на всё это, Кевин беззвучно смеялся. А затем, не выдержав, засмеялся уже в голос. Не слишком громко. На самом деле едва различимо. Но это всё же был смех, и Венни сама не могла объяснить, почему от этого в общем-то счастливого факта на глаза навернулись слёзы. — Я как-нибудь переживу, — успокоившись, сказал Кевин. — Но там было очень много денег! — замахала руками Венни. — Поверь, голубушка, он даже оплату за отель «Грёзы» не заметил, — раздался голос в дверях. Обернувшись, Венни увидела Тисифону. За её спиной всем присутствующим поклонился Аргенти. Завидев, что Кевин с Венни благополучно вернулись из Тринадцатого мига, он сразу расслабился и принялся щедро одарить окружающих комплиментами. Больше всего досталось, конечно, Тисифоне. Леди Джейн, прислушиваясь ко всеобщей суете, посмеивалась. Аргенти помог Кевину перебраться на диван. Леди Джейн настояла на осмотре. Кевин не сопротивлялся. Откинувшись на спинку дивана, он прикрыл глаза и вскоре провалился в полудрёму. Венни, крепко сжимая его ладонь, сидела рядом и отвечала на вопросы леди Джейн. Вскоре ко всеобщему собранию присоединились и Люк с Кеем. В комнате сразу стало очень шумно. Завидев Люка, леди Джейн подалась к нему, словно порывалась обнять, но вовремя опомнилась. Кей ухмыльнулся и будто бы невзначай хлопнул брата по спине, отчего тот сделал пару шагов к центру комнаты — и едва не столкнулся с леди Джейн нос к носу. Довольный собой, Кей стянул со стола виноградинку и, подмигнув Венни, начал осматриваться в поисках выпивки. Венни бросила быстрый взгляд на Кевина. Когда пришли Люк с Кеем, он очнулся, сосредоточился на том, чтобы оставаться в сознании. В его полуприкрытых глазах плескалось тепло. У него не осталось сил принимать участие в разговорах, но похоже, он искренне наслаждался компанией. И был благодарен, что все эти люди собрались здесь ради него. — Ну? — усевшись на диван, спросила Тисифона. — Что дальше? Не хочу портить веселье, но за нами по пятам может в любой момент последовать Асмодей. Да и Гипнос скоро очухается после вечеринки, которую мы устроили в Тринадцатом миге. — Теперь он наверняка будет подчиняться Асмодей, — заметила Венни. — Лёд Кевина разрушился, значит, ничего не мешает ему проснуться и преследовать нас в реальности. Кевин вздохнул, прикрыл глаза в знак согласия. Его рука чуть крепче сжала ладонь Венни. — Сколько продержится барьер на внешнем кольце? Тисифона пожала плечами. — Да чёрт его знает. Если повезёт, минут сорок. — Тогда мы уходим сейчас. Кевин говорил тихо, но его слова услышали все присутствующие. Аргенти мигом бросил общаться с Кеем и, повернувшись, обеспокоенно сдвинул брови. Люк, скрестив руки на груди, обменялся взглядом с леди Джейн. — Вы сейчас не в том состоянии… — начала та. — Не хочу, чтобы Асмодей или Гипнос приходили в отель, — прервал Кевин. — Надо уйти с Пенаконии. Вернуть косу Танатоса. — В Тринадцатом миге я успела через Волю скверны прочесть воспоминания Гипноса, — объявила Тисифона. — Асмодей и так уже всё знает, так что смысла держать это в секрете нет: коса в Квантовом море. — Хм, — отозвался Кевин. — Сможешь открыть туда портал? — спросила Венни. Кевин качнул головой. — Я перемещаюсь по Воображаемому Древу. Квантовое море — это не Древо. Не страшно. Разберёмся. — Судя по тому, как сокращалась длина его фраз, он был близок к тому, чтобы впасть в беспамятство. — Я открою портал в другое место. Оттуда… начнём путь. Венни крепко обхватила его за локоть. — А может, портал лучше открою я? — предложила Тисифона. — Скверна, — ответил Кевин. — Псевдо-Ядра не было в реальности, но его следы в твоей душе… Он замолк, и на помощь пришла Венни: — В тебе сейчас слишком много Хонкай-энергии. Она ведь концентрируется в душе. Там же, где мы совсем недавно создавали псевдо-Ядро. Наверное, твой портал оставит после себя энергетический отпечаток, который Асмодей или Гипнос с лёгкостью могут отследить. Кевин кивнул. Скрестив руки на груди, Тисифона прикусила губу. Кей, который успел наполнить невесть откуда взявшийся бокал невесть откуда взявшимся вином, задумчиво обронил: — Но кто помешает Гипносу отследить вас через меморию? — Меморию? — переспросила леди Джейн. Тисифона щёлкнула пальцами. — Точно. В Золотом миге малявка сказала дельную вещь: мемория утекает по всей Пенаконии. А что такое мемория? Материя памяти. Лакомый кусочек для Бога Сознания. Пока мы на Пенаконии, Гипнос может прочесть её и узнать, куда был открыт портал. — Откройте два портала, — предложил Люк. — Даже если Гипнос отследит первый, что он сделает со вторым? Утечки мемории за пределами Пенаконии не будет. Кевин вскользь бросил взгляд на собственное запястье. — Меня не хватит на два. Венни не представляла даже, как он собирается найти силы хотя бы на один, но спорить не стала, только тихо вздохнула: — Жаль, с нами нет Танатоса. — Да. Жаль, — согласился Кевин. — Он… — Не знаю, — отвела глаза Венни. — Давай поговорим об этом позже. Когда будем в безопасности. — Значит, никогда, — ухмыльнулась Тисифона. Леди Джейн, уперев руки в бока, сокрушённо покачала головой, а Люк обеспокоенно приложил ладонь ко лбу. — Нет никакой нужды в двух порталах, — подал голос Аргенти, прежде хранивший задумчивое молчание. — Как справедливо заметила леди Тисифона, у нас есть небольшой запас времени. Так давайте же воспользуемся им разумно. — Что ты задумал? — поинтересовался Кевин. Аргенти повернулся к нему. — Кевин, леди Тисифона, юная Веннесса, я приглашаю вас на борт «Света клином», моего корабля. — Венни с Тисифоной обменялись неуверенными взглядами, но Аргенти ещё не закончил. — Мы покинем Пенаконию вместе, но после наши пути разойдутся. Как только «Свет клином» выйдет из зоны утечки мемории, Кевин откроет портал и переведёт вас по Воображаемому Древу. Я же полечу дальше. Кевин сдвинул брови. — Пока Гипнос думает, что мы на корабле, он будет преследовать тебя. Хоть через всю вселенную. — Именно, — с сияющим взором ответил Аргенти. — В этом и заключается мой план. Пока это возможно, я буду отвлекать внимание Гипноса на себя. Полагаю, без него шансов противостоять Асмодей у вас будет побольше? — Он одарил Венни лучезарной улыбкой. — Воспользуйтесь этим временем. Отыщите путь в Квантовое море. Лицо Кевина омрачилось, а в уголках глаз обозначились мелкие морщинки. — Аргенти… — Прошу, не тревожь своё сердце понапрасну, друг мой, — с мягкостью ответил тот. — Оно и без того отнюдь не в лучшем состоянии. Я склонен верить, что мой путь благословлён самой Идрилой — в какой бы отчаянной ситуации я ни оказался, моя богиня не оставит меня один на один с погибелью. Я справлюсь. И потом, — добавил он, заметив, как губы Кевина приоткрылись, — это не обсуждение. Кевин ничего не сказал, только провёл по лицу дрожащей ладонью. Теперь он казался ещё более надломленным, чем прежде, так что принятие решения взяла на себя Венни: — Хорошо. Давайте так и поступим.

Этот фрагмент можно читать под музыку: Loving Caliber, Megan Tibbits — I Wish You Were Mine. Ставьте на повтор

Люк, Кей и леди Джейн проводили их до самого лобби. Кевин смог идти сам, но стоял не слишком твёрдо, так что Венни и Тисифона с двух сторон взяли его под руки. Кевин смутился, но возражать не стал. Он был слишком измотан, чтобы обращать внимание на удивлённые взгляды и шепотки за спиной. Леди Джейн помогла выселиться в ускоренном порядке — Деннис даже бровью не повёл по поводу того, что постояльцы въехали всего пару часов назад. Все четверо сдали карточки от номеров и направились к лифту, откуда начинался путь с Пенаконии. — Мы проводим вас до самого корабля, — вызвался Люк. Кевин покачал головой. — Не стоит. Если Гипнос увидит вас в мемории, у вас могут быть неприятности. У всего отеля. — Спасибо за помощь, — добавила Венни. — Вы замечательные. Только самые лучшие во вселенной люди помогают кому-то просто так, по одной лишь просьбе, не требуя ничего взамен. — Она украдкой бросила взгляд на Кевина. — Вы — именно такие. Лучшие. Вот. Я просто хотела, чтобы вы это знали. «Потому что я говорила вам об этом слишком редко». Кей улыбнулся. Леди Джейн, приложив руку к сердцу, вздохнула. Она слишком волновалась, чтобы принимать комплименты, но в её глазах мелькнули тёплые искорки. — О, и ещё, — перед тем, как шагнуть в лифт, сказала Венни. — Кевин, ты знаешь какой-нибудь мир с хорошими ресторанами? Он слабо ухмыльнулся. — Сяньчжоу Лофу. — Вот, — кивнула Венни. — Съездите туда как-нибудь. Все вместе, — добавила она, имея в виду и леди Джейн. — Не по делам. Не ради концерта или работы. Просто так. Чтобы выпить вместе чаю. Посмотреть на цветение какого-нибудь дерева. Поглядеть на звёзды. Чтобы запомнить. Создать счастливое воспоминание. Это моя последняя просьба. Одарив всех троих широкой улыбкой, Венни наконец шагнула в лифт. Прозрачные двери закрылись. Пару секунд Венни ещё видела лица Люка, леди Джейн и Кея — такие знакомые, но всё-таки не родные. А затем лифт тронулся, и лица исчезли, сменившись стремительно мелькающими за стеклом этажами. Осталось лишь ощущение, что в душе распахнулась крошечная чёрная дыра. Венни прикрыла глаза, вжала руку в сердце, пытаясь таким нехитрым образом успокоить его беспокойный бег. Ей на макушку легла ладонь. — Хорошие слова, — заметил Кевин. — Я научилась им у одного хорошего человека, — ответила Венни. Путь до «Света клином» все четверо проделали в тревожном молчании. Ни Асмодей, ни Гипнос пока не объявились, но в воздухе уже витало ощущение скорого прощания — а главное, никто не мог сказать, встретятся ли они когда-нибудь снова. Каждого ждал свой серьёзный противник. Своё испытание. Изнутри корабль Аргенти чем-то напоминал станцию Герты. На самом деле сходств у них было мало, но «Свет клином» тоже был снабжён всякими технологичными штуковинами, о которых не рассказал бы даже Танатос. Аргенти отправился готовить корабль ко взлёту. Тисифона, поразмыслив, пошла с ним. — Никак не можешь отпустить человека, который подарил тебе цветы? — ухмыльнулась Венни. Тисифона показала средний палец и скрылась в кабине пилота. Венни, которой после долгих приключений в компании Танатоса сарказм требовался как воздух, хотелось ещё немного её подоставать, но она ни за что бы не оставила Кевина одного. — Иди, — предложил он. — Я справлюсь. Венни одарила его насмешливым взглядом. Признавая поражение, Кевин вздохнул. По всему кораблю было множество способов устроиться с комфортом, но он предпочёл сесть на полу, а Венни с радостью составила ему компанию. Кевин привалился к стене. Венни снова взяла его за руку. — Я могу чем-то тебе помочь? — спросила она. — Ты уже. — Да я ведь ничего такого не делаю. — Ты рядом, — просто сказал Кевин. — Этого достаточно. Его слова тронули Венни до глубины души. Она опустила голову ему на плечо, и некоторое время они просто сидели бок о бок, держась за руки и глядя на противоположную стену так, словно там восходило солнце и распускались цветы. — Я рад, что ты здесь, — добавил Кевин. — Хотел бы, чтобы ты была дома. Подальше… от этого. Но раз уж всё так сложилось, раз по-другому нельзя… — Он прервался, чтобы отдышаться: последние минут десять каждый вдох начал даваться ему с трудом. — Я рад. С тобой лучше, чем без тебя. На глаза Венни навернулись слёзы. Она не стала противиться и по давнему совету госпожи Чихары просто позволила им скатиться по щекам. Кевин, заметив это, пробормотал: — Прости. Венни замотала головой. — Дурак, за что прощения просишь? Я просто… Не знаю. — Она хотела отмахнуться от собственных чувств, но в последний момент передумала. — Я так испугалась за вас обоих. За тебя и за Тана. Я не знаю, получится ли у него восстановиться, не знаю, как дальше сражаться с Асмодей, не знаю, что делать, если мы так и не вернём атрибуты. Я не хочу торчать на маковом поле вечность! Или блуждать по внешней вселенной своей душой, с риском в любой момент рассыпаться… Кевин приобнял её, погладил по волосам, и от этого мягкого движения внутри Венни окончательно что-то раскололось. — А ещё я чертовски устала и хочу проспать несколько суток! — Знаю, Венни. Скоро ты сможешь отдохнуть. — Куда мы отправимся? Кевин промолчал, свободной рукой дав понять, что ответит на вопрос позже. Венни кивнула. Остаток времени до взлёта они просидели, прижавшись друг к другу, пытаясь найти хоть какие-то силы удержаться на этом невозможном, этом отчаянном маршруте к спасению. А потом «Свет клином» взмыл над Пенаконией. Кевин выпустил Венни из объятий, кивком велел ей подойти к окну. Она подошла. И обомлела от красоты, которая предстала её глазам. Сияющий золотом отель, внешнее кольцо, где медленно освобождалась из плена Тисифоны Асмодей — всё это постепенно растворялось в темноте, расчерченной серебристым сиянием звёзд. Венни высматривала вдалеке другие планеты, размышляя, где посреди этой огромной вселенной затерян Тейват. Она хотела бы увидеть его издалека. Она вообще много чего хотела увидеть, но прямо сейчас понимала, что должна вернуться домой. Повидать семью. Попросить прощения у родителей, у брата, у господина Августа. А ещё многому научиться. Чтобы иметь возможность спасать не по наитию, не полагаясь на удачу или счастливый шанс, а реальными знаниями и опытом. Вдоволь насмотревшись, Венни вернулась к Кевину. Дождавшись, когда Пенакония окончательно растает вдали, он вытащил из кармана телефон, попытался разблокировать его, но не смог совладать с дрожью в пальцах. Венни знала пароль ещё из Мира грёз, так что помогла ему. Кевин благодарно кивнул. Пока он пытался сфокусировать взгляд на экране, из кабины пилота вышла Тисифона. Заметив, что Венни с Кевином устроились на полу, она сначала вскинула брови, но быстро прониклась и уселась напротив в позе лотоса, положив на колени ножны с клинком. — Так? На какой остановке выходим, капитан? — Тебе не понравится, — ответил Кевин. — Мне не нравится девяносто процентов вселенной, — отозвалась Тисифона. — Какой именно ты имеешь в виду? Настроив автоматическое управление кораблём, пришёл Аргенти. В отличие от остальных, он не стал садиться — мешала рыцарская броня — и просто прислонился плечом к стене. Кевин отыскал нужный контакт, но вместо того, чтобы печатать сообщение, потёр глаза и в конце концов передал телефон Венни. — Звёздный экспресс. Я не знаю людей, способных свободно гулять между Квантовым морем и обратно. Но все Безымянные — опытные путешественники, а на борту Звёздного экспресса — лучшие из них. — Тц, — небрежно бросила Тисифона. — Очередные святоши. Те самые ребята, которые даже мусоркам на своём пути обрадуются. — Не вижу ничего плохого в мусорках, — заметила Венни. — В мусорках тоже может заключаться своя красота, — поддержал Аргенти. — Она ведь в глазах смотрящего, леди Тисифона. Тисифона закатила глаза и подняла обе руки. — Всё, всё, заканчивайте с промывкой мозгов! Мне плевать. Хоть Звёздный экспресс, хоть планета говорящих мусорок — что угодно, если это поможет скорее уйти от Асмодей. Поскольку сознание Кевина снова начало ускользать, Венни встревоженно потеребила его за рукав. Кевин встрепенулся. — Что мне написать? — Что мне нужна помощь, — нехотя ответил Кевин. Венни отправила сообщение с нужным текстом. Ответ не заставил себя долго ждать: на экране высветилось одно-единственное «Приходи», отправленное абонентом с именем Химеко. — Полагаю, здесь наши пути расходятся, — с лёгкой печалью сказал Аргенти. Тисифона помогла Кевину подняться. Венни тем временем подскочила к Аргенти и заключила его в крепкие объятия. Наверное, это было совсем не по-рыцарски, но после всего пережитого забивать голову формальностями никому не хотелось. Когда Венни отстранилась, Аргенти с улыбкой поклонился. — Для меня было честью встретить вас, юная Веннесса. Леди Тисифона, — он поклонился ещё ниже. — Я буду молиться всем известным мне Эонам, чтобы однажды наши пути соприкоснулись снова. Я вижу в вашем сердце глубоко запрятанную красоту — мне было бы отрадно узнать её поближе. Щёки Тисифоны вспыхнули. — Да, да, — пробормотала она. — Эй, Кевин, ты что, ржёшь? Кевин прикинулся глухим. — Кевин, друг мой. — Аргенти коснулся позолоченной эмблемы на своей броне. — Я продолжу истово верить в красоту твоего пути до самого конца. Надеюсь, ты исполнишь свою мечту. Поднимешься к звёздам и распахнёшь там невозможную дверь, которую так хочешь создать. Венни заинтересованно покосилась в сторону Кевина. Судя по выражению глаз, тот оказался глубоко потрясён словами Аргенти. — Спасибо, Аргенти. Надеюсь, и ты однажды найдёшь свою богиню. Выдохнув, он вытянул руку и рассёк пространство ребром ладони. В голове Венни вдруг мелькнул смутный образ — она вспомнила, как во время Сентября Катастроф её родной Кевин открывал двери между разными частями Тейвата. Как с помощью своих порталов спасал людей от незавидной судьбы. — О, и ещё, — сказал Кевин перед тем, как пересечь край мерцающего разрыва. — Напиши, когда всё закончится. Ты мой друг, и я не хотел бы… Покачав головой, он так и не закончил мысль, но даже этого обрывка было достаточно, чтобы лицо Аргенти изумлённо вытянулось. — Я же говорила, — подмигнула Венни. Они с Тисифоной первыми зашли в портал. Следом, бросив на Аргенти прощальный взгляд, шагнул Кевин.

Конец музыкального фрагмента

Воображаемое пространство встретило странников между мирами шуршанием розовой листвы и мерцанием серебристых точек за прозрачным барьером под ногами. Задерживаться здесь никто не стал — Кевин был не в том состоянии, чтобы устраивать экскурсии. Полыхнул ещё один портал. Венни переступила через него первой и с изумлением обнаружила себя в настоящем поезде, только не таком, как на Идзанами, а космическом. Звёздном. Поезд путешествовал по невидимым галактическим рельсам, прокладывал тропы между далёкими мирами, сплетал разные уголки вселенной единством Пути Освоения. Это и был Звёздный экспресс, на борту которого путешествовали Первопроходцы, последователи Эона Акивили. «Как хорошо, что Танатос успел кое-что мне рассказать». Венни заметила высокую красноволосую женщину. Наверное, это и была таинственная «Химеко» из контактов Кевина. Отложив книгу, она поднялась с дивана, спешно подошла к порталу, одарила Венни улыбкой, спокойной и согревающей. Несмотря на то, что Химеко хорошо понимала критичность ситуации, она не нервничала, и за один только этот факт Венни прониклась к ней безмерным уважением. Не успели они с Химеко поприветствовать друг друга, как на борт Звёздного экспресса ступила Тисифона. За ней следовал Кевин. Свет портала угас. В тот же момент Кевин лишился остатков выдержки, которая почти час удерживала его в сознании. Он попытался что-то сказать, но не сумел совладать ни с голосом, ни с собственным телом — будто переломленное, оно устремилось навстречу полу. Венни успела заметить, как померк свет его затуманенных болью глаз. Затем они закрылись, и Кевин окончательно провалился в небытие.