Охота за Тенью

      Стены Драконьего предела затряслись от очередного рева, и служанки, подметающие полы в главном зале, чуть не выронили свои метлы. Плененный Одавинг взывал ко мне, требуя освободить его. Но я медлил. Это было началом конца. Я знал, что стоит мне отпустить дракона, забраться на его массивную алую шею, и дороги назад не будет. Мне предстоит найти Алдуина и убить его. Или умереть самому.       Фаренгар с восторженными восклицаниями бегал по своим покоям, что-то ища. Он собирался пойти к дракону и «изучить» его, взять пробы крови и чешуи, пока есть такая возможность. Никто его не останавливал, хотя ярл Балгруф очень переживал, что его маг может нарваться, и дракон откусит ему руку. И хорошо, если только руку…       Вскоре маг убежал наверх, к нашему древнему пленнику, а я остался стоять в его покоях, захваченный мыслями и волнением. Я так долго к этому шел, а теперь не мог решиться сделать последний шаг. Я вспоминал, как у кургана в Рифте Пожиратель мира заговорил со мной. Пригрозил смертью. Тогда я еще не знал, что говорил мне Алдуин, но теперь, выучив благодаря Партурнаксу драконий язык, я понял.       Фигура в капюшоне и теплом плаще до самых пят, до этого сидевшая в углу на низком табурете, встала и подошла ко мне. А я все ждал, когда же она решится заговорить со мной. Развернувшись к ней лицом, взглянул сверху вниз. Уверен, мои глаза передавали все лучше слов. Я был напуган.       — Мы как никогда близки к спасению мира, Ингемар. Ты близок. Ты должен пойти туда, — голос Дельфины был одновременно резким и ободряющим. — Мы все верим в тебя.       — Я… не верю, что это конец, — угрюмо ответил я. — Как я сделаю это? Он ведь…       — Такой же дракон, как все те, что уже пали от твоей руки, Довакин. И ты должен думать только об этом. Не о легендах и сказках, а о суровой реальности. Ты драконоборец. А Алдуин — твоя жертва. И он падет.       — Но он не просто дракон…       — А ты не просто человек.       На мгновение во мне зародилась уверенность, я хотел поблагодарить Дельфину за то, что она так меня поддерживает. Но в моменте я снова поник. Всматриваясь в лицо, укрытое тенью капюшона, я спросил:       — А что, если нет?       — Ингемар, ты должен взять себя в руки… — бретонка взяла меня за запястье и сжала, чуть встряхнув. — После всего, что ты сделал, ты обязан! Ты справишься, и ты выживешь, я это знаю. А когда ты вернешься, мы в Ордене будем ждать тебя.       И тут мне вспомнились слова Вигдис Лунидин. «Все организации, которые каким либо образом связаны с политикой, гниют». Дальше я подумал о том, как Дельфина и Эсберн поставили мне ультиматум, чтобы я убил Партурнакса, и мне пришлось врать им, чтобы от меня не отвернулись. Разве это правильно? Разве так поступают друзья?       — Я хочу спросить тебя кое о чем. Только, прошу, ответь мне честно.       — И о чем же? — бретонка сложила руки на груди, выжидая.       — Каким ты видишь Орден после падения Алдуина? Какие цели вы с Эсберном преследуете?       — К чему это? — понимая, что я серьезен и жду от нее ответа, Дельфина сказала: — Борьба с драконами, защита Скайрима. Ты же все это знаешь.       — Да… Только мне кажется, что ты что-то не договариваешь. После уничтожения Талмором Храма Повелителя Облаков и стольких лет преследования, неужели ты не хочешь… — я замолчал, давая женщине самой догадаться, чего я от нее добиваюсь. Минуту она фыркала и отворачивалась, явно желая послать меня, но в итоге все же ответила.       — Инги, я не знаю, что ты там себе думаешь… Я хочу возродить Орден. Чтобы мы перестали прятаться по углам, как помойные крысы. Но я не знаю, как сделать это: пока Талмор имеет такое влияние в Скайриме, мы не сможем выйти из тени. Мы могли бы…       — Безумно даже думать об этом, — твердо сказал я. — После того, сколько клинков было убито, не правильнее ли попытаться забыть про Талмор?       — И пустить все на самотек? Империя ослабла. Кто знает, когда Доминион снова решит напасть? Орден должен быть готов к тому, чтобы защищать людей!       — Ордена нет, — достаточно резко сказал я, и бретонка ахнула, словно я сказал что-то ужасное, непристойное. — Сколько нас? Четверо? Никто не захочет идти на такой риск, пойми…       Я услышал, как Дельфина шумно выдыхает под капюшоном. Ей нечего было сказать, ведь я был прав. Мы не армия. Нас просто нет. Справившись с нахлынувшими эмоциями, шпионка сказала расстроенно:       — Я это понимаю. А потому моя цель — найти новых людей. Даже если это займет весь остаток моей жизни, я буду пытаться. Я дала клятву, и я не отступлюсь от нее. Орден Клинков возродится.       Стены вновь задрожали, и дети Балгруфа, пробегающее мимо покоев Фаренгара, закричали. Дельфина легонько толкнула меня к дверям:       — Тебе пора. Сейчас все это неважно… Найди Алдуина. На кону спасение Тамриэля.

***

      Дорога привела меня в Совнгард. Посмертная обитель великих, доблестных нордов, созданная самим Шором, в которую трусливо сбежал Пожиратель мира. На мою сторону встали духи героев прошлого, мечтающие сокрушить Алдуина. Отбросив все страхи, я мужественно шел вперед, убеждая себя, что все это — не реально. Так было проще. Словно все это снится мне, а когда я проснусь, битва будет кончена.       — JooR Zah FRUL! — без конца кричал я, надрывая связки, приковывая Алдуина к земле. Он падал с неба, гремя и рыча, заставляя все кругом трястись. Духи героев отвлекали черного дракона на себя, метались вокруг него, нанося бесчисленные удары. Я не отставал, уворачивался от его смертоносных укусов и нещадно полосовал мечом по лапам и телу.       Пожиратель мира кричал, обдавая нас языками пламени, вызывая молнии. Отбрасывая нападающих когтистыми лапами, он выслеживал меня, старался раздавить, переломить хребет, уничтожить… Я слушал его восклицания на драконьем языке, но теперь понимал смысл каждого слова.       «Этот мир мой! — его крыло задело меня, отбросило в сторону, но я быстро встал на ноги и отбежал от дракона. — Ты пришел к своей смерти, Довакин! Твоя душа утолит мой голод!»       Я не отвечал ему. Все это — проходящий момент ужаса, скоро все кончится. Перекатом я вновь оказался рядом и налетел на Пожирателя мира, протыкая крыло мечом, вспарывая его, словно натянутое покрывало. Души предков одобрительно загоготали, а Алдуин заревел, продолжая:       «Я Алдуин, самый могущественный из всех в Мундусе! Ты — ничтожество…» — его пасть клацнула прямо у моего плеча, и я отскочил, падая на бок. Отполз, перекатился… Я знал, что смогу.       В каждый новый удар я вкладывал смысл, и моя рука становилась тверже, а разум пустел. Я отдавал всю свою боль, хранимую в сердце почти два года. Я сделал это: нашел Алдуина, стал тем героем, про которого слагали песни. Сражался за чистое небо над головой, за жизнь без страха. За Хелген и невинных людей, что погибли там. За Карину. За свою собственную жизнь.       Я уцепился за массивную шею, и дракон поднял меня с земли, отчаянно пытаясь сбросить. Но я делал это уже бесчисленное количество раз. Вонзил меч в его шею, и лезвие окрасилось в черный. Цепляясь за чешую, вонзая меч снова и снова, я подобрался к самой его голове. Обхватив шею ногами, вознес клинок к небу и прокричал:       — Nii Tiid Wah Dir!       Удар — меч вонзился в череп. Алые, горящие пламенем глаза Пожирателя мира распахнулись. По всему угольному телу начали расползаться светящиеся трещины.       «Я вечен! Я не могу исчезнуть!» — дракон вытянул шею, расправил крылья и взревел так громко, что у меня зазвенело в ушах. Ему было больно. Пожирателя мира сковал страх, в то время как я его полностью лишился.       Доблестные норды внизу обеспокоенно замахал мне руками, кажется, они кричали что-то, но я не разбирал слов. Меч застрял в голове дракона, и мне пришлось приложить усилие, чтобы выдернуть его. После первого, второго, третьего рывка — неудача. Пыхтя, я потянул его в последний, четвертый раз, когда тело Алдуина вдруг разорвалось. Совнгард затрясся, каменные статуи, до этого молча наблюдавшие за смертельной схваткой, начали разрушаться. Взрывная волна отбросила меня к мосту Китовой кости, что пролегал над бесконечной пропастью у Зала доблести. Ослабший, оглушенный, я прокатился по дрожащим китовым ребрам, вытянул руки в жалкой попытке удержать себя.       Последнее, что я видел, прежде чем упасть в чернеющее небытие — бегущие по мосту воины прошлого, а после фиолетово-синее, усыпанное мириадами звезд небо.

***

      Замах, удар. Колун врезался в древесину, заставив её разлететься на две половины. Полетели щепки. Солнце непривычно припекало, на голубом небе почти не было облаков. Я с упоением смотрел вверх, вытирая пот с лица рукавом рубахи. На площади начал собираться народ.              «Постойте…» — оглядев площадь, я отметил тревожное, необычное для меня чувство дежавю. Словно это уже случалось со мной, все это уже происходило однажды.       — Они всё же это сделают?.. — обеспокоенно спросила Карина, и я повернул голову на крыльцо.       Жена стояла у лестницы, упершись одной рукой в поясницу. Волосы цвета льна были собраны в тугую длинную косу почти до пояса, а на румяных щеках играли солнечные лучи… Я почти испуганно оглядел ее. Сам не знаю, почему. «Может, потому что я был самым счастливым человеком во всем Скайриме? Нет, во всем… Нет! Что-то не так, все словно ненастоящее, игрушечное!..»       Я начал озираться по сторонам. Любимая девушка, ждущая нашего ребёнка, родной город, укрывающий нас от бед своими высокими стенами…       — Думаю, они… — начал было я, но слова не шли. Я уже говорил это. Эта казнь уже состоялась?.. Я перевёл взгляд на площадь. Имперские солдаты готовились к прибытию телег с пленными Братьями Бури.       — Это… ужасно, — печально и тихо произнесла Карина.       Бросив колун, я поднял руку и застыл, разглядывая ее. На пальце блеснуло золотое обручальное кольцо. Я так давно не надевал его… Почему? Как я мог не носить его, если никогда даже не снимал?..       Вдалеке заскрипели ворота, и в Хелген въехали повозки. Одна за другой, и в каждой норды с опущенными головами. Там, за каменными стенами, шла война… Повозки остановились у площади, имперцы начали выкрикивать имена. Мы с Кариной переглянулись: я был встревожен, а она почему-то была очень спокойной. Сложив руки на животе, она спросила меня:       — Ты будешь смотреть?       — Я…       Боги, я вспомнил… Все это было, было давно! Все эти люди давно мертвы, а Хелген сожжен дотла! И Алдуин вот-вот грянет, и только я смогу его остановить. Мои руки судорожно начали ощупывать все тело. Все взаправду? Я ущипнул себя несколько раз, но не проснулся. Стало быть, я не спал?       «Неужели Боги меня услышали? — подумал я, не отрывая глаз от Карины. Моей милой, прекрасной жены. Я подбежал к ней, схватил за запястья… Теплые, мягкие. Погладил по плечам, по румяным щекам, пригладил волосы. — Мне дали шанс все исправить? Дали возможность спасти ее?»       — Боги, Ингемар, что на тебя нашло? — звонко рассмеялась Карина, пока я не мог от нее оторваться.       — Карина… — я оглянулся на серую имперскую башню.       Алдуин вот-вот будет здесь.       — Пойдем домой, любовь моя. Я не хочу на это смотреть… — тонкие пальчики девушки переплелись с моими, и она потянула меня за собой на крыльцо.        Наш дом обрушится и сгорит.       — Н-нет, Карина, давай останемся, — я потянул ее к себе, продумывая, как лучше уйти, вспоминая, где безопаснее… Все было в моей голове, я мог ее спасти, нужно было лишь вспомнить!       — Я не стану смотреть, не заставляй меня, — попросила Карина нежным голосом. — Это выше моих сил.       — Нет, милая, казни не… Тебе нельзя домой, я знаю, что случится, сейчас…       — Я знаю, — внезапно сказала Карина, и я замер в изумлении. — Я все знаю. Пойдем домой, любовь моя. Ты очень устал…       — Что? Нет… Карина…       Я попытался отвести ее в сторону, подальше от двери, но девушка не двигалась с места. Ее ладонь легла на мой лоб.       — Ты весь горишь… — сказала она. — Инги, милый, тебе пора отдохнуть. Все кончено.       И я понял. Не было никаких шансов, не было новых возможностей. Боги не предлагали мне ничего, кроме смерти. Карина пришла забрать меня.       — Пойдем домой. Я распалю камин… Пришло время отпустить все это.       Над городом разнёсся странный гул, и деревья закачались с новой силой. Палач уже занес топор над головой первого мятежника… Все ровно так же, как в день, когда все началось. Точный удар, и голова слетела с плеч. Раздался крик: «Следующий!»       Мои глаза наполнились слезами, и я отцепил руки Карины от себя. Сделав усилие, отступил назад. Может, если бы этот выбор дали мне год, полтора назад, когда я еще не видел смысла своей жизни после утраты, я бы согласился. Обнял бы Карину и зашел в этот треклятый дом, забыв бы все, как страшный, долгий сон.       Но я изменился.       — Я не могу, — выдавил я, и соленые капли сорвались с подбородка, разбиваясь о мою рубаху. — Прости меня.       Моя любимая улыбнулась печально, но с пониманием кивнула:       — Я рада, Ингемар. Будь счастлив, — сказав эти слова, девушка развернулась и вразвалочку пошла к входной двери.       Внезапно небо почернело. Солнце закрыли два огромных черных крыла, и на башню с грохотом и оглушительным ревом приземлился дракон. С красного, горящего неба посыпались камни. Огонь из пасти дракона накрыл Хелген.       В этот раз я встретил его без страха.

      Я пришел в себя, лежащий на спине в снегу с раскинутыми руками, а надо мной — темно-синее небо, звезды, Массер и Секунда. Я услышал голоса драконов и сел, осматриваясь. Они все были здесь, слетелись на Глотку мира, обескураженные тем, что Пожиратель мира погиб от рук Драконорожденного.       Подняв голову, я увидел торжествующего Партурнакса. Обращаясь к собратьям, он объявил:       — Свершилось. Алдуин мертвец.

***

      В «Гарцующей кобыле» было шумно и многолюдно. Людей было больше, чем раньше — все праздновали спасение мира. Алдуин пал уже больше недели назад, но весть разнеслась не сразу, да и народ был готов поднимать кружки эля за это не один вечер подряд. Вот веселый бард достал лютню, начал наигрывать уже приевшуюся всем мелодию, но люди только радостно заголосили, требуя скорейшего начала песни.       Люди не знали, что тот, кого они восхваляют — я, сидящий с опущенной головой за барной стойкой норд, попивающий черновересковый мед с кривой миной. Отовсюду слышалось торжественное: «За Довакина! За Драконорожденного!» А мне так хотелось домой… Туда, где меня знают, узнают. Туда, где друзья. Но ехать в Храм Небесной гавани я не спешил: мне хотелось отдохнуть, а было чувство, что Дельфина не позволит мне долго прохлаждаться, ведь спасение мира — это не конец. Это новое начало.       «А может, послать все к даэдра? Рвануть в Рифтен, напиться с ребятами из Гильдии воров, побродить по улочкам города вместе с Карлией… А там, быть может, узнаю, нет ли вестей от Теры и Брина? — подумал я, разглядывая дно своей кружки. — И все дела подождут…»       Бард, вдохновленный криками толпы, запел:

Крыльев размах, что полнеба накрыл, Бойся и прячься — идёт Алдуин! И пасть его бездна, как сажа черна, Немало селений спалил он дотла… Где же герой, что спасёт нас от бед, Уже ль во всём свете рыцаря нет? И радости, и песнь захлебнётся в крови, Приди же, герой, бейся, или умри!

             «Они обязательно допишут эту песню. Будет красивая история со счастливым концом», — вспомнились мне слова Карлии, и на на душе потеплело. Желание сорваться в Рифтен стало еще сильнее. Словно в продолжение слов данмерки, звучащих в моих мыслях, бард завыл:

Но вот, в час беды к нам пришли Языки, К бою готовы и духом крепки. Их песнь Алдуину пророчила смерть, Ту’ум, что колышет небесную твердь! Погиб Алдуин, хвала Языкам! Им славу и честь воспоём сквозь века! И правнуки наши услышат сквозь сон, Как великий дракон был побеждён!

      Действительно дописали. И песня получилась красивая.       За соседний стул села женщина, томно вздыхая. Я бросил на нее косой взгляд, не придав значения, как вдруг заметил торчащие из-под бежевого капюшона красно-коричневые кудри. Разинув рот, я смотрел, как легким движением капюшон был сброшен, и на меня в ответ уставились два больших серых глаза.       — Ну здравствуй, герой, — она поприветствовала меня звонким голосом, и я перестал сомневаться в том, что передо мной не мираж, а действительно Вигдис Лунидин. — Скучаешь один?       — Что ты здесь делаешь? — быстро проговорил я, чуть не вывернув остатки меда на столешницу.       — Как невежливо. Разговор следует начинать с приветствия, Ингемар… — имперка уперлась локтями в стойку и положила голову в ладони, щурясь, словно хитрая лиса. — Фаренгар заинтриговал меня «пробами» драконьей крови, и я приехала. А потом мне сказали, что и ты здесь.       — И как нашла меня?       — Весь город пьянствует в таверне, чем ты хуже? — она посмеялась надо мной, запуская руку в запутавшиеся волосы. — Да и Фаренгар намекнул, где ты можешь быть.       Все еще пораженный ее приходом, я долго смотрел ей в глаза, приоткрыв рот. Видимо, мое выражение лица было забавным: после недолгого зрительного контакта Вигдис залилась смехом и щелкнула меня по носу, отворачиваясь:       — Ну что ты так бессовестно пялишься, а? Да, красивая, но не надо уже разводить драму, — я тут же нахмурился, хотел было сказать, что она не так поняла, однако Лунидин добавила, не дав мне и слова вставить: — Лучше возьми даме выпить. Или у вас, северян, ухаживать не принято?       Качая головой и нервно посмеиваясь, я подозвал трактирщицу, выполнив прихоть рыжей прохвостки.       — Зачем ты пришла? — спросил я, когда Вигдис взяла обеими руками большую кружку и отхлебнула пива с довольным видом. Оторвавшись от напитка и вытерев рукавом куртки пивные усы, колдунья ответила невпопад:       — Да… Просто так. Выпить. Узнать, как дела у человека, убившего Первенца Акатоша.       — Небось опять интерес ученого? — усмехнулся я. — Фаренгар, наверное, все уши тебе про Совнгард прожужжал.       — И все-таки всегда интереснее услышать историю из первых уст, — ответила имперка, вновь поднося кружку к губам.       Оставшийся вечер на удивление пролетел незаметно. Мы говорили, то рассказывая друг другу истории из жизни, то просто сотрясая воздух пустыми фразами. Народ в таверне гудел, все повторяя: «Алдуин повержен!» И внезапно я сам наконец-то поверил в то, что все осталось позади.       А впереди — интересная, долгая жизнь.