Follow Me

      Полуденное солнце нещадно палит через приоткрытое окно, заставляя хмуриться и уворачиваться от солнечных лучей, то и дело сменяя положения тела. При покупке квартиры мысль о солнечной стороне была такой приятной: прогреваемая часть, и даже зимой холод может отступить на фоне назойливого ультрафиолета.       Сейчас Дилюку кажется, что это — самая его худшая идея из всех возможных.       Вставать и прикрывать шторы не столько лень — не хочется отрываться от важного дела для подобных пустяков. Вместо этого он вновь кренится вперёд, зная, что спина спасибо не скажет и будет болеть ещё сильнее от скрюченного положения, но упрямо игнорирует всё: этот треклятый свет, тянущую поясницу и слезящиеся от нехватки сна глаза. Щурится, из-за стёкол компьютерных очков смотрит в экран и в очередной раз вздыхает. Наверное, в пятый за последние минут десять.       Спать хочется нещадно. Смена воскресенья выдалась не просто сложной — ужасающей по всем канонам ночных похождений каких-нибудь отпетых пьяниц. Тех самых, что чуть не за шкирку пришлось выносить из «Доли Ангелов», ведь пьяные споры — это пьяные споры, и заканчиваются они если не всегда, то в девяноста процентах рукоприкладством.       Рагнвиндр с тоской самого настоящего великомученика закатывал глаза и игнорировал испуганный вопль Моны, которая, как и каждый раз, приговаривала, что больше никогда не выйдет на свои выходные смены и вообще уволится.       Утром же, конечно, вещи она не забрала и забыла даже о том, что, в общем-то, хотела писать заявление.       Битая посуда, крики ругани и чья-то невнятная песнь, которая сопровождала их чуть ли не до самого закрытия. Хотелось выть от гудящей боли в висках, от слабости в конечностях и боли в боку, на котором красовался новый синяк от какого-то особо агрессивного гостя-качка. Наверное, с такими габаритами должен меньше пить и больше заниматься. Впрочем, думается Дилюку, одно другому не мешало.       И сразу после нервозной беготни, уборки зала и долгой дороги до дома было бы хорошо вернуться в свою горе-квартиру, упасть на диван прямо так, в пропахшей спиртом и фруктовым соком одежде, долгожданно закрыть глаза и забыться хотя бы на пару часов.       Вернулся, конечно, но не упал. Даже не попытался прилечь — лишь скинул с себя грязную одежду, небрежно накидывая что-то из домашнего, что лежало ближе всего. Заварил термос кофе, — потому что знает себя, и бегать постоянно до чайника не хочется, — и с почти чистой душой, полной незримого упрямства, ушёл в свою спальню.       Спальня, правда, слишком громко. Возможно, если бы он сгрузил пару коробок на пол, переместил горки тетрадей и книг куда-то в угол и закинул сверху на несчастное деревянное сооружение подушки — поспать здесь он бы мог.       Однако в какой-то момент, почуяв запах предвкушения, Дилюк не находит мало-мальского желания усидеть на месте. Начал играть в самые настоящие пятнашки, перебирая одну коробку за другой в поисках того, что уже давно забыл и даже не думал, что когда-то вернётся к этому.       Записи двухгодовалой давности оказались в самом дальнем углу — там, откуда и начались всеобщие сборы старых дел, полученных на руки, газет и распечаток того, что могло бы пригодиться. Ведь «интернет хранит всё, но он сохранит ещё лучше».       Из аккуратно сложенных горок комната превратилась в самый натуральный Ад.       Держа в руках желанные папки, Дилюк с сожалением во взгляде разглядывал собственноручно устроенный бардак. Закусывал губу, вспоминая, что лично сортировал всё по датам и годам, по месяцам, от зимы до зимы.       — Я разберусь с этим, — обещает он сам себе, увереннее перехватывая документы в руках. — Позже.       Кивнул, словно согласился в таком разумном уходе от новой проблемы, которую, впрочем, можно было избежать. Но часов агрессивной работы уже не вернуть и себя самого не предупредить. Ушёл, выключая свет, и забывая об этом, как о чём-то несуществующем.       Существовала на тот момент только папка в руках — его личные записи, которые могли бы позволить сделать шаг навстречу чему-то такому, что озарит, отвечая на все имеющиеся вопросы. Однако ни на первой, ни на второй, даже ни на последней странице ответов не было — лишь пустые блоки информации, заполнить которые он не смог бы даже сейчас, имея хоть какие-то наводки.       Дилюк сверлил взглядом знакомый символ, напротив которого — три вопросительных знака. Хмурился, через линии ухватывая свои собственные эмоции из прошлого. По старой памяти злился, перехватывая негодование в излишне агрессивных и небрежных чертах почерка. Но не сдавался — разгорался сильнее, понимая, что прошедшие годы дали ему некоторые фору и возможность.       Те самые, из-за которых он уже который час смотрит в экран ноутбука. Под рукой — свежая тетрадь, на половину исписанная и столько же раз перечёркнутая. С именами людей, их предприятий и дел, в которых могли быть замешаны торговля и контрабанда.       Конечно, Дилюк понимает, что в данных делах не могли быть замешаны абы кто. Для подобного нужны деньги, влияние и какая-никакая, но всё же власть. Тот, кто стоит за этим, явно не новички — больше двух лет оставаться почти незамеченными не могли обычные люди с улиц. Именно поэтому, вооружившись списком всех именитых людей их города, знаменитостей и политиков, Дилюк с яркого энтузиазма медленно скатился до страдальческого упадка.       Список редел, а виновник никак не хотел себя показывать.       Пальцы свободной руки невольно тянутся к переносице, приподнимая очки и нервно массируя её. Он неуклюже потягивается всем телом, чтобы принять старую позу обратно, и переключает вкладку. Смотрит социальную страницу очередной чрезмерно довольной женщины, сидящей в своём жутко дорогом особняке, с жутко ужасным макияжем и жутко старым вином в руках. Скалится, словно насмехается — здесь ты снова ничего не найдёшь. И, правда, в конечном итоге не находит.       — Это ненормально… — сам с собой, утопая в нависшей безысходности. Это походит на шутку.       Дилюк, честно, пытался сопоставить логическую цепочку. Он знает, кто такой Венти — ему не нужно напрягаться для ясности. Тот сам давным-давно выдал все карты, не переставая трещать о своём «детище». Том самом, с нелепым названием, вызывающем внешнем видом и гостями, которые ради «желанного греха» готовы были отвалить немалые суммы.       «Собор Барбатоса» был сборищем знаменитостей, алкоголя и недоступной похоти, но даже знание этого не дало своих плодов.       У многих, кого Рагнвиндр успел проверить, правда были фотографии из этого места — особенно у тех, кто только-только пересёк порог двадцати одного года и мог себе позволить легально посещать подобные мероприятия. Дилюк дважды, а то и трижды проходился взглядом по каждой фотографии, на десятой понимая, что дело гиблое — «детище» Венти с этим символом не имело никаких связей. По крайней мере на прямую.       Точно так же как и все, кто рано или поздно посещал его.       — Я что-то упускаю… чего-то не вижу, — говорит и бездумно прикусывает обратную сторону ручки. Щелкает ею о губы, хмурится, смотрит невидящим взглядом, словно именно так к нему придут нужные мысли.             Информация об этом точно известна полиции. Они что-то знают, но покрывают это.             Если это не знаменитость и не политик, кого ещё могли так упорно защищать местные власти?             Кэйа ясно дал понять, что Венти с этим связан. Как он может быть связан?       Дилюк бездумно выводит замысловатые закорючки на полях тетради. Вглядывается, вспоминая: «Собор Барбатоса» — ночной клуб по всем стандартам. Реки дорогого алкоголя, красивые девушки и парни, танцующие или обслуживающие гостей. Их гости — именитые персоны, и из-за дверей не уходит больше, чем бы те сами могли позволить.       И если Венти не связан с этим через своих гостей… или, по крайней мере, не тех гостей?             Если не гости, то… партнёры?       Ручка щёлкает по самому языку, защемляя нежную кожу. Дилюк шипит, отмахиваясь от фантомного обидчика, и только после этого вновь открывает поисковик. Хмурится, но всё же уверенно вводит «Бары и клубы Мюнхена».       Перед глазами сразу мелькают «привлекательные» заголовки с предложениями о том, куда можно сходить в Мюнхене вечером, и Дилюк с полным принятием некой безысходности открывает сразу несколько страниц. Морщится на восторженные отзывы, но смиренно выписывает первое название, после которого начинает изучать «содержимое» каждого представленного в статьях места.       Солнце медленно косится в сторону горизонта, представленный список рдеет, а Дилюк так и не находит долгожданного озарения. Сменяющие друг друга картинки различных заведений мозолят и без того уставшие глаза, рот уже банально болит от постоянных зевков — монотонность убивает в нём любые попытки хоть немного освежить голову уже прилично остывшим кофе.       Дилюк встряхивает плечами и мельком смотрит на время. Пятый час вечера. Уже скоро нужно будет вставать и начинать собираться на работу.       Все эти часы — словно бездумное бросание удочки в высушенный водоём.       Вводя новое название, Дилюк, честно, даже уже не надеется. Решает, что будет импровизировать на ходу и дурить захмелевшую голову Венти всякими сказками, почему ему интересен этот символ. Ложь не приходит на ум, но, может, в ситуации критической, даже столь уставшее состояние сможет ему подсобить парой-тройкой идей?       «Придумаю что-то», — думает, без особого энтузиазма вбивая в поисковике «Клуб «Метель» Мюнхен».       И всё по новой: хвалебные отзывы, оценка критиков.             «Несмотря на то, что данное заведение открылось лишь в феврале этого года, оно набирает небывалую популярность!»       Дилюк игнорирует все слова о невероятном сочетании зарубежных дизайнов, необычном исполнении внутренней отделки и «так не хватающим во многих местах напиткам». Бесстыдно зевает, когда просматривает фотографии, и размышляет лишь о том, что эти деньги можно было вложить во что-то более полезное, нежели в зеркальные потолки и стеклянные колонны.       Возможно, эта стало бы его конечной остановкой. Так Дилюк бы и бросил всё это — или уснул, без стеснения, за несчастным ноутбуком. Позже разносясь в миллионах извинений в сторону Чарльза за пропущенную смену — он бы простил. Возможно, Дилюк, в кои-то веке, выспался бы, а потом что-то и придумал. Он ведь никуда не спешит. Столько лет не спешил, и сейчас не будет.       Все эти «возможно» тонут в пяти звёздах, украшающих персональные стаканы в той самой «Метели».       Дилюк, в некотором дрёме, фотографии эти даже перелистывает. Думает о своём, оправдывая каждое второе действие будущего себя. И тонет в почти испуге, в ярком удивлении отматывая страницу обратно и во все глаза глядя на те самые пять звёзд.       Сердце набатом стучит в самой груди, сон уходит туда, где Рагнвиндр его ещё не скоро найдёт. На губах — победная улыбка, словно он уже поймал тех, за чьим хвостом носится столь долгое время.       — Только время… время, — под самый нос, выписывая дату основания. Рядом — вторую, когда всё началось. И снова хмурится.             Просто совпадение?       Дилюк склоняет голову набок, стучит бедной ручкой по краю тетради. Может, и так. Но он должен это проверить.       Размашисто ставит большой знак вопроса и закрывает тетрадь. Уже поднимаясь, Дилюк заранее знает, что скажет Венти и зачем ему нужен хозяин данного заведения. Взгляд в самый последний момент цепляется за хвалебные отзывы критиков, и Рагнвиндр не удерживается от новой улыбки.       Победа чувствуется как сладкий мёд на самой душе, и Дилюк правда верит, что сможет докопаться до истины.       

* * *

             Возможно, думает Дилюк, он несколько поторопился со своим решением, и «докопаться до истины» вполне мог бы в любой другой вечер понедельника. Не конкретно этого.       Понедельники всегда были самыми тихими и спокойными. Дилюк по-своему любит смены в начале недели — те редкие моменты, когда из всех возможных столов заняты максимум пять, по большей степени грустными алкоголиками-одиночками, либо теми, кто решил запить своё горе-радость в какой-то определённый день. Знакомо-незнакомые лица либо повторялись, либо менялись с той скоростью, что невозможно было и запомнить: знаешь ты этого человека или видишь впервые?       Однако сегодня гадать не хочется — выходные съели все силы. Адреналин от недавней находки заметно притупился, оставляя после себя осадок сонливости и усталости. Дилюк, честно, готов спрятаться под стойкой и вздремнуть хотя бы немного. Что угодно, лишь бы не чувствовать тяжесть в голове и боль в пояснице.       Накладывается беспокойное ожидание, давящее и прижимающее к земле, от которого невозможно сомкнуть веки, ведь шанс наконец-то сделать свой первый шаг в нужном направлении находится в районе вытянутой руки. Немного подождать, отсчитать минуты. Дилюк невольно кидает взгляд на настенные часы.       — С тобой точно всё в порядке? — кажется, Чарльз спрашивает это как минимум в третий раз за сегодняшнюю смену, то есть — за два часа работы.       Дилюк, опять же, считать не хочет, — ни разы, ни время, — и отрицательно качает головой.       — Тихо сегодня, — отводит он тему, продолжая бездумно протирать стойку. Работы, помимо этого, сегодня немного.        Чарльз смотрит долго, пронзительно. Словно выжидает, надеется, что в этот раз точно получит ответ на конкретный вопрос. Не дожидается.       — Может, всё же пойдёшь домой? — спрашивает, настойчиво пытаясь выхватить несчастную тряпку из рук своего работника. — Сегодня не так много народа, я и один справлюсь.       — Всё, правда, в порядке. Я просто жду кое-кого.       Воспользовавшись чужим замешательством, Дилюк отодвигает руку как можно дальше, сохраняя своё рабочее пространство при себе. Чарльз перестаёт эту бессмысленную борьбу и всё же отходит, не забывая полушепотом дивиться тому, что Рагнвиндр кого-то ждёт.       И, в общем-то, это правда, так что Дилюк не соврал. Другое дело, ради чего он ждёт — но о таком говорить ему необязательно.       Венти, как правило, приходит стабильно в половину одиннадцатого вечера. Заказывает настойки на цветочных травах, возводя им хвалебные песни, и быстро-быстро пьянеет, исчезая из видимости барной стойки, за которой начинает свои гульбища.       На самом деле, Дилюк всегда дивился тому, что владелец столь популярного места променивал его каждую неделю на их маленький и несуразный бар. Напивался тут, как бездомный отшельник, иногда забывал платить, прося записывать всё на его счёт. Вёл себя, как беспризорный мальчишка, и всегда начинал свой путь с:       — Кажется, в прошлый раз я доставил вам немало проблем. Мне очень жаль, — вместо приветствия, и губ по-детски круглого лица касается виноватая улыбка.       Дилюк не сразу понимает, что человек перед ним — живой, а не воплощение воспоминаний. Несколько теряется, не сразу вспоминая, что, в общем-то, должен как минимум поприветствовать посетителя, как максимум не витать в облаках.       Впрочем, от неловкостей его всегда могут спасти. По крайней мере в пределах данного заведения.       — Я всё равно подумывал сменить тот светильник, — Чарльз совершенно по-дружески улыбается ночному визитёру и с удовольствием пожимает протянутую руку. Не церемонится, словно старые знакомые. Но, думается Рагнвиндру, это не далеко от истины.       На подобный ответ Венти заливисто смеётся — и не скажешь, что этот человек мало того, что старше Дилюка на добрые лет десять, но ещё и спивается всякий раз так, словно это и правда его последний день в жизни.       Совершенно хрупкий на вид, с маленькими ладонями, огромными глазами — точно шутка, на которую Дилюк, не зная правды, не купился бы.       Венти, продолжая беспечную болтовню с владельцем бара, благодарит за предоставленный напиток и обхватывает стакан тонкими пальцами. Продолжает сидеть на высоком стуле, в такт тихой мелодии из граммофона покачивая ногами и полностью игнорируя остальные пустые столики в зале. Примерно час он ещё будет сидеть здесь, покорно принимая каждый новый напиток и болтая, болтая, болтая…       Сегодня первый день за все эти годы, когда Дилюк не против.       — Честное слово, я скоро продам своего ребёнка, — голос его сквозит непередаваемой, но явно преувеличенной усталостью, а ладонь выводит в воздухе замысловатые пируэты. — Знаете, что мои девочки сделали на днях? Подрались! Они подрались прямо на сцене, и гости подумали, что это новое «шоу»! Вот как мне теперь оправдаться и сообщить, что такой программы точно не будет, а эти глупые мадамы просто не поделили между собой какого-то мужика, которого и быть не было в том месте никогда!       — Почему бы тебе не подумать о том, чтобы ввести нечто подобное? — Чарльз смеётся, когда Венти вопросительно выгибает бровь. — Нет, ты ведь знаешь… бывают танцы, повторяющие боевые движения.       Губы гостя сложились в неровную «о», и лицо озарилось светом новой идеи. Венти распаляется в благодарностях, словно тот как минимум спас ему жизнь, и Чарльз вновь смеётся. Чтобы после, извинившись, пройти в зал за грязной посудой.       Дилюк провожает его почти виноватым взглядом, понимая, что тот бегает сегодня лишь по той причине, что сам он выглядит явно не способным к лишним движениям. Или к тому, чтобы не раскидать все стаканы по деревянному полу.       Однако, понимает Дилюк, это неплохая возможность самому вклиниться в разговор. Именно поэтому, выставляя очередной чистый бокал на своё место, он кидает взгляд по ту сторону стойки, где, внимательно наблюдая за его действиями, сидит Венти.       — И часто у вас такое? — пытает удачу Дилюк, кидая первое, что приходит в голову.       — Такое?       — Подобные «казусы» с работниками?       Венти хихикает, отпивает из своего стакана и лишь после этого отрицательно качает головой.       — На самом деле, очень редко, — признаётся. — Подобного масштаба. Обычно все междоусобицы решаются за пределами общего зала, где-нибудь в гримёрках. Мы все чётко следуем правилам того, что личное не должно вязаться с работой. Просто в этот раз…       Щурясь, Венти не может подобрать правильного слова. Закусывает тонкие губы и хмурит брови, усердно борясь с накатывающим опьянением.       — Человеческие чувства в их наивысший пик сложно контролировать, — помогает с заминкой Дилюк, и Венти на это охотно кивает. — Мы все не застрахованы от собственных эмоций.       — Именно за подобное я и люблю людей. Их многогранность, непредсказуемость, несдержанность… Никогда не знаешь, что может совершить тот, кого ты знаешь, к примеру, всю жизнь.       Придавая своему виду загадочность самого настоящего философа, Венти с довольной улыбкой делает новый глоток. Вводит своими словами в некоторый транс и почти заставляет задуматься, но Дилюк пресекает это на стадии зарождения. Сегодня ему не хочется окунаться в анализ всех когда-то знакомых и задаваться вопросами, а почему и зачем.       Вместо этого он начинает мешать новый напиток, отмечая, что с первым гость расправляется на удивление шустро.       — В целом… Сложно ли управлять местом, подобному Вашему? — Рагнвиндр вливает в стакан сок одуванчика, — совсем немного, чтобы не перебивал другие вкусы своей горечью, — и мельком поглядывает в сторону Венти.       Тот крутит головой по сторонам, осматривает одному ему ведомые пейзажи. Словно не слышит, но отвечает:       — С какой стороны посмотреть, — пустой стакан заменяется полным, и он в благодарность кивает. — Если ты смышлён в бухгалтерии и маркетинге, в вопросах торговли и сделках, в ведении контакта с людьми и банально разбираешься в алкоголе и нынешних трендах, то не очень. Или если у тебя есть деньги на то, чтобы нанять людей, которые в этом разбираются.       Кажется, это ни разу не помогает Дилюку.       — С другой стороны, может хватить только двух первых пунктов, — всё же продолжает Венти. — Сейчас люди любят делать всё новое и необычное. И каждому такому «новому» и «необычному» находится своя аудитория. Если принести в подобное место то, что будет его отличать от остальных, то вопрос останется только в деньгах и их правильном распределении.       Дилюк цепляется за это, как за спасительный канат. Он ополаскивает стакан, оглядывается по сторонам, отмечая то, что Чарльз явно не торопится возвращаться на эту сторону стойки, будучи увлечённый разговором с одним из посетителей, и подходит к Венти ближе.       Вид у Рагнвиндра почти заговорщический. Он всеми силами изображает то, что пытается поведать какую-то тайну, дабы собеседник точно был заинтересован идти на контакт.       — То есть, чисто в теории, если человек умеет управляться с деньгами, знает тонкости управления, имеет кое-какие контакты и разбирается в выпивке, он сможет открыть своё дело в данной отрасли?       — …возможно, — подхватывает его игру Венти, наклоняясь ближе. Щурится, пытаясь выведать ответы на возникшие вопросы только взглядом, но всё равно озвучивает один из них: — И этот человек, я так полагаю, ты сам?       Дилюк уклончиво молчит, вновь оглядывается, продолжая играть. Выслеживает любого, кто мог бы их подслушать, понимая, что это не такая большая потеря, но объясняться после кому-то ещё, а тем более Чарльзу, точно не хотелось бы. И всё же согласно мычит.       — Я люблю свою работу, — признаётся Дилюк, и Венти на его слова кивает. — Но хочется чего-то своего. Понимаю, это сложно, но… в мои годы стоит думать о чём-то более дальновидном, нежели работа обычным барменом.       — Понимаю-понимаю, — сокрушается гость в киваниях. — Всегда приятно иметь крепкую почву под ногами.       И, конечно, когда Рагнвиндр продумывал этот план, он был готов к долгой лекции от владельца одного из крупнейших клубов их города. Знал, что тот будет показывать себя во всей красе, обучая и жалуясь на все хитросплетения, которые нужны, чтобы вести самое малое дело. Дилюк, как самый прилежный ученик, даже что-то записывает — может, и правда когда-то пригодится. Не сейчас уж точно.       Сейчас в его голове лишь одна легенда — об уставшем мужчине, что вымотался работой на кого-то и мечтает открыть своё дело. Чтобы, наконец-то, полноценно управлять, чтобы найти себя в этом мире и откладывать на счастливую старость. А там, может, и семья, и дети, и дом побольше — это непременно поможет!       Впрочем, никакого своего бара, а уж тем более семьи и детей Дилюк не хочет. И вряд ли даже подумает об этом до того, как поймает убийц своего отца. Может, после этого, спустя какое-то время, когда дышать будет легче и с плеч упадёт тяжкий груз.       Или если он ещё будет жив.       А пока, чтобы обрести эту самую свободу мыслей и желаний, Дилюк покорно слушает муторную лекцию о том, с чего начинать, кто ему понадобится и советы о всех возможных местах, где можно было бы открыть подобное заведение. В процессе этого Рагнвиндр молчаливо обновляет коктейли, предоставляет ручку и лист самому Венти, чтобы тот записал пару контактов, почти улыбается, когда тот косится на проходящего мимо Чарльза, замолкая на этих моментах.       Кажется, тому и правда понравилось играть в некое подобие шпиона, передающего запретные знания.       — Вот эти два номера, — говорит Венти, даже подчёркивая их, — поставщиков спиртного. У них лучший алкоголь во всей Германии, поставляется прямиком из Франции и Италии. От сердца отрываю, чтоб ты знал…       Дилюк благодарно кивает и всем видом показывает, что внимательно изучает записи.       — «Доля Ангелов» тоже работает с Италией, — говорит, кивая словно сам себе. — И с местными производственными фабриками. Но я недавно слышал… не так давно в нашем городе открылся некий зарубежный клуб. Кажется, «Метель»? Я наслышан об их качественном русском алкоголе. Хотелось бы попробовать с ним поработать, как одним из самых крепких. Вы случайно не знаете их поставщиков?       От собеседника Рагнвиндр в этот момент ожидает чего угодно: испуга, схожего с тем, что он видел в глазах Кэйи; пренебрежения, с которым отзывалась Розария; чего угодно, что спровадит Дилюка в сторону от намеченной цели. В его голове — десятки змей-развилок, к которым он должен прибегнуть, чтобы выудить нужную информацию.       Но они все оказываются ненужными, когда Венти, пренебрежительно отмахиваясь, ведёт носом в сторону.       — «Метель»… Русские выпендрёжники, — он смешно хмурит нос, словно съел что-то крайне противное, но быстро проясняет взгляд и оправдывается. — С некоторых пор мы не очень ладим, всё же, конкуренты общей сферы… Поэтому я вряд ли смогу тебе помочь.       После реакции брата Дилюк, правда, теряется. Всё же, он напал не на тот след? И это никак не связано? Надо было в лоб спрашивать про символ? И что он мог бы сказать на свою потребность? Предложить что-то за информацию? Оправдываться праздным интересом? «Я случайно увидел»… или, что ещё хуже, сказать правду?       Если сказать правду, то Кэйа точно всё узнает. А за ним и Джинн. И тогда ему могут преградить все пути подступа. Узнает полиция — и он вернётся в изначальную точку. Этого точно…       — Но у меня есть знакомый, который с ними в хороших отношениях, — выбивает его из мыслей Венти.       Тянется к карману, выуживая телефон, и быстро печатает какое-то сообщение.       — Он тоже иностранец, но сейчас некоторое время проводит в Германии по торговым делам. Если он в Мюнхене… О. Нет, не здесь, — Венти кривит губы, вглядываясь в экран. Кажется, на четвёртом стакане это становится сложнее. — Но говорит, что в среду будет. Если тебе удобно, можешь встретиться с ним и обсудить этот вопрос. И другие, по поводу бара. Он хорош в вопросах бизнеса и сам помог мне в своё время.       Дилюк послушно кивает, цепляясь за эту возможность. Даже если ему придётся перерыть весь город, всю страну или даже весь мир ради какой-то жалкой догадки — он сделает это. Не имея ничего большего, лишь надеется, что чутьё его не подводит.       Потому покорно придвигает тетрадь обратно. Наблюдает, как ручка неровно ложится в руку, и следит за новым номером телефона. В конце несколько кривым, но вполне читаемым почерком выводится «Чжун Ли».       — Он будет свободен после… после трёх? Трёх, — кивает, сверяясь с телефоном, — часов. Лучше сам ему позже напиши, уточни детали. Чжун, знаешь ли, дотошный до таких мелочей, и передавать из рук в руки их будет как минимум неправильно — ещё крайним останусь.       — Спасибо Вам большое, — благодарит Дилюк, и звучит это до невозможного искренне.       Венти одаривает его косым взглядом, затуманенным задумчивостью, но всё же кивает, цепляя на губы радостную улыбку.       Сложные для мыслей разговоры плавно уходят во что-то мелкое и незначительное: о погоде, местных новостях и шумных соседях. Венти скачет с темы на тему быстрее, чем градус алкоголя в его крови, и совсем скоро достигает второй стадии пребывания в «Доле Ангелов»: ретируется со своего насиженного места, не забывая подхватить стакан, и пьяным шагом следует от стола к столу.       Что проследует за этим дальше, — несвязные песни, громкий смех или понимающий тон успокаивающего, — Дилюк не знает и знать не хочет. Он уже получил всё, что ему было нужно, и торопливо вбивает новый контакт в свой телефон, сразу же отписывая сообщение.       Из груди вырывается тяжелый вздох. Рагнвиндр знал, что будет не просто — никогда не было просто. Но вместе с тем ещё никогда он не лез в «золотую жилу» общества и всячески избегал её, даже будучи на службе. Это всегда казалось чем-то настолько далёким, что и не придётся. Справится и так, из своей норы, вытянет руку в нужный момент и поймает крыс за хвост, собственноручно распотрошив их.       Вместо вонючих канализаций его ждут дорогие клубы, а вместо крыс — богатые предприниматели, ведущие свои дела деньгами и алкогольной властью. Это точно не по его части, но если это именно то, что от него требуется…       — Значит, свой бар, — слышит он негромкий голос Чарльза с боку от себя.       Дилюк хмурится, закрывает на мгновение глаза. Догадывался, что услышит. Но надеялся обойтись без этого.       — Это просто… ради интереса. На будущее, — отгораживается, всем сердцем желая, что не заденет своими словами старого друга отца.       И совершенно точно не ожидает крепко лёгшей на плечо ладони: горячей и подбадривающей.       — Если ты думаешь, что я злюсь, то это не так, — уверяет владелец «Доли Ангелов», и Дилюк осмеливается взглянуть в на самом деле горящие глаза. — Это даже в некотором роде льстит. Думаю, Крепус бы тобой гордился.       — Он бы… да, думаю. Да, — соглашается Рагнвиндр и не до конца уверен, с чем именно: со сказанными словами или с собственными мыслями.             Гордился бы им отец?             За упорство, с которым он не может отпустить?             За то, что не продолжает свою жизнь и рушит всё то нормальное, что было ему дано?       Дилюк улыбается в ответ Чарльзу, почти сбегает, вызываясь самолично прибрать зал. Хватает пустой поднос, встряхивая плечами, дабы удостовериться, что точно не уронит ничего по пути обратно, но останавливается на полпути, чувствуя вибрацию телефона.       Это мог быть тот самый Чжун Ли — пусть Дилюк уже и написал ему и дождался ответа по поводу среды, может, что-то могло измениться за это небольшое время? Отмена встречи, её перенос — мало ли, что происходит в кругах элиты за считанные секунды?       А когда видит имя отправителя, даже не знает: облегчение ли испытывает или новую долю вины?             «Барбара выступает в следующую субботу. Она попросила тебе напомнить. Будем ждать»       Воодушевлённый трепет сменяет собой тяжелый камень в самой груди, и Дилюк невольно выдыхает сквозь плотно сжатые зубы. Нет, думает он, отец бы точно им не гордился. Ещё бы пару раз пристыдил за то, что, не ответив, убирает телефон как можно более глубоко в карман, надеясь, что ему показалось. Оставляя всё на то самое «позже», которое никак не наступит.       Его всю жизнь учили быть храбрым и напористым. Гордым за себя, добрым и уступчивым. Жить во благо для окружающих, ведь без них он сам не сможет двигаться дальше. Дилюка растили в доброте и ласке, которую дарил почти каждый из его окружения.             Наверное, когда-то он был счастлив.             Наверное, тогда отец правда им гордился.       Сейчас же Рагнвиндр надеется, что не разрушает всё с концами. Сжимает до побеления костяшек злосчастный поднос, смотрит на одиноких пьяниц за столами. Громкая, не с концами успевшая начаться песня Венти тонет в недовольном хныканье и протестах.       И при встрече глазами с выводящей его из заведения Розарией даже не вздрагивает — выдерживает взгляд, полный ужасающего понимания.