К звёздам и к безднам, Курама!

      Лиза Минчи — могущественная ведьма, бывшая участница «Шабаша ведьм», самая лучшая ученица Академии Сумеру за последние триста лет, ну а ныне скромная библиотекарша с дружелюбным нравом, но а если разозлить, то мало не покажется. Пурпурная ведьма сидела вальяжно на своём рабочем месте, скучно разбирала гримуары и письменности. Магия делала своё, вокруг области её взгляда так же летели бумаги с пером и чернилами. Гусиное перо окруженное фиолетовым свечением, благодаря магии Пурпурной Ведьмы, писала буквы настолько чётко и ровно, что по завершении работы, можно подумать будто это было написано печатной машинкой из Ли Юэ, предметы плавали в воздухе плавно, не допуская грязи и лишних капель чернил. Обладательница холодных изумрудных глаз не зря была одной из самых могущественных ведьм, ведь подобная многозадачность требовало огромных усилий. Библиотекарша показала свою силу многим, внося вклад сдерживание Двалина своими барьерами.       На данный момент времени, библиотека Ордена не изобиловала читателями, но оно было ей на пользу, ведь никто не беспокоит. Люди обычно приходили после обеда, занятые в первую половину дня. Свет через окна пробивался приятным теплом и женщина могла себе позволить небольшой отдых. Но очень скоро, дверь открылась и вошёл мужчина. Пурпурная ведьма прислушалась к нарушителю, стук его каблуков разносился эхом по всему помещению. Глаза Лизы немного засветились и искрились молнией, изучая незнакомца пока ещё невидимый её зрению.       Её магия обнаружения, нарисовал силуэт, он двигался уверенно, его шаги были плавными, но полными силы. Вокруг него искрило элементальное сияние, пронизанное энергией анемо, которая была столь же могучей, как у величайших Рыцарей, находясь на уровне с Джинн Гуннхильдр. Этот ветер вихрем обвивал его фигуру, раздувая его одежду и оставляя за собой невидимые следы в воздухе. Поразительным было другое — вокруг силуэта бушевал ядовитый оранжевый огонь. Пламя не было обычным; оно булькало и пузырилось, как вскипячённая вода, словно внутри него происходил какой-то зловещий процесс. Этот огонь не просто горел, он казался живым, готовым вырваться и сжечь всё на своём пути. И всё же, там, где он ступал, словно вопреки всему разрушительному, происходило рождение жизни. Из-под его шагов вырастала пшеница — золотая, колосистая, которая тут же начинала шуршать на ветру, словно приветствуя его силу. Пшеница росла быстро, превращая пустоту и пепел в зелёные поля, которые тянулись за ним, но затухали как только пропадал источник.       Около сердца силуэта обнаружилось ещё одно движение — это была вода. Она кружилась в районе его груди, словно защищая или питая что-то важное внутри. Вода не была бурной или разрушительной, как огонь, напротив, она текла спокойно, но с какой-то скрытой мощью. Эта жидкость пронизывала всё его тело, наполняя каждый нерв, каждую артерию, каждые кости своим холодным и живительным присутствием. Эта комбинация была удивительной и непонятной. Пурпурная ведьма, видала такое только среди ведьм и могущественных персон как Предвестники Фатуи, если говорить про организацию Снежной — то они казались мертвецами, где им затылок дышит сама смерть, из-за глаз Порчи. Но здесь, в этом существе, они сосуществовали в невероятной гармонии. Вода, кружащаяся у его сердца, будто наполняла его жизнью и силой, питала каждый уголок его существа, превращая его в нечто большее, чем просто носителя магических сил.       — Госпожа Лиза! Как я рад вас видеть! — Голос вывел её из раздумья и несочетаемости с несочетаемым и благо шляпа скрыло изумрудные глаза сверкающие электро элементом. Женщина приподняла голову, отодвинув шляпу и сделала вид что задремала.       Это был Наруто, она с трудом его узнала. Мальчишка превратился из котёнка в косматого льва с густой гривой, Узумаки стоял перед её рабочим местом и улыбался видя ведьму, которая обучила его письменности. Его алые волосы были сложены в высокий хвостик, позволяя только некоторым локонам падать на лоб и на бакенбарды. Голубые глаза Рыцаря смотрели на неё с уважением и любовью, его украшала густая алая борода, закрывая обе отметины на щеках, но самая верхняя, третья, немного показывалась от лица, будто став границей между кожей и растительностью.       Он стоял поставив руки на бёдрах и она видела его чёрную рубашку, знакомым гербом Рагнвиндров на груди, две пуговицы сверху не были одеты, показывая кулон с глазом Бога полученный в регионе Мондштадта. На его левой руке, на среднем пальце было кольцо которое переливалось цветами золота и лазуритом, материалом которой Лизе оставалось только догадываться. На его слабое движение головы, звенели серьги сделанное из качественного серебра в виде медузы, где внутри шляпы морского создания были Жемчужины Санго — эта драгоценность стала писком моды в столице Ветров, ввиду отличных отношений Мондштадта и новообразованному королевству Ватацуми. Остальная часть одежды, такие как тёмные брюки и лакированные туфли, отличино сочетались со стилем, ведьма сразу признала качественные ткани под стать Рагнвиндров.       — Наруто? — Она честно была удивлена изменениям Узумаки, ведь в последний раз, парень выглядел смазливым и со спины запросто можно было перепутать его с девушкой. Но сейчас перед ней был молодой мужчина, широкоплечный с развитой мускулатурой, она улыбнулась и сказала это излучая дружелюбие, решив забыть про источники силы парня, по крайней мере, пока. — Я тебя не узнала, милашка...       Лиза встала с места и ткнула пальцем в нос Наруто, заставив того немного покраснеть, ведьма хихикнула и оценивала его. Она знала зачем он пришёл, честно говоря, всплески энтузиазма типичны для неё, но работу свою она делает качественно и до конца. А причиной почему Пурпурная Ведьма вдруг решила заиметь ученика было простым — ей было скучно. Но тем не менее женщина знала что у Узумаки Наруто, приемлемый контроль над элементом, отточенный методом тыка и практики, но без теории и дальнейшей эволюции как носитель Глаз Бога. После обучения того мальчика из Вольфендома, у Пурпурной Ведьмы стало чересчур много времени, хотя она любит отлынивать но всё таки решилась обучить сошедшего, одновременно утолив собственное любопытство о других мирах и силы оттуда.       — Сегодня будет только теория, разберём чему я вообще тебя хочу обучить, хорошо, милашка? — Улыбнулась Лиза, указав на стульчик. — Присядь пожалуйста.       Когда Рыцарь присел на стульчик, Лиза вытащила небольшую бумагу из кармана артефакта. На слегка пожелтевшем от времени листе бумаги нарисован магический круг, который притягивает взгляд своей сложностью и утончённостью. Круг идеальной формы, на вид мерцающий и словно пульсирующий от скрытой энергии, заключённой внутри. В самом центре круга находился небольшой круглый символ, напоминающий на звезду, с шестью лучами, исходящими от него. Каждый луч был инкрустирован мелкими рунами, которые образовывали сложный узор, будто обрамляя центральный символ.       Вокруг центрального символа располагалось три кольца, каждый из которых был заполнен различными магическими знаками и руническими надписями. Внутреннее кольцо было самым простым, с густыми и ровными линиями, которое как бы создавало базис для всей структуры. Среднее кольцо, наоборот, было заполнено текстом, написанным на древне-тейватском, каждая буква которого светилась слабым светом. Между этими кольцами располагались треугольники и квадраты, каждый из которых был тщательно прорисован. Треугольники указывали на различные направления, словно компас, и их углы соединялись с руническими линиями. Внутри этих фигур были начертаны дополнительные символы и ритуальные знаки, которые указывали на связи между различными элементами магии.       — Итак... давай зайдём издалека. — Начала ведьма, поставив магический круг на стол, что бы Узумаки изучил егоо и одновременно слушал наставницу. — Что такое вообще глаз Бога? — Она добавила небольшую паузу, присев на противоположную часть стола и наблюдая за реакцией Наруто. — Артефакт позволяющий стать намного сильнее? Признание человека высшими силами? Всё это правда, конечно. Но почти у всего есть эволюция по разные стороны, это может быть как и регресс так и прогресс. Для примера, хиличурлы при концентрации элементальных сил, возраста и внешних факторов, может эволюционировать в митачурла и в последующем в - лавачурла. Сюда можно и отнести глаз Бога.       Наруто кивнул и вытер нос от предвкушения, подобная картина здорово улыбнуло Лизу, быть может он и стал мужчиной, но детский азарт и взгляд будто перед ним всеведущий человек осталось с ним, как и тогда, когда она обучала его письменности. Лиза облокотилась на спинку стула и продолжила объяснение:       Глаз Бога у любого человека имеет три фазы. Первая фаза эволюции — «Тело Совершенства». На этой стадии глаз Бога дарует своему владельцу физическое совершенство. Мускулатура становится более мощной, рефлексы — молниеносными, а выносливость — практически безграничной. Кожа обретает способность быстро регенерировать, делая тело практически неуязвимым для ранений. Улучшаются и чувства: зрение становится острым как у хищника, слух позволяет различать малейшие шорохи, а обоняние становится чутким и способным различать запахи на большом расстоянии. Владелец также получает сверхчеловеческую силу, что позволяет ему с лёгкостью преодолевать любые физические препятствия. Вторая фаза — «Элементальный Властелин». После достижения физического совершенства артефакт открывает доступ к управлению одной из стихий. В зависимости от элемента, в твоём случае с ветром, ты чувствителен к изменениям в окружающей среде. ветра буквально говорят с тобой, делятся запахами и звуками.       — И последней фазой эволюции является «Абсолютная Магия», это то чему я буду тебя обучать. Артефакт не только проводник между элементами и физической силой, но и «волшебная палочка» из детских книжек и может эволюционировать в зависимости от владельца. — Лиза хихикнула и указала на бумажку. — Это начальный магический круг, который является основой для всего. Даже левитация и мои барьеры это результаты концентрации, труда и магии. Вопросы?       Наруто был действительно воодушевлён, ведь понятия не имел что за глазом Бога, скрывается такое. Для него артефакт это действительно проводник элемента, его любимых ветряных платформ и напоминание победы над Стражем Руин. Всё становилось на свои места и он задумался об одном...       — Значит причиной почему Кли бегала быстрее чем я, потому что...       — Да. Она тебе даже поддавалась. — Кивнула Ведьма и улыбнулась смотря на выражение лица Узумаки. — Тогда у тебя не было глаза Бога и Кли уже давно была за пределы третьей эволюции, несмотря на юный возраст. А почему? Тут ещё решает наследство, ведь Кли дочь Алисы, сильнейшей ведьмы и ещё она из народа карликовых эльфов. Все эльфы талантливы к этому, ты думаешь как она находит порох и динамит? Всё из-за магии и артефакта...       — А мастер Дилюк? Никогда не видел его использующим магию.       — Ах, наследник Рагнвиндров... — Улыбка женщины немного помутнела, но это было на мгновение и затем она вернула привычное игровое выражение лица. — С ним всё труднее, обладатели подобно ему, редки и аномальны. Быть может есть причина почему он не использует магию и целиком и полностью полагается только на вторую эволюцию?       К Узумаки внезапно пришло осознание, когда речь пошла про ведьму Алису, Рыцарь вспомнил вчерашний разговор с грандмастером Джинн. Про то открытие что Дилюк Рагнвиндр ещё сын ведьмы некой Николь Рейн... Наруто сразу понял что госпожа Лиза уже знает, что он «посвященный» в эту строчку жизни винного магната. Быть может действительно почему мастер не использует третью эволюцию, это из-за матери ведьмы? Рыцарь закивал и решил сменить тему.       — То есть, все могут изучить магию? Я имею ввиду... — Он кашлянул, припоминая обладателей глаз Бога, знакомых ему. Сильных и волевых. Невольно вспоминается Кокоми, леди Бэй Доу, Кадзуха-сан и другие... — Каждый кто получил глаз Бога и прошедший две эволюции может изучить магию?       — Да, но преодоление этих двух шагов сложный процесс. Для него требуется либо время, либо наследственность, удача, а может и всё одновременно. — Покачала головой Лиза. С каждым примером, она протягивала палец, будто считая знакомые ей случаи. — Глаз Бога это отличный артефакт, но даже Высшие силы не способны переписать предел самого носителя. Не буду называть имён, но кто-то может быть очень ловким и сильным, но полным нулём в стихии, кто-то наоборот слаб телом, но может филигранно использовать стихию. Кто-то за всю свою жизнь не может преодолеть вторую стадию, кто-то одарён подобным с самого рождения. А некоторые вообще не ощущают изменений и глаз Бога лежит мёртвым грузом, не позволяя шагнуть дальше, как носитель артефакта. Последние же, наоборот имеют только магию без остальных привилегий. Как я и говорила, наследственность важна, но всё решает благословение от Высших сил и/или самого Архонта.       — А мои ветряные платформы это не магия? — Задал вопрос Узумаки, но ведьма ещё раз покачала головой.       — Нет, это проявление твоего элемента вовсе не магии.       — Госпожа Лиза, а почему вы решили что я уже преодолел вторую фазу? — Наруто откинулся на спинку стула и посмотрел на Ведьму с интересом.       — Серьёзно? — Ведьма томно вздохнула, но подумала что будет лучше высказать своё мнение. — Во-первых, ты сошедший. Во-вторых, твой ветер изначально был могучим, но ты просто не осознавал его силу. Замечал ли ты свою ловкость? Быть может в своих приключениях был эпизод, когда ты мог преодолевать расстояния, которые даже не под силу обладателям глаз Бога?       — Было дело, в Горном Дозоре. Между Ли Юэ и Мондштадтом была нажимная плита. Фишль, если вы её знаете, у неё есть фамильяр, именно он нажал на её, что бы мы могли взлететь наверх, но я бы справился и без подъёмного ветра. — Но Наруто покачал головой. — Нет, это никак не связано, потому что прыгучестью я обладал будто с рождения, даже в своём мире...       — Быть может ты и прав, но доверься моему ведьминому чутью, я более чем уверена что ты преодолел вторую ступень эволюции. — Улыбнулась ведьма. — Кстати, говоря об Фишль, досконально неизвестно, но её фамильяр быть может четвёртой ступенью эволюции. — Заметив приподнятые брови Узумаки, женщина продолжила. — Её глаз Бога это совершенно другое что мы имеем или с чем мы сталкивались. Артефакт способный создать жизнь и разум... такое пыталось изучить Академия Сумеру и многие кто заинтересован природой глаз Бога, но кандидатов можно посчитать буквально по пальцам одной руки и эти обладатели сильные личности... — Женщина закрыла глаза и небольшая грусть была в её голосе. — Сколько бы я ни пыталась уговорить Фишль, она всегда отказывалась в своей манере. Ей по душе жизнь искателя приключений и эксперта аномалий артерий земли... что же, это её выбор. Быть может, она любит своего фамильяра и точно не хочет что бы он стал объектом исследований.       — Скорее всего. — Кивнул Узумаки и бросил взгляд на бумагу с магическим кругом. — А как вообще будут проходить обучения магии?       — Для начала теории, ты будешь учиться рисовать магические круги и обучаться что бы, круг был не на бумажке, а внутри тебя и потом перейдём к базовым заклинаниям. Это требует невероятной концентрации, но я уверена что бы обучишься. — Подбодрила его, ведьма. Дверь в библиотеке открылась и сюда вошёл обычный читатель, который пришёл вернуть книгу и взять другой. Лиза встала и приступила к своим обязанностям, напоследок сказав Наруто что сегодняшний вводный урок окончен. — На сегодня всё, приходи завтра в любое время, я всё приготовлю к первому уроку.       Узумаки пожелав приятного дня и поблагодарив за время, покинул библиотеку и общество Пурпурной Ведьмы. Бросив такое же пожелание к Брюсу и Атосу, шиноби вышел из здания Ордена и смотря на Мондштадт во всём его великолепии, улыбнулся. Знакомые ветряные платформы появлялись как точки в небе и шиноби прыгал по ним, рассекая воздух и направлялся в одно место...

***

      Кокоми мирно спала на большой кровати, окружённой мягкими подушками и тёплыми одеялами. Её светло-розовые волосы, переходящие в светло-голубой к концам, мягко рассыпались по подушке, создавая вокруг головы нежное сияние, словно ореол. Лицо девушки было расслабленным, дыхание — ровным и спокойным. В её положении чувствовалась особая грация, присущая только ей. Её руки были бережно сложены на округлившемся животе, как будто даже во сне она защищала своих ещё не родившихся сыновей. Под одеялом слегка проступали очертания её тела, свидетельствуя о том, как нежно и бережно жизнь внутри неё уже начинает заявлять о себе. Кокоми выглядела спокойной и умиротворённой, словно весь мир не мог потревожить её покоя. На губах играла едва заметная улыбка, как будто она видела во сне что-то светлое и доброе.       Наруто медленно открыл дверь и с нежностью смотрел на любовь всей его жизни, в этой тишине и покое Кокоми казалась воплощением нежности и материнской заботы, словно сама природа охраняла её сон, даря этой минуте особую гармонию и умиротворение. Его шаги были лёгкими, почти бесшумными, словно он не хотел тревожить мирный сон Кокоми. В лучах мягкого солнечного света, пробивающегося через полупрозрачные шторы, она лежала на кровати, окутанная тёплыми одеялами, и мирно спала. Наруто аккуратно опустился на край кровати. Его глаза, полные нежности и заботы, устремились на Кокоми. Без лишних слов он наклонился и мягко поцеловал её в лоб. Этот простой, но искренний жест был наполнен глубокими чувствами и нежностью.       Девушка немного изменилась в лице и открыла глаза, видя перед собой лицо её верного Рыцаря и героя Ватацуми, она облокотилась за спинку кровати и потянулась что бы ответить на жест Наруто, обнимая его целуя уже в щёки.       — Уже вернулся? Как всё прошло? — Она отпустила его и вновь приняла лежачее положение, удобное как и для неё, так и для сыновей. Наруто улыбнувшись кивает.       — Отлично! Я узнал много нового про глаз Бога и не могу дождаться следующих занятий. Госпожа Лиза сказала что я, возможно, прошёл вторую эволюцию артефакта и третья это «Абсолютная магия» — Делился он с ней новостями. Кокоми гладила его по ногам, радуясь веселью своего избранника. Затем он спросил Жрицу. — Мне просто интересно, а на какой ты ступени?       — Хм... — Задумалась она, смотря в потолок своими глазами без зрачков. — Думаю на третьем, потому что, сила воды это принимать любую форму. Я превращаю жидкость в рыб и таким образом лечила раненных на фронте и ещё именно благодаря магии, жрицы Ватацуми и мои предшественницы раздвигали великий барьер Райдэна Эи, позволяя нам заиметь помощь с Ли Юэ. Такому учили жриц с ранних лет и я в том числе...       — Правда? — Спросил он и взял её за руку, целуя ладонь и вдыхая аромат морского бриза и жемчужин. Голос Узумаки источал нежность и любовь. — Не перестаю удивляться твоей силе и выносливости... — Затем он наклоняется к животику Жрицы и прислушивается, надеясь почувствовать сыновей. И... он чувствует это! Либо Вергилий, либо Данте слегка толкнули лицо отца сквозь живот матери.       Наруто посмотрел на Кокоми, он раскрыл рот от удивления и радости и указывал радостно пальцами. Жрица хихикнула и кивнула, подтверждая что это действительно один из сыновей толкнул Узумаки. Вместе они наслаждались этим тихим утренним моментом, когда мир казался особенно спокойным и добрым...       Всё начиналось так спокойно, но внезапная волна боли пронзила тело Кокоми. Её лицо, ещё мгновение назад озарённое нежной улыбкой, исказилось от неожиданного приступа. Она резко вдохнула, схватившись за живот, и Наруто тут же заметил, как её глаза широко распахнулись от боли и неожиданности.       — Наруто... — Её голос прозвучал испуганно и приглушённо, словно она не могла поверить в происходящее. Боль, прокатившаяся по её телу, была острая и всё нарастающая. Кокоми инстинктивно сжала зубы, стараясь справиться с накатывающей волной, но её мышцы напряглись, словно пытались сопротивляться невидимой силе. Её дыхание стало прерывистым и тяжёлым, а в глазах мелькнул страх. — Кажется я рожаю...       Узумаки видя, как Кокоми страдает, почувствовал, как внутри него поднялась волна паники и беспомощности. Он никогда не видел её такой уязвимой. Его руки дрожали, когда он пытался поддержать её, но он не знал, что делать. Паника захватила его, когда он осознал, что сейчас всё на самом деле происходит. Жрица с трудом дышала, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы справиться с болью. Её тело начало дрожать от напряжения, а глаза наполнились слезами, когда новая волна схваток пронзила её. Она понимала, что роды начались, и это наполняло её сердце тревогой и страхом.       — Схватки... позови кого-нибудь... кха... — Едва выговорила она, сжимая его руку, словно это могло как-то уменьшить боль. Наруто почувствовал, как холодный пот выступил на его лбу. Он пытался думать, пытался найти способ помочь ей, но в его голове царил хаос. Любовь всей его жизни, сейчас сжимала его руку, сложить печать и использовать Исцеление Бабочек не выйдет. А затем услышав голос Кокоми, решительно кивнул.       — Госпожа Аделинда! Хилли! Кто-нибудь на помощь!       Каждая новая схватка приносила будущей матери всё больше боли, девушка будто растворилась в океане боли и не слышала криков Узумаки. Она ощущала, как её тело борется с этой болью, как мышцы сжимаются, подготавливаясь к рождению детей. Её сознание начало затуманиваться от интенсивности ощущений, но в её сердце жила решимость и любовь, которые помогали ей выдержать этот трудный момент. Когда Кокоми почувствовала новый приступ боли, дверь спальни с силой распахнулась, и в комнату стремительно вбежали две женщины. Аделинда, главная горничная особняка Рагнвиндров, приближалась с невозмутимой уверенностью, присущей только опытным людям. Её светлые волосы были убраны в аккуратный пучок, подчёркивающий серьёзность её натуры. Глубокие голубые глаза быстро оценили ситуацию. Она поняла, что времени на раздумья не было.       Рядом с ней, немного запыхавшаяся, бежала Хилли — личная горничная Кокоми. Её шатеновые волосы были слегка растрепаны от спешки, а янтарные глаза светились тревогой и сочувствием. Хотя она не имела большого опыта в принятии родов, её преданность Кокоми и готовность помочь в любой ситуации были неоспоримы. Аделинда моментально оценила обстановку, увидев, как Кокоми с трудом справляется с болью, а Наруто держит её за руку, не зная, что предпринять.       — Так, Наруто не волнуйся. — Её голос прозвучал твёрдо и уверенно, вселяя в Узумаки ощущение, что ситуация под контролем. — Я принимала роды уже не раз. Мы справимся.       Главная горничная уверенно подошла к кровати, мягко, но решительно убрав Наруто в сторону, чтобы освободить место. Её руки были быстры и уверенные, движения отточены годами практики. Аделинда заботливо уложила Кокоми поудобнее, говоря ей успокаивающие слова, помогая сконцентрироваться на дыхании.       — Дыши глубже и ровнее. Мы рядом, и всё будет хорошо. Хилли... — Хилли, несмотря на волнение, тут же последовала указаниям Аделинды. Она принесла всё необходимое: чистые полотенца, воду, а Наруто, помогал ей с дыханием, гладя её по руке, чтобы немного снять напряжение. — Ты молодец, Кокоми, — Продолжала Аделинда, её голос оставался ровным и спокойным, несмотря на всё, что происходило вокруг. — Мы справимся. Роды идут хорошо, скоро ты увидишь своих малышей.       Кокоми пронзила ещё одна резкая вспышка боли, настолько острая, что она не смогла сдержать крик, полный агонии. Её глаза, ранее ярко-голубые, теперь полностью залились цветом, уступив место абсолютной голубизне, которая у основания постепенно переходила в нежный пурпурный оттенок. Кокоми больше не могла удерживать свою драконью сущность. Тело её начало изменяться, превращаясь в нечто большее, чем просто человек. Сначала её уши удлинились и стали более заострёнными, приобретая форму, явно отличающуюся от человеческой. Из головы начали вырастать рога — яркого синего цвета, с поверхностью, которая переливалась блестками, словно отражая в себе весь спектр океанской глубины. Её кожа начала покрываться тёмно-синими чешуйками, как у древних морских драконов-вишапов. Они постепенно охватили её руки и ноги, придавая её облику всё больше нечеловеческих черт.       Кокоми рычала от боли, её крик смешивался с рыданиями, и острые концы рогов на её голове разрывали подушку. Она схватила Наруто за руку с такой силой, что её хватка могла бы легко сломать чью-то кость. Но Узумаки, несмотря на собственную боль, не отпускал её руку. Он смотрел на неё с любовью и пониманием, зная, что её страдания бесконечно превышают его собственные. Аделинда и Хилли, увидев происходящее, замерли в шоке. Никогда раньше им не доводилось видеть подобного. Время казалось остановилось, когда они наблюдали, как Кокоми преображается перед их глазами, становясь тем, кем она была по своей природе — Императором Глубин. Но тут голос Узумаки, спокойный и твёрдый, прорезал тишину:       — Сейчас не время для страха. Вы нужны Кокоми. Мы должны помочь ей.       Эти слова вернули их к реальности. Аделинда, преодолевая потрясение, вновь взяла ситуацию под контроль. Она понимала, что всё это происходило не просто так — это было проявление сущности, которое сопровождалось рождением новых жизней. Хилли, дрожа от пережитого шока, снова начала действовать. Она подала чистые полотенца, продолжала говорить с Кокоми, пытаясь успокоить её, хоть понимала, что на данный момент это почти бесполезно.       Кокоми продолжала рычать и плакать от боли, её драконья сущность только усиливала её страдания. Наруто держал её за руку, его лицо искажала глубокая боль от того, что он не мог облегчить её страдания. Он чувствовал, как её чешуйки на руках и ногах становятся горячими, и понимал, что её тело меняется с каждым моментом. Аделинда, имея опыт в принятии родов, старалась сохранять спокойствие, несмотря на то, что перед ней развертывались такие необычные обстоятельства. Она тихо и быстро принимала меры, готовя всё необходимое. Хилли, в свою очередь, поддерживала Кокоми, предлагая воду и подавая всё, что было нужно, стараясь не упустить ни одной детали в процессе.       Как только очередная волна схваток началась, Кокоми напряглась, её тело, покрытое чешуйками, стало ещё более напряжённым. С каждым приступом боли её крики становились громче, её тело всё больше извивалось. Наруто, преодолевая свою собственную тревогу, продолжал держать её руку, и каждый раз, когда её рука сжималась, он чувствовал, как её боль передается ему. Аделинда, наученная многими годами опыта, наблюдала за прогрессом и давала чёткие указания. Хилли, хотя и была молчалива от волнения, выполняла свою работу с точностью и аккуратностью. Через казалось почти вечность Кокоми начала рожать, её тело покрылось слоем пота. Схватки становились всё сильнее, и её крики были теперь полны не только боли, но и решимости.       Наруто видел, как чешуйки на её коже блестят, отражая свет, и ощущал, как её хватка на его руке становится всё более напряжённой. Он был свидетелем момента, когда первый ребёнок начал появляться, и когда он увидел крошечного младенца, его глаза наполнились слезами. Шиноби видел, как чешуйки на её коже блестят, отражая свет, и ощущал, как её хватка на его руке становится всё более напряжённой. Он был свидетелем момента, когда первый ребёнок начал появляться, и когда он увидел крошечного младенца, его глаза наполнились слезами.       — Ещё немного... молодец! — Крикнула женщина, Аделинда аккуратно приняла новорождённого, его маленькое тело было покрыто кровью и остатками амниотической жидкости. Она осторожно вытирала его, используя чистое полотенце, и с вниманием следила за каждой деталью. Хилли, стоя рядом, держала первенца с необычайной осторожностью, поддерживая его нежное тело и защищая от лишнего контакта с холодным воздухом.              Малыш был удивительно красив. Его розовые волосы, пока ещё редкие и мягкие, как у матери, создавали контраст с его бледной кожей. На щеках у ребёнка были три чёрные отметины, унаследованные от Наруто, что придавало ему уникальный и запоминающийся вид. Это было первое физическое напоминание о родителях, в которых он сочетал черты обоих. Аделинда быстро и аккуратно отрезала пуповину и обмыла малыша, готовя его к первому взгляду на мир. Процедуры проходили быстро и четко. Когда ребёнок был полностью очищен и завернут в мягкое одеяло, его глаза начали открываться. Его глаза были как у Кокоми: глубокого голубого цвета, плавно переходящего в нежный пурпурный, и абсолютно без зрачков. Это было первое, что бросалось в глаза, и это выглядело одновременно удивительно и немного жутко. Когда малыш открыл глаза, он сразу же начал плакать, издавая свой первый крик, который напоминал о его стремлении к жизни. Кокоми тяжело дышала и услышав крик её новорожденного сына, её материнские инстинкты действовали на полную мощность.       — Вергилий... — Она попыталась хотя бы рассмотреть сына, но ещё одна вспышка пронзила её. Аделинда шикнула на Жрицу, говоря что ещё не всё окончено... После рождения первого сына Кокоми и Наруто, в комнате вновь воцарилась напряжённая тишина, когда начались схватки для рождения второго ребёнка. Узумаки крепко держал руку Кокоми, её боль ещё не утихла, но она была решительна, сосредоточившись на том, чтобы благополучно завершить роды.       Через некоторое время, второй малыш наконец появился на свет, Аделинда снова показала своё мастерство и спокойствие, принимая новорожденного в свои опытные руки. Его маленькое тело было покрыто кровью и амниотической жидкостью, и Аделинда немедленно принялась за дело, аккуратно вытирая младенца. Хилли, как и раньше, стояла наготове, готовая поддержать ребёнка и оказать помощь. Этот второй сын был не менее удивительным. Его алые волосы, редкие и мягкие, сразу же напоминали о его отце, создавая глубокий контраст с бледной кожей младенца. На щеках ребёнка, как и у его старшего брата, были три чёрные отметины, которые он также унаследовал от Наруто. Эти отметины, словно живое напоминание о связи с отцом, подчёркивали их семейные черты.       — Данте... — Прошептала Жрица, переводя дыхание. Она быстро вернула себе привычные человеческие черты, ошарашив обоих горничных, но те казались более поглощены детьми, чем ею.       Аделинда, с той же тщательностью и заботой, которая была проявлена при рождении первого сына, аккуратно отрезала пуповину и обмыла малыша. Её движения были уверенными и быстрыми, но в них чувствовалась нежность, отточеная годами опыта. Когда ребёнок был полностью очищен и завернут в мягкое одеяло, его глаза начали медленно открываться. И, как и у его брата, они оказались такими же, как у Кокоми: глубокого голубого цвета, который переходил в нежный пурпурный, и были совершенно без зрачков. Когда второй малыш открыл глаза, он тоже начал плакать, его крик был чуть тише, но не менее наполненным жизнью и силой. Этот момент казался почти священным, завершающим процесс, который казался вечностью для Кокоми и Наруто.       Когда роды наконец завершились, комната наполнилась тёплой, умиротворяющей тишиной. Кокоми, измотанная, но невероятно счастливая, лежала на кровати, её дыхание постепенно выравнивалось. Аделинда и Хилли аккуратно передали новорожденных сыновей родителям, и этот момент стал для них первым знакомством с их детьми. Кокоми протянула руки к первому сыну, осторожно прижимая его к себе. Её сердце трепетало от волнения и любви, когда она впервые ощутила его тёплое маленькое тело на своей груди. Его розовые волосы, такие редкие и мягкие, казались ещё более удивительными вблизи. Кокоми с нежностью посмотрела на его крошечное личико, изучая каждую черту, каждый изгиб, запоминая его на всю жизнь. Его беззрачковые голубые глаза, такие же, как у неё, смотрели на мир с удивлением, и это только усиливало её чувства.       — Вергилий... сыночек...       Наруто держа в руках второго сына, чувствовал, как его собственное сердце наполняется гордостью и радостью. Его алые волосы и знакомые черты лица, включая три отметины на щеках, вызывали у Узумаки тёплые воспоминания о собственной матери — Узумаки Кушины. Он с нежностью прикоснулся к голове малыша, погладив его мягкие волосы, словно стараясь передать всю свою любовь и защиту. Младенец, в ответ на этот контакт, начал тихо плакать, но Наруто лишь крепче прижал его к себе, ощущая связь, которая уже была настолько сильна.       — Данте... сын мой...       Когда оба малыша оказались в руках Узумаки, он посмотрел на Кокоми, его сердце переполнялось чувствами. Он знал, сколько боли и страданий ей пришлось пережить, и теперь он чувствовал себя невероятно благодарным за этот дар — их сыновей.       — Кокоми... спасибо... спасибо... — Голос Узумаки дрожал от эмоций. Он наклонился, чтобы поцеловать её в лоб, выражая всю свою благодарность и любовь. Кокоми, хоть и уставшая, но по-прежнему полная нежности, улыбнулась ему. В её глазах читалась безмерная любовь и счастье. Несмотря на усталость, она медленно села, поддерживаемая Наруто. Он передал ей обоих младенцев, и она, взяв их на руки, почувствовала, как весь мир будто сосредоточился в этих двух крошечных существах.       — Они наши... наши детки... — Она сказала это тихо, её голос был полон нежности и гордости. После того, как она на мгновение задержала их в своих объятиях, Кокоми, следуя материнскому инстинкту, начала кормить их грудью. Младенцы сразу же успокоились, чувствуя тепло и безопасность рядом с матерью.       — Кхм. — Подала голос Аделинда, вытирая с рук кровь. Она окинула взглядом на них четверых и тоже подняла уголки губ. — Близнецы. А господин Дилюк и Кокоми говорили что это двойня. — Сказала Аделинда и поправила блондинистые волосы и немного усмехнулась. — На удивление, роды прошли быстро, разница между ними только в девять минут...       — Спасибо госпожа Аделинда. — Искренне радовался парень и посмотрел на женщину и затем перевёл взгляд на Хилли. — Спасибо огромное мисс Хилли... держите в секрете про внешность Кокоми, хорошо? Я потом отблагодарю...       — Всегда пожалуйста. Можешь не переживать, мы горничные клана Рагнвиндров – мы умеем хранить секреты. — Высказалась за них двоих Аделинда и поспешила к выходу, что бы дать им отдохнуть. Главная горничная говорила что надо поменять бельё и принести покушать, но их голоса растворялись с каждым их шагом.       Когда Аделинда и Хилли тихо покинули спальню, закрыв за собой дверь, в комнате воцарилась глубокая и умиротворяющая тишина. Это была не просто обычная тишина, а особенная, наполненная теплом и нежностью. Слышно было лишь лёгкое дыхание Кокоми, ритмичное и спокойное, а также тихое посапывание младенцев, которые мирно устроились на её груди. В комнате было уютно и спокойно. Лучи заходящего солнца мягко освещали пространство, создавая тёплый полумрак.       — Вергилий и Данте Узумаки. — Прошептала Кокоми и посмотрела на Наруто, который устроился рядом и смотрел на сыновей с любовью. — День рождение шестнадцатого марта...       Рука шиноби после слов Кокоми обвивала её плечи, поддерживая и защищая. Он наблюдал за тем, как их сыновья, почувствовав материнское тепло, постепенно погружались в сон. Глаза Наруто были полны любви и восхищения, он не мог отвести взгляда от своей семьи, ощущая, как внутри него разгорается нежность.       — Да... этот день в календаре будет всегда пышным праздником. — Поцеловал он её в висок. Кокоми сквозь силу хихикнула тихо, что бы дети не проснулись.       — Знаешь милый, это всё мне казалось таким далёким и странным, но когда они родились, какое-то пламя во мне начало бушевать, я хочу их защитить даже ценой своей жизни... они стали моей луной, без Вергилия и Данте, моя жизнь ничего не стоит... — Наруто улыбнулся прекрасно понимая её чувства, в Натлане, когда хиличурлы совместно с племенем Чакитзаны напали на изгоев Тлальока, та женщина с двумя дочерями стали катализатором его ярости. В этой женщине, отчаянно пытавшаяся защитить детей, он на мгновение увидел Кокоми и сыновей. Отцовское чувство и ярость джинчуурики сделало своё дело, убив всех дикарей и людей виновных в нападении на беззащитную деревню. Пусть он не знал истории за кулисами, про Кукулькана, но желание защитить деревню брало над ним вверх. Эту резню, Узумаки никогда не забудет...       — Да... мои родители отдали свои жизни ради меня... думаю теперь, я понимаю их чувства. Я бы сделал тоже самое, ради них, ради тебя... — Наруто смотрел на свою посиневшую от боли руку, но эта боль была мизерной по сравнению с тем, чему пришлось пережить Кокоми. Жрица виновато улыбнулась и посмеялась тихо, извиняясь за это.       — Кстати, а где Курама-сама? После вашего возвращения из Натлана, я его не видела. Он со своей дочерью? — Спросила Жрица и в ответ на это, Наруто кивнул. Тюремщик решил дать старому лису побыть наедине с дочерью, но биджу запросто может обратится к нему если потребуется.

***

      Курама уже вторую ночь проводил рядом с маленькой Генриеттой, пытаясь найти хоть какой-то покой в окружении этих стен, которые внезапно стали его новым домом. Он привык к жизни в приключениях вместе с тюремщиком за время Натлана. Но теперь, когда он находился в доме Гретхен, всё было иначе. Это место было чуждым и одновременно успокаивающим, как если бы оно хотело предложить ему убежище, но напоминало о том, что он здесь только временно. Первая ночь прошла в бесконечной череде просыпаний. Генриетта, чутко спавшая в своей колыбели, стоило только ей издать малейший звук, сразу же привлекала внимание Курамы. Он вставал, проверял её, пытался успокоить, иногда беря на руки и медленно покачивая, словно мог этим прогнать её тревоги и страхи. Но её крохотные ручки лишь цеплялись за его пальцы, а взгляд, такой невинный и полный доверия, пронзал его сердце, заставляя забыть о собственных переживаниях.       Каждый её крик наполнял его отчаянием, каждый её вздох — страхом. Он был бессилен перед её нуждами, ведь все, что ему было дано, — это лишь его собственная сила биджу, которая не могла помочь маленькому существу, так нуждающемуся в тепле и заботе. Он чувствовал себя беспомощным, словно его могущество было бесполезным в этом новом, неведомом мире отцовства. Когда утро наконец настало, Курама выглядел измученным. Белки его были красными, лицо — бледным, и только легкая тень на лице указывала на его внутреннюю борьбу. Он попытался скрыть свою усталость, когда встретился с Гретхен, но она видела его насквозь. Женщина, уже немолодая, с заботой и мудростью в глазах, молча протянула ему чашку горячего настоя, словно знала, что это именно то, что ему нужно.       Вторая ночь была ещё хуже. Генриетта плакала больше, и казалось, что ничего не могло её утешить. Старый лис чувствовал, как его терпение начинает истощаться, но каждый раз, когда его руки начинали дрожать от усталости и бессилия, он вспоминал, зачем он здесь, зачем он остался рядом с ней. Он должен был быть её защитником, её опорой, даже если это стоило ему его спокойствия, даже если это заставляло его чувствовать себя потерянным. Когда наступила середина ночи, и Гретхен, словно почувствовав его терзания, появилась в комнате, Курама был на грани. Кормилица аккуратно взяла Генриетту на руки, мягко убаюкивая её, и девочка вскоре успокоилась. Биджу наблюдал за этим с каким-то странным смешением благодарности и ревности. Почему ему не удавалось это сделать? Почему он, обладая столь огромной силой, был не в состоянии утешить свою дочь?       Но Гретхен лишь ласково посмотрела на него, словно отвечая на его немые вопросы.       — Ты делаешь всё, что можешь, — Тихо сказала она, укладывая девочку обратно в колыбель. — Это новое для тебя, и никто не может быть идеальным с первого раза.       Хвостатый молчал, не находя слов. Но в глубине души он знал, что должен был найти в себе силы продолжать. Его дочь нуждалась в нём, и он не мог позволить себе сломаться. Он не мог позволить себе забыть о своих обязанностях, даже если это означало бесконечные бессонные ночи и страх перед будущим, которое стало таким неопределённым. Биджу с благодарностью наблюдал, как она аккуратно укладывала девочку в колыбель, терпеливо убаюкивала её, а затем тихо шептала ей колыбельные. Её опыт и мудрость были видны в каждом движении, в каждой нежной улыбке, которые она дарила малышке. Когда Генриетта, наконец, засыпала, Курама чувствовал лёгкое облегчение, хотя и не мог полностью избавиться от чувства вины за свою бессонницу и беспомощность.       — Я знаю, как это непросто, но ты справляешься. И Генриетта чувствует твою любовь, даже если ты сам в этом сомневаешься.       Её слова были для него важны. Они напоминали ему, что, несмотря на все трудности, он на правильном пути. Но внутренний голос, мучивший его последние дни, не унимался. Когда Гретхен тихо покинула комнату, Курама остался один со своими мыслями. Вскоре он вышел на балкон, где мягкий свет ночного Мондштадта рассыпался по улицам, освещая их тёплыми оттенками. Луна скрылась за облаками, но её слабое сияние все ещё пробивалось сквозь их толщу, создавая причудливые узоры на небе. Город, казалось, дышал в унисон с ним — его огни мерцали, словно звёзды, отражаясь в глубинах его вина.       Курама стоял, опершись на перила, и, держа в руке бокал красного вина, медленно наслаждался каждым глотком. Вино было терпким, с легкой горчинкой, как воспоминания о его прошлом. Он смотрел вдаль, туда, где город тонул в тенях ночи, и думал о том, как всё изменилось. Раньше он был свободен, дик и не привязан к ничему. Но теперь всё его существование сосредоточилось на маленьком существе, спящем в соседней комнате.       Мысли о брате, хвостатом жуке-носорогу, начали вновь всплывать в его сознании. Чувство вины поднималось вместе с каждой каплей вина, скользящей по его горлу. Он знал, что оставил брата в беде, но теперь его сердце разрывалось между долгом перед дочерью и долгом перед ним. Генриетта нуждалась в нём здесь и сейчас, а брат… он оставался тенью в его воспоминаниях, тенью, которая не давала ему покоя. Во время путешествия в Натлан, спасение Чоумея было лишь ступенькой, где они оба, вместе с Наруто спасают его, а теперь... когда в его жизни появилась маленькая дочь... чувство вины брало над ним вверх. Курама опустил бутылку и долго смотрел в него, как будто пытался найти ответы на все свои вопросы в глубине рубиновой жидкости. Но ответы не приходили. Только тихий ветер шептал свои древние сказания, унося его мысли далеко за пределы этого города, за пределы этого мира.       Старый лис стоял на балконе, потерянный в своих размышлениях, когда внезапно небо над Мондштадтом затянулось тёмными тучами. Тишину нарушил глухой раскат грома, прокатившийся над городом, заставивший лиса невольно поднять взгляд. Молнии сверкали в отдалении, освещая ночь вспышками ослепительного света. Из плотных облаков, клубившихся над головой, начало вырисовываться нечто странное и знакомое одновременно. Медленно, словно преодолевая сопротивление самого пространства, перед ним начал проявляться силуэт его брата — Чоумея.       Курама сначала увидел мощную, синюю броню, покрывающую тело Чоумея, словно естественный панцирь. Вспышки молний отражались от его гладкой, блестящей поверхности, придавая его образу ещё более устрашающий вид. Чоумей напоминал огромного жука-носорога, его форма была столь чуждой человеческому глазу, но столь естественной для хвостатого демона. Старый лис ощущал, как холодок пробежал по его спине, когда увидел знакомые шесть хвостов, напоминающих крылья насекомых, тянущиеся из конца брюшка его брата. Шесть хвостов с зелёными стеблями и оранжевыми крыльями медленно двигались, словно чувствовали ветер, готовые к полету. Седьмой хвост выделялся на фоне остальных — он был больше и мощнее, настоящий хвост, символизирующий силу Чоумея.       Его глаза, скрытые под шлемом, были двумя огненными огоньками, горящими изнутри. Оранжевое сияние, пробивающееся сквозь щели шлема, смотрело прямо на Кураму, проникая в самую глубину его души. Шипы на плечах Чоумея будто осуждающе поднимались вверх, а прорези на каждом плече добавляли его облику еще больше антуража. Шесть ног, по три с каждой стороны, создавали впечатление чудовища, но такого родного. Ноги, покрытые синей бронёй, за исключением крайних, окрашенных в зелёный, казались невероятно сильными. Две массивные клешни из трёх частей охватывали его лицо, защищая его страшный рот, полный острых зубов. Даже без движения эти зубы казались готовыми разорвать всё, что попадётся им на пути. На спине Чоумея, позади его головы, возвышались два больших, рогатых выступа, придавая ему ещё более устрашающий вид.       Курама замер, не в силах отвести взгляд от этого видения. Он знал, что это лишь мираж, порождённый его собственной виной и страхом, но казалось, что брат пришёл к нему из самого мрака, чтобы напомнить о своём страдании. Курама стоял на балконе, опустошённый, когда силуэт Чоумея окончательно сформировался перед ним. Визуальное величие брата, его вид, резали по нервам, напоминая биджу что он давно не решался смотреть правде в глаза. Слова брата были острыми, как лезвие, каждый звук отзывался эхом в его голове.       — Ты забыл меня, брат, — произнёс Чоумей, его голос был низким и вибрирующим, как гром, резонирующий сквозь толщу облаков. — Ты оставил меня там, в глотке Гедо Мазо...       — Я… я не забыл, Чоумей, — пролепетал Курама, ощущая, как слова теряют силу под весом его вины. — Я… мы... работаем над этим...       Старый лис почувствовал, как сердце сжалось от ужаса и боли. Пустая оболочка Десятихвостого, он вспомнил их последнюю встречу в измерении Эона Изобилия, у тех, кто собрался возродить Десятихвостого, был риннеган. Глаза Курамы, и так уже наполненные отчаянием, наполнились страхом, когда он услышал следующие слова Чоумея.       — Там очень холодно, брат, — продолжал Чоумей, его голос стал слабее, как будто он изо всех сил пытался донести свои слова до брата через расстояние и время. — Холод проникает в самую глубину нашей сущности, обжигая, словно ледяное пламя. Мы там все, брат, все хвостатые, кроме Гьюки, и боль... — он замолчал на мгновение, чтобы Курама мог осознать всю тяжесть сказанного, — боль не утихает ни на мгновение. Это не просто физическая боль, а нечто гораздо большее. Это как будто сам воздух, который мы вдыхаем, пропитан агонией и отчаянием.       Демон лис в человеческом облике, с трудом глотнул, его горло пересохло, и даже вино, которое он держал, не могло утолить этот сухой, жгучий комок в горле. Голос Чоумея был полон ледяной решимости:       — Ты должен действовать, Курама. Если ты не сделаешь это, мы исчезнем. Исчезнем навсегда. Я могу чувствовать, как меня покидают силы. Даже сейчас, когда мы говорим, я ощущаю, как Гедо Мазо поглощает меня. С каждым мгновением я становлюсь слабее...       Курама хотел сказать что-то, заверить его, но слова застряли в горле. Он чувствовал, что теряет контроль, что ужас и вина поглощают его, как чёрная бездна. Чоумей замолчал, его огненные глаза пристально смотрели на Девятихвостого, как будто пытаясь разглядеть в нём следы истины. В его взгляде не было ни капли прощения, только беспощадное напоминание о том, что время на исходе. Хвостатый ощущал, как мир вокруг него сужается, словно воздух становился всё тяжелее, давя на его грудь.       — Чоумей, — с болью произнёс Курама, пытаясь найти силы в голосе, который дрожал от беспомощности. — Мы не оставим тебя там. Я…       — Не дай нам исчезнуть, — последними словами сказал Чоумей, его образ начал расплываться в воздухе, словно мираж, исчезающий с первыми лучами солнца. — Спаси нас, Курама. Спаси меня…       Старый лис стоял на балконе, его тело словно сковало, как будто он потерял способность двигаться. Внутренний хаос захлестнул его, а воспоминания и образ брата всё ещё эхом звучали в его сознании. Руки, до этого сжавшие бутылку вина, вдруг ослабли, и стекло выскользнуло из его пальцев. Он даже не заметил, как бутылка упала. Всё произошло слишком быстро. Красное вино, словно кровь, разбрызгалось в воздухе, а затем раздался резкий звук, как удар грома. Бутылка, летевшая со второго этажа, с треском разбилась о каменную брусчатку, оставляя на серых камнях тёмные пятна.       Курама вздрогнул от этого звука, словно его оторвали от глубоких размышлений. Он неосознанно схватился за голову, ощущая, как боль и вина сжимают его разум. Образ Чоумея — был всего лишь миражом, порождённым его собственными страхами и мучениями. Но, несмотря на это, видение оставило неизгладимый след в его душе.       «Это просто иллюзия, плод моего уставшего разума, соберись тряпка!» — пытался убедить себя Курама, но даже эти слова казались пустыми. Он чувствовал, что не сможет просто так отмахнуться от этого. Слова Чоумея — они резонировали в его голове, заставляя человеческое сердце биться быстрее. «Холодно и больно... я слабею в глотке Гедо Мазо»       Его мысли путались, нарастала паника. Он снова схватился за голову, будто пытался прогнать эти мрачные видения, но они продолжали возвращаться, терзая его сознание. Контракт с Эоном Изобилия давало своё, у него были все полномочия, но одновременно, он не мог бросить свою дочь...       — Курама? — В такое время ночи, почти никто не был, тем более это спальный район города. Но такой привычный и раздражающий голос прозвенел в конце этой улицы. Старый лис посмотрел на источник звука. В конце улицы был его тюремщик, излучая волнение смотря на него. — Что произошло? Я прибежал сюда, как только почувствовал что тебе угрожает опасность...       Узумаки Наруто создал свои платформы и оказался на одном уровне с Лисом. Курама ничего не ответил и закрыл лицо руками. Боюсь, ничего не скроется от связи джинчуурики-биджу, ведь обретя гармонию между человеком и хвостатым демоном, они могут ощущать сильные эмоции друг друга, особенно ярко выделяется чувство опасности. Но сейчас, его тюремщик прибыл на его чувства вины и страха. Весь вид джинчуурики был помятым, кажется он спал и используя ловкость и ветер, прилетел не важно как далеко бы они не были друг от друга...       — А знаешь что? Давай выпьем, я угощаю. — Наруто подумал что лучше говорить с алкоголем, тем более в такое время суток, Доля Ангелов открыта и можно было запросто выпивать на третьем этаже, в гостевой комнате владельца этого заведения, Дилюка Рагнвиндра. — У меня есть одна новость, я поначалу думал рассказать утром, но давай уже в баре расскажу, выглядишь жутко...       — Ты пойдёшь со мной? — Наруто стоя на своей платформе протянул руку, что бы взять Кураму на борт. Он улыбался и просто мог заразить оптимизмом окружающих. В глубине души, хвостатый был рад что у него такой тюремщик, пусть и раздражающий временами, но даровавший ему свободу от клетки и новую жизнь в Тейвате...       — Ой, да заткнись ты нахуй. — Старый лис поморщился и спрыгнул с балкона ветряные платформы в форме пчелиных сот. Он оттолкнул его жест, но Наруто нисколько не обижался, зная нрав своего хвостатого. — Я тоже хочу поговорить и впервые что-то умное сказал про предложение выпить!       Курама отвернулся от тюремщика, они оба летели на этом ковре самолёте к Доле Ангелов. Старый лис цокнул, привлекая внимание тюремщика.       — Да и... спасибо.       — Нет проблем, старик. — Улыбнулся Наруто, продолжая управлять платформой, скользя по небу, к таверне.