Running through the golden field

Когда Диппер просыпается — день уже в самом разгаре. В комнате душно, а под одеялом жарко. Просыпается сразу уставший и с больной головой, стоит только открыть глаза. Возникает острое желание лечь спать дальше в надежде, что позже станет лучше. С каждым днем просыпаться становилось все сложнее и сложнее. Казалось, было проще вообще из кровати не вылезать — меньше шансов стать местным дураком и семейным разочарованием. Кое-как дотянувшись до телефона — на время даже и не смотрит — по привычке проверяет социальные сети, но интернет предательски не ловит. Играть в глупую игру с динозавром надоедает слишком быстро — потому еще минут десять смотрит в потолок, ни о чем конкретно не думая. Торопиться было некуда — Хижина еще не работала. Диппер вчера особо не слушал почему, но не видел смысла в этом разбираться и тем более спорить. Все было лучше, чем стоять за кассой: Вэнди в городе уже давно не было — та лишь изредка приезжала на каникулы. Последние годы за кассой чаще всего стояла Мэлоди, пока они с Зусом не закрыли хижину для туристов год назад по какой-то причине, которую Диппер тоже прослушал. Так или иначе, он был убежден, что большую часть лета ему по итогу придется работать, а не наслаждаться летним отдыхом. И пускай Мэйбл упорно уверяла, что нет в этом никакой необходимости и можно попросить Стэна нанять персонал, Дипперу в это верилось с трудом. Поэтому он позволяет себе быть отвратительно медленным — тем более, голова болит, а тело ощущается, словно мешок, набитый камнями. Кое-как поднявшись, Диппер убирает свое импровизированное спальное место, радуясь, что хотя бы не болит спина, и относит постельное белье на чердак. Попутно сильно надеется ни с кем не столкнуться. Это все равно придется сделать, но в идеале хотелось бы отложить этот момент на подольше. Со вчерашнего вечера настроение особо сильно не меняется. Будто он и не спал вовсе. Все делает словно на автопилоте: без особого энтузиазма переодевается, вытаскивая из сумки самую немятую футболку, и пару раз проводит рукой по волосам, игнорируя расческу. Кое-как заставляет себя почистить зубы, перед этим долгое время просидев на полу перед шкафом, разглядывая старое треугольное окно. Диппер смотрит и думает о том, что ему всегда больше нравились квадраты. Они казались… спокойнее, что ли. Да и задачи по тригонометрии иногда вызывали у него отвращение. В общем, треугольники не любил. Когда наконец он решает, что достаточно собрался с силами и привел себя в порядок, спускается на кухню. Там уже сидит Мэйбл — пьет газировку из огромного блестящего розового стакана и рисует что-то в своем альбоме цветными ручками. — Доброе утро, — вяло здоровается Диппер. Мэйбл, слишком увлеченная своим занятием, от неожиданности подскакивает на месте, попутно чуть не опрокинув на себя свой напиток. — Ух, ты прям как призрак в последнее время, — улыбается она неловко, когда приходит в себя. — Как спалось? — Прости, — отвечает Диппер, не задумываясь. Раньше, наверное, отшутился бы. Но настроения на шутки у него уже давно не было. — Нормально. Мэйбл улыбается ему снисходительно и смотрит так, будто перед ней лесная зверюшка: рада ее видеть, но боится случайно спугнуть. Диппер об этом долго не думает — раньше мог еще разозлиться. Но сейчас знает, что с ним, видимо, иначе уже никак. Он как-то неловко стоит в дверях пару мгновений, думая куда себя все-таки деть. Он успевает забыть, зачем вообще изначально пришел на кухню. Затем замечает новую кофеварку, одиноко стоящую на тумбе у плиты. — Может, сделать тебе вафли? — спрашивает Мэйбл, продолжая наблюдать за ним. — Не-а, спасибо, — он пожимает плечами в ответ. Мэйбл хмурится едва заметно, но затем возвращается к своему альбому, решая не спорить. Диппер рассматривает новую кофеварку и почему-то совершенно не испытывает удивления на тему того, что она здесь делает. Без труда разобравшись куда нажимать, опирается руками о столешницу и наблюдает за тем, как начинает капать кофе. Кап-кап-кап. Вот так и уходит время. Быстро и бесполезно. На кухню вдруг заходит Стэн, шаркая ногами, и сразу переходит к делу: — У меня для вас задание, — говорит он, небрежно кидая стопку листов на стол. — Вспомните детство, побегайте по городу и расклейте объявления о том, что мы скоро открываемся. Диппер без особого интереса берет в руки одну листовку — она выглядит так, будто бы её достали прямиком из годов так 80-х. — Без проблем, — легко соглашается Мэйбл, закрывая свой альбом, и особо не раздумывает. Она хитро улыбается, склонив голову. — А сколько заплатишь? Стэн смотрит на нее взглядом который расшифровывается не иначе как: «Ты сейчас серьезно?» — Скажу спасибо, — вздыхает он. — Вам хватит. — Стоило попытаться, — она лишь качает головой, возвращаясь к своему стакану с газировкой, когда Стэн уходит. Мэйбл крутит его в руках, наблюдая за плавающим в нем льдом. Диппер не находит в себе силы с ней заговорить. Вместо этого возвращается к своему кофе. Он не добавляет себе в кружку ни молока, ни сахара. Это не так уж и вкусно, но хотя бы помогает чувствовать себя более живым. — Пойду схожу за степлером, — Мэйбл с тяжелым вздохом наконец поднимается из-за стола. — У тебя пять минут. Диппер отрывается от своего кофе, смотрит на нее растерянно, не понимая поначалу, о чем идет речь. — А? — Я с тобой пойду. Он задумчиво хмурится. — Ты разве не планировала провести время с… — начинает Диппер, но резко затыкается, понимая, что еще секунду назад помнил имя подруг Мэйбл, но тут они вдруг внезапно исчезли у него из головы. Было странно, потому что имена их упоминались часто — они все еще переписывались и иногда даже созванивались. Договаривались вроде, что в этом году все приедут в Гравити вновь. — Со своими подругами? — Они еще не приехали, — пожимает плечами Мэйбл в ответ, совершенно не замечая чужой заминки, и уходит, прихватив с собой свои вещи. Не сказать, что город начинал пустеть и превращаться в город призрак — кто-то постоянно уезжает — взамен кто-то приезжает, надеясь отыскать здесь спокойной жизни и незанятую рыночную нишу. Но факт все равно остается фактом — можно сколько угодно притворяться глупцами, вернуться в прошлое и пытаться жить как раньше, только вот в прошлом уже никого, кроме них самих, не будет. Диппер размышляет над этим, оставаясь на кухне в одиночестве. Некоторое время крутит в руках кружку с кофе и по итогу оставшуюся половину выливает в раковину. Пить почему-то больше не хочется. Следующие пять минут он проводит в ожидании Мэйбл сидя на веранде, вновь глупо разглядывая верхушки сосен. Лес все также казался самым обычным и самым непримечательным лесом. Но воспоминания о гномах и треугольниках говорят об обратном. В голове происходит диссонанс: где-то глубоко сидит маленькое желание с тихим голосом — оно уговаривает Диппера отправиться с лес и поискать еще что-нибудь интересное и необычное; громкий голос напуганного и тревожного разума убеждает оставаться на месте и не поддаваться своему обострившемуся сумасшествию. После десяти минут, проведенных в молчаливом наблюдении за лесом, у Диппера получается с горем пополам убедить себя в том, что ему и правда это все просто почудилось из-за усталости и таблеток. А может быть и вовсе приснилось. Иногда сны бывают очень реалистичными. Затем из дома наконец выходит Мэйбл со степлером в руке, и они отправляются в город. Все то время, что они идут до города, она разговаривает о всякой ерунде. Диппер слушает ее внимательно, тем самым не давая себе возможности думать о чем-то другом, более неприятном. Объявления начинают расклеивать с окраины, блуждая по пустынным обеденным улицам, постепенно продвигаясь в сторону чуть более оживленного центра. Это самую малость напоминает Дипперу их лето в Испании, и ощущения он испытывает в некотором плане схожие. Окружают их небольшие улочки и поблекшие со временем дома. Правда в отличии от Испании, сейчас все казалось смутно знакомым и одновременно очень чужим и очень далеким. В процессе Мэйбл несколько раз чуть не простреливает себе палец по неосторожности и потому Диппер отбирает у нее степлер, пихая ей вместо этого в руки стопку пожелтевшей бумаги. В итоге по городу петляют долго — несколько раз останавливаются поговорить с кем-то из местных жителей, которые неожиданно проявляют интерес к объявлению о повторном открытии хижины. По разговорам Диппер достаточно быстро понимает, кто из них в городе недавно, а кто уже жил давно и застал тот далекий первый визит близнецов и даже помнит их самую малость. Большую часть таких разговоров Диппер пропускает мимо ушей и только едва заметно улыбается да кивает, предоставляя Мэйбл возможность говорить и смиренно ждет, когда все закончится. Иногда ему кажется, будто за ними кто-то следит, но Диппер оправдывает это усталостью и неожиданно разыгравшейся из-за кофе тревожностью. — Многое же здесь успело измениться, — говорит Мэйбл, когда они выходят из магазина, держа в руках холодные банки персиковой газировки. — Хотя, если честно, мне казалось этот город навсегда застрянет в прошлом. — И правда, — соглашается с ней Диппер чисто для вида. В который раз поправляет волосы, прилипшие ко лбу. Пускай на улице не было так уж и жарко, голову все равно успело изрядно нагреть — она опять разболелась, и он думает о том, что стоит, наверное, купить кепку или что-то такое. Иначе такими темпами ближе к июлю он свалится с солнечным ударом. Мэйбл открывает свою газировку — та шипит и бурлит, тут же начиная выливаться, из-за чего девушка резко выставляет руку и ругается. Говорит, кажется, что-то еще, но Диппер уже не слышит, потому что за раз происходит слишком много всего: Прямо перед ними пробегает невысокий паренек, спотыкается о свою собственную ногу и случайно врезается в Мэйбл — та от неожиданности пошатывается и взмахивает руками из-за чего оставшиеся флаеры падают на землю, и ветер разносит их дальше по улице. Заторможенная реакция Диппера позволяет ему только наблюдать. Чужое лицо кажется смутно знакомым. А потом ребенок сворачивает за угол и исчезает где-то в подворотне. — Мне уже можно жаловаться на современных детей, или я еще недостаточно старая? — шутливо спрашивает Мэйбл, наблюдая за тем, как по улице разлетается бумага. — Думаю, сейчас уже можно, — отвечает Диппер, рассматривая оранжевое пятно на своей белой футболке. — У меня еще и руки теперь липкие, блин, — жалуется Мэйбл, оттряхивая руки, а затем поворачивается к Дипперу. — Ох. На этой ноте единогласно решают закончить и вернуться обратно домой. Делать все равно было больше нечего. Произошедшее у Диппера вызывает только больше мыслей и больше усталости. В целом чувствует себя паршиво: футболка была мокрой и липкой, ноги гудят от долгой ходьбы и опять болит голова. Вдруг появляется острое желание уснуть еще часов так на десять и проваляться в кровати часов пять просто так. Еще пару минут Мэйбл ворчит, негодуя о том, что тот ребенок даже не извинился. Диппер только поддакивает да за дорогой не следит, полностью в этом деле полагаясь на Мэйбл. Опять сильно много думает и думает, все никак не может перестать. Когда они проходят мимо огромного желтого баннера с рекламой какого-то мебельного магазина, Мэйбл смотрит на него и передергивает плечами. — Все еще не могу нормально смотреть на желтый цвет, — выдыхает она, когда они сворачивают за угол и баннер остается позади. Будто бы задерживала дыхание все это время. — Особенно когда его так много. Диппер только согласно кивает. Добавить было нечего. Ему почему-то он тоже не нравится. Напрягает. Наверное, у них это было семейное — не любить желтый цвет. Вдруг появляется ощущение, будто в этом городе много всего того, что Дипперу почему-то не нравится и отталкивает: начиная треугольными окнами в их собственном доме и заканчивая огромными желтыми рекламными вывесками. Он думает о том, что это просто глупости, и про себя пытается составить список вещей, которые ему почему-то не нравятся. Просто чтобы убедить себя, что дело вовсе не в городе, а в нем самом. В голову по итогу приходит следующее: треугольники и русалки, кукольные театры и парни-скейтбордисты, галстуки-бабочки и неопределенность, желтый и запах краски. Список получается каким-то странным и очень специфичным, но Диппер не может назвать причин для большинства из этих вещей. И как бы он не пытался, из головы все никак не получается выбросить этого мальчика, облившего его газировкой — было что-то такое, что упорно не дает покоя и начинает раздражать. Может, стоит заодно добавить в список еще и детей? Но это кажется чем-то нечестным — он и сам совсем недавно был ребенком. Но разве он был таким придурком? Оставшийся вечер проходит достаточно мирно. Ужинают опять все вместе: Стэн, как и обещал, говорит им спасибо за работу, Мэйбл очень эмоционально пересказывает события прошедшего дня, а Диппер опять выпадает из разговора и мыслями находится где-то очень далеко, размазывая еду по тарелке. После ужина близнецы кое-как затаскивают матрасы обратно на чердак и заправляют кровати. Диппер наконец заставляет себя разобрать свои вещи, попутно все продолжая думать об этом городе и о том, какие чувства он в нем вызывает. Смятение и настороженность; опустошенность и тоска; почти постоянная головная боль и противоречивое желание, связанное с лесом за окном. В общем, довольно широкий спектр эмоций, по ощущениям напоминающий трясину. И он упорно не понимает в чем же причина. Может быть, испытывать что-то другое попросту и не может. Все идет по заученному сценарию — когда становится совсем тяжело и невыносимо продолжать думать, приходит Мэйбл и с собой приносит две кружки очень сладкого и очень горячего шоколада. Диппер ей признателен, пускай и чувствует уже усталость, но ничего по этому поводу не говорит. Даже в самые свои мрачные и тяжелые дни он будет ей благодарен. Даже если Мэйбл в один момент решит больше ради него не стараться. Он знает, что, по крайней мере, она была рядом, пока у нее были на это терпение и силы. Такое чувство, будто без нее он совсем пропадет. Тишина в этот раз уютная, приятная. В комнате полумрак — горит настольная лампа, и розовым цветом мерцают гирлянды над кроватью Мэйбл. — Какие планы на ближайшее время? — спрашивает Мэйбл, когда стакан у нее пустеет, и она убирает его на край стола. — Работать? — как-то вяло и неуверенно произносит Диппер. — А помимо этого? — Спать. — Диппер! — Что? — произносит немного устало, прикусывая губу. Он смотрит на Мэйбл слегка замученным взглядом. — Это как-то неправильно, — говорит она немного несмело, поубавив свой пыл. Взгляд направлен в сторону окна. — Неужели совсем ничего не хочется? Диппер задумывается над этим, но в голову ничего толкового не приходит. Планов не было никаких, а все желания на данный момент были довольно просты: поспать да почувствовать себя хоть на пару минут чуточку легче. Правда звучали все эти желания так же нереально, как и покорить Эверест без какой-либо подготовки. — Мне все равно, — отмахивается он, отставляя свой стакан в сторону. Мэйбл тяжело и устало вздыхает. Она говорит чуть тише и голос ее наполнен сожалением и виной. Озвучивает то, о чем Диппер уже ни раз думал: — Я хочу тебе помочь, но иногда такое чувство, — говорит она, поднимаясь с кровати и забирая пустые чашки. — Что ты сам не сильно хочешь что-то менять. Глубоко внутри Диппер понимает, что она не должна говорить подобные слова. Но этот голос все такой же тихий и неразборчивый, запрятан где-то глубоко-глубоко. Мэйбл уходит, а Диппер ложится спать во вчерашней одежде без каких-либо мечт про завтрашний день.

* * *

Наступает июнь. Солнце за окном светит яркое, и птицы громко поют и радостно чирикают, в предвкушении нового дня. В этот раз Диппер неожиданно просыпается рано, даже слишком — Мэйбл еще спит, умудрившись каким-то образом скинуть во сне одеяло на пол. Никакого чуда за ночь не происходит и ему не хочется магическим образом начать исправлять свою жизнь. Вместо этого Диппер только заворачивается в одеяло еще сильнее, пытаясь спрятаться от солнечного света и этого мира заодно. Он лениво рассматривает дощатый пол и то, как солнечные лучи вытянутым треугольником ложатся на него. Диппер думает о том, чтобы попробовать повесить шторы, пока они здесь живут. Ему не очень хочется просыпаться каждое утро так рано из-за палящего и яркого солнца, и видеть заодно солнечные треугольники на полу. Он задирает голову и смотрит в окно, наблюдая за тем, как плывут облака. Лето только-только начинается, а ему почему-то совсем не радостно, как было раньше. В конце концов, какая разница — лето или зима, когда в голове был сущий кавардак. Когда становится понятно, что спать больше не хочется, Диппер тянется за телефоном, лежащим на столе. Это уже устоявшаяся утренняя рутина, от которой тяжело отказываться, даже несмотря на отсутствие лишний раз интернета. Но он не дотягивается — рука так и остается свисать с края кровати. Диппер зачем-то на нее смотрит и впервые за долгое время думает почему-то про надписи на коже и истории про долго и счастливо. Ему хочется верить, что все это правда, но прошло уже так много времени — а на руке у него все еще пусто. Ему уже почти девятнадцать и надежд оставалось все меньше. И пускай Диппер не сильно об этом переживает большую часть времени — ему не до этого, со всеми его проблемами. Но так или иначе, в каком-то смысле, отсутствие чужого имени на руке заставляет чувствовать себя совсем одиноким. И та самая громкая, противная часть разума, не уставая, твердит одно и то же, каждый раз когда дело касается этой темы: Не было в этом мире никого, кто мог бы с тобой управиться. Тебе не было места ни в этом мире, ни в чьем-либо сердце. Такие как ты никому не нужны. В конце концов, он просто соглашается с этими мыслями, пускай каждый раз во рту оседает неприятный вкус тоски и поражения. — О чем думаешь? — спрашивает Мэйбл. Диппер вздрагивает от неожиданности и отрывает свой взгляд от руки. Смотрит на сестру — та все еще сонная, с отпечатавшимися следами от подушки на лице. Взгляды их встречаются. Он думает о том, что у нее уже давно все было известно. И пытается ей не завидовать лишний раз. — Ни о чем важном, — отвечает Диппер, закутываясь в одеяло вновь. Ему не хочется с ней это обсуждать, если честно. И прошлого раза хватило. Мэйбл молчит некоторое время, и Диппер не выдерживает ее изучающего взгляда и опускает глаза, принимаясь разглядывать пол. — Прости, — говорит вдруг Мэйбл и в голосе ее опять вина и сожаление. — Мне правда не стоило вчера это говорить. Диппер совершенно не умеет на нее долго сердиться. — Все хорошо, — врет ей он. Больше к своим размышлениям на эту тему старается не возвращаться. Медленно и лениво проходит неделя. Большую часть времени Диппер проводит в Хижине, без особого энтузиазма читая научную фантастику из коллекции Форда, сидя на веранде; вечером смотрит фильмы с Мэйбл на диване в гостиной; помогает Стэну готовить Хижину к открытию, периодически туда-сюда таская коробки. После каждого ужина моет посуду — это превратилось в традицию. И упорно пытается улыбаться каждый раз, когда Мэйбл шутит и также упорно игнорирует странное и противно зудящее, где-то на краю сознания, желание вновь отправиться в лес. Несколько раз они выбираются в город: в магазин, чтобы купить продукты или в кафе, чтобы выпить кофе. На замечания Диппера о том, что у них, между прочим, есть совершенно новая и нормальная кофеварка, Мэйбл лишь закатывает глаза и говорит, что это нечто другое. К концу недели подготовка наконец заканчивается, и хижина вновь открывается для туристов — как раз начинается сезон, и постепенно они наполняют город. Диппер сидит за кассой, особо не возражая по поводу работы. Платит Стэн немного, но Мэйбл говорит, что это и то лучше прежнего. Диппер не жалуется и изо всех сил пытается приветливо улыбаться. В общем, лето пока что выдается каким-то никакущим. Скучным даже и слишком обычным — ничем не отличается от предыдущих, несмотря на все попытки Мэйбл сделать все интереснее. В какой-то момент Мэйбл решает наконец порыться в старых коробках, в попытках отыскать там что-нибудь интересное. Диппер присоединяется к ней после ужина, и они долго рассматривают всякие безделушки и фотокарточки, пока не натыкаются на старую фотографию, на которой стоит дата шестилетней давности. Диппер смотрит на фотографию из старого альбома Мэйбл и рвано выдыхает, чувствуя себя так, будто кто-то надел ему ведро на голову. На фотографии Диппер видит двенадцатилетнего ребенка и совершенно в нем себя не узнает. Зато узнает в нем того самого пацана, что в самом начале лета облил их газировкой и даже не извинился. Ему хочется все свалить на свою память (на данный момент он находит ее удобной отговоркой) и сказать, что это он уже сам себе придумал, но почему-то в этот раз не получается, и картинка, как назло, стоит перед глазами, как будто это было вчера. Диппер быстро проглатывает комок в горле, искренне надеясь, что и это ему тоже причудилось. Откуда в городе взялась бы его маленькая точная копия? Это уже было слишком. Даже гномы казались чем-то… более адекватным и вполне объяснимым. Диппер не говорит об этом Мэйбл и старается делать вид, будто все в порядке. Будто эта фотография вовсе не поразила его, выдернув землю из-под ног. Еще несколько дней проходит, пока Диппер продолжает жевать эту мысленную жвачку у себя в голове, упорно пытаясь придумать еще больше объяснений всему происходящему. Украдкой то и дело поглядывает на лес, но так и не решается туда сходить, боясь что встретит что-нибудь похуже, что точно доведет его до края. Отвлекается на работу днем и фильмы вечером с большим трудом. Если совсем уж честно, Дипперу даже в город одному выходить лишний раз не хочется — потому что боится увидеть что-то такое, что самостоятельно объяснить не сможет, а другие его попросту не поймут. Но вот подходит то самое время, когда запасы в оранжевой банке заканчиваются и ему нужно идти в аптеку. С работы в хижине в этот день отпрашивается пораньше — Стэн без проблем отпускает и закрывает лавку. Как минимум пятнадцать минут после этого, Диппер заставляет себя выйти из дома и отправиться в город. Думает даже о том, чтобы позвать с собой Мэйбл, но та оказывается занята разговором по телефону с кем-то из своих многочисленных подруг, и он не решается ее отвлекать из-за своей глупой и какой-то надуманно-детской слабости. Как бы глупо это не было, сейчас кажется самым настоящим подвигом — прогуляться через лес до города, а затем вернуться обратно. Конечно, звучит как сущий пустяк, но не после того что он видел в лесу и с чем столкнулся в городе. Диппер до сих пор не понимает, чего ему хочется больше — чтобы это все оказалось взаправду или чем-то, что придумал его одурманенный мозг. Проходя через лес он сжимает в руке свой рецепт на новые лекарства и игнорирует все подозрительные звуки и шорохи в лесу, не останавливаясь и не оборачиваясь, даже когда ему кажется, что он замечает красный колпак, мелькающий где-то среди деревьев. Просто кажется. Стоит только оказаться в городе и дышать сразу становится чуточку легче — будто бы Диппер все это время упорно и неосознанно задерживал дыхание, боясь лишний раз вздохнуть. Напряжение отпускает его окончательно, стоит ему только добраться до ближайшей аптеки. Прохладный воздух помещения успокаивает его нервы, но думать о том, что надо как-то возвращаться обратно и что придется идти той же дорогой через лес, как-то не хочется. Надо было все-таки сдавать на права, пока родители предлагали — не пришлось бы сейчас ходить пешком по лесу. Ну и конечно же, все не может быть вот так просто. Когда идет по улице обратно, вдруг замечает краем глаза, как движется что-то в переулке по правую от него сторону, и слышит какой-то подозрительный шум — рефлекторно поворачивает голову на уже знакомую синюю кепку с дурацкой елочкой и замирает посреди улицы. Пацан поворачивается — Диппер смотрит прямо на него и понимает, что это и правда его маленькая копия сейчас стоит перед ним. Мозг кажется, замыкает, и Диппер не двигается — совершенно не знает, что ему делать. Закрыть глаза и досчитать до десяти? Вновь сделать вид, что ему это просто почудилось? Но вот он двенадцатилетний стоит перед ним взаправду. Такой же настоящий, как и солнце над головой, как и лес на окраине города, как и жвачка прилипшая к его обуви. И врать себе становится как-то уж слишком сложно. И когда пацан срывается с места — Диппер вдруг срывается вслед за ним. Он не знает, почему это делает — внутри все мысли и эмоции перемешиваются, и он следует за ребенком в самую гущу леса, оправдывая это тем, что просто-напросто хочется все понять и во всем разобраться. Диппер уже начинает уставать от нескончаемых попыток убедить себя в том, что он не сходит с ума — и если он сможет это себе доказать, может быть жить в этом городе станет хотя бы немного проще. А самый лучший способ убедить себя в том, что это реально — не просто увидеть, а еще и повзаимодействовать, верно? И несмотря на отсутствие какой-либо физической подготовки, он все равно оказывается быстрее двенадцатилетнего пацана — у Диппера получается поймать себя же? за шиворот футболки. — А ну отпусти! — дергается его маленькая версия и размахивает руками в попытке отбиться. — А то что? — спрашивает Диппер, немного недоуменно и неожиданно для себя поднимает мелкого себя над землей — казалось, его копия весит не больше нескольких килограмм. — А то я закричу и кто-нибудь обязательно прибежит на помощь. Диппер игнорирует это, стараясь не думать, кто или что именно может вдруг прибежать на помощь. — Послушай, последнее что я хочу, это причинять вред ребенку. — Он оглядывает его сверху вниз. — Особенно если этот ребенок — я сам. У его маленькой копии расширяются глаза от удивления, и он перестает махать руками и ногами, позволяя им повиснуть. — А ты изменился, — говорит копия, прищурившись. — А ты… нет, как я полагаю, — неловко улыбается Диппер. — Я просто поговорить хотел. Маленькая копия все еще смотрит на него недоверчиво и подозрительно. — Не врешь? — Не вру. Они еще некоторое время смотрят друг на друга. Пока выдается момент, Диппер рассматривает его внимательно и один в один узнает себя с той старой фотографии. Только одежда, да и сам внешний вид, у этой маленькой копии был выцветший, будто у старой картины — она все эти шесть лет висела под прямыми солнечными лучами и потеряла все краски. На кепке маркером нарисована черная елочка. Вблизи, если присмотреться повнимательнее, можно было увидеть, что изначально на кепке была нарисована цифра три. Интересно, что это значит? — Отпусти меня уже наконец, — подает голос маленькая копия. Диппер тут же его опускает на землю, готовясь в любой момент опять поймать, если вдруг кому-то захочется побегать по лесу. Мальчик отряхивается и поправляет одежду, прежде чем снова скрестить в недовольной манере руки на груди, в ожидании уставившись на Диппера. Но тот молчит, все еще сбитый с толку. — И что ты хотел? — спрашивает ребенок. Диппер продолжает смотреть на него с привкусом легкой растерянности. Поэтому кое-как из себя выдавливает очевидно первое, что приходит в голову: — Кто ты? — он старается не звучать как полнейший идиот, но судя по чужому лицу, именно так он и выходит. — Что ты имеешь в виду? — хмурится мальчик. — Я — твоя копия. Не помнишь, что ли? И вот опять. Вопрос тяжело повисает в воздухе, и Диппер кое-как сдерживается от того, чтобы не начать проклинать все вокруг. Невольно в голове появляется мысль — может быть, зря они сюда вообще приехали? Проблем становилось только больше. — Забыл, — по итогу как-то глухо признается Диппер, засовывая руки в карманы своей толстовки — недавно прошлась гроза и теперь вновь было прохладно. Маленькая копия смотрит на него внимательным взглядом, а потом качает головой и говорит: — Пойдем. И Диппер идет за ним дальше вглубь леса, совершенно не думая о том, как еще полчаса назад и ступить сюда боялся. В этот раз развитие событий принимает какой-то уж слишком неожиданный и сюрреалистичный поворот и он решает посмотреть, что из этого выйдет. В конце концов, умирать ему давно уже было не страшно. Еще немного побродив меж деревьев, они выходят на небольшую поляну. Там стоит огромный самодельный тент, натянутый между деревьями. Когда они приходят, маленькая копия вдруг восклицает: — Я вернулся! Из тента выходит вторая маленькая копия, и у Диппера голова идет кругом. У второго ребенка на кепке просто нарисована цифра 4, и он выглядит куда более потрепанным — вместо части левой ноги у него была палка, привязанная веревками и тряпками. У Диппера подкатывает тошнота к горлу, но он справляется. Когда четвертый номер его замечает, сразу же прячется обратно. — Мне казалось, мы договаривались никого сюда не водить! — возмущается четвертый номер. — Особенно его! Третий вздыхает и тоже прячется за плотной тканью тента. Они о чем-то разговаривают, но Диппер может услышать только обрывки фраз. Ему быстро надоедает пытаться разобрать чужой разговор, поэтому просто начинает рассматривать местность. Поляна была небольшая: трава давно уже была вытоптана; у тента находится небольшое кострище, окруженное большими бревнами; кругом валяется куча разнообразного хлама — полезного и не очень. Казалось, все хаотично разбросано, но в то же время, если присмотреться внимательно, Диппер может отыскать логику в том, как лежат кругом вещи. Что, впрочем, не удивительно. В конце концов они были одним и тем же человеком. Просто теперь с разницей в много лет. Или шесть — это не так уж и много? Так или иначе, трудно понять, в какой конкретно стороне находится это место — по лесу они петляли достаточно, чтобы Диппер успел заблудиться. Поэтому наверняка второй раз эту поляну уже не найдет. Да и не то чтобы ему хотелось в очередной раз встречаться со своими двойниками. Это было жутко. — Так, что ты хотел узнать? — спрашивает осторожно четвертый номер, когда они наконец заканчивают о чем-то тихо спорить и выходят. — Да что угодно, если честно, — неловко признается Диппер, носком кеда ковыряя землю под ногами. — Например, кто вы такие? — Твои копии, — говорит третий, усаживаясь на бревно у кострища и подбирает какую-то палку лежащую рядом. На Диппера упорно не смотрит. — Ты нас распечатал, чтобы мы помогли тебе с Вэнди на вечеринке. Диппер кивает, пытаясь вспомнить, о какой вечеринке идет речь. Получается так себе. — Допустим, — соглашается он. — И вы что, все это время просто жили здесь? — А что нам еще остается? Умирать как-то не хочется, знаешь, — ковыряя палкой угольки в кострище отвечает третий номер. — Так что живем здесь, исследуем лес, собираем всякие… штуки. Диппер опять глупо кивает, делая вид, будто все в полном порядке. — Знаешь, опасно вот так связываться не пойми с кем, — говорит вдруг четвертый номер, упорно пытаясь развести костер. — Что если бы ты нарвался на кого-нибудь опасного монстра? — Ну, если бы я помнил, что такие здесь есть, то определенно был бы аккуратнее, — кисло ухмыляется Диппер, тоже по итогу усаживаясь на свободное бревно, стоящее у кострища. Получается, не зря он боялся ходить в этот лес лишний раз — опасности здесь полным полно. С каждой минутой все хуже и хуже. — Да, в этом городе нельзя никому доверять, — добавляет третий задумчиво. — Не зря так было сказано в дневнике. — Да, кстати о дневнике, неужели было проще бежать за кем-то по лесу, чем прочитать свои же собственные заметки? — спрашивает вдруг четвертый. Огонь в кострище загорается, и он подкидывает туда бревно лежащее рядом. Делает все аккуратно, чтобы… не сгореть видимо. Диппер старается не думать, больно ли им будет сгорать. В конце концов бумага быстро горит, верно? — Ты определенно должен был… Все это зафиксировать. — Какие дневники? — недоуменно спрашивает Диппер и смотрит на них поочередно. Маленькие копии смотрят на него в ответ также непонятливо. — Знаете, если бы у меня был способ узнать все как-то иначе, я бы с вами здесь не сидел. Диппер игнорирует противный внутренний голос о том, что он всегда все мог спросить у Форда или Мэйбл, на крайний случай. — Дневник! С рукой на обложке, — объясняет ему четверка так, будто говорит с глупым и непонятливым ребенком. — Там было написано про большую часть существ в этом лесу. — Да. Мы, то есть ты, почти с ним не расставался, — продолжает тройка, а затем спрашивает еще более обеспокоенно: — Где он? Понятное дело — вспомнить не получается. Смутные обрывки воспоминаний отказываются складываться в единую картинку. Нет и правда, насколько плохо все с ним было, раз он умудрился забыть вот такое? — Я не знаю, — по итогу сдается Диппер, упираясь локтями в колени и пряча в ладонях лицо, тем самым пытаясь избавиться от ощущения бесполезности и безысходности. — Я не помню. — Что же с тобой стало? — будто бы у самого себя спрашивает третий номер тихо, но Диппер его слышит и только грустно улыбается. Самому хочется знать. — А я так мечтал вновь его почитать, — вздыхает печально четвертый номер, тоже подпирая рукой голову. — Может, нам стоит его поискать? — Мне почему-то кажется, что его давно нет, — отрешенно говорит третий. Длинной и большой палкой он шевелит бревна в костре. — Проще уж сделать новый. — Это опасно, вот так соваться в лес ничего не зная, — все еще беспокойно и печально продолжает говорить маленькая копия под номером четыре. Он думает о чем-то некоторое время, прежде чем лицо его вдруг озаряет несмелая улыбка. — Знаешь, а мы можем написать тебе небольшой путеводитель по лесу. Мы уже много чего успели здесь изучить, — предлагает он вдруг. — Ну и может быть, это поможет тебе хоть что-то вспомнить. — А взамен ты нам потом поможешь с чем-нибудь, — встревает в разговор третий. — Эм, ладно? — несмело соглашается Диппер. Это звучит вполне себе как хорошая идея и он думает, что все равно ничего не теряет. — Не знаю правда, чем я вам такой могу помочь. — Ну например, распечатаешь мне новую ногу, — улыбается ему неловко четвертый, кивая на корягу, привязанную к его колену. Диппер решает пока не спрашивать, как именно ему это сделать. Решать проблемы нужно по мере их поступления, верно? — А с тобой что случилось? — спрашивает Диппер. — Случайно наступил в лужу год или два назад, — говорит он, словно это был сущий пустяк. Диппер не уточняет, как эти вещи вообще могут быть связаны. В конце концов, он собирает в себе остатки рассудка и спрашивает про вещи, о которых ему бы хотелось узнать. Но про треугольную статую и гномах почему-то не упоминает. Ощущение такое, будто это было какой-то тайной, которую ему нужно было непременно сохранить. Маленькие копии рассказывают обо всем понемногу, намеренно упуская какие-либо подробности. Они говорят, что это ради спортивного интереса, иначе Дипперу не захочется потом ничего самостоятельно исследовать. Клоны придерживаются мнения, что куда лучше все исследовать самому, чем получать готовую информацию. Иначе в чем смысл вообще? И в этот момент Дипперу даже не верится, что раньше он был вот таким. Любознательным и активным. Время было неумолимой вещью, которая меняла все на своем пути. И Диппер не знал, были ли эти ребята благословлены или прокляты. Попутно маленькие копии выдвигают несколько глупых и не очень теорий о том, что с Диппером произошло, предлагая разные способы ему помочь. Но он в ответ лишь грустно улыбался и качал головой. Он может и находится периодически в отчаянии, но не настолько, чтобы доверять это дело своим бумажным копиям. Возвращается он домой под вечер, когда на улице уже вовсю смеркается. Маленькая копия под номером три выводит его из леса, прямиком к хижине. Диппер не пытается запомнить дорогу и под конец еще раз благодарит тройку и желает им двоим удачи. И слишком поздно Диппер понимает, что у него в карманах абсолютно пусто — баночка с таблетками, ради которой он, между прочим, и выходил сегодня из дома, отсутствовала. Видимо выпала где-то посреди леса. Он чертыхается, думая о том, что ему придется завтра вновь отправиться в город. К ужину благополучно опаздывает, поэтому ест в одиночестве, думая обо всем том, что он сегодня узнал. Голова, кажется, была готова вот-вот взорваться от обилия совершенно новой и ненормальной информации. Он с трудом верит этим маленьким копиям — большую часть из того, что они рассказали, может быть просто-напросто детскими фантазиями, в которые они слишком сильно поверили. Мэйбл он все еще не решается рассказать о произошедшем, потому придумывает ей историю о том, что просто захотелось вдруг прогулять по городу. Она охотно верит ему и предлагает на неделе погулять вместе. Когда наконец вновь выдается момент побыть наедине со своими мыслями, Диппер еще раз прогоняет в голове все то, что ему удалось сегодня узнать. Во-первых, в этом городе и правда слишком много странностей и уж очень нереальных вещей. Во-вторых, Диппер определенно точно не сходит с ума. Наверное. В общем, он все еще находится в стадии отрицания и упорно продолжает отказываться верить, что все происходящее взаправду. В-третьих, перед ним вдруг встает выбор: продолжить все игнорировать и дальше проводить свое лето скучно и обычно, либо поддаться интересу и не торчать в четырех стенах целыми сутками. С такими мыслями ложится спать. На следующий день просыпается раньше всех. Думает о вчерашнем и вновь все кажется каким-то бредовым, нереальным сном. Все выводы и убеждения вчерашнего дня будто бы благополучно обнуляются, стоит ему поспать. Но когда он выходит на улицу, чтобы позавтракать на веранде, Диппер обнаруживает, что на диване лежит его потерянная банка с таблетками. На ней записка синими чернилами: поправляйся. И смайлик.