Running through the golden field

Вполне ожидаемо — встреча со своими маленькими копиями запускает небольшую цепную реакцию. Подтверждение этой встречи в виде вещественных доказательств, позволяет тревожным мыслям превратиться в самую настоящую лавину и накрыть его с головой. Это окончательно разрушает и так до ужаса шаткий, привычный порядок вещей. Весь день Диппер проводит в молчании. Не говорит больше нужного стоя за кассой, ограничиваясь фразами в духе: «с вас очень много денег» и «хорошего дня, приходите еще». Мэйбл он лишь улыбается вымученно — та сразу все понимает и не лезет к нему лишний раз без особого повода. Она уже знает, если Диппер не хочет рассказывать, то не стоит и пытаться из него что-то вытащить. В конце концов, мыслей этих собирается так много — они оглушают, сливаются в непонятное месиво и сконцентрироваться на чем-то конкретном кажется задачей абсолютно невыполнимой. Наспех найденные советы в интернете никак не помогают и это только больше раздражает. Поэтому Диппер сдается и просто позволяет этому шуму портить весь оставшийся день. В безнадежных попытках отвлечься, то и дело крутит между пальцев найденную с утра записку. Ее точно оставил кто-то из клонов — уж свой собственный корявый почерк Диппер везде узнает. Потому, под вечер, когда лавка наконец закрывается, и получается ненадолго остаться одному и выдохнуть спокойно в тишине своей комнаты, он достает уже изрядно потрепанный клочок бумаги из кармана своей синей кофты и аккуратно разглаживает. Смотрит на него внимательно, в тайне надеясь, что ему опять все просто показалось. Когда Диппер ее нашел было раннее утро и он даже позавтракать ещё не успел. Не зря же в рекламе шоколадных батончиков говорят, что ты сам не свой, когда голоден. Но даже вечером содержание записки остается неизменным. Диппер только устало вздыхает и вкладывает бумажку в первую попавшуюся под руку книгу. Делает это просто так, на всякий случай. Вдруг еще пригодится. Как минимум для того, чтобы лишний раз иметь возможность подержать в руках реальное доказательство того, что это и правда случилось на самом деле. Дипперу нужно хоть что-то, за что можно зацепиться, пока он не найдет что-то более стоящее и правдоподобное. Он вздыхает. Это все кажется ужасно глупым. Очевидно же — куда проще было бы выкинуть ее и не думать, не беспокоиться об этом лишний раз. Позволить себе об этом забыть еще раз. Это все глупо — но мысли о происходящем беспокойно зудят и не дают покоя. Начать их игнорировать все никак не получается. Дипперу вдруг хочется найти больше доказательств, что в этом лесу происходит что-то странное. Ему хочется об этом не думать. Дипперу хочется доказать себе, что это все происходит на самом деле и он не сходит с ума. Ему хочется просто сослаться на неподходящее лечение и сезонное обострение, на хроническую усталость и некачественный сон. Диппер хочет остаться. Диппер хочет сбежать. И только одно он прекрасно понимает — без разницы какое решение он примет, это лето все равно будет для него жестоким. Эта мысль лишь добавляет тяжести сегодняшнему дню. Продолжая думать обо всех возможных плохих и не очень вариантах развития событий, под конец вечера в его воспаленном и уставшем разуме остаются только три варианта того, что все-таки можно сделать такого, чтобы и дальше безвольно не гнить у себя на кровати и не позволять этим мыслям сжирать его заживо день за днем. Это кажется вполне хорошим результатом, но на все возможные решения у него находится тысяча и одно «но». Первый вариант — кажется самым простым и относительно безопасным. Дипперу просто нужно поговорить с Фордом. Звучит легко. Можно даже не затягивать и пойти прямо сейчас: у прадяди часто случается бессонница и он не спит до самого рассвета. Тут же благополучно находится еще один аргумент за — Форд живет в этом городе достаточно долго. Гномов точно видел. Да и чувство такое, будто эти маленькие ворчливые существа не сильно пытаются прятаться от людей. И Диппер игнорирует такую возможность, что эти гномы просто когда-то были знакомы с ним и от того его не боялись. К тому же, прадядя уже долгое время занимается исследованиями всяких не самых нормальных вещей — он уж точно не подумает о том, что Дипперу все это просто причудилось. Но, может быть, именно мысли о том, что Форд поверит всему и останавливает от того, чтобы о происходящем рассказывать. Диппер на секунду задумывается над тем, что конкретно Форд изучает… В общем, второй вариант уже сложнее — отправиться в лес и попытаться быть самостоятельным. И, казалось бы, еще неделю другую назад это не вызвало бы таких уж больших проблем. Но после вчерашнего вечера, слишком много страхов и опасений вдруг поселились в голове. В сторону леса теперь было даже смотреть жутко — то и дело меж деревьев мерещились всякие мрачные и ужасные вещи. И вот тут уж точно непонятно — это правда только от страха кажется или на самом деле. От этого становится тошно. И как назло чужие слова все никак не оставляют Диппера в покое: бумажные мальчики уверены — в этом городе нельзя никому верить и необходимо узнавать все самому. Да и тем более это куда интереснее. Диппер не отрицает, что в чем-то они могут быть правы. А может быть, верить не стоит именно их словам. Но, если честно, сложно заставить себя сомневаться: в конце концов они — это он. Просто помладше и немного потрепанные жизнью. Хотя кто из них еще больше потрепанный — вопрос хороший. И остается открытым. Третий вариант, который Диппер упорно пытается игнорировать, звучит достаточно соблазнительно. Куда проще и безопаснее. Уехать. Не морочить лишний раз голову и не предавать такой уж большой смысл прошлому. Позволить себе и дальше забывать всю свою жизнь. И не о чем будет переживать, особенно если в конце концов он все позабудет. И никакого странно-пугающего леса за окном, никакой работы за даром и запаха старого дерева. Правда размышления о том, чтобы вернуться домой раньше осени оседают во рту горечью и тяжестью на сердце — одновременно с тем звучат привлекательнее всего. Это будет проще. И Диппер упорно пытается не думать о том, что эти мысли говорит ему огромное и противное желание сдаться, живущее в нем уже долгое время. Диппер тяжело вздыхает, думая о том, как расстроена будет Мэйбл, прадяди и родители, а потому старается над этим вариантом лишний раз не думать. И пускай с другой стороны — куда проще всем станет, если он не будет шататься по всему дому, бледный словно призрак, грустный словно побитый щенок. Ничего не делать всегда было проще. Принять какое-то осмысленное и окончательное решение не удается — это все так утомляет, что засыпает Диппер куда быстрее. И где-то на грани сна, невольно думает о том, что завидует себе двенадцатилетнему — судя по всему, тот был куда решительнее и смелее.

***

На следующее утро ощущения все такие же паршивые и из кровати Диппер вылезает вновь ближе к полудню — когда окончательно надоедает по кругу спускаться куда-то вниз в своей голове и от голода начинает тошнить. И от своего бездействия тоже. Сегодня он злится на самого себя куда больше обычного. Выходной, выпавший на сегодняшний день — совсем не вовремя. По итогу не находится ничего, что можно использовать как оправдание и потому, кое-как запихнув в себя завтрак — он даже не чувствует вкуса — в очередном приступе спора со своей собственной головой, Диппер решает действовать. Но перед этим вновь достаёт вчерашнюю находку, недовольно на неё смотрит, убирает обратно, чувствуя ещё больше раздражения. И только затем недовольно немного и неаккуратно начинает собирать рюкзак для своего небольшого похода, упорно не позволяя себе думать о чем-то конкретном дольше минуты. Возможно, он поступает неразумно и даже импульсивно. Но бороться с этим внезапным желанием что-то себе доказать нет никаких сил. Чувство такое, что стоит ему только на секунду остановиться, и что-то внутри вновь сломается и не будет уже никаких сил действовать. Диппер пишет записку для Мэйбл и оставляет у нее на кровати. Так, на всякий случай. Разговаривать с ней сейчас нет никакого желания. Правда, стоит только выйти на улицу — уверенность куда-то медленно испаряется. Еще хуже становится, стоит только посмотреть куда-то между деревьев — и тут же на ум приходит тысяча и одна страшная история. Пускай половина из них даже с лесом никак не связана, но все равно осадок неприятный оставляет. И оказавшись стоять перед лесом, Диппер уже начинает скучать по тому моменту в конце мая, когда лес казался ему просто деревьями и поющими птицами — ни больше ни меньше. Сейчас он кажется достаточно жутким — за каждым деревом может прятаться что-то не очень приятное и дружелюбное. Нет, конечно может быть и наоборот — но даже в добрых сказках бывают злодеи, что могут съесть тебя заживо. В один момент Диппер даже подумывает, что глупая это была затея — наверное, лучше будет вернуться домой и заняться каким-нибудь общественно полезным делом. Да и в целом, может быть, будет лучше отложить все на чуть более удачный день. Он сегодня, кажется, встал совершенно не с той ноги. Попутно вспоминает ещё и о том, что маленькие копии обещали сделать ему небольшой путеводитель по лесу — эта мысль тоже звучит как неплохая причина вернуться домой прямо сейчас. Хотя, если честно, не сильно то ему хочется с маленькими бумажками встречаться вновь. Своей неестественностью они вызывают дрожь в коленях и странное чувство где-то в районе желудка. Еще минут пять Диппер стоит, как дурак, уставившись на странное пятно на дереве, чем-то похожее на глаз. Он знает, что еще немного — и кто-то обязательно обратит внимание на него и его глупость — сейчас самый разгар буднего дня и посетителей много. И вот тогда он точно никуда не пойдет. Ничего не происходит. В конце концов, на зло всем появляющимся в голове оправданиями и отговоркам, Диппер решает, что хватит с него стояний на месте. Он может буквально почувствовать, как бесмысленно убегает куда-то время и весь пояившийся смысл. Начинать всегда было страшно, а потому он решает проблему как самый настоящий ребенок — закрывает глаза, пару раз глубоко вдыхает и выдыхает, прежде чем сделать шаг. Один. Потом еще один. И еще. Когда открывает глаза — уже стоит среди деревьев. И дальше идти становится легче. Диппер не оборачивается, когда идет в глубь леса и старается думать о чем-то хорошем, чтобы всякие страшные вещи лишний раз не мерещились между деревьев. В целом пытается держаться прямо и сильно не петлять меж деревьев, попутно ищет хоть какие-то ориентиры и вовсе не пытается вспомнить, какого это было вот так же бродить по лесу много лет назад. И вовсе не пытается вспомнить никакие секретные и не очень тропинки — и так понимает, что это бесполезно. Весь окружающий пейзаж выглядит до боли одинаково. Искать что-то целенаправленно, особенно если это касается каких-то странных, ненормальных вещей, всегда было не самой лучшей идей. Но Дипперу в этом плане везёт — и сам не знает, что конкретно он хочет здесь отыскать. Поэтому просто позволяет себе теряться меж деревьев и вслушивается в окружающие звуки — странные и не очень. Найти успокоение в пении птиц и шуме деревьев все никак не получается. В один момент и вовсе начинает казаться, будто Диппер идет уже целую вечность, но времени проходит не так уж и много: солнце все еще светит высоко в небе, где-то посреди ясного июньского неба. В лесу тем временем прохладно, а трава мокрая — судя по всему, прошлой ночью прошелся дождь. Диппер радуется, что надел ботинки иначе уже давно бы бродил в насквозь промокших кедах. Но чем дальше Диппер идет — тем гуще становится лес и с каждым шагом все мрачнее становятся и его мысли. Он даже не замечает, в какой момент совсем перестает следить за дорогой — ничего интересного не происходит и потому в очередной раз погружается в глубокие и тяжелые размышления, по нескольку раз прокатывая туда и обратно всевозможные «если». А затем, совсем незаметно, к звукам природы добавляется едва заметный шелест — Диппер замечает его слишком поздно, только когда вокруг звуки постепенно не превращаются в смесь смеха и еще чего-то… странного. Ему становится не по себе, пока этот звук все нарастает. Диппер резко застывает на одном месте, будто кто-то вылил на него ведро холодной воды — судорожно оглядывается по сторонам, но все никак не может понять, откуда идет этот звук. Он окружает Диппера со всех сторон. То и дело кажется, что кто-то или что-то мелькает меж деревьев — сконцентрироваться на этом не получается. От нарастающей паники становится дурно. Диппер слышит неразборчивый шепот, еще какие-то странные звуки, почему-то напоминающие ему времена, когда он пытался ходить на вечеринки к друзьям Мэйбл. И смех. Различить его среди множества звуков не составляет труда. Сердце начинает стучать быстрее и Диппер совершенно не понимает, что ему делать. Он идет дальше, стараясь не обращать на это внимания — но шум все продолжает нарастать и он закрывает уши руками, чтобы не слышать этот смех, не слышать шум старых деревьев, не слышать шелест крыльев и звуки будто кто-то выплевывает желудок и сердце. Ноги предательски подкашиваются, но Диппер до последнего пытается не сдаваться. Но этот шум сводит его с ума — вокруг слишком темно, слишком громко, слишком. Даже дышать становится тяжело и кажется, будто бы выпрыгнет из груди сердце и разорвется на части. Или из кустов вылезет кто-то и вырвет это самое сердце когтями. Диппер уверен — вот сейчас он и умрет. Провалится сквозь землю или будет разорван какой-нибудь… Гарпией или медведем. Да кем угодно, без разницы. Мысль о том, что ему страшно умирать — удивляет его больше всего. Поэтому, пока были еще силы хоть как-то двигаться, он делает единственную здравую вещь — разворачивается на все сто восемьдесят и убегает прочь. Бежит до тех пор, пока противный смех не остается где-то позади, пока не спотыкается об огромный корень какого-то дерева у самой поляны рядом с хижиной. И только тогда останавливается. Его лицо, легкие, ноги — невыносимо горят. Диппер лежит там еще какое-то время, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Он прислушивается к окружающим звукам — и не может разобрать ничего, кроме своего собственного загнанного дыхания и гремящего в ушах звука бьющегося сердца. По сторонам смотрит все также, испытывая волнение, страх — но его окружает самый обычный, залитый солнечным светом, лес. И эта странная треугольная статуя прямо перед его носом. Дипперу вдруг очень сильно хочется пнуть ее от досады, но сил встать он не находит, потому переворачивается на спину и смотрит на небо, следит за редкими облаками и считает до ста — голова его пуста, но липкое чувство страха все еще цепляется за его ноги. Еще некоторое время Диппер лежит и представляет, какого это быть каменной статуей — наверное здорово. Ни о чем не думаешь и позволяешь природе поглотить тебя с концами. По сути то же самое, что и быть мертвым. Дипперу кажется здорово вот так лежать и не двигаться целую вечность — позволить природе вернуть все те атомы, что она на него когда-то потратила. Наверное, это единственная мысль, которая не приносит ему сегодня никакой боли. Если уж умирать, то в тишине и спокойствии, это уж точно. И спустя целую вечность, по его собственным меркам конечно, Диппер наконец поднимается, неохотно отряхивается от сухих листьев и земли с противным чувством поражения и ощущением, будто проехался по нему здоровенный грузовик. Дома не переодеваясь, валится на кровать и засыпает до самого вечера. Ему ничего не снится и голова его пуста — о большем и не мечтает. Будит его Мэйбл — она трясет его за плечи и ворчит о том, что Диппер мог бы переодеться или хотя бы оставить обувь внизу на веранде — на полу следы от грязных ботинок и одеяло испачкано не пойми в чем. Он чувствует себя провинившимся ребенком — лишь устало закрывает глаза и смиренно обещает все убрать. Волны стыда его с головой. И пока он убирается, становится понятно — с Фордом все-таки поговорить придется. После сегодняшнего происшествия в лес соваться хочется еще меньше прежнего. Еще один такой вот поход, кажется, Диппер навряд ли переживет и точно умрет от сердечного приступа. Или от чего-нибудь похуже. Что это вообще такое было — Диппер не знает. И выяснять страшно. Он только чувствует себя до жути унижено и нелепо. Кое-как дожидается ужина — и настроение то и дело скачет в разные стороны. До последнего не получается определиться, стоит ли вообще разговаривать с прадядей или лучше отложить это ненадолго. Например, пока не наберется смелости и не отыщет какие-нибудь весомые доказательства того, что ему вовсе не чудится всякая чертовщина — пускай после сегодняшнего он сомневается в себе больше прежнего. Ужин Диппер проводит с тяжелой головой и в очередном приступе молчания, задумчиво ковыряясь в своей тарелке — всем, кажется, до этого уже нет никакого дела. Затем опять остается на кухне мыть посуду — в этот разу используя это как отличную возможность оттянуть момент. Только вот намыливая очередную тарелку, Диппер все-таки признается самому себе в том, что долго он не продержится. Не хватит его на еще один поход в лес и молчание обо всем только больше сводит его с ума. Да и к тому же, рано или поздно все равно придется поговорить. И судя по всему, сегодня просто день такой. День необдуманных поступков. День, когда он делает все, что только придёт ему в голову. Диппер еще некоторое время стоит у раковины. Сердце у него от волнения вновь начинает биться сильнее. В этот раз ему вовсе не нравится чувствовать хоть что-то, помимо бесконечной безнадеги. Выключая свет на кухне, Диппер с тоской думает о том, что видимо вот поэтому люди постоянно говорят — надо бояться своих желаний. Иногда они совсем не то, чем кажутся на самом деле. К сожалению или нет, Диппер находит Форда даже особо и не пытаясь — тот сидит в глубокой задумчивости на веранде и в руках у него очередная кружка уже остывшего чая, а взгляд блуждает где-то между деревьев. — Привет, — говорит Диппер и чувствует себя как-то неловко. Ну, они виделись буквально минут пятнадцать назад и здороваться кажется глупо, но что еще сказать, если честно, не знает. Все свои оставшиеся силы тратит на то, чтобы подготовить себя к разговору, который может случиться, если он не испугается в самый последний момент. Хочется верить, что все пройдет… куда проще и не так страшно, как его предыдущая попытка во всем разобраться. — О, добрый вечер, добрый, — отвечает ему прадядя, отрываясь от своих размышлений. Он улыбается едва заметно. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — нагло врет Диппер и отводит взгляд в сторону, упорно стараясь на лес не смотреть. — Да все хорошо, я думаю. В ответ дядя только кивает и ничего не говорит, продолжая о чем-то своем размышлять. Диппер стоит еще некоторое время, глупо засунув руки в карманы своих бежевых бридж. Он и так чувствует себя достаточно жалким, и очень хочется сказать какую-нибудь чепуху и уйти, чтобы не отвлекать Форда по всяким пустякам. Это же все и правда чепуха — Дипперу просто хочется, чтобы его пожалели, словно маленького мальчика. Ему ведь так не хватает внимания и жалости. Но в конце концов он берет себя в руки, делает глубокий вздох и все еще на дядю не смотрит, когда наконец говорит: — Я тут просто хотел спросить, может быть ты видел, — начинает Диппер, но на секунду прерывается, позволяя себе небольшой момент слабости. Он все еще может сказать что-нибудь глупое и уйти. Не получается. — Что-нибудь странное? Гномов там, например… Форд делает глоток чая и хмурится. Он пытается не думать об этом, как о каком-то плохом знаке. — Видел, — отвечает прадядя серьезно, вновь отпивая чай. — Некоторых даже лично знаю. Диппер не знает, радоваться ему или расстраиваться — чувство такое неприятное появляется, будто прадядя над ним издевается, если честно. Он опускает плечи и уже думает о том, чтобы свести все к шутке. Но Форд опережает и говорит: — И ты их тоже встречал, — продолжает он и смотрит прямо на Диппера внимательным, изучающим взглядом. Таким, что аж дрожь по спине идет. Диппер ведет плечами, пытаясь это чувство с себя сбросить. — Ты не помнишь? — Тот гном сказал то же самое, — тяжело вздыхает Диппер, чувствуя какое-то болезненное облегчение. — Что? — кажется, эти мысли вслух удивляет Форда даже больше предыдущего вопроса. Диппер чувствует укол тревоги. Форд немного отодвигается в сторону и хлопает по дивану рядом с собой. Диппер не долго думая, садится рядом и сидит, натянутый, словно струна. Руки лежат на коленях, то и дело нервно сминают края бридж. Ну, судя по всему, быстро поговорить не получится. — Я встретил гнома, еще в первый день когда мы сюда приехали, — объясняет Диппер, чувствуя себя изрядно уставшим и ужасно глупым. Говорить об этом тяжело и неприятно. Столько дней он убеждал себя что все это просто глупости. Но теперь они, почему-то, имеют огромное значение. — Он спросил у меня то же самое. И сказал, что может быть это все к лучшему, что я не помню. А что я вообще должен помнить? И почему это вообще может быть хорошо? Дядя вертит в руках кружку, рассматривая ее так, будто пытается найти там какие-то ответы на дне. И Дипперу хочется, чтобы там и правда нашлось хоть что-то помимо остывшего чая и чтобы жить вдруг стало бы проще. Но на деле все всегда выходит совсем наоборот. — А сестра помнит? — вполне ожидаемый вопрос. Диппер качает головой, рассматривая свои чистые и сухие кеды. Шнурки грязные. — Я ей не рассказывал, — честно признается он спустя некоторое время. — Я… Боялся ей рассказывать. Не хочу, чтобы она начала переживать ещё больше. Форд грустно улыбается. — Если не делится своими проблемами с близкими, то никто не сможет тебе помочь, пока не станет слишком поздно. Уж поверь мне, я слишком много обжигался на этом. — говорит он и делает глоток остывшего чая. — Но раз ты здесь, значит готов поговорить, верно? Диппер кивает, но не спешит рассказывать. Ерзает на месте, чувствуя себя неловко и неуютно. — Прости, — по итогу говорит Диппер разочарованный в самом себе. Нужные слова все никак не находятся. Поэтому он говорит прямо: — Мне просто начинает казаться, что я схожу с ума. Озвучивать свои страхи и мысли всегда было неприятно. — Я и так ненормальный, а тут… гномы и другие странные вещи, понимаешь? — Тот факт что ты принимаешь лекарства могут вызывать моральное отвращение к самому себе, — говорит Форд, положив руку на чужое плечо, в неловкой попытке успокоить, утешить. — Но такое бывает и не стоит чувствовать себя каким-то неправильным из-за того, что тебе приходится пить таблетки. Они помогают — и это главное. — Уже сомневаюсь, что помогают, — ворчит Диппер на грани слышимости. — У всего есть свой накопительный эффект, — настаивает на своем прадядя. — Но может быть мы просто чего-то не знаем, — говорит Диппер устало и с каким-то едва заметным отчаянием смотрит на прадядю. И Форд будто знает, о чем Диппер думает. — Можешь мне верить, я знаю как выглядит безумие и все что я вижу перед собой совершенно на него не походит. Локтями упираясь в колени и пряча свое лицо в ладонях Диппер пытается спрятаться от самого себя. Он чувствует облегчение, но вместе с тем невероятный стыд и смущение. — Может быть ты и прав. Диппер также решает, что этот спор бесполезный. А от того, что Форд не считает его сумасшедшим, легче почему-то совсем не становится. Форд проводит рукой по его волосам, пытаясь утешить. Рука у него большая и Диппер вновь чувствует себя маленьким мальчиком. Только в этот раз это не приносит ему боли. Невольно он расслабляется и слова сами вываливаются из его рта: — Мне просто очень страшно, знаешь, — глухо говорит Диппер и поднимает голову так, чтобы было видно лес. — Мне даже двадцати нет, а я теряю память и не помню даже таких вещей, как гномов в лесу. Хотя как такое вообще можно забыть? Он замолкает на некоторое время, а затем выдыхает на грани слышимости, голос у Диппера дрожит почему-то: — А что если завтра я проснусь и забуду свое имя? Ему не хочется плакать, честное слово. Он сильнее этого. Поэтому просто продолжает говорить: — Мне так страшно забыть вас. — Мы не позволим тебе так просто нас забыть, — улыбается Форд. Диппер не видит, но слышит это в чужом голосе. И лишь шмыгает носом. — Обещаешь? — Обещаю. Они сидят так некоторое время: Форд продолжает гладить его по голове, а Диппер тяжело дышать. Только на пару минут он позволяет себе вновь побыть ребенком и поверить в слова взрослых о том, что они со всем разберутся. Затем, когда Диппер наконец приходит в себя и выпрямляется — у него изрядно устала спина сидеть в таком положении, он неловко улыбается, а Форд говорит: — Я очень ценю твое доверие, Диппер. Я уверен, мы сможем разобраться с этим. — Я… надеюсь, — в очередной раз шмыгая носом отвечает он. — Спасибо. Диппер ловит взгляд прадяди и не видит в нем никакой жалости и осуждения. От того становится как-то легче дышать. — Я бы мог пойти по легкому пути и просто рассказать тебе все что здесь происходит. Но это будет слишком скучно, — улыбается Форд и снова отворачивается в сторону леса. — Да и к тому же, мне будет полезно узнать, как работают твои воспоминания. — И каким образом? — печально ухмыляясь, спрашивает Диппер. Он обнимает себя за ноги, прижимая их к груди. — Я не знаю, пробовал ты или нет, но всегда помогает пройтись заново по тем местам, где ты когда-то был. Я могу дать тебе карту или пару подсказок, и ты можешь взять с собой Мэйбл — возможно парочка хороших приключений поможет вспомнить хоть что-то. Дипперу кажется это провальной идеей. За причиной далеко ходить не надо — сегодняшний безрассудный марафон все еще напоминает о себе болью в ногах от такого неожиданного и продолжительного бега. — И ты вот так отпустишь нас в лес, в котором полно монстров? — Большая часть монстров там — наши друзья уже долгое время. — Качает головой Форд, отпивая свой чай. Чужим словам как-то не верится. — Да и вы уже достаточно взрослые, я уверен, не пропадете. — Мне все еще кажется, что это не слишком хорошая идея, — озвучивает свои мысли Диппер. — Может быть, найдете что-то полезное, что-то, что сможет помочь, — продолжает рассуждать Форд, будто бы игнорируя чужие слова. — Никогда не знаешь, кто или что может оказаться полезным. Да и эти исследования в целом очень хорошо помогают… переключить внимание. Дипперу не остается ничего, кроме как согласиться. Они еще некоторое время сидят в тишине. Диппер думает над чужими словами, пока не чувствует навалившуюся усталость и решает, что пора идти спать. Говорить больше все равно было не о чем. Сегодня был… очень выматывающий день. Он желает Форду спокойной ночи. Тот в ответ говорит что-то задумчиво на грани слышимости и Дипперу приходится переспрашивать. — Ты только не соглашайся ни на какие сделки в этом лесу, ладно? — Повторяет Форд уже громче. — Ладно. — Диппер только смотрит на него озадаченно. Сделки. Звучит очень уж слишком старомодно. Да и с кем вообще можно заключать сделки в этом лесу, с гномами? Да и зачем только. Белки и орехи Дипперу уж точно не нужны. — И еще одно, — добавляет Форд. На лице у него вновь эта снисходительная улыбка, когда он поднимается с дивана и свободной рукой стряхивает с кофты Диппера что-то… блестящее. Возможно, это блестки Мэйбл прилипли, пока он убирался. — Если вдруг снова захочешь пойти в лес наблюдать за феями, возьми дождевик. Их… рвотные массы… не самая приятная вещь. Диппер совсем не понимает, к чему было это замечание, но чувствует себя достаточно вымотанным, чтобы думать об этом слишком долго.