Running through the golden field

— Да-да, мы скоро будем. Диппер скучающим взглядом смотрит на мелькающие за окном деревья, пока Мэйбл разговаривает по телефону. Она взволнована и восторженна одновременно — и все никак не может усидеть на месте. В свободной руке крутит один из своих браслетов, умудряясь противно им щелкать, и внимательно, через весь автобус, смотрит в лобовое стекло, ожидая момента, когда она наконец сможет разглядеть очертания автобусной остановки. Диппер же особого восторга не испытывает, когда видит табличку на въезде в город — лишь слегка напрягается и сам не может понять почему. Но если честно, то все его тело гудит от долгой дороги, а голова и вовсе раскалывается. Хочется пить, но вода в бутылке закончилась еще пару часов назад, и он просто тихо страдает от обезвоживания. И все о чем он может мечтать сейчас — это закрыться в ванной комнате и не выходить оттуда до наступления темноты. — Не знаю? Минут через пять? Наверное. Диппер закрывает глаза, в надежде на то, что от этого ему станет легче. Он вслушивается в голос сестры и пытается найти в этом успокоение. Дипперу сложно даже пытаться представить жизнь без Мэйбл под боком. И страшно думать о том, как ему с этой жизнью справляться. Да, пускай иногда она могла быть слишком громкой, раздражающей, может быть даже противной местами — это как посмотреть. Но она всегда была его личным спасательным кругом — всегда рядом, всегда такая радостная и счастливая. Как персональное солнце — своим присутствием разгоняла меланхоличное и тоскливое настроение, вызывая порой улыбку своим нелепым поведением. Вслух свои переживания Диппер упорно не озвучивал. Лишь думал об этом с каждым месяцем все чаще, тем самым пытаясь себя подготовить, убедить себя хотя бы на словах, что это вовсе не страшно. Быть одному. И он жует эти мысли до тех самых пор, когда Мэйбл вдруг заявляет, удивляя тем самым и родителей и Диппера заодно: подавать заявления в колледж она в этом году не планирует. Это все происходит за ужином где-то в середине марта, и Диппер лишь молча слушает чужой спор, немного уныло размазывая еду по тарелке. Он знает, что это лишь оттягивает неизбежное. Он знает, что Мэйбл это делает ради него. Он знает, что у них теперь в запасе еще год, пока они могут быть хоть немного рядом друг с другом, пока они не разъедутся по разным колледжам и городам, и не начнут жить самостоятельно — лишь иногда созваниваясь по видеосвязи и встречаясь вживую по праздникам. Когда спор заканчивается, родители может быть и расстроенно, но соглашаются с Мэйбл. Диппер наконец позволяет себе расслабиться. Но от этого почему-то становится лишь хуже. Это был еще один год, когда кто-то мог взять половину его печали на себя. Еще один год, когда кто-то будет приглядывать за ним. Еще один год в ожидании скорого одиночества. Еще один год напоминания о том, как же он все-таки… — Да-да-да, мы будем ждать! — говорит она вдруг громче прежнего и сбрасывает вызов. Диппер от неожиданности вздрагивает, а Мэйбл нервно ерзает и все никак не может усидеть на месте. Он следит за ней краем глаза. Иногда Диппер ей завидует. — Не могу поверить, что мы наконец-то вернулись. — Она облокачивается на Диппера и смотрит в окно, успокаиваясь ненадолго. Взгляд у нее мечтательный, счастливый даже, пускай и уставший. Диппер лишь издает едва уловимое «ага» и вновь закрывает глаза. Идея посетить Гравити в целом была неожиданной. Они с Мэйбл об этом городе почти не вспоминали: она лишь изредка говорила о чем-то, на что Диппер почему-то не знал как ответить — разговоры не клеились, и Мэйбл со временем перестала. Но родители вдруг предложили это в конце апреля, и Мэйбл, недолго думая, согласилась. Дипперу было почему-то было все равно. Это звучало как хорошая идея, но он правда не понимал, как сестра могла согласиться на такое — ему казалось, она скорее утащит его в Лос-Анджелес или того хуже — Нью-Йорк. Туда, где народа много, а кофеин и магазинов и того больше. Потому даже странно было, что выбрала она место с плохим интернетом и всего одной закусочной на весь город. Когда Диппер ее об этом спрашивает, взгляд Мэйбл меняется, но он не успевает эту эмоцию понять. Она быстро берет себя в руки, улыбается и говорит, что нет ничего лучше, чем провести лето также беззаботно как в детстве, пока такая возможность у них еще есть. Прошло много времени с тех пор, как они были здесь в последний раз. Когда Диппер об этом думает, все это прошедшее время кажется каким-то странным, липким и длинным, мучительным сном. И проснуться все никак не получается. Как воспоминания о самых красочных снах — события минувших дней смазываются в его памяти и все больше и больше начинают казаться больной, искаженной детской фантазией, к которой он почему-то успел привязаться и забыть, почему это сделал. Он не понимает эту фразу «как раньше». Диппер это «раньше» не помнит. И проезжая сейчас мимо смутно-знакомых мест: бесконечных деревьев и невзрачного поля, Диппер ощущает лишь пустоту в груди и ужасную тяжесть в голове. Сквозь полуоткрытые веки он вновь всматривается в мелькающий за окном пейзаж — он смазывается в огромное зелено-коричневое пятно, и Дипперу кажется, что он никогда не сможет вспомнить, что же такое особенное случилось тогда, что не дает ему покоя сейчас. Это чувство тяжелой рукой давит ему на грудь. Диппер резко выныривает из своих размышлений вновь, когда Мэйбл бьет его по плечу — случайно или не очень, а затем автобус резко и грубо тормозит. Диппер ударяется головой о сиденье перед ним и остается в таком положении на время, упершись лбом в старую обивку. Пахнет пылью и пластиком. Мэйбл тем временем нетерпеливо вскакивает с места, вытаскивает сумку с верхней полки и кидает рюкзак Диппера ему под ноги. — Вставай давай, если не хочешь поехать обратно в Пьемонт, — говорит она с улыбкой на лице, но Диппер все равно слышит усталость в ее голосе. В голове почему-то возникает мысль о том, чтобы поехать обратно, пока еще было не так поздно, пока еще не наступило лето, пока еще есть куда возвращаться. Диппер дает себе немного времени подумать, прижавшись щекой к сиденью перед ним, разглядывая Мэйбл. Но недолго. Проходит буквально пару секунд, и голос не менее уставшего водителя гремит на весь автобус: он почти вежливо просит их свалить. Они в этом автобусе были единственными пассажирами, что ехали так далеко — было слишком рано для начала летнего сезона, было слишком рано и на наручных часах — люди чаще всего выбирали рейс, прибывающий во второй половине дня. Как только Мэйбл выталкивает его на улицу — двери за их спиной закрываются и автобус тут же уезжает, теряясь где-то за очередным поворотом, и Диппер понимает — вот теперь они и правда приехали, они и правда здесь. Чего Диппер не понимает, так это почему этот вид перед глазами, будто картинка с открыток, так напрягает с каждой минутой все больше: может быть, виноваты во всем непривычно-огромные вековые сосны, которые теперь не где-то там за окном, а прямо перед ним — настоящие и живые; тишина старого леса или же это странное, неописуемое желание отправиться куда-то в глубь леса. И Диппер стоит, как дурак, завороженный, всматривается в глубину леса, и тишина последних майских дней, кажется, проглатывает его целиком. Он чувствует себя так, будто находится под гипнозом и не может оторвать взгляд. В один момент ему и вовсе кажется: что-то зовет его. Длится это завораживающее чувство недолго. Диппер привык игнорировать многие вещи и чувства, а потому и от этого отмахивается, словно от назойливой мухи. Лишь встряхивает головой, думая о том, что, может быть, все-таки сходит с ума. Мэйбл кидает свою тяжелую дорожную сумку прямо на пыльную землю у дороги и усаживается на нее, вытягивая ноги. Смотрит куда-то вдаль. Туда, где дорога заканчивается. Они наконец приехали, и теперь она выглядит немного спокойнее. Самое болезненное ожидание закончилось — осталось только приятное — потому что скоро их встретят родственники, которых они не видели уже очень и очень долго, и по которым они успели сильно соскучиться, а впереди еще целое лето без серьезных обязательств и ответственности. Диппер продолжает стоять рядом болванчиком: осматривается вокруг и не может поверить в реальность происходящего. Такие высокие деревья и громадные горы, спрятанные где-то за лесом, все еще кажутся ему нереальными — жизнь в городе приучила его к каменным зданиями и равнинному ландшафту. Диппер чувствует себя нереально. — Как насчет драки за чердак? — вдруг говорит Мэйбл, и Диппер выпадает из своих мыслей про сосны. Он переводит взгляд на сестру, все еще сжимая в руках лямки своего старого рюкзака, а она все также ярко улыбается и смотрит на него снизу вверх задрав голову. Диппер давит в себе очередную странную смесь зависти и вины. — Знаешь, мне кажется, мы вполне сможем прожить все лето вместе и не переубивать друг друга, — отвечает он, после недолгих раздумий и смотрит Мэйбл прямо в глаза. Возможно это было глупо и даже немного наивно, но Диппер тешит надежду, что если они постараются — если он постарается — то возможно у них и правда получится. Совсем как раньше: когда деревья казались еще выше, мир был загадочнее в сотню раз, а Диппер не позволял своим собственным мыслям выедать мозг чайной ложечкой. Когда не было еще никаких… — Как раньше? — будто читая чужие мысли, спрашивает Мэйбл в ответ и отводит взгляд. Смотрит теперь на небо над дорогой, которое не скрывают огромные сосны и выглядит мечтательной такой и расслабленной. Несмотря на ее вид, Диппер прекрасно понимает, что ей тоже в это с большим трудом верится. Но возможно, им двоим это «как раньше» необходимо. И непонятно даже, кому конкретно нужнее. И потому Дипперу правда хочется попытаться. Хотя бы ради нее. Она же пытается. — Ага, как раньше, — соглашается наконец Диппер. Противный голос в голове говорит ему, что ничего у них не получится и все пойдет даже хуже обычного. Диппер старается этот голос игнорировать и только пинает маленький камушек, лежащий у его ног, куда-то в ближайшие кусты. Некоторое время они проводят в пока еще прохладной майской тишине. Головная боль постепенно отступает и становится как-то проще. Затем дует ветер, и верхушки сосен шумят, прогибаясь. Пахнет пыльной дорогой и травой. Пахнет летом. Диппер переводит взгляд на деревья вновь, рассматривая как качаются ветки на ветру. Где-то вдалеке вдруг раздается рев мотора старой машины. Для Мэйбл это становится сигналом к действию. Она резко подскакивает с места и поднимает двумя руками свою тяжелую сумку. И Диппер знает — предлагать помощь ей бесполезно. Поэтому даже на нее не смотрит. Немного нервно одной рукой хватается за ручку своего чемодана, что лежал на земле, подтягивая его к себе ближе. — Ну, а если у нас все-таки не получится, — говорит вдруг Мэйбл, не отводя взгляда от приближающейся машины. — Предложение с дракой еще в силе, — поворачивается она и подмигивает. А затем Мэйбл все-таки бросает свою сумку, не выдержав, и машет старикам руками. Улыбается еще больше и чуть ли не подпрыгивает на месте от нетерпения. Диппер едва заметно улыбается — получается это невольно. И даже почти получается быть счастливым.