Грешная страсть, или сын Первосвященника

      Перед Се Лянем в самом деле стоял его отец, живой, из плоти и крови. Густые, некогда тёмные волосы были испещрены частой сединой, а вокруг глаз мужчины, на его лбу и у рта залегли глубокие морщины.       Бывший Первосвященник ещё не достиг возраста почтенной старости, однако выглядел он явно старше своих лет. Лишь его движения и манера держаться заставляли усомниться в том, насколько можно было доверять седине и морщинам.       Отойдя от первого шока, Се Лянь поймал себя на мысли, что, если бы он столкнулся с отцом в толпе, то наверняка не сразу признал бы его. Слишком уж сильный отпечаток оставили на бывшем Первосвященнике события последних лет. От этой мысли по спине омеги пробежал неприятный холодок: узнать, что именно послужило причиной таких изменений в родном человеке — поистине страшно. — Отец… — одними губами произнёс Се Лянь. — Почему ты здесь..? А где же Верховный Епископ? — Мы не виделись шесть лет, сын, — услышал омега голос с еле различимой хрипотцой, каждый тон которого он знал наизусть. — И это первое, что ты хочешь сказать мне? — Нет, конечно, нет… — забормотал Се Лянь и, одним шагом сократив расстояние между собой и отцом, крепко обвил его шею руками.       Старший обнял сына в ответ, покровительственно положив ладонь ему на затылок. — Лянь… — тихо проговорил бывший Первосвященник. — Я уже и не верил, что снова увижу тебя.       Королевская чета и Хуа Чэн оставались в стороне, не смея прервать столь неожиданную и трогательную сцену воссоединения отца с сыном, и лишь изумленно наблюдали.       Наконец Се Лянь нехотя отстранился и коснулся ладонью щеки отца, вглядываясь в его черты, словно желая удостовериться, что зрение и слух не подводят его.       Взгляд, некогда поражавший всех своей глубиной и с живым интересом наблюдавший мир вокруг, почти потух, а глаза провалились глубже в глазницы и устало взирали из-под седых бровей. От этого у Се Ляня сжималось сердце, и он не мог отделаться от мысли, что, хоть перед ним стоял его отец, он казался совершенно другим человеком. И было в его взгляде нечто такое, чего ранее омега никогда не замечал, однако он поспешил прогнать эти тревожные мысли. — Все-таки Епископ сдержал свое обещание и дал нам увидеться, — проговорил Се Лянь, отпуская отца из объятий и сжимая его ладони в своих. — Не описать словами, как я счастлив и удивлен… Мне столько нужно тебе рассказать и о стольком расспросить! — Но я предлагаю сначала накормить нашего гостя, — вдруг подал голос король, поднимаясь со своего места. — Мой друг, твой путь был очень долгим и трудным.       Бывший Первосвященник перевел взгляд на Его Величество. Всего с долю секунды мужчины смотрели друг на друга, ни один мускул не дрогнул на их лицах, но в этом молчании было заложено столько чувств и эмоций, что никакие слова не смогли бы их передать. — Благодарю Вас, Ваше Величество, — с поклоном ответил монах. — Отец, сюда, — Се Лянь взял мужчину под локоть и указал на свое место за столом, однако старший вдруг замер и, протянув руку к лицу омеги, мягко приподнял его за подбородок, заставляя снова посмотреть на себя. — Ты стал так похож на свою мать, — с тяжелым вздохом проговорил бывший Первосвященник.       Се Лянь только было открыл рот, чтобы ответить, однако ни звука не сошло с его губ — вмиг лицо отца помрачнело, словно по нему пробежала тень, а глаза наполнились таким отчаянием, что омега с испугу схватил его за руку еще крепче. — Отец, где матушка сейчас? Что с ней? — Се Лянь не хотел спрашивать об этом прямо сейчас, надеясь чуть позже уединиться с отцом и обо всем спокойно поговорить. Однако реакция старшего не на шутку напугала его, и он не сдержался. — Её больше нет, Лянь. Твоя матушка умерла, — голосом, совершенно не похожим на свой, ответил бывший Первосвященник.       Се Лянь почувствовал, как внутри у него что-то оборвалось и с тяжестью рухнуло вниз. Пространство вокруг резко закружилось, омега в последнее мгновение успел выставить вперед ногу, чтобы снова почувствовать опору и не упасть. Глаза старшего альфы теряли осмысленное выражение буквально с каждой секундой, словно перед ним всплывали какие-то сцены из прошлого, утягивая мужчину за собой и заставляя терять связь с реальностью. — Я не уберег ее, — слабым голосом проговорил он. — Не смог ее спасти…       Из глаз альфы полились слезы, он схватился свободной рукой за голову и отвернулся, пряча от сына лицо. Се Лянь стоял, по-прежнему сжимая локоть отца и отчаянно борясь с комком в горле, не дававшим дышать. Вдруг он почувствовал, как кто-то крепко обнял его за талию со спины, позволяя ему вновь обрести равновесие — он знал, это был Хуа Чэн.       Бывший Первосвященник, продолжал что-то бормотать, временами всхлипывая и утирая ладонью слезы, но Се Лянь не мог разобрать слов. — Быстро, лекаря! — приказал кто-то, вокруг засуетились люди, но омега не обращал на них никакого внимания, он лишь крепче сжимал руку отца, который медленно начал оседать на пол.       В этот момент Се Лянь почувствовал, что наконец может дышать, словно кто-то резко вернул его к реальности. — Не надо лекаря! — кринул он, перекидывая руку отца себе на плечи. — Гэгэ, я помогу…       Вдвоем с Хуа Чэном они медленно подвели старшего альфу к стулу и усадили.       Кто-то принес миску с водой и тряпкой, и Се Лянь, не разбирая и не благодаря, сразу намочил ее и принялся вытирать лицо отца, приговаривая разные успокаивающие слова. Мужчина все плакал и причитал, погрузившись в пучину своего отчаяния и боли. Его взгляд отстраненно блуждал по помещению, и было видно, что он совершенно не осознавал, где находится и кто вокруг него. — Гэгэ, лекарь прибыл, — Хуа Чэн положил ладонь на плечо омеги. — Не надо лекаря, я же сказал, — решительно ответил Се Лянь и поднялся на ноги, его взгляд стал тверже.       Он обернулся к королеве и королю, которые обеспокоенно наблюдали за происходящим, готовые в любую секунду кинуться на помощь. — Пожалуйста, оставьте нас, дайте мне время, — попросил он, и королева кивнула, жестом приказав всем покинуть помещение.       Хуа Чэн хотел было остаться, но королева, подошедшая к нему сзади, потянула его за рукав и покачала головой, давая понять, что нужно сделать так, как говорил Первосвященник.       Еще раз окинув фигуру Се Ляня взволнованным взглядом, принц кивнул: — Я буду рядом, скажи, если что-то понадобится, — с этими словами он вышел из розария.       Закрыв за собой дверь, Хуа Чэн остался стоять, скрестив на груди руки. — Нет, милый, так не пойдет, — королева мягко взяла его под руку и повела за собой. — Дай Ляню время. Мы должны их оставить. Здесь будет только лекарь.       Альфа нехотя кивнул и, обменявшись с подоспевшим к месту Мэй Няньцином многозначительным взглядом, направился во дворец вслед за всеми, однако в последний момент он заметил, как его родители свернули на аллею, ведущую в один из укромных уголков сада. Проследовав за ними, Хуа Чэн вышел к беседке: его мать медленно опустилась на скамью, в то время как король, заложив руки за спину, принялся нервно расхаживать по небольшому пространству туда-сюда.       Зайдя в беседку, принц прислонился к одной из колонн и, скрестив руки на груди, вопросительно посмотрел на мать: — Это… то, о чем я думаю? — спросил он.       Королева, вздыхая, кивнула: — Вот, что происходит с альфой, когда он теряет свою омегу… — А многие и вовсе не выдерживают, — добавил король.       Хуа Чэну и так было это известно, но он все равно кивнул в ответ. — Кажется, я начинаю понимать, почему бывший Первосвященник и тетушка* не хотели, чтобы мы с гэгэ выяснили, кто мы друг другу на самом деле… — мрачно проговорил он. — Я прав? — И да, и нет, — ответил король. — Они не были против того, чтобы Се Лянь нашел свою пару. Однако они боялись, что в таком случае раскроется их обман и то, что их единственный сын — омега. Они постоянно терзались сомнениями, правильно они поступали. Но если бы Се Лянь не стал Первосвященником, род древнейшей и самой влиятельной семьи королевства был бы прерван. Это стало бы невосполнимой утратой для всех и пошатнуло бы основу государственности. — К тому же, в их роду исполнение священного долга — самое важное в жизни. В отличие от нашей семьи, в семье Первосвященника действительно чтят традиции, — добавила Ее Величество. — Что ты хочешь этим сказать? — Хуа Чэн вопросительно посмотрел на мать.       Король с королевой быстро переглянулись. — Мы не собирались рассказывать тебе, но, видимо, лучше сделать это прямо сейчас, — королева нервно сжала в руках свой веер. — Ты бы рано или поздно сам начал задавать вопросы. — Зная твой характер, я удивлен, почему ты до сих пор этого не сделал, — продолжил Его Величество. — О чем это вы? — Хуа Чэн переводил взгляд с одного родителя на другого. — Обязательно говорить загадками? — Неужели тебе не было интересно, почему мы с твоей матушкой никогда не пытались препятствовать вашему с Се Лянем союзу, несмотря на все то, с чем нам всем теперь предстоит столкнуться в будущем? В отличие от семьи Первосвященника… — Разумеется, я размышлял об этом, но… — Хуа Чэн на мгновение помедлил с ответом. — Буду откровенным, я бы выбрал его несмотря ни на что. — Естественно, — королева слегка улыбнулась, однако в ее улыбке не было и тени радости. — Когда ты родился, я поклялась, что ни за что не допущу того, чтобы мой ребенок пошел по моим стопам.       В беседке повисла тишина. — Продолжай, — настороженно проговорил Хуа Чэн. — Все дело в том, что мы с твоим отцом не являемся истинной парой.       Принц вздернул брови, изумленно глядя на Ее Величество и не смея проронить ни слова. — Когда мы с твоей матерью были молодыми, наши родители договорились о браке вне зависимости от того, удастся нам встретить нашу истинную пару или нет. Во времена нашей молодости это было обычным делом. Даже сейчас многие семьи ведут такую политику, устраивая выгодные для них браки, — продолжил король. — Однако когда меня представили твоей матери в качестве ее будущего супруга, я уже нашел свою истинную омегу. — А ты?.. — Хуа Чэн посмотрел на мать. — Нет, мне так и не довелось встретить своего «истинного альфу», — предвосхитив вопрос сына, ответила королева. — Нам долгое время было очень тяжело: твоему отцу — от того, что он никогда не сможет быть с той, кого по-настоящему любил, а для меня было сущим кошмаром стать нелюбимой женой. Конечно, в королевских семьях фиктивные браки были частым явлением. Альфе и омеге необязательно быть истинной парой, чтобы рожать наследников, но если один из них уже встретил свою настоящую пару… Тогда жизнь обоих превращается в ад. В какой-то момент я была готова согласиться на то, чтобы истинная омега моего избранника стала второй леди двора и была с ним… — Но я отказался, — перенял инициативу Его Величество. — Я решил быть верным своему долгу и… жене. Почти все мои предшественники нарочно не искали свою истинную пару, чтобы целиком сосредоточиться на своих обязанностях и служению стране. Я решил отдать им дань и смириться со своей судьбой. В тот момент я был внутренне сломлен, и именно тогда мне и помог Первосвященник, отец Се Ляня. Мы росли вместе, но, позврослев, занялись своими делами, и наши дороги постепенно разошлись. Лишь изредка мы сталкивались на официальных мероприятиях и службах.       Его Величество ненадолго замолчал, собираясь с мыслями. — В те нелегкие времена мы с Первосвященником много общались, я часто наведывался в монастырь после свадьбы. Мы с отцом Се Ляня могли разговаривать ночи напролет. Тогда-то я и узнал, что он пошел наперекор всему, что в него закладывали старшие, и выбрал истинную любовь, поступившись своей честностью и взяв в жены не принадлежавшую к духовенству женщину-омегу. Они были в точности как мы, только наоборот, и тоже сильно страдали. Однако, у них было то, чего не было у нас — истинной любви. — Однако она пришла со временем, — подхватила рассказ супруга королева, ее голос заметно оживился. — Поняв, что порознь нам не выжить среди суровых устоев, заложниками которых мы поневоле оказались, мы решили научиться любить и стать оплотом поддержки друг для друга, потому что вместе мы были сильнее, нежели в одиночку. Тогда семья Первосвященника очень сильно поддержала нас. Раньше служение рода Первосвященника Королевской семье было обязанностью, исполнением долга, но в нашем случае это переросло в истинную преданность и дружбу.       Хуа Чэн ощутил, как по его рукам пробежала огромная волна мурашек. — Первосвященник во всем поддерживал меня, наставляя не только духовно, но и просто, по-человечески. Мы вместе принимали важнейшие решения, строили планы на будущее, заботясь о благе нашего королевства. А потом, в один прекрасный день у Первосвященника и его жены родился сын. Все мы были счастливы. — Затем ровно через пять лет родился ты, — продолжила королева и сложила руки так, будто держала ребенка. — И нашему счастью снова не было предела. Мы с матушкой Се Ляня мечтали, что будем растить сыновей вместе и старший из вас переедет в королевский дворец, чтобы обучаться светской жизни и политическому искусству, дабы в дальнейшем стать твоим советником, подобно своему отцу. А еще, — вокруг глаз омеги собрались мелкие морщинки — она заулыбалась, — я рассказала матушке Ляня о пророчестве, данном тебе при рождении, и о том, что речь в нем наверняка шла об их сыне. Но этим я лишь напугала бедняжку… Она так распереживалась, — королева грустно покачала головой. — Тогда я и подумать не могла, чем так опечалила ее… — Когда ты был совсем маленьким, Лянь нередко играл с тобой, если приезжал с отцом в столицу, — снова вступил в разговор Его Величество. — Однако, спустя два года после твоего рождения, мой друг резко перестал привозить сына в столицу, сославшись на то, что, как только Ляню исполнится семь, он плотно займется его образованием. Тогда я не понял, что произошло и почему семья Первосвященника стала отдаляться от нас. Лишь впоследствии я осознал: в тот год выяснилось, что Лянь — омега, и дабы скрыть это ото всех, его буквально заперли в монастыре, где он обучался, лишь изредка покидая монастырские стены. Так продолжалось вплоть до его пятнадцатилетия, а далее ты и сам все знаешь.       В беседке повисла звенящая тишина. Мысли в голове Хуа Чэна крутились со страшной скоростью — все вставало на свои места. В целом, действительность оказалась именно таковой, какой он себе ее и представлял, однако услышать правду и строить доводы — совершенно разные вещи, и этот разговор по-настоящему застал мужчину врасплох. — Когда я увидела, как ты еще юношей смотрел на Ляня, я сразу все поняла, — королева первой нарушила тишину. — И даже сейчас, когда я увидела вас рядом, мне все стало ясно. Между вами особая связь, которую видно невооруженным глазом. Уверена, даже те, кто не догадываются об этом напрямую, так или иначе ощущают ее. — Теперь ты знаешь все, — со вздохом подытожил король. — Поэтому вы с Лянем должны беречь друг друга как зеницу ока, — Ее Величество в упор посмотрела на сына. — Иначе ни ты, ни он не сможете не то, что управлять страной…       Но она не договорила, не в силах произнести столь страшные слова — «вы жить не сможете друг без друга».

***

      Се Лянь потерял счет времени, неподвижно сидя на коленях перед отцом. Его пальцы сжимали руку старшего так крепко, что белели костяшки. Слова, сказанные бывшим Первосвященником, эхом отдавались в его сознании, обрушивая на него горькую истину. Отец… мать… Внезапно он почувствовал, как мир вокруг снова потерял четкие грани, словно ускользая в туман. — Лянь, — тихо позвал его отец, взгляд его стал более осознанным. — Я прошу… прости меня…       Но Се Лянь не мог произнести ни слова. Внутри него бушевал целый ураган эмоций: боль, скорбь, страх. Но, глядя на отца, чьи плечи дрожали под тяжестью собственной вины и горя, он понял, что должен взять себя в руки. Сейчас не время для слабости. — Тебе не за что просить прощения, отец, — едва слышно проговорил Се Лянь. Он протянул руку и, коснувшись щеки старшего, смахнул горячие слезы. — Мы справимся. Вместе.       Первосвященник взглянул на дверь, где недавно стоял Хуа Чэн, чувствуя его поддержку даже на расстоянии. Они действительно справятся. Се Лянь знал: рядом с ним есть те, кто поможет ему пройти через этот мрак. — Тебе нужно отдохнуть, — шепнул омега, наклоняясь ближе к отцу. — Мы обо всем поговорим позже. Ты можешь идти?       Старший слабо кивнул — он постепенно приходил в сознание. — Вот так, поднимайся, — Се Лянь помог старшему опереться на него.       Медленно, они двинулись к выходу из розария. — Мэй Няньцин, помоги мне, — позвал омега.       Вместе мужчины довели бывшего Первосвященника до комнатушки лекаря, которая располагалась на первом этаже дворца, очень близко к выходу в сад, и уложили его на кровать. — Пусть сегодня спит здесь, — велел Мэй Няньцин. — Я буду неподалеку, у двери будет стоять Инь Юй, и Его Высочество сейчас подойдет. — Нет, не нужно тревожить Сань Лана, пусть отдыхает, — возразил Се Лянь.       Мэй Няньцин на мгновение задержал взгляд на лице Первосвященника — тот был бледен как полотно, а его глаза влажно блестели. — Ты уверен, что мне не нужно его позвать? — Нет, я поухаживаю за отцом, — повторил омега. — Я сейчас дам ему настойку, он уснет, — настаивал Мэй Няньцин. — Тебе самому нужно прийти в чувства, поэтому ступай к Его Вы… — Сначала я дождусь, пока отец не уснет, — процедил сквозь зубы Се Лянь, его глаза гневно блеснули. — Как вам угодно, — сдался Мэй Няньцин. — Но Его Высочество я позову, даже не пытайтесь со мной спорить.       Заварив какие-то травы, он вышел из комнаты.       Оставшись наедине с отцом, Се Лянь сел рядом на край кровати и тихо, почти незаметно выдохнул.       «Я должен быть сейчас сильным», — лишь одна мысль вертелась в его голове, заставляя сдерживать рвавшиеся наружу всхлипы.       Впереди было столько всего, что нужно было решить, столько ответов найти. Но сейчас его сердце согревало одно — важная часть его семьи снова рядом, пусть и не целиком…