Грешная страсть, или сын Первосвященника

      Чем дальше мужчины отдалялись от от комнаты лекаря, тем серьезнее становилось выражение лица Хуа Чэна. — Гэгэ, почему ты вдруг вернулся из монастыря? — наконец спросил он, осторожно ступая, чтобы Се Лянь, которого он нес на руках, не ощущал качки от ходьбы. — Ты плохо себя чувствуешь?       В голосе принца слышалось беспокойство. — Сейчас нет, просто устал, — уклончиво ответил Се Лянь. — Пожалуйста, не спрашивай пока ничего. Не хочу, чтобы нас кто-нибудь ненароком услышал. Поговорим в покоях, наедине.       Если принц и был разочарован таким ответом, то он ничем этого не выдал — только коротко кивнул и не стал продолжать эту тему, за что омега был крайне ему благодарен.       Оставшуюся часть пути до кухонных помещений молодые люди проделали молча. Пока они шли по коридору, Се Лянь то и дело поглядывал на Хуа Чэна, пытаясь понять его настроение. Альфа казался задумчивым и не на шутку встревоженным.       Он отпустил Се Ляня только у самых дверей дворцовой кухни. Зайдя в темное помещение, принц привычным движением нащупал свечу и несколько кусков кремния. Пара искр — и темнота, окутывавшая двоих, немного отступила. Хуа Чэн поманил Се Ляня рукой и, поставив подсвечник на длинный деревянный стол, уверенно направился вглубь комнаты.       Первосвященник с интересом огляделся — они оказались в огромном помещении, где готовились самые изысканные блюда, которые затем попадали на стол королевской семьи. Однако Се Ляню не удалось увидеть кухню целиком — она была такой большой, что одной свечи было недостаточно, чтобы осветить всё помещение. Тем не менее, это не мешало Хуа Чэну преспокойно переходить от стола к столу, наполняя широкий серебряный поднос едой. — Я нередко захожу сюда ночью, чтобы перекусить, когда засиживаюсь за работой, — словно почувствовав на себе заинтересованный взгляд Се Ляня, пояснил принц. — Гэгэ, будешь овощную похлебку?       Хуа Чэн приподнял крышку одного из глиняных горшочков с едой, оставшейся с ужина. — М-м, — задумчиво протянул Се Лянь и, подойдя к принцу, заглянул ему через плечо.       Здесь, у разделочных столов витали самые разнообразные запахи — от особо манящих до вызывавших легкое головокружение. Омега невольно попытался представить, что подавали вечером на ужин.       Вдруг тишину нарушило громкое урчание. Се Лянь приложил руку к животу. Он уже и не помнил, когда ел в последний раз, и понятия не имел, как его пустой желудок отреагирует на еду. — От похлебки, пожалуй, откажусь, — наконец проговорил он. — Давай возьмем с собой немного булочек и пойдем. — Ты точно не хочешь поесть чего-нибудь еще? — Хуа Чэн перевел озабоченный взгляд на омегу. — Ты сказал, что не ел весь день… — Булочек вполне хватит. Овощи тоже не нужно, — с этими словами Се Лянь забрал у принца поднос с едой и принялся выкладывать лишнее. Хуа Чэну оставалось только смириться и отступить.       Закончив, омега обхватил альфу за запястье и поспешно направился к выходу из кухни. — Гэгэ, может, всё-таки останемся тут, и ты нормально поешь? — спросил принц, останавливаясь. — Я переживаю… — добавил мужчина уже тише.       Несмотря на горящую свечу, которую Хуа Чэн держал в руке, в помещении без окон было очень темно, и Первосвященник не мог разглядеть лица альфы, но он отчетливо ощущал прикованный к нему проницательный взгляд. — Ну хорошо, — согласился Се Лянь и, проследовав за принцем назад вглубь кухни, сел на скамью у длинного деревянного стола.       «В самом деле, будет неплохо, если я хотя бы раз за сутки нормально поем», — решил он, понадеявшись, что на этот раз всё съеденное им останется там, где ему должно быть.       Спустя несколько мгновений перед Первосвященником оказалась овощная похлебка, хлеб и кое-какие фрукты. — Сань Лан, спасибо, но зачем так много?.. — Се Лянь принялся критически рассматривать содержимое довольно глубокой тарелки. — Съешь, сколько захочешь, — был ответ, который, как показалось Первосвященнику, прозвучал больше как просьба.       С этими словами Хуа Чэн уселся на скамью рядом с Се Лянем и принялся жевать дольку яблока.       Омега ел нарочито медленно, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно. Однако с каждой съеденной ложкой, чувство голода почему-то усиливалось, а количество супа стремительно уменьшалось. Вскоре он обнаружил, что опустошил всю тарелку, хотя изначально собирался съесть совсем чуть-чуть.       Странное урчание в животе заставило Се Ляня резко вскочить из-за стола. — Гэгэ, что такое? — озабоченно сведя брови на переносице, спросил принц, тоже поднимаясь. — Сань Лан, тут есть пустое ведро? — оглядываясь вокруг, спросил Первосвященник. — Что? Зачем тебе ведро?.. — Без вопросов, пожалуйста! Помоги мне найти ведро или что-нибудь достаточно глубокое! — с этими словами омега принялся на ощупь пробираться к стеллажам с посудой. — Подожди, присядь пока.       Через пару мгновений Хуа Чэн вернулся к столу и поставил на скамью рядом с Се Лянем пустое жестяное ведро. — Вот спасибо, — облегченно выдохнул Первосвященник и даже слегка улыбнулся.       Во взгляде принца читался немой вопрос. Сделав вид, что не заметил этого, омега сосредоточился на своих ощущениях и вскоре понял, что тревога оказалась ложной. — Если ты не хочешь больше есть, пойдем в мои покои, я объясню, — смущенно потерев кончик носа, Се Лянь поднялся и направился к выходу. — И спасибо большое за еду.       Правая бровь принца изящно приподнялась, однако он ничего не сказал, только взял подсвечник со стола и последовал за омегой.       «Я чувствую, как он волнуется, но все равно ждет, когда я сам обо всём расскажу, и старается не давить… — размышлял Се Лянь по пути в жилые помещения дворца. — Интересно, Сань Лан может догадываться, в чем вообще дело?..»       Наконец Первосвященник остановился у своих покоев и, открыв дверь, отошел, чтобы пропустить принца внутрь, но тот замер у самого входа. — Гэгэ, кажется, я забыл упомянуть… — голос Хуа Чэна прозвучал почти виновато. — Я велел заменить твою кровать, и, к сожалению, новую ещё не успели принести…       Се Лянь заглянул в покои: место его кровати действительно пустовало. — А куда подевался диван? — удивился омега. — Я решил и его обновить заодно… Хотел устроить тебе небольшой сюрприз. Видишь ли, я не думал, что ты вернешься из монастыря сегодня, — попытался оправдаться принц. — Что ж… Спасибо, конечно, — Се Лянь стоял в дверях покоев, сверля взглядом место, где раньше стояла его кровать. — Но где же мне теперь спать? — У меня, разумеется. Я уже приказал слугам перенести твои вещи.       Омега, прищурившись, посмотрел на принца. Хуа Чэн, казалось, был абсолютно искренен, однако к чему было менять абсолютно нормальную кровать и диван, Се Лянь не понимал: — Ладно, но… — Не переживай, эти слуги ничего лишнего не сболтнут, — заверил Первосвященника Хуа Чэн.       Се Лянь же волновался совсем не об этом: учитывая его самочувствие в последнее время, жить с Сань Ланом в одних покоях представлялось омеге не самым лучшим решением. Однако спорить он не стал — с этим можно будет разобраться позднее.       Оказавшись в великолепных покоях принца, Первосвященник по привычке окинул богатое убранство беглым взглядом и направился к окну. Хуа Чэн отпустил часть караула и запер дверь на замок, велев не тревожить его до полудня.       Повернувшись в сторону окна, альфа несколько секунд понаблюдал за Се Лянем. Первосвященник стоял к нему спиной, обхватив локти руками, и смотрел прямо перед собой. Эта поза выдавала его внутреннее напряжение и беспокойство, неизменно передававшееся и самому принцу.       Хуа Чэн уже не мог понять, кто из них двоих испытывал эти эмоции в большей степени — из-за связи, что не так давно образовалась между ними, мужчины были способны разделять друг с другом сильные переживания и чувства.       Наконец, альфа приблизился к Се Ляню со спины и приобнял его за бедра, притягивая к себе. Омега сразу ощутил любимый запах, постепенно окутывавший его мягким коконом. Это возымело действие, и Первосвященник тоже перестал сдерживать свои феромоны, позволяя себе немного расслабиться. — Гэгэ, теперь расскажешь мне, что случилось? — Хуа Чэн коснулся губами виска омеги, а затем склонился к его шее и потерся носом, вдыхая легкий сладковатый аромат и вместе с тем оставляя невидимую отметку на коже возлюбленного. Как же он соскучился…       В такие моменты Се Лянь имел обыкновение замирать, давая Хуа Чэну полную свободу действий. Даже во времена, когда они ещё не были связаны, юный альфа то и дело стремился пометить омегу своим запахом. Се Лянь часто позволял ему, хотя впоследствии укорял себя за распущенность. Это была его маленькая слабость, и он отдавал себе в этом полный отчет.       Благо, те времена давно прошли, и теперь сей интимный ритуал был неотъемлемой частью их встреч даже после самых коротких расставаний. Се Лянь страшно любил ощущать запах Сань Лана на себе. Он вселял ему чувство безопасности и создавал иллюзию постоянного присутствия альфы, даже если тот не был рядом физически. — Гэгэ, может, вина? — вдруг предложил Хуа Чэн, не отрываясь от своего занятия. Он чувствовал, что Се Лянь был все еще очень напряжен.       Первосвященник отрицательно покачал головой: — Мне нельзя… — Но ведь иногда ты позволяешь себе немного… — Сейчас это не из-за духовного устава, — помолчав, пояснил Се Лянь.       Принц нехотя оставил шею возлюбленного и выпрямился, по-прежнему держа руки на его бедрах, готовый выслушать всё, что омега собирался сказать. Се Лянь же не знал, с чего начать. Он повернулся к альфе лицом и, превозмогая волнение, спросил: — Сань Лан, когда ты ждал меня у Мэй Няньцина, ты слышал что-нибудь из нашего с ним разговора?       Хуа Чэн удивленно вскинул брови: — Гэгэ, я не стал бы подслушивать… — Извини, я не хотел сказать ничего такого, — тут же исправился Се Лянь. — Просто…       Он прикрыл глаза и попытался собраться с мыслями: — Видишь ли, последние несколько дней мое самочувствие оставляет желать лучшего…       Лицо принца резко помрачнело: — Поэтому ты так внезапно вернулся и сразу отправился к Мэй Няньцину? — спросил он. — Да, но это не единственная причина… То, что я сейчас скажу, наверняка станет большой неожиданностью для тебя. Я и сам даже подумать не мог, что это произойдет. По крайней мере, так скоро…       С этими словами Се Лянь посмотрел Хуа Чэну прямо в глаза. В темном как ночное небо взгляде альфы читалась тревога и вместе с тем решимость принять любое известие, которое Се Лянь собирался ему преподнести. Казалось, Хуа Чэн смиренно ожидал дальнейшего, но омега чувствовал, что нетерпение стремительно брало над ним верх.       Се Лянь сделал глубокий вдох и вдруг понял, что в одно мгновение позабыл все слова, которые так тщательно подбирал по дороге в столицу. Будь ситуация немного иной, он от души посмеялся бы над собой. Однако он не мог и далее мучить Хуа Чэна своей нерешительностью. — Сань Лан, — сжав ладонями руки принца, наконец проговорил Се Лянь. — Если все пойдет хорошо, то где-то через семь месяцев мы, возможно, станем родителями…       Стоило ему это сказать, как по его телу — с макушки до самых кончиков пальцев ног — пробежала мощная волна мурашек, а в районе солнечного сплетения что-то дрогнуло и волнительно сжалось.       В комнате повисла звенящая тишина. Оба молодых человека замерли, словно изваяния, один в ожидании, другой — в попытке осознать смысл только что услышанных слов. Они стояли, тесно соприкасаясь телами, и лишь их сердца колотились с бешеной скоростью.       Первым не выдержал Се Лянь: — Сань Лан, пожалуйста, не молчи… — взмолился он, чувствуя, как в носу защипало от наворачивающихся слез. — Скажи уже что-нибудь…       Хуа Чэн выглядел так, будто его оглушили. Он на мгновение потерял ощущение времени и пространства и только ошеломленно вглядывался в лицо омеги, будто хотел найти на нем подтверждение того, что ему не послышалось. — Скажи это еще раз… — полушепотом вдруг попросил он, крепче сжимая талию Се Ляня.       Омега непонимающе моргнул, и с его ресниц сорвалась одинокая слезинка: — Что?.. — Еще раз. Скажи это снова, — тихо повторил Хуа Чэн.       Се Лянь сглотнул застрявший в горле ком и, прикрыв глаза, произнес: — Я на втором месяце беременности, и если все пойдет хорошо… у нас будет ребенок.       «Ребенок… Наш…» — Первосвященник замер, ощущая, как слова отпечатывались в его сознании, преображаясь и материализуясь в нечто почти что физически осязаемое.       Омега вздрогнул от прикосновения прохладных пальцев к своей щеке. Волнение, читавшееся в запахе Хуа Чэна, вдруг сменилось каким-то неописуемым восторгом, который постепенно заполнил всё его существо. — Се Лянь, клянусь, ты когда-нибудь станешь моей погибелью… — стараясь совладать с бурей эмоций, разразившейся у него внутри, проговорил принц.       Омега невольно всхлипнул, распахнул глаза и устремил взгляд на Хуа Чэна. Выражение его лица было очень сложно прочитать: слегка нахмуренные брови, а на губах немного растерянная, но совершенно счастливая улыбка. Казалось, альфа всё ещё пребывал в состоянии легкого неверия в реальность происходящего, находясь где-то на границе между сном и явью. При этом взгляд принца лучился такой нежностью, что Се Лянь почувствовал, как у него защемило в груди от желания броситься возлюбленному на шею и забыться.       Но он не успел. Принц первым подался вперед и плотно приник к губам омеги, утягивая его в поцелуй. Это не был один из тех глубоких и жарких поцелуев, которые мужчины дарили друг другу в порыве страсти. Но именно к этому воспоминанию Се Лянь впоследствии не раз возвращался в своих мыслях. То был один из самых чувственных поцелуев в его жизни.       Стоило Хуа Чэну немного отстраниться, чтобы перевести дыхание, с губ Первосвященника сорвался тихий полувсхлип, потом еще один и еще. Его плечи дрогнули, а по лицу заструились два потока горячих слез. — Ну-ну, гэгэ, — ласково прошептал принц, нежно проводя большим пальцем по щеке омеги, смахивая крупные слезинки, на место которых тут же прибывали новые.       С каждой секундой омегу накрывало все сильнее и сильнее. Он понятия не имел, что на него нашло, но притворяться перед Сань Ланом у него никогда не получалось. Вот и сейчас его душу словно вывернуло наизнанку, и он ничего не мог с этим поделать.       Се Лянь обхватил руками шею альфы и прижался к нему, всем телом содрогаясь от рыданий. Он чувствовал себя так, будто у него внутри развязался какой-то тугой узел, не дававший ему все это время дышать полной грудью, и теперь напряжение и переживания всех последних дней выходили из него вместе с соленой влагой.       Реакция возлюбленного мгновенно отрезвила Хуа Чэна. На одно короткое мгновение он запаниковал, испугавшись, что перегнул палку и сделал что-то не так, но, прислушавшись к запаху омеги, принц понял, что Се Лянь испытывал облегчение и вместе с тем глубокую печаль, граничившую со скорбью. Последнее заставило альфу насторожиться, но он не подал виду, а лишь позволил успокаивающим феромонам плотнее окутать мужчину в его объятиях и принялся легонько укачивать его, словно ребенка. — Гэгэ, — ласково прошептал Хуа Чэн, склонившись над ухом омеги. — Я понимаю, что это очень неожиданно, но ведь всё в порядке, всё хорошо… Разве нам не должно радоваться?       Губы принца почти касались уха Се Ляня, а его теплое дыхание приятно щекотало кожу. Омега почувствовал непреодолимое желание рассмеяться в голос, но все-таки сдержался, решив, что так напугает Сань Лана еще больше. — Значит, ты рад… — прерывисто вздохнув, проговорил Первосвященник. — Ну, конечно! — Хуа Чэн с чувством сжал плечи омеги и немного отстранился, чтобы заглянуть ему в глаза. — Я и мечтать не мог, что ты… Что мы… Подумать только… У нас будет ребенок…       Се Лянь ощутил, как внутри у него что-то затрепетало и вместе с тем болезненно сжалось от этих слов. Ведь было еще кое-что, о чем он умолчал, и это «что-то» могло причинить его альфе боль. Такого исхода Се Лянь хотел меньше всего на свете, особенно после того, как увидел столь искреннюю радость на лице Хуа Чэна. — Неужели ты ожидал от меня иной реакции? — вдруг спросил принц. — Не то чтобы, но… — Се Лянь слегка повел плечами. — Через две недели тебе предстоит взойти на трон, там будет столько дел и проблем… А еще вся эта непонятная ситуация с моим саном… И монастырь… Помолвка и наша свадьба, наконец… Еще Верховный Епископ со своими требованиями…       Чем дальше Се Лянь говорил, тем стремительнее меркла улыбка на губах альфы. Он видел, что омега разошелся не на шутку, и если это не остановить, тот накрутит себя еще больше. — Гэгэ, — мягко прервал его Хуа Чэн. — За меня тебе точно не стоит волноваться. Уверяю, я уж разберусь со всем, чем должно, ведь я не один в этом. Пожалуйста, говори сейчас о себе.       Брови омеги нервно дрогнули — он совершенно забыл, что не скрывал свой запах и Хуа Чэн мог читать его как открытую книгу. Первосвященник замолк, собираясь с мыслями. — Но Сань Лан… — нерешительно проговорил он, постепенно успокаиваясь. — Ты ведь так молод… Неужели ты готов к детям?..       Уголки губ принца едва заметно приподнялись, а брови стремительно поползли вверх. Альфе пришлось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться: — Гэгэ, стоит ли задавать такой вопрос, когда уже все случилось? Знаешь, это напоминает мне один наш старый разговор, тогда ты еще был моим наставником… Мы давно достигли возраста, когда у многих пар появляются дети. Но неужели ты правда веришь, что возраст все определяет?       Шмыгнув носом, Се Лянь озадаченно нахмурился, но так и не нашелся, что сказать. — Нет, конечно, нет… — помолчав, ответил он. — Я просто волнуюсь, что всё это так неожиданно и как будто не…       Омега осекся на полуслове и шумно вздохнул. Почувствовав неладное, Хуа Чэн мягко приподнял его лицо за подбородок, заставляя посмотреть себе прямо в глаза: — Но разве не говорят, что самое лучшее в жизни случается с нами внезапно?       Се Лянь почувствовал, как его и без того опухшие от слез глаза снова наполнились влагой. Он всхлипнул, но продолжил молча взирать на принца. Выражение лица альфы смягчилось еще больше, и он принялся успокаивающе поглаживать омегу по спине, вырисовывая на ней широкие круги: — Гэгэ, ты можешь доверить мне любые свои мысли и беспокойства. Расскажи мне все как есть — что на самом деле не дает тебе покоя?       «Голая правда, должно быть, лучше любой белой лжи…» — подумал Се Лянь и легонько кивнул. — Сань Лан… — неуверенно начал он. — Я так странно чувствую себя сейчас. В голове с трудом укладывается, как всё это могло произойти, ведь я… Ты знаешь… По идее, я не могу иметь детей, и… Я совершенно не был готов к такому повороту событий… Я даже не уверен, что смогу… Ведь те настойки, которые я принимал… О Боги… — Се Лянь резко умолк, прикрыв рот рукой, и отвернулся, чувствуя, как стремительно он терял контроль над своими эмоциями. — Гэгэ, пожалуйста, даже не думай об этом… — прошептал Хуа Чэн, снова подходя к Се Ляню со спины и обнимая его сзади. — Сань Лан, мне так жаль… — проговорил омега, обхватывая ладонями руки принца — слезы с новой силой потекли по его щекам. — Если бы только я был умнее тогда, я бы ни за что так не поступил… Теперь есть риск, что я не смогу выносить ребенка…       Хуа Чэн прижался щекой к голове омеги. Взгляд его единственного глаза влажно блеснул: — Гэгэ, что бы ни случилось, я… — Ты разочаруешься во мне, если… у меня не получится?.. — Ни за что на свете, — горячо прошептал альфа. — Никто и ничто не в силах заставить меня отвернуться от тебя или плохо подумать о тебе. Помнишь, как недавно я сказал, что был бы безмерно счастлив, даже если бы ты согласился быть со мной только при условии платонических отношений?       Се Лянь слабо кивнул. — Я был абсолютно серьезен тогда, — продолжил принц. — А ведь это значило бы, что у нас никогда не будет детей. И я был готов к этому… Ведь самое важное для меня — это ты, мой истинный омега, моя родственная душа, единственный человек, ради которого мне не страшно отдать свою жизнь…       Хуа Чэн вдруг запнулся на полуслове, испугавшись, что своими речами только больше взволнует Се Ляня. — Не говори так, — прошептал омега. — Прости, гэгэ, но это правда… И ты знаешь это.       Вопреки ожиданиям принца, омега несколько успокоился и чуть сильнее сжал ладонями его руки. Это придало Хуа Чэну сил: — А что, если этот шанс — благословение, данное нам свыше? — продолжил он. — Ведь если мы смогли зачать ребенка сейчас, то, быть может, в будущем удастся снова. — А если не удастся? Что, если сейчас так получилось только потому, что настойка моей матушки еще не подействовала полностью? — резко возразил Се Лянь. — Что, если с годами мое здоровье будет становиться только хуже? — Я найду для тебя лучших лекарей. — А если они будут бессильны, как Мэй Няньцин сейчас? — Мы не можем знать наверняка, гэгэ, — с этими словами Хуа Чэн положил ладони на талию Се Ляня и развернул его лицом к себе. — Что бы ни случилось в дальнейшем, мы пройдем это вместе. — Даже если ничего не получится, и у нас никогда не будет своих детей? — всхлипнув, упрямо повторил Се Лянь. — Даже если так. С самого начала я был готов. И я уже говорил тебе это, когда надел кольцо на твой палец. Я никогда не отказываюсь от своих слов, — во взгляде Хуа Чэна читалась тихая решимость. — Теперь, когда я благословлен возможностью прожить свою жизнь рядом с тобой, едва ли что-то способно омрачить для меня эту радость. Большего мне не нужно. Даже если мы не сможем жить так же, как другие семейные пары… Если ты будешь рядом, ничто другое не имеет значения. Да и в нашем-то положении, — тут альфа горько усмехнулся, — мы никогда не сможем жить, как другие люди. Мы были рождены не для того.       Се Лянь прерывисто выдохнул и опустил глаза: — Сань Лан… Признаться честно, я очень переживал, когда ты сделал мне предложение. Мне казалось, ты не совсем понимал, на что согласился тогда. Я боялся, впоследствии ты можешь пожалеть о том, что выбрал омегу, не способного подарить тебе потомство. Я думал, у тебя могли быть ложные надежды на сей счет, поэтому я так старательно избегал разговоров об этом, чтобы не давать ни тебе, ни себе ложной надежды… А теперь…       Хуа Чэн, не отрывая внимательного взгляда от омеги, слушал, ловя каждое его слово. — Теперь я не знаю, что и думать, — переведя дух, закончил Се Лянь.       В ответ альфа положил ладонь ему на затылок: — Гэгэ, все, что я говорил тебе, я говорил искренне. Я никогда не пожалею ни об одном своем выборе в пользу тебя. Ты веришь мне?       Была ли причина в том, что Се Лянь почувствовал непоколебимую уверенность принца, которая отчасти передалась и ему, но он вдруг перестал плакать и крепко обнял Хуа Чэна. Тогда сильные руки уже в который раз за вечер подняли его в воздух и аккуратно усадили на широкий подоконник. Теперь раскрасневшееся от слез лицо омеги было почти на одном уровне с глазами альфы. — Гэгэ… — наконец улыбнувшись, Хуа Чэн ласково провел по щеке омеги тыльной стороной ладони.       Он был по-прежнему насторожен, но старался не показывать этого. Взгляд принца лучился такой любовью, что Се Лянь не удержался и мягко потрепал Сань Лана по щеке в ответ. Тот, казалось, выдохнул с облегчением. — Вот так, умница, успокаивайся, — почти промурлыкал альфа, запуская пальцы в волосы омеги и позволяя каштановым прядям проскользить по его ладони. — Прости, по идее, это я должен был тебя успокаивать, — подавив очередной всхлип, пробормотал Се Лянь. — Из-за меня все снова пошло не так… Я испортил тебе все настроение? — Гэгэ, что ты такое говоришь? Ничего подобного! Я прекрасно понимал, что этот разговор не дастся тебе легко, так что я был готов. — Стой, подожди! Что? — вдруг встрепенулся Се Лянь.       Хуа Чэн удивленно повел бровями: — О чем ты?       Первосвященник вдруг нахмурился: — Ты только что сказал, что был готов к этому разговору, или мне послышалось?..       Во взгляде принца промелькнула какая-то странная искорка: — Именно так я и сказал, гэгэ. — Что это значит?..       Вдруг Хуа Чэн резко выпрямился и взлохматил себе волосы, запустив в них пальцы. То был жест, совершенно ему не свойственный. Се Лянь пристально наблюдал за ним. — Понимаешь… Альфы очень многое знают о своих омегах, — наконец проговорил принц.       От Се Ляня не укрылось то, как внимательно Сань Лан следил за его реакцией, явно волнуясь. — Иногда мне может быть известно даже то, что ты сам до конца о себе не знаешь… Или не осознаешь в какой-то определенный момент.       Речи Хуа Чэна, обычно поражающие своей прямотой, вдруг сделались такими витиеватыми, что омега чуть не цокнул языком от досады: — То есть хочешь сказать, что ты всё знал? — … Да, — выдержав паузу, признался принц. — Но не могу сказать, что действительно «знал»… Скорее, чувствовал… — И ты ничего не сказал мне?! — вспыхнул Се Лянь, но встретив несколько растерянный взгляд Хуа Чэна, взял себя в руки.       «И почему это я вдруг вспылил?» — мысленно удивился он. — Гэгэ, я пытался поговорить, — продолжил принц. — Но я увидел, что ты не имел ни малейшего понятия, что с тобой происходило, поэтому я решил довериться своей интуиции и… — Почти два месяца скрывал от меня, что знаешь. — Гэгэ, — со вздохом Хуа Чэн снова приблизился вплотную к Се Ляню и положил ладони на его плечи. — Мне тоже это далось непросто… Я почувствовал, что будет неправильно, если я сообщу тебе об этом. Хоть убей, но я как будто знал, что так не должно быть. И не потому, что я хотел, чтобы ты сам рассказал мне о ребенке… Что-то глубоко внутри меня подсказывало, что тогда нужное время еще не наступило… Это все, что я могу тебе сказать… Клянусь, я не хотел обманывать тебя…       Се Лянь нервно облизал губы и отвел взгляд в сторону. Какое-то время мужчины молчали, каждый в своих мыслях, однако при этом они чувствовали любое малейшее изменение в состоянии друг друга. — Я понимаю… — наконец Первосвященник поднял голову и заглянул альфе в глаза. — И ты, вероятнее всего, был действительно прав… Но как ты узнал?.. — Очень просто — твой запах, — лицо Хуа Чэна несколько просветлело. — Я различил в нем что-то новое и долго ломал голову, что же это могло быть, пока в один прекрасный момент не осознал, что ты… носишь ребенка.       В голосе принца было столько нежности и с трудом сдерживаемой радости, что Се Лянь почувствовал, как его сердце снова зашлось бешеным ритмом. Он подался вперед и уткнулся лицом в грудь Сань Лану, стоявшему прямо перед ним.       На этот раз принц не смог сдержать тихий смешок: — Но сегодня, когда ты сказал мне о ребенке… Не смотря на то, что я уже знал… Мне кажется, я мог бы сойти с ума… Что же ты делаешь со мной, гэгэ…       Хуа Чэн в очередной раз осознал, какими поверхностными становятся любые слова, которыми он пытается выразить свои чувства к Се Ляню. Его любовь, его верность и привязанность невозможно облечь во что-то столь обыденное, как звуки. Быть может, когда-нибудь он попробует изобразить это в камне или перенесет свои чувства на холст, но в тот момент самым искренним оказалось простое «как же сильно я люблю тебя». Ответом ему были горячие слезы. — Но если ты смог почувствовать ребенка по запаху, почему же никто мне ничего не сказал, даже Мэй Няньцин?.. — не унимался Се Лянь. — Потому что я — твой альфа, — вдруг гордо ухмыльнулся Хуа Чэн, — только я могу чувствовать любые изменения в тебе на столь раннем сроке.       Глядя на эту лисью ухмылку Сань Лана, Се Лянь не мог не улыбнуться в ответ. — Гэгэ больше не злится на меня? — Нет, — покачал головой омега. — Извини, я и сам не ожидал, что вдруг начну раздражаться… Я был очень удивлен, не более… Просто как-то сложно это понять и… — Тебе не нужно передо мной оправдываться, — проговорил Хуа Чэн, наклоняясь вперед и целуя Се Ляня в макушку. — Я все понимаю. — Но если бы я не рассказал тебе всё сегодня, ты бы и дальше ничего не предпринимал?       Альфа как будто был готов к этому вопросу: — Разумеется, я бы сам поговорил с тобой в ближайшее время — все-таки у нас не так его много. Нам обязательно нужно пожениться до того момента, когда твоя беременность будет уже заметна. Я продумал запасной план нашей свадьбы.       Се Лянь удивленно вздернул брови: — Не поделишься со мной?       Хуа Чэн коротко кивнул: — На самом деле первоначальный план несильно изменился. Просто теперь самое главное событие случится раньше. И я несказанно этому рад. — Ты собираешься провести коронацию раньше? Когда? — ужаснулся омега, мгновенно представив, какую шумиху и недовольство в высших кругах может спровоцировать подобное решение. — Вообще-то я имел в виду нашу свадьбу…       Вдруг Се Лянь еле слышно ойкнул от неожиданности — Хуа Чэн подхватил его на руки и принялся кружиться по комнате. Омеге оставалось только крепко вцепиться в плечи принца. — Гэгэ, только не говори мне, что все твои мысли заняты коронацией. Неужели ты совершенно не ждешь того, что будет после? — Жду, конечно… Просто эта церемония — лишь дань уважения традициям. Для меня мы поженились тот момент, когда ты поставил на мне метку.       Вдруг Хуа Чэн остановился и внимательно вгляделся в лицо омеги: — Я чувствую то же… Но мне казалось, что для тебя, как для Первосвященника, сама церемония бракосочетания по канонам очень важна. — О каких канонах ты мне тут говоришь, когда… — Се Лянь неожиданно для самого себя смутился, обнаружив, что, говоря, положил ладонь себе на живот. — Проехали.       Ответом ему был низкий бархатистый смех, отдававшийся легким звоном в ушах. Комната снова поплыла и стала раскачиваться. — Сань Лан, умоляю, опусти меня вниз, иначе мне станет плохо… — наконец взмолился омега. — О боги, — спохватился Хуа Чэн и тут же остановился. — Прости меня, я совсем забылся… Ты как? — Жить можно, — слабо усмехнувшись, ответил Се Лянь. — Ты можешь поставить меня вниз. — Ну нет, — губы альфы растянулись в хитрой ухмылке. — Теперь я всегда буду носить тебя на руках.       Первосвященник было приготовился запротестовать, как вдруг на его лоб, щеки, глаза и губы обрушился шквал поцелуев. Он снова зажмурился и, не сдержавшись, рассмеялся: — Сань Лан, ха-ха, ну пожалуйста… Полегче, ха-ха-ха…       Когда взрывная волна эмоций принца немного улеглась, он бережно поставил Се Ляня на пол и, снова прижав к себе, спрятал лицо в изгибе его шеи: — Прости меня, гэгэ… Мне кажется, я сплю… Ты делаешь меня самым счастливым человеком на свете…       Омега открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так и не нашел подходящих слов. Он обвил руками шею альфы в ответ и прижался щекой к его щеке. — Можешь пообещать мне, что отныне будешь волноваться исключительно о себе и своем здоровье? — вдруг проговорил Хуа Чэн.       Омега отрицательно мотнул головой. — Гэгэ, что это значит? — мягко улыбнувшись, спросил принц. — Я всегда буду беспокоиться о тебе, — с усталым вздохом отозвался Се Лянь. — Так было всегда, так будет продолжаться и впредь. — Тогда, пожалуйста, пообещай, что, как только у тебя в голове будут возникать тяжелые мысли, ты будешь делиться ими со мной?       На это омега активно закивал. Беззвучно усмехнувшись, Хуа Чэн поцеловал его в лоб: — Будь что будет, все в любом случае идет своим чередом… А пока… Почему бы нам не насладиться тем, что у нас есть сейчас?       С этими словами Хуа Чэн коснулся лица омеги. Впервые за время их долгого ночного разговора на губах Се Ляня расцвела искренняя улыбка. Это не могло не радовать — принц ощутил, как с его сердца словно упал тяжелый камень. Всем своим существом он чувствовал, что его омега испытывал облегчение.       Медленно склонившись к все еще красному от слез лицу Се Ляня, Хуа Чэн на мгновение помедлил, словно прося разрешения. Легкая улыбка на губах омеги стала чуть шире, и он, подавшись вперед, всецело отдался поцелую. — Сань Лан… Спасибо тебе, — наконец отстранившись, чтобы перевести дыхание, прошептал Се Лянь и снова прижался к груди принца. — Мне приятно слышать, что гэгэ нравится, как я целуюсь, но, правда, благодарить необязательно.       С губ омеги вырвался непроизвольный смешок, но он только сильнее прижался к Хуа Чэну. — Гэгэ, скоро будет светать, тебе нужно отдохнуть, ты, должно быть ужасно устал, — с этими словами принц подвел Се Ляня к кровати и принялся развязывать пояс его верхних одежд. — Мне надо умыться, я весь в дорожной пыли, — вдруг спохватился Первосвященник. — Уже неважно, думаю, мы оба порядком обмазали ей друг друга, — был ответ. — Ложись так, завтра я велю поменять нам постель, вот и все. — Да, и про диван не забудь, — не удержавшись, съехидничал Се Лянь. — Этот диван я бы предпочел оставить, все-таки он хранит слишком много важных для меня воспоминаний, — возразил Хуа Чэн, помогая Первосвященнику снять с себя верхнюю одежду. — Например? — Ну взять хотя бы те несколько ночей, когда ты впервые провел со мной гон.       Се Лянь вдруг задумался: — Если так подумать, это был первый гон, который мы провели вместе. Ты, по идее, не должен много помнить. — Ну, мне нравится фантазировать на эту тему. — Сань Лан… — А что? Знал бы ты в каком углу покоев я обнаружил этот самый диван, когда проснулся, — загадочно ухмыльнувшись, Хуа Чэн многозначительно глянул на омегу и направился к своей стороне кровати. — Кстати об этом, — Се Лянь, стараясь не обращать внимания на свои «очень чистые ноги» после дня, проведенного в дороге, взобрался на кровать. — Я тебе не говорил, но я тоже почти ничего не помню из того, что происходило во время твоего гона. Вероятнее всего, тогда у меня началась течка. — Я тоже думал об этом, — ответил принц, укладываясь подле Се Ляня. — Если все было действительно так, то всё вполне логично. — Относительно логично, — поправил Хуа Чэна омега. — По идее, у меня не могло быть течки, к тому моменту она не наступала уже полтора года. — Гэгэ, — голос альфы вдруг посерьезнел. — А ты никогда не думал, что это очень странно: твоей матушке, единственной из множества известных лекарей и травников-целителей, удалось создать столь необыкновенную настойку, способную лишить омегу природной способности продолжать свой род?       Се Лянь, в этот момент укрывавший их с принцем одеялом, настороженно замер. — Я просто подумал, что все уж как-то слишком гладко складывается, — продолжил Хуа Чэн. — Тебя всегда воспитывали как альфу, ты не особо посвящен в то, с чем приходится сталкиваться омегам, потому что с юношества принимал настойки, которые подавляли твой запах и предотвращали течку. Но те настойки не могли лишить омегу способности забеременеть, так? — Так, — подтвердил Се Лянь, оторопело глядя перед собой. Он начал понимать, к чему клонил принц. — Как ты думаешь, могла ли твоя матушка прибегнуть к, скажем, лжи во благо, зная, с чем тебе придется столкнуться как Первосвященнику-омеге?       Се Лянь перевел изумленный взгляд на Хуа Чэна: — Ты хочешь сказать, что матушка соврала о том, что та настойка может лишить способности рожать детей? — Мн, — кивнул принц. — Что, если те настойки, которые ты принимал ранее, только лишь нарушили твой гормональный фон? А та, что ты выпил, желая избавиться от течки навсегда, была пустышкой? А её эффект… — Лишь последствие моей убежденности в ее действии? — закончил за Хуа Чэна Се Лянь. — И следствие многолетнего употребления подобных отваров. — Фу-у-х, — Се Лянь устало провел ладонью по лицу. — Как-то слишком много всего для одной ночи… Но я полагаю, такое имело место быть… — А еще… меня не было рядом с тобой, — пробормотал принц.       Се Лянь озадаченно нахмурился — он понимал, что Сань Лан не шутил. К тому же, омега точно знал, что никогда не реагировал на других альф, кроме Хуа Чэна. Да и если учесть, что за годы странствий ему не повстречалось ни одного доминантного альфы, каковым Хуа Чэн безусловно являлся, получалась весьма правдоподобная теория. — Занятно… — помолчав, проговорил Се Лянь. — И ведь это даже проверить нельзя… Я понятия не имею, где сейчас моя матушка… Но послушай, она же не смогла иметь детей после меня. И все как раз-таки из-за этой настойки. — Дело необязательно только в настойке, — возразил Хуа Чэн, внимательно наблюдая за реакцией омеги. — Возможно, у них с твоим отцом просто не получалось, и она решила не рассказывать тебе об этом. Гэгэ, меня не покидали эти мысли каждый раз, после того, как мы с тобой… «спали» вместе. Но ты был так уверен, что последствий не будет, и вскоре я тоже почти поверил в это… — «Почти»? — Именно, — отозвался альфа. — Помнишь, в Юнъань Мэй Няньцин лечил тебя одной пахучей мазью из особенных трав? — А ты откуда знаешь?.. — удивленно моргнул Се Лянь. — Это я попросил его сделать эту мазь для тебя. Я все никак не мог поверить, что та «особенная настойка» твоей матери могла в самом деле… сотворить такое… Если бы ты не отреагировал на запах мази, это бы означало, что снадобье действительно обладало столь опасным свойством. Но, по словам советника, тебе не понравился ее запах. А значит, твой организм по-прежнему работал как организм омеги. Что мы и видим сейчас…       Се Лянь, к удивлению принца, не выглядел потрясенным этой новостью. — Но я поступил так лишь потому, что очень переживал за твое здоровье. Никаких иных причин идти на это у меня не было, — поспешил объясниться Хуа Чэн прежде, чем омега начнет задавать ему вопросы.       Однако Се Лянь лишь усмехнулся. — Что тебя так развеселило? — удивленно поинтересовался принц. — Понятия не имею… — пожал плечами Се Лянь. — Просто в итоге всё сложилось так, что теперь не угадаешь, что к чему на самом деле. Мэй Няньцин, к слову, рассказал мне про мазь, но тебя он не упоминал. Спасибо, что сам сказал мне об этом. — Мне следовало сделать это раньше… Прости, гэгэ. — Тебе не за что извиняться, — устало улыбнувшись, омега наконец опустился на мягкие подушки и придвинулся поближе к Хуа Чэну. — Учитель был прав — ты все-таки беспокоишься о моем здоровье куда больше, нежели я сам… Я могу только поблагодарить тебя. А что касается твоего предположения по поводу той настойки… Честно признаться, я никогда не сомневался в словах матушки… Но теперь… Мне бы очень хотелось, чтобы ты оказался прав…       В голосе Первосвященника вновь послышались печальные нотки. — Гэгэ, иди ко мне, — Хуа Чэн широко развел руки в стороны, приглашая омегу в свои объятия.       Се Лянь не нуждался в повторном приглашении. Прижавшись к принцу и положив голову ему на плечо, омега закрыл глаза и вдохнул столь любимый им запах. Наконец у него на душе стало по-настоящему спокойно. — Будь что будет, — прошептал Хуа Чэн, словно прочитав мысли Се Ляня. — Не думай о том, чего еще не произошло, и не тревожь себя мыслям о давно прошедшем. Все, что имеет значение — это сейчас...