Грешная страсть, или сын Первосвященника

      С того самого дня жизнь в королевском дворце Сяньлэ закипела — началась подготовка к коронации Его Высочества Наследного принца, которую было решено провести через полтора месяца в первый день зимы. Хуа Чэн не хотел так долго ждать, но многим важным гостям предстояло ехать издалека.       По дворцу день и ночь сновали лакеи, посыльные и представители заграничных делегаций, приносившие Хуа Чэну послания от правителей разных стран с выражением самых дружественных намерений. Похоже, сплетням о наследном принце, которые было пытался распространять Пхумилон Чакри, никто не поверил. Зато слухи о свадьбе Хуа Чэна разлетелись по миру с невероятной скоростью.       Как правило, большинство монархов играли свадьбу сразу вслед за коронацией. И тот факт, что Хуа Чэн не делал никаких публичных заявлений по этому вопросу, только подогревал интерес жителей Сяньлэ и высокопоставленных людей за границей.       В личную канцелярию принца каждый день приходило множество предложений о политически выгодных браках: одни обещали богатство, другие — земли, а третьи — статус. Однако Хуа Чэн и не думал прикасаться ни к одному из этих писем, поручив всю «грязную работу» бедняге Инь Юю, который, по рекомендации Хэ Сюаня, стал вторым личным помощником принца. Днями напролет молодой человек отвечал на сотни писем, подыскивая самые вежливые формы отказа. Также на его плечи легла ответственность за рассылку приглашений на церемонию коронации.       Разумеется, свадьба принца стала любимой темой для обсуждений среди дворцовой прислуги и в салонах придворных дам, которые затем передавали все сплетни своим мужьям, министрам, служащим и герцогам. Те только качали головами, ибо в случае с Хуа Чэном слухов было предостаточно, но едва ли они были близки к истине. Те же, кто знал правду, обязались хранить молчание.       Казалось, общее оживление распространялось на все сферы жизни в королевстве. На фоне происходящего было объявлено о начале работ по восстановлению монастыря Тайцан. Се Лянь с замиранием сердца принял от Хуа Чэна официальную бумагу о том, что отныне обитель будет под защитой королевской власти, и любой, кто посягнет на святыню, станет врагом королевской семьи.       Позднее Первосвященник вместе с остатками братии отправился на место руин родного дома. Бывшие монахи обители Тайцан со слезами на глазах встречали Се Ляня. В душе каждого из них вновь расцвела надежда на лучшее будущее и возрождение былого величия монастыря, который на протяжении сотен лет являлся центром духовной жизни в столице и оказывал посильную помощь всем нуждающимся.       Глядя на следы страшного пепелища, Се Лянь всеми силами старался не представлять себе всё то, что когда-то было на этом месте. Его ужасала мысль о том, сколько людей пострадало из-за пожара, пока сам Первосвященник вместе с преданным ему Му Цином мчался во весь опор в сторону границы, спасая собственную жизнь.       «Всё это в прошлом», — мысленно повторял омега и всячески мужался перед братией, произнося вдохновляющие речи. Однако, вернувшись во дворец, Се Лянь заперся в своих покоях и дал волю чувствам.       В какой-то момент омега буквально взвыл от душевной боли. Покинув Сяньлэ и начав скитаться, он никогда не опускал руки и не позволял себе подолгу грустить, дабы не подрывать своим видом боевой дух Му Цина. Тогда перед Се Лянем стояла лишь одна задача — выжить и не попасться в лапы Цзюнь У.       Теперь же с горячими слезами выходила вся горечь и боль утраты, подавляемая где-то глубоко внутри на протяжении нескольких лет. В таком состоянии Се Ляня застал Хуа Чэн, которого позвал личный слуга Первосвященника, давно прознавший об истинной природе его отношений с принцем.       В тот день Хуа Чэн провел в покоях омеги весь остаток дня и ночь, отменив все свои дела. Принц не пытался успокоить Се Ляня, он прекрасно понимал, как важно было возлюбленному сполна прожить старую боль, чтобы наконец отпустить её и двигаться дальше.       Принц держал Се Ляня в объятиях, пока тот содрогался от рыданий. Альфа разделял душевные муки своего омеги, ведь они были связаны, и сильные переживания одного неизменно передавались другому, пусть и в несколько приглушенном виде.       Вскоре нижняя рубашка Хуа Чэна в области груди стала насквозь мокрой от слез, но мужчина не обращал на это никакого внимания. Он продолжал обнимать омегу, нежно поглаживая его по голове и время от времени целуя в макушку.       Ближе к полуночи Се Лянь успокоился и уснул. Хуа Чэн же, погрузившись в свои мысли, еще долго наблюдал за мирно спящим омегой. Он предвидел, что поездка на гору Тайцан станет своего рода испытанием для Се Ляня, ведь и сам принц, проездом побывавший на месте обители пару лет назад, с содроганием сердца лицезрел груды обгоревших и отсыревших досок, когда-то являвших собой стены храмов и монастырских келий. Да и по рассказам местных жителей, пожар, внезапно начавшийся в ту ночь, был страшен словно кара небесная.       Однако такой бурной реакции Се Ляня альфа никак не ожидал — Первосвященнику доводилось видеть вещи намного хуже этого… Неужели принц ошибался, думая, что хорошо знал омегу? Или же он упустил что-то из виду?..       На следующий день Хуа Чэн встал с рассветом и отправил слугу за завтраком. На сердце у альфы было тревожно, поэтому он решил поработать в покоях Первосвященника, пока тот не проснется. Однако Се Лянь, очнувшийся через пару часов, показался ему довольно бодрым и даже веселым по сравнению с тем, как он чувствовал себя накануне.       С удовольствием съев свой завтрак и от души поблагодарив Сань Лана за поддержку и заботу, Первосвященник чмокнул того в лоб и умчался в город, чтобы договориться о поставке дерева к месту начавшегося строительства нового монастыря.       Сказать, что Хуа Чэн был удивлен, значило ничего не сказать. С одной стороны, он испытал огромное облегчение, увидев, что гэгэ быстро оправился от своего вчерашнего расстройства. С другой стороны, такие резкие изменения и приступы бурной деятельности могли быть признаком тяжелого эмоционального состояния.       Убедив себя в том, что Первосвященник выглядел более-менее нормально, если не обращать внимание на бледный цвет лица и припухшие глаза, Хуа Чэн погрузился в государственные заботы, однако личному слуге Се Ляня было строго наказано внимательнее прежнего наблюдать за своим господином и, чуть что, сообщать принцу даже о малейших изменениях в его состоянии.       Самому же Се Ляню сделалось как-то неловко перед Сань Ланом из-за своего поведения. Он не мог понять, почему вдруг «слетел с катушек» и потерял всяческий контроль над собой. Да, видеть то, что осталось от родного дома, где ты когда-то был счастлив вместе с родителями, которые сейчас находились где-то далеко, и непонятно, живы ли оба, — больно. Но ведь не настолько всё было ужасно и безнадежно… К тому же, на данный момент в жизни Се Ляня всё складывалось на удивление хорошо, как и обещал ему Хуа Чэн перед возвращением в Сяньлэ. Причин для такого эмоционального срыва, по сути, не было…       «Сань Лан усердно трудится, я хочу быть ему поддержкой, а не грузить его своими расстройствами», — мысленно сетовал омега.       Однако, погрузившись в заботы — каждодневные службы в Кафедральном соборе, подготовку к церемонии коронации и строительтво монастыря, Первосвященник перестал думать о произошедшем.       Вскоре к Се Ляню с Му Цином присоединился Фэн Синь. Втроём им удалось собрать строительную бригаду из горожан-добровольцев, предложивших монахам свою помощь в восстановлении обители. Первосвященник был безмерно счастлив. Каждый день он работал не покладая рук вместе со всеми и надеялся, что его отцу удастся увидеть хотя бы одно новое монастырское строение перед возвращением в Уюн. Предстоящая встреча с отцом одновременно и радовала, и ужасала Се Ляня.       Один раз на место работ прибыл сам Хуа Чэн и лично похвалил всех трудящихся над постройкой новой обители. Первосвященник был очень благодарен ему за этот жест.       Видеть своего омегу в столь прекрасном расположении духа было истинным счастьем для принца. И пусть им в последнее время не удавалось проводить достаточно времени вместе по причине страшной занятости обоих, альфа чувствовал внутреннее удовлетворение и гордость за возлюбленного.       Дела у самого Хуа Чэна продвигались не всегда так же гладко. Подготовка к коронации шла полным ходом, многое нужно было завершить в кратчайшие сроки. Вдобавок ко всему, ситуация с повстанцами из Юнъань постепенно начала перерастать из простой «сложности» в настоящую проблему.       Устраивать праздник в такое время казалось не самым лучшим решением, однако править страной, не имея на то полноценных прав, более не представлялось возможным. Хуа Чэн не собирался давать врагам Сяньлэ повода думать, что в государстве что-то не так, и искать способы выставить неудовлетворительное послевоенное состояние страны на обозрение всему миру. Так, будущий монарх продолжал упорно работать…

***

      В один прекрасный день Первосвященник вернулся с вечерней службы раньше обычного. Он чувствовал, что очень устал, хотя бывало, он возвращался во дворец за полночь и чувствовал себя намного бодрее.       Решив вздремнуть перед ужином, Се Лянь улёгся в постель, но сна не было ни в одном глазу. Мужчина ворочался в попытке найти наиболее удобное положение, однако, как он ни устраивался, ему всё не нравилось.       С тяжелым вздохом омега сел, скомкал одеяло и уложил его себе за спину, к изголовью кровати. Откинувшись на сие мягкое сооружение, Се Лянь взял с прикроватной тумбочки потрёпанный томик и принялся читать. Это был его любимый философско-приключенческий роман, который Первосвященник перечитал уже раз десять, но каждое погружение в сюжет открывало молодому человеку нечто новое.       Этот раз не стал исключением. Перелистнув несколько страниц книги, Се Лянь заприметил на пожелтевших полях надписи, наспех сделанные чьей-то легкой рукой. На губах омеги заиграла лёгкая улыбка — он бы узнал этот корявый почерк из тысячи. Это был единственный почерк, который молодому Первосвященнику в свое время не удалось исправить.       «Какое кощунство, — подумал Се Лянь, продолжая улыбаться и всматриваться в надписи. — Но, насколько мне известно, Сань Лан не особо любит этот жанр литературы… Почему же он так старательно решил разобраться в деталях?..»       Первосвященник с интересом вертел в руках книгу, следуя наклону почерка принца. Судя по довольно справедливым заметкам относительно сюжета произведения, Хуа Чэн прочитал его где-то в возрасте пятнаднадцати лет.       «Он никогда не говорил мне, что читал это, надо будет спросить его на досуге», — с этими мыслями Се Лянь отложил книгу. Сосредоточиться на чтении он так и не смог — карусель мыслей увлекла его за собой.       В последнее время принц и Первосвященник все реже имели возможность насладиться компанией друг друга. Обычно они встречались за завтраком, так как оба начинали свой день очень рано. За столом они обменивались парой фраз, некоторыми новостями и расходились каждый по своим делам на весь день. Иногда у них получалось прогуляться вечером в саду, но за последние полторы недели с момента окончания гона Хуа Чэна они провели вместе от силы три-четыре вечера. Это не могло не волновать.       Омега тяжко вздохнул — он очень скучал по Сань Лану, который работал ночи напролет и возвращался в свои покои только к рассвету, чтобы успеть отдохнуть пару часов перед наступлением нового дня. Се Ляню не хотелось волновать альфу своими прихотями, поэтому приходилось мириться с тем, что они продолжали жить в разных покоях.       Мужчина прекрасно понимал, что им с принцем было важно избежать возникновения слухов, которые бы непременно появились, узнай об их связи кто-либо из придворных. Всё-таки, согласно дворцовому этикету, не состоящие в официальном браке пары должны были жить отдельно или хотя бы создавать видимость того, что их поведение наедине друг с другом абсолютно благопристойно.       На деле почти никто не придерживался этих правил, но Первосвященник и наследный принц были слишком важными фигурами и привлекали к себе много внимания. Скрывать свои отношения от большинства в их положении было во стократ сложнее, чем в любой другой паре.       Пусть умом Се Лянь всё это понимал и даже был в целом согласен, каждый вечер он мечтал о том, чтобы Сань Лан оказался рядом. Засыпать в его тёплых объятиях было так спокойно и безопасно…       «Хорошо, что до свадьбы осталось не так уж и долго», — успокаивал себя омега.       Он резко погрустнел — ему вдруг показалось, что они с Сань Ланом не виделись сто лет, хотя на самом деле ещё этим утром они беззаботно болтали за завтраком.       Как бы ему ни хотелось, но пойти к Хуа Чэну прямо сейчас Се Лянь не мог — в это время принц ещё занимался государственными делами.       «Не стоит ему мешать», — решил омега, но резкая необходимость ощутить присутствие Сань Лана рядом с собой не давала ему покоя, и Се Лянь не придумал ничего лучше, как, напустив на себя деловой вид, направиться в личные покои принца.       Сказав страже, что ему необходимо дождаться Его Высочества и лично обсудить с ним одно важное дело, Первосвященник с лёгкостью оказался внутри. В покоях царил беспорядок: на письменном столе лежал ворох бумаг, на стульях валялись раскрытые книги и донесения, кое-где была невпопад оставлена одежда. Огарки свечей были выставлены в ряд на широком подоконнике.       Се Лянь не смог сдержать улыбки. Он хотел было немного прибраться на письменном столе, но передумал — вдруг Сань Лан разложил эти груды бумаг нужным ему образом. Тогда омега принялся обходить покои, подбирая одежду, оставленную на диване, стульях и кровати.       Расправив на весу один из любимых камзолов Хуа Чэна, Се Лянь невольно замер. В ноздри ударил столь любимый им мускусный запах альфы. В последнее время он по какой-то причине сдерживал его даже в те редкие моменты, когда они с Се Лянем оказывались наедине.       Прежде, чем омега осознал, что делает, он накинул алый камзол себе на плечи. Ему ужасно захотелось, чтобы запах альфы окутал его целиком, прямо как… в моменты их близости.       Щёк мужчины коснулся лёгкий румянец, и он задумчиво уставился в пространство перед собой.       «А когда у нас с Сань Ланом в последний раз был…?».       Гон принца закончился почти полторы недели назад. С тех пор молодым людям почти не удавалось побыть наедине — то присутствие Хуа Чэна требовалось для встречи с иностранными делегациями, то сам Первосвященник надолго выезжал в город.       Только спустя неделю после гона влюбленные смогли-таки улучить момент, когда ни один из них не был нужен где-то ещё. Тогда их взаимные ласки ограничились лишь нежными поцелуями и поглаживаниями, о чём Се Лянь ничуть не жалел, потому что после проведенного с принцем гона его желание несколько поутихло. Теперь же он чувствовал, что полностью отошёл от тех нескольких дней, прожитых в полусознательном состоянии…       «Нам нужно обязательно больше времени проводить вместе, — решил Первосвященник. — Иначе оба утонем в делах, которых никогда не становится меньше…».       Нехотя Се Лянь снял с себя алый камзол и повесил его в шкаф. Он знал, что всем этим могла заняться прислуга, но ему так хотелось сделать для Сань Лана хоть что-нибудь, пусть даже столь незначительное.       Вернувшись к письменному столу, омега присел на корточки и принялся подбирать с пола скомканные листы пергамента — они-то уж явно не представляли собой ничего ценного.       Потянувшись за листком, лежавшим далеко под столом, Се Лянь взглядом скользнул по содержимому внутренней части рабочего стола принца и невзначай заметил небольшую раскрытую книгу, перевёрнутую страницами вниз.       Первосвященник мягко улыбнулся — Сань Лан с детства любил читать, и раньше они вдвоем могли часами сидеть под яблоней в королевском саду, погрузившись в какой-нибудь особо интересный приключенческий роман. Не удержавшись, омега протянул руку и перевернул книгу написанным вверх.       Стоило Се Ляню разглядеть её содержимое, как его глаза округлились сами собой. Собранный им пергамент упал на пол. В руках омега держал некое «пособие», изображавшее самые разнообразные позы для любовных утех.       Первосвященник почувствовал, как к его лицу прилила кровь. Он воровато огляделся, хотя прекрасно знал, что в покоях, кроме него, никого не было.       Быстрым движением Се Лянь вернул книгу на место, постаравшись положить ее так, как она лежала до этого. Встав на колени, омега принялся заново подбирать разлетевшийся в разные стороны пергамент, но мысли его были целиком сосредоточены на только что увиденном.       «Значит, Сань Лан читает подобные книги… Тогда понятно, откуда у него такие познания…» — Се Лянь замер, сбившись с мысли.       Не то, чтобы он не знал о существовании такого рода литературы, но ему никогда прежде не доводилось держать ее в руках, ведь едва ли монастырское воспитание позволяло подобное.       Посомневавшись несколько мгновений, омега поднялся, положил собранный с пола пергамент на письменный стол и медленно опустился на стул. Слегка дрогнувшей рукой мужчина нащупал книгу и снова вытащил её на свет.       Очертания двух сплетенных воедино тел завораживали. Се Лянь почувствовал, как внутри у него что-то затрепетало, а взгляд блуждал между изображениями всё медленнее, чаще задерживаясь на каких-то особенно необычных позах. Некоторые омега даже узнавал, и это заставляло сердце пропускать удары.       Каждая новая страница книги была интереснее предыдущей. Оказалось, там был ещё и текст. Только омега немного успокоился и решился прочесть написанное, как стражники за дверями звонко ударили копьями о каменный пол. Сердце Первосвященника дрогнуло и провалилось в пятки — так караул всегда приветствовал принца.       Вскочив, Се Лянь принялся листать книгу в попытке найти страницу, на которой она была изначально открыта. Но из-за суеты изображения расплывались перед глазами, а страницы, как назло, не хотели нормально переворачиваться. В момент, когда скрипнула входная дверь, Се Лянь не нашел ничего лучше, как сунуть небольшую книжицу в глубокий карман своего одеяния.       Он еле успел — в следующую секунду в дверях показался силуэт принца. Первосвященник сделал вид, что был крайне удивлен видеть Хуа Чэна. — Сань Лан, ты уже освободился? — стараясь унять сильное сердцебиение, поинтересовался Се Лянь, выходя из-за письменного стола навстречу альфе.       Хуа Чэн слегка приподнял брови, но уголки его губ дрогнули — он мягко улыбнулся при виде Первосвященника. — Я ненадолго. Почему ты здесь? Не подумай, я очень рад тебя видеть, просто обычно ты ещё в городе в такое время. — А, извини, что без приглашения. Сегодняшнюю вечернюю службу будет вести Му Цин. Мне очень захотелось поскорее тебя увидеть, вот я и решил подождать, пока ты вернешься, ха-ха.       Последний смешок вышел явно не очень естественным, но омега не подал и виду, что его это волновало. Вопросительно изогнув правую бровь, Хуа Чэн подошел к письменному столу и положил на него несколько свитков, которые принес с собой: — Тебе не нужно приглашение, чтобы прийти ко мне, гэгэ. Ты знаешь, — освободив руки, принц подошел к Се Ляню и обнял его за талию, притягивая ближе к себе. — Угу. Спасибо, — пробормотал Первосвященник, неожиданно напрягшись.       Это не укрылось от внимательных глаз альфы: — Всё в порядке? — Да, всё прекрасно, — уклончиво ответил Се Лянь и слегка вздрогнул, когда Хуа Чэн крепче прижал его к себе и склонился к его шее, чтобы оставить на белоснежной коже несколько лёгких поцелуев.       Омега тут же покрылся мурашками. Похоже, ранее увиденное в книге не на шутку разгорячило его, а нежность альфы только усугубляла положение.       Удостоверившись, что скрыл свой запах, Се Лянь немного расслабился. — Я так соскучился по тебе, гэгэ. Вроде, живем под одной крышей, а ощущение, будто мы всё ещё в разлуке, — голос принца звучал очень печально. — Иногда хочется бросить всё и уехать с тобой куда-нибудь далеко-далеко, чтобы никто не побеспокоил нас.       Се Лянь, прижимавшийся щекой к плечу Хуа Чэна, поднял на него сочувственный взгляд: — На нас с тобой лежит слишком много ответственности…       Хуа Чэн шумно выдохнул. — Но я правда разделяю твои чувства, — добавил омега. Он услышал, что альфа усмехнулся в ответ. — Когда-нибудь я все равно так сделаю, — проговорил он. — О чем ты? — Я увезу тебя куда-нибудь подальше отсюда.       Се Лянь непонимающе моргнул. — На время, разумеется, — тут же пояснил принц. — Чтобы никто не смел отвлекать меня от тебя. Хотя бы ненадолго.       Омега мягко улыбнулся и снова прижался щекой к плечу Сань Лана. — Было бы хорошо, — мечтательно протянул он. — Может, мы отправимся куда-нибудь в свадебное путешествие? — с энтузиазмом предложил Хуа Чэн. — Что ты об этом думаешь? — Я думаю, что слишком рано. Мы совсем недавно вернулись в столицу, у нас много дел. Это будет безответственно с нашей стороны, — возразил Первосвященник. — Я понял тебя. Гэгэ, как всегда, прав, — в тоне принца послышалась шутливая обида, и он слегка прикусил омегу за мочку уха. Очертив кончиком носа линию нижней челюсти Се Ляня, альфа провел по ней языком.       Се Лянь невольно издал негромкий сдавленный стон. Несколько отпустившее его возбуждение вернулось с новой силой, и омега, к собственному стыду, почувствовал растущее напряжение в паху. Хуа Чэн удивлённо приподнял брови, в его единственном глазу сверкнул задорный огонёк. — Гэгэ, ты в порядке? — поинтересовался он и шутливо приложил тыльную сторону ладони ко лбу Се Ляня. — Ты покраснел, и у тебя тёплый лоб. — Ерунда, просто здесь душно, — с этими словами омега с лёгкостью вывернулся из объятий альфы, подошел к окну и распахнул его настежь.       В помещение ворвался прохладный поток воздуха, и сразу запахло поздней осенью — сыростью земли и пожухлой травой. Се Лянь очень не хотел, чтобы Сань Лан заметил его возбуждение и узнал про книгу, спрятанную в кармане его робы.       «Что он подумает обо мне, если узнает?.. Нужно срочно что-то предпринять». — Сань Лан, я тут вспомнил, что у меня есть одно незаконченное дело. Нужно разобраться с ним до завтра, это не займет много времени. Мы увидимся за ужином?       Хуа Чэн, не отрывая взгляда от Первосвященника, недовольно сложил руки на груди: — Увидимся, конечно, но я уже было понадеялся, что мы сможем провести время вместе и до ужина. Я скучал по тебе весь день и был так рад, что ты пришел. Но гэгэ даже не поцеловал своего мужа. Неужели ты не скучал по мне так же сильно?       Се Лянь так и выпал на слове «муж», чувствуя, как быстро его лицо снова становилось пунцовым. — Ну что ты такое говоришь, — смущенно пробормотал омега, подходя к принцу. — Я очень хотел поскорее с тобой увидеться…       С этими словами Се Лянь привстал на цыпочки и чмокнул альфу в щёку. На лице последнего отразилось неподдельное разочарование: — Мы не виделись целый день, и это всё, чего я заслуживаю в глазах гэгэ?       Се Лянь опешил. — Иди сюда, — приподняв указательным пальцем лицо омеги за подбородок, принц прильнул к его губам, утягивая в томный поцелуй.       Первосвященник невольно сжал локти принца ладонями — в его голове вдруг замелькали картинки из книги, и сердце пустилось вскачь. В следующую секунду рука Хуа Чэна оказалась на поясе белого одеяния Се Ляня. — Похоже, гэгэ не обманул меня, сказав, что соскучился. Ты так легко возбудился, — услышал омега бархатистый баритон прямо над своим ухом. По его спине пробежал целый тайфун мурашек.       Се Лянь почувствовал, как быстрые пальцы альфы принялись развязывать его пояс.       «Одежда спадет, и он увидит книгу», — промелькнуло в сознании Первосвященника. — Сань Лан! — омега предупреждающе положил ладонь на грудь принца. — Сначала важное дело. Скоро увидимся.       Прежде, чем Хуа Чэн успел среагировать, Се Лянь со скоростью молнии оказался за дверьми покоев. Принц удивленно уставился в пустоту перед собой. Он же видел, что омега довольно однозначно реагировал на его ласки.       «Неужели я поторопился, и он пока ещё не готов?.. — озадаченно подумал Хуа Чэн, подходя к письменному столу и опускаясь на стул. — Что же я такого сотворил с ним во время гона?..»       Тут взгляд альфы случайно упал на пустое место, где ранее он оставил книгу, которую читал вчера. Хуа Чэн вдруг вспомнил, что, когда он вернулся в покои, Се Лянь вышел ему навстречу из-за стола.       Губы принца растянулись в хитрой ухмылке, а от сердца сразу же отлегло.