Грешная страсть, или сын Первосвященника

      Только Се Лянь переступил порог окутанных сумраком покоев наследного принца, дверь за ним с шумом захлопнулась, и он оказался с силой прижат к ней спиной. Хуа Чэн сжимал плечи Первосвященника, борясь с искушением наброситься на него прямо на месте. — Гэгэ, зачем же ты пришел?.. — прохрипел принц. — Это может быть опасно для тебя…       Его голова была низко опущена, а со лба свисали темные пряди волос, из-за которых Се Лянь не мог разглядеть выражение лица возлюбленного. — Неправда… С тобой мне безопаснее всего, — попытался улыбнуться омега.       Резкая боль, одолевшая его ранее, стремительно отступала. Теперь Первосвященник мог дышать полной грудью. И чем чаще он вдыхал, тем больше кружилась его голова — воздух был пропитан феромонами альфы, из-за чего инстинкты омеги обострялись и Се Лянь чувствовал, как его тело начинало активно реагировать, посылая по нервным окончаниям разные импульсы. — Ты не понимаешь… — помотал головой Хуа Чэн. — Я не знаю, смогу ли сдержаться… Я так боюсь причинить тебе боль… — О чем ты, Сань Лан? — Се Лянь протянул руку к лицу альфы, но тот резко отшатнулся от прикосновения и отступил на пару шагов назад. — Я не могу это контролировать… — Что именно? — Желание, злость, агрессию… Гэгэ, я ужасно зол…       Се Лянь озадаченно нахмурился: — На кого ты злишься, Сань Лан? На меня? — Нет! — громко воскликнул альфа и тут же устыдился своего возгласа. — Я не знаю… Я боюсь, что ты уйдешь… или он заберет тебя. Я не вынесу этого…       Сердце Первосвященника болезненно сжалось — он прекрасно понимал, что имел в виду Хуа Чэн. — Сань Лан, я даже не думал уезжать в Уюн. Мое место здесь, рядом с тобой, — омега медленно сделал шаг вперед. — Я остаюсь, кто бы что ни говорил.       Слова Первосвященника возымели своё действие — выражение лица альфы тут же смягчилось, он поднял взгляд на омегу. — Ты видел, я не смогу уйти, даже если ты будешь настаивать, — добавил Се Лянь, вплотную подходя к Хуа Чэну и обхватывая его локти несмотря на неприятные ощущения в правой ладони, которую он ранее по неосторожности сильно ушиб о дверь.       Хуа Чэн умоляюще смотрел Первосвященнику в глаза, но тот был непреклонен. Альфа обреченно вздохнул: — Я лишь надеюсь, что ты не пожалеешь об этом решении…       Не успел Се Лянь ничего возразить, как принц обвил рукой его талию и прижал к себе. Его сердце отчаянно билось, а от тела исходил жар, который можно было почувствовать, даже не прикасаясь. Омега полностью отпустил свой запах, позволив феромонам окутать принца. И пусть его запах был не таким ярко выраженным, как у других омег, Хуа Чэн не мог не отреагировать на этот приятный сладковатый аромат. Приподняв подбородок Се Ляня свободной рукой, он с упоением припал к его губам, да так настойчиво, что последний от неожиданности шумно выдохнул поток теплого воздуха через нос.       Правая рука альфы, несколькими секундами ранее покоившаяся на талии омеги, стала поглаживать его спину, постепенно опускаясь все ниже и ниже, пока не оказалась на ягодице. С чувством сжав упругую плоть, Хуа Чэн углубил поцелуй, еще сильнее вдавливая Се Ляня в дверь своих покоев. От переизбытка ощущений омега чуть не задохнулся и томно простонал прямо в поцелуй, пошире разомкнув губы. Комната наполнилась влажными причмокивающими звуками.       С каждой секундой принц становился все нетерпеливее — его язык властно хозяйничал во рту Се Ляня. Омега не понимал, как он успевал отвечать на этот беспорядочный поцелуй, и успевал ли вообще, но, судя по запаху альфы, тот был доволен.       Вскоре вторая ладонь Хуа Чэна оказалась там же, где и первая, и он принялся чувственно массировать ягодицы Се Ляня, то с силой сжимая их, то ослабляя свой натиск. Первосвященник стремительно терял ощущение пространства и связь с миром, что был за пределами просторной комнаты, в которой они находились. Перед его глазами все поплыло, а по телу волнами распространялось всепоглощающее тепло, постепенно концентрировавшееся в низу живота. Сокровенное местечко в ложбинке между ягодиц омеги стало ощутимо влажным.       Не отдавая себе отчета в своих действиях, Се Лянь переместил ладони на грудь принца и прижался к ней лбом, слегка прогнувшись в пояснице, — так он надеялся сделать ощущения от прикосновений возлюбленного еще более яркими.       Но, как на зло, в этот самый момент руки Хуа Чэна замерли. Омега распахнул полуприкрытые глаза и разочарованно уставился на альфу — тот, хитро прищурившись, сморел на него сверху вниз.       Повисла тишина. Двое молодых людей стояли, не двигаясь. Первым не выдержал Се Лянь и, сердито нахмурив брови, надавил руками на грудь принцу — мол, давай, продолжай, чего стоишь. Однако альфа никак не отреагировал, по-прежнему игриво глядя на омегу.       Не понимая, в чем дело, Се Лянь издал негромкое, но довольно грозное рычание — чисто инстинктивно. Он начинал по-настоящему злиться: принц разгорячил его, а теперь…       Темные брови Хуа Чэна взлетели вверх, то ли от восторга, то ли от удивления — где это видано, чтобы омега рычал на своего альфу, особенно когда у последнего гон.       Склонившись поближе к Се Ляню, принц успокаивающе потерся носом о его висок, заставляя омегу расслабиться. Но стоило только Первосвященнику перестать хмуриться, как он вздрогнул, почувствовав зубы альфы на своей шее прямо в том местечке, где под нежной кожей скрывалась запаховая гланда. Так Хуа Чэн предупреждал — сегодня ведет только он.       В запахе омеги отразилось раздражение — он недовольно фыркнул. Альфа понял его послание: если собрался вести, так веди, как полагается. На мгновение Се Лянь замер, задумавшись, не переборщил ли он, но спустя секунду над его головой раздался низкий горловой смех, больше походивший на какое-то грудное клокотание — Хуа Чэн был полностью под властью инстинктов.       Скользнув рукой под длинную шелковую ткань верхних церемониальных одежд Первосвященника, принц принялся развязывать расшитый серебром пояс. Это оказалось не так-то просто, и вскоре Хуа Чэн потерял всякое терпение. Благо, Се Лянь предугадал намерение альфы разорвать его последнюю приличную одежду, оставшуюся со времен его жизни в монастыре. — Сань Лан! — воскликнул Первосвященник, приходя в себя. — Не надо, позволь я сам!       Недовольно всхрапнув, альфа убрал руку из-под верхней робы Се Ляня, но не отошел от него ни на миллиметр. Чтобы скоротать мучительное ожидание, он принялся ласково покусывать правое ухо омеги и щекотать его шею кончиком носа. — Сань Ла-а-н, — давясь смехом, протянул Первосвященник, тщетно пытавшийся высвободиться из своих многослойных одежд. Он старался не расхохотаться, потому что ситуация стремительно выходила из-под его контроля: омега был в настолько смешанных чувствах, что уже не понимал, в каком состоянии находился — крайнего возбуждения или же смущения.       Хуа Чэн по-прежнему продолжал с силой прижимать его к стене, из-за чего справиться с невообразимым количеством завязок и поясов на одежде Первосвященнику не представлялось возможным. Опустив руки, он обреченно вздохнул и в очередной раз попытался отодвинуть Сань Лана от себя. Тот принялся активно сопротивляться, и, конечно же, омега не преуспел. — Сань Лан, так ничего не получится… — А что именно гэгэ хочет, чтобы у нас получилось?.. — с поистине лисьей ухмылкой промурлыкал Хуа Чэн прямо в ухо Первосвященнику.       Се Лянь поежился — по его телу пробежал целый тайфун мурашек. Ему отчаянно захотелось поцеловать альфу, и как можно глубже, но сначала нужно было как-то выпутаться из одежды, чему внезапно сменившееся настроение принца никак не способствовало. — Сань Лан, — стараясь звучать более строго, проговорил Се Лянь, поднимая взгляд. — Мне казалось, несколько минут назад ты буквально изнемогал от нетерпения, а сейчас…       При этом Первосвященник не оставлял попытки немного отпихнуть альфу и отойти от стены. Он искренне не понимал, что на принца нашло. Но стоило Се Ляню начать активнее вырываться из крепких объятий Хуа Чэна, как тот резко переменился в лице — в его взгляде отразился гнев и ужас почти одновременно, и он громко зарычал, да так грозно, что у Се Ляня волоски на руках встали дыбом.       Омега совершенно растерялся, но вместо того, чтобы замереть и разобраться в том, что происходило, он начал еще более старательно выворачиваться из цепких рук альфы. Тут-то он и ошибся. Рык Хуа Чэна стал еще громче, а его руки мертвой хваткой вцепились в бедра омеги.       Резко развернув его лицом к двери, принц принялся самостоятельно освобождать Се Ляня от одежды. Уперев ладони по обе стороны от своей головы, омега стоял, не шевелясь и стараясь унять сбившееся от волнения дыхание.       «Видимо, мои попытки вырваться, напомнили ему о том, как я сбежал в прошлый раз, — догадался Первосвященник, но было уже поздно. — Он же сразу сказал мне: он боится, что я снова оставлю его. О чем я только думал?..»       Чувство вины больно кольнуло в сердце. В запахе омеги отразилось сожаление. Стоило принцу заметить изменившееся состояние возлюбленного, его движения стали менее резкими.       Вскоре куча белой разорванной ткани упала к ногами Се Ляня, и он остался стоять в одних нижних штанах. Обхватив омегу руками поперек голого торса, Хуа Чэн прижал его спиной к себе и… укусил за плечо.       Се Лянь вздрогнул — не от боли, от неожиданности, но остался стоять лицом к двери, послушно ожидая, что будет дальше. Альфа протянул руку к его левой щеке и заставил посмотреть на него. Спустя мгновение их губы снова слились в томном поцелуе.       Будто в качестве поощрения за податливость, принц мягко провел подушечками пальцев по бокам Се Ляня, спускаясь вниз. Кожа омеги покрылась мурашками: это было так приятно, что он даже приглушенно заурчал, где-то на задворках своего сознания дивясь этой реакции. Однако все происходящее казалось до невероятного простым и естественным. Инстинкты подсказывали довериться альфе и отпустить контроль.       Широкая ладонь легла на поясницу Се Ляня и вернула его из потока мыслей к ощущениям. Слегка надавив, Хуа Чэн побуждал омегу немного наклониться вперед. Сделав шаг назад от двери, Се Лянь послушался. Тогда вторая рука принца скользнула к низу живота омеги и устроилась там, распаляя и без того жаркое ощущение возбуждения в самом низу. В этот момент резинка штанов Се Ляня поползла вниз, высвобождая его напряженное естество. Воздух вокруг влюбленных стал еще слаще.       Альфа прижался бедрами к омеге. В таком положении Се Лянь отчетливо ощущал его возбуждение. Только теперь он с опозданием осознал, что было на уме у принца. Лицо омеги пуще прежнего залила краска: — Сань Лан, ты же не собираешься прямо здесь?..       Ответом ему был короткий строгий рык, и Се Лянь почувствовал горячие губы Сань Лана на своем загривке, там, где остались красноватые следы метки. В этот момент большой палец Хуа Чэна слегка надавил на влажное колечко мышц — Се Лянь весь сжался от неожиданности. Ему вдруг стало как-то не по себе: памятуя об их прошлом разе, омега жаждал ласки и нежности, которую изнывающий от нетерпения альфа едва ли мог ему предоставить.       Но, к искреннему удивлению Се Ляня, Хуа Чэн вдруг начал покрывать его плечи, шею и спину чувственными поцелуями, поглаживая одной рукой его бока и талию. Это было одновременно приятно и щекотно — на губах омеги тут же расцвела нежная полуулыбка, и он, прикрыв глаза, отдался происходящему. Едва ли Се Лянь догадывался о том, что местами, когда принц от нетерпения прикусывал его кожу, оставались красные отметины, со временем расцветавшие будто ярко-алые бутоны и становившиеся довольно заметными.       Вскоре большой палец принца уже беспрепятственно мог входить внутрь Се Ляня. Омега даже прикусил нижнюю губу от удовольствия. Его сердце бешено стучало в груди от волнения и предвкушения. Он был ужасно благодарен Сань Лану за то, что тот все еще держался.       И в самом деле, Хуа Чэн отчаянно цеплялся за проблески сознания, когда инстинкт почти полностью нарушил его способность здраво мыслить. Альфа помнил, что с их прошлого раза прошло больше месяца и, если он не растянет омегу как следует, наверняка причинит тому боль. Этого принц бы не пережил. Но стоило ему случайно опустить взгляд на Се Ляня, столь изящно прогнувшегося перед ним и глубоко дышащего от возбуждения, как самоконтроль Хуа Чэна затрещал по швам.       Осознавая опасность ситуации, альфа пошел на крайние меры — он выделил в воздух большее количество феромонов, чем ранее, и вошел в омегу. Тело Се Ляня незамедлительно среагировало на запах Сань Лана — мышцы резко расслабились, да так, что мужчина еле устоял на ногах, а перед глазами все поплыло. Хуа Чэн сразу взял очень быстрый темп, за которым омега никак не поспевал.       Судорожно хватая ртом воздух, Се Лянь попытался найти опору, чтобы его не мотало так сильно в разные стороны при каждом толчке. Благо, принц крепко держал его, не давая упасть.       Получше уперев ладони в девевянную дверь покоев, к которой его по-прежнему прижимали, омега с удивлением заметил, что не чувствует боли от столь резкого проникновения — в момент, когда принц вошел, омега инстинктивно выделил достаточное количество смазки. То была реакция на феромоны альфы. Се Лянь чувствовал лишь натяжение, заставлявшее его целиком сосредоточиться на ощущении заполненности изнутри. Это было столь опьяняющее чувство…       Но только омега начал ловить темп принца и получать удовольствие, как Хуа Чэн со сдавленным рыком излился, пачкая ягодицы и бедра Се Ляня. Омега недоуменно заморгал и хотел было обернуться, чтобы посмотреть на принца, но тот, как бы извиняясь, нагнулся к нему и принялся беспорядочно целовать его плечи.       «Похоже, ему пришлось куда более тяжко, чем я предполагал…» — с трудом подумал Се Лянь.       Мысли лениво плавали у него в голове, не желая складываться в нечто вразумительное. Первосвященник медленно выпрямился, ощущая дрожь в ногах. То, что Хуа Чэн сильно сдерживался в их «первый раз», стало для него очевидным.       Альфа ласково притянул Се Ляня в объятия и принялся что-то виновато мурлыкать, но омега, пусть и не сердился, твердо вознамерился заполучить своё. Приподнявшись на цыпочки, Се Лянь притянул к себе лицо Хуа Чэна и впился в его горячие губы. Этот жест вновь воспламенил было поутихший голод альфы, и мужчина, обхватив омегу, поднял его на руки и понес к кровати.        Впоследствии Се Лянь припоминал, что Хуа Чэн не давал ему продыху следующие пару-тройку дней, но что именно происходило, омега едва ли мог сказать. Он помнил, как несколько раз альфа доводил его до такого исступления, что он едва ли был способен вспомнить собственное имя.       На второй день гона Се Лянь своим поведением вновь разозлил альфу, из-за чего Хуа Чэн не отпускал его от себя весь оставшийся день. Первосвященник смутно помнил, как это случилось: ему пришло в голову создать на кровати нечто наподобие гнезда (о чем он ранее никогда не помышлял). Се Лянь принялся выкладывать вокруг себя и принца одеяла, подушки, перину, и своими действиями разбудил Сань Лана. А когда альфа не спал, его единственным желанием было предаваться любви со своим омегой. Естественно, Се Ляня оторвали от его занятия в самый ответственный момент, когда он еще не был удовлетворен своей работой.       В силу своей упертости и того, что был почти целиком во власти инстинктов, чего ранее не случалось в такой степени, Се Лянь был недоволен и принялся отпираться от Хуа Чэна. Он не отказывал ему, просто хотел, чтобы альфа дал закончить начатое. Но стоило только омеге начать отходить от принца, как у последнего сносило крышу и он пытался всеми правдами и неправдами завладеть вниманием Се Ляня. Иногда альфа просто обнимал омегу и не выпускал из объятий, пока тот окончательно не поддастся на его ласку.       Впоследствии Се Лянь пришел к выводу, что подобное поведение Хуа Чэна было спровоцировано воспоминаниями о том, как во время его прошлого гона омега вырвался из его рук и сбежал. Видимо, то происшествие оставило в подсознании альфы гораздо более глубокий шрам, чем он сам предполагал.       «А может, именно об этом он пытался меня предупредить», — виновато думал Се Лянь в попытках вспомнить, как прошли последние три дня его жизни.

***

      Хуа Чэн пришел в себя ровно на рассвете четвёртого дня. Только в узенькую щёлку плотно занавешенных окон пробился лучик солнечного света, принц открыл глаза и уставился в полог своей кровати из красного атласа.       Мужчина чувствовал себя на удивление бодро, но при этом как-то странно. Ему не сразу удалось вспомнить, чем он занимался последние несколько дней. Постепенно его сознание начало возвращаться на круги своя, и Хуа Чэн вспомнил, что ждал прибытия Се Ляня, потом произошла весьма неприятная стычка с Верховным Епископом из Уюна, а затем… Далее все было как в тумане. Он лишь помнил, что испытывал целый водоворот эмоций и острых ощущений. Такое могло быть только в период гона.       Альфа хотел было встать с кровати и отправить слуг узнать, не прибыл ли Первосвященник, но, стоило принцу пошевелиться, как он учуял нежный цветочный аромат, которым было пропитано буквально все вокруг.       Только теперь Хуа Чэн окончательно пробудился и увидел лежащего у себя под боком Се Ляня. Омега крепко спал, укутавшись в мягкое одеяло. Его дыхание было размеренным и глубоким. От этой картины в груди альфы разлилось приятное тепло, он замер и какое-то время завороженно наблюдал сон возлюбленного.       Однако, присмотревшись повнимательнее, принц заметил, что на выступавших из-под одеяла плечах омеги не было живого места — кожа была сплошь покрыта алыми отметинами. Хуа Чэн скользнул взглядом вверх, к шее Се Ляня и ужаснулся — там было то же самое, а местами даже виднелись следы зубов.       Альфа озадаченно нахмурился, внутри у него всё похолодело от мысли, что он причинил омеге боль. Он вспомнил, что до того, как впал в беспамятство, Се Лянь настаивал на том, чтобы остаться.       «Теперь он наверняка пожалеет об этом», — горестно вздохнув, принц осторожно, чтобы не разбудить Се Ляня, опустился на подушку. Он решил дождаться пробуждения омеги. Однако Хуа Чэн не заметил, как, прислушиваясь к мерному дыханию Се Ляня, он вскоре и сам провалился в сон.       Второе пробуждение принца пришлось как раз к ужину. Встрепенувшись, молодой человек было подумал, что Се Лянь уже встал. Но нет, омега лежал на том же самом месте и спал, даже не сменив позы.       На этот раз Хуа Чэн почувствовал сильный голод. Он посмотрел в сторону двери своих покоев — там не было привычного мешка с едой, какой всегда приносил ему Хэ Сюань или кто-нибудь из слуг до начала гона. В этот раз принц удалился слишком внезапно, не успев толком предупредить брата о том, где проведет гон.       Аккуратно поднявшись с кровати, мужчина потянулся, разминая немного затекшие ото сна мышцы, и направился к было к дивану, на котором предположительно мог оставить свою одежду, однако то, что принц увидел, повергло его в шок.       На диване не то, что не было его одежды, там даже подушек не было. Мягкое покрывало из алого бархата отсутствовало, а сам диван криво стоял совсем не в том месте, где ему положено.       Тут Хуа Чэн наконец осмотрелся вокруг. В покоях царил такой беспорядок, какого комната не видывала со времен его подушечных боев и детской игры в солдатов с Хэ Сюанем. На полу в разных частях комнаты валялись подушки. Смятое диванное покрывало принц обнаружил на рабочем столе, с которого были сметены все бумаги и письменные принадлежности. Альфа мог только догадываться, что происходило на этом самом столе вместе со злосчастным диванным покрывалом.       Так и не найдя своей одежды, Хуа Чэн достал из шкафа новёхонький чистый халат, облачился в него и бесшумно вышел из комнаты. По пути принц столкнулся с парой слуг и велел им принести ужин и фрукты в его кабинет, а заодно позвать к нему Хэ Сюаня.       Отворив дверь рабочего кабинета, Хуа Чэн первым делом заприметил стопку свитков на письменном столе. Это было для него уже привычным делом. Вздохнув, альфа подошел к столу из дорогого красного дерева и взял первый попавшийся свиток. — Снова куча ошибок… Ну когда уже они научатся правильно делать подсчеты? — недовольно пробормотал себе под нос принц. — Да и кто указывает здесь долю церковной десятины*? Бестолочи…       Однако Хуа Чэн не был по-настоящему зол. На деле в его мыслях все еще стоял образ мирно спящего в его постели Се Ляня. Подумать только, сколько ночей принц провел в одиночестве в той самой кровати, мечтая о прекрасном омеге и даже не надеясь на то, что когда-нибудь эти мечты смогут стать явью. А теперь они были связаны, собирались пожениться, и Се Лянь впервые провел с ним гон. Альфа даже немного завидовал сам себе.       Улыбнувшись одними уголками губ, молодой человек отложил свиток с отчетом из казначейской палаты и развернул второй. Это было донесение о положении дел на границах. Хуа Чэн озадаченно нахмурил брови.       В этот момент в дверь кабинета постучали и на пороге появился молодой человек в черных одеждах. В руках он держал корзину для пикника. Завидев принца, мужчина склонился в приветствии. — Можешь подняться, — небрежно проговорил Хуа Чэн, бегло оглядывая незваного гостя с ног до головы. Кажется, он уже где-то видел этого человека ранее. — Ваше Высочество, прошу, ужин на двоих. Всё разогрето, как Вы и просили, — не осмеливаясь приблизиться к будущему монарху без разрешения, мужчина в черном снова склонился и вытянул руки с корзиной вперед.       Хуа Чэн удивленно приподнял левую бровь: — Где Хэ Сюань? Я посылал за ним. — Ваше Высочество, не извольте сердиться, Ваш брат отлучился еще вчера. Обещал вернуться к закату дня. Пока что я за него. — Твое имя? — Хуа Чэн подошел к слуге и, взяв корзину из его рук, приподнял крышку. — Инь Юй, Ваше Высочество.       Удостоверившись, что все было сделано, как он приказывал, принц поставил корзину на письменный стол и снова взглянул на мужчину в черном. — Ты принес мне всё это? — кивком головы Хуа Чэн указал на груду свитков на своем столе. — Все верно, Ваше Высочество. — Когда прибыл гонец из приграничных регионов? — Вчера вечером, господин. Их было несколько, прибыли с сопроводительным конвоем. — Ясно, — как будто с безразличием ответил принц, а про себя подумал: — Видимо, там всё серьезно. — Хэ Сюань передал, куда он уехал? — как ни в чем не бывало Хуа Чэн сложил пергамент с донесением и спрятал во внутренний карман своего халата. — Он отправился в резиденцию Его Величества Вашего отца, господин.       Хуа Чэн на мгновение замер и внимательно посмотрел на Инь Юя: — Что ж. Раз ты у нас сегодня за Хэ Сюаня, разберись-ка вот с этим, — махнув рукой на документы, сваленные на письменный стол, принц взял в руки корзину с едой и неспешно вышел из кабинета.       Он понятия не имел, откуда был этот Инь Юй и под чьим началом он состоял, но едва ли его происхождение волновало принца — он всецело доверял брату и знал, что тот может предоставить помощь лишь проверенных людей. К тому же остальные свитки едва ли являли собой нечто действительно стоящее внимания Хуа Чэна.