Грешная страсть, или сын Первосвященника

      Прошло три года. После принятия титула Первосвященника Се Лянь вернулся в монастырь и трудился на благо монастыря не покладая рук.       Он больше не занимал должности личного наставника Его Высочества. Однако в течение первого года после возвращения Се Ляня домой Хуа Чэн каждую неделю ездил к нему на уроки каллиграфии.       Юный принц утверждал, что никто не способен исправить его почерк кроме Се Ляня. Его Величество не был против, очень даже наоборот — это помогало ему поддерживать связь с семьей лучшего друга. Однако спустя примерно год выездных уроков Хуа Чэна стал сопровождать Цзюнь У.       Министр культуры предупредил короля, что «свободное и частое общение с представителем духовенства столь высокого чина» может вновь приблизить Церковь к власти, от чего «новое правительство» так старалось отойти. К тому же, как сказал Цзюнь У, каллиграфия — «это было вполне по его части», не зря же он занимал пост министра культуры более десяти лет.       Его Величество не нашелся, что возразить Цзюнь У на его замечание и позволил тому сопровождать принца во время поездок в монастырь, к огромной досаде как Хуа Чэна, так и Се Ляня.       Молодому Первосвященнику было крайне тяжело видеться и общаться с Цзюнь У, который стал его главным врагом. Если Се Лянь и мог сказать, что ненавидит кого-то (что было в крайней степени порицаемо среди духовенства), он бы с уверенностью назвал Цзюнь У.       Поэтому спустя какое-то время выездные уроки Его Высочества прекратились, во-первых, по просьбе Се Ляня, который не мог выносить общества министра культуры, а во-вторых, потому, что расписание Хуа Чэна становилось все плотнее. Так как принцу было почти пятнадцать лет, в его обучение теперь входили выездные практики в военных лагерях.       Когда Се Лянь узнал об этом, он стал очень беспокоиться за своего бывшего ученика. Более того, это означало, что их страна все-таки готовилась к войне. Эта мысль устрашала.       После принятия Се Лянем титула Первосвященника его перестали уведомлять о каких-либо политических планах и приглашать на заседания Круга министров, как это было во времена его отца. И, надо признать, молодой человек был даже рад этому — наконец-то он мог сосредоточиться на своей миссии — восстановлении монастыря и служении людям.       Монастырь постепенно принимал более оживленный вид: многие старые послушники возвращались, пасека была заменена на плантации, а свечное производство — на скотоводство.       Изменился и внешний облик монастыря — никаких прорех в ограде, постепенно реставрировались и храмы, количество прихожан увеличивалось, а вместе с этим и количество пожертвований.       Жена бывшего Первосвященника, пребывавшая в вечном горе после ухода супруга, наконец стала более радостной. Она видела старания сына и плоды его трудов. Она не сомневалась, что монастырь будет расти и процветать. Женщина очень гордилась сыном.       Все это привело к тому, что больная начала постепенно выздоравливать. В день, через три года после ухода отца, когда лекарь сказал, что свершилось чудо, Се Лянь плакал от радости — его матушка полностью оправилась от своего недуга.       Альфа стала выглядеть моложе и красивее, былой блеск вновь заиграл в ее глазах. Однако их выражение часто бывало печальным, когда она накрывала на стол и ставила полный набор приборов на пустовавшее место мужа, или когда она убиралась дома и держала его комнату в вечном порядке и готовности к возвращению хозяина, хотя все понимали, что этого никогда не произойдет.       В целом ситуация в монастыре наладилась, и Се Лянь почувствовал, как жизнь приобретает новые краски.       «У всего есть, как минимум, две стороны, — думал Се Лянь, работая на плантациях. — Я потерял отца и вряд ли когда-нибудь его увижу. Но взамен я стал Первосвященником и восстанавливаю монастырь, моя матушка теперь совершенно здорова. Отец знал, на что идет. Надеюсь, он узнает, что жизнь в монастыре возвращается на круги своя».       И всё бы хорошо, но был один момент, о котором Се Лянь предпочитал много не думать — он очень скучал по Сань Лану, своему бывшему ученику и близкому другу.       Иногда омега с меланхоличной улыбкой вспоминал вечера, когда они с принцем сидели на крыше и любовались городом, или тот «поцелуй». В такие моменты его щеки и кончики ушей становились ярко-красными, но омега всегда со смехом отгонял эти мысли прочь, считая их «детским дурачеством».       Он хотел бы увидеться с Сань Ланом, но не было возможности. В общей сложности молодые люди не виделись около полутора лет: либо Се Лянь был крайне занят, чтобы принять принца в монастыре, либо же Хуа Чэн пропадал на учениях в военном лагере. Иногда они обменивались письмами, но это не могло заменить живого общения.

***

      В один прекрасный день Се Лянь получил письмо с королевской печатью, которое ему лично доставил посыльный. Оказалось, что Се Ляня приглашают в Королевский дворец в качестве одного из экзаменаторов Его Высочества Наследного принца. — Точно, Его Высочеству в этом году исполняется шестнадцать! — оживилась матушка Се Ляня, когда сын поведал ей о содержании письма. — В нашей семье принято держать государственный экзамен в пятнадцать лет, а в Королевской — в шестнадцать, ровно в год совершеннолетия. Милый, ты уже подумал о подарке для Его Высочества?       Се Лянь честно признался, что нет. На четырнадцатилетие принца омега смог вручить ему подарок лично, когда тот прибыл на урок каллиграфии. На следующий год Се Лянь отправил подарок гонцом, а в этом году ему снова посчастливится увидеться с другом в день его рождения. — Это важная дата, — задумчиво проговорил Первосвященник, облокотившись на обеденный стол. — Нужно что-то особенное. — Разумеется, — матушка энергично закивала и бросила на сына хитрый взгляд.       Это не укрылось от его внимания: — Ты чего это? — А-Лянь, — матушка снисходительно улыбнулась и села за стол напротив сына. — Я думаю, что это должен быть особенный подарок, личного характера. — Что значит «личного»? Я все подарки дарил лично… — Я не это имела в виду.       Се Лянь удивленно моргнул. Посмотрев на сына пару секунд, альфа вздохнула. — Сейчас просто выслушай меня, не сердись. Твой отец всегда был недоволен, когда я говорила о подобном. Но! — женщина многозначительно подняла указательный палец вверх. — Из того, что я видела, когда Его Высочество посещал нас, могу с уверенностью заявить, что он… крайне заинтересован в тебе.       Се Лянь непонимающе нахмурил брови: — В каком смысле «заинтересован»? — Как альфа. — Матушка! — щеки омеги тут же стали пунцовыми против его воли.       Альфа с удовольствием отметила необычную реакцию сына. — Я лишь хотела сказать, что тебе нужен особый подарок. — А как это связано с этим «интересом»? — Значит, ты не отрицаешь? — женщина хитро прищурилась, около ее глаз собрались симпатичные морщинки. — Я не подтверждал этого. Это не так! — поправил себя Се Лянь. — Как скажешь, — альфа подняла ладони перед собой в знак поражения. — Главное — придумай хороший подарок. Более того, хорошо подготовься, а я придумаю тебе прическу. — Матушка, зачем столько суеты? — со вздохом спросил Первосвященник. — Это важно, не пытайся отнекиваться! Ты приглашен как экзаменатор на королевский экзамен! Такой чести не удостаивался даже твой отец! — сказав это, альфа замолчала.       Повисла тяжелая пауза. — Ты скучаешь по нему? — Се Лянь подошел к матери и обнял ее за плечи.       Женщина кивнула, утыкаясь сыну в плечо. Молодой человек тут же почувствовал на нем влагу — матушка плакала. — Ты помнишь, что отец просил меня передать тебе перед его уходом? — Помню, милый, — ответила альфа. — Это значит, ты можешь увидеться с ним. Только ты. Сделай это в этом году, обрадуй его, ведь ты уже здорова!       Альфа мягко отстранилась и улыбнулась сквозь слезы. — Я уже думала об этом. Двенадцатый лунный день скоро, я обязательно пойду, — сказала она и впервые за долгое время улыбнулась искренней радостной улыбкой, без тени печали. Эту улыбку Се Лянь любил больше всего на свете.       Поцеловав мать в лоб, Первосвященник вышел на улицу и отправился на плантации, одновременно раздумывая о том, какой подарок преподнести Сань Лану в день его совершеннолетия.